Асланов Л. Культура и власть

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ IV. АНГЛИЯ

Глава 20. XVI век

В конце XV — начале XVI вв. Англия вступила в период концентрации аграрного капитала и первоначального накопления промышленного, а позже и финансового капитала. Концентрация аграрного капитала выразилась в использовании пашни для пастбищ овец ради получения прибыли от производства шерсти и получила название позднего огораживания. Экономическая целесообразность разведения овец может быть продемонстрирована следующим сопоставлением: годовые доходы в пределах 3—39 ф. ст. имели 32% земледельческого населения Норфолка и Беркшира в 1522 г.; в том же году в овцеводческом районе Баберг такие же доходы имели 48% населения [19, 33, 85]. Рабочих рук в овцеводстве нужно было много меньше, чем в полеводстве (одно из условий высокой прибыли), и среди копигольдеров и лизгольдеров началась массовая безработица. Это, в свою очередь, поломало феодальные отношения в деревне и, создав армию наемного труда, вызвало многочисленные социальные и экономические перемены. В Англии в этот период насчитывалось около 4 млн человек, причем 80% населения жило в деревне.

Хотя титулованная знать (лорды), рыцари и эсквайры были господствующим сословием, стоявшим в социальной иерархии сразу за королем, наиболее массовым слоем общества, участвовавшим в первоначальном накоплении капитала, были сельские джентри и фригольдеры, использовавшие наемный труд для обогащения и рачительно тратившие свои богатства, в частности, для воспитания и образования своих детей.

Итак, в XIII  в. были захвачены и огорожены общинные пастбища, луга и т. д., в XV пашни стали выгоном для скота. Процесс первоначального накопления капитала требовал дальнейшего расширения земель для их эксплуатации; ими стали монастырские земли, а несколько позже земли церквей и часовен. Отношение общества к монахам было негативным из-за их праздности и распущенности. На это следует обратить особое внимание: отношение к труду и нормам нравственности стало оправданием секуляризации монастырских земель, а ее причиной — конкурентная борьба. Секуляризация монастырских земель началась в XVI в. и продолжилась в первой половине XVII в. Земли монастырей правительство продавало. Наконец, стали осушаться болота, осваиваться пустоши и неудобья.

Лишенные своих участков земли бывшие копигольдеры и лизгольдеры не находили работы. Толпы нищих заполнили Англию. С конца XV в. стали приниматься законы против бродяжничества. Все началось в 1495 г. с наказаний нищих и продолжилось в 1536 г. утверждением статута о казнях бродяг, обращением их в рабство, выжиганием клейма на груди. Однако впоследствии стало очевидным, что репрессии здесь не помогут, и с 70-х гг. стало вводиться налогообложение в пользу нищих. Для предотвращения скопления нищих в 1589 г. был принят статут, запрещавший жить в одном доме кому бы то ни было кроме одной семьи, а сельскохозяйственным рабочим разрешалось сдавать коттеджи с участком земли не менее, чем в четыре акра. Средства, полученные от налогов для нищих, расходовались на создание работных домов, сооружение коттеджей на пустошах (с 1597 г.). В 1593 г. был отменен статут против огораживаний, и пашня резко сократилась. С 1594 по 1593 г. из-за холодов и дождей не было урожаев, положение нищих стало ужасным. В 1596 г. только в графстве Сомерсет 40 нищих казнили, 35 — заклеймили, 37 — наказали плетьми.

Одновременно с законами о нищих в течение XVI в. неоднократно принимались статуты о рабочих. Закон принуждал к работе, запрещал уход с работы до конца срока найма. Без свидетельства об увольнении нельзя было покинуть место жительства и работы. Был установлен 12-часовой рабочий день, регламентированы условия ученичества, найма, увольнения рабочих, санкции против нарушителей законов, в том числе и против работодателей. Одновременно реальная зарплата понижалась: в 1564 г. рабочий обеспечивал семью продовольствием на год 40-недельным трудом, а в 1593 г. ему не хватало уже и года работы. Голод стал фактом. Законы о нищих и рабочие законы более трех веков (до 1814 г.) определяли деятельность большинства населения Англии (крестьян, ремесленников, рабочих и т. д.) [1, 125—143].

