Лазутина Г. Основы творческой деятельности журналиста

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 3. ЧЕМ ОТЛИЧАЕТСЯ СИСТЕМА МЕТОДОВ ЖУРНАЛИСТСКОГО ТВОРЧЕСТВА

Беседа шестнадцатая   ГДЕ «ПРЯЧЕТСЯ» ИНФОРМАЦИЯ?

– Вы помните, начиная обсуждать особенности познавательной стадии журналистского творчества, мы обратили внимание на то, что журналисту надо представлять действительность как совокупность источников информации и знать их координаты. Пришла пора осознать это поглубже: вести разговор о методах без ориентации в той информационной среде, с которой взаимодействует журналист, бессмысленно.

Сначала – о типах источников. В сущности, их немного, только три: документ, человек и предметно-вещественная среда.

Понятие «документ» употребительно сегодня в двух смыслах – широком и узком. Согласно широкому, документ – это материальный носитель записи (бумага, кино- и фотопленка, магнитная запись, перфокарта и т. п.) с зафиксированной на нем информацией для передачи ее во времени и в пространстве. Документы могут содержать письменные и печатные тексты, изображения, звуки. Документ в узком смысле – деловая бумага, юридически подтверждающая какой-либо факт или право на что-то.

Говоря о значении документа для журналистики, часто имеют в виду именно узкий смысл. Между тем для нее актуальны оба значения слова: «деловая бумага» – лишь одна из многих разновидностей документальных источников информации, попадающих в сферу журналистского внимания в соответствии с целью деятельности.

Человек – ключевое звено в системе информационных источников. В американской научной традиции оно квалифицируется как «живой источник», и в этом – не только прямой смысл: человек – субъект деятельности, он включен в природные и социальные процессы множеством связей и потому как источник информации неиссякаем. Во-первых, он всегда свидетель или участник происходящих вокруг событий и потому вы ступает как держатель информации о них. Во-вторых, он – носитель информации о себе, о своем внутреннем, субъективно создан ном мире. В-третьих, он – транслятор информации, полученной от других.

Особенность этого источника в том, что он может открыться или не открыться для нас: как существо социальное человек программирует свое поведение сам, что обязан учитывать журналист.

Предметно-вещественная среда – обстановка, которая нас окружает. Предметы и вещи могут рассказать о событиях иной раз не меньше, чем человек. Однако и тут есть сложность: они «разговаривают» только с теми, кто умеет их разглядеть и хочет понять их язык.

Для журналиста принципиально важно знать: одни и те же данные он может найти в источниках всех трех типов. Но где отыскать сами источники?

Когда творческий акт начинается на основании каких-то известных данных, особых проблем нет: понятно, что источники информации можно обнаружить в ареале интересующих нас событий. А если данных нет?.. Где координаты источников информации о возможной теме?

Слава Богу, к концу XX века в обществе утвердилось понимание необходимости оказывать средствам массовой информации организованную информационную поддержку. Сегодня у нас в стране существует достаточно развернутая система информирования журналистов о происходящих событиях. К основным его формам относятся следующие:

1) брифинги – короткие совещания работников средств массовой информации, на которых идет ознакомление с позицией властных структур по тому или иному вопросу;

2) презентации – торжественные встречи представителей каких-либо государственных, общественных или частных структур с общественностью, в том числе с представителями прессы, для ознакомления с новым предприятием, новой продукцией, новыми результатами деятельности;

3) пресс-конференции – встречи государственных и общественных деятелей, представителей науки, культуры и т. д. с журналистами для информирования их в связи с актуальными событиями или для ответов на их вопросы;

4) пресс-релизы – специальные сводки сообщений для прессы о существенных фактах в той или иной сфере действительности, подготовленные соответствующими пресс-службами;

5) специализированные информационные бюллетени о текущих событиях той или иной сферы действительности, издаваемые корпоративными информационными агентствами;

6) экстренные сообщения по факсу или электронной почте, поступающие в органы массовой информации от пресс-секретарей, пресс-служб, пресс-центров различных ведомств и общественных объединений.

В высшей степени существенно и то, что сегодня законодательно предусмотрено право журналистов запрашивать и получать информацию от государственных органов и организаций, общественных объединений, их должностных лиц.

И все-таки своевременная добыча сведений о существенных изменениях действительности, о тех сторонах жизни, знание которых для аудитории – необходимость, остается для средств массовой информации проблемой номер один. Причем у этой проблемы много аспектов.

– В том числе, надо полагать, и такой: все ожидания журналистов связаны с «живыми источниками», а они не очень-то заинтересованы прессе помогать, особенно когда их деятельность материально не вознаграждается. И вообще – где их взять, эти «живые источники»? Чем и как заинтересовать?

– Прежде всего надо хорошо представлять себе всю совокупность естественных «накопителей информации», сложившихся в обществе на тот или иной период. Если построить координатную сетку точек, в которые естественным путем стекаются сведения о событиях в разных сферах действительности, то проявится весьма красноречивая картина. Оказывается, что для информации о неблагоприятных событиях и для информации о событиях благоприятных в обществе существуют разные «накопители», причем первые (милиция, «скорая помощь», пожарная служба, аварийные службы, ГАИ, народные суды и так далее) в силу естественных причин известны людям гораздо больше, а потому и журналистами освоены лучше. Не в этом ли одно из объяснений того, что нашу прессу порой захлестывает поток «чернухи», искажая действительное соотношение добра и зла?

– А где скапливаются сведения о событиях благоприятных?

– Давайте подумаем. Для начала возьмем такую сферу действительности, как частная жизнь людей. Где фиксируется информация о счастливых, радостных ее моментах?

– Ну, если Вы про «родился, женился», то в ЗАГСах.

– Да. Только счастливые моменты не исчерпываются женитьбами! Получение квартиры, вручение награды, юбилей, традиционный сбор однокашников, да мало ли... Где это все фиксируется?

– Что-то, наверное, вообще не фиксируется. А что-то... В муниципальных округах, быть может?..

– В муниципальных округах это все происходит. А фиксируется с большей или меньшей степенью отчетливости в соответствующих управленческих службах. Туда же поступают данные о благоприятных событиях в других сферах действительности (к сожалению, не так оперативно, как это происходит в случаях неприятного свойства). Потому важно отчетливо представлять себе структуру органов управления – страны, области, города, округа. Сейчас издается много периодических справочников, содержащих развернутую информацию на этот счет; для журналистов такой справочник – настольная книга. Даже обычный телефонный справочник – неплохой помощник для нас в данном отношении: ведь он содержит не только номера телефонов, в нем отражена структура действительности как совокупности источников информации. Вопрос только в том, чтобы им грамотно, осмысленно пользоваться.

– Очень мило! Взял телефонный справочник, ткнул в него пальцем и звонишь: «Нет ли у вас там интересных событий?»

– Вы иронизируете, а между тем в практике средств массовой информации сколько угодно подобных эпизодов. Они-то и говорят о том, что осмысленного подхода к использованию справочной литературы нам не хватает. А вот асы репортерской работы умудряются использовать данные телефонного справочника для структурирования информационной среды в зоне своих интересов и формируют на этой основе развернутую сеть информаторов.

– Да структурировать информационную среду на самом деле несложно, надо только голову на плечах иметь. К тому же сегодня у многих журналистов уже есть доступ к Интернету и другим информационным сетям. А вот создать сеть информаторов – это проблема. Мы же не служба безопасности, у которой в распоряжении оплачиваемые поставщики сведений. Чем конкретно можем заинтересовать людей в сотрудничестве с органами информации мы?

– Это, действительно, сложный вопрос. Однозначный ответ на него едва ли найдется: сколько людей – столько мотивов по ведения. И первое, что следует сделать журналисту, заинтересованному в привлечении к сотрудничеству того или иного человека в качестве информатора, – постараться понять, чем в первую очередь определяются его поступки. Есть люди, которые мечтают стать журналистами, даже имея другое высшее образование, они охотно начнут сотрудничество с прессой в качестве нештатных авторов. Есть люди с публицистической жилкой. Есть желающие подработать журналистским трудом или стремящиеся к известности – это тоже потенциальные нештатные авторы. А есть такие, кто склонен помогать органам информации, хотя ни к славе, ни к деньгам не стремится; как правило, это те, кому совесть не дает смириться с коррупцией, несправедливостью, произволом, которые где-то «правят бал» и с которыми без огласки не справиться. В подобных случаях люди идут на сотрудничество с прессой из гражданских побуждений, рискуя многим, и потому они нуждаются в определенных гарантиях неразглашения имени, что и предусматривается законодательством,

– Это пресловутые «источники, пожелавшие остаться неизвестными»...

