Мозохин О. Вредительство в народном хозяйстве

Источник: http://www.fsb.ru/history/autors.html

Первый процесс по вредительству был организован в 1928 году. В это время в Советской стране процветала бесхозяйственность. На предприятиях увеличилось число крупных аварий и пожаров. Необходимо было налаживать хозяйственную жизнь. Усилия партии в этом направлении оказались безрезультатными. Свертывание НЭПа еще более осложнило обстановку. И здесь появились материалы о вредительстве в угольной промышленности в Донбассе. Появилась возможность свалить свои промахи на врагов рабочего класса, которые, вдобавок, были еще якобы связаны с бывшими хозяевами этих предприятий и с зарубежными разведками.

В дальнейшем этот способ сваливать свои просчеты на «дядю Ваню» не раз еще будет с успехом применяться, но в то время это была первая фабрикация такого масштаба. Отсюда такое пристальное внимание к нему со стороны высшего партийного руководства.

Для того чтобы понять абсурдность выдвинутых обвинений, необходимо рассмотреть вопросы послереволюционного развития этого региона. Материалы архивного уголовного так называемого «Шахтинского дела», свидетельствуют, что в период с 1918 по 1923 гг. шахты Донецкого бассейна находились в запущенном состоянии. Часть из них была разорена, часть затоплена, многие были выработаны, нескольким большим шахтам из-за слабых водоотливов грозило затопление, не хватало электроэнергии. Восстановительные работы в то время не проводились из-за нестабильности фронта и недостатка средств.

В обвинительном заключении по делу указано, что в 1922-23 гг. отдельные буржуазные специалисты создали контрреволюционную вредительскую организацию в Шахтинском районе, тесно связанную с бывшими шахтовладельцами Донбасса. С 1925 года эта организация действовала под непосредственным руководством так называемого «Парижского центра».

Этот вывод был сделан в связи с рабочими волнениями в Александровск-Грушевске (Шахтинском округе), которые происходили в ноябре 1923 года, когда рабочие-шахтеры Власовско-Парамоновского рудника попытались поставить перед властью ряд проблем с целью незамедлительного их решения. Положение в каменноугольной промышленности и, в частности, в угледобывающей отрасли после гражданской войны было чрезвычайно тяжелым. Не хватало материальных и финансовых средств. И здесь шахтеры, заявили о своих правах, выдвинув требования об улучшении условий труда, повышении заработной платы, соблюдении правил техники безопасности, развитии рабочего самоуправления.

Прибывшие представители Всероссийского союза горнорабочих организовали общее собрание с чтением доклада о сложном международном положении страны, делавшим невозможным немедленное удовлетворение требований рабочих. На этом дело и закончилось.

В первые годы индустриализации производительность труда в Шахтинском районе значительно отставала по темпам роста от заработной платы, т.к. в шахтах было в значительной мере изношенное оборудование, низкий уровень организации труда, недостаток квалифицированной рабочей силы.

В 1925-1926 хозяйственном году рост заработной платы рабочих каменноугольной промышленности в Шахтинском округе обогнал рост производительности труда на 19,1%, в связи с этим необходимо было обеспечить рост производительности труда и создать накопления для проведения рационализации производства. Это должно было произойти за счет максимальной эксплуатации устаревшего оборудования при сохранении низких расценок оплаты труда, стимуляции энтузиазма рабочего класса, что, в свою очередь, сопровождалось ростом травматизма и аварийности, вызывавших брожение и недовольство в шахтерской среде.

Несмотря на трудности в 1927-1928 г.г. в общесоюзном тресте «Донуголь», куда входили два района - Шахтинский и Белокалитвенский, добыча угля стала составлять 2,5 млн. тонн, что на 0,3 млн. тонн превышала уровень 1913 года. Механизированная добыча угля по отношению ко всей добыче составляла в стране 15,8%, а в Шахтинско-Донецком округе - 45,4% ко всей добыче по округу. Это было бесспорным успехом, и вряд ли это можно было достигнуть при массовом вредительстве, которое инкриминировалось обвиняемым.

Материалы «Шахтинского дела» показывают, что определенное количество специалистов, работавших на предприятиях каменноугольной промышленности при царском строе, не скрывали своего негативного отношения к проводимой после революции политике партий и правительства в области каменноугольной промышленности, темпам и методам индустриализации страны. Но не из-за их отношения к советской власти, а из-за нарушения технологических процессов производства, правил техники безопасности, на шахтах и рудниках происходили аварии, снижалась добыча угля.

Бояринов, Братановский, Горлецкий, Казаринов на судебном заседании искренне заявили о непринятии ими Советской власти, неверии восстановить промышленность после гражданской войны, проявив насмешливое отношение ко всему, что происходит, в веру трудящихся в скорое построение общества социальной справедливости - социализма. Это было расценено, как вредительство.

После ареста, в ходе следствия многие из подсудимых не отрицали свои связи с бывшими шахтовладельцами, эмигрировавшими после революции за границу, однако категорически отрицали вредительство, якобы проводимое в их интересах и передачу шпионских сведений.

Эти связи носили чисто практические соображения. Еще 23 ноября 1920 года был принят декрет об общих экономических и юридических условиях концессий, В то же время поступили документы о сдаче в концессию отдельных предприятий угольной промышленности Донбасса.

Причем необходимость сдачи предприятий в концессию, обосновывалось невозможностями средствами республики восстановить Донбасс к 1927 году, как это планировалось. Объектами концессий могли быть существующие предприятия, ценные по характеру месторождений, но запущенные; предприятия, разрабатывающие малоценные сорта углей; предприятия с технически экономически трудными условиями; предприятия особо удаленные от центра; предприятия крупного масштаба, требующие больших затрат и продолжительного времени на восстановление.

Предпочтение при сдаче в концессии предприятий должно было дано тем из них, которые раньше принадлежали иностранным компаниям и акционерным обществам, или же тем из русских капиталистов, которые имели большие связи с заграничным капиталом.

Список бывших предприятий Донбасса намеченных к сдаче в концессии иностранному капиталу, состоял из семидесяти двух предприятий каменноугольной промышленности.

В связи с этим переписка с бывшим владельцем шахты Дворжанчиком, упоминавшимся в обвинительном заключении носила не шпионский характер, а содержала условия наиболее выгодного получения концессий.

Первыми в Шахтинском округе были арестованы: Колодуб А.К., Бабенко С.А., Самойлов В.Н., Кузьма Л.Б., Калганов Н.Е., Детер А.В., Березовский Н.Н., Антонов П.И., Горлов И.Г., Беленко В.Т., Башкин А.Б., Нашивочников В.Н., Горлецкий Н.Н., Казаринов А.И. Многие из них виновными себя не признали, заявляя о необъективном ведении следствия и оговоре.

Показания о признании своей вины появились после длительного пребывания под следствием и содержания под стражей в одиночных камерах. Ржепецкий заявил: «Ужас, как в одиночной камере, так и здесь преследуют меня, не знаю, чем себя оправдать», Юсевич утверждал: «Я подписал признание по принуждению. Давно нахожусь в невменяемом состоянии». Бабенко показал, что его признательные показания получены после годичного заключения, когда он едва понимал, что подписывал.

На предварительном следствии и в судебном заседании Березовский признал получение от Шадлуна денег для раздачи должностным лицам, якобы проводящим вредительскую деятельность в интересах вывших шахтовладельцев. Однако правдоподобность показаний Шадлуна вызывает сомнение, поскольку, находясь в камере, он заявил, что его показания не соответствуют действительности и даны в результате недозволенных методов ведения следствия. Ему не давали спать по десять суток, заставляли признаться во всем, что было выгодно следователям.

На допросах следователи, искусно манипулируя сведениями о политическом прошлом арестованных, о фактах аварий, затоплений на шахтах, об антисоветских высказываниях отдельных инженеров, добились от некоторых специалистов признания о существовании контрреволюционной вредительской организации. На основе этих признаний были арестованы 58 специалистов, из показаний которых следовало, что в Донецко-Грушевском, Несветаевком, Власовском, Щербиновском и Горловском рудоуправлениях, в правлении треста «Донуголь» и в ВСНХ СССР существовали контрреволюционные вредительские группы, которыми руководили из-за границы бывшие акционеры угольной промышленности и, в частности, уже вышеупомянутый Дворжанчик.

Центральной фигурой этой мифической организации, по мнению следователей, являлся Казаринов А.И., работавший в местных рудоуправлениях, а затем в Берлинском представительстве «Донугля», который, выезжая за границу по служебной необходимости и там якобы связывался с организацией бывших шахтовладельцев, получая директивы по проведению вредительской работы и денежные суммы для выплаты вознаграждений участникам организации. На допросе 16 января 1928 года он рассказал о своем вступлении в организацию в 1925 г. с помощью инженера Бахтиярова, который действовал по заданию директора треста «Новое строительство» в Харькове - Матова. Участники организации своими действиями якобы толкали рабочих, на выступления против Советской власти, вызывая волнения и забастовки, умышленно разрушали вентиляцию в шахтах, неправильно устанавливали расценки, плохо вели ремонт и новое строительство, нарушали правила техники безопасности, закупали за границей ненужное или некачественное оборудование, неправильно использовали это оборудование.

Так, Бабенко, Самойлов пустили в эксплуатацию ряд нерентабельных шахт, одну шахту затопили, другую пытались взорвать. Березовский подтвердил получение денег из-за границы за проведение вредительской работы, направленной ни много, ни мало на развал каменноугольной промышленности СССР. Это заключалось в срыве проходок наиболее рентабельных шахт, разработке пластов худшего качества и остановке в 1921 году Новоазовского рудника. Однако, как в последствии выяснилось, затопление Новоазовского рудника было произведено согласно указаниям треста, поскольку не хватало сил в условиях разрухи восстанавливать все шахты одновременно.

Петров обвинялся в том, что задержал проходку центрального уклона, организовал ремонт ненужного копра, занизил расценки работ, вызвав недовольство рабочих, и увеличил продолжительность рабочего дня, нарушая, тем самым, условия коллективных договоров. Однако следует отметить, что в конце 20-х годов по всей стране прошла волна забастовок рабочих всех отраслей промышленности, связанная с нарушением условий коллективных договоров. Занижение расценок было обычным явлением на производстве - это была политика государства, эксплуатировавшего трудящихся всей страны.

Чернокнижников обвинялся в том, что совершил акты вредительства в отношении турбин и механизмов, хотя на самом деле их порча была вызвана сроками эксплуатации.

Инструктор по врубовым машинам Никишин, по мнению ОГПУ, был основным исполнителем вредительских планов. Он посылал на шахты врубовые машины в большем количестве, чем требовалось, за что Никишин якобы получил деньги, лошадь и квартиру.

Главный механик Власовского рудоуправления Башкин признался виновным во вредительской деятельности даже в то время, когда вредительской организации как таковой еще не существовало.

В 1925 году в Щербиновском рудоуправлении при закладке рядом со старыми разработками мелких шахт в результате аварии пять из них были затоплены, что свидетельствовало о вредительстве со стороны инженеров Люри, Одрова и Стояновского.

Харьковский центр контрреволюционной вредительской организации, главным штабом которого, по мнению следственных органов, явилось Управление нового строительства Донбасса, состоял из дирекции треста «Донуголь» в составе Бахтиарова, Матова, Мешкова, Березовского, Детера, Шадлуна, Потемкина. В 1925 году в библиотеке треста «Донуголь» в связи с перепроизводством добычи угля, состоялось совещание дирекции треста о состоянии каменноугольной промышленности, которое и было расценено как заседание контрреволюционной вредительской организации, проводящей в жизнь директивы бывших шахтовладельцев и, в частности, Дворжанчика.

Впоследствии, на предварительном следствии Братановский сообщил о составе, структуре и задачах организации, главной целью которой было содействие в сдаче рудников в концессию бывшим шахтовладельцам, возбуждение недовольства Советской властью рабочих. Однако многие из обвиняемых не подтвердили эти показания. Так, Ржепецкий признал свое знакомство с Дворжанчиком и переписку с ним на личной почве.

Файерман вообще отрицал какую-либо вредительскую работу, так как вообще о ней ничего не знал. Владимирский показал, что не имел никакой связи ни с какими организациями. Горлецкий, являвшийся, по мнению следственных органов, руководителем вредительских организаций в масштабе всей страны, категорически заявил о непричастности к вредительской деятельности.

Тем не менее, 9 февраля 1928 года Г.Ягода все же доложил Председателю СНК Рыкову о вскрытии контрреволюционной организации, которая в течение ряда лет занималась систематическим разрушением Донугольного хозяйства. Деятельность организации, по его словам, направлялась из Польши и Германии. Задания получали инженера Донугля командируемые за границу и передавались инженерам германских фирм приезжающих в СССР.

Были указаны Майер, Отто, Вегнер от фирмы АЕГ; Геслер от фирмы Ф, Зейферт; Костер и Байштыбер от Кнаппа.

Однако арестованные немецкие специалисты Майер и Отто категорически отвергли все обвинения по организации аварий на производстве, что подтвердили и свидетели рабочие, положительно отзываясь о работе этих специалистов.

В Московском центре главными фигурами были Матов, Скорутто, Рабинович и Именитов, давшие противоречивые показания и на предварительном следствии и в судебном заседании.

Так, Матов признал свою связь с заграницей, получение денег и передачу шпионских сведений, но категорически отказался от проведения вредительской деятельности. Именитов, как представитель треста «Донуголь» в Москве отрицал свое участие во вредительской организации, связь с эмигрантскими кругами и получение денег. Бывший владелец шахт до революции Рабинович отрицал свое участи во вредительской организации и даже не допускал существование таковой. Свидетели по делу подчеркивали, что Рабинович к работе относился добросовестно и ответственно, добиваясь улучшения работы треста «Донуголь».

На процессе по «Шахтинскому делу» выступило много свидетелей шахтеров, показавших о тяжелых условиях труда, неправильном начислении заработной платы, бюрократизме инженерно-технического персонала, несоблюдении трудового законодательства, нарушении правил техники безопасности. Лишь отдельные случаи затопления шахт, аварии, порча механизмов отдаленно напоминали акты вредительства.

Существование контрреволюционной вредительской организации так же вызывает большие сомнения, поскольку каждый из обвиняемых давал о ней самые противоречивые показания. Так, Березовский показал, что она возникла в конце 1922 - начале 1923 года, а затем заявил, что еще в 1919 году перед ним якобы была поставлена задача, сохранять рудники в интересах бывших шахтовладельцев.

Анализируя материалы уголовного дела, интересно их сопоставление с тем, что в это время происходило в Политбюро ЦК ВКП(б). Первые материалы по «Шахтинскому делу» из ОГПУ поступили в Политбюро ЦК ВКП(б) 28 февраля 1928 года. К этому времени следствие велось уже в течение шести месяцев. Реакция Политбюро была однозначной - продолжать следствие для его более тщательной проработки.

Для доклада по данному делу из Ростова-на-Дону в Москву выехал Полномочный представитель ОГПУ Евдокимов.

В Политбюро была организована комиссия, которая стала заниматься «Шахтинским делом» в составе Рыкова, Орджоникидзе, Сталина, Молотова и Куйбышева. Интересной особенностью создания этой комиссии является то, что в Политбюро существовала комиссия по политическим делам, но значение «Шахтинского дела», по-видимому, было несколько выше, в связи с этим и была создана эта особая комиссия, ведь это дело могло повлиять и на межгосударственные отношения.

Члены комиссии Молотов и Сталин, в записке членам Политбюро писали, что «Дело может принять интереснейший оборот, если организовать соответствующее судебное разбирательство к моменту выборов в Германии». Таким образом, рассмотрение дела в определенное время, ко всему прочему, влияло на межгосударственные отношения.

В этот же день Политбюро ЦК ВКП(б) решает послать Андрееву следующую телеграмму «Считаем необходимым разбирательство дела шахтинских специалистов в судебном порядке, о чем дадим в ближайшие дни конкретные указания.

Куйбышев посчитал нецелесообразно посылать такую телеграмму. Он считал преждевременной передачу этого дела в руки судебных органов, так как в этом деле нити вели в Донуголь, «а с передачей дела в руки судебных органов мы много не сумеем узнать». Куйбышев предложил оставить ведение дела в ГПУ, чтобы расследовать все до конца. Предложение принимается.

2 марта 1928 года Политбюро еще раз ставит в повестку дня вопрос о создании комиссии по «Шахтинскому делу», оставляя в ней прежний состав: Рыкова, Орджоникидзе, Сталина, Молотова, Куйбышева. Но в данном случае комиссии было предоставлено право окончательного решения срочных вопросов от имени Политбюро по делу с последующим докладом. Решением Политбюро от 13 марта 1928 года прежний состав комиссии по «Шахтинскому делу» был дополнен Ворошиловым.

В своем письме от 2 марта 1928 года Молотов и Сталин сообщили членам Политбюро о заслушанном сообщение сотрудников ОГПУ - Ягоды, Евдокимова, Зотова о специалистах контрреволюционерах Шахтинского региона. В письме было высказано предположение, что группа специалистов связана с русскими контрреволюционерами в эмиграции, с немецкими капиталистами и немецкими контрреволюционерами.

Со слов сотрудников ОГПУ показания арестованных не оставляли никаких сомнений в серьезности этого дела. Для полного раскрытия его был необходим арест ряда инженеров, как в Москве, где якобы имелся центр контрреволюционеров, так и в Харькове. Повторно предлагалось организовать соответствующее судебное разбирательство к моменту выборов в Германии.

Но для того, чтобы показать связь вредителей, проходящих по «Шахтинскому делу» с немецкими капиталистами нужно было найти какую то конкретную связь. Учитывая то обстоятельство, что на шахтах работали иностранцы 5 марта 1928 года Политбюро ЦК ВКП(б) решило замешанных в «Шахтинском деле» немцев арестовать. Англичан решили не трогать, по-видимому, в связи с тем, что выборы в английский Парламент не планировались, а отношения с Англией и без того были непростыми. Англичан решили допросить и освободить.

12 марта Литвинов из Берлина информировал Сталина и Чичерина об озлоблениях в промышленных кругах, в связи с арестами немецких инженеров в СССР. Причем тягчайшие последствия для отношений предсказывались не только с Германией, но и с американским промышленным миром.

По-видимому, в связи с возникающими сомнениями в объективности следствия, Литвинов предложил создать авторитетную комиссию для определения вины арестованных немцев. Гарантируя присутствие при допросах представителя Народного комиссариата иностранных дел.

8 марта 1928 года Политбюро ЦКВКП(б) принимает предложенный Сталиным, Бухариным и Молотовым проект обращения ЦК ко всем организациям ВКП(б), всем коммунистам хозяйственникам всем ответственным работникам промышленности и профессорам, ответственным работникам РКИ и ОГПУ «Об экономической контрреволюции в южных районах углепромышленности».

Принятие этого обращения объясняет многое. Прежде всего, это была попытка борьбы с бесхозяйственностью. Надо было наводить порядок. Экономические методы в плане наведения порядка были не эффективны, носили половинчатый характер. Политбюро решило применить репрессивные меры, которые раньше неплохо помогали. По-видимому, это и есть основная причина повышенного внимания Политбюро к «Шахтинскому делу».

9 марта 1928 года комиссия Политбюро по «Шахтинскому делу» поручила просмотр проекта извещения прокурора, подкомиссии в составе Янсона, Молотова, Сталина, Куйбышева и Бухарина. Проект извещения был переработан основательно. Он весь испещрен пометками, часть текста вычеркнута. Это говорит о том, что процессу уделялось большое внимание, так как он был первым в череде процессов о вредительстве. Не было еще достаточного опыта организации таких гласных, показательных процессов. Необходимо было, по возможности не опускаясь до конкретики, найти лаконичные фразы, показывающие суть дела, но, не раскрывая конкретики, так как оставались опасения, что сведения не соответствующие действительности могли вызвать недоверие к подготавливаемому процессу.

Так были вычеркнуты фразы о времени образования организации в 1919-1920 г.г., о предстоящем кризисе угольной промышленности в 1930 году, если бы не было вскрыто вредительство и др.

В это время Евдокимов из Ростова-на-Дону сообщает о подготовке для процесса 31 гражданина СССР и 5 немцев. Каким образом велась эта подготовка можно только предполагать. Сообщалось так же о том кто и какие показания дал, кто еще не сознался. Так удалось выяснить, что Отто Эрнестон - бывший социал-демократ два года состоял членом Дрезденской организации «Стальной шлем», из которой вышел перед отъездом в СССР, что было вне сомнения отягчающим обстоятельством.

15 марта 1928 года Политбюро ЦКВКП(б), в целях ускорение подготовки Донбасского дела для судебного разбирательства, предложило Крыленко, ввиду возложения на него обязанностей обвинителя, ознакомиться со всеми имеющимися следственными материалами.

Менжинскому, Янсону и Куйбышеву поручалось в недельный срок ознакомиться со списком всех арестованных инженеров в Донбассе, разбить их на категории по степени виновности и установить возможность освобождения тех из них, по отношению к которым не было достаточных улик. После ознакомления со списком арестованных вышеуказанные товарищи 23 марта решили на своем заседании освободить обвиняемых инженеров Светличного, Черненко и Митолфанова, которые были необходимы для Ломова, о чем проинформировали Сталина и Рыкова.

21 марта комиссия по «Шахтинскому делу» решило всячески ускорить передачу дела в Верховный суд СССР для слушания дела в Москве.

Крыленко обязали выехать в Ростов для составления следственного материала, окончив его подготовку в месячный срок. ГПУ Ростова и Харькова обязали содействовать Крыленко в его работе.

Комиссия обязала ГПУ представить список лиц арестованных по «Шахтинскому делу» и места их заключения. Освобождение арестованных могло производиться только с согласия комиссии Политбюро по данному делу. Согласно договора с германским правительством, было разрешено свидание с арестованными немцами.

28 марта 1928 года Евдокимов из Ростова-на-Дону сообщал, что приехавшие из Москвы пять работников приступили к работе. Трое по указанию Крыленко оформляют дела, а двое ведут допросы, Было доложено о том, что отпечатано уже 9 томов дела и о проведенных очных ставках, которые прошли «хорошо».

Решением президиума ЦИК СССР от 28 марта 1928 года дело шахтинских рудников было передано для заслушивания в специальное судебное присутствие Верховного Суда СССР.

В связи с тем, что в процессе следствия было установлено, что «Шахтинское дело» связано с делом Донуля было предложено объединить два дела в один процесс, ограничившись привлечением по делу верхушки Донугля и Щербиновским рудоуправлением.

ОГПУ было предложено направить в Москву к 20-му апреля всех арестованных по материалам Донуля.

В это время, 30 марта 1928 года в связи с раскрытием «Шахтинского дела» состоялся Пленум Северо-Кавказского комитета ВКП(б).

Основным докладчиком на пленуме был Полномочный представитель ОГПУ по СКК краю Евдокимов. В докладе он коснулся вопроса о разрыве в 1927 году отношений с Англией, связав этот факт с участившимися фактами поджогов, вредительством и другими подобными действиями, которые с подачи ГПУ стали называться диверсиями.

Евдокимов отметил, что органы ГПУ стали суммировать, подбирать, квалифицировать и анализировать информацию по фактам диверсий. В результате было установлено, что наибольшее количество серьезных фактов вредительства и аварий падает на участки производства, которыми руководят лица, по выражению докладчика наиболее энергично вспоминающие «Боже царя храни».

Было отмечено, что, собирая факты об авариях, было опрошено на протяжении двух месяцев больше 600 человек рабочих. Была установлена злонамеренность во всех авариях. Вредителями оказались, по мнению ГПУ, бывшие шахтовладельцы. Установили, что члены этой организации в прошлом имели бескорыстную связь с царской контрразведкой. На протяжении всей службы не верили в перспективы развития отрасли при Советской власти, предполагая вести в дальнейшем борьбу с ней.

Евдокимов доложил, что первые аресты были проведены в августе, но по его словам только в январе «удалось развязать языки ряда специалистов». То есть только через пять месяцев.

Было обращено внимание на эмигрантов, которые большое внимание уделяют концессионному вопросу. Их союз своей задачей ставил участие в освобождении России от советской власти и подготовку ее экономического восстановления.

После того, как материалы предварительного следствия были доложены в Москве, были произведены дополнительные аресты «в целях перестраховки, без предварительной проработки» В результате, целый ряд арестованных стал сознаваться во вредительской деятельности, которая стала проводиться по идеологическим соображениям. По словам докладчика, работа в пользу старых хозяев привела к тому, что специалисты сами стали приходить к выводу о неэффективности экономической политики Советского государства.

Было отмечено, что органы ГПУ первыми обратили внимание на зольность угля. Оказывается, в зависимости от качества угля при его сжигании выделяется определенное количество золы. Был сделан вывод, что шахтеры добывали уголь с большим процентом зольности, а так как в это время широко использовались паровые двигатели, то это «ударяло по котлам, по транспорту». Далеко идущий вывод.

Евдокимов довольно подробно обрисовал ведение «Шахтинского дела», в заключении сделав выводы, согласно которым вредительство было бы локализовано, если бы хозяйственники не находились в плену у специалистов, учились бы быстрее и самостоятельно работать, были бы близки к рабочим и партийным органам.

Другие выступающие, коснулись антисоветской деятельности специалистов, высказав опасение, что это касается не только «Шахтинского дела», но и в целом руководства хозяйством. Так как в большинстве случаев хозяйственники осуществляют общее руководство, не обладая нужными знаниями. Поддержали Евдокимова, который указывал на необходимость пополнения работниками ОГПУ хозяйственников, предложив так же сделать это пополнение за счет партийных и профессиональных работников.

В прениях некоторые выступающие хвалили сотрудников ГПУ за работу: «К нашему счастью мы еще имеем чекистов» и высказывались за усиления репрессий. «В последнее время, курс взят на смягчение репрессий. Думаю, что надо будет взять противоположный курс и сейчас надо сказать прямо, что, не расстрелявши несколько лиц, которые допустили грубейшие промахи, крупные растраты и бесхозяйственность, мы не достигнем соответствующих результатов в их искоренении».

Другие высказывали мысль, что «Шахтинское дело» принимает характер компании. Почему Вы на каждом предприятии стараетесь найти «Шахтинское дело». «Может быть, действительно, стараются найти, выдумать, но надо посмотреть вокруг себя и если не контрреволюционные, то отдельные головотяпства выправлять нужно».

Крыленко напомнил присутствующим, что никто не должен пересматривать основные воззрения и методы, установленные ЦК партии по вопросу об отношении к специалистам. Директивы партии говорят о том, что специалисты нам должны служить, а не наоборот.

В заключительном слове Евдокимов сказал: «Значение «Шахтинского дела» заключается в том, что мы должны все участки нашего хозяйственного фронта посмотреть, проверить в свете этого «Шахтинского дела». «Шахтинское дело» - это наше поражение, а на поражениях надо учиться».

Мне кажется, что вопрос об отношении к специалистам должен быть для всех ясен, что без них мы не обойдемся.

Андреев поддержал его «Одними своими руками построить социализм мы не можем, надо использовать специалистов.» ... «Я думаю, что есть, у нас, у хозяйственников, внутреннее недоверие к нашим органам ГПУ, что, дескать, они увлекаются своими исканиями преступлений, перебирают и т.д.. Такое недоверие есть. Я думаю, что это недоверие должно быть изжито. Это недоверие после того, какие успехи ГПУ имеет в деле раскрытия экономического контрреволюционного заговора, должно быть изжито и заменено большим вниманием ко всем указаниям этих наших организаций».

30 марта 1928 года по распоряжению крайкома от 23 марта состоялся объединенный Пленум Шахтинско-Донецкого окружкома ВКП(б) и окружной Контрольной комиссии первого созыва 17 окружной партконференции, где слушали доклад Д. Булатова о решении краевого партийного комитета по «Шахтинскому делу».

На пленуме присутствовало 600-700 человек, выступило в прениях около 20 человек.

Было высказано мнение о неспособности Бюро наладить правильное внутри партийное руководство и руководство хозяйственной деятельностью.

Многие выступающие в прениях недоумевали, почему крайком не снимает с работы первых лиц Окружкома. Были проведены перевыборы Бюро Окружкома.

Позже Булатовым в записке Андрееву и Иванову было предложено заменить партийное руководство Окружкома и привлечь к ответственности дополнительно ряд работников.

На совместном заседании Политбюро ЦК и ЦКК, проходившем с 6 по 11 апреля 1928 года, слушали проект резолюции о «Шахтинском деле» и практические задачи в деле борьбы с недостатками в хозяйственного строительства.

Было принято решение утвердить проект резолюции с внесенными поправками. При этом Политбюро поручалось самостоятельно определить, какая часть резолюции не подлежит опубликованию в печати.

В резолюции говорилось, что «Шахтинское дело» приобрело общесоюзное значение, вскрыв новые формы и методы борьбы буржуазной контрреволюции против СССР, против социалистической индустриализации.

Подчеркивалось, что непосредственное руководство предприятиями сводилось к «общему руководству». Хозяйственники превратились в комиссаров плохого типа не отвечающих за порученное дело. Партийное руководство сводится к общим декларативным резолюциям.

Был сделан вывод, что вскрытые недостатки в Донбассе характерны для большинства промышленных районов и делают необходимым скорейшее проведение ряда практических мероприятий для их устранения.

Ставилась задача усиления контроля за работой специалистов и их ответственности за порученный участок работы и вместе с тем должна быть забота о благоприятных условиях их труда.

Объединенный пленум предложил в ближайшие месяцы обратить внимание на проверку личного состава специалистов. Продолжить практику привлечения иностранных специалистов для работы на предприятиях. Командировать наших специалистов на учебу за границу, а также улучшить их обучение в вузах, так как они должны были придти на смену буржуазным специалистам.

На пленуме также обсуждались вопросы в отношении выдвиженцев, о вовлечении масс в дело руководства производством, об улучшении условий труда и быта рабочих Донбасса и др.

11 апреля члены комиссии Политбюро по «Шахтинскому делу» приняли предложения Крыленко об объединении дел в один процесс, ограничившись привлечением по делу руководства Донугля и Шербиновским Рудоуправлением.

Крыленко просил отсрочить постановку процесса вместо 21 апреля, на 15 мая. Так как необходимо было предоставить обвиняемым 10 дней для ознакомления с делом. В связи с этим к 20 апреля необходимо было направить арестованных в Москву.

Еще раз был поставлен вопрос об арестованных немцах. Планировалось еще раз обсудить вопрос о целесообразности привлечения к ответственности Вегенера и Зебальда, о которых имелись материалы о вредительской работе. Крыленко предложил не привлекать их, чтобы не осложнять процесс, ограничившись высылкой их из пределов СССР. Только 19 июля Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение, которое обязало ЦИК принять решение о ликвидации дела Зебальда высылкой его из СССР как нежелательного иностранца с завершением следствия по «Шахтинскому делу». 17 апреля 1928 года комиссию по этому делу Политбюро ликвидировало.

Однако было принято решение о создании комиссии против вредительских организаций в СССР, а также в связи с процессом в Донбассе в несколько усеченном составе. Туда вошли: Рыков, Молотов, Орджоникидзе.

26 апреля 1928 года Каганович из ЦК КП(б)У писал Сталину об окончании следствия по «Шахтинскому делу». Материалы, по его мнению, были настолько интересны, что он посчитал нужным послать ему экземпляр записки Балицкого для ознакомления. В процессе следствия удалось выяснить, что контрреволюционные организации охватили собой ряд крупных трестов Украины - Югосталь, Химуголь, ЮРТ.

Каганович писал, что организация существовала и в Москве, свое влияние распространив на Сибирь, Кавказ и Центральный район СССР. Кроме того, она была связана с польским и французским посольствами в Москве, польским генеральным консульством в Харькове, французским военным министерством, бюро политической полиции в Берлине. Поляки, по словам Кагановича, щедро субсидировали организацию, используя ее для шпионской и диверсионной работы.

Мне кажется, тов. Сталин, что нельзя ограничиваться только той резолюцией, какая была принята на пленуме ЦК. Резолюция совершенно и абсолютно правильная, но сейчас необходимо более глубоко и конкретно изучить все условия работы наших трестов и хозяйственных организаций и провести такую реорганизацию не только структуры, но и самой работы хозяйственных учреждений, которая бы обеспечила нас от повторения подобных историй.

В частности мне кажется, необходимо усилить роль ГПУ, примерно так, что бы в крупных трестах, были бы крупные работники, уполномоченные ГПУ, как вроде транспортных органов ГПУ. Эту реорганизацию надо провести под наблюдением и непосредственным руководством руководящих работников ЦК и ЦКК, иначе я боюсь, как бы у нас на деле в смысле структуры и методов работы не осталось по старому».

Эти выводы были сделаны по записке Балицкого, в которой он писал, что Донуглевская организация имела свою программу, тактику и действенный центр. В записке Балицкий указывает о сумме получаемых от поляков, французов и немцев на шпионаж и вредительство. С его слов эта организация намечала и подготавливала вредительские действия на случай войны.

В заключении было указано, что «выводы тов. Сталина в его докладе на Пленуме ЦК в отношении новых форм работы контрреволюции и подготовки интервенции, получают фактическое подтверждение в материалах этого дела».

Таким образом получается, как бы взаимовлияние на политические решения в стране партийных органов и органов безопасности. Стоило Сталину сделать выводы о новых формах работы контрреволюции, как тут же органы ОГПУ находили подтверждение этому. Вместе с тем, Сталин не сделал бы таких выводов, без докладных записок на его имя со стороны органов государственной безопасности о контрреволюционной деятельности в СССР до прочтения этих материалов.

Интересно отношение к фальсифицированному процессу лиц живших в то время. Так, инженер Борис Сысоев, покончивший жизнь самоубийством, работая в 1928 году в «Коксобензоле», написав предсмертное письмо которое Чубарь 29 июня 1928 года переслал Сталину. В своей резолюции Сталин попросил разослать его членам и кандидатам в члены Политбюро.

В письме от 9 июня 1928 года Сысоев пишет, что Ротайчик обозвал его контрреволюционером, шахтинцем и хочет отдать под суд. «Но я знаю, что при желании можно обвинить и невинного - сейчас момент такой. Я не хочу позора, не хочу безвинно страдать и оправдываться, предпочитаю смерть позору и страданиям. Я безгранично страдаю за будущее, неужели дело Ленина погубят?

Судить меня это рубить тот последний сук, на котором все держится...»

Процесс по «Шахтинскому делу» на самотек пущен не был, 17 мая 1928 года Политбюро одобрило решение комиссии о тактике в связи с поведением защитников по «Шахтинскому делу».

Ягоде и Крыленко поручалось наметить лицо для ведения переговоров и доложить комиссии.

Артемовсому округу Политбюро разрешило выставить еще двух общественных обвинителей. Однако до предварительного ознакомления с ними, членов комиссии было предложено не допускать их на процесс.

Заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР по «Шахтинскому делу» состоялось летом 1928 года под председательством А.Я.Вышинского. На суде некоторые из подсудимых признали только часть предъявленных обвинений, другие полностью их отвергли. Были и те, которые признали свою вину. Суд оправдал четверых из 53 подсудимых, четверым определил меры наказания условно. Девять человек были приговорены к заключению от одного до трех лет. Большинство обвиняемых, было осуждено на длительное заключение от четырех до десяти лет. 11 человек были приговорены к расстрелу (пять из них расстреляли, а шести ЦИК СССР смягчил меру наказания).

В связи с «успешным» окончанием дела Андреев, Орджоникидзе и Микоян обратились в Политбюро с предложением наградить Евдокимова и Зотова орденом Красного Знамени. Затем список был расширен до 15 человек. Президиум ЦИК СССР 11 января 1929 года отклонил предложение о награждении сотрудников ОГПУ: Е.Т.Евдокимова, В.А.Балицкого, А.А.Слуцкого, А.Б.Иксарова... Г.Е.Прокофьева и др. за расследование «Шахтинского дела». По-видимому, это было связано с явной фальсификацией процесса.

В настоящее время Генеральная прокуратура опротестовала решение специального присутствия Верховного суда СССР 13 мая - 5 июля 1928 года, лица, проходящие по т.н. «Шахтинскому делу» реабилитированы. Был сделан вывод о том, что «в деле нет достаточных доказательств обвиняемых в подрыве каменноугольной и иных отраслей промышленности, транспорта, совершенных в контрреволюционных целях в интересах бывших собственников или иных заинтересованных зарубежных организаций, передаче за границу каких-либо шпионских сведений, а равно получение за указанные действия денежного вознаграждения, а также организационной деятельности, направленной к подготовке или совершению террористических актов или иных контрреволюционных вредительских действий, а равно участия во вредительской организации».

После рассмотрения «Шахтинского дела», процессы в угольной промышленности продолжились. 21 августа 1930 года Политбюро рассматривает вопрос об угольной промышленности и, предлагая ОГПУ принять решительные меры против контрреволюционных элементов, затесавшихся в рабочую среду. Через месяц, 30 сентября 1931 года Политбюро заслушав доклад Акулова, и Балицкого, утвердило решение коллегии ОГПУ о применении высшей мере социальной защиты по отношению к шести вредителям из Донбасса.

1 октября 1933 года Политбюро ЦК ВКП(б) разрешает Донобкому организовать показательные процессы в шахтах Щеглова 8/9 и Юнхоме над виновниками умышленной приписки угледобычи с применением к ним закона от 7 августа 1932 года.

В 1937-38 г.г. пошли новые процессы в угольной промышленности.

«Шахтинский процесс» явился первой ласточкой последовавших процессов над вредителями во всех отраслях промышленности. 1 апреля 1928 года Ягода и Благонравов докладывали в Политбюро о раскрытии контрреволюционной организации в НКПС.

Сталин по поводу сообщенных ему фактах, 6 июня 1928 года писал членам и кандидатам Политбюро, членам президиума ЦИК, секретарям ЦК ВКП: «Месяца два назад была разослана первая записка ОГПУ о вредительстве на железнодорожном транспорте. Ныне рассылается вторая по счету записка ОГПУ по вопросу о вредительстве на железнодорожном транспорте, снабженная новыми материалами, показаниями специалистов и данными экспертизы. Ввиду особой важности вопроса как с точки зрения развития нашего хозяйства, так и, особенно, с точки зрения обороны страны просьба прочесть записку лично и держать ее, как сугубо секретный документ».

Уже 11 июня 1928 года Политбюро ЦК ВКП(б), обсудив записку ОГПУ насчет вредительства на транспорте, поручает Рудзутаку созвать в 10-ти гневный срок совещание руководителей железнодорожного транспорта для рассмотрения вопроса о вредительстве, с предварительным ознакомлением с вышеуказанной запиской ОГПУ. Рудзутаку было предложено составить список участников совещания.

На совещании о вредительстве на железнодорожном транспорте, проходившем 19-20 июня 1928 года, доклад по поручению ОГПУ делал Благонравов. Он сообщил о вредительских группах на Казанской железной дороге. Рассказал о ходе проверки проводимой ОГПУ и обнаруженных расхождениях между официальными данными и действительными по паровозному парку страны. Расхождение составило 870 паровозов. Предложил, выработавшие ресурс паровозы не списывать, а продолжать использовать.

Андреев в своем выступлении отметил, что трудно делать прямой вывод о наличии злого умысла во всех этих недостатках, но один факт, который трудно оспорить, это исключение из резервного парка «здоровых» паровозов. «Этот факт убеждает в том, что наличие этого умысла, все-таки надо предполагать».

Почти все выступающие на совещании ставили вопрос, есть вредительство или нет? Однозначного ответа не было.

Тем не менее, в своем выступлении Ягода утверждал, что организация вредителей все же засела в НКПС. В доказательство он стал приводить выдержки из протоколов допросов арестованных.

Подводя итоги совещания, Алексеев сделал вывод: «никакого вредительства по существу нет, а есть бесхозяйственность».

21 октября 1928 года членам и кандидатам в члены Политбюро были разосланы для ознакомления материалы (личные показания вредителей) по вопросу о вредительстве на железнодорожном транспорте, в связи с перевозками хлебопродуктов. Сталин ввиду важности дела просил прочитать материалы лично.

По прочтении этих материалов Рудзутак, находясь на отдыхе в Новом Афоне 27 октября 1928 года писал Сталину: «Дорогой Коба, хочу поделиться с тобой своими впечатлениями по поводу разосланного материала о вредительстве в связи с хлебозаготовками. Я боюсь, что сейчас идет вредительство со стороны арестованных инженеров в сторону возможной полной дезорганизации центрального и дорожных аппаратов железных дорог в момент наиболее напряженных перевозок. Вновь перечисленные в показаниях «вредители» являются наиболее грамотными железнодорожниками. На транспорте их насчитывается уже не горстями, а штуками. Если учесть, что некомплект инженерно-технического персонала на дорогах доходит до 50%, то понятно, что подорвать работу транспорта на этой линии легко».

По существу, материал, доказывающий вредительство в связи с хлебозаготовками весьма жидкий».

Доказательства сводились к трем основным моментам: не хватке паровозов к Курской железной дороге, в не достатке бандажей и наличии неразгруженных составов.

Далее Рудзутак продолжал: «На деле нет ни того, ни другого. Но стоит снять квалифицированную группу инженеров сейчас и вредительство в связи с хлебозаготовками будет на лицо.

Не лучше ли мне приехать в Москву? Здесь отдохнуть все равно не смогу. Не могу никак привести нервы в порядок, а там я буду спокойнее».

Это письмо было показано Менжинскому, но выводов никаких сделано не было, следствие продолжалось.

Сулимов из НКПС 3 ноября 1928 года (№ 16167/с) сообщил председателю СНК СССР А.П. Рыкову о том, что вредительство и бесхозяйственность отрицательно сказались на работе железнодорожного транспорта, который работает на пределе своих возможностей. Но вместе с тем отмечалось улучшение перевозки хлеба. Сулимов докладывал, что намеченные на 1928/29 год план перевозок в годовом объеме будет транспортом выполнен.

До этого Политбюро ЦК ВКП(б) 10 мая 1928 года рассматривало вопрос о мерах по борьбе с засорением советского, хозяйственного и других аппаратов и о выдвижении новых кадров (Объединен. Пленум ЦК и ЦКК от 11.04.28 г. пр. № 2 п. 6). Было предложено включить этот вопрос в план работы Оргбюро, с тем, чтобы на предварительной проработке вопроса была привлечена Центральная контрольная комиссия. Оргбюро ЦК ВКП(б) 10 октября 1928 года заслушав вопрос о засорении советского и хозяйственного и других аппаратов и о выдвижении новых кадров постановило включить в план работы на ноябрь доклады ВСНХ и НКПС и содоклады ОГПУ и Орграспреда ЦК о выполнении решения апрельского пленума ЦК о проверке личного состава специалистов промышленности и транспорта.

Было решено просить Центральную контрольную комиссию подготовить свое заключение по этому вопросу. Доклады и содоклады планировалось заслушать на заседании Оргбюро 19 ноября 1928 года.

Выполняя решения Пленума, было доложено о проверке железнодорожников. На железных дорогах из-за наличия вредительских организаций ОГПУ было проверено 7011 человек. Подлежали увольнению за политическую неблагонадежность 537 чел. (7,6%), перемещению с прифронтовых дорог на дороги тыла 68 чел. (10,8%), перемещению на менее ответственную работу 654 чел. (9,3%), по 124 чел. имелись разногласия между органами ГПУ и дорогами. Таким образом, около 20% всего проверенного состава подлежали или увольнению, или смещению на низшую работу.

В мае 1929 года обвинительное заключение о контрреволюционной вредительской организации в НКПС и на железных дорогах СССР было подготовлено. Одновременно было вынесено решение и о вредительстве в золотоплатиновой промышленности, о чем Ягода и Прокофьев доложили Сталину еще 9 июня 1928 года.

«Правда» от 24 мая 29 года писала «ОГПУ раскрыты контрреволюционные организации на железнодорожном транспорте и в золотоплатиновой промышленности Союза поставившие себе цель свержения советской власти при помощи иностранной интервенции и восстановление в стране капиталистического строя. Своей цели они добивались путем вредительства дезорганизации этих отраслей народного хозяйства».

Коллегия ОГПУ 22 мая 1929 года постановила расстрелять участников контрреволюционных организаций на железнодорожном транспорте: Фон Манн Н.К. и Величко А.Ф. и в золотоплатиновой промышленности вредителя - Палынского П.А., приговор приведен в исполнение.

Подчистив специалистов, часть из которых была осуждена, другая выгнана с работы, НКПС столкнулся с такой проблемой, что некому стало работать. Политбюро ЦК 5 августа 1931 года принимает согласованное предложение с ОГПУ и НКПС о досрочном освобождении от наказания специалистов, передаваемых ОГПУ для работы на транспорте с оставлением им наказания условным и о применении к освобожденным гласного надзора ОГПУ.

5 сентября 1931 года ОГПУ и НКПС в совместной записке (№ 40686) сообщили в ЦК ВКП(б) Кагановичу, что ОГПУ и НКПС наметили еще один дополнительный список инженеров и техников железнодорожного транспорта, отбывающих наказание по приговорам коллегии ОГПУ за вредительство, но могущих быть использованными на транспорте. В представляемый список на 142 человек вошли инженеры и техники различных специальностей железнодорожного транспорта.

ОГПУ и НКПС просили санкционировать досрочное освобождение от наказания перечисленным в списке лиц, с оставлением наказания условным и применением к освобожденным гласного надзора ОГПУ.

15 сентября 1931 года Политбюро принимает решение о досрочном освобождении бывших вредителей, инженеров и техников железнодорожного транспорта для использования их на транспорте по списку представленному Постышевым и Акуловым с оставлением наказания условным и применении к освобожденным гласного надзора ОГПУ.

Из справки о специалистах-транспортниках передаваемых ТО ОГПУ в НКПС и его органы на 12 декабря 1931 года было освобождено 277 человек. Из них передано 154 человека, в пути из лагеря находились 124 человека (цифры на 1 человека не совпадают). Совершенно ясно, что зачастую работники железнодорожного транспорта были осуждены незаконно. Кто бы стал выпускать преступников?

16 апреля 1934 года в записке Ягоды об использовании осужденных специалистов железнодорожного транспорта писал, что после ликвидации в 1928-29 гг. контрреволюционной вредительской организации на железнодорожном транспорте, из-за нехватки специалистов, ОГПУ стало привлекать осужденных специалистов для работы.

Были перечислены объекты, где мог бы использоваться их труд.

В 1930 году, ОГПУ в порядке помощи НКПСу было организовано при транспортном отделе техническое бюро, в котором проходила проектировка и постройка важнейших элементов реконструкции железнодорожного транспорта, к этой работе были привлечены осужденные специалисты.

Такая же работа стала проводиться и по реконструкции водного транспорта.

В докладной записке сообщавшей о работе осужденных специалистов ОГПУ просило наградить отличившихся.

Необходимо отметить, что в органах государственной безопасности были созданы и работали специальные технические бюро, в которых использовался труд высокопрофессиональных специалистов не только в системе НКПС.

20 сентября 1931 года на Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос о конструкторских бюро. Было решено оставить их при ОГПУ.

7 cентября 1931 года Кагановичу было доложено, что конструкторские бюро при ОГПУ созданы и работают в Москве, Ленинграде, Зап. Сибири, Ростове-на-Дону.

В записке было указано, что в конструкторских бюро работают: 74 шпиона; 9 террористов; 98 руководителей организаций; 44 диверсанта; 14 членов промпартий; 184 контрреволюционера.

Из общего числа 423, под следствием находилось 160.

16 марта 1932 года Политбюро вновь рассмотрело вопрос о технических бюро, решив их временно сохранить, чтобы дать специалистам время для окончания работы. Новых работ было решено не начинать. Срок работы определялся по согласованию Наркомтяжпромом и ОГПУ. По окончании работ специалистов предлагалось передать НКТяжпрому. Однако эффективность особых технических бюро была настолько велика, что они просуществовали до 1953 года.

Нельзя говорить о том, что деятельность органов безопасности была направлена на борьбу с мнимым врагом, были факты и действительно преступной деятельности. Так, Запорожец из Ленинграда сообщил по прямому проводу Ягоде 18 февраля 1933 года, что на станции Ленинград-Товарная Московской линии Октябрьской железной дороге ликвидирована контрреволюционная вредительская организация, возглавляемая сыном крупного помещика Калужской губернии Пеховым.

Пехов сгруппировал весовщиков из бывших кулаков и торговцев, которые умышленно засылали не по назначению посевные и важные промышленные грузы, вели агитацию, разваливая труд и дисциплину. Производили массовые хищения грузов на сотни тысяч рублей. При обыске найдено 3 тыс. метров похищенного шелка, у одного арестованного - 23 тыс. руб. денег. Для того чтобы скрыть преступление сообщники ставили задачу сжечь склады Товарной станции и склады Союзтранса. По делу было осуждено 33 человека.

Показательные процессы в отношении сотрудников железнодорожного транспорта продолжались. Политбюро ЦК ВКП(б) 5 марта 1934 года рассмотрело вопрос о нарушениях на железной дороге предложив Акулову провести показательные процессы по четырем делам о крушениях на Казанской, Екатерининской, Юго-Восточной и Донецкой железных дорогах.

20 апреля 1934 года Политбюро посчитало необходимым заслушать дела о виновниках железнодорожных крушений на ст. Таватуст участка Свердловск-Тагил Пермской железной дороги показательного процесса в линейном суде дороги с освещением в печати. Для организации процесса и поддержания обвинения Политбюро решило командировать Помощника Главного Транспортного Прокурора Липкина.

26 мая 1934 года Политбюро утверждает приговор Верховного суда СССР к высшей мере наказания бывшему диспетчеру Московско-Казанской железной дороге Медведеву за систематическое взяточничество в течение длительного времени.

Несмотря на эти процессы, отношение к железнодорожникам менялось. 15 апреля 1934 года Политбюро утверждает постановление комиссии по железнодорожному транспорту, в котором запрещает Транспортному отделу ОГПУ производить аресты работников железнодорожного транспорта без согласования в каждом отдельном случае с начальником дороги.

Транспортному отделу ОГПУ и прокуратуре СССР поручалось в пяти дневной срок разработать порядок производства арестов должностных лиц на транспорте и внести на утверждение в коллегию НКВД, а ОГПУ разработать положение о транспортном отделе ОГПУ его правах и функциях и внести на утверждение в комиссию по Наркомвнудел. Проект положения о транспортном отделе был подготовлен в срок и доложен Ягодой.

Интересно то, что прогнозы специалистов о перспективах работы железнодорожного транспорта ставились под сомнение.

В своей справке Каганович писал Сталину, что, по мнению специалистов, транспорт работает на пределе и не может грузить больше чем 56 тыс. вагонов - максимум 60 тыс. вагонов. Участковая скорость, достигнутая в 1934 г. 14,2 км/ч. является максимально возможной.

Фактически же транспорт грузит сейчас в сутки по 73-75 тыс. вагонов. Коммерческая участковая скорость товарного поезда поднялась до 18,6 км/ч.

«Таковы факты, разоблачающие реакционную группу инженеров и профессоров оправдывающие своими квазинаучными нормами плохую работу железнодорожного транспорта».

12 мая 1928 года Сталин, обращаясь к членам и кандидатам в Политбюро ЦК просил обратить серьезное внимание на записку Ягоды от 9 мая 1928 года (№ 353819) о деятельности группы специалистов по военной промышленности. «Дело очень серьезное и сложное, и придется должно быть, рассмотреть его на ближайшим заседании Политбюро».

На ближайшем заседании 14 мая 1928 года Политбюро рассматривает вопрос, о военной промышленности принимая решение поручить контролировать это дело Орджоникидзе.

15 июля 1929 года Политбюро ЦК ВКП(б) обсуждает обвинительное заключение ОГПУ по делу о военной промышленности и принимает решение разослать его членам ЦК и ЦИК, а также хозяйственникам, в том числе директорам заводов, в особенности работающих в военной промышленности. Политбюро заранее предрешило расстрел руководителей контрреволюционной организации вредителей в военной промышленности, однако сам расстрел был отложен до своего нового решения Политбюро о времени расстрела.

ОГПУ было предложено представить список лиц, подлежащих расстрелу.

ОГПУ предоставляет такой список, и 21 октября 1929 года Политбюро соглашаясь с предложением ОГПУ о расстреле Михайлова и др. и принимает проект сообщения для печати. В котором говорилось, что органами ОГПУ раскрыта и ликвидирована контрреволюционная вредительская и шпионская организация в военной промышленности СССР, которая ставила перед собой задачу путем вредительства и шпионажа ослабление обороноспособности страны, содействие иностранным интервентам.

Личный состав ее состоял в подавляющем большинстве из бывших высших чинов царской армии - бывших генералов и полковников.

В связи с этим Коллегией ОГПУ приговорены к расстрелу:
Михайлов В.С. - бывший генерал, дворянин;
Высочанский Н.Г. - бывший генерал, дворянин;
Дымман В.О. - бывший генерал, дворянин;
Дежанов В.Н. - бывший генерал, дворянин;
Шульга Н.В. - бывш. генерал порученец при бывшем великом князе Сергее Михайловиче

Приговор приведен в исполнение.

Все остальные по указанному делу были приговорены на разные сроки заключения в концентрационные лагеря.

По поручению Сталина в особо секретном письме вместе с Постановлением Политбюро ЦК от 25 февраля 1930 года директоров заводов обязали сообщить о принятых мерах по выявлению и ликвидации вредительства в военной промышленности.

Последние в ответ стали направлять в Политбюро ЦК письма о принятых мерах. На некоторых заводах стали организовывать комиссии по ликвидации последствий вредительства, которые вели протоколы своих заседаний и направляли их в Политбюро.

Так в отчете о вредительстве директор завода им. Морозова в Ленинграде 23 мая 1930 года писал: Завод терпит исключительную нужду в руководящем техническом персонале. Не налажены поставки. Завод не справляется с достижением мобилизационной готовности. Далее сообщает о произошедшем взрыве на заводе (по-видимому, из-за курения, которое не заводе было запрещено).

Директор завода № 11 г. Загорска от 9 августа 1930 года писал, что при ликвидации вредительства было вывезено до 2000 возов мусора, прочищено оборудование, приведена в порядок пожарная сигнализация, проверены строящиеся или проектирующиеся здания в 1929-1936 г.г. под углом зрения соответствия их с мобилизационным заданиям.

Создается такое впечатление, что мало кто понимал, что такое вредительство и как с ним необходимо было бороться. Самое главное было вовремя отрапортовать о проведенных мероприятиях по борьбе с вредительством.

Чуть позже возникло дело «Промпартии». Впервые о нем было доложено в Политбюро 11 ноября 1929 года запиской Ягоды и Прокофьева (№ 44081 от 6.11.29 г.) в которой излагались материалы о вредительстве в металлопромышленности.

В протоколе допроса от первого октября 1930 года Евреинов Е.Ф. признал себя виновным в том, что состоял членом контрреволюционной организации именовавшей себя «Промышленной партией» было и другое название «Инженерно-промышленная партия». Евреинов рассказал, что в организацию его вовлек профессор Рамзин Л.К. в 1927 году.

Рамзин в свою очередь показал, что основной целью деятельности Промышленной партии являлось свержение советской власти при помощи контрреволюционного переворота. С самого начала деятельности «Промпартии» ее основной ставкой была ставка на интервенцию против СССР, что считалось наиболее верным и быстрым способом совершения контрреволюционного переворота.

Шипов В.Ф. 18 октября 1930 года рассказал о подготовке теракта в отношении Сталина.

25 августа 1939 года Политбюро ЦК ВКП(б) заслушав сообщение об использовании показаний вредителей по линии интервенции признало необходимым немедленно предать суду контрреволюционный объединенный центр, поставив на суде центральным вопросом показание вредителей о подготовке интервенции.

Была создана комиссия в составе Литвинова, Ворошилова, Сталина, Менжинского и Крыленко для просмотра в кратчайший срок показаний «вредителей интервенции» с целью опубликования в печати.

Через два дня Политбюро ЦК ВКП(б) 20 октября 1930 года предложило ОГПУ диверсионные группы арестовать немедленно. Была проявлена забота о Сталине, ему было предложено немедленно прекратить хождение пешком. Были предприняты меры по очистке Кремля от ряда живущих там не вполне надежных жильцов и др.

11 ноября 1930 года НК Юстиции РСФСР Н.Янсоном в Политбюро ЦК ВКП(б) Сталину, после согласовании с Менжинским и Крыленко, был внесен на утверждение Комиссии Политбюро список состава Особого присутствия Верховного суда СССР по делу Рамзина, Калинникова, Ларичева и др. Куда входили Вышинский А.Я.- Председатель суда: Антонов-Саратовский В.П., член Верхсуда СССР - член суда: Львов В.Л. рабочий - кузовщик завода «АМО», член партии с 1919 года, - член суда; Иванов П.А. рабочий - слесарь завода «Красный путиловец» в Ленинграде, член партии с 1918 года,- запасной судья.

При этом Янсон пояснил, что Антонова-Саратовского он вызывал на личные переговоры и договорился с ним, что все его вопросы и выступления в зале заседания будут строжайшим образом согласованы с Председателем Суда. Львова имеющего хорошие отзывы местных партийных и общественных организаций он также вызывал к себе и посчитал вполне подходящей кандидатурой. Иванова через ВЦСПС выдвинул Ленинградский областной совет профсоюзов. Янсон с ним не встречался, но данные о нем вполне удовлетворительные, а роль его в качестве запасного судьи более чем ограниченная.

Янсон попросил Комиссию Политбюро этот состав суда утвердить и передать на оформление в ЦИК Союза ССР.

Шла уже обычная практика фальсификации не только следствия, но и судебного процесса.

15 ноября Политбюро утвердило состав Особого присутствия ВС СССР: Вышинский А.Я. - пред. суда; Антонов-Саратовский В.П. - член суда; Львов В.Л. - член суда; Иванов П.А. - запасной судья. Была определена дата начала суда 25 ноября 1930 года.

17 ноября 1930 года прорабатывается вопрос о возможности напечатания обвинительного заключения по делу «Промпартии» на немецком языке. В газетах появляются публикации о «Промпартии» и о предстоящем суде.

Для руководства ходом дел на процессе «Промпартии» Политбюро 21 ноября 1930 года создает комиссию в составе Литвинова (с заменой Кречинским), Молотова, Сталина, Ворошилова, Менжинского, Янсона и Крыленко.

7 октября 1929 года Евдокимов докладывает Сталину о вредительской контрреволюционной организации в Грозненской нефтепромышленности. Чуть позже Ягода сообщает Сталину, Орджоникидзе, Ворошилову о том, что арестованный профессор горной Академии бывший старший директор нефтяного директората ВСНХ СССР и Председатель научно-технического совета нефтяной промышленности Струков Иван Николаевич, арестованный 1 июня 1929 года по обвинению во вредительстве сознался 5 февраля 1930 года в руководстве контрреволюционной организации в нефтяной промышленности. Человеку понадобилось восемь месяцев, чтобы вспомнить о якобы совершенных им преступлениях.

15 июля 1929 года Политбюро принимает постановление о контрреволюционной организации в нефтяной промышленности с рассылкой обвинительного заключения и об расстреле виновных с отложением до постановления ЦК о моменте расстрела.

Наверное не было ни одной отрасли промышленности и сельского хозяйства где бы не нашли виновных во вредительстве. Так, 31 июня 1928 года в Политбюро направляют записку Трелиссера с приложением материалов о экономической контрреволюции в Югостали. 21 ноября 1929 года сообщается о вскрытой контрреволюционной вредительской организации в бумажной промышленности. 25 декабря того же года доложено о вредительстве в авиапромышленности. 22 марта 1933 года о вредительстве фашистской контрреволюционной организации в химической промышленности среди НТР Угрешского химзавода и др.

Дошло дело и до крестьян. 28 января 1932 года Политбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело вопросы ОГПУ по делу Трудовой крестьянской партии. Было предварительно решено обвиняемым выше 8 лет лишения свободы не давать.

Украинский народный центр предлагалось судить как контрреволюционную организацию, выше 6 лет не давать, несколько человек, в том числе Грушевского, а также и коммунистов освободить от приговора.

При этом велась в прессе большая пропагандистская кампания о вредительстве.

5 февраля 1930 года Политбюро ЦК предложило ЦК ВКП(б) организовать два широких сообщения инженерно-техническим работникам с докладами о вредительстве на этих собраниях поручалось выступить Рычкову, Сырцову, Рудзутаку, Кржижановскому и Куйбышеву.

Было принято решение о необходимости опубликования в газетах в течение ближайшей декады ряда статей Крыленко и Кржижановского с тем, чтобы в основу их были положены материалы представленные ОГПУ.

Чуть позже 15 февраля 1930 года Политбюро ЦК принимает решение о необходимости издания уже отдельными брошюрами статей Кржижановского и Крыленко о вредительстве.

Причем эти же брошюры было признано необходимым издать также на немецком, французском и английском языках. Для того чтобы с ними мог ознакомиться международный пролетариат.

Одним из образцов фальсификации следствия, служит следующий пример.

Прокурор СССР 13 февраля 1934 года сообщил в Политбюро ЦК ВКП(б) Сталину о том, что 7 января НКВД РСФСР было сделано в Политбюро ЦК ВКП(б) представление о санкционировании приговора к ВМН в отношении Холтурина и других осужденных Западно-Сибирским крайсудом 12-16 ноября 1933 года к расстрелу за вредительство в рабочем снабжении.

Как оказалось, из поданного ими заявления они приняли на себя вину за якобы совершенное ими вредительство в результате уговора начальника Барнаульского оперсектора Чистова и уполномоченного Толмачева предъявивших к обвиняемым требование доказать преданность партии и соввласти, ввиду якобы необходимости создать политический процесс о вредительстве с тем, чтобы на примере этого процесса ликвидировать расхлябанность, бесхозяйственность в среде торгово-кооперативных работников.

Конечно, многие понимали бессмысленность происходящих событий, но, тем не менее, вынуждены были поддерживать линию партии - линию Сталина. А Сталину, необходимо было беспрекословное подчинение органов государственной безопасности, это было гарантией его власти.

В обращении ЦК ВКП(б) ко всем членам партии, ко всем рабочим о развертывании самокритики от 2 июня 1928 года говорилось о том, что коммунистическая партия всегда считала самокритику мощным средством вскрытия и исправления недостатков и ошибок в партийной и советской работе, орудием борьбы против бюрократизма, стимулом повышения общественно-политической и трудовой активности масс.

ЦК ВКП(б) призывал к развитию самокритики и наметил конкретные решения по претворению этого лозунга в жизнь. Критика должна была вестись, не взирая на лица, как сверху донизу, так и снизу доверху.

Однако все эти провозглашенные лозунги не касались органов государственной безопасности. 16 сентября 1929 года Сталин писал Менжинскому, который в это время находился на отдыхе:

«Прежде всего, как Ваше здоровье?

А потом - два слова о делах чекистских. Дело в том, что считаю нужным предупредить Вас о некоторых болезненных явлениях в организациях ГПУ, о которых рассказал мне на днях Реденс.

Оказывается у вас (у чекистов) взят теперь курс на развернутую самокритику внутри ГПУ.

Иначе говоря, чекисты допускают те же ошибки, которые были допущены недавно в военводе.

Если же верно, то это грозит разложением ГПУ и развалом чекистской дисциплины. Не забудьте, что ГПУ не менее военная организация, чем военвод.

Нельзя ли проверить это дело и, если оно подтвердится, принять решительные меры против этого зла».

Вот такая двойная мораль в отношении критики и самокритики. Критиковать можно было только там, где это было разрешено.

Конечно же, многие, в том числе и сотрудники ОГПУ, понимали противозаконность процессов о вредительстве, но сделать ничего не могли. Любое неповиновение жестоко пресекалось, решение партии были превыше всего.

Политбюро ЦК ВКП(б) 6 августа 1931 года принимает решение информировать секретарей нац. ЦК крайкомов, обкомов, об изменениях в составе ОГПУ. Был утвержден предложенный комиссией Политбюро проект письма секретарям нач. ЦК, крайкомов и обкомов, которым поручалось дать разъяснение узкому активу работников ГПУ о причинах последних перемен в руководящем составе ОГПУ:

«1. Т.т. Мессинг и Бельский отстранены от работы в ОГПУ, тов. Ольский снят с работы в Особом отделе, а т. Евдокимов снят с должности начальника секретно-оперативного управления с направлением его в Туркестан на должность ПП на том основании, что:
а) эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ;
б) они распространяли среди работников ОГПУ совершенно не соответствующие действительности, разлагающие слухи о том, что дела о вредительстве в военном ведомстве являются «дутыми» делами;
в) они расшатывали тем самым железную дисциплину среди работников ОГПУ.

2. Тов. Акулов переведен на должность 1-го зам. пред. ОГПУ, т. Балицкий на должность 3-го зам. пред. ОГПУ, а тов. Булатов назначен завед. отделом кадров ОГПУ для того, чтобы поднять на должную высоту дело формирования обучения и распределения кадров ОГПУ.

3. ЦК отмечает разговоры и шушуканье о «внутренней слабости» органов ОГПУ и «неправильности» лишений их практической работы, как слухи, идущие без сомнения из враждебного лагеря и подхваченные по глупости некоторыми горе-коммунистами».

4. ЦК считает, что ОГПУ есть и остается отлаженным мечом рабочего класса, метко и умело разящим врага, честно и умело выполняющим свой долг перед Советской властью».

В письме подчеркивается наряду с борьбой против руководства ОГПУ, распространения слухов о фальсификации дел о вредительстве только в военном ведомстве, но в данном случае не могло быть полного перечисления сфальсифицированных дел, так как это ставило бы под сомнения всю проведенную компанию по борьбе с вредительством.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история