Напряженный квалифицированный труд при низкой его оплате неизбежно вел к низким издержкам производства и высокой конкурентоспособности английских товаров на мировом рынке. Английское купечество не теряло времени даром, расширяя рынки сбыта за пределами Англии и обеспечивая высокий спрос на промышленные товары внутри страны. При этом английские купцы демонстрировали чудеса корпоративизма и предприимчивости. В XVI в. возникли купеческие акционерные компании с объединенными капиталами. Каждый член компании имел свой пай, а совет директоров, избранный на общем собрании акционеров, организовывал экспедиции в заморские страны для освоения новых рынков, сопровождал туда посольства и/или вооруженные отряды. Первой акционерной компанией стала Московская компания (1554), возникновению которой способствовали необычные обстоятельства, а именно, кораблекрушение английских купцов, пытавшихся Северным морским путем пробиться к Китаю и Индии. Прибыли Московской компании достигали 300—400% от акционерного капитала. Таков смысл предпринимательства: прибыль делалась даже при кораблекрушении.

Одновременно возникла Африканская компания. Первая же экспедиция привезла 400 фунтов (около 180 кг) золота и 250 штук слоновых бивней. С 1562 г. Джон Гоукинс продал первую партию (400 человек) рабов-африканцев, за что был возведен королевой Елизаветой в рыцари. С 1588 г. торговля рабами была монополизирована Гвинейской акционерной компанией. В 1600 г. возникла знаменитая Ост-Индская компания.

Акционерные компании пользовались покровительством королевы и ее министров, которые имели паи в них и получали прибыли. Традиционными были также подарки и займы акционерных компаний королеве и казне. Например, Ост-Индская компания часто платила долги королевы.

Регулируемые компании типа Балтийской, Московской и акционерные компании — Ост-Индская, Африканская, а позднее Гудзонова залива — несли всю полноту ответственности за свою деятельность. Они основывались на предприимчивости, самоуправлении, смелости, расчетливости. Их влияние на формирование национальной культуры стало очевидным в эпохи Стюартов и Ганноверов [14, 223].

Особую роль во внешней и внутренней торговле играли лондонские купцы. В Лондоне и вокруг него быстро развиваются капиталистические мануфактуры. Они предлагали более дешевые товары, что было на руку лондонскому купечеству, поощрявшему этот процесс. Традиционные центры ремесленного цехового производства хирели, не выдерживая конкуренции. Английские купцы вывозили из Англии, как правило, промышленные изделия, а не сырье [1, 148—149].

Лондон становился крупнейшим финансовым центром. О его богатстве можно судить по сумме займов — 100 000 ф. ст., — данных ливрейными компаниями Лондона только Елизавете I [20, 185]. Экономическая мощь лондонский компаний росла главным образом благодаря их праву контроля за рабочей силой. Согласно Лондонским хартиям, особенно хартии 1319 г., стать лондонцем можно было, только став членом одной из компаний. Отсюда обилие малооплачиваемых рабочих, но при безработице в других городах, например, в Ковентри, массы искусных мастеров устремлялись в Лондон [20, 185—186]. Богатство, власть и привилегии мэра и горожан с их грозной милицией создали чисто буржуазное общество внутри все еще патриархальной Англии. Ни монархия, ни аристократия не имели никакой опоры в Сити. Пример Лондона был притягательным [14, 165]. Доходы лондонцев были много больше, чем доходы жителей других городов Англии.

В качестве примера можно сравнить доходы горожан в Лондоне и в Ковентри в 1522 г. В Лондоне 0,4% горожан имели годовой доход 1000 ф. ст. и выше, 0,4% — от 500 до 999 ф. ст., 4,2% — от 100 до 499 ф. ст.; средняя прослойка с годовым доходом в интервале 3—39 ф. ст. составляла лишь 12%, зато 80% лондонцев получали ежегодно лишь по 2 ф. ст. Иными словами, при обилии дешевого
квалифицированного труда товары были дешевыми. В Ковентри только 1,5% горожан имело годовые доходы по 100 ф. ст. и выше, причем таких богачей, как в Лондоне, там не было. Средняя прослойка — 3—39 ф. ст. в год составляла 20%, но 54% населения не имело ничего. Город приходил в упадок [19, 62, 65].

Английская торговая экспансия столкнулась с фактом испанского господства в мире. Английское купечество объявило пиратскую войну против Испании, которая оправдывалась еще и защитой Англии от испано-католической опасности, существовавшей в силу династических притязаний испанского короля Филиппа II, мужа английской королевы Марии Тюдор, на господство в протестантской Англии. Дело доходило до того, что испанских дворян, захваченных на море, английские пираты выставляли на аукционах.

Формально борьба с пиратами в Англии велась, их даже иногда вешали, но хороших, опытных, предприимчивых мореходов ценили и берегли. Впрочем, так продолжалось недолго. В конце 60-х гг. XVI в. война с Испанией стала неизбежной, и пираты получили защиту; знаменитого пирата Дрейка королева Елизавета возвела в рыцари. Латентная война с Испанией в 70-х гг. велась на деньги джентльменов, придворных, чиновников и купцов, собиравшиеся по подписке. Их владельцы образовывали акционерные общества. Сама королева Елизавета Тюдор принимала в них негласное участие. Когда готовился поход Дрейка в 1577 г., королева поклялась отрубать голову всякому, кто известит о нем испанцев. Дрейк в 1578—1580 гг. проник через Магелланов пролив в Тихий океан и, ограбив испанские колонии в Чили и Перу, захватил золото инков, серебро и жемчуг. Прибыль акционеров составила 4700%. Открытая война с Испанией стала неизбежной и разразилась в 1585 г.

В XVI в. Англия еще не ставила перед собой задачу захвата колоний, поэтому война с Испанией не носила характера борьбы за земли. Английским купцам и промышленникам нужна была лишь свобода сбыта товаров. Но война с Испанией неизбежно сократила внешнюю торговлю, и с конца 90-х гг. английские купцы столкнулись с таким падением прибыли, которое не могли покрыть никакие пиратские набеги. Более того, пираты стали грабить всех, в том числе и самих англичан. Вот тогда, в начале XVII в., на первый план вышла задача основания колоний и организации колониальной торговли.

Итак, в XV—XVI вв. английские купцы постепенно вытеснили иностранных, прежде всего немецких, купцов из Англии, в значительной мере подавили своих немецких и итальянских конкурентов в Скандинавии, на Ближнем Востоке, ликвидировали испано-португальское владычество на море и добрались до колонизации других континентов. Колонизаци умеренного пояса Северной Америки стала государственной доктриной. Точно так же, как купеческое мореплавание было делом частного предпринимательства, колонизация новых земель стала продолжением этой традиции [14, 217].

Разрыв с Испанией не мог быть полным, так как страны связывала общая церковь. Англия платила большие деньги Папе Римскому, которые затем частично использовались для поддержки католицизма в мире, в том числе и в Испании. Джентри, горожане и купцы, а за ними и все англичане отчетливо сознавали абсурдность такого положения. Но у джентри и горожан были и собственные интересы, затрагивавшие интересы церкви. Церковь в XVI в. была самым крупным феодалом, выжившим в Войне Алой и Белой розы. Это было препятствием на пути развития североморской культуры, так как церковь была крупнейшим феодальным землевладельцем. Эти земли были предметы вожделения богатых людей Англии. Тлевшие в памяти угольки уиклифской ереси, лоллардистких проповедей XIV в. стали разгораться в огонь религиозной протестантской Реформации. За разрывом с Римом последовали закрытие монастырей, захват и продажа короной монастырских земель, ликвидация монашества и слуг монахов, пополнивших толпы бродяг.

С 1532 г. главную роль в управлении государством стал играть Томас Кромвель — ярый сторонник протестантизма. Средневековое дворцовое управление было преобразовано им в бюрократический аппарат централизованного государства. Заседавший с 1529 по 1536 г. парламент принял ряд актов, в том числе «Акт о Верховенстве», в котором король был провозглашен главой английской церкви (1534), а все отношения с Римом были прерваны. Но ни один из католических догматов не был отменен. Вся реформация свелась к тому, что церковь стала идеологическим отделом бюрократического аппарата, а собственность церкви — королевской. Церковь стала официально называться английской. Было закрыто 3 тыс. монастырей, их земли составили четверть всех сельскохозяйственных угодий Англии. Около 5000 монахов, 2000 монахинь и 1600 «ниществующих братьев» (францисканцев и доминиканцев) получили обеспечение и стали мирянами [14, 131], 1/3 спекулятивных земель попала в руки новой светской знати, которой постепенно окружили себя английские короли. Дело в том, что в начале распродажи монастырские земли продавались крупными участками. Но уже в середине 40-х гг. началось перераспределение земель, от которого выиграли только джентри.

Король подчеркивал, что считает себя католиком, он не допускал и мысли о подлинной реформации, широко развернувшейся на континенте. Король запретил читать Библию простому народу. Читать ее для себя могли купцы и богатые йомены, а для себя и для других — только лорды и джентльмены. Этот подход был традиционен для католической церкви. Но все же в народе читали Библию. В 1543 г. парламент попытался запретить ее чтение в низах общества, но было поздно [18, 191].

Реформация явилась идейной основой для консолидации буржуазии в отстаивании своих интересов и для освобождения народа от пережитков чуждой феодальной культуры. Союз короля и буржуазии изначально оказался непрочным, но поддержка короля буржуазией была обеспечена из-за народных восстаний против огораживаний. Опираясь на эту поддержку, Генрих VIII (1509—1547) добил остатки старой феодальной знати, сопровождая казни конфискацией земель казненных. Парламент сдал власть королю, приняв акт (1537), приравнявший указы короля законам парламента. В 1539 г. «кровавый статут» ввел смертную казнь за несоблюдение основ католического учения. С того момента начались казни протестантов за несоблюдение основ католицизма и католиков, не желавших признавать короля главой церкви. В 1540 г. был казнен Томас Кромвель, запретивший иметь одному владельцу более 2400 голов овец. Формально он был казнен за приверженность протестантизму, а на деле за ограничение огораживаний, что ущемляло интересы буржуазии; король не мог лишиться ее поддержки [1, 151—160]. По этой же причине он, абсолютный монарх, тепел парламент.

Судьба Томаса Кромвеля была не уникальной. Его предшественник канцлер Англии кардинал Уолси был отстранен от власти и сразу умер после того, как им были приняты меры против огораживания, т. е. против интересов буржуазии.

Английская буржуазия поддерживала Генриха VIII, несмотря на его исключительное мотовство. От своего отца Генриха VII он получил в наследство 2 млн ф. ст., что равнялось доходам за 15(!) лет. Генрих VIII получил огромные суммы от продажи конфискованных монастырских и церковных земель. И тем не менее, постоянно путаясь в долгах, обусловленных роскошью и расточительностью двора, Генрих VIII практиковал порчу монеты неблагородными металлами. С 1527 по 1551 г. деньги в Англии упали в цене в 7 раз, цены вздулись. Такая расточительность подстегнула протестантов, известных своей бережливостью.

Протестанты вошли в силу после смерти Генриха VIII. Его сын Эдуард VI (1547—1553) был ребенком, а его протектор герцог Сомерсет был ревностным протестантом. Продолжалась конфискация земель и имущества церкви, огораживания затрагивали все большую площадь сельскохозяйственных угодий Англии. Это повлекло народные волнения 1549 г. Герцог Сомерсет, как правитель королевства, попытался ограничить огораживателей и последовал за Уолси и Кромвелем: в 1549 г. джентри и новая знать обвинили Сомерсета в государственной измене и добились его казни.

В общественном сознании англичан к середине XVI в. произошли существенные изменения. Нищенствующие монахи, которые придерживались идеи святого Франциска о посвящении человеческой жизни абсолютной бедности, были объявлены еретиками. Англичане отвергали жизнь в бедности в качестве основополагающей идеи.

Престиж религии упал. Этому способствовал и тот факт, что к середине XVI в. образование священнослужителей стало отставать от светских кругов, в отличие от предыдущих веков, когда духовенство доминировало среди грамотных людей. В 1551 г. епископ Глостерский проэкзаменовал 311 свои собратьев и обнаружил, что 10 из них не смогли повторить «Отче наш», а 39 не нашли эту молитву в Библии. Нужно ли говорить об отношении англичан к таким духовным наставникам [18, 141—142].

Население Англии второй половины XVI в., даже церковнослужители, жили в обстановке, когда религия время от времени менялась — то католическая, то английская, то протестантская. Религия полностью подчинялась практическим задачам, которые вытекали из решений королевской власти и судов. Практицизм и предпринимательство, традиционная народная культура североморского типа определяли духовный мир англичан [14, 196], но все перемены религий были следствием борьбы аристократической феодальной и североморской культур.

Еще более важным обстоятельством был тот факт, что английское духовенство не было едино в своих воззрениях на Евангелие и церковные обряды. Здесь не было четко выраженной оппозиции, но существовал широкий спектр убеждений, антиортодоксальный край которого подвергал сомнению нужность церковной обрядности католицизма, отвергал неразборчивость в средствах при добывании денег, например, при торговле индульгенциями и т. п. Все это давало светским лицам основания для суждения о церкви как институте и подводило англичан к восстанию против засилья церкви в мирских делах.

На умы образованных англичан повлияло гуманистическое учение Эразма Роттердамского, неоднократно бывавшего в Англии и прожившего три года в Кембридже. Эразмусианизм не был ересью, как таковой, он не был монолитным учением и был направлен против лютеранства, но в Англии он расчистил дорогу для восприятия идей Лютера в среде влиятельных интеллектуалов. Во-первых, эразмусианизм, как и протестантство, обращался к истокам религии, а во-вторых, требуя очищения церкви от скверны, он дискредитировал католическую ортодоксальность [1, 148—151].

При Марии Тюдор (1553—1558) началась феодально-католическая реакция: был восстановлен католицизм, достигнуто примирение с Папой Римским, протестантских богословов и церковников стали сжигать на кострах (всего было уничтожено 300 протестантских лидеров). Однако бывшие земли и имущество церкви так и остались в руках буржуазии. В Англии ни у кого не было иллюзий в отношении вопросов реальной и представительной власти — первая была в руках землевладельцев и финансовых кругов, а вторая оставалась за королевой.

Сближение с Римом неизбежно повлекло за собой и сближение с Испанией, вплоть до брака Марии Тюдор с королем Испании Филиппом. Это нарушало планы и интересы купцов, а также делало нестабильным владение бывшей церковной землей новой знатью, джентри и другими истинными хозяевами Англии. Назревал конфликт между монархией и буржуазией, который был предотвращен смертью Марии Тюдор. Елизавета I (1558—1603) сразу после коронации еще раз изменила все английское церковное устройство: восстановила английскую церковь, сохранив ее католические основы. Стремясь пресечь любые попытки республиканизации Англии с помощью протестантизма, Елизавета и ее правительство отвергали выборы пасторов и церковных старейшин верующими и другие проявления кальвинизма. С 1560 г. последовательных протестантов стали называть пуританами, к их числу относились наиболее образованные и влиятельные представители духовенства, буржуазия. Часть пуритан стремилась все-таки, несмотря на гонения, к созданию такой церковной организации, в которой главную роль играли бы не епископы, подчиненные королю, а пресвитеры (церковные старейшины, избранные из наиболее богатых и влиятельных членов общины). Их называли пресвитерианами. Но и у них было крайнее течение, индепендентов, члены которого требовали полного разрыва с англиканской церковью и полной независимости общин верующих. В этом проявилось стремление буржуазии выйти из-под опеки монархии [1, 161—164].

Надо признать, что английская Реформация сильно отличалась от континентальной и имела свои корни. Влияние Лютера пришло в Англию рано, но было очень ограниченным. Публикации Лютера стали поступать в 1520—1521 гг. Его идеи увлекли некоторых молодых университетских работников в Кембридже, они стали собираться в таверне «Белая лошадь», и из их числа впоследствии вышел ряд реформаторов.

Теперь ясно, что лоллардизм помог пустить корни новой гетеродоксии за пределами академических кругов. Кроме того, протестантская Реформация с самого начала получила поддержку тех ремесленников и фермеров, которые тайно после работы читали спрятанные от кюре и архидиаконов трактаты Уиклифа и Библию в его переводе. Лоллардизм и лютеранство идейно имели много общего, поэтому с момента появления лютеранского учения усилились гонения на последователей лоллардизма в Англии: в 1521 г. вновь участились сожжения на кострах и другие преследования [21, 74]. Впрочем, правительство преследовало пуритан всех оттенков. Оно видело в пуританизме большую опасность для монархии, и в 1593 г. был принят статут, по которому пуритане подлежали смертной казне, однако к тому моменту пуританизм уже стал духовной опорой нараставшей буржуазной оппозиции.

Реформация церкви была социальной, а не только религиозной или политической революцией. Джентри, юристы, купцы и йомены тянулись к протестантизму, отражавшему их интересы, их многовековую культуру. Протестантское учение освящало религией деловую жизнь. Протестантским идеалом была религия домашнего очага. Протестантизм идеализировал труд, посвящая Богу свои дела в торговле и в сельском хозяйстве [13, 124].

Во многих частях Европы первая волна протестантизма откатилась. Протестантизм изначально закрепился только в Северной и Центральной Германии, в Скандинавии, частично в Швейцарии и в независимом городе Женеве. Но вскоре вторая волна протестантизма захлестнула Европу. Обращение в протестантизм и секуляризация в Англии окончательно победили после пуританского мятежа и революции вигов-ториев [14, 118—124].

Католики подвергались еще большим преследованиям, чем протестанты на всем протяжении царствования Елизаветы. Развитие событий вело к войне с Испанией за рынки, и католики рассматривались как пятая колонна в Англии. Иезуитов четвертовывали живыми на эшафотах [14, 161]. Война с Испанией началась в 1585 г. — в Нидерланды, восставшие против испанского владычества, были посланы английские войска. В конце мая 1588 г. испанская армада, состоявшая из 134 кораблей с командой 8766 моряков и 2088 галерных рабов, вышла к берегам Англии с 21 855 солдатами на борту. Последние были нужны для традиционной со времен Древней Греции и Рима войны на море — абордажного боя. На кораблях располагались 300 монахов, священников и инквизиторов, которые должны были обратить англичан в католицизм.

Англия была не готова к войне. В 1587 г. был плохой урожай, цены на хлеб были высокие, купечество терпело убытки от войны с Испанией, иностранные банкиры в силу неопределенности ситуации отказали в займах английской королеве. Английский военно-морской флот состоял из 34 кораблей с общей численностью моряков чуть более 6 тыс. человек. Казалось бы, положение Англии было критическим, однако английская буржуазия превратила оборону Англии в общенациональное дело, снарядив и послав на государственную службу более ста кораблей. Моряки порой голодали, но упорно готовились к защите своего отечества.

Разгром армады предрешили военная техника и новая тактика морского боя: англичане в то время перестали строить высокие неповоротливые корабли, удобные для абордажного боя, и стали создавать низкие, маневренные суда, выполнявшие роль плавучих артиллерийских батарей, которые расстреливали испанские суда из пушек. Опешившее от неожиданного течения боя испанское командование не рискнуло укрыться от разразившейся бури в гавани, в которую отошел английский флот. Буря докончила разгром армады. Только 34 корабля добрались до Испании. Это было концом испанского и началом английского господства на море [1, 165—167].

Техническое и военно-тактическое превосходство — это специфические области культуры, не имеющие прямого отношения к историческому процессу формирования общественных отношений. Но и то и другое есть прямое следствие индивидуальной предприимчивости, характерной для североморской культуры, т. е. того качества, которое было слабо представлено в культуре феодального испанского общества, культуре, гораздо более близкой к португальской, чем к английской.

Война с Испанией завершилась в 1605 г. полным поражением феодальной Испании. Частный интерес английской буржуазии и купечества к разделу испанских владений удесятерял силы англичан. Феодальные стимулы испанцев не могли противостоять частному интересу англичан.

Анализируя причины успехов Англии в международных делах, следует прежде всего отметить тот факт, что в Англии в XVI в. устанавливалась власть землевладельцев-предпринимателей вместо феодальной знати и духовенства Средневековья, причем капитализм начинался с вложения капиталов в земледелие и куплю-продажу земли. В XVI в. общество переходило от системы широкого распределения земли среди крестьян при низкой ренте, установившейся во время недостатка рабочих рук в XIV и XV вв., к постепенному отмиранию крестьянских держаний и к их превращению в большие капиталистические фермы с высокой арендой платой. Это означало сокращение натурального хозяйства и расширение производства для рынка.

Английское общество зиждилось не на равенстве, а на свободе ловить удачу. Вторая половина XVI в. была великим веком для джентри. После самоистребления родовой знати в Войне Алой и Белой розы джентри стали не только богатым и независимым, но и влиятельным слоем населения Англии. Они теперь управляли графствами, были судьями, став частью общего механизма деятельного общества. В число джентри вовлекались купцы, юристы, йомены и др., но из их семей младшие сыновья устремлялись встречным потоком. Разрыва между городом и деревней из-за постоянного взаимообмена наиболее деятельными людьми не было. Отличительной чертой джентри был обычай отсылать из господского дома младших сыновей искать счастья, обычно в города в качестве учеников у купцов, ремесленников. Старший сын наследовал землю и большую часть денег, а младшие зарабатывали деньги торговлей, юриспруденцией и т. д., но не пристраивались к королевскому двору или к духовенству, как в Португалии. Они несли культуру высшего слоя общества в низы и усваивали их культуру, будучи в ученической среде. Этот процесс стал одной из причин победы североморской культуры английских низов над феодальной культурой французских верхов.

Различия капиталистической и феодальной культур сказывались даже на море: английский джентльмен-валонтер был обязан тянуть канат вместе с командой, тогда как испанский аристократ не расставался со своим высокородным чванством даже при спасении своего гибнущего корабля.

В XVI в. сделался многочисленнее и богаче слой йоменов, который охватывал фригольдеров, фермеров капиталистического толка, арендовавших землю и сдававших их в субаренду, и крестьян, трудившихся на арендованных участках с фиксированной на длительный срок рентой.

Во второй половине XVI в. большую роль стали играть прерогативные суды — звездная палата, советы Уэльса и Севера, канцелярский суд и церковный суд высокой комиссии. Позже во времена Стюартов все они, кроме последнего, были уничтожены, потому что стали соперниками судов обычного права и стали угрожать личной свободе из-за откровенного пристрастия к решениям в пользу королевской власти.

Однако во времена Тюдоров прерогативные суды понадобились для пресечения террора судов присяжных вооруженными свитами местных магнатов и бандами деклассированных элементов. Более того, средневековое общее право — в основном законы о свободах и личных правах — было сохранено, дополнено, обновлено и расширено прерогативными судами и тайным советом, поэтому старая правовая и судебная системы, средневековый парламент как социальные институты перешли в новую эпоху обновленными, в отличие от многих других стран Европы, в которых феодальное право было заменено на римское право без остатка.

В период Тюдоров, совпавший с периодом преобразования феодального общества в капиталистическое (в результате очередных побед североморской культуры над феодальной), местная власть сохранялась, а воля центральной власти на местную распространялась посредством мировых судей, а не королевских чиновников. Мировые судьи были вовлечены в решение множества вопросов и проблем. Все законы в Англии проводились в жизнь местными властями, но под надзором мировых судей, а за ними надзирал Тайный совет. Мировые судьи стали самыми влиятельными людьми Англии. Их часто выбирали в парламент. Они служили государству, но от него не зависели, так как мировыми судьями были только обеспеченные люди, которые не получали плату за судейскую деятельность. И в случае конфликта королевской и местной властей мировой судья был единственным арбитром. Будучи местными джентри, мировые судьи пользовались гораздо большим влиянием и доверием населения, чем присланные из Лондона чиновники.

Во второй половине XVI в. промышленность, торговля и социальная система Англии регулировались государством, а не муниципалитетами, как прежде. Государственное регулирование зарплаты и цен осуществлялось мировыми судьями. Были ликвидированы остатки гильдий, феодальных привилегий лордов и прочие средневековые пережитки, что соответствовало интересам мужавшего капитала, предпринимателей. Проводилась также политика экономического национализма, предоставлявшая свободу предпринимателю любой национальности, в том числе и переселенцам с континента, и ограждавшая его от того недоброжелательства остатков местных гильдий, которое лежало в основе муниципальной деятельности. Так, беженцы-протестанты приносили с собой знания и навыки новых производственных процессов. Во времена испанского владычества нидерландцы переселялись на Британские острова, селились на заболоченных землях восточного побережья, рыли каналы, строили дамбы, налаживали производство оконного стекла, булавок и иголок, шляп, перчаток, фурнитуры, кружев, стали в Шеффилде, гобеленов, бритв, фланели, шелка. Они приносили навыки земледелия, садоводства, рыболовства, животноводства. Королева Елизавета требовала, чтобы каждая семья нидерландского умельца брала себе английского ученика. Лондон и Норвич, где было наибольшее число нидерландских поселенцев, стали центрами английского пуританизма.

В елизаветинские времена увеличилась добыча руд меди, олова, свинца, железа, угля. Этому способствовали германские рудокопы, древесного топлива уже тогда не хватало.

Рыболовы и их промысел были особой заботой короны, так как ими пополнялся военно-морской флот: пятница и иногда среда в Англии были рыбными днями, не говоря о Великом посте. «Рыбные законы» были обязательны для всех, и любой ослушник наказывался, например, выставлялся к позорному столбу [14, 135—218].

Стапели на Темзе в 1510—1515 гг. были загружены работой по строительству 18 новых королевских судов, еще 11 были куплены за границей. Получив в наследство 5 военных кораблей, Генрих VIII создал военно-морской флот, оснащенный пушками. Он воздвиг военно-морские базы в устье Темзы, модернизировал базу в Портсмуте и укрепил много гаваней. Военно-морские силы увеличились с 5 кораблей в 1509 г. до 45 в 1547, были приняты меры для укрепления дисциплины на флоте и для обеспечения его матросами.

С 1555 г. начинается новый период интенсивного строительства военно-морских кораблей. В 1559 г. 600 рабочих работали на стапелях королевского военно-морского флота [18, 157—310]. Флот создавался в интересах английского купечества, а следовательно, английских производителей, как сельских, так и промышленных. Наконец, заинтересованная в росте налогов и особенно таможенных сборов корона развивала военно-морской флот ради собственной выгоды. Таков был механизм деятельности английского общества, основанный на личном интересе каждого.

В XVI в. Англию аристократически неизменных обычаев и незыблемых прав сменила Англия североморского смелого предпринимательства и конкуренции. В 1552 г. закон еще запрещал ростовщичество, но в 1571 г. он был уже отменен, хотя и был определен предел дохода заимодавцев в 10%. В 1563 г. вся каботажная торговля, экспорт, а также импорт рыбы и вин были переданы английским судовладельцам [14, 144—146]. Производство одежды возросло в 1532—1533 гг. до отметки 100 тыс. штук, а в 1549—1550 — 147 тыс. Началась регулярная доставка каменного угля в Лондон из Тайнсайда, выросло производство железа для артиллерии [18, 255], первая железная пушка была отлита в 1509 г.

Из этих примеров видно, что несмотря ни на какие превратности, в частности, эпидемии, английский капитал делал нужное ему дело, набирая силу, и к концу XVI в. начался закат абсолютной английской монархии. Например, с интересами буржуазии вошел в конфликт один из источников пополнения королевской казны — выдача короной патентов на монополию в конкретных областях торговли или промышленного производства. В 1601 г. парламент потребовал рассмотрения вопроса о монополиях, так как они мешали свободе частного предпринимательства и конкуренции — основе рыночной экономики. Королева уступила. Другой пример: реформация состоялась по решению парламента, и этот факт создал прецедент, расширивший полномочия парламента. Когда Елизавета I попыталась воспрепятствовать парламентской дискуссии по вопросам религии, ей закономерно отказали, сославшись на прецедент, созданный ее отцом [18, 231]. Такого еще во времена Марии Тюдор, предшественницы Елизаветы I, не было, несмотря на частые и острые дебаты в парламенте [22, 173—235].

К середине 90-х гг. XVI в. война с Испанией укрепила и обогатила английскую буржуазию, которая стала уже тяготиться королевской властью. Ей нужна была полная свобода. Особенностью этого исторического периода является отсутствие в Англии королевской регулярной армии (в отличие от военно-морского королевского флота и монополии на артиллерию), способной подавить внутренние выступления против короны.

В дни Елизаветы, когда Англии угрожала сильная католическая реакция, поддерживаемая из-за границы, Реформация устояла благодаря тому, что интересы джентри были связаны с бывшими монастырскими землями, ставшими их собственностью. Реформация соответствовала также интересам йоменов — основы английской армии, мобилизуемой для отражения внешней угрозы. Подавить эти общественные силы ради утверждения абсолютной монархии у короны не было сил [14, 138, 145].

В конце XVI в. недовольство монархией порождалось в значительной мере тем, что корона не располагала послушным бюрократическим аппаратом. Процветали взяточничество и казнокрадство. Местные власти из числа новой аристократии исполняли указы короля настолько, насколько находили их для себя выгодными. Даже внешнюю политику такие чиновники, как Рэли и Эссекс, вели самостоятельно, не оглядываясь на корону. Последние годы царствования Елизаветы стал процветать фаворитизм — зависимость высшей власти от сановников. Абсолютизм стал клониться к упадку.

Справедливости ради надо признать, что многие явления прошлого, являющиеся с современной точки зрения коррупцией, в те далекие времена обществом как коррупция не воспринимались. Содержание понятия «коррупция» менялось с течением времени [23, 137—196]. Но и с учетом этой оговорки коррупция в конце XVI в. была очень высокой.

Елизавета умерла в 1603 г., назначив преемником Якова, сына казненной ею Марии Стюарт. Это означало объединение Англии и Шотландии, конец династии Тюдоров и начало династии Стюартов. В XVI в. абсолютная монархия как порождение феодальной культуры, унаследованной от нормандской аристократии, прекратила сопротивление североморской культуре англосаксов, но аристократическая культура, постепенно угасая, еще долго конфликтовала с набиравшей силу в Англии англосаксонской (североморской) культурой индивидуального предпринимательства.