Акрополит Г. Летопись логофета Георгия Акрополита

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 41-50

41. Возвратившись на Восток, император Иоанн провел, по обычаю, зиму в Нимфее, а потом, отсюда отбыв в Лампсак, где пробыв лето и часть осени, в начале зимы отправился в Пиги. На пути его захватила жестокая стужа, которая началась в то время, как царь остановился в Сигрене, и в продолжение целых двух дней он страдал от мороза и жесточайшей вьюги, пока не достиг до крепости Пиги. По дороге погибло много мужчин и женщин — до тридцати человек, как говорили после сосчитавшие погибших, попадали на дороге от вьюги, будучи не в силах устоять против порывов ветра. Бывшие при этом говорили, что никто из них не помнит, чтобы бывала когда-либо подобная стужа. Это случилось, как мне помнится, 18 декабря 6741 (1233) года. Пробыв в Пигах, доколе не смягчился холод, император отправился отсюда в Нимфей и оставался здесь до самой весны. Между тем татары   1 , как {79} мы сказали, рассеяли войско мусульман, над которыми владычествовал тогда султан Ятатин, сын султана Азатина, из доброго государя превратившийся в дурного: он проводил время в пьянстве, в чувственных наслаждениях и чудовищном, неслыханном разврате и окружил себя обществом людишек ( ???????????) , не имевших ни смысла, ни природы человеческой. Отец его был вовсе не таков — он хотя тоже платил дань чувственным удовольствиям, но умеренно, оттого он лучше своих предшественников вел дела военные и был дружески расположен к императору. А этот чему послужил, тому досыта и поработал. Попробовал вступить в сражение с татарами — и потерпел поражение. Очутившись в крайне затруднительном положении, он отправляет послов к императору Иоанну, надеясь получить от него добрый совет, как бы ему удалить от себя врагов и пооблегчить себя от их тяжести, что было бы, как говорил он, весьма спасительно для них обоих   2 ; потому что если му - {80} сульмане погибнут от татар, то это откроет беспрепятственный вход врагам и в области римские. И это было совершенно справедливо. А потому Иоанн, как человек опытный в подобного рода делах, ласково принял посольство и изъявил готовность действовать заодно с султаном, чтобы таким образом дать отпор врагам. И действительно, когда соединились для дружной деятельности два таких могущественных государя, то естественно было струсить неприятелям, метившим на одного и вдруг очутившимся перед двумя. С этой целью император Иоанн и султан Ятатин устроили свидание между собой в крепости Триполи, где протекает и {81} река Меандр. Через эту реку люди султана устроили из деревянных брусьев временный мост, дабы сделать им удобнее переправу. Здесь оба государя, приняв друг друга чрезвычайно предупредительно, равно как каждый — состоявшую из знатных лиц свиту другого, и скрепив теснее заключенный перед этим союз, чтобы совокупными силами биться с врагами, разошлись каждый в свою сторону: император возвратился в Филадельфию, а султан в Иконию, где была его столица. Тогда оба они успокоились насчет войны, потому что татары остались у себя дома и не двинулись никуда, как было у них прежде в обычае; они занялись своими внутренними делами.

42. Спустя немного времени кончил свою жизнь Иоанн, которого император Иоанн, как мы сказали, сделал деспотом. У него был брат Димитрий, который, отправив к императору посольство, просил передать ему достоинство деспота, которое носил его брат, а вместе с тем и соединенные с ним права над всеми, кто только был подвластен покойному деспоту. Но он не был похож на своего брата Иоанна, а далеко от него разнился. Тот отличался благочестием, скромностью и смиренномудрием. Коротко знавшие его сказывали, что он в течение года не опускал ни одного дня без того, чтобы не выслушать божественной службы, если только не был тяжко болен. Проводил целые ночи в молитве {82} и в каждый день исполнял положенные в известные часы последования священных песнопений. Постоянно беседовал с назореями   1 , и было у него попечение о том, чтобы как можно больше проводить времени в уединении и наслаждаться вытекающим отсюда спокойствием или по крайней мере находиться в близком общении с лицами, ведущими такую жизнь. Совершенно других нравов был брат его Димитрий. Он беседовал с легкомысленными юношами, знался преимущественно с ними, предавался любовным наслаждениям, вступал в непозволительные связи с замужними женщинами, так что от тогдашних его похождений остался у него заметный знак: спасаясь однажды бегством от мужа одной обесчещенной им жены, который влез к ним неожиданно в окно, он упал с высоты и повредил себе поясницу, и хотя после довольно продолжительной болезни вылечился, однако же стал хромать на одну ногу и ходить неровно. Но он недолго пользовался властью. Император Иоанн, пользуясь тогдашними благоприятными обстоятельствами,— тогда, как мы сказали, татары были заняты другими народами и отложили до времени борьбу с султаном иконийским (они заняты были экспедицией против Вавилона и окрестностей этого города, обыкновенно называемого мусульманами Халифо ю ),— летом переправился через {83} Геллеспонт, оставив на Востоке сына своего Феодора. Перед этим временем переселился от здешней жизни в небесные обители патриарх Герман, добре и преподобно пожив и добре пасши свою паству. После него был (патриархом) некто Мефодий   2 , монах, игумен Иакинфова монастыря в Никее, человек, слывший за многосведущего, на самом же деле знавший очень немногое. Но, занимав престол только три месяца, и он скончался. Церковь опять осиротела. Император Иоанн, не спешащий в подобных делах, не мог легко найти вскорости человека, достойного этого места или, лучше, такого, который бы ему мог понравиться, потому что обладающие верховной властью обыкновенно в подобных обстоятельствах соображаются со своим расположением к лицам, чтобы не иметь в этих людях противников своим желаниям. Таким образом, времени прошло уже немало, а все еще не было правителя стаду.