– Да, их часто представляют в публикациях так. Словом, чтобы обрести надежных «друзей прессы», надо хорошо разбираться в людях и уметь находить к ним подход.

– Ну, а как все-таки насчет материального вознаграждения? Я знаю точно, что некоторые редакции газет услуги информаторов оплачивают.

– Думаю, что тут бывают разные ситуации. Можно представить себе услуги информатора как определенные трудовые обязанности, предполагающие самостоятельное отслеживание событий и своевременное оповещение о них. В этих условиях вполне возможны договорные отношения, предусматривающие оплату труда. Однако далеко не все средства массовой информации располагают такими экономическими возможностями, так что... Ну, а о том, чтобы платить за разовое информирование, за предоставление сведений по письменному или устному запросу журналиста, и речи быть не может: его право запрашивать и получать информацию, как я уже говорила, зафиксировано в законе. А вот как он сумеет это право использовать, во многом вопрос мастерства. Чтобы «живой источник» захотел открыться и мог дать всю необходимую информацию, журналист должен уверенно владеть теми методами творческой деятельности, которые освоила на сегодняшний день наша профессиональная общность.

Беседа семнадцатая   СКОЛЬКО ПУТЕЙ В «НЕЗНАЕМОЕ»!

– Разговор о методах творческой деятельности журналист мы начнем с уяснения тех факторов, которые определили их состав. Кое-какие из них для Вас, наверное, очевидны.

– Под факторами Вы имеете в виду обстоятельства, из-за которых возникают те или иные особенности методов?

– Да, только не отдельных методов, а всей системы. Они связаны с тем, что нам уже известно из предыдущих бесед.

– Думаю, что догадываюсь. Тот факт, что творческий акт в журналистике включает в себя познавательную стадию, то есть осознаваемые познавательные задачи, должен был вызвать к жизни и познавательные методы. А чтобы решать задачи следующей стадии, должны были возникнуть методы... Как они могут называться-то?.. Письма – не скажешь, ведь есть же радио, телевидение... Ну, словом... Методы воплощения, может быть?..

– Назовем их методами предъявления информации! Вы начали с самого основного из факторов, на мой взгляд. В целом их ряд выглядит так:

§      стадиальность творческого процесса (как раз об этом Вы и сказали);

§      комплексность задач, решаемых журналистом на пути к результату творчества (помните, мы касались задач эмпирических, теоретических, организационно-практических);

§      характер источников информации (говоря более точно и широко, – структура информационной среды);

§      законы познания (законы восприятия и переработки информации);

§      законы общения.

Именно вследствие этих обстоятельств возникает, с одной стороны, многообразие методов журналистского творчества, а с другой – соотнесенность их с определенной стадией творческого акта.

– Выходит, я про соотнесенность и говорил, да?

– Да-да-да! И Вы естественным образом сгруппировали методы. Вот на этих группах мы и сосредоточим внимание.

Поскольку творческий акт начинается стадией освоения действительности, первой целесообразно рассмотреть группу методов познавательной деятельности. В соответствии с задачами, которые решает журналист в процессе познания, эта группа складывается из двух подгрупп. В одну входят методы получения сведений, в другую – методы постижения сути.

– Их, наверное, можно назвать и по задачам – эмпирические и теоретические?

– Можно... О методах получения сведений, или эмпирических, представление есть у всякого. Но одно дело – иметь представление, а другое – владеть ими, уметь их применять профессионально.

– Американская журналистика известна своими традициями добывания сведений. Помните уотергейтский скандал, раскрученный журналистами? Или нашумевшую историю с установкой телекамер в одном из универмагов и внедрением двух журналисток в обслуживающий персонал?

– Да, эти эпизоды стали хрестоматийными. В отечественной журналистике тоже достаточно примеров мастерской работы такого рода. Но, прежде чем рассматривать примеры, обратим внимание вот на какое обстоятельство. В подгруппе используемых сегодня методов получения сведений с определенностью различаются традиционные журналистские методы и методы, заимствованные из конкретных социальных исследований. Они восходят к общей основе – одним и тем же феноменальным свойствам человека: его способности воспринимать информацию через визуальные контакты, через речевое общение, через освоение знаковых информационных продуктов (прежде всего письменных и печатных текстов). В то же время в них есть существенные отличия, да и степень освоенности их не сравнима. Поэтому резонно представить их как самостоятельные звенья этой подгруппы.

Традиционные журналистские методы получения сведений ориентированы на выявление тех или иных состояний действительности и представление их главным образом в качественных характеристиках. Журналисту нужна конкретность данных, подтверждаемость их деталями, часто наглядными.

– Ну, это то, о чем Вы говорили выше, – особый характер сведений... Как я понимаю, до сих пор мне приходилось использовать именно традиционные методы – беседу и наблюдение.

– Вообще-то к традиционным относятся три метода получения сведений: проработка документов, наблюдение и беседа. Судя по материалам, Вам случалось прибегать ко всем из них!

– Проработка документов?.. А, да-а... Но я воспринимал это как вспомогательный момент.

– Почему же вспомогательный?!

Проработка документов – метод, с помощью которого журналист получает уже имеющиеся в обществе сведения, хранящиеся в многообразных «информационных кладовых». Они могут быть самого разного свойства: от законов и решений властных структур, от фундаментальных положений науки до характеристик и описаний мест, людей, событий.

– Сейчас все данные такого рода можно отыскать в Интернете!

– Многие. Но далеко не все! Скажем, сведения из официальных и личных документов, которые отражают сферу быта людей в компьютерных сетях представлены минимально. Кстати, а Вы! отдаете себе отчет, что информация в Интернете – тоже совокупность документов, документированная информация?..

– Да, конечно.

– Все эти сведения могут потребоваться журналисту для использования в тексте, а могут и не потребоваться, выступив только как материал, подлежащий переработке в ходе творческого процесса. Но в любом случае они необходимы, и это делает проработку документов отнюдь не второстепенным моментом в журналистской работе.

Обращение журналиста к документальным источникам информации начинается с их поиска. В условиях, когда приходится говорить об «информационном взрыве», дело это не такое простое: от журналиста требуется высокий уровень документоведческой, библиографической грамотности, широкое представление о типах и видах документов, бытующих в обществе. Вот почему уместно познакомиться с принятыми в науке классификациями документов, в частности с довольно универсальной и близкой по целям журналисту классификацией, разработанной социологами.

Однако она не предусматривает группировку документов по таким основаниям, как тип деятельности, породившей документ, и сфера его обращения. А с поисковой точки зрения для журналиста подобная группировка очень важна. Вот мы с Вами сейчас и построим ряды документов, объединив их по этим двум признакам. Итак, первый ряд – по типу деятельности, породившей документ. С чего бы Вы этот ряд начали?

– Наверное, с правительственных документов...

– А какой деятельностью они производятся?

– Да, надо же по типу деятельности... Тогда, наверное, управленческие?..

– По сути – правильно, но так ведь обычно не говорят... Знаете, как управление по-латыни? Administratio!

– А-а... Ну, конечно! Административные...

– В целом этот ряд документов выглядит так;

1) государственно-административные;

2) производственно-административные;

3) общественно-политические;

4) научные;

5) нормативно-технические;

6) справочно-информационные;

7) художественные.
Каждый из них может быть представлен более дробно, но для нас это особого значения не имеет.

– А что значит художественные? Документы – художественные?.. Это парадокс!

– Отчасти – да. Но Вы вспомните широкий смысл понятия «документ», принятый сегодня в науке за основной: материальный носитель информации. Если так, то выделять художественный документ как особую разновидность документальных источников приходится с неизбежностью. При этом он должен, видимо, рассматриваться как несущий специфический род информации – информацию эстетическую.

– А как же с дихотомией «документальное – художественное»?

– Она свое значение сохраняет: ведь узкий-то смысл понятия «документ», к которому восходит термин «документальный», никто не отменял.

– В соответствии с этой классификацией можно завести рубрики в электронной записной книжке...

– Да, так удобно формировать базы данных по нужной проблематике – хоть в электронной картотеке, хоть в обычной.

Второй ряд документов, сгруппированный по сферам их обращения, намного скромнее, хотя охватывает практически все стороны жизни людей. Сюда входят документы:

1) производственные;

2) общественных организации,

3) бытовые.

В какой-то степени они тоже могут быть отражены в личной картотеке. Однако лишь в какой-то. Большая часть их открывается журналисту в процессе поисковой работы, причем не без препятствий: далеко не все хотят тот или иной документ обнародовать.

– А к какому из этих разрядов относятся, например, материалы судопроизводства?

— Вы же сами себе подсказываете! Судо-производство, производство суда... Под производственными документами имеется в виду совокупность текстов (в том числе личных: заявления, докладные и объяснительные записки, просьбы), которые обеспечивают информационное обслуживание производственной жизни трудовых коллективов, нужды управления в государственной и производственной сферах.

Такие документы всегда регистрируются, учитываются. Однако не существует ни нормативного акта, ни ведомственных инструкций, которые бы четко определяли порядок допуска журналиста к ним. Поэтому представители прессы нередко сталкиваются с отказами официальных лиц. Приходится искать обходные пути, убеждать людей, имеющих отношение к этим документам, в необходимости помочь журналисту.

То же самое можно сказать и по поводу документов общественных организаций – текстов, обеспечивающих информационное обслуживание деятельности партий, движений, объединений разного рода. Попытайтесь получить протоколы заседания пленума ЦК КПРФ, посвященного обсуждению позиции фракции КПРФ на предстоящем заседании Госдумы. Почти наверняка представители пресс-службы попросят вас обойтись данными, предоставляемыми ими. Это приводит к коллизиям, разрешая которые журналист, стремясь выполнить свой профессиональный долг, оказывается на грани риска: пытается добыть документы не вполне законным путем.

– И как далеко тут можно безнаказанно заходить?

– В том-то и дело, что вообще нельзя: нормативная база подобных ситуаций не предусматривает. Хорошо, если б это воспринималось обществом хотя бы так, как в разведывательной деятельности: необходимость, неизбежность во имя блага страны. Так нет же: случаи использования в журналистике документов, добытых незаконно, порицаются и даже могут повлечь за собой судебное разбирательство.

– А помните историю с «бумагами Пентагона»? Там общественное мнение было на стороне журналистики!

– В случае с материалом Вадима Поэгли «Паша-мерседес» – тоже, хотя суд доставил автору много тяжелых минут. Думаю, что подобные обстоятельства, когда речь идет о принципиально важных для жизни общества вещах, всегда будут для журналистов достойным оправданием...

В работе с бытовыми документами – той совокупностью официальных и личных материалов, которая обеспечивает информационное обслуживание людей в быту, розыск – самое трудное. Подавляющее большинство их не подлежит учету; к тому же они, как правило, представляют собой личную собственность человека (даже заверенная нотариусом расписка в получении займа, имеющая силу юридического документа, может быть предъявлена или не предъявлена ее владельцем – определяет это только его личная воля). Обращение к документам такого рода, будь это письма, дневники, обязательства или расписки, требует от журналиста ясного понимания того, что право на получение и использование сведений из них ему дает только добровольное разрешение их обладателя. Исключение из этого правила составляют лишь ситуации, связанные с противозаконными, противоправными действиями владельца документа, несущими в себе угрозу жизни людей или общественному спокойствию.

– Того же свойства оправдание, что и в случае с документами Пентагона... А вот все истории с опубликованием аудиокассет, видеокассет, ставшие едва ли не нормой в нашей прессе, – как их рассматривать? Ведь это тоже чьи-то документы, переданные в средства массовой информации?..

– Чаще всего, на мой взгляд, тут имеет место утечка служебной информации. Причем сознательно допускаемая – либо по соображениям гражданского свойства, либо по соображениям политической борьбы. Журналисту нужно быть в высшей степени осторожным с использованием таких материалов: можно оказаться орудием чьих-то не вполне бескорыстных затей. Работа с документами обязательно предполагает как проверку их на подлинность, так и определение достоверности и надежности заключенных в них сведений.

Если возникает сомнение в подлинности документа, то есть в его действительном происхождении от того автора и при тех обстоятельствах, которые указаны или подразумеваются в тексте, необходимо прибегнуть к методам специального анализа. Они включают в себя «внутреннюю» и «внешнюю» критику документа. Иначе говоря, предполагают внимание к его содержательным характеристикам и к его внешней стороне в целях подтверждения признаков подлинности или выявления несоответствия им. В ситуациях, когда и эти процедуры не снимают сомнений, приходится просить помощи у специалистов – историков-источниковедов, текстологов, криминалистов.

Иногда оказывается под вопросом и достоверность содержащихся в документе сведений, то есть их соответствие действительным событиям. Чтобы не допустить ошибки, журналисты могут ориентироваться на правила, принятые при проверке доку ментальных данных на достоверность в социологии. Согласно этим правилам при анализе документов необходимо:

1) различать описание событий и их интерпретацию (факты и мнения);

2) определять, какими источниками информации пользовался составитель документа, является она первичной или вторичной;

3) выявлять намерения, которыми руководствовался составитель документа, давая ему жизнь;

4) учитывать, как могла повлиять на качество документа обстановка, в которой он создавался.

Всегда полезно для проверки достоверности сведений из документа сопоставить их с данными, полученными из других источников информации другими методами.

– Мне кажется, эти правила годятся только для работы с «бумажными» документами. А если говорить о магнитной записи?..

– Да, аудиозапись и видеозапись проверить на достоверность может только специалист-криминалист, это надо иметь в виду.

А вот для проверки данных документа на надежность, то есть на то, в какой мере они основательны, представительны, чтобы служить базой для серьезных выводов и обобщений, журналистам не мешает почаще консультироваться со специалистами, способными выступить в качестве экспертов по той или иной проблеме.

Однако ошибки при работе с документами не исключены даже тогда, когда подлинность, достоверность и надежность их сомнения не вызывают. Такая опасность таится в самом процессе освоения документа. Складывается этот процесс из трех процедур: извлечения данных, их интерпретации и фиксации. Важнейшее условие качественного выполнения первой процедуры – навыки быстрого и глубокого чтения, быстрой и глубокой переработки знаковых информационных продуктов, дающей их понимание. Качество интерпретации, основанной на анализе, оценке и объяснении полученных данных, зависит от того, насколько журналист умеет включать в соображения здравого смысла критерии оценок, задаваемые системой знаний общеметодологического или специального характера.

Многое зависит и от умения качественно фиксировать результаты проработки документальных материалов. Ведь фактически в этот момент происходит не что иное, как составление нового, специфического документа – профессиональных записей журналиста, имеющих при определенных условиях юридическую силу. Потому необходимо не только выработать у себя устойчивую привычку к аккуратному ведению записей, но и уметь твердо придерживаться некоторых правил: всегда четко указывать исходные данные документа, авторство, использованные страницы; не забывать закавычивать цитаты; сведения, полученные в результате аналитико-критического чтения и представляющие собой информацию, которая намеренно в документ не закладывалась, сопровождать специальными пометками: «мое наблюдение», «мой вывод», «мое предположение», «моя оценка»; при завершении работы с документом специально проверять все цитаты, названия, фамилии, цифры и прочие данные такого типа. Как показывает анализ судебных дел, возбуждавшихся против журналистов, часто нашего брата подводит именно неумение держать в порядке свои профессиональные записи.

– И все-таки, мне кажется, проработка документов – не основной метод получения сведений. Главное для журналиста – беседа!

– Основной, не основной... Понимаете, нужно владеть всем комплексом методов. В каких-то случаях главным оказывается один, в каких-то – другой, но в той или иной степени они всегда задействованы все.

Конечно, чаще всего львиную долю сведений журналист получает в беседе – непосредственном общении с людьми, имеющими то или иное отношение к изучаемой ситуации. Однако от обычного диалогического общения беседа как метод познавательной деятельности существенно отличается. Это такой вид организованного речевого взаимодействия, который направляется со стороны журналиста отчетливо осознаваемыми познавательными задачами и предполагает выработку стратегии и тактики, соответствующих условиям взаимодействия.

– Я считал, что чем непринужденнее разговор, тем лучше...

– Это, действительно, хорошо, только процесс общения не должен быть стихийным. Вот скажите: Вы отчетливо понимаете, на какие сведения можно рассчитывать, приступая к беседе?

– На те, за которыми пришел к человеку! Это могут быть какие-то факты, а может быть и мнение его...

– Да. Принципиально их может быть, по меньшей мере, пять видов: фактические данные, мнения, объяснения, предложения и прогнозы, речевые приметы собеседника (характерные особенности его языка). При этом каждый вид может быть представлен весьма разнообразно. Так, факты могут быть позитивные – и негативные, наблюдавшиеся собеседником – и не наблюдавшиеся, в которых он участвовал – и в которых не участвовал; наконец, они могут быть из настоящего, прошлого, из собственной жизни, жизни других людей, жизни коллектива. Естественно, что готовность говорить о таких разных вещах у человека не может быть одинаковой. Это требует от журналиста определенных нюансов в поведении, определенных тактических приемов.

– А Вы знаете, даже простое перечисление всех этих вариантов как-то по-новому организует настрой на беседу... Начинаешь шире представлять ее возможности.

– Конечно! То же самое происходит, когда отдаешь себе отчет, как много дополнительной информации можно получить, если поинтересоваться всем разнообразием мнений собеседника. Одно дело, если Вы его спросите, что он думает насчет событий, в которых участвовал или которые наблюдал, и совсем другое, если зададите вопрос насчет его отношения к каким-то явлениям искусства, науки, общественной жизни, к каким-то гипотетическим ситуациям. Через ответы на такие вопросы идет раскрытие личности... Комбинация разного рода вопросов, их чередование, последовательность – все это и есть проявления продуманной тактики.

– То есть тактика беседы – это расположение вопросов?

– Не только. Под тактикой имеется в виду осознанный выбор тех средств общения, которые оказываются в данных условиях наиболее целесообразными, поскольку способны наилучшим образом решить стоящие перед журналистом задачи. Вопросы – одно из таких средств. Сюда же относятся реплики и замечания журналиста, его жестовое поведение, интонация, ритм разговора, специальные полемические приемы, разного рода информационные стимулы, призванные помочь собеседнику раскрепоститься, преодолеть скованность или нежелание говорить. Да и сама обстановка общения...

– Получается, что тактика направлена на то, чтобы перехитрить собеседника, когда он не хочет говорить с журналистом. Это выглядит не ахти как с точки зрения этической.

– Все зависит от того, кто разрабатывает тактику. Если журналист человек порядочный, нравственный, то мотивация при разработке тактики будет у него совсем иной: не перехитрить собеседника, а помочь ему установить с журналистом взаимопонимание, сделать общение не мучительным для него, а приятным. Дело в том, что возникающие по разным причинам помехи в разговоре (исследователи называют их барьерами общения) всегда осложняют жизнь не только журналисту, но и его собеседнику.

– А что именно их вызывает?

– О, все обстоятельства, порождающие барьеры, учесть едва ли возможно. Однако некоторые из них просто необходимо иметь в виду. Скажем, несовпадения в социальных характеристиках собеседников (статус, ценностные ориентации, степень социальной активности). Или несовпадения психических состояний, психобиологических свойств. Бессмысленно, например, рассчитывать на плодотворный контакт, когда журналист в цейтноте, обеспокоен тем, чтобы побыстрее добыть нужную информацию, а его собеседник только что получил неприятное известие и основательно выбит из колеи... Иногда барьеры возникают из-за неосведомленности журналиста о психологическом состоянии и умонастроении той социальной группы, к которой принадлежит его партнер по общению. Бывают барьеры этической природы.

– Это когда журналист и его партнер по-разному понимают, что такое добро и зло?..

– В том числе – да, когда у них разные нравственные ориентиры.

Но какой бы причиной ни вызывались барьеры, будучи спровоцированы обстоятельствами, проявляются они чаще всего одинаково: как прерывность общения, неконтактность собеседника, отсутствие свободного «перетекания» информации. Чтобы этого избежать, и нужно заботиться о тактике беседы. Удачной она оказывается, как правило, если журналист:

1) основательно подготовился к беседе (освоил предмет обсуждения, имеет представление о собеседнике как индивидуальности);

2) научился контролировать ход беседы, своевременно замечая возникновение барьеров и оперативно нейтрализуя их;

3) владеет достаточным количеством приемов, способных стимулировать общение.

– У Анатолия Аграновского есть хорошие советы на этот счет: не молчать при разговоре, не стыдиться незнания, втягивать собеседника в процесс обдумывания, «заострять» предмет возможного спора...

– Да-да, я их как раз и имею в виду. Мне они симпатичны тем, что позволяют журналисту оставаться искренним, вести себя естественно в отличие от многих рекомендаций Карнеги в прагматическом смысле, может быть, и полезных, но освобождающих человека от нравственной щепетильности.

– Но все эти советы как-то не очень «стыкуются» с диктофоном. Без него как без рук, а с ним не с руки коллективно что-то обдумывать.

– А кто Вас заставляет гонять диктофон весь период общения? В большинстве случаев включать его надо время от времени, по мере необходимости. Фиксировать информацию, получаемую в ходе беседы, – дело тонкое. Иногда вообще стоит обходиться без диктофона. Бывает, лучше совсем ничего не записывать во время беседы, а постараться восстановить ее ход во всех подробностях сразу по окончании, оставшись «наедине с блокнотом». Еще один вариант – писать вслепую, скорописью, не привлекая внимания к блокноту, чтобы не смущать собеседника, и тоже расшифровать сразу по окончании. Это не трудней, чем делать расшифровку кассеты.

Особый случай беседы – интервью официальных лиц в связи с важными событиями внутренней или международной жизни (как правило, именно для материалов в жанре интервью). В таких обстоятельствах целесообразно вопросы предъявить собеседнику заранее, чтобы дать ему возможность подготовиться.

– Мне кажется, каждая новая беседа – случай особый. Люди такие разные...

– В этом смысле – да, именно так и надо настраиваться...

В последние годы очень большое значение приобрела беседа по телефону. Впрочем, о ней у нас разговор впереди...

Перейдем теперь к третьему традиционному для журналистики методу получения сведений – наблюдению.

– Да. По беседе у меня, кажется, вопросов больше нет.

– В основе наблюдения – способность человека воспринимать мир с помощью органов зрения и слуха, через аудиовизуальные контакты. Если проработка документов позволяет получить данные из «информационных кладовых», если беседа открывает доступ к сведениям, которыми обладает тот или иной человек, то наблюдение «снабжает» журналиста материалами непосредственно из текущей реальности. Только надо иметь в виду: непреднамеренное, стихийное аудиовизуальное восприятие действительности этого журналисту не гарантирует. Наблюдение как метод познания есть такой вид восприятия, который предполагает отчетливое осознание актуальных познавательных задач, носит преднамеренный характер, регулируется определенными рекомендациями. Именно преднамеренность восприятия и осознанность задач помогают журналисту смотреть – и видеть. В противном случае наши ощущения сливаются в чувственные образы, не фиксируемые сознанием с достаточной степенью устойчивости, а значит, не способные выступить как сведения, потребные для целей познания.

– Видимо, постепенно такая установка (смотреть – и видеть) вольно или невольно у журналиста вырабатывается, я по себе сужу...

– Да, очень уж велика в этом необходимость: ведь наблюдение для работников прессы – метод непрерывного пользования. Готовность к постоянному осознанному и преднамеренному восприятию окружающего выступает как условие автоматического «включения» профессионального долга, предписывающего журналисту оперативно реагировать на существенные изменения социальной жизни. Здