Акрополит Г. Летопись логофета Георгия Акрополита

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 51-60

51. Таким образом, окончив розыски, император отправился на восток, а Михаил Комнин оставлен был, так сказать, в подозрении. Но знатность его рода и родство его с ним с самим и знатными лицами не позволяли императору пренебрегать его делом. Что же он делает? Посылает его к патриарху. Кормилом патриаршества правил тогда Мануил, муж благочестивый, святой жизни и поведения, хотя и имел жену   1 , но незнакомый с науками, так что не понимал и того, что удалось узнать. Им ператор написал к нему, чтобы он подвергнул Михаила Комнина епитимии   2 и связал его клятвами, что он {115} никогда не будет замышлять неверности к царю, а сохранит в чистоте свою преданность к державному. Так и было сделано, и император опять приблизил к себе Михаила Комнина и отдал ему в супруги внучку брата своего, севастократора Исаака Дуки, Феодору,— она одна и была у отца ее, сына севастократора, Иоанна, который умер еще в молодых летах, оставив вдовой супругу свою Евдокию, дочь Иоанна Ангела, и сиротой свою единственную дочь Феодору, которая благополучно сочеталась теперь браком с Михаилом Комниным. Мать ее, Евдокия, хотя была очень молода, но предпочла переносить свое вдовство, возлюбила доб родетель и то, как бы угодить Богу. За что и награждена была от Бога этим союзом. Так все это было.

52. Достигши восточных стран и пробыв там тот год, император опять отправился оттуда в главный город Вифинии — Никею. Время было к концу зимы: истекал месяц февраль. Однажды император, сидя {116} на своем ночном ложе (протекла уже и некоторая часть ночи), вдруг сделался безгласен и, покатившись, упал на постели и совершенно лишился языка   1 . Врачи принялись за свое дело, сделали насечки на ногах и вложили в эти насечки эфолвион   2 , равно как пробовали и другие средства, какие предписывает врачебное искусство; но император пролежал без всякого движения как эту ночь, так и следующий день и следующую за ним ночь. Он был поражен апоплексическим ударом, столь сильным, что лишился {117} всякого движения и языка. Наконец он едва-едва очнулся и пришел в себя. Цвет же его лица совершенно изменился. Затем он озаботился добраться до Нимфея, поспешая к празднику Ваий, который имел обыкновение совершать торжественно. Продолжая свой путь, он прибыл в Нимфей и здесь совершил торжество Ваий и отпраздновал и день Воскресения. Затем, по обычаю, начал посещать окрестные места, где прежде постоянно бывал, подвергаясь через известные промежутки времени болезненным припадкам, которые мучили его. Иногда в самом дворце он вдруг падал на одр безгласным, иногда же — на коне и в пути его схватывала болезнь, и бывшие с ним подхватывали его и скрывали все это до времени, чтобы не знали об этом другие. А когда он приходил в чувство, то кое-как возвращался во дворец, а иногда домашние тихонько переносили его на креслах в царские чертоги. По мере усиления болезни и тело императора становилось все хуже и хуже, потому что гораздо чаще начали случаться с ним ее припадки. Все более и более усиливавшаяся худоба и отсутствие аппетита жестоко сокрушали его. А когда врачи утомились уже в борьбе с болезнью, то, желая приобрести себе хоть малое утешение, он захотел отправиться в Смирну, дабы там поклониться Христу, да подаст ему облегчение и явит к нему свою милость. Отправившись в путь, он исполнил все это, но не получил ослабы {118} своему недугу, а напротив, пребывая в Периклистрах (это место находится близ Смирны и называется так потому, что со всех сторон стекается к нему много воды), почувствовал, что болезнь его стала еще больше или, лучше, злее. Поднявшись отсюда, он в самом расстроенном состоянии добрался до Нимфея. И здесь не входил и в царские палаты, а велел раскинуть царские палатки в царских садах. Здесь он и скончался в 3-й день ноябрьских календ, прожив 62 года,— как говорили те, которые верно знали все относящееся к нему,— из коих 33 года процарствовал честно и непорочно. Он был кроток и всегда отличался человеколюбием, бережлив в раздаянии даров подвластным себе, но зато к иноземцам, и особенно к послам, он был очень щедр, чтобы они хвалили его. После того как умерла супруга его, царица Ирина, он обнаружил слабость к женщинам. Особенно он был увлечен любовью к Маркесине — служанке, а после совместнице супруги своей, из рода аллеманов, императрицы Анны, прибывшей из Италии, и до такой степени поддался этой любви, что позволил ей носить красные сандалии и такого же цвета верхнюю одежду и перевязь,— за нею, как за настоящей императрицей, следовало множество прислужниц. И многое другое делал он, исполняя ее прихоти. На войне он был терпелив и мужествен. В решительные битвы он, впрочем, не любил вступать, опасаясь изменчивости и нена -{119} дежности военного счастья, но брал терпением: он проводил в неприятельской земле иногда весну, оставался в ней и на лето, ждал и до самого конца осени, и зазимует, а добьется-таки победы, потому что враги утомятся наконец царской настойчивостью и терпением. Умирая, император Иоанн оставил царство сыну своему Феодору, которому было тогда 33 года, т. е. ровно столько же лет, сколько царствовал его отец, потому что день его рождения почти совпадал с днем восшествия на престол его отца.

53. Император Феодор вступил на царский престол. Отдав обычный долг императору, отцу своему, и сев, по обычаю, на щит   1 и будучи провозглашен всеми самодержцем, отправился из Нимфея в Филадельфию. Это город огромный и многолюдный, населенный жителями, которые в состоянии были владеть оружием и особенно искусны были в метании стрел, потому что город этот лежит на границе персидских владений и постоянные стычки с неприятелями научили их искусству сражаться. Пробыв здесь недолгое время,— не больше, как сколько нужно было, чтобы отправить посольство к султану,— император отправился отсюда в Вифинию, и именно в главный город ее — Никею. А так как в это время Церковь лишилась первостоятеля (ибо патриарх Мануил немногим пережил императора Иоанна), то и нужно было {120} прежде всего избрать патриарха, чтобы совершить коронование императора в священном храме, и потому искали человека, достойного этого престола. Многие указывали на Никифора Влеммида, моего учителя по философии и догматике, от юности принявшего на себя иго уединенной жизни и славившегося и искусством в слове, и добродетелью, хотя некоторые, и особенно из знати, из зависти не только не находили в нем особенных добродетелей, но и приписывали ему разные пороки. Император Феодор был очень к нему расположен и любил его, потому что считал его учителем своим в отношении к словесному образованию, в занятии которым находил особенное удовольствие,— действительно император был чрезвычайно образован. Но Никифор был больше чем равнодушен к патриаршеству. Да в свою очередь и император не слишком принуждал его, а, скорее, было у него желание, чтобы он не принимал предстоятельства, потому что цари вообще хотят, чтобы патриархами были люди смиренные, недалекие по уму, которые бы легко уступали их желаниям как признанным постановлениям. А это всего чаще случается с людьми необразованными: будучи невеждами в слове, они не способны на смелое слово и преклоняются перед императорскими распоряжениями. Поэтому император Феодор, сделав маленькую попытку над Никифором, обратился к другим. И когда уже он перебрал много людей, которые все ему не нрави -{121} лись, вдруг посылает за одним монахом, жившим при Аполлониадском озере,— это был человек малоученый (потому что он знаком был только с начальными правилами грамматики), не имел никакой священной степени и назывался Арсением,— и велит привести его с возможной поспешностью. Он действительно и прибыл. А поелику император спешил своим отъездом из Никеи, то и приказал архиереям как можно скорее рукоположить его в патриарха; они так и сделали, в одну неделю посвятивши его и в диакона, и в пресвитера, и в патриарха.

54. Причина, заставлявшая императора спешить отъездом из Никеи, была следующая: вождь болгарский Михаил, который приходился шурином императору Феодору, будучи сыном тестя его Иоанна Асана от дочери Феодора Ангела, известясь о смерти императора Иоанна и видя, что западные страны не заняты войсками римскими, захотел опять возвратить под болгарское владычество отнятую у болгар императором Иоанном землю и находившиеся на ней крепости (на что давно с неудовольствием смотрели болгары) и, считая тогдашнее время, по своим соображениям, самым удобным для этого, двинулся со стороны Гема и, переправившись через Гебр, в непродолжительном времени покорил страну на значительное пространство и овладел без всякого труда многими крепостями. Так как жители здесь были болгары, то и передавались охотно {122} на сторону своих единоплеменников, свергая иго иноплеменников. А те крепости, в которых оставлены были римские гарнизоны, будучи не в состоянии противиться среди этих обстоятельств, покорились болгарам: одни из этих гарнизонов были объяты ужасом и, передавая крепости, получали за это свободу возвратиться в отечество; другие, по причине внезапного нашествия болгар, не сумели ничего сообразить для своей защиты и бросились бежать, оставив крепости без охранителей; а иные, так как защита крепости затянулась слишком надолго, утомлены были уже и самой продолжительностью времени. Много было между крепостями и неоконченных, и бесчисленное множество всего нужного к защите. Таким образом, вдруг были взяты Стенимах, Пристица, Крицим, Цепена и все крепости, находившиеся в Ахриде, исключая Мниака, который один только был удержан за собой римлянами. Кроме того, подчинились болгарам Устра, Перперакий, Крибус и лежащий близ Адрианополя Ефраим. Когда все это происходило и дела римлян на западе находились в опасном положении и слух дошел и до самого царя, рисуя впереди еще большие бедствия, то окружавшие императора немало были встревожены всем этим, потому что знали, что большую часть западных областей населяли болгары и что эти области давным-давно отложились от римлян и только в недавнее время покорились императору Иоанну, но эта {123} покорность не успела еще окрепнуть и они всегда втайне были враждебны римлянам.

55. Император опечален был всеми этими событиями, потому что так несчастно началось его царствование. Собрав гражданские и военные чины, между которыми были и дяди императора Феодора по деду, Мануил и Михаил, он посоветовался с ними насчет того, что делать ему в настоящем случае. Большинство находило нужным, чтобы император переправился через Геллеспонт и остановил стремление болгар. Но этот совет не понравился упомянутым дядям императора, к которым император был внимателен по многим причинам. С одной стороны, побуждало к этому родство с ними, с другой — возраст их старческий склонял его к ним, а к тому же и многосторонняя их опытность немало говорила в их пользу; потому что, будучи некогда изгнанниками, во время владычества императора Иоанна, они находились в сношениях со многими государями и блуждали по разным странам, где, по выражению поэта   1 , насмотрелись разных городов и обычаев. Они и действительно были люди рассудительные, но криво со -{124} ветовали по делам римским, потому что сначала были в пренебрежении у своего брата императора, который не давал им никакого достоинства, приличного братьям царствовавшего императора; а потом, будучи изгнаны из отечества зятем своим, царем, они стали совершенно чужими римлянам. Это, может быть, кто-нибудь назовет и причиной того, почему они так превратно советовали, но вернее сказать, что изменчивые и непостоянные нравы людей сделали их такими. Это не было тайной и для самого императора Феодора, тем не менее как кровных родственников, которых он предположил себе окружать всевозможными почестями, он слушал их. Итак, они своим мнением полагали, что императору вовсе не необходимо отправляться на запад, что тамошние области находятся в слишком плохом состоянии, так что почти нет возможности поправить дело, между тем как войска у императора недостаточно для обыкновенных нужд империи, потому что зима мешала собирать войско. Кроме того, если импера тор поднимется с места и не сделает ничего достойного своего имени и своей славы, то не только закрепит за врагами то, что они уже отняли, но потеряет и то, что осталось, а это поведет к очень значительному усилению неприятеля и, напротив, к немалому ослаблению римлян. Так говорили они, а Георгий Музалон, находившийся в весьма близких отношениях к императору и бывший тогда вели- {125} ким доместиком, не только советовал императору предпринять поход на запад, а даже настаивал на нем, чтобы все, что было нашего на западе, или, по крайней мере, большая часть не перешло в руки врагов. К этому совету великого доместика присоединилось немало и других знатных лиц. Таким образом одержал верх совет большинства, тем более что и собственное настроение, и горячие порывы сердца подстрекали императора к этому движению. Собравши вокруг себя тех, которые случились у него под рукой, и составивши из них небольшое ополчение, а потом присоединяя к себе многих, встретившихся на пути, а равно и живших близ дороги, которой шел, и которые могли следовать за ним с оружием и лошадьми, он переправился через Геллеспонт, оставив на востоке великого доместика.

56. Отсюда с возможной скоростью он прибыл в Адрианополь. Пробыв здесь только один день, на следующий отправился далее. Один болгарский лазутчик, увидев императора, когда тот выступал из Адрианополя, поспешно прибежал к болгарину  1 (который стоял лагерем около Гебра), объявил ему об этом обстоятельстве и высказал соображение, что нужно ждать скорого нападения на него со стороны императора, подтвердив клятвой, что он собственными глазами видел, как импе -{126} ратор переправлялся по мосту, перекинутому через реку Гебр близ города. Это смутило бывших с болгарином, однако же они не покинули места, на котором недавно раскинули свой лагерь, а остались тут же, пока точнее и вернее не узнают, насколько достоверен этот слух. Но и от императора не скрылось место стоянки болгарина, он тоже узнал, где находится его лагерь. Итак, он начал спешить еще более походом и ускорял движение конницы, горя нетерпением столкнуться с болгарским войском. Но один случай помешал исполнению этого желания царского. Передовые отряды римлян наткнулись на передовые посты болгарского лагеря, напали на них и многих изрубили, а других взяли в плен живыми, между этими последними был и сам начальник поста. А остальные обратились в бегство, в глубокую полночь прибежали в болгарский лагерь, рассказали там обо всем и заверили, что император находится уже близко. Тогда все, вместе со своим предводителем, бросились на коней и ударились бежать во внутренние пределы болгарских владений. Во время бегства они оцарапали свои лица о древесные сучья, которые хлопали им в лицо, и сам болгарин испытал на себе эту неприятность, а другие без верхней одежды вскочили на коней и понеслись во весь опор. Удирая таким образом, они избежали меча римлян. Поутру достигши этого места и увидевши, что на нем нет уже болгарского войска, {127} император опечалился, но делать было нечего. Обдумав, что делать, он направился к Веррэе и сряду же овладел этим укреплением, потому что вся стена его была повреждена и имела множество брешей после того, как оно взято было, подобно другим римским крепостям, болгарами, хотя жители и укрепили ее подставками от виноградных лоз и брусьями от колесниц. Таким образом войска обильно были снабжены пищей, как сами, так и лошади их, потому что крепость была наполнена съестными припасами. Может быть, император отправился бы и дальше, к самому Гэму, и сделал бы нападение на тамошние крепости (потому что навел немалый страх на болгар), если бы суровая зима, неожиданно наступившая, не помешала его предприятию: в это время выпал глубокий снег и римским войскам оставаться в стране чужой и враждебной показалось для царских советников небезопасным. Поэтому, пробыв здесь шесть дней и будучи не в состоянии сделать что-либо другое, император опустошил всю Верэю: мужчин, женщин, детей, овец, коров и вообще все движимое отправил в Адрианополь.

57. Собрав здесь приличное войско, он выслал его против укреплений Ахриды, подчинившихся недавно болгарам, дабы опять покорить их власти римлян. Отправленные против них с войсками вожди римские легко овладевали ими при помощи машин и стено -{128} битных орудий, потому что болгары лишь завидят врагов или заметят их воинственные приготовления, то поскорее и бросают крепость без обороны. Таким образом в короткое время большую часть их взяли римляне. Между тем и сам император, собрав вокруг себя ополчение, направился к крепостям, находившимся около Родопы, и при помощи машин взял Перистицу и вслед за нею Стенимах, Крицимон, равно как все сильные укрепления, находившиеся как на этой, так и на той стороне горы Родопы. После этого он отправился к Цепене среди жестокой зимы, но неудобства местоположения и суровость времени года недолго позволили ему пробыть у нее. А когда наступила весна, он послал приказание Алексею Стратигопулу и Михаилу Торнику, пожалованному саном великого приммикирия при императоре Иоанне, которые стояли тогда лагерем в Серрах, чтобы они, собрав все войско, прибыли к Цепене. Они так и сделали. Но при этом они оказались плохими вождями, потому что, не встретив никаких неприятельских войск, ни людей, с которыми бы стоило вступить в сражение, а услышавши какие-то неопределенные голоса, и шум, и звук рогов, они позорно бросились в бегство, оставив пастухам и свинопасам болгарским весь фураж и множество лошадей. Таким образом, беглецами возвратились они опять в Серры без оружия и коней. Император закипел негодованием {129} на это и в гневе приказал им отправиться туда, откуда пришли, и снова начать войну, для которой были посланы, что для них решительно было невозможно.

58. Когда все это так происходило, случилось нечто еще худшее, угрожавшее большими бедствиями римлянам. Именно, начальник меленикского войска, по имени Драгота, питая неприязнь к римлянам и по самой природе своей, как болгарин, а еще более, чем по этой враждебной неприязни, по ненависти к императору Иоанну (он надеялся получить от него очень многое и то, чем наградил его император Иоанн, считал недостаточным для себя, хотя на самом деле эти награды были велики), задумал открытое восстание и, собрав как всех меленикских воинов, так и многих других из окрестных стран, обложил Меленикскую крепость, держал ее в осадном положении и усиливался разрушить. Начальниками гарнизона в этой крепости были Феодор Нестонг и Иоанн Ангел,— оба были люди, умевшие оберегать крепость и отражать врагов.

Находившихся внутри крепости ничто другое не тревожило (потому что у них было изобилие во всем нужном), кроме недостатка воды, чтo было особенно трудно и тяжело переносить в летнее время, которое тогда стояло. Тем не менее они (потому что не вовсе вышла у них вода) храбро противостояли врагам, бросали в них стрелы, осыпали камнями и во -{130} обще действовали всеми другими военными средствами. Узнав об этом, император принял этот слух с большим неудовольствием, но его озарила прекрасная мысль,— как можно поспешнее собрав все войско, в двенадцатый день он был уже под Серрами, совершив в столь короткое время такой большой переход с большим войском, привыкшим сражаться на близком расстоянии, которое, кроме того, было в полном вооружении и ехало на лошадях, навьюченных грузом, и вообще было обременено всеми другими военными принадлежностями. Когда император прибыл в Серры, то, переждав ночь, на другой день утром поставил в строй свои войска, приказав пешим воинам и вооруженным стрелами идти впереди, потому что его известили, что тесный проход Ропелийский, где протекает река Стримон, сжатая между двух гор, так что едва можно было проехать одной колеснице (отчего народ и называет это место ????? ??  1 ), охраняется немалым отрядом болгарской конницы и большим отрядом пехоты (болгары устроили здесь и ворота, снабженные запорами и засовами, дабы сделать это место вдвойне неприступным, как по естественной его трудности, так и по искусственным укрепле ниям),— когда все это узнал император, то и отправился поспешно к тому ме -{131} сту. И действительно нашел здесь все так, как ему рассказывали. Отделив пеших воинов, он составил из них приличный отряд и приказал им подняться вверх по горе над головами болгар и оттуда с выгодной позиции, которую займут на высоте, поражать болгар, находившихся внизу. Они поспешно исполнили это повеление, потому что гора была покрыта густым лесом и пешим пройти было можно. Всадникам же он приказал начать битву близ ворот. Когда болгары заметили над своими головами людей, бросавших в них с верхних гребней горы стрелы и перенесших им войну в тыл, то, видя себя в затруднительном положении, обратились в бегство, преследуемые царским войском. Многих изрубили тогда римляне. А некоторые, спасшиеся, бежали до самого болгарского войска и рассказали ему об императоре, равно как и о том, что они от него потерпели. Болгары, смущенные этой нечаянной вестью и тем, что вдруг обрушилась на них такая беда, все как попало бросились на коней и предались бегству. Так как ночь была безлунная, когда они бежали, местоположение трудное и дорога неизвестная, то некоторые из них попадали с коней, и ехавшие сзади их перетоптали и передавили их, иные тяжестью верхнего платья своего были увлечены вниз с крутых утесов, иные другим образом приняли несчастный конец, так что немногие из них спаслись и достигли Болгарии. Тогда же и предводитель {132} их и зачинщик этого возмущения Драгота был изуродован конскими копытами и на третий день испустил дух. А император в ту же ночь, взяв крепость, вступил в беседу с ее защитниками, которые радостно приняли самодержца, рукоплескали ему, величали его хвалебными речами и называли быстрым орлом.

59. Устроив здесь дела как следовало, император вывел из крепости женщин и детей, принадлежавших мятежникам, и приказал конфисковать все имущества их, а сам, поднявшись из Меленика, отправился в Фессалонику и, отсюда перейдя через Вардарий и только лишь миновав Водины, остановился тут лагерем. Он заболел какой-то болезнью, которая была эпидемической в тамошних войсках. Пробыв здесь немного времени,— именно столько, сколько потребовалось для выздоровления от болезни,— он двинулся к Прилапу. И здесь, приготовившись прилично, захвативши с собой и машины и уложивши стенобитные орудия на телеги, направился к Велесу осаждать эту крепость и исторгнуть ее из рук врагов. Жители ее, будучи устрашены одним прибытием царя, не желая доводить дела до осады, вступили в переговоры с императором на том, чтобы им не сделано было ничего дурного, а с оружием и имуществами позволено было выйти из крепости. Взяв с императора клятву в этом, они вышли из укрепления. А когда император увидел, что {133} их так много (их насчитывалось до 500) и притом все народ крепкий и видный, то раскаялся, что допустил такому множеству и такого сильного народа уйти к врагам и быть в числе неприятелей римлян. Но, связанный клятвой, он пустил их на волю. Двинувшись отсюда со всем своим войском, он направил путь через Невстаполь. Место, по которому он шел, было безводно, необитаемо и едва проходимо для большого войска. Таким образом, немало дней войско терпело лишения, а лошади не пили воды целых два дня. Миновав крепость Струмидзу и пройдя по областям Меленика, войско опять вступило в Серры. Здесь император получил письмо с Востока, посланное другом его, великим доместиком Музалоном, извещавшее его, что мусульмане встревожены татарами, и потому отправился в путь и подвигался вперед безостановочно в продолжение многих дней. А когда достиг Гебра, который у простого народа называется Маритзой, и узнал, что дела на востоке не в таком положении, как его извещали, то умерил скорость пути и пошел медленнее, так что стал делать обычные царские стоянки. Свернув с пути, ведущего на восток, он по прямой дороге прибыл в Дидимотик, а оттуда в Адрианополь. И затем ничего не осталось из отнятых болгарами укреплений и крепостей под их властью, исключая двух: одного весьма незначительного укрепления, лежавшего на холмах Ахриды и называв- {134} шегося Патмом, которое потом без всякого труда было взято Алексеем Дукою — Филантропином, посланным от императора для охранения Ахриды, и другой крепости, называвшейся Цепеною, очень сильной, построенной на том месте, где сходились между собой две высочайшие горы Гэм и Родопа, между которыми протекает река Гебр. Императору чрезвычайно было неприятно, что он не овладел этими крепостями, подобно другим, и что обладание ими выше его средств; особенно тяжело ему было за Цепену. Поэтому он поспешил предпринять экспедицию против Цепены и попытаться над нею своими наличными силами. А между тем лето уж проходило и близко была осень, когда это делалось. Но, не обращая внимания на время, не испугавшись и зимнего холода, он сам, один порешил привести в исполнение свое желание: двинул все войска из Адрианополя, распорядился, чтобы собрать как можно больше колесниц со всей Македонии как для передвижения машин и стенобитных орудий, так и для перевозки провианта войску, и приказал стянуть в одно место пеших воинов, вооруженных стрелами и секирами, в таком множестве, что трудно сосчитать,— а когда все хорошо и по своему желанию устроил, то, поднявшись от Адрианополя, двинулся к Цепене. Войско прошло уже четыре стоянки, как вдруг на месте, которое по своему положению очень удачно было на -{135} звано Макроливадой   1 теми, которые впервые оное увидели, его войско захватила жестокая стужа. Начавшись с вечера, она превратилась во вьюгу, которая бушевала целую ночь, покрыла землю толстым слоем снега и поставила в большое затруднение императора. Место было пустое, а враги близко; не меньше сокрушало дух и ожидаемое оскудение жизненных припасов, так как это составляет самое страшное зло для войска. Приведенный в такое затруднение, он собрал на совет военачальников не только из римлян, но и из латинян и скифов и спрашивал их, что теперь им делать. Почти все они присоветовали возвратиться в Адрианополь. Император не отверг их совета, но сказал им: «Вы, конечно, советовали то, что казалось вам лучше и полезнее; но если бы я сам придумал нечто другое, при помощи Божией, то примете ли вы этот совет от меня, как от государя рассудительного, заботящегося о вас как долж но?» Все они единогласно отвечали, что «угодное Вашему величеству будет принято и угодно и всем прочим». Тогда император отпустил их, чтобы они отправились в свои палатки для подкрепления себя пищей от холода, а сам, войдя в свой шатер, советовался с окружающими его лицами о том, что лучше ему сделать. Некоторые из них советовали привести в исполнение совет, данный ему на общем собрании советников, а другие, {136} которых совет и показался императору лучшим, утверждали противное. Они говорили: «Отсюда назад до Адрианополя столько же пути, сколько и до крепости Стенимаха, и как там мы найдем в изобилии все нужное, так и в Стенимахе. Но, направившись к последнему, мы докажем неприятелю, что ни страх перед ним, ни неудобства зимнего времени не принудили нас возвратиться назад». Этот совет показался прекрасным императору, и, как только стужа ослабела и снег приостановился, он приказал подать знак к выступлению. Таким образом, взяв свои полки, он отправился в Стенимах и, приказав здесь накормить войско, прямо направился к Цепене. По дороге он зашел в город Ваткунион, где снабдил войско жизненными припасами, которых стало на много дней. Отсюда он отправил дядю своего Мануила Ласкариса, бывшего монахом и называвшегося Максимом, и начальника своего аллягия   2 Кон -{137} стантина Маргариту сделать обзор местности и открыть удобнейший путь для движения войск. Отправившись и осмотрев местность, они донесли императору, что нашли удобный подступ, и особенно Константин Маргарита, хотя многие, знавшие ее, возражали против этого. Положившись на их уверения, император двинулся со всем своим войском. Между тем страна была повсюду неудобна для похода: скользкий лед, покрывавший всю дорогу, сделал то, что было очень трудно по ней идти, вдобавок по окраинам ее густо росли обнаженные от листьев деревья. Войско всю ту ночь грелось около горевших костров, и у многих прислуга не могла найти своих господ с их палатками. Ни на минуту не переставали все обливаться слезами, хотя и не горькими, потому что дым от горевших костров, удерживаемый густо переплетавшимися ветвями деревьев и не находивший свободного {138} выхода на чистый воздух, расстилался понизу, сильно разъедал глаза и вызывал на них слезы. Это испытал и сам император. А как скоро прошла ночь и наступил день, узнав, что крепость недоступна для осады, император приказал войску отступить на открытое место. Войска отступили, а сам император охранял это отступление с небольшим отрядом охотников и новичков. После всех и он сам отступил, пеший, как и все, потому что невозможно было ехать на коне по скату холма.

1 Эту фразу нужно понимать так, что Мануил был выбран в патриархи из женатых, но что оставил свою жену, сделавшись патриархом. Примеров подобного избрания на патриаршество можно указать очень много в истории Восточной Церкви. Не перечисляя других, напоминаем пример патриарха Иоанна Гликиса, о котором говорит Григора в VII Кн. II гл. своей Римской истории.

2 Здесь для полноты и обстоятельности нелишне привести рассказ об этом Пахимера. За исключением имени императора, все в его рассказе можно принять за верное, потому что не противоречит сказанному Акрополитом в главных чертах. Вот этот рассказ. Тогдашнему патриарху Мануилу пришлось провести несколько месяцев в Лидии, где находился и царь. Собираясь выехать оттуда и узнав, что державный, по сему случаю, желал бы сделать иерарху что-либо приятное, Мануил тотчас, оставив все другое, стал ходатайствовать за узника (Михаила) и просил сжалиться над ним как над жертвой клеветы. «Если ты, царь, отпустишь его и не совсем чистым от подозрения,— говорит патриарх,— все же он дает клятву относительно времени будущего, принимая на себя вместе с тем опасность подвергнуться наказанию церковному, чем связанный, не допустит в свое сердце не только самого дела, но и мысли об отложении и, как христианин, боясь суда Божия, останется не хитростью верным присяге, данной тебе и твоему роду». Уважив это предстательство, державный показал сочувствие к осужденному и ручался, что вполне возвратит ему душевное свое благорасположение, если и он впредь, по обещанию иерарха, будет твердо хранить данную царю присягу. Потом, в бытность свою в Ахираях, вместе со многими архиереями, Мануил, когда стоял у жертвенника и приготовлялся к служению, посылает к державному одного из лиц, украшенных саном священства. Приняв посланного, державный тотчас освободил узника от оков и с удовольствием отпустил его к иерарху вместе с его подручниками. Как скоро Михаил пошел и выслушал от собора обычные увещания, тотчас для большего подтверждения своей присяги царю принял соборное определение о наказании, а потом, опять возвратившись к державному, удостоился великого его благорасположения. Кн. 1, гл. 7.

1 О болезни и кончине императора Иоанна Дуки Григора рассказывает также точно, как и Акрополит. См. Римск. ист. кн. 11, стр. 49—50 по рус. перев.

2 '???????? ???? ?????? ????????. Мёрсий думает, что это слово нужно поправить в ??????? — слово, заимствованное греками у варваров и служившее названием одной травы. Димитрий (Constantinop. Hieracosophii lib 2. cap. 1) упоминает об этом растении в следующих словах: ??????? ??? ???, ???? , ?? ???? ?????? ? ???? ? `І?????? . Упоминают о ней и многие другие. Дуза думает, что это ??????? было вид свёклы, которую итальянцы называют foglia molla. Скриверий находит, что изменение в ??????? должно касаться не первой буквы, а ? на ? и читать ??????? вм. ???????? , которое имеет в этом случае значение эпитета при подразумеваемом слове ?????? , т. е. отвлекающее врачебное средство, употреблявшееся при кровопусканиях. Но в чем оно состояло, Скривер не берется определить, а выражает только мысль, что оно могло состоять и в одной перевязке, которая обыкновенно употребляется перед кровопусканием, чтобы привлечь кровь к известному месту. Толкование Скривера, на первый взгляд, правдоподобно, но жаль, что оно опирается на одних соображениях, заимствованных автором из медицинской практики своего времени, а не на исторических данных. Между тем известно из истории, какую важную роль играли в XIII в. разные травы, корни и вообще растения в медицинской практике: они вместе с соображениями астрологическими и амулетами составляли почти всю тогдашнюю медицинскую рецептуру. Ввиду этих исторических фактов мы не решаемся признать мнения Скривера за несомненно верное и удерживаем буквальный смысл подлинника, предоставляя каждому понимать это место по-своему.

1 См. Рим. Ист. Григоры, кн. IV, гл. I.

1 Одиссея , к. 1, ст. 1, 2 3.

'`????? ?? , ?????, ?????, ???????????, ? ???? ????

?? ????, '??? ?????? ???? ?????????? ? ?????.

???? ? ? ??????? ??? ??? ?? ???? ???.

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который,

Странствуя долго со дня, как святой Илион им разрушен,

Многих людей, города посетил и обычаи видел...

Перевод Жуковского.

1 То есть царю болгарскому Михаилу.

1 То есть узкий проход. Это слово греческое усвоено было и латинянами, и варварами, входившими в частые сношения с греками: им те и другие называли горные ущелья. Vid. Glossar. Ducang.

1 Длинная топь.

2 ??? ???? употреблялось в то время в двух значениях — в значении размена монеты и в значении размена пленных. Первое значение этого слова можно видеть у Зонары in Nicephoro Phoca, pag. 162. Во втором употребляет его Лев Грамматик in Zenone philosopo, pag. 485. '?? ?? ? ???? ?? ???? ?? ? ????? ??? ??????? ?? ??? ??? ? ????? ? ??? ????? ??? ?, т . е. «пришел из Тарса в город (Константинополь) для размена старый Алвак и отец Самоны». Он же in Constantino Leonis filio, pag. 491: ???? ? ??? ? ? ? ? ??? ?????????? ??? ???? ??? ????? ??? ? ? ?????? ? ????????????, т . е. «император со своим синклитом постановил заключить мир с арабами и приступить к размену пленных». Но вероятно, что Акрополит употребляет здесь слово ??????? вместо ?????? , которое значит «стоянка, или квартировка войск» и перешло к грекам от франков, которые во время походов, занимая известную область и располагаясь на ней квартирами, называли эти квартиры allogiamenta или allogia (теперешнее des logemens des gens de guerre). От этих квартировок, или стоянок, по разным областям империи отряды греческого войска получали и названия, как можно видеть у Пахимера кн. 4, г . 27. Вероятно, одного из этих отдельных отрядов был начальником Константин Маргарита, сделанный после в виде повышения по службе строевым игемоном, как говорит дальше Акрополит. Хотя не будет ничего невероятного и в предположении, что этот Маргарита был употребляем в качестве чиновника при размене пленных или по крайней мере носил титул такого чиновника, потому что тогда вовсе не было странностью поручать одному и тому же человеку и разом, и преемственно несколько должностей, иногда самых несродных между собой, а еще обыкновеннее было давать титулы должностей без самых этих должностей, которые часто принадлежали к давно минувшему времени и не имели ничего соответствовавшего себе в данном настоящем.

1 ???????? ????? . Это были начальники небольших военных отрядов в две-три сотни — иногда больше, иногда меньше, человек. Вообще же это чин довольно неопределенный, и трудно указать аналогически близкий к нему в совре менных нам военных чинах. Что титул строевого игемона имел очень широкое значение — это видно уже из того одного, что часто заменялся титулом ??? ????? , который прилагался ко всякому строевому начальнику. Vid: S. Basilium in cap. 6, prov. 6, pag. 34. ed. Cotelerianae; Acta Martyrii Ss. Tavachi, Probi et Andronici, cap. 1. Synesii ep: 62. Evseb: lib. 4 de vita Constantini cap. 51. Porphirog. lib. 1 de Themat cap. 1. in avi Vita cap. 42 edit. Combesii; J. Eustrat. Patriarchae Constantinop: lib. 4 juris Graecorom. pag. 268 ef c.

2 ???? ???? ? ?????. Титул и должность чауша перешли к грекам от турок. У этих последних чаушем назывался придворный комиссар, который выполнял разные поручения султана и визирей: «Thzaus commissarius aulicus, hoc est, cui variae res a sultano et Vesiribus committuntur, ut eas expediat: cujusmodi sunt divevsae legationes exterorum legatorum deductiones, aut quum literas ad principes extraneos et alios preceres perferre jubentur (Leunclavius in onomastico ad hist. Musul)». У греков чауши были разных родов: военные чауши были полковыми комиссарами, заведовавшими, главным образом, провиантской частью войска; придворные чауши, которые назывались великими, как у турок, были придворными комиссарами, или чиновниками по особым поручениям: ? ??????? ????????? ? ????????? ? ????? ???? ? ? ? ???????? ? ??????, ? ??? ????? ???????????? ???? (Codin de off. cap. 2 num. 56). В числе принадлежностей их сана Кодин отмечает булаву, которую они носили на своей перевязи с левой стороны: ?????? ??? ? ???????? ??? ? ? ? ???? ?? ???? ???????????, ? ???? ? ???? ?? ???? ?? (ibid. cap. 4, num. 40). Чауши упоминаются еще in avrea bulla Reg. 1598 f . 3 и apud Theophylactum Hierodiac. Homil. 6. pag. 102, 112. Что же касается до прозвания Маргарита (????????? ?? ) , которое Акрополит дает чаушу Константину, то, по замечанию Дюканжа, нужно изменить оное в ?????????, что будет указывать на сарацина по происхождению. Gloss. du Cange, pag. 1563.

3 По Кодину, великий стратопедарх заведовал провиантской частью всей армии: ????? ??????????????? ??? ????????? ? ? ? ? ????????? ??????? ?? ??? ????????, ??? ?, ?? ?????? ? ? ?????? ? (Codin. de offic. Palat cap. 5 num. 20) . Знаки его достоинства подробно описаны у того же Кодина в гл. 4 под 12 числом. В числе этих знаков главное место занимала красная шапка, украшенная золотом. Об этом головном украшении, кроме Кодина, упоминает еще Матфей, монах: ? ???? ? ???? ??? ?????? ???????? ? ????? ?? ????? — и анонимный писатель in Biblioth Mazarina.

????????? ???? ? ????? ?? ???????

? ??? ????? ? ???? ??? ???????? ?? ,

'?? ? ??????? ?? ???????????.

Кроме Акрополита, о достоинстве великого стратопедарха упоминают: Пахимер lib. 2, cap. 13; lib. 5, cap. 26. Никифор Григора lib. 7. Кантакузен lib. 1, cap . 18, 53; lib. 2, cap . 25; lib. 3, cap . 36, 76. Касательно же должностей чинов великого доместика, протосеваста, великого приммикирия, протовестиария и протостратора см. выше. стр. 2 4 , 54 и 106 .

4 В чем состояла должность протовестиарита, чем отличалась она от должности протовестиария, см. Рим . ист. Григоры кн. 6, гл. 8, стр. 188, прим. 2 по рус. пер. Со своей стороны прибавим здесь, что — по Кодину — протовестиарий занимал в списке придворных должностей шестое место, а протовестиарит — девятнадцатое. Conf. cod. cap . 2, num. 6 и 5.