43. Как мы сказали, император Иоанн предпринял путешествие на дальний запад для обзора тамошних стран и находящихся в них {84} городов; его владения здесь простирались до самой так называемой крепости Сихнa, находящейся близ Серр. В это время правителю болгар Каллиману, сыну Асанову, было 12 лет. Прибыв в пределы Кисса и проведши здесь только один день, на следующий император отправился далее и достиг реки Гебра, протекающей близ монастыря, называемого Вирос. На местном наречии эта река называется Маритзой. Когда император находился среди реки (которую переезжал на лошади вброд, потому что это было в конце лета — 3 или 4 сентября), он получил от правителя Ахриды письмо, в котором тот извещал его, что Каллиман, правитель болгарский, скончался, по одним — от естественной болезни, а по другим — от поднесенного ему его противником питья, в которое был всыпан тайно яд. Но так или иначе, только его не было уже в живых и полученная весть была справедлива, потому что подтвердилась другими согласными с первым известиями. Убедившись в этом, царь отправился вперед и, миновав Христополь, достиг, наконец, Филиппополя и здесь держал совет со своими приближенными о том, нападать ли ему на болгар, захватывать ли какую-либо часть их владений и, между прочим, не будет ли удобно нам взять крепость Серры. Некоторые отсоветовали императору начинать войну с болгарами, говоря, что он не имеет с собой достаточного войска, так как отправился не {85} на войну, а для одного обзора своих владений. А крепость Серры, к которой, прежде всего, приходится приступить, непобедима, как расположенная на возвышенном месте, и не может быть окружена таким количеством войска. Стенобитные орудия ставить против нее тоже бесполезно. А напасть и потом отступить — это покрыло бы стыдом державу Римскую (слава ее в то время была весьма велика), и притом начинать войну с мирными болгарами неприлично. Такой совет давали императору лица, отклонявшие его от нападения. Но Андроник Палеолог, который, как мы сказали выше, был великим доместиком, советовал царю совершенно другое,— именно, что нужно попытаться над крепостью Серрами. Если овладеть ею, говорил он, то немало выиграем: дела болгар расстроятся еще более, и они охотнее примут посольство с мирными предложениями, так как государь их умер, а собирается управлять ими другой ребенок, сын Асана от Ирины, дочери императора Феодора, Михаил. Если же и не удастся нам овладеть крепостью, то, что это будет за бесчестие для Римской империи? Сделав эту попытку, мы и остановимся и опять отправим посольство к болгарам, и они с честью примут его, так как ими управляет ребенок, который и понятия не имеет о том, что такое война. Между тем каждый, имея в виду выгоды спокойной жизни, любит мир. Императору показалось, что великий доместик пре {86} красно посоветовал, и он с возможной поспешностью двинулся к Серрам. Приблизившись к ним, он раскинул палатки и расположился лагерем и пытался овладеть ею не столько массой войска (потому что его не стало бы на это, как мы сказали уже), сколько искусным и правильным ведением осады. Серры в древности были весьма большим городом, но Иоанн, болгарин, осаждавший этот город вместе с другими македонскими городами, разрушил его до основания, в каковом положении находилось предместье города и в то время; один только акрополь был окружен стенами и приведен в состояние выдержать войну; охранение акрополя было вверено болгарину по имени Драгота, родом из Меленика. Так как нижняя часть собственно города Серр была без стен (потому что наскоро только набросано было вокруг камней без всякого цемента, поднимавшихся на очень незначительную высоту), то император, собрав прислуживавших воинам по найму людей, которые на простонародном языке называются цулуконами, подстрекал их овладеть этой частью города, поелику теперь они терпели недостаток и в необходимом, а из дому отправились затем, чтобы иметь у себя всего вдоволь. Те, видя, что место доступно для нападения, взяли копья и мечи, а некоторые, устроив из досок и щиты для своего прикрытия, с воинскими криками бросились на город и немного спустя были уже внутри него, {87} грабя все, попавшееся под руку. Жители города, не успевшие уйти в акрополь, вышли с покорностью к императору. А начальник крепости Драгота, человек, неспособный выдержать долговременную осаду, увидев, что нижняя часть города занята неприятелем, и, кроме того, узнав о смерти своего повелителя, благодаря этой счастливой случайности, подождав немного, посылает к императору посольство. Вслед за тем крепость провозгласила императора своим государем. Драгота получил от императора пурпуровую мантию, затканную золотом, и большое количество золотых статиров. Затем он наделал императору блестящих и вполне справедливых обещаний относительно Меленика.

44. Получив все эти вещи от царя и будучи закуплен ими, как какой-нибудь приманкой, Драгота отправился в Меленик. А когда достиг Меленика, передал жителям все вышесказанное и подговаривал их сдать крепость императору, но это он говорил не открыто, а тайно вел речи об этом со многими. Так как в это время начальник города Николай Литовоис лежал больной в постели, страдая подагрой, то каждый свободно мог делать что угодно. Между прочим, один из знатнейших жителей Меленика, Николай Манклавитис, человек предприимчивый и умевший пользоваться смутными обстоятельствами, открыв замыслы Драготы и сообразив, что ему самому можно привести в исполнение {88} то, что обещано было (Драготой) императору, если ему удастся привлечь к себе побольше народу, не хотел подговаривать тайно, а стал всенародно излагать выгоды, могущие произойти отсюда: «Мы,— говорил он,— немало потерпели под управлением дитяти Каллимана, и та только у нас была надежда, что он возмужает и наши тяжелые обстоятельства переменятся на лучшее, когда он достигнет совершенного возраста и в состоянии будет отличить хорошего человека от дурного. Но злая судьба лишила нас и этого, у нас опять остался ребенок для владычества над болгарами, таким образом, мы были бы глупее самого глупого, если бы отдали себя на жертву новой неурядице, оставаясь всю жизнь без государя, отчего происходит много больших зол. А так как теперь близко от нас император римский, то мы и должны покориться ему, как государю правдивому, умеющему отличать человека доброго от злого и притом издревле имеющему права на нас. Ибо наша страна принадлежала державе Римской, но, при своей наклонности захватывать чужое, болгары сделались, между прочим, обладателями Меленика, а мы все происходим из Филиппополя и чистые римляне. Да притом, если бы мы принадлежали и болгарам, все-таки император римский по справедливости имеет права на нас, потому что сын его, царевич Феодор, в родстве с царем болгарским Асаном, и теперь дочь царя Асана, супруга этого цареви - {89} ча, пользуется у римлян правами и титулом государыни-царевны   1 . Итак, ради всего этого, без дальних разговоров, мы должны отправиться и подклонить выи свои под его иго. Иго царей разумных и пожилых приятно и гораздо легче ига царей малолетних » . Сказав это, он успел без труда и без больших хлопот склонить всех на сторону императора. Посему, отправив посольство, состоявшее из нескольких граждан, как будто тайно, а на самом деле это было известно очень многим, вступили в сношения с императором. По приказанию императора составлена была грамота, закрепляющая за ними просимые ими права, и с теми же послами была отправлена к жителям Меленика. И немного спустя все они, собравшись единодушно, какие только были познатнее из городских и военных начальников и именитейших граждан, отправились к императору, стоявшему лагерем близ места, называемого Лавиздой,— все это были люди великолепно одетые и знатного происхождения, так что один вид их внушал к ним почтение и уважение. Увидев их, царь сказал: « Какое воинское искусство поставило их перед нами? Какие фаланги конницы захватили стольких мужей? Не явно ли отсюда, как истинно сказанное апостолом {90} Павлом: ни текущего, ни гонящего, но милующего Бога (Римл. 9, 16) » . Поэтому не должно вовсе ни хвалить, ни порицать полководцев: иной из них выдержит сколько битв, рассчитанных тщательно и умно, и весьма искусно воспользуется всеми обстоятельствами, а мало, а иногда и ничего не выигрывает, а иные даже только попусту все потратят. А другой, взысканный счастьем, и беспечно ведет свои дела, а приобретает важные трофеи, как случилось это и с императором Иоанном. Он вдруг сделался обладателем многих городов и стран без всякой войны, без потери людей, без кровопролития, без кровавых сеч, но мирно и тихо, как бы отеческим наследием овладел он всеми ими с доброго согласия. И Стенимах, и Цепена, и рассеянные по горе Родопе местечки и селения покорились ему, так что границей между его владениями и владениями болгарскими сделалась река Гебр. Из областей, лежащих к северу, покорились императору Стумпион и Хотовос, весьма сильные укрепления, и область Велевудия, Скопиa и Велесoс — до Прилапа и Пелагонии, наконец, Невстаполь и Просак — все это подчинилось императору. Вслед за этим состоялся у императора договор и с болгарами на том, чтобы ему довольствоваться тем, что он уже забрал, и не простираться дальше. Когда все это происходило таким образом, я записывал все эти события и, кроме того, составлял царские грамоты для каж -{91} дой из взятых крепостей и стран   2 , потому что у римских императоров издревле был обычай извещать письменно о своих успехах и самые отдаленные свои провинции, дабы и их сделать участниками своей радости.

45. Среди этих успешных деяний, доставивших весьма много удовольствия как самому императору, так и всем римлянам, увидевшим приумножение державы и усиление владычества римского, император вспомнил наконец о своем возвращении на восток (тем более что этого требовало уже и самое время, потому что прошел уже октябрь и было уже около половины ноября), но одно благословное и весьма полезное предприятие приостановило это возвращение. Фессалоника, как мы сказали уже, признавала и именовала своим деспотом сына Феодорова Димитрия, в каковом достоинстве он был утвержден и самим императором. Так как он был юноша негодный, о чем мы также заметили уже прежде, привыкший проводить время в ребячествах и детских шалостях, вместо того чтобы обращаться с людьми разумными, и заниматься общественными делами, и законно чинить суд и расправу, то несколько человек составили про -{92} тив него заговор. Главными и более известными между заговорщиками были: Спартин, Кампан, Ятропул, Куцулат, а из знатных — Михаил Ласкарис и Цирифон, которого император Иоанн пожаловал саном великого хартулария. Другие участники заговора скрывались, как будто они были заодно с толпой в этом деле, и оставались неизвестными большинству. Одного из сказанных заговорщиков, именно Кампана, все они, настроив, как действовать, отправляют к императору, как будто по собственным делам, а на самом деле для того, чтобы выпросить у него грамоту, которая бы подтвердила древние привилегии и права и ограждала бы свободу жителей Фессалоники. Император исполнил все это по их желанию, обещал наградить заправителей этого предприятия и дал письменное обязательство. Обезопасив таким образом это дело, он поднялся из пределов Меленика и подвинулся к Фессалонике, послав наперед послов к Димитрию, чтобы он, согласно существующему договору, вышел к нему навстречу и выполнил свои обязанности к нему, как к императору; потому что так он сам положил и закрепил клятвой. Но Димитрий (ничего не умевший рассудить собственным умом), пользуясь советами своих наветников, был убежден ими остаться дома; они говорили ему, что приглашение императора скрывает в себе коварный умысел в отношении к нему, а он, как человек легкомы -{93} сленный, положился на их слова и согласился на то, что они внушали ему. Тут случилось нечто такое, что я расскажу для забавы. Кто-то донес, что Кампан (один из соучастников заговора, как мы раньше сказали) не стоит за Димитрия, а передался императору. Он был представлен Димитрию, и его стали обвинять в том, что сказанное о нем была сущая правда, что он тайно строил ковы и подстрекал к мятежу народ, что находится в переписке с императором и выдает ему тайны правительства. Во всем этом Кампан был подвергнут допросу. Но Спартин,— также участник в этом деле,— узнав о том, бегом прибежал сюда и что было силы и духу закричал: « Владыка (???????) , в каком преступлении обвиняют этого человека, если он действительно виноват, то достоин многих смертей? » Димитрий отвечал Спартину (он вполне верил ему и считал его самым преданным себе, хотя и не самым вороватым, по выражению Комика   1 ): « Его обвиняют в измене, Спартин, люди, которые его преследуют » . Тогда Спартин сильно {94} ударил по щеке Кампана и, схватив его за бороду, сказал: « Я возьму его, владыка, в свой дом и, подвергнув его предварительно пыткам, заставлю его признаться во всех тайных злоумышлениях » . Сказав это, он с возможной поспешностью ушел. Придя домой, он поместил Кампана на богатом ложе и окружил его всем, что только изобретено лучшего для удовольствия и роскоши, чем обыкновенно услаждаются люди, заботливо хлопочущие об этом. Сказывали еще некоторые, что Спартин сделал мех и, наполнив его воздухом, а потом завязав, чтобы не выходил из него воздух, привязал этот мех к Кампану, и приказал бить по нему палками, давая тем вид, будто бы наказывает Кампана, тогда как на самом деле били не Кампана, а только один мех. Потом, когда прошло уже довольно времени, так что можно было предполагать, что его было достаточно для производства пытки и обнаружения самых сокровенных тайн, Спартин прибежал со всех ног к Димитрию и сказал: «Владыка! Клянусь тебе твоим и нашим Димитрием, защитником и покровителем Фессалоники (эта клятва считалась важнее всех других у солунян   2 ), что Кампан таков же, каков Спартин, который, — как известно тебе, — {95} любит тебя больше всех людей». Так ловко отклонил Спартин угрожавшее открытие заговора! Между тем император Иоанн, поднявшись со своим войском, подходит прямо к Фессалонике и располагается лагерем около нее. Ему нельзя было осадить ее (потому что он не имел для этого достаточных сил), и он отправляет посольство и требует, чтобы Димитрий вышел к нему, согласно клятвенному договору, и, кроме того, устроил за городом рынок, на котором бы войска его могли купить себе, что им было нужно. Но, пользуясь советами своих наветников, Димитрий по-прежнему не исполнил ни того, ни другого. Спустя очень немного дней, в то время, как небольшой отряд войска стоял у малых ворот города, обращенных к морю (и потому называемых морскими), и наблюдал за тем, чтобы не вышел кто-либо нечаянно из находившихся в городе и не нанес вреда войску, вдруг от них (ворот) раздался крик, что ворота отворены кем-то изнутри, и за этим криком бросился внутрь города наблюдавший за ними отряд войска, а за ним и все остальное войско вместе с императором. И вдруг вся Фессалоника была уже во власти императора. Сам император остановился у восточных ворот города, куда пришла сестра Димитрия Ирина, супруга Асана болгарского, и на коленах, со слезами умоляла его не ослеплять брата. Сам же Димитрий поспешил заранее убраться в акрополь. Получив от {96} императора клятвенное уверение, что он не лишит его глаз, она отправилась к брату и привела его к императору. Димитрий смотрел еще слишком юношей — у него не начинала еще пробиваться борода — и был красив и строен. Царь оказал почесть Ирине: как только сошла она с коня, сошел и он со своей колесницы и принял ее, стоя на ногах. Так покорилась Фессалоника императору Иоанну или, лучше, римлянам, потому что владетели ее были не расположены к римлянам.

46. Пробыв очень недолго в Фессалонике (потому что выгоняло его зимнее время, так как был месяц декабрь) и оставив в ней главного доместика Андроника Палеолога Комнина, о котором мы часто упоминали, бывшего главным военачальником, человека весьма умного, кроткого, умевшего искусно вести войну и управлять народом как в военное, так и в мирное время, император отправился, как победитель, на восток, сопровождаемый удивлением и славой за такую быструю и великую победу не только от своих подданных, но и от чужих. Ибо совершенные деяния и беспрерывный ряд трофеев казались всем чем-то сверхъестественным и скорее делом промысла Божия, чем следствием военного искусства. Охранение Меленика и округа Серрского он поручил старшему сыну упомянутого нами великого доместика Михаилу Комнину, которого через несколько времени империя Римская имела своим государем, к своему бла -{97} годенствию и славе; а по другим местам поставил других для ограждения областей и городов, выше же всех поставил великого доместика, так, чтобы все повиновались ему во всем, что он скажет и прикажет. А сам император, поднявшись, отправился на восток, а Димитрия, которого лишил власти над Фессалоникой, заключил в крепость Лентианон, приставив к нему стражу. Великий доместик, пожив недолго и с честью для себя пользовавшись данной ему властью, заболел и, постригшись в монахи, кончил свою жизнь. На его место поставлен был для управления Феодор Филис. Таким образом, Солунь и Веррэя находились под властью царя, а страны, отсюда начинающиеся и простирающиеся до пределов Платамона, так же Пелагония, Ахрида и Прилап зависели от деспота Михаила. А Водинами, Старидолой, Стровосом и их округами владел отец Димитрия и дядя Михаила Феодор Ангел.

47. Перезимовав в Нимфее, император с наступлением весны, по обычаю, вышел оттуда и, пользуясь мирными отношениями, в которых находился ко всем, решился напасть на ближайшие к Константинополю и находившиеся в руках латинян крепости Цурулу и Визию; он видел, что латиняне сильно ослабели. Переправившись через Геллеспонт, он направился прежде к Цуруле. В этой крепости находилась свояченица императора (сестра жены его) Евдокия, которую взял себе в замужество , {98} с согласия сестры ее, императрицы Ирины, и супруга ее, императора,— Асел-Декае. Асел-Декае не нашел в себе достаточно мужества, чтобы остаться в крепости, но, узнав о прибытии императора, вышел из нее, а супругу свою Евдокию оставил в крепости с достаточным для охранения оной гарнизоном; он думал, что император ради свояченицы своей не захочет разрушать крепости. Но он (император), не обращая на это никакого внимания, подступил к городу, поставил машины и камнеметные орудия и через несколько дней взял его, а свояченицу свою отправил в Константинополь, дав ей одного коня, а всех остальных, составлявших гарнизон крепости, отослал пешими. Затем, послав войско, он овладел вскоре и крепостью Визией, присоединив и ее к своим владениям.

48. Около этого времени была взята генуэзцами в ночное время воровским образом крепость острова Родоса. Это произошло оттого, что правитель его Иоанн Гавала, брат кесаря Леона Гавалы, управлявший после его смерти островом, находился в это время в пределах Никомидии вместе с императором, который отражал здесь набеги латинян из Константинополя. По приказанию императора тотчас посылается туда Иоанн Кантакузин, имевший сан царского виночерпия (он был тогда дуксом   1 во Фракии). Высадившись на остров {99} с небольшими силами, он поспешил захватить бывшие на нем укрепления,— одно из них называлось Филеримон, а другое Лиитон. И насколько было в его средствах, бился с генуэзцами. Потом, когда император послал ему достаточное войско для подкрепления, он, раскинув свой лагерь близ самой крепости, осадил находившихся в ней генуэзцев, но не мог нанести им никакого вреда, потому что у них были в изобилии съестные припасы. Найдя в домах родосцев всего вдоволь для жизни, они не терпели ни в чем недостатка. Мало того, они вступили в преступные связи и с их женами и разве тех только выгоняли из крепости, которые были стары или нехороши собой. Впрочем, крепость Родосская скоро была бы взята Кантакузином благодаря неотступной осаде и искусно веденным осадным работам, если бы не случилось следующего обстоятельства. В это время князь {100} Ахайи и Пелопоннеса Вилардуин, переправляя в Сирию к находившимся там франкам вспомогательные войска, между которыми на его триирах была и вооруженная конница, пристал к острову Родосу и, заключив договор с генуэзцами, оставил у них более 100 благородных и отважных всадников. Это принудило римлян снять осаду и удалиться в Филеримон. А данные (на помощь) князем всадники, оставив пеших генуэзцев в крепости, сами выступили из нее и начали опустошать всю страну. Они забирали себе все, что только им нужно было; а у римлян показался большой недостаток в самом необходимом, потому что в этих набегах приняли участие пиратские лодки, бывшие у генуэзцев. Тогда император Иоанн, живший в Нимфее, соорудил в Смирне значительный флот, построил несколько триир для перевозки лошадей, так что их могло поместиться на них больше 300, назначил адмиралом Контостефана Феодора, имевшего сан протосеваста, и, снабдив его письменными инструкциями насчет того, как, где и когда ему вступать в борьбу и вести ее, отправил его в путь с молитвой о благопоспешении ему и его войску. Протосеваст Феодор, взойдя на корабли и пристав к острову Родосу, начал приводить в исполнение все то, что приказывал император, и обратил в бегство латинян; а тех, которые вышли за стены крепости для грабежа, римляне перерезали всех, так как виночер -{101} пий Иоанн Кантакузин приказал не щадить никого. Таким образом погибли, по умному распоряжению императора, всадники франкские, а пешие генуэзцы, оставленные в крепости, держались еще в ней, выдерживая осаду. Но не в состоянии будучи противиться долее, они вступили в переговоры и сдали ее римлянам, а эти последние возвратились к императору и получили за заключенный с генуэзцами союз царское благоволение. Таким образом остров Родос опять стал под римлянами. Так все это было.

49. Император Иоанн заключил договор и вступил в родственный союз с деспотом Михаилом   2 , отдав в замужество за сына Михаилова Никифора Марию, дочь сына своего царевича Феодора. Для этого супруга Михаилова, Феодора, взяв с собой Никифора, отправилась на восток и нашла императора в окрестностях Пиги, где и была сделана помолвка между детьми. Феодора после сего опять {102} вместе с сыном возвратилась домой к своему супругу Михаилу, по-родственному отпущенные императором. Но над Михаилом сбылась народная пословица: «Кривому дереву не бывать прямым, а эфиопу — белым». Он вздумал отложиться от императора, послушавшись советов дяди своего Феодора Ангела. Император, узнавши об этом, рав но как и о тесном союзе, который они между собой заключили, и помня, что и после взятия Константинополя они только были его врагами,— притом находясь в мирных отношениях с мусульманами, как и с болгарами,— прилично и, так сказать, по-царски вооружился и, собрав все свои силы, переправился через Геллеспонт. С ним было много вождей и между ними — Никифор Тарханион, бывший кравчим и исправлявший должность великого доместика. Император вполне полагался на него и считал его преданным себе и самым искусным в воинских делах, как действительно и показал опыт. Достигнув Фессалоники и потом поднявшись отсюда со всеми своими силами, император расположился лагерем в Водинах, а Феодор Ангел поспешил заранее бежать отсюда и ушел к племяннику своему — деспоту Михаилу. После недолговременной осады император овладел Водинами. Поднявшись оттуда, раскинул палатки на одном месте, находящемся близ озера Острoва, а вождей своих: Алексея Стратигопула, Михаила Палеолога, сына великого доместика, Иоанна Макринона, Тиранна {103} Гуделина и некоторых других — отправил во владения Михаила-деспота с тем, чтобы они опустошали их, и если бы встретились с его войсками, то вступили бы в битву с ними; а если представится возможность, то разрушили бы и крепость. Так они и делали и захваченное приносили к императору. Сам же император продолжал оставаться близ упомянутого Острoва и скорбел душой, что не успел еще сделать ничего, достойного себя. Сокрушалось и его войско, потому что время было зимнее и оно терпело недостаток в необходимых потребностях. Впрочем, император устранил это затруднение, распорядившись, чтобы из Веррэи на мулах и верблюдах доставляли в лагерь все нужное. Когда император находился в таком положении, сверх всякого ожидания, явился к нему перебежчик из Кастории Главас и вслед за ним — Феодор Петралифа, женатый на дочери Димитрия Торника Комнина, который у императора Иоанна был высшим гражданским сановником и был чрезвычайно любим им и уважаем, так что в письмах своих император называл его братом. Его уж давно не было в живых. В это время не было никого, кто бы носил имя и должность правителя гражданских дел, и император в обыкновенных текущих делах употреблял каких-нибудь безвестных грамматиков   1 вроде {104} Иосифа Месопотамита и Никифора Алиатты и только для особенно важных бумаг, требовавших тщательного составления, употреблял Иоанна Макрота и меня. Названный нами Петролифа, будучи братом жены Михаила, своим прибытием к императору много ободрил и его самого, и все его войско. Ибо тотчас после этого Кастория и вся окружная страна подчинилась императору, а вслед за нею и обе Деаволии, как Малая, так и Большая. Также Гулам из Албана, женатый на племяннице императрицы Ирины, дочери ее двоюродной сестры, и пришедший на помощь Кастории с войском из Албана, присоединился к императору, склонившись на ласковые слова и письменные обещания императора. Император ласково принял всех их и почтил по достоинству. Деспот Михаил, узнавши об этом и видя, что дела его приходят в более и более затруднительное положение, между тем как дела императора постоянно изменяются на лучшее, отправил к императору посольство, состоявшее из Ксера, митрополита Навпактского, шурина своего Малиасина и Лампета, которые, будучи допущены к императору, вступили с ним в переговоры. Михаил уступил царю крепость Прилап, Велесон и находящееся в Албане укрепление Кроас, а царь со своей стороны скрепил союз письменной клятвой и тоже отправил к нему послов,— это были Фока Филадельфийский, дворцовый приммики -{105} рий   2 , Исаак Дука, иначе называемый Мурзуфлом, Михаил Иалеас и я. Отправившись к Михаилу, мы нашли его в Лариссе, скрепили заключенный союз и, взявши с собой сына его Никифора, которого император ради внучки своей почтил титлом деспота, и дядю, Феодора Ангела, обложенного узами, возвратились назад к императору, стоявшему лагерем в Водинах. Так происходило и так кончилось все это дело. Перезимовав   1 в Водинах, император в начале весны, отпраздновав день Пасхи, оставил здесь свои войска и, вверив начальство над ними протовестиарию Алексею Раулю, женатому на племяннице императора, и Михаилу Комнину Палеологу, отправился с небольшим войском для обзора вновь приобретенных теперь областей. Сначала он прибыл в Ахриду, потом посетил Деаволу, а оттуда отправился в Касторию. Наконец осенью, собрав войска, он порешил возвратиться на Восток.

1 В своем победоносном движении по Средней и Малой Азии монголы неоднократно сталкивались с турками сельджукскими, которых разумеет здесь Акрополит под именем мусульман, и наносили им более или менее страшные поражения. Стычка между ними, о которой здесь речь, была одна из незначительных. Султан иконийский отделался на этот раз одним поражением и страхом. Гораздо дороже обошлось столкновение с монголами одному из ближайших преемников Ятатина. Потерпев поражение при Ерзенжаде в 1243 г ., султан иконийский сделался вассалом великого хана.

2 Обстоятельнее рассказывает о побуждениях к этому союзу с той и другой стороны Григора. Эти побуждения проливают свет на тогдашние отношения греков и турок друг к другу, оставленные в тени Акрополитом, и потому мы находим нелишним пополнить рассказ одного рассказом другого. Вот рассказ Григоры: «Турки, жившие по сю сторону Евфрата, и арабы, занимавшие Келесирию и Финикию, были немало встревожены зловещим соседством скифов (монголов). Поэтому правитель турков (Ятатин) отправляет к царю Иоанну полномочных послов для заключения прочных условий. Он боялся, чтобы, увлеченный в битву со скифами, не был поставлен он в необходимость озираться назад на страшных неприятелей — римлян, потому что было бы делом, решительно превышающим его силы и до очевидности гибельным, если бы он, едва имея возможность противодействовать одним набегам скифов, принужден был разделить свои силы на две части для одновременных битв с теми и другими. Этого желал и об этом крепко подумывал и царь по многим причинам: во-первых, ему самому не только не было удобно и легко, но было очень трудно и тяжело в одно и то же время вести битвы в Азии и в Европе; во-вторых, турки, находясь в средине, в случае войны со стороны скифов могли служить для римлян надежнейшим и прочнейшим оплотом и, принимая на свои плечи общую опасность, могли быть тем же, что выдающиеся камни и скалы, которыми иногда природа ограждает взморье от бушующих волн. По этим-то причинам царь со всей готовностью и большим удовольствием заключил дружеские условия с турками, и это принесло много пользы Римскому государству в тогдашнем его положении». Римск. История Григоры кн. II, стран. 40.

1 То есть монахами.

2 Панвиний в своей хронике говорит, что преемник Германа Мефодий был второй этого имени патриарх. Григора (кн. III, гл. 1 и 2) в этом случае делает странную ошибку. По его словам, преемником Германа был Арсений, монах (о котором Акрополит говорит ниже). Между тем как Арсений был преемником Мануила, Мануил — Мефодия, Мефодий — Германа. В таком порядке следуют патриархи в каталогах Леунклявия, Ефремия и Ксанфопула (Ducang). Герман, по Панвинию, занимал патриарший престол 17 лет и 6 месяцев, по каталогу патриархов Кретцера — ровно 17 лет. Duc.

1 ???????? (госпожа, государыня) был, собственно, титулом супруги царствовавшего императора; но нередко этот же титул усвоялся и матери императора, и супругам его сыновей, как здесь.

2 Здесь, по всей вероятности, Акрополит разумеет те грамоты, которыми императоры закрепляли за каждым покорившимся городом и областью их права и привилегии, о которых, под именем хрисовулов (называвшихся так потому, что к ним прилагалась золотая печать), часто и выше упоминал, и ниже упоминает он. А потому последнюю часть его периода нужно поставить в связь со словами: «Я записывал все эти события...».

1 Акрополит цитирует здесь слова Аристофана, но почему-то неточно. В своей комедии ??????? Аристофан заставляет Хремила адресоваться с такими словами к своему слуге Кариону: ??' ? ?? ?? ??? ? ? ? ? ? ? ???? ? ?????????? ?????? ?? ?? ????????????» (???????, ст. 26) , т . е. «не скрою от тебя, что я из всех своих слуг считаю тебя самым верным и самым вороватым». Акрополит, вероятно, по забывчивости заменил слово ?????????? словом ?????????? . Мы заменяем этим словом стоящее в издании Алляция слово ???????????? , которое совершенно здесь искажает смысл речи.

2 Потому что св. Димитрий, великомученик, был родом из Солуня, или Фессалоники, пострадал в этом городе и с тех пор считался его особенным покровителем и защитником.

1 ???? — слово, заимствованное греками у латинян (dux — «вождь»). Первоначально это слово у греков было именем должности и означало командующего каким-нибудь отрядом войска, большей частью когортой, состоявшей из 1000 человек. Такие дуксы назывались ????????? (тысяченачальники): «?????????, ? ? ?????? ????, ????????? ????» (Mauricius lib. 2 strat. cap. 3) ; то есть Мирарх — тысяченачальник, обыкновенно называемый дуксом. Затем дуксами стали называть правителей или губернаторов областей, сосредоточивавших в своих руках военную и гражданскую власть (vid: apud Ioan. Moschum cap: 49; apud Procopium lib: 3 de aedif. cap. 1: apud Zonar in Michaele Duce et apud alios multos). Дуксами назывались также начальники больших городов, имевшие права и власть правителей провинций (vid apud: Brien. lib 11. num 8, apud Nicetam in Man. lib: 3, num. 1. apud. Theophilactum Bolgar: ep: 49. 50. 68. et apud multos alios). Наконец слово ???? сделалось титулом вроде графа или князя и стало наследственным. Hoffm.

2 Точнее передает все это дело Григора. Вот его рассказ: «Михаил, отправив к царю Иоанну послов, просил для своего сына Никифора руки дочери сына царя Феодора Ласкаря Марии и получил. Брачные условия и договоры были заключены в присутствии сына Никифора и матери его Феодоры, отправлявшихся лично на восток, частью для того, чтобы посмотреть упомянутую невесту, частью же для скрепления брачных условий. Затем, оставив невесту у ее родных, супруга Михаила Феодора с сыном Никифором отправилась в обратный путь, взяв ручательство со сватов-царей в том, что брак будет совершен в следующем году. Между тем Михаил вздумал нарушить заключенные условия и, поднявшись, перешел свою границу со злым умыслом против западных городов, которые были подвластны царям римским». Рим. ист. Григоры. кн. 11, стр. 46—47.

1 Грамматиками назывались домашние секретари византийского императора.

2 ???????????? — Primicerius (из primus — «первый» и cera — «воск») означало человека, занимавшего первое место на восковой таблице чинов, относившихся к известному роду службы. И потому приммикирии были во всех рангах, не только гражданских, но и духовных. Дворцовый приммикирий — ???????????? ? ? ? ? ? — наблюдал за всеми чиновниками, служившими при дворе: ???????????? ? ? ? ? ? ??? ??? ? ?????????? ????????, ? ?? ??????????? ??????? ?? ?? ?? ? ? ? ? ? ??????. Codin cap: 5 n. 44 .

1 Григора, напротив, говорит, что император поспешил отправиться отсюда, потому что не хотел зазимовать. См. Рим. Ист. Григ. кн. 11, стр. 48.

2 Это не фамилия, а название должности. ??????????? были стражами, стоявшими при дверях императорского дворца, вооруженные булавой (clava), от которой получили и самое название (manuclavium, ??????????? ).

3 Странно, что об этом суде, который наделал в свое время очень много шуму, Григора сказал только несколько неопределенных фраз (кн. 11, гл. 8), а Пахимер перепутал в нем и события, и лица. По его словам, суд этот происходил при императоре Феодоре, сыне и наследнике Иоанна Дуки, и что будто в числе судей был патриарх Мануил, предстательству которого перед императором Михаил обязан и своим спасением, и, наконец, что Михаил будто бы сам требовал судебного поединка для доказательства своей невинности (кн. 1, гл. 7). Франца пошел в выдумках еще дальше. Кроме неверного указания царствовавшего тогда императора (тоже, по его словам, Феодора), он влагает в уста Михаила следую щие слова: «Obsecro te, domine, hoc mihi da, ferrum iu camini flammas conjectum et etiam atque etiam vehementerque caudens manibus complectar prunasque in sinum immitens sperandum qui tres pueros in camino ignis liberavit, et oculum illum omnia contuentem semperque vigilem, qui scrutavit renes et corda, quique novit nec cogitasse nec concepiffe me de quibus interroges, illaesum, si ei placuserit, ab aductione servaturum». Насколько в этих словах правды, покажет дальнейший рассказ Акрополита.

4 Пахимер говорит, что Михаила обвиняли в желании соединиться браком с дочерью деспота Михаила и, оставаясь на службе императора, предать ему царскую область. Кн. 1, гл. 7.

1 О существовании в тогдашней Греции этого способа судебного доказательства невинности свидетельствует Пахимер. «Подсудимого,— говорит он,— спасало только одно (если он был обвинен в волшебстве — самом страшном преступлении в глазах императора Феодора Ласкариса, о времени которого здесь речь): если он решался взять рукой кусок раскаленного железа из горящего огня, который назывался священным, к чему требовалось трехдневное приготовление. Решившийся на это должен был сперва провести три дня в посте и молитве, а рука его в это время покрывалась сеткой и обвязывалась полотенцем, запечатанным печатью, чтобы кто-нибудь не вздумал намазать ее мазью, уничтожающей действие огня. И пишущий это, приходя в совершеннолетие, сам видел такое диво, что некоторые, подвергшись сему испытанию, выдерживали его невредимо». Георг. Пахимера ист. Михаила и Андроника Палеологов, кн. 1, стр. 26.

2 До какой степени искажены и перепутаны были все нравственные понятия во время, о котором идет здесь речь, что Акрополит, один из умнейших людей своего времени, называет бесстыдством благородную откровенность Филадельфийского митрополита. Иоанн Дука гораздо лучше оценил эту откровенность, чем наш историк.