Дементьев И.О. О некоторых оценках Алексиса де Токвиля в послевоенной зарубежной историографии

Алексису де Токвилю на Западе посвящена огромная литература. Изданы десятки книг; сотни статей разбросаны по страницам специальных журналов и академических сборников. Но точку ставить еще рано: наследию этого выдающегося французского историка, политического мыслителя и писателя уготована судьба быть постоянно востребованным в динамично меняющемся мире Запада. Почти полтора столетия прошло с момента его смерти, возвысились и пали могущественные режимы, обанкротились казавшиеся вечными идеологии, а мысль Токвиля продолжает волновать на Западе историков, социологов, политиков...

Современная ситуация в литературе о Токвиле, которую можно назвать “историографическим взрывом”, явилась следствием постепенного возвращения его наследия широким кругам западноевропейских интеллектуалов. Это возвращение, конечно, имело иную природу, нежели те, в буквальном смысле, возвращения наследия, которые испытала российская образованная публика на рубеже 1980-1990-х годов по отношению к неугодным советскому режиму историкам, философам, литераторам. На Западе Токвиля никто никогда не запрещал, и под возвращением в данном случае понимается переосмысление его творчества в новых контекстах, актуализация его идей, относящихся, казалось бы, к давно минувшей эпохе.

Процесс этот начался после второй мировой войны, когда в условиях становления биполярного мира в западных странах активизируется поиск адекватного ответа на идеологический и политический вызов с Востока. Советский марксизм утверждается в качестве господствующей идеологии ряда стран, находившихся под гегемонией СССР. Личность Карла Маркса становится своеобразным символом этой идеологии; теперь каждый последователь Маркса из западных интеллектуалов вольно или невольно вынужден был отмежеваться от “русскоязычного” Маркса: Э.Фромм, Ю.Хабермас, Р.Арон создают образ “неканонического” Маркса, пытаются вписать его в контекст западной истории ХХ века.

Другой стороной этого поиска становится разработка альтернативной политической теории и, что, может быть, важнее, - методологии политической науки. Для этих целей идеально подходил А. де Токвиль с его либеральными взглядами, презрением к голым теоретическим схемам, незапятнанной политической репутацией. Таким образом, процесс возвращения научной общественности к Токвилю на Западе предопределялся двумя внешними явлениями: поиском альтернативного символа, соразмерного К. Марксу в области идеологии, а также разочарованием в мессианской идее коммунизма, которым отмечены 1950-1960-е годы в среде западных интеллектуалов.

Ф.Мелонио, один из виднейших современных исследователей творчества Токвиля, выделяет ключевые моменты этого пересмотра отношения к коммунизму: доклад Н.С.Хрущева в феврале 1956 года на ХХ съезде КПСС, вторжение советских войск в Будапешт в том же году и т.п. “По обе стороны Атлантики Токвиль становится автором одной-единственной страницы “Демократии”, той, где проводится параллель между двумя державами нового мира, демократическими Соединенными Штатами и деспотической Россией... Токвиль против Маркса - это “холодная война” в области идей... Дуэль имеет свои дипломатические формы на высшем уровне: Эйзенхауэр ссылается на Токвиля в своей речи 4 апреля 1959 года, тогда как в “Правде” Хрущев насмехается над “измышле­ниями этого французского реакционера прошлого века”. Дуэль имеет также свои академические формы, или, скорее, свою каноническую форму в параллели между Токвилем и Марксом, к чему сводится часто истолкование Токвиля 1 . Но Мелонио полагает, что это упрощенный подход к творчеству Токвиля и требует от исследователей большей серьезности и историчности. Он также выделяет три этапа “токвилевского ренессанса”:

1. 1950-е годы: перечтение первой части известнейшего произведения Токвиля “Демократии в Америке” под влиянием французского политолога Р.Арона с центральной проблемой рефлексии Токвиля о политических режимах;

2. 1960-е годы: преимущественное перечтение второй части “Демократии в Америке” в контексте вопросов о демократической культуре и традиции;

3. 1970-е годы: под влиянием Ф.Фюре повышенное внимание к другому трактату Токвиля - “ Старый порядок и революция” на пути к новой интерпретации Французской революции (ревизионистское направление в историографии).

Каждому из этих подэтапов сопутствует большое число исследований по различным аспектам жизни и творчества Токвиля. Благодаря Р.Арону 2 историография преодолела один из устойчивых стереотипов: до Арона Токвиля ценили как политического мыслителя в основном в англосаксонских странах, а во Франции его воспринимали как историка. Французская социологическая традиция опиралась на О.Конта-Э.Дюркгейма, и только неутомимая деятельность Арона по популяризации Токвиля как социального мыслителя привела к тому, что имя Токвиля прочно закрепилось в ряду классиков социально-политической мысли.

В течение последних сорока семи лет во Франции предпринимается фундаментальное издание полного собрания сочинений Токвиля (с 1951 года, в парижском издательстве “Галлимар”, первоначально под редакцией Ж.П.Майера) - писем, речей, заметок, конспектов мыслителя. В редакционную коллегию входят все крупнейшие западные специалисты по Токвилю - Ф.Фюре, Л.Диез дель Корраль, А.Жарден, Ж.С.Ламберти, Дж. Пирсон, Ф.Мело­нио и др. Тщательное комментирование, привлечение массы архивных материалов характеризуют это издание, без использования которого невозможно адекватное понимание роли и места Токвиля как в политической истории Франции, так и в истории политической мысли Европы нового времени.

На основе этого собрания материалов издаются многочисленные биографии Токвиля. Необходимо выделить ставший уже классическим труд А.Жардена “Алексис де Токвиль. 1805- 1859” (1984) 3 - самое полное биографическое исследование, основанное как на опубликованных материалах, так и на архивных документах. После этой работы уже никто на Западе не рискует претендовать на создание комплексной биографии французского мыслителя. Все последующие биографы ограничиваются углубленным рассмотрением отдельных аспектов его жизни, которые представляются особенно важными для читателя конца ХХ века. Здесь нужно отметить монографию Л.Зидентопа “Токвиль” 4 - жизнеописание Токвиля, выстроенное в соответствии с хронологией написания его произведений.

Помимо чисто биографических работ западная историография насчитывает немало специальных исследований. Систематический анализ всех сочинений Токвиля в идеологическом и социально-политическом контексте эпохи был предпринят Антуаном Лека в 1988 году 5 . Различные проблемы жизни и творчества Токвиля, его политическая биография, взаимодействие с предшествующей, современной ему и последующей политической мыслью, источниковедческие вопросы рассматривались в коллективных сборниках, изданных на Западе в этот период 6 .

Естественно, наибольший интерес вызывает личность Токвиля в юбилейные годы: так, столетие его смерти в 1959 году было отмечено французами рядом событий в честь выдающегося соотечественника: проведением выставки и коллоквиума в Национальной библиотеке, другой выставкой в библиотеке Шербура, выпуском сборника научных трудов, специального номера журнала “Revue International de Philosophie” - никогда до тех пор во Франции не организовывались такие крупномасштабные акции в память о мыслителе. В 1979 году (к 120-летию со дня смерти) при содействии Генерального совета департамента Ла-Манш образуется Фонд Токвиля. Замок Токвиль становится местом паломничества президентов В.Жискар д'Эстена и Ф.Миттерана. Наконец, идеи, высказанные Токвилем в его первой совместной с Г. де Бомоном работе о реформе пенитенциарной системы, становятся объектом дебатов в Совете министров Франции 7 .

Но переломным в отношении к Токвилю на Западе стал 1989 год. Дальнейшее развитие историографии о Токвиле происходит под влиянием двух факторов. Первый - внутренний - достаточно полная и глубокая разработанность темы жизни и творчества Токвиля, ее хорошее источниковое оснащение. Это определяет снижение количества чисто исторических исследований о Токвиле, делает малоперспективными биографические работы. Другим - внешним - фактором выступают глобальные политические изменения в мире: революции 1989 года в странах Восточной Европы, распад Советского Союза и окончание “холодной войны” провоцируют новый всплеск публикаций, посвященных Токвилю.

Вышеуказанные события были, разумеется, однозначно истолкованы западными исследователями как победа Токвиля над Марксом, причем не только как победа либерализма над социализмом, но и как торжество методологии Токвиля. Предпринимаются попытки интерпретировать большевистскую революцию 1917 года, восточноевропейские демократические революции в рамках концептуального подхода Токвиля, что, конечно, несет на себе отпечаток постструктуралистского прочтения текстов Токвиля и применение его методологических принципов к социально-политической реальности конца ХХ века.

Успех идеи свободы в антикоммунистических революциях 1989 года актуализировал наследие всех ее адептов в классической политической науке и в особенности Токвиля. Один из авторов - Д.Лоулер - в 1993 году не удержался от замечания, что “авторитет Токвиля никогда не был больше, чем сегодня” 8 .

Подобного рода заявления стимулировали всплеск публикаций, посвященных гипотетическому истолкованию Токвилем событий ХХ века. Франсуа Фюре, один из столпов современного ревизионизма во французской историографии, ограничивает сферу применения методологии Токвиля к истории ХХ века революциями в Восточной Европе от 1917 до 1989 года. Случай нацизма явно не вписывается в токвилевскую схему, потому что является революцией антидемократической, обратной по отношению к принципам 1789 года и поэтому неактуальной для Токвиля.

Напротив, 1917 год в России интерпретируется в рамках теории Токвиля, потому что утверждение коммунистической тирании происходило под лозунгами равенства. Типологическая близость русской революции французской предопределена тем фактом, что в обоих случаях режимы были установлены на основаниях абстрактных доктрин, сформулированных с претензией на знание законов истории. Известно скептическое отношение Токвиля к детерминизму и всякого рода “всеобщим законам”: “Общие идеи свидетельствуют не о силе человеческого разума, но, скорее, о его несовершенстве, ибо в природе нет ни абсолютно подобных друг другу, идентичных фактов, ни законов, приложенных без разбора разом ко всем явлениям” 9 . На Западе это отношение завоевывало права в течение всего ХХ века - вплоть до таких разных мыслителей, как Карл Поппер и Юрген Хабермас.

Фюре начинает свой анализ европейской ситуации после 1989 года с указания на то, что восточноевропейские революции движимы теми же идеалами, что и идеалы американской революции, английских свобод, отчасти - Французской революции 1789 года. Однако “эти идеи приходят в новой конъюнктуре, стирающей, в определенной мере, противоречия, которые оживила европейская история XIX-ХХ веков, - например, между идеями равенства и свободы, католической традиции и демократии” 10 .

Фюре решается вообразить токвилевский анализ советского мира, сделавшего “акцент на пассивности и разобщенности индивидов перед лицом власти и также на чувстве удовольствия” 11 . На взгляд Фюре, несвободный, впрочем, от аберрации близости, антикоммунистические революции 1989 года показали, что два чувства, которые, по Токвилю, трудно сбалансировать (любовь к свободе и стремление к благосостоянию), могут сосуществовать и даже опираться друг на друга. Опыт коммунистических стран, по Фюре, показал взаимную дополняемость этих чувств. Наконец, вполне в духе Токвиля выделяется роль религиозной идеи в восточноевропейских революциях - идеи обновленной и ставшей революционной силой. Этот факт “доставил бы огромное удовольствие Токвилю, тщетно искавшему разрешение конфликта католической церкви и демократической идеи” 12 .

Отношение к распаду Варшавского договора пропитано историческим оптимизмом для Фюре. “Безмерная радость думать, что Европа вновь обрела общий дискурс (un discours commun) - в Праге, Варшаве и даже Москве... Мы не только говорим на одном языке, но разделяем одни ценности” 13 . Однако оптимизм интерпретаторов новой реальности не носит апологетического характера: мир слишком дорого заплатил в ХХ веке за политическую близорукость западных интеллектуалов. Поэтому Фюре подвергает критике интеллектуалов восточноевропейских, замещающих прежние утопические социальные проекты новыми либерально-рыночными утопиями. Мир изменился со времени господства классического либерализма, и это обстоятельство нельзя игнорировать, выстраивая новую политику в посткоммунистических странах.

Фюре не отрицает здесь права восточноевропейских народов видеть в “Европе” (то есть в конституционном режиме, правах человека, рынке и либеральной практике) свое будущее, но показывает, что западные европейцы осознают многочисленные недостатки современной Европы. Среди них - предсказанный Токвилем дефицит гражданственности - следствие развития индивидуализма на Западе. Поэтому Фюре считает необходимым для западного мира “ассимилировать опыт Востока, чтобы возродиться как демократическим народам, чтобы сделать в наши общества инъекцию этого чувства... свободы и гражданского участия” 14 , которым отмечены восточноевропейские демократические революции 1989 года. Фюре предостерегает от самодовольного триумфаторства, рекомендуя импортировать в западные общества элементы восточноевропейских систем ради углубления общей демократической традиции. Пересмотр ценностей современной цивилизации и отношений между ними должен быть проведен в токвилевской перспективе. Для взаимного обмена опытом восточных и западных европейцев “Токвиль, быть может, - что-то вроде ангела-хранителя (divinit e tut e laire), направляющего этот двойной обмен” 15 .

Подобный взвешенный подход известного токвилеведа и историка Французской революции встречает понимание у другого исследователя - немецкого ученого М.Хэрета. Последний предпринимает анализ ситуации в конкретной стране, которая являлась в наибольшей степени продуктом сложения воздействий западной традиции и коммунистического режима - Германской Демократической Республики. “Объясняя реалии постреволюционного общества, Токвиль помогает нам лучше понять посткоммунистические общества и, в частности, ГДР, которая находится на пути к распаду”, - указывает он в своей статье 1991 года 16 .

Анализ немецкий историк начинает с констатации ненасильственного характера демократических революций 1989 года (за исключением Румынии). Причину этого он видит в том, что народы Восточной Европы уже давно не верили в марксистско-ленинскую идеологию. Таким образом, важной составляющей этого глобального переворота была духовная революция - низвержение убеждений старого режима.

Токвиль в анализе событий 1789 года указывал, что большая часть революций замыкалась в конкретной стране; отличие Французской революции заключалось в том, что у нее “не было определенной территории; мало того, одним из ее результатов в известном смысле было то, что она стерла на карте все старые границы... Над всеми отдельными национальностями она создала общее интеллектуальное отечество, гражданами которого могли сделаться люди всех наций” 17 . Таким образом, Французская революция была революцией политической, которая приняла вид религиозной. Подобного рода революцией стал 1989 год для Восточной Европы, когда был сокрушен старый советский порядок.

Но политическая активность населения ГДР, констатирует Хэрет, была направлена в русло национального объединения, представленного как единственное средство достижения экономического благосостояния. На примере ГДР Хэрет демонстрирует справедливость вывода Токвиля о том, что в любом обществе большая часть граждан ценит свободу только по причине ее следствий; “только меньшинство любит свободу ради себя самой” 18 . Это меньшинство было в силах поколебать власть коммунистов, но не привить всему народу демократические нравы.

А существование братской ФРГ упростило задачу. Хэрет наполняет новым содержанием слова Токвиля из письма Корселлю от 2 октября 1854 года о том, что “великая химера германского единства” заполнила умы немцев более, “чем образ регулярной свободы каждой из стран, которые составляют Германию” 19 .

Оценивая самообман граждан ГДР, Хэрет воспроизводит предупреждение Токвиля из “Демократии в Америке” 20 об опасных соблазнах материального наслаждения у народов, находящихся на стадии перехода к демократии. Хэрет пишет: “Серая реальность ГДР, представленная появлением плохо содержащихся и наполовину разрушенных городов... привела неизбежно это общество в руки большого брата ФРГ” 21 . Для описания новой ситуации полного подчинения всех институтов ГДР западногерманским Хэрет вводит термин “внутренний колониализм” (colonialisme interne).

Таким образом, используя идеи Токвиля как критика, а потому своеобразного предохранителя для демократической системы, а также его методологию при анализе переходных обществ, западные авторы отдают себе отчет в сложности совершающихся процессов, требуют комплексного подхода к изучению посткоммунистических стран и не впадают поэтому в примитивный восторг по случаю всеобщей победы либерализма в Европе.

Другое направление современной общественно-политической мысли и историографии - переосмысление творчества Токвиля в контексте провозглашенного постмодернистами “конца истории”.

Идея “конца истории”, высказанная еще Гегелем, а затем оригинально проинтерпретированная К. Марксом, скорректированная А.Кожевом, нашла свое конечное воплощение в статье американского исследователя Ф.Фукуямы “Конец истории?” 22 . Идея эта в первом приближении означает повсеместное утверждение либерализма как единственной идеологии, выдерживающей конкуренцию с фашизмом и коммунизмом. Данная историософская идея проецируется на социологию и политологию и преобразуется в концепцию постмодерна, постсовременного общества как эпохи либеральной демократии, социальной рыночной экономики, высокоразвитых информационных технологий и унификации стандартов жизни в цивилизованном мире.

В понимании этого перехода от современного общества к постсовременному значительную роль играет, по мнению историка Э. Гаргана, трактат Алексиса де Токвиля “Демократия в Америке” 23 . Гарган, обращаясь к творчеству Ж.Бодрийя­ра, Ф.Лиотара и других теоретиков постмодерна во Франции, указывает, что Токвиль не принадлежит к этой традиции, а, скорее, альтернативен ей.

Совершив путешествие в США, французский автор Ж.Бодрийяр издал в 1986 году книгу “Америка”, наполненную реминисценциями из сочинений Токвиля. Однако вопреки Токвилю Бодрийяр объявил, что американский мир никак не может быть понят Европой, а американский опыт не подлежит воспроизведению. Неверие Бодрийяра в возможное взаимопонимание двух миров обусловливает его неверие в способность общества измениться коренным образом. Призыв Токвиля к рефлексии о себе и других, к открытости и ответственности за диалог (ср. слова Токвиля о задаче правительств “вернуть людям то самое влечение к будущему, которое более уже не внушается им религией и социальным строем” 24 ) неизбежно актуализируется в условиях постмодернистского распада ценностей и размывания границ.

“Конец истории” оборачивается потребностью в духовном обновлении западного общества. Фатализм, присущий теоретикам “постистории”, принципиально неприемлем для последователей Алексиса де Токвиля. “Истинные друзья человеческой свободы, как показал Токвиль, сопротивляются концу истории во имя подлинного величия человеческой индивидуальности” (Д.Лоулер) 25 .

Таким образом, на фоне глубоко разработанной темы жизни и творчества А. де Токвиля западная историография характеризуется сегодня признанием актуальности его политической мысли и методологии. С одной стороны, активизируется переосмысление творчества французского историка в контексте “конца истории”, а с другой - происходит переосмысление европейского исторического опыта ХХ века в границах дискурса самого Токвиля. Здесь объект исследования смещается с его личности на политическую теорию, общественную мысль.

Вероятно, развитие историографии и политической мысли на Западе будет происходить именно в этих направлениях. Вместе с тем остается немало крупных проблем, в том числе методологического характера: не разработан вопрос о степени применимости токвилевского анализа западной “демократической революции” к незападным обществам (Восточная Европа, Россия и другие страны бывшего СССР, Китай), не привлечен в должной мере для анализа российский материал. Токвиль, конечно, не предвидел многие феномены в истории Запада (бурный рост национализма, фашизм и т.п.). Но в то же время приходится констатировать, что А. де Токвиль вновь сегодня является одним из самых авторитетных, изучаемых и переиздаваемых авторов на Западе и, по всей видимости, еще долго будет оставаться таковым.

Примечания

1 M e lonio F. Sur les traces de Tocqueville // L'actualit e de Tocqueville. Caen, 1991. P.13.

2 См .: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. М., 1993.

3 Jardin A. Alexis de Tocqueville. 1805-1859. P., 1984.

4 Siedentop L. Tocqueville. Oxford, 1994.

5 Leca A. Lecture critique d'Alexis de Tocqueville. Aix-Marseille, 1988.

6 Alexis de Tocqueville. Livre de Centenaire (1859-1959). P., 1960; Alexis de Tocque­ville - Zur Politik in der Demokratie. Symposion zum 175. Geburtstag von Alexis de Tocqueville. Baden-Baden, 1981 (там же содержится аннотированная библиография всех основных работ “токвилеаны” - s.121-172); Liberty, Equality, Democracy. New-York, 1992.

7 См . об этом: M e lonio F. Sur les traces de Tocqueville // L'actualit e de Tocqueville. Caen, 1991. P.14.

8 Lawler P.A. The Restless Mind. Alexis de Tocqueville on the Origin and Perpetuation of Human Liberty. Rowman & Littlefield Publishers, 1993. P.159.

9 Токвиль А. Демократия в Америке. М., 1995. С.325.

10 Furet F. L'importance de Tocqueville aujourd'hui // L'actualit e de Tocqueville... P.143.

11 Ibid.

12 Ibid.

13 Ibid.

14 Ibid.- P. 144.

15 Ibid.- P. 145.

16 Hereth M. Essai d'interpr e tation de la R e volution en R e publique D e mocratique Allemande // L'actualit e de Tocqueville... P. 95.

17 Токвиль А. Старый порядок и революция. М., 1905. С.26-27.

18 Hereth M. Op. cit. P.98.

19 Ibid.

20 Токвиль А. Демократия в Америке... С.401-102.

21 Hereth M. Op. cit. P.100.

22 Фукуяма Ф. Конец истории? // Философия истории: антология. М., 1995.

23 Gargan E.T. Tocqueville and the Postmodern Refusal of History // Liberty, Equality, Democracy... P.187.

24 Токвиль А. Демократия в Америке... С.402-403.

25 Lawler P.A. Op. cit. P.173. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел история