Херлчхи Д. Биология и история: к постановке проблемы

Историки в своих работах обычно упоминают о разделении общества на социальные группы: общины, племена, нации; секты и религии; по роду занятий и профессии; политические фракции и социальные классы. Часто в их работах подразумевается, что эти группы сохраняют стабильность во времени и поэтому могут восприниматься как постоянные исторические факторы. Традиционный исторический подход рассматривает такие группы как вечные.

В действительности, однако, численность каждой человеческой группы любого состава со временем уменьшается из-за естественной смертности и должна пополняться за счет притока новых членов.В конечном счете это пополнение будет зависеть от уровня рождаемости. Но темпы воспроизводства могут различаться внутри общества; воспроизводство или увеличение численности в одних группах может идти более успешно, чем в других. Со временем более удачливые в воспроизводстве выигрывают в численности. И, следовательно, дифференцированная замена со временем глубоко изменяет внутреннюю структуру общностей или группы. Ни одна из групп не будет точным подобием или точной копией своих предшественников. Количественные изменения в пределах группы тоже влияют на создание напряженности и натянутости отношений внутри общины. Имплицитное предположение многих историков о том, что человеческие общины, группы и классы могут быть рассмотрены как абстрактные силы в истории, сохраняющие стабильность во времени, противоречит биологическим заключениям.

Я отстаиваю в этой статье точку зрения о том, что историки обязаны быть восприимчивыми к биологическому опыту. Еще более важно, что в своих собственных размышлениях о человеческом прошлом они должны считаться с наблюдениями и теориями тех биологов, которые изучали вопрос о том, как живые виды меняются из-за различных темпов прироста. Я рассматриваю здесь недавно разработанные теории, чтобы объяснить историю брака и показать значение дифференцированного прироста населения в человеческих общностях. Брак и воспроизводство устанавливают не только особые узы между супругами, родителями и детьми, но они также оказывают воздействие на более крупные социальные группы, такие, как роды. Вместе с тем почти нет сомнения в том, что структура воспроизводства существенно влияет на функционирование человеческих обществ.

Изменения в существующих биологических видах из-за дифференцированного воспроизводства другими словами можно назвать эволюцией. О тех группах в составе видов, которые всегда превалируют по численности, говорят, что они являются продуктом естественного отбора. Со времен Чарльза Дарвина (1859), большинство теорий развивались с учетом теории эволюции. На сегодняшний день наука о поведении, этология, исследует биологическую основу поведения живых организмов, т.е. животных и человека. Отрасль науки, которая исследует процесс естественного воспроизводства, называется социобиологией. В соответствии с современной эволюционной теорией основной мотивировкой поведения живого организма является стремление к воспроизводству. В одной из последних работ указано, что "индивиды эволюционировали, чтобы увеличить до максимума свою генетическую репрезентацию в последующих поколениях". Говоря специальным языком, животное может быть рассмотрено как "фенотип", т.е. видимое выражение особого сочетания невидимых генов. Такое сочетание генов называется "генотипом". Живое существо, наиболее соответствующее своей естественной среде, будет наиболее удачливо и в воспроизводстве. Успех фенотипа гарантирует, что его генотип будет лучше представлен в новом поколении, что в конечном счете обеспечивает его превосходство.

В системах полового воспроизводства, характерного для высших форм жизни, животные должны затрачивать определенные усилия для воспроизводства. Они должны сначала предпринять попытки поиска партнера противоположного пола; далее они прилагают усилия по воспитанию и заботе о потомках. Характерно, что от особей женского пола требуется больше воспроизводительных усилий, чем от особей мужского пола. Среди млекопитающих, например, самки должны производить потомство и заботиться о нем, в то время как роль самца ограничивается совокуплением. Из-за огромных репродуктивных усилий, требуемых от них, самки, особенно среди млекопитающих, более предусмотрительны относительно брака и более разборчивы в своем выборе, чем особи мужского пола.

Биологи, занимающиеся вопросами эволюции, выделяют две стратегии воспроизводства, обозначаемые как R и К. Эти две стратегии, однако, не существуют абсолютно независимо, а представляют собой две крайности поведения. В процессе полового воспроизводства животные демонстрируют в своем поведении элементы обеих стратегий. При R-стратегии особи увеличивают до предела число производимых потомков и уменьшают до минимума объем родительской заботы. Спаривание при R-стратегии происходит часто, беспорядочно, без каких-либо прочных связей; ни один из родителей не прилагает усилий при заботе о потомках. Эти действия характерны для существ, живущих в изменчивой и опасной среде, где большинство потомков не может выжить, и поэтому больше должно производиться. При К-стратегии особи производят небольшое количество потомков, но прилагают большие усилия для их воспитания. К-стратегия характерна для высших млекопитающих и особенно для человека. В человеческих сообществах оба, отец и мать, обычно прилагают большие усилия для воспитания своих детей.

Принятие человеком К-стратегии объясняется следующим. Начальная стадия в развитии человека особенно продолжительна и требует особенно много сил от матери. Поэтому женщина и предпочитает при выборе партнера мужчину, который окажет ей содействие в работе по воспитанию ребенка. Мужчины, готовые сделать это усилие, имеют лучшие возможности для воспроизводства и для того, чтобы их генотип был лучше представлен в новом поколении, но родительские обязанности мужчин ограничивают их возможность поиска других женщин. В качестве компенсации они настаивают на том, чтобы потомки, которых они помогают растить, были определенно их собственными. Другими словами, женщина должна гарантировать свою верность мужчине.

Что говорит теория о человеческом браке? Одним из наиболее важных заключений является следующее. Вероятно, в истории не было периода, когда бы у людей существовал промискуитет. По мнению антропологов, не наблюдалось "общинного права" в воспроизводстве. Это противоречит выводам нескольких очень влиятельных обществоведов XIX в. В 1877 г. американский этнолог Л. Г. Морган заявил, что во всех человеческих сообществах на начальных стадиях развития существовала неразборчивость в половых отношениях всех мужчин, были общие жены. Ф. Энгельс воспринял эту версию в своем знаменитом труде "Происхождение семьи, частной собственности и государства" (1884). Он поместил в начале человеческой эволюции первобытный коммунизм, при котором женщины и материальные ресурсы бьпи общими. Только возникновение частной собственности привело к вве^. ению моногамии и появлению семьи. По мере роста производства одни мужчины становились богаче других. Конечно, они хотели быть уверенными, что дети, которым они передают наследство, являются их собственными, поэтому они настаивали, чтобы их жены были моногамными, и это прямо вело, по мнению Энгельса, к подчинению женщин власти мужчин.

Современная теория эволюции переворачивает идеи Моргана и Энгельса. Не частная собственность привела к возникновению семьи, а потребность в воспроизводстве привела к частной собственности. Накопление ресурсов делало мужчину более привлекательным для женщины: материальные средства облегчали бремя родительских обязанностей. В эволюционной теории, по мнению Бетциг, "власть,
престиж, привилегированный доступ к материальным средствам следует изучать не как самостоятельные цели, а как предпосылки воспроизводства". Система К-отбора тем не менее не требует строгого единобрачия для мужчин. Богатый человек часто владеет достаточными материальными средствами, чтобы содержать не одну жену с детьми. Системы моногамных браков рассматриваются как эгалитарные, уравнительные в пределах одного пола, в то время как многоженство приводит, к внутриполовому неравенству. В моногамном обществе, где мужчина имеет только одну жену, у всех мужчин равные шансы в поисках партнера. В полигамном обществе, где некоторые мужчины имеют по несколько жен, другие не имеют их совсем.

Как же развивалось единобрачие в человеческих сообществах согласно современной теории? Единобрачие может быть экологически обусловлено или социально обусловлено. Экологически обусловленное единобрачие наблюдается в регионах, где недостаточно средств жизни, где они дороги, где уровень заселенности крайне низкий. Взаимодействие одного мужчины и одной женщины необходимо для добычи и защиты средств существования, но этих средств достаточно лишь для содержания самой супружеской пары и их потомков. Возможно, что первобытные люди жили при строе, навязанном условиями среды единобрачия.

Но люди очень рано поняли преимущества кооперации, и теория показывает связь между ростом общественного благосостояния, социальной стратификацией и многобрачием. Первыми группами людей как будто были группы охотников-собирателей, появившиеся два миллиона лет назад. Несколько связанных между собой семей составляли общину. Мужчины приобретали себе половых партнеров путем похищения женщин из других общин или путем обмена. Некоторые мужчины больше преуспевали в приобретении жен, чем другие; они были более хорошими охотниками, воинами, торговцами, и их семьи были больше других в общине. Поскольку несколько мужчин в каждом поколении были лидерами, еще не существовало установившейся структуры руководства и иерархии власти. При ограниченных материальных ресурсах возможности мужчины иметь и содержать более одной жены были ограничены. Следовательно, только наиболее удачливые мужчины могли иметь двух или, самое большее, трех жен.

Социальная иерархия стала возможной только по мере роста производства, что, возможно, связано с революцией в земледелии (80002000 лет до н.э.). Земледельческие общины были по природе своей стабильны, а также автономны и независимы. Главы самых больших семей, или линиджей, достигали статуса старейшин и играли ведущую роль в принятии решений для всей общины. Но их власть была личной, и лидеры еще не могли прибегать к санкционированному насилию. Тем не менее растущее богатство, основанное на земледелии, позволяло мужчинам, получавшим наибольшую долю этих средств, иметь несколько жен, производить больше потомков, создавать многочисленный род. Большие роды и дальше поддерживали власть патриархов.способствовали их успеху в процессе воспроизводства.

Первые подлинные иерархические общины появились примерно 7500 лет назад. Обычно несколько отдельных общий находились под властью одного вождя. Вождь, в свою очередь, обладал священной властью и часто считался потомком богов. Вождь имел харизматическую власть и мог теперь осуществлять санкционированное принуждение. Постоянный рост населения в некоторых благоприятных климатических зонах мира привел к соперничеству вождей, к войнам и завоеваниям, к созданию первых иерархических государств.

Связь между властью и многоженством очень заметна в стратифицированных обществах. Тесная взаимосвязь между доступом к ресурсам и доступом к женщинам называется имущественным многоженством. (Полиандрия, напротив, встречается в человеческом обществе крайне редко, развивается при особых обстоятельствах и обычно подразумевает наличие у братьев общей жены.) "С несколькими исключениями, - пишет Э. Эйбесфельдт, - в большинстве культур преуспевающие мужчины, контролирующие природные ресурсы, производят больше потомков. Они могут позволить себе иметь больше жен, и жены их подчиненных также находятся в их распоряжении".

Изучив 108 человеческих сообществ, Батциг проводит связь между деспотизмом, полигинией и различным уровнем воспроизводства. Она анализирует ранние ступени истории, где также присутствуют эти связи. Правители исторически закрепили за собой прерогативу иметь много жен в легендарных количествах. Соломон, царь израильтян, по преданию, имел 700 жен и 300 любовниц. Но, если правители используют власть для овладения женщинами, они должны также использовать власть для их удержания. Мужчины, лишенные шанса иметь партнера, могут предпринять попытку совращения или похищения жен деспота и его приближенных; они легко провоцируют беспокойство и ожесточение в общине. Правители должны изолировать этих нарушителей порядка, если необходимо, то и жестокими мерами. Они должны держать жен и сожительниц в гаремах или сералях. Если власть делает возможной полигинию, то крайние формы полигинии требуют деспотической власти над обществом, как доказывает Бетциг.

Различный уровень воспроизводства в условиях полигинии дестабилизирует общество с различных сторон. Многочисленные потомки богатой и сильной знати имеют благородное происхождение, но они не надеются сохранить свои привилегии во взрослой жизни. Соперничество между многочисленными потомками (и их матерями) за право наследования статуса отца могут привести к заговорам, предательским убийствам и к гражданским войнам. Турки времен Оттоманской империи разрешали такую дилемму тем, что душили шелковым шнуром всех сыновей султана, не избранных для наследований.

"Полигиния, - пишет Н. Шаньон, - широко распространена в племенных обществах и, вероятно, является характерной для человеческого воспроизводства в течение большей части истории нашего вида". Полигиния также характерна для цивилизованных обществ; мы встречали ее в Китае, Индии, древнем Израиле и на Ближнем Востоке, и позднее в мусульманских странах. В Китае в эпоху правления династии Чжоу (1100222 г. до н.э.) богачи не только имели нескольких жен, но и могли претендовать на жен своих подчиненных. "Огромное большинство доиндустриальных наций-государств, - пишет К. Макдональд, - были в действительности в основном полигиническими".

В эволюционной теории полигинические общества имеют тенденцию поддерживать особую систему гипергамии для женщин (т.е. женщины обычно выходят замуж за мужчин более высоких по социальному положению; отдается предпочтение сыновьям, а не дочерям по той причине, что сыновья могут иметь нескольких жен, а значит, произвести больше потомков и обеспечить более широкое представительство генотипа семьи). Репродуктивные же возможности женщины ограничены. В то время как богатство и материальные средства могут значительно расширить репродуктивные возможности мужчин, они не могут оказать существенную помощь женщинам, так как рождение детей, их вскармливание и уход за ними ограничивают количество детей, которых каждая женщина может зачать и родить. Богатая семья, ставящая целью распространение своего генотипа, заинтересована во вложении средств прежде всего в сыновей. Богатые семьи чаще практикуют убийство детей женского пола, чем бедные.

Бедные семьи, напротив, руководствуются другими интересами. Обладая небольшими материальными средствами, бедные мужчины обычно не женятся вовсе. Девочки из бедных семей, напротив, могут надеяться стать женами или по крайней мере сожительницами богатых мужчин. Бедные семьи, ставящие целью распространение своего генотипа, прежде всего вкладывают средства в дочерей, а не в сыновей. Удачливая девушка не только воспроизводит потомков, но и имеет возможность жить в условиях комфорта. Результатом таких рассуждений явилась система гипергииии, социального возвышения женщин посредством брака.

Но если полигиния является распространенным типом брачных отношений человека, то почему, когда и где появились и возобладали единобрачие и сопутствующий ему половой эгалитаризм? Эволюционная теория утверждает, что это необычное явление. Мужчины, обладающие богатством или властью, должны использовать их для успеха в воспроизводстве, они должны стремиться иметь несколько жен. Единобрачие в стратифицированных обществах находится в противоречии с репродуктивным успехом. Но этот кажущийся конфликт указывает на проблему, которой, я думаю, историки еще не придавали должного значения.

Александер и Шаньон связывают необходимость моногамности и полового эгалитаризма с образованием больших национальных государств. Полигинные общества создают большие и знатные роды, так как патриархи имеют много потомков. Но эти роды препятствуют образованию более широких социальных объединений. Крупные государства и могущественные роды являются с данной точки зрения несовместимыми; это означает, в свою очередь, что большие государства и полигиния также несовместимы.

Это объяснение имеет один явный недостаток. Единобрачие в европейских странах гораздо старше, чем образование крупных национальных государств.

Бетциг находит причину социально обусловленного единобрачия в промышленной революции. В индустриальном обществе труд становится высоко специализированным, тех, кто владел особой квалификацией, было мало и их высоко ценили. Для укрепления их ответственности и заинтересованности в труде они должны были иметь повышенное вознаграждение. Большим вознаграждением была возможность вступить в брак. Под воздействием современного индустриализма и демократии и деспотизм и сопутствующая ему древняя полигиния отмирают.

Но эта теория также помещает возникновение социально обусловленного полового эгалитаризма слишком поздно. Каковы его исторические корни?

На Западе социально обусловленное единобрачие появляется в нескольких древних обществах Средиземноморья, но оно имело место лишь в строго ограниченных слоях населения. Свободный мужчина мог иметь только одну официальную жену, но любое количество рабыньналожниц. Так, в древнем Шумере в начале II тыс. до н.э. знаменитый кодекс законов Хаммурапи и гораздо более многочисленные письма на глиняных табличках рисуют систему супружеских отношений на основе неполного единобрачия. Муж имел только одну жену, но мог также иметь и наложницу, которую его жена в случае отсутствия потомков обязана была даже содержать. В Древней Греции и Риме только свободные и полноправные жители могли заключить официальные браки (и затем передавать родовое имущество по наследству). Хотя исключительное право на брак принадлежало меньшинству людей, для них он был моногамным. Когда границы римского государства расширились и охватили территорию Италии и стран средиземноморского бассейна, оно наделило еще большее число свободных людей полными правами граждан. Единобрачие стало, таким образом, нормой поведения для свободных граждан Рима по всему Средиземноморью.

Конечно, институт рабства продолжал подрывать законность единобрачия. Количество рабов резко выросло особенно в Италии в поздний период Республики. Успешные войны привлекли в империю тысячи пленников. Богатые римляне содержали сотни слуг-рабов. Среди них были наложницы; сожительство было основной формой использования молодых девушек. Римская модель брака, которая утверждала моногамию для граждан, но терпела наложничество, вызывает недоумение. Бастарды или незаконнорожденные дети крайне редко упоминаются в античных документах. Где же тогда потомки наложниц? Возможно, многие вольноотпущенники (число которых в Древнем Риме было огромно), в действительности являлись потомками матерей-рабынь и их хозяев. Законы Рима требовали, чтобы вольноотпущенники продолжали относиться с почитанием к бывшим хозяевам, возможно, эта обязанность имела в основе кровные связи наряду со статусом.

Окончательное установление моногамии было невозможно без предпосылок, появившихся в поздний период существования империи: без падения системы рабства и без триумфа христианской церкви, которая проповедовала строгую мораль полового эгалитаризма. "Есть один закон, - писал святой Иероним, - для мужчин и женщин". Ему следовало бы добавить: для всех наций и классов. Далее церковь (хотя и медленно) распространила такое "уравнительное" поведение среди исконно полигинных келотов, германцев и славян. Далее церковь запретила развод и еще больше расширила степень родства и отношений, при которых было запрещено вступать в брак. Не только кровное родство, но и свойство (связь через брак родственника) могли воспрепятствовать заключению брака. Согласно существовавшим законам, если мужчина и женщина подозревались в раннее средневековье в родстве или свойстве, они не могли вступать в брак. Эта классификация кровосмешения была гораздо более строгой по сравнению с законами древнего Израиля, или Рима, или современного ислама. Причины этого вызывают недоумение историков. Но одно из последствий было следующим. Вдова не имела права вступить в брак с родственником покойного мужа. Если она хотела повторно вступить в брак, она должна была искать партнера за пределами круга родства. Это, как я считаю, привело к увеличению числа женщин, способных к замужеству в обществе и увеличило шанс любого мужчины на обретение партнера. Единобрачие не только было повсеместно разрешено в раннесредневековом обществе, оно поощрялось.

Почему это произошло? Может ли эволюционная теория понять смысл этого неожиданного процесса? Этология или эволюционная теория не принимают больше старых понятий "эгоизма генов", т.е. больше не предполагается, что животные всегда преследуют цель способствовать собственному репродуктивному успеху. Более того, теория выдвигает концепцию "внутренней совместимости". Живые существа действуют в целях увеличения воспроизводства, но при определенных обстоятельствах они видят, что близкие родственники со сходным набором генов имеют больше возможностей для этого. Они отдают предпочтение таким родственникам. Такое бескорыстное, а также трогательное поведение получило название альтруизма. Обычно "фенотип" игнорирует процесс воспроизводства вне клана, но при определенных обстоятельствах он может способствовать и ему. Мотивация состоит в том, что люди, не состоящие с человеком в родстве, оценят его помощь и в будущем поведут себя так же. Этот тип поведения по отношению к неродственникам получил название реципрокности. Все человеческие действия можно рассматривать как проявления эгоизма, альтруизма и реципрокности.

Равновесие этих трех мотиваций может изменяться при определенных обстоятельствах, и при некоторых условиях реципрокность приобретает особый вес. Происхождение социально обусловленного единобрачия ассоциируется с небольшими городами-государствами, а не с империями с древним Шумером, Грецией и Римом. Эти полисы первоначально являлись базовыми политическими единицами греческого и римского мира. Географические особенности Средиземноморья способствовали созданию таких малых сообществ. Греция и Италия были горными странами, разделенными естественными препятствиями на множество малых регионов. Общины, существовавшие в этих разделенных регионах, были вначале невелики и долгое время активно враждовали. Они также долго сопротивлялись включению их в состав империи.

В условиях острого соперничества полисов было необходимо поддерживать моральные нормы и физическую энергию граждан. Такие условия благоприятствовали скорее развитию демократических и республиканских, а не деспотических институтов. Граждане, чьи моральные устои были условием благосостояния государства, должны были участвовать в управлении. Другим, тоже важнейшим стимулом поддержания нравственности было право всех граждан вступать в брак. Они получали удовлетворение от брачного союза, и само создание семьи и обретение наследников придавало им общественный вес. Но только система единобрачия могла гарантировать, что все граждане мужского пола получат шанс на приобретение жен, создание семьи, передачу имущества своим собственным детям. Согласно эволюционной теории, в социальных условиях городов-государств реципрокность частично одержала верх как над эгоизмом, так и над альтруизмом. Богатому и имеющему власть мужчине больше не позволялось использовать свое богатство и власть, чтобы иметь больше женщин, чем диктовала справедливость. Это давало даже беднякам возможность вступления в брак. Это, по-видимому, и является исходной мотивацией для социально обусловленного единобрачия.

Для окончательной победы моногамии требовались две предпосылки, появившиеся в последние века античности. Первое - падение рабства, второе - триумф христианской церкви. С падением рабства в античном обществе критически сократилась рабочая сила. Не имея более возможности опираться на насилие, правители развивали систему стимулов, чтобы побудить трудиться ставших теперь свободными рабочих. Одним из сильных стимулов опять стал доступ к браку и возможность иметь наследников. В средневековом сельском хозяйстве новой рабочей единицей стала крестьянская семья. Вся Европа была вновь заселена семейными крестьянскими хозяйствами. В то же'самое время церковь проповедовала и в конце концов навязывала строгую этику полового эгалитаризма. Новый принцип, по которому даже самый богатый мужчина мог иметь только одну жену, сделал вступление в брак доступным для огромного количества даже беднейших мужчин. Движение к единобрачию, начатое на заре средиземноморской цивилизации, завершалось во время ее заката. Новая социальная система Запада была основана, таким образом, на парадоксальном сочетании .принципов: половом эгалитаризме и постоянном неравенстве в богатстве и статусе.

Единобрачие, ставшее нормой жизни в Европе в начале средних веков, давало ей определенные преимущества. "Возможно, - пишет Э. Эйблстфельд, - оно стало фактором, обеспечившим превосходство Европы над всем остальным миром". Единобрачие создало в Европе большие возможности для роста населения. Крайние проявления многоженства могут тормозить этот рост, так как патриарх обычно имеет гораздо больше женщин, чем ему позволяют возможности, и сохраняет их даже в старости. Другими словами, многие жены и наложницы лишены шанса иметь детей. Экономически единобрачие представляется существенной предпосылкой крестьянского хозяйства, которое в большинстве случаев основано на труде семьи. В социальном плане единобрачие оказывает регулирующее и стабилизирующее воздействие.

Европа не знала потрясений, которые обычно порождает наличие большого количества неженатых мужчин, а также и разрушительного соперничества многочисленных потомков, борющихся за наследование титула отца. Единобрачие ограничило, но наверняка не устранило разницу в уровне воспроизводства в разных слоях средневекового общества. Во все времена средневековой истории в богатых семьях воспроизводство было более широким, чем в бедных. Многочисленные сыновья богатых людей, обычно младшие, рисковали потерять статус и скатиться к основанию социальной лестницы. Но эта категория людей дала миру много новаторов и предприимчивых людей средневековья - ученых, купцов, которые покидали родной дом в поисках счастья. Семьи снабжали их небольшими средствами, достаточными лишь для поддержания их предприимчивости, но не для обеспечения такой жизни, как у родителей.

Сложнее установить специфически эволюционные последствия европейской моногамии. Она могла замедлить процесс естественного отбора, но и это, вероятно, давало некоторые преимущества. "Выносливость" в эволюционной теории является сложным понятием. Это адаптация к природной и социальной среде. Но индивиды, хорошо адаптированные к определенному обществу, могут способствовать закреплению особенностей и противодействовать переменам. Например, воины должны адаптироваться к жестким социальным условиям, и эволюционный отбор типа воина как наиболее способного к выживанию приведет к усилению жесткости социальной среды. Другими словам, социальный и биологический отбор взаимно усиливают друг друга. Может быть и так, что общество станет генетически неподвижным. Единобрачие, напротив, не допускает превалирования одного генетического типа.

До сих пор я старался дать объяснение брака и его развития в человеческом обществе на языке эволюционной теории. Теперь приведу некоторые критические размышления об использовании этой теории в исторических исследованиях.

Эволюционная теория, примененная к истории, по моему мнению, имеет один большой недостаток и одно большое достоинство. Большой недостаток в следующем: силы или импульсы, которые она вскрывает, действуют почти исключительно на подсознательном уровне. Генотип, вероятно, определяет фенотип, но как именно происходит передача информации? По-видимому, без участия сознания эти передачи, как и сам генотип, остаются невидимыми для исследователя, что подрывает уверенность в их существовании. Классификация действий человека, как мотивированных эгоистическими, альтруистическими или реципрокными интересами гена без участия сознания, кажется крайне 'слабой моделью человеческого поведения. Трудно поверить, например, что молодые греческие воины, отдавшие жизни при Фермопилах, были генетически побуждены сделать это, так как их гены ожидали ответных выгод. Оставлять в стороне сознание, как делает социобиологическая модель, означает также отрицание ценности исторических текстов, которые претендуют на выявление сознательных мотивов, поступков людей прошлого.

С другой стороны, великая сила теории состоит в следующем. Она делает ударение на том, что поведение людей сильно обусловлено желанием переносить что-то из прошлого и настоящего в будущее. Это "что-то" культурного, а не генетического характера. Сегодня и на протяжении всей истории люди боролись за сохранение и развитие культурного наследия, принимало ли оно форму языка, религии, системы ценностей. Трудно назвать силу, которая бы влияла на группы людей сильнее, чем стремление к культурному выживанию. На уровне сознания культура должна программировать людей в большей степени, чем генотип программирует индивидов, как считает эволюционная теория.

Мне думается, что для развития эволюционной теории историкам необходимо исследовать возможные связи между генотипическим программированием на подсознательном уровне и культурным программированием на сознательном уровне. Возможно, в человеческой душе есть какой-то переводчик, который преобразовывает, эффективно переводит биологические импульсы, которые люди воспринимают и на которые они сознательно реагируют. Конечно, две цели - выживание генотипа и выживание культуры - тесно взаимосвязаны. Существует ли такой переводчик, связывающий биологические и культурные области, чем может быть система взаимодействий между этими областями - это проблемы для будущего.