Акрополит Г. Летопись логофета Георгия Акрополита

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 81-89

81. Между тем изменник Михаил, видя, {196} что дела его принимают не совсем благоприятный оборот, вздумал дать отпор силам императорским и двинул все свое войско или, по пословице, натянул все пружины и веревки. И своих всех собрал поголовно, и получил немалую помощь от зятя своего, короля Сицилии. Насчитывали до 400 всадников   4 . Они были снабжены надежным оружием и видными и быстрыми лошадьми, и все считались отличными воинами между своими. А другой его зять, князь Ахайи, также собрав все свое войско   5 , сам отправился на помощь своему тестю. Он вел с собой бесчисленное ополчение: тут были и франки, и римляне, жившие в Ахайе и Пелопоннесе, которыми он владел; но большая часть была латинян. Таким образом составилось огромное войско, и все они вместе устремились против брата императорского — севастократора Иоанна. Этот последний (потому что был снабжен хорошими советами от своего брата, императора) военными хитростями провел своих противников. Сам он с воинами, одетыми в панцири и латы, занял места укрепленные, а легковооруженным воинам, которым легче было переходить с одного места на другое, приказал сражаться с неприятелем в открытом поле. Это были то скифы, {197} то турки, впрочем, много было и римлян, которым больше других известно было искусство стрелять из лука. Бросая стрелы в неприятелей, они поражали их издалека. А начали они свое нападение на врагов с места, называемого ?????? ??????? . Ни днем не давали они им безопасно пройти, ни ночью отдохнуть; они тревожили их днем на водопое, если кто-нибудь отъезжал поить лошадь несколько дальше. Нападали на них и на дороге, подкрадываясь к телегам и вьючным животным и обирая их дочиста, между тем как конвойные разбегались в разные стороны. Делая это часто, воины севастократора Иоанна сделались безмерно смелыми в отношении к неприятелям, так что нередко вступали в рукопашный бой с ними и отнимали у них все, что случалось. Таким образом войско изменника Михаила уменьшалось и пришло в немалое уныние, так что почти отчаивалось в спасении. С большим затруднением и едва-едва миновали они Стан, Соск и Молиск (цель у них была достигнуть Прилапа, чтобы укрепиться в нем), и когда были в этих местах, то каждый из них думал только о том, как бы унести ноги. А изменник Михаил с сыном своим Никифором и немногими другими приближенными, которых он обыкновенно посвящал во все свои дела, ночью сели на коней и по хорошо известной им дороге бежали  1 . Поутру на {198} следующий день, узнав о бегстве Михаила, об ратились в бегство и его воины. Тогда отряд, состоявший из римлян, и более знатные его предводители, в том числе и побочный сын изменника Иоанна, пришли к севастократору Иоанну, сдались ему и присягнули императору. {199} Князь Ахайи   1 и все бывшие с ним рассеялись в разные стороны. Князь был захвачен в плен при Кастории. Он скрылся в каком-то гумне, но был узнан одним из воинов по зубам (потому что передние зубы были у него очень велики и выдавались из-за губ) и, связанный, отведен к императору. А знатнейшие из его когорт, а также и его родственники, как-то: Асел-Детус , Иофред Коританский и много других знаменитых мужей были {200} взяты в плен то при Платамоне, то в других местах и узниками отведены к императору. И вспомогательный отряд Манфреда, короля сицилийского, посланный на помощь изменнику и простиравшийся, как мы сказали, до четырехсот, был взят в плен со всем оружием и лошадьми четырьмя человеками, из которых один был великий доместик Алексей Стратигопул, другой — Никифор Римпсаг, турок по происхождению, но сделавшийся вполне православным христианином, двое других не известны. Всех захваченных в плен также узниками послали к императору. И такую победу одержали наши благодаря советам императора, что слава ее прошла во все концы земли. Немного таких побед видело солнце. Таким образом тогда наши покорили все города и всю страну.

82. Затем севастократор Иоанн, пройдя по Фессалии и укрепив тамошние крепости и укрепления, расположился лагерем при новой Патре, имея вместе с собой и побочного сына изменника Михаила — Иоанна. А великий доместик Алексей Стратигопул и Иоанн Раул перешли через Пиринейские горы и направились к Арте, оставив небольшой отряд при Иоаннинах для осады этой крепости. Они взяли Арту, где нашли и меня самого. Проведя с ними несколько дней, я решился отправиться из Арты, оставив здешних жителей не совсем расположенными к нашим, потому что нехорошо обращались с ними воины. {201} Поэтому из упомянутой знаменитой победы, покрывшей таким блеском римлян, немного спустя вышло нечто совершенно неблестящее. Я отправился прямо к севастократору Иоанну, царскому брату, бывшему при новой Патре, и, пробыв у него несколько дней, направил путь к императору. Между тем Иоанн, побочный сын изменника Михаила, с некоторыми другими лицами затеяли измену, и, когда севастократор Иоанн пошел на латинян и, миновав Левадию, опустошал Фивы, он привел в исполнение свою измену, которой он болел, и с немногими другими бежал к отцу своему, изменнику Михаилу. Этот последний, будучи поражен такой неожиданной переменой своих обстоятельств, не имел, где приютиться на суше, а вместе с сыном своим Никифором, с женой и с некоторыми из приближенных, сев на судно, плавал по морю и привитал около островов Левкады и Кефалонии. Когда же прибыл к нему побочный сын Иоанн, как уже изъяснено выше, то он ободрился и, отложив все опасения, направился к Арте. По прибытии туда, когда он нашел, что все жители расположены к нему (между тем в его власти был еще один город, находившийся в этой стране — Бондичи), то, собрав всех бывших там своих приверженцев, он выгнал наших из пределов Арты. Мало этого, он далеко отбросил и от Иоаннин отряд, осаждавший эту крепость. Таким образом, дела римлян стали принимать {202} худой оборот; и что так хорошо было пошло, при помощи царских советов, теперь обратилось в ничто или почти в ничто. Брат императора, севастократор Иоанн и тесть его Константин Торникий, оставив поле сражения, присоединились к императору, находившемуся тогда при Лампсаке. Севастократора Иоанна   2 император пожаловал саном деспота в благодарность за победу и с целью сравнять его с теми, с кем он бился, то есть чтобы с деспотами сражался деспот. Тестя же его Константина Торникия, бывшего великим приммикирием, пожаловал саном севастократора. А родного брата своего Константина из кесарей переименовал в севастократоры. Вновь пожалованные севастократоры отличались один от другого тем, что брат императора носил обувь с золотыми орлами, а Торникий без орлов. Стратигопула Алексея, великого доместика, письмом на его имя пожаловал в кесари, сделав это достоинство наследственным. Так все это происходило.

83. Перезимовав при Лампсаке, по наступлении весны император пошел на Константинополь. Все его желание, вся цель состояла в том, чтобы вырвать Константинополь из рук латинян. Итак, он пошел на Константинополь, впрочем, не потому, чтобы надеялся на свое войско (его войска недостаточно было для осады такого города), а потому что был об -{203} манут речами своего двоюродного брата Асела. Он ложно наговорил императору, что живет в стене города, что городские ворота в его полном распоряжении, что ими он может провести в город императорские войска без всякого шума и без сражения. И его речам действительно поверили, потому что, с одной стороны, родственные отношения его к императору заставляли думать, что этот человек говорит правду, с другой — то, что император клятвенно обещал наградить его всевозможными почестями. Он дал эти обещания императору и в свою очередь от него по лучил за это обещания, в то время как потерпел неудачу в сражении с князем ахайским и вместо больших благ ожидал получить за это большие неприятности. Обнадеженный его словами, как мы сказали, император пошел на Константинополь и расположился лагерем против северного рога города   1 — на месте, называемом Галата, и представлял вид, что ведет осаду укрепления Галаты, а на самом деле тайно сносился с Аселом насчет исполнения его обещаний. Между тем Асел обра -{204} щал внимание на свою выгоду, а не на правду и потому давал ложные ответы, отговариваясь то тем, то другим. Когда, таким образом, прошло довольно времени, а между тем он ничего не сделал, даже и тогда, как войско в полном вооружении, по его собственному распоряжению, подошло однажды ночью к его жилищу; тогда явно стало, что он солгал. И так как он не имел никакого благовидного извинения в своей лжи, то всю вину сложил на начальника города. Этот последний, говорил он, сообразил, что ключам от городских ворот нехорошо быть у меня, и взял их себе, и потому я на этот счет ничего не могу сделать. Когда, таким образом, император ясно понял обман этого человека, то удалился от города. На дороге приходили к нему трое послов от латинян и просили мира. Император согласился на перемирие, но только на один год, доведя их дела до последней крайности.

84. Переправившись через Геллеспонт, император занял область Паг. А когда подходило к концу лето и наступало время осени, тогда он оставил эти страны и отправился в Нимфей, где цари обыкновенно имели в это время свою резиденцию   2 с тех пор, как они потеряли Константинополь. Меня же отпра вил послом к царю болгарскому Константину. Я отправился и пробыл у него несколько дней, тому что случились в то время празд -{205} ники Рождества и Крещения Господа нашего Иисуса Христа, которые болгарские цари праздновали с особенной торжественностью. Болгарский царь пожелал, чтобы я остался у них посмотреть на церемонию. Исполнив все, что мне было поручено, я отправился из Тернова и прибыл к императору, бывшему тогда еще в Нимфее. Здесь император и перезимовал, а когда настала весна, выехал из Нимфея, отпраздновав там светлый день Воскресения Господа нашего. Пробыв несколько дней во Флевиях и отбыв отсюда к месту, которое называлось Клизоменой, он раскинул палатки; потому что, выезжая из Нимфея, императоры большую часть весны обыкновенно проводили здесь, так как местоположение было ровное, обильное травой и водой, так что можно было прокормить много лошадей, а вблизи имело много селений и городов, откуда в изобилии доставляемо было все нужное для содержания людей. Когда император жил здесь, прибыл сюда из Никеи севастократор Торникий и настойчиво просил императора за бывшего патриархом Арсения, ибо патриарший престол осиротел, так как патриарх Никифор, возведенный на патриарший престол из митрополитов Ефесских, переселился из здешнего мира в горняя, не занимав патриаршего престола и целого года. Арсений же был возведен на патриарший престол еще императором Феодором. Это был муж весьма сильный и словом, и делом, особенно отличился {206} он природным даром слова   1 . Учился он немного. Усвоив кое-что из начального круга наук, чтобы не показаться в них совершенным невеждой, не знающим того, чем представлялся пренебрегающим, уязвленный в душу стрелой любви Божьей, он, простившись со всем мирским, на что многие нелегко решаются, избрал жизнь уединенную. Этот самый муж совершал и обряд коронования императора. А когда заметил, что император не склонялся на его желания   2 , {207} то сделался к нему не расположен; и это нерасположение к императору разделяли с ним Андроник Сардский и Мануил Фессалоникский, по фамилии Опсара. Когда император раскинул лагерь близ Константинополя и жил там, то епископ Сардский принял монашескую одежду из рук Иоанникия Филадельфийского. Раньше он постоянно надоедал императору просьбой отпустить его в Пафлагонию (оттуда он был родом), но император, зная его замыслы, не дал ему на это позволения, потому что у него была цель возмутить паф -{208} лагонцев против императора. Император отказывал ему на весьма справедливом основании. Он говорил: «Так как ты хиротонисован митрополитом в Сарды, а не в Пафлагонию, то и должно тебе быть расположену к тем местам, жить там и пасти свое стадо». Видя, что царская воля неизменна, и не зная, что делать, он избрал жизнь монашескую. А Мануил Фессалоникский поневоле выехал из Никеи и жил по соседству с нею. И сам бывший патриарх Арсений, оставив свой престол, также поселился в одном монастыре. Потому-то все архиереи, сошедшись в Лампсак, с общего согласия и по царскому повелению возвели в сан патриарха Ефесского предстоятеля Никифора. Но он, как мы сказали, не прожив и одного года, скончался. По смерти его севастократор Торникий, бывший в дружеских отношениях с Арсением, убедительно просил императора, чтобы он опять возвел Арсения в сан патриарха. Рассказывая о каких-то чудесах и необычайных делах Арсения, он постоянно докучал императору, настойчиво требуя сделать патриархом не расположенного к нему человека. Император волей-неволей склонился на совет севастократора   1 и опять возвел Арсения на патриарший престол. Вот что об Арсении. {209}

85. Между тем император, давши несколько войска Стратигопулу Алексею, кесарю, послал его на запад, с тем чтобы он вместе с бывшими там римлянами вступил в сражение с неприятелями, поручив ему, между прочим, мимоходом, так как дорога лежала неподалеку от Константинополя, сделать нападение на этот город и подвинуть свой отряд до самых его ворот, чтобы напугать находившихся здесь латинян (см. Рим. ист. Григ. кн. III, гл. 5, по русск. пер.). В то же время, по устроению промысла Божия, случилось следующее. Один огромный латинский корабль прибыл из Венеции в Константинополь, и на нем один молодой Екзусиаст, которого они называли подестой   2 , человек, как оказалось, {210} деятельный и отважный в битвах, подстрекавший бывших в Константинополе латинян к битвам и дававший им такой совет: нам нужно не в городе только сидеть и охранять себя и город, но должно предпринимать что-нибудь и против римлян, чтобы они не смотрели на нас с презрением. И так он убедил их на трехвесельных кораблях, какие они имели, и на некоторых других судах, также на лодках и ботиках отправиться против острова Дафнусии, авось как-нибудь удастся овладеть им или, по крайней мере, поживиться добычей с него. Таким образом город   3 опустел: в нем остались только женщины и дети да еще по-царски управлявший им Балдуин с небольшим числом воинов для управления и охранения народа. Между тем кесарь Алексей Стратигопул нечаянно ночью подошел к Константинополю. А так как он имел при себе несколько таких людей, ко -{211} торые по разным причинам удалились раньше из Константинополя   4 и до подробностей знали этот город, то он, расспрашивая их, узнал, что в стенах города есть один про -{212} ход   1 , которым может пройти внутрь города вооруженный воин, и без всяких отлагательств приступил к делу. Этим проходом сперва вошел один, за ним другой, третий и так далее до пятнадцати, а скоро по -{213} сле того взошли и многие другие. И когда около стены нашли одного человека, которому поручена была стража города ; то некоторые из солдат, взошедши на стену и взявши его за ноги, бросили за город. А другие, взяв топоры и сбивши с ворот запоры, открыли войску свободный вход в город. Таким образом кесарь Стратигопул и все бывшие с ним римляне и скифы (потому что в войске его были и они) очутились внутри города   2 . Быв поражены неожиданностью совершившегося события, бывшие в городе   3 стали заботиться, каждый как только мог, о своем лишь спасении. Одни побежали в монастыри и одевались в монашеское платье, чтобы только избежать смерти. Женщины укрывались в расселинах стен и в темных и потаенных местах. А обладатель города Балдуин бросился в Большой дворец   4 . Между тем отправившиеся против острова Дафнусии латиняне и с ними подеста ничего не знали об этом. Но так как не могли сделать ничего на острове Дафнусии (потому что защищал его Бог), то, отступив, возвращались в город. Они ничего не знали о происшествиях в Константинополе до тех пор, пока не {214} приблизились к храму св. Михаила Архистратига Высших сил; поравнявшись же с этим храмом и узнав о случившемся   1 , стремились проникнуть в город. Но римские войска, узнав об этом, подожгли дома латинян   2 , находившиеся около берега, и сожгли все: сперва дома венециан, а потом принадлежавшие другим племенам и называвшиеся кампами   3 . А когда латиняне увидели  4 , что город весь {215} в огне, то ударили себя по бедрам и, забрав на свои трииры и другие суда тех, кого могли, отплыли прочь от города. Одна из триир  5 подошла к Большому дворцу и приняла Балдуина, которому угрожала опасность живому попасть в плен. Так все это случилось  6 , и Константинополь по Божию промышлению опять стал в руках римского императора достойно и праведно 25 июля, индикта четвертого, 6769 г . от сотворения мира ( 1261 г . по Р. X.), быв под властью врагов 58 лет.

86. Император жил тогда в Метеории, как вдруг ночью разнеслась молва  7 о взятии Константинополя между многими. Молва эта вышла от одного служителя родной сестры императора Ирины, переименованной в монашестве Евлогией, прибывшего из окрестностей Вифинии: он по дороге узнал, что Константинополь взят римскими войсками. Сестра императора как можно скорее отправилась к императору и нашла его погруженным в сон, тихонько толкнула его рукой и громким голосом проговорила: «Государь! Ты овладел Константинополем». Это она сказала несколько раз, а между тем император ничего не отвечал ей на это. А как скоро она переменила слова и произнесла: «Встань, государь, Христос даровал тебе Константинополь», то он, встав с одра и простерши руки к небу, сказал: «Это слово и я, сестра, принимаю; а того первого слова, что ты сказала, будто я овладел Константинополем, никак не принимаю; потому что каким образом мог я сделаться обладателем Константинополя из Метеория? Тем больше что не послал для этого и достаточного войска. Богу это сделать действительно легко,— сам я это признаю,— он может, если захочет, еще с меньшими и слабейшими средствами сделать даже больше этого». Сказавши это, он велел собрать всех сановников и спрашивал у них, кажется ли им справедливой разнесшаяся молва? И одни настаивали, что разнесшаяся молва справедлива,— это те особенно, которые достоверно знали о походе латинян; а другие подвергали сомнению этот рассказ — это те, которым не дано было проникнуть в судьбы высшего Промысла, они утверждали, что подобное дело принадлежит к числу самых трудных и неудобовыполнимых. В таких рассуждениях прошла и часть ночи; когда же настал день, то у всех явилась надежда, что кто-нибудь прибудет из лагеря и принесет верную весть, но и тот день прошел, и между тем никто не являлся. Все находились в сильном {217} беспокойстве и тревоге, особенно император. Но в следующую ночь   1 прибыл наконец вестник с доброй вестью и объявил, что римские войска с кесарем Стратигопулом находятся в Константинополе. И все, как было, рассказал.

87. Император, поднявшись из Метеория с большим удовольствием, спешил как можно скорее достигнуть Константинополя   2 , боясь, чтобы латиняне, возвратившись из-под Дафнусии и вступив в город, не начали жестокой битвы с римлянами и, будучи гораздо многочисленнее римлян, не вытеснили бы их за городские стены. Но этого не случилось, потому что они, будучи поражены неожиданностью, обратились в бегство, как объявлено выше, а император продолжал свое путешествие. Когда он миновал и горные хребты Каламийские и раскинул палатку близ Ахирая, ему принесли царские знаки бывшего императора константинопольского, Балдуина,— это были калиптра, устроенная на латинский манер, украшенная жемчугом и с рубином наверху, червленая императорская обувь и меч, покрытый червленым шелковым чехлом. Тогда и большин -{218} ство уверилось в действительности события, потому что необыкновенность дела не позволяла крепко полагаться на рассказы. Итак, император ускорил своим движением и как можно короче и реже делал привалы. Когда он приблизился уже к Константинополю, то пришло ему на ум сделать свое вступление в Константинополь более боголепно, чем по-царски, и искал способа, как бы сделать это с благодарственными молитвословиями к Богу и молебным пением за царство и иерархию, за город и живущих в нем и, наконец, за всех православных христиан. Отыскивая человека, способного написать нужные молитвы, он изъявил желание поручить это дело философу Влеммиду. Но этот человек был далеко: он имел тогда пребывание около Ефеса. Таким образом, дело это не могло состояться. Между тем император не хотел медлить своим вступлением в столицу и потому был огорчен этим обстоятельством. Но я разрешил его затруднения: «Если, государь,— сказал я,— ты хочешь получить молитвы от святого человека, то мне говорить нечего; а если от какого-нибудь, кто бы только мог написать, ты принял бы исполнение твоего желания, то я исполню это желание и напишу тебе молитвы». Это показалось самым лучшим императору, и для ускорения своего вступления он согласился, чтобы я составил требуемые молитвы. Я тотчас же принялся за дело, и не прошли еще сутки, как я написал тринадцать молитв, из которых каждая имела свою цель. {219}

88. Итак, император достиг   3 Константинополя. Это было 14 августа. В тот день он не хотел вступить в Константинополь, а остановился в монастыре Космидийском, лежавшем неподалеку от Влахерн. Переночевав здесь, он на следующее утро встал и совершил вступление   4 в Константинополь таким образом. Так как патриарха Арсения не было, то молитвы должен был произнести вслух кто-нибудь из архиереев. Это дело выполнил митрополит Кизика Георгий   5 , которого прозывали Кледой. Взойдя на одну из башен, стоявших у золотых ворот, с изображением Богоматери, называвшейся Одигитрией по монастырю, из которого была взята, он вслух всех произнес молитвы. Самодержец, сняв калиптру и преклонив колени, пал ниц, и все бывшие с ним позади него пали на колени. Когда кончена была первая молитва и диакон назнаменовал встать, все, встав, возгласили «Господи помилуй» сто раз. Когда это кончилось, произнесена была архиереем другая молитва. За второй следовало то же, что и за первой, и так далее, пока не кончены были все молитвы. Когда совершено было это священнодействие, тогда более боголепно, чем по-царски, император вошел в золотые ворота: он шел пешком, а впереди него несли икону Богоматери. Дошедши таким {220} образом до самого Студийского монастыря, император сел на коня и отправился в храм Премудрости Божией. Воздав там поклонение Владыке Христу и принеся Ему должное благодарение, удалился в Большой дворец. И было тогда веселье, и великое удовольствие, и несказанная радость всему римскому народу; не было тогда ни одного человека, который бы не скакал от радости и не ликовал, почти не веря, чтобы все это совершилось наяву,— так неожиданно было это событие и так переполняло всех удовольствием. А когда нужно было быть в Константинополе и патриарху   1 , по истечении не скольких дней, которые прошли в рассуждениях и совещаниях об этом, император отправился в священный храм — святилище Великой Премудрости, чтобы передать кафедру архипастырю. С императором собрался сюда весь синклит, и знатнейшие из начальников, и все множество народа. Император, держа патриарха за руку, сказал: «Вот престол твой, владыко, которого так долго ты был лишен. Займи же теперь свою кафедру». Так-то император устроил дело в отношении к патриарху.

89. Случилось тогда еще нечто, чего не передать письменно считаю неприличным. Я написал слово на освобождение Константинополя. Целью слова в начале было благодарение Богу за Его благодеяние, благоутробное попечение и заступление, в слово введено было и благо -{221} дарное обращение к императору. В заключение слова было предложено приглашение императору-отцу сделать участником своей власти и первородного сына — Андроника Палеолога. Это было тайною для многих, и особенно принадлежащих к синклиту, которым и в голову не приходило подобное дело. Занимавшие высшие места из наших, как-то: деспот Иоанн, брат императора, и тесть его севастократор Торникий (кесарь Стратигопул, хотя и был в числе их, но вовсе не хлопотал об этом),— не зная цели и значения этого требования, принуждали императора выслушать это слово, а императору это было чрезвычайно неприятно, потому что солнце склонялось уже к полудню   2 и настало время обеда. {222}

4 В цифре всадников очень далеко расходятся между собой Акрополит и Пахимер. Последний возводит эту цифру до 3000. См . Ист. Мих. и Андр. Палеологов, кн. 1, гл. 30.

5 ??? ????? ? ??? ?????? ?. Пахимер: ? ? ? ?? ???????? ??? ???? ? ? ???? ????????????.

1 Григора говорит, что полководцы Михаила Палеолога употребили следующую хитрость, чтобы заронить подозрение в душе Михаила Ангела насчет его союзников и поссорить его с ними. Они подослали к нему одного человека, который под видом перебежчика пришел к Михаилу Ангелу и сказал ему: «Знай, что тебе и всем твоим сегодня угрожает опасность. Оба твои зятя и союзники, принц Пелопоннеса и Ахайи и король Сицилии, тайно посылали к римлянам послов с обычными подарками для заключения с ними мирных условий. Поэтому, если тебе дорога жизнь, позаботься как можно о себе, пока еще условия и соглашения между ними не заключены». Михаил поверил и, известив о том своих, кого было можно и сколько время позволяло, предался бегству еще до восхода солнечного. Услышав о его бегстве, бросились за ним и другие, и так все воины Михаила рассыпались в разные стороны, спеша обогнать друг друга. Союзники, пробудившись утром и увидев, что Михаила нет, разинули рты от изумления, не зная, чему приписать это. После этого взяться за оружие против римлян они уже не посмели: частью потому, что не могли разгадать происшедшего, а частью и потому, что теперь вместо огромного числа они представляли незначительное. Поэтому они бросились бежать, вообразив, что преданы Михаилом (Римс. Ист. Григ. кн. III, гл. 5). Как ни грубой представляется с первого взгляда выдумка, на которую военачальники Палеолога поддели Михаила Ангела, тем не менее, если возьмем в соображение тогдашнюю лживость всех отношений, даже и родственных (чему примеры можно находить чуть не на каждой странице у византийских историков), где все основано было на своекорыстных расчетах и где торговля самыми священными узами была самым обыкновенным явлением, то не будем удивляться, что Михаил Ангел дал себя обмануть такой грубой ложью и погубил свое дело и своих союзников. Затруднительность его тогдашнего положения придавала еще более вероятия мнимой угрожавшей ему измене со стороны своих союзников, и он, обращаясь в бегство, со своей точки зрения, избирал из двух зол только меньшее. А что он действительно получил фальшивое предостережение насчет своих союзников из неприятельского лагеря — это доказывается, между прочим, и тем, что он убежал тайно — только с сыном и немногими доверенными лицами, чего не сделал бы он, по крайней мере, по отношению к своим зятьям-союзникам. Оставляя их на произвол судьбы, он показал, что подозревает с их стороны что-то недоброе для себя. Во всяком случае нам представляется более вероятным это сказание Григоры, чем сказание Пахимера, по словам которого настоящая катастрофа, разразившаяся над союзными войсками, была подготовлена побочным сыном Михаила Ангела Иоанном, который из-за личной ссоры с князем ахайским тайно снесся с неприятелями и во время битвы изменил своим союзникам, напав на них с тыла. В этом факте, как мы рассказали его до сих пор, еще нет ничего несбыточного. Но дело в том, что, по уверению Пахимера, Иоанн заранее подготовил к своей измене своего отца и брата Никифора и что вместе с ним разыграли на поле битвы второй акт комедии: поместившись где-то в стороне, и, когда их союзники, попав в расставленную им западню, погибали под ударами врагов, они преспокойно поворотили лошадей и бросились в бегство (Пах. Ист. Мих. и Андр. Палеол. кн. 1, гл. 31). При всем уважении к почтенному историку, мы не можем не заметить, что в его рассказе мы не видим смысла. Можно изменить своим союзникам,— хоть бы этими союзниками были зятья, братья, сыновья,— но по каким-нибудь сильным побуждениям. Но изменять так себе, ни с того ни с сего, и притом со страшным вредом самому себе,— на такую измену способны только сумасшедшие, к числу которых мы не имеем права отнести Михаила Ангела с его сыновьями.

1 Князь Ахайи после взятия Константинополя был отпущен императором на волю и через несколько времени снова, вопреки своей клятве, стал во враждебные отношения к грекам. Подробности об освобождении князя и следствиях этого освобождения для греков см. у Пах. в его ист. Мих. и Андр. Пал. кн. 1, гл. 31.

2 См. Ник. Григоры Римс. ист. кн. 4, гл. 1.

1 ?????????? ??? ????? ????? ? ? ??????. Григора: «Царь с большими силами отправился во Фракию, имея в виду попытать воинского счастья и в самых предместьях Константинополя. Пробыв под ним довольно долго, он осадил было сперва лежащий на противоположной стороне ( ??? ? ? ??????? это та сторона, которая в настоящее время называется Перой) так называемый замок Галата... (Рим. ист. кн. IV, гл. 1). Самые мелкие подробности касательно взятия Константинополя можно найти у Пахимера в его ист. Мих. и Андр. Пал. кн. 11, гл. 20 и дал.

2 См. Григоры Рим. ист. кн. IV, гл. 1.

1 Григора: «Относительно добродетели и богоугодной жизни этот человек немногим уступал людям самой высокой святости, но по житейской опытности и по управлению гражданскими делами он отставал даже от тех, которые под вечер оставляют заступ. Дело известное: духовное созерцание и гражданская деятельность по большей части не уживаются вместе». Рим. ист. кн. III, гл. 3.

2 Акрополит очень ловко этой широкой фразой прикрыл настоящее яблоко раздора между императором Михаилом Палеологом и патриархом Арсением. По особенной нежности к своему царственному родственнику он заботливо обходит все более или менее темные стороны в его характере, все более или менее возмутительные его поступки, положившие неизгладимые пятна на личность этого государя. Так и здесь, он не хочет сказать прямо истинную причину неудовольствий между царем и патриархом, а отделывается общей фразой, допускающей самые снисходительные толкования. Но другие историки, не заинтересованные родственно в личности Михаила Комнина,— Григора и Пахимер,— с беспощадной откровенностью разоблачают перед нами маскируемые Акрополитом факты. Так, от них мы узнаем, что причиной ссоры между Арсением и Михаилом было устранение от родительского престола малолетнего Иоанна, сына покойного императора Феодора Ласкариса. Между тем этот же Палеолог по крайней мере трижды заклял себя самыми страшными клятвами, что не будет домогаться не принадлежащего ему престола. Когда он был сделан соправителем юного Иоанна, то Собор снял с него эти клятвы, но положил на него не менее торжественную клятву, которой он обязывался никаким образом не посягать на личность и права своего юного товарища, всегда смотреть на него как на законного наследственного государя. Патриарх Арсений был главным опекуном малютки императора и главным свидетелем клятвы его нечестного товарища. И вот этот последний самым наглым образом попирает свою клятву. Поэтому-то что было делать патриарху-опекуну и свидетелю? Как честный человек, он не мог не протестовать против такого вопиющего беззакония. И он действительно протестовал тем, что отказался от патриаршего престола, чтобы не быть сообщником в чужих преступлениях. Сделать больше было не в его силах. Таковы были причины нерасположения патриарха к императору, обозначенные у Акрополита общей фразой «о неисполнении якобы желаний патриарха императором». У почтенного историка не стало даже добросовестности как-нибудь поаккуратнее поставить свою фразу, чтобы она не бросала тени подозрения на личность патриарха. А то легко подумать, что все неудовольствия между царем и патриархом вышли из-за капризов последнего. Сказанное нами о причинах ссоры между императором Михаилом и Арсением нужно приложить и к тем двум епископам, о которых здесь говорит Акрополит. За благородную поддержку патриарха в его протесте против беззаконного насилия и вероломства Михаила Комнина оба они лишены были кафедр. Вот почему епископ Сардский докучал императору просьбой о монашестве. Эта просьба была безмолвным протестом против самоуправства последнего. И вот что означает неопределенная фраза Акрополита насчет епископа Фессалоникского: «Мануил Фессалоникский поневоле жил по соседству с нею». См. Римск. ист. Григоры кн. IV, гл. 1, 4 и истор. Михаила и Андроника Палеологов кн. 11, гл. 15, 16, 17 и 22.

1 Натяжка. Михаил Палеолог был не таким человеком, которого мог какой бы то ни было приближенный своими докуками и рассказами о чудесах склонить сделать что-нибудь против воли. Если он делал что-нибудь против воли, то только по причинам, которых устранить не мог. Так и здесь, он решился возвратить на патриарший престол отказавшегося от него Арсения потому, что боялся смут церковных и политических, как справедливо заметил Пахимер (кн. III, гл. 1). Акрополит, поставив своей задачей раз навсегда обходить все факты, бросающие тень на его царственного родственника, и на этот раз остался верен своей задаче и поставил — очень, впрочем, вероятное — ходатайство севастократора Торникия за бывшего патриарха главной причиной возвращения этого последнего на престол, умолчав о действительно главной причине.

2 ??????????, ит. podesta, но корень этого слова латинский — potestas. У древних римлян это название было названием важной гражданской должности. Ювенал в 10 сатире говорит: «Praetextam sumere mavis, an Fidenarum Sabiorumque esse potestas?» Светоний in Claudio: «Atque etiam per provincias demandavit». Итальянскому или, точнее, генуэзскому podesta соответствовало греческое ? ?? ???? или ? ????????? . Григора, говоря о правах свободного управления, данных императором Михаилом Палеологом венецианцам, пизанцам и генуэзцам, присовокупляет, что у всех у них были и свои главные начальники. «Такой начальник по-венециански называется баюл, по-пизански — консул, по-генуэзски — потестат; а если эти названия перенести на греческий язык, первому будет соответствовать ???????? , второму ????? , а третьему ? ????? ? ». Это разграничение равноправной, по-видимому, должности тремя особыми названиями наводит на мысль, что по крайней мере в глазах греков все эти равноправные чиновники пользовались не одинаковым значением и почетом. Недаром же они генуэзское podesta переводили словом ???????? ?, которое издавна было титулом владетельного князя Абазгии и Алании: ?? ?? ??? ? ????????? '??????? (Const. Porph. de Adm. Jmp. cap. 10) . У того же Константина Порфирородного называется ? ????? ? '???????? ? ?????? '?? ???? Никифора Вриенния (lib. 2. с. 1).

3 Город Дуфнусия, находящийся при Евксинском понте и омываемый его водами, отстоит от Константинополя на 1000 стадий (Григора). О Дафнусии упоминает патриарх Никифор in Breviario istorico. Pag. 44. ?. ed. Lupanar. Дафнусия — небольшой остров Эгейского моря между Самосом и Лесбосом. Hoffman.

4 '?????? ??? ? ???????????. Обстоятельнее рассказывает о взятии Константинополя Пахимер (см. кн. II, гл. 2). Рассказ его, впрочем, в главных чертах сходится с рассказом другого византийского историка — Григоры (кн. IV, гл. 2). Что же касается западных историков, повествовавших об этом событий, то на рассказах некоторых из них стоит здесь остановиться ради их замечательной курьезности. Напр., Сабеллик (Rerum Venet. Decad. lib. 10) серьезно уверяет, что некоторые из константинопольских греков, наскучив владычеством латинян, дали знать через верных людей императору Михаилу Палеологу в Никею, чтобы он подошел со своим войском к Константинополю, обещаясь в известный час ночи тайком провести его в город со всем войском, так что он может овладеть им врасплох, без шума и без боя. Палеолог будто бы с радостью ухватился за это приглашение и немедленно, с отборным войском, никем не замеченный, подступил к Константинополю и в условный час действительно был впущен заговорщиками в город и таким образом взял его без большого кровопролития. Император Балдуин и латинский патриарх Константинополя Панталео Юстиниан, продолжает повествовать Сабеллик, пользуясь суматохой, поднявшейся в городе вследствие неожиданного появления греческого императора с войском, захватили с собой все драгоценности, какие только могли забрать, бросились в Еврип на корабль и немедленно отплыли на остров Эвбею. Так рассказывает Сабеллик о взятии Константинополя греками. С ним согласен и другой западный историк — Флавий Блонд (lib. 8. Decad 2): «Inita itaque conjuratione Palaeologus de recipienda urbe per idoneos est admonitus. Classe igitur imperatoria, quae omnes asportaverat Latinorum nervos iu Pontico jam agente, adveniens exercitu Palaeologus, refracta а coujuratis porta, nocte concubia est admissus. Balduinus vero imperator et Pautaleo Justinianus Patriarcha, navigio derepente cum suis omnibus et rapta supellectile ad Euripum sese profugi receperunt». Послушаем еще Сабеллика (Ennead. 2. lib. б): «Sed dum ille (Балдуин) extremam im formidat, domestica opprimitur, urbs vacua a paucis Palaeologo prodita est... Sunt qui dicunt eum abfuisse, quum hosti tradita est: sed sive affuit, cum hostis in urbem receptus est sive in castris fuit, satis constat. Bysantium proditione amissum». Далось им это несчастное proditio! Если бы что-нибудь похоже на секретное предложение измены сделано было, как утверждают названные нами латинские историки, со стороны византийских греков императору Михаилу Палеологу, то он не предоставил бы Алексею Стратигопулу чести взять греческую столицу, а взял бы на себя это дело, как брался он за него в предшествовавшем году, полагаясь на темные обещания своего родственника Асела. А то он преспокойно оставался в Никее и даже во сне не видел счастья, так неожиданно доставшегося в руки его полководцу. Где же тут личное участие во взятии Византии? Как далек был Михаил Палеолог от надежды овладеть Константинополем, видно и из того, что Алексея Стратигопула с его отрядом отправил не против этого города, а против изменника деспота Михаила, а завернуть к Константинополю велел ему только потому, что дорога, по которой он должен был идти со своим отрядом, лежала неподалеку от этого города, и для того только, чтобы пугнуть тамошних латинян. Неожиданное же взятие Константинополя было равно неожиданно как для императора Михаила, так и для кесаря Стратигопула,— оно было делом благоприятно сложившихся обстоятельств, которыми полководец Михаила воспользовался ех improviso, по вдохновению, а не вследствие задолго раньше обдуманного плана. Что же касается до басни о том, что император Балдуин и патриарх латинский забрали с собой во время бегства свои сокровища, то она могла сложиться только разве в головах Блонда и Сабеллика. Какие же мог захватить с собой сокровища Балдуин, не успевший взять с собой и своей императорской шапки, сапог, меча и других регалий? Высоким беглецам было не до драгоценностей, когда они принуждены были одеться в чужую одежду, чтобы не быть узнанными, и броситься в первую же попавшуюся рыбацкую лодку, чтобы спастись от позорного плена.

1 ??? ? ??? . «Они (окрестные жители Константинополя, по Григоре, и изгнанные константинопольцы — по Акрополиту) прибавляли, что имеют свой дом подле ворот, которые ведут прямо к храму Божьей матери живоносного источника, и что они знают тайный ход, кем-то давно, как бы нарочно, для настоящего замысла выкопанный, через который пятьдесят воинов легко могут ночью войти и, избив стражу и разбив ворота, открыть вход в город всему войску». Григора.

2 ???? ??? ?? ?? ???. «Проведя целый день в приготовлении своих воинов к битве, кесарь вошел в город ночью, перед рассветом». Григора.

3 Сн. Пахим. ист. Мих. и Андрон. Палеологов, кн. II, гл. 27.

4 «Царь же Балдуин, услышав о взятии города, так поражен был этим, что будто сошел с ума, и видел, что ему ничего не остается больше, как бежать. Поэтому, оставив Влахернские палаты, так как нельзя было уже защищать ту сторону, быстро переехал он в Большой дворец (ибо собирался бежать морем) и, бросив там царскую калиптру (шапку) и меч — символы своего царствования, как мог скорее искал спасения на корабле». Пахимер.

1 Григора, напротив, говорит, что они узнали о взятии Константинополя греками в тот же день и поспешили возвратиться к городу, чтобы подать помощь своим соотечественникам (кн. IV, гл. 2). С Григорой согласен, кажется, и Пахимер. См. ист. Мих. и Андрон. Палеологов кн. II, гл. 27.

2 ??? ???? ??????. Григора и Франца говорят, что, прежде чем возвратились латиняне из-под Дафнусии, кесарь Стратигопул велел зажечь город. Пахимер, соглашаясь с Акрополитом, прибавляет, что кесарь приказал зажечь город по совету бывшего врача Балдуинова, некоего Иоанна Филакса. См. кн. II, гл. 27.

3 ? ?? ???? ? ???????????. Кодин: « ??????? ??? ? ? ? ?????? ? ( Феодосий Младший) ?????? ?? ??? ? ?? ? ? ?????? ??? ????????? ??? ??? ???????? ????? » , т. е. сам император вместе с патриархом Проклом сделали крестный ход на поле судилища ( ???? ? ???? — tribunal); на этом же поле, на котором стоял главный трибунал, производились и смотры войск. Vid. apud Psellum in Glossis juris Mss apud Philostorg. lib. II. cap. 3. apud Theophanem an 21. Constantii et apud alios multos. На этом поле располагались часто лагерем войска, а иногда, во время землетрясений, сюда же выбегали из города и испуганные жители, как видно из следующих слов одного историка: ut timentes Byzantii extra civitatem, in loco qui Campus dicitur, essent perseverantes... et caet. Это поле во время, о котором здесь речь, было отдано под дома генуэзцев, венецианцев и других западных выходцев, но не только удержало свое древнее название campos, но, как видно из слов Акрополита, сообщило это название и самим домам генуэзцев, венециан и др.

4 См. Рим. ист. Григ. кн. 4, гл. 2.

5 Григора рассказывает, что бывший константинопольский император «бросился в простую лодку и искал спасения в бегстве». Кн. IV, гл. 2.

6 Франца: «Tali modo urbs ampla illa et urbium imperatrix auxilio Dei omnipotentis et caesaris peritia solertraque militari ab jtalorum Latinorumque manibus vindicata, ad Romanos tandem post annorum novem et quinquaqinta, mensium trium, dierum quatuor intervallum redirit». Пахимер число лет владычества латинян в Константинополе указывает согласно с Акрополитом ? ??? ? ???? ?? ? ???? ?????????? ???? ??????????? ? ? ?????? ???? ?????? .

7 Смот. Пахим. ист. Михаила и Андроника Палеологов. кн. II, гл. 29.

1 Франца: «sed postquam nuntius alter etiam cum literis a Caesare ipso conscriptis supervenit, iis visis dubitationem a se amovit, deoque gratias egit, et patriorcha totoque senatu assentientibus propter victoriam adeo admirabilem et facta Caesaris ingentia, quibus Romanum imperium amplificasset» . Пахимер говорит, что в самый день взятия Константинополя император Михаил получил письмо об этом кесаря Стратигопула. См. кн. II, 29.

2 См. Пах. кн. II, гл. 31и Григ. кн. IV, гл. 2.

3 См. Пах. кн. II, гл. 31.

4 См. Акр. кн. IV, гл. 2.

5 См. Пах. кн. II, гл. 3.

1 См. Григ. кн. IV, гл. 2.

2 ?? ? ? ????????? ?. См. Мих. кн. II, гл. 31.