Полх П. "Материалы для оценки земельных угодий новгородской губернии" как источник по истории помещичьего хозяйства

Проблема источников для историков-аграрников никогда не теряла своей актуальности. Исключением не является и история развития помещичьего хозяйства конца ХIХ века. Безусловно, вопрос отнюдь не упирается в количество источников: можно потонуть в одном только в потоке различных статистических данных, собранных Центральным Статистическим комитетом МВД, Министерством земледелия и государственных имуществ, губернскими земствами и специальными комиссиями. Проблема в том, как из обилия сводных данных вычленить то, что позволило бы воссоздать эволюцию помещичьего хозяйства в непростой период сосуществования отработочной и капиталистической его форм в конкретном регионе, в нашем случае - в Новгородской губернии.
В последние два десятилетия традиционным стало обращение исследователей к материалам Государственного Дворянского земельного банка (ГДЗБ)1. Это и неудивительно: ведь первичные материалы (дела о приеме имений в залог) содержат описания имений с указанием владельцев, в том числе и прежних, размеров, инвентаря, доходности и использования рабочей силы. Доказана и репрезентативность этого источника: ведь залогу подвергались имения различных размеров, благополучные в экономическом отношении и не очень. Однако дела о закладе имеют и ряд существенных недостатков.
Во-первых, чем уже границы объекта исследования (губерния, уезд), тем репрезентативность ниже. Появляется необходимость и, что важнее, возможность обратиться к генеральной совокупности хозяйств. Во-вторых, в конце ХIХ века в ГДЗБ закладывалось не так уж много имений новгородских помещиков в сравнении, например, с периодом после 1905 года. В-третьих, описания имений в конце ХIХ века еще не составлялись по единой схеме.
В этой ситуации, на наш взгляд, является необходимым обращение к земской статистике, в частности к “Материалам для оценки земельных угодий Новгородской губернии”. О земской статистике сказано немало добрых слов2, однако в большей степени они относятся к изучению крестьянского хозяйства, материалам, собранным в результате подворных переписей. Но и частновладельческим хозяйствам земские экономисты уделяли должное внимание.
Поскольку деятельность земств в различных губерниях никем не координировалась, совершенно естественным является тот факт, что каждое земство составляло свою программу обследования частновладельческих хозяйств. Поэтому о сопоставимости материалов земств даже северо-западных губерний не может быть и речи. Тем не менее на уровне губернии можно говорить о сравнимости данных. “Материалы для оценки” представляют собой 13 томов, изданных в Новгороде в 1888-1900 годах и охватывающих все 11 уездов губернии (Новго­родский и Боровичский уезды заняли по 2 тома)3. Первым в 1887 г. был обследован Демянский уезд (данные по нему использовал В.И.Ленин в книге “Разви­тие капитализма в России”4). Издание, выпущенное земской типографией, предназначалось не для широкой продажи, а, как принято сейчас говорить, для служебного пользования5.
Каждый выпуск, посвященный отдельному уезду, состоял из четырех частей: земельный инвентарь, крестьянское хозяйство, частновладельческое хозяйство, справочные данные (последний раздел в выпуске по Демянскому уезду отсутствовал).
Первый раздел содержит в себе список практически всех земельных владений с номерами дач генерального межевания. Список разбит по волостям, владельцы даны в алфавитном порядке с указанием сословия и размера земельной собственности. Если у владельца было несколько имений в уезде, они не объединялись в одно (как в “Статистике поземельной собственности”), а давались раздельно; если же одно имение располагалось в нескольких волостях, его относили целиком к той волости, где располагалась усадьба, с указанием, в каких волостях находились другие его части.
При простом сопоставлении первого и третьего разделов каждого тома логично было бы ожидать, что все крупные имения дворян, купцов, мещан и крестьян окажутся в третьем разделе. Понятно, что принадлежавшие лицам некрестьянских сословий небольшие участки земли представляли собой дачи (осо­бенно в местах, прилегавших к железной дороге). Но порой в разделе “частно­владельческие хозяйства” можно не обнаружить и дачи размером в несколько сот, а то и тысяч десятин.
Ответ на вопрос кроется в трактовке составителем источника понятия “частновладельческое хозяйство”. Раскрыть этот термин невозможно, не проанализировав добрую часть выпусков “Материалов для оценки”. Помимо конкретных (“физических”) лиц с определенной сословной принадлежностью (кроме названных следует добавить почетных граждан, военных и гражданских служащих, не имевших дворянского достоинства, а также иностранных колонистов), среди частных владельцев мы можем встретить монастыри, причты при церквях (как правило, по одному на волость), различные заводы и фабрики (стекольные, кирпичные, бумажно-картонные) и даже сельскохозяйственные школы6. Интересен и следующий факт: среди дворянских, купеческих, мещанских, причтовых владений в таблице попадаются имения площадью 5-10 десятин.
Объясняется все это тем, что под “хозяйством” авторы понимали наличие хотя бы одной меры посева (своего или испольного) или одной десятины покоса (своей или сданной в аренду). Понятно, что фабрика или завод вполне могли сдать часть своей земли крестьянам, а причты и монастыри делали это практически повсеместно. В то же время, если дворянин или купец занимался исключительно лесным хозяйством, включать его в частные хозяева оснований у автора источника не было. Земский экономист Н.Варман, рассматривавший проблемы частновладельческого хозяйства в Новгородской губернии в конце ХIХ века, отмечает, что никакого хозяйства не велось на 1,8 млн. дес. из 3,5 млн. дес. частновладельческих земель7. Здесь не только запущенные пашни и покосы, но и вырубленные леса. Кстати, сохранение владельцами в своих руках пустующих земель объяснялось не только развитием лесного хозяйства, отсутствием покупателя или желанием дождаться, когда цены на землю вырастут. Землевладелец - это социальный статус, дававший в том числе и право быть избранным в земские гласные. Так, список сохранявших такое право в “Новгородских губернских ведомостях”8 в сопоставлении с третьим разделом “Материалов для оценки” дает наиболее наглядное представление о том, какие имения не попали в поле зрения земских статистиков.
Обратимся непосредственно к таблицам, в форме которых представлены сведения о хозяйствах. Здесь сохранен тот же принцип, что и в первом разделе: хозяйства разбиты по волостям. Правда, алфавитный принцип ни при перечислении волостей, ни фамилий владельцев не соблюден. Скорее всего составители “путешествовали” из одного угла уезда в другой, перечисляя волости, и также поступали внутри волости с хозяйствами. Историческая география Новгородской губернии конца ХIХ века исследована довольно хорошо9. Карты уездов сохранились, но сопоставить их с современными при значительных изменениях топонимики крайне не просто.
Землевладение каждого хозяйства представлено с разбивкой по угодьям: усадьба, пашня, луга, выгон, лес с прочими угодьями, неудобная земля, общая площадь землевладения. В обследованиях различных уездов допускались некоторые отклонения. Так, в Боровичском уезде пашня делилась на унавоженную и неунавоженную, в Старорусском и Валдайском луга делились на суходольные и заливные, в ряде уездов выгон причислялся к «лесу и прочим угодьям». Если в составе неудобной земли выделялись озера или болота, это указывалось в подстрочнике.
Самое неоднозначное отношение вызывает здесь графа «лес и прочие угодья». Прочими угодьями могли быть лядины, время от времени сдаваемые крестьянам под пашню или покосы, а сам лес мог быть строевым, дровяным, или уже вырубленным. Как правило, “лес и прочие угодья” составляли более 50% в любом из частновладельческих хозяйств; представить себе доход помещика от этих угодий крайне сложно.
Данные о наличии скота также довольно подробны. Для рабочего и крупного рогатого скота сделано даже разделение по возрасту (соответственно на рабочих лошадей, подростков и жеребят; на коров и быков, нетелей и телят). Есть данные и о наличии овец, свиней и коз. Правда, эти последние представляют малый интерес для исследователя помещичьего хозяйства: число их не превышает десятка у овец и пяти свиней, а это означает, что их держали чисто для личного потребления. А вот большое количество лошадей уже позволяет считать, что владелец обрабатывал пашню своим «живым» инвентарем; высокая численность стада - о наличии либо промышленного молочного хозяйства, но чаще - о стремлении обеспечить посев своим удобрением. И то, и другое, и третье - признаки капиталистической системы хозяйства.
Еще более важными для определения характера хозяйства являются данные о посеве. Посев земские статистики измеряли в мерах ржи, овса, ячменя и картофеля (в Старорусском уезде вместо картофеля - лен). Предполагалось, что сбор хлебов можно вычислить при помощи данных об урожайности в справочных таблицах (следует иметь в виду, что в условиях Новгородского нечерноземья урожайность - показатель весьма неустойчивый). Посев в таблице располагается в двух графах - «посев владельческий и арендаторский» и «посев испольный». Здесь мы опять имеем дело с определенными терминологическими сложностями. Под “арендатором” понимается человек или общество крестьян, иностранных колонистов, которые взяли в аренду все имение (или его большую часть с усадьбой). Арендатор мог взять имение со своим скотом, со скотом владельца или объединив то и другое (сведения об этом в источнике есть). “Испольный посев” - это та земля, которую обрабатывали крестьяне прилегающих деревень. Причем форма отработок могла быть различной: настоящая испольщина, работа из части урожая (то, что принято называть “издольщиной”), аренда за деньги или за отработки. Под “отработками” в узком смысле понимались только различные работы на помещика, чаще всего бывшего барина. Но все эти формы эксплуатации крестьянина, страдавшего от малоземелья, были объединены термином “испольщина”. Сюда же отнесены и субарендные отношения крестьянина с арендатором целого имения. Условия “испольщины” были оговорены в примечаниях.
Укос сена измерялся в пудах и также делился на “владельческий и арендаторский” и “испольный”. Последний, подобно посеву, тоже мог быть различным по форме (денежным, из части, отработочным). Справедливости ради, нужно отметить, что деление сена с помещичьих лугов пополам встречалось довольно часто, а на заливных лугах - чуть ли не повсеместно. Более того, заготовка сена была тем видом сельскохозяйственных работ, где без крестьянских отработок не мог справиться ни один, даже самый прогрессивный помещик.
Помимо указанного, таблица содержит сведения о постройках, рабочей силе и тех, кто управлял имением. К сожалению, здесь данные очень скудны. Постройки перечислены с разделением на жилые и хозяйственные, но их стоимость и назначение, а также состояние неизвестны. Такие данные можно получить лишь из залоговых дел в ГДЗБ и других банках. Еще сложнее с рабочей силой: учтены мужчины и женщины, но лишь те, которые работали постоянно (лесник, скотник, доярка, конюх), а сезонные рабочие и те, кто нанимался на выполнение какой-либо разовой работы (в том числе и поденно), не учтены. Эти сведения также можно получить лишь в описаниях при залоговых делах.
Наконец, управление имением: владелец, арендатор, управляющий и староста - как правило, указано одно из этих четырех слов, которые, однако, показывают степень близости хозяина к своему поместью.
Немало ценных сведений, представленных в таблице, содержатся в примечаниях к ней. Здесь многое зависело как от добросовестности и заинтересованности сборщика сведений, так и от возможностей его доступа к информации. Сведения об аренде целыми участками (срок, сумма годичных выплат) не всегда полны и даже не всегда присутствуют. С “испольными” отношениями еще сложнее. Сборщики сведений нередко употребляют слово “частью”: “покос сдается частью исполу, частью за деньги”10. Иногда встречаются перечисления пустошей с их названиями, но без указания размеров. Понятно, что восстановить эти размеры сегодня практически невозможно. В то же время есть весьма подробные сведения об условиях сдачи земли и деления урожая, подробные перечисления условий отработок.
Огромное значение имеют упоминаемые в примечаниях усовершенствованные орудия труда и машины: от железных плугов и борон до паровых локомобилей, молотилок и сенокосилок, с указанием даже завода-производителя. Рекламные объявления об их продаже с рисунками на страницах “Новгородских губернских ведомостей”11 помогают представить, каким был мертвый инвентарь в имениях наиболее “прогрессивных” помещиков. Здесь же - сведения о севообороте (трехполье не упоминается, но все варианты многополья учтены, даже с указанием порядка смены культур). Упомянуты в примечаниях и такие неземледельческие доходы частных владельцев, как заводы (стекольные, лесопильные, конные, молочные), мельницы, лавки и т.п. Правда, встречаются в примечаниях и пометки, отражающие полное отсутствие сведений или невозможность их получения.
Таковы первичные сведения о хозяйствах. Вопрос об их источниковедческой ценности непрост. Репрезентативность, как уже указывалось, зависела от того, что сборщики относили к частновладельческому хозяйству, и если последнее этим критериям соответствовало, оно попадало в таблицу. Следует помнить, что обследование имело одной из основных целей обложение хозяйств земским сбором, и это во многом определяло его скурпулезность. С другой стороны, информация о хозяйствах, хоть и собиралась экспедиционным методом, не всегда была доступна сборщику. Дело здесь не только в возможном произволе владельцев, но и в запущенности значительной части хозяйств, где могла отсутствовать всякая документация. Понятно, что сборщику приходилось прибегать к помощи старосты, крестьян и получать не всегда достоверные сведения.
Помимо первичных, таблицы в третьих разделах “Материалов для оценки” содержат сводные данные. Итоги подводятся по каждой волости. Вряд ли это обоснованно. Не так уж много было волостей, в которых число помещичьих имений действительно было велико. Суммировать же испольный посев, скот, постройки, принадлежавшие крупной латифундии, купеческим или мещанским владениям небольшой площади и причтовому хозяйству, - нецелесообразно. К тому же в ряде волостей (особенно Кирилловского и Старорусского уездов) частновладельческие хозяйства были представлены лишь причтами.
Обратимся к сводным по уездным данным. Здесь издатели источника составили таблицы, разделив имения по сословной принадлежности владельцев (дворяне, купцы и почетные граждане, мещане, крестьяне) и по размерам владений (до 100, 100-350, 350-475, 475-1000 дес., свыше 1000 дес.). Причтовые владения здесь не учитывались. Такая развернутая таблица, в принципе, лишь подтверждает на материалах конкретных уездов тот факт, что дворяне еще сохраняли ведущее положение во владении землей (хотя и нарастала бессословность землевладения), а крупное землевладение занимало ведущее положение в сравнении с мелким. На основе этих данных легко прослеживается вывод о том, что с возрастанием общей площади имения сокращается доля пахотных и сенокосных угодий, возрастает процент лесных (до 80% и более). Невооруженным глазом видны диспропорции в распределении рабочего и крупного рогатого скота и размеров посевов между мелкими, средними и крупными имениями (в пользу первых и вторых), а также то, что бессословность землевладения практически не относится к имениям, превышавшим 1000 десятин. Однако избранные интервалы для размеров имений могут быть признаны спорными, а из сословной принадлежности владельцев можно сделать не так уж много серьезных выводов.
В большинство выпусков составители включили еще несколько интересных таблиц: имения с владельческой запашкой, имения только с испольной запашкой, имения, сданные в аренду, имения вовсе без запашки. Таким образом, вероятно, обосновывались преимущества первой группы, которая к тому же и преобладала численно.
У земских экономистов, безусловно, была своя методика исследований, и ряд общих цифр, полученных ими при составлении сводных данных, могут проиллюстрировать тот или иной факт. Однако современному исследователю помещичьего хозяйства придется вернуться к первичным данным, отобрать из общего списка те хозяйства, которые отвечают критерию помещичьего, и искать связи между показателями при помощи количественных методов.
Четвертый раздел “Материалов для оценки”, (справочные данные) содержит интереснейшие для любого исследователя аграрной истории сведения: природные условия различных волостей, включающие данные об урожайности и укосе, сведения о продаже земли (все случаи с 1861 г. до года обследования!) и о ее аренде. Но и здесь составители чересчур увлекаются математическими упражнениями. Если подсчет средней стоимости десятины за десятилетие необходим и обоснован, то вычисления средней стоимости десятины в волости за год из двух-трех случаев, в одном из которых продавалось более 1000 дес., а в других по 5-10, просто бессмысленны.
Такие же вычисления проводятся и в арендной таблице; попытки определить среднюю арендную плату за десятину удобной земли, пашни, пашни и покоса и т.п. Здесь та же самая картина: трудно спорить, что средние поуездные данные об аренде дают возможность смоделировать ситуацию в целом по губернии, но на волостные, где количество арендных договоров мало, большее влияние оказывают случайные факторы, чем специфика данной части уезда. Кропотливую работу проделали составители при подсчете случаев и площади пашни, покоса, а иногда лядин и пустоши из части: 1/2, 1/3, 2/5 и так далее. Здесь легко проследить общеуездные тенденции.
Дальнейшие таблицы составлялись (при наличии сведений) уже по усмотрению составителей. Здесь фигурируют стоимость леса (попенно и за дерево), стоимость обработки земли (Боровичский уезд), средняя стоимость хлеба и сена (Крестецкий уезд), другие интересные данные. Правда, на общегубернском уровне они теряют свою ценность из-за отсутствия базы для сравнения.
Таким образом, “Материалы для оценки земельных угодий Новгородской губернии” дают возможность с достаточной достоверностью и полнотой реконструировать картину состояния помещичьего хозяйства в 11 уездах губернии на конец века. Сложности у исследователя неизбежно возникнут при переходе на более высокий, губернский уровень. Они состоят не столько в некотором несоответствии таблиц тех или иных уездов или в отсутствии справочных материалов по Демянскому уезду, сколько в хронологическом несовпадении исследований с 1887 по 1900 гг. На этот период приходится печально знаменитый голод 1891-1892 годов, ударивший и по Новгородской губернии; да и соотношение капиталистической и отработочной систем в начале и конце периода было различным. Другая проблема - отсутствие подобных данных за более ранний и более поздний периоды. В десятых годах ХХ века была предпринята вторая попытка подобного издания, но опубликованы были материалы лишь по трем уездам, да и методика составления таблиц стала несколько иной12.
Экономистов начала века эти обстоятельства смущали мало. В 1904 году были изданы таблицы и диаграммы, основанные на данных “Материалов для оценки”13; уже упоминавшийся Н.Варман также использовал эти сборники для своих выводов, исключая, однако, крестьянские хозяйства (даже площадью более 500 дес.) из числа частновладельческих14. Впрочем, состояние дел в помещичьем хозяйстве Новгородской губернии было настолько удручающим, что его не скрасили бы и эти приемы.
Сегодня нас методика начала века не устраивает. Поэтому “Материалы...” могут послужить хорошей отправной точкой для обозрения помещичьего хозяйства на уровне уездов, чтобы потом, используя показания других источников (прежде всего документов Дворянского банка), выстроить более полную картину.

Примечания

1 См.: Островский М.М. Помещичье хозяйство Петербургской губернии в конце ХIХ - начале ХХ в. Л., 1980; Елисеева Н.В. Статистические публикации Дворянского банка как источник для изучения помещичьего хозяйства капиталистической России // История СССР. 1983. №4. С.90-102; Селунская Н.Б. Источниковедение проблемы изучения помещичьего хозяйства России конца ХIХ - начала ХХ в. // История СССР. 1973. № 6.
2 См., например: Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Полн. собр. соч. Т.3. С.632.
3 Материалы для оценки земельных угодий Новгородской губернии. Демянский уезд. Новгород, 1887; Белозерский уезд. Новгород, 1889; Валдайский уезд. Новгород, 1890; Тихвинский уезд Новгород, 1892; Боровичский уезд. Новгород, 1893. Т.1,2; Новгородский уезд. Новгород, 1895. Т.1,2; Староруссий уезд. Новгород, 1892; Череповецкий уезд. Новгород, 1896; Устюженский уезд. Новгород, 1897. Крестецкий уезд. Новгород, 1899; Кирилловский уезд. Новгород, 1900.
4 См.: Ленин В.И. Указ. соч. С.415-416.
5 Это известно благодаря рекламным публикациям на страницах “Вестника Новгородского земства” (ВНЗ) (напр., 1900. №7). «Материалы для оценки» заявлялись как вышедшие из печати, но цена на них не указывалась, и заказы на них не принимались.
6 См., например: Материалы для оценки... Череповецкий уезд.... Табл. 3. С.57; Валдайский уезд... Табл. 3. С.35.
7 См.: Варман Н. Частновладельческое хозяйство Новгородской губернии // ВНЗ. 1900. №7. С.32.
8 Новгородские губернские ведомости (НГВ). 1900. №35.
9 См.: Истомина Э.Г. Границы, население, города Новгородской губернии (1727-1917). Л., 1972; Дегтярев А.Я., Кащенко С.Г., Раскин Д.И. Новгородская деревня в реформе 1861 г. Л., 1989; Жекулин В.С. Историческая география: приемы и методы. Л., 1982.
10 См., например: Материалы для оценки... Боровичский уезд... Табл. 3. С.15,27,61.
11 НГВ. 1899. №35.
12 См.: Оценочные данные о земельных угодьях Новгородской губернии. Белозерский уезд. Новгород, 1912; Тихвинский уезд. Новгород, 1914; Старорусский уезд. Новгород, 1908.
13 См.: Свод статистических данных о населении, землевладении и скотоводстве по уездам Новгородской губернии в диаграммах и картограммах. Новгород, 1904.
14 См.: Варман Н. Указ. соч. // ВНЗ. 1900. № 6-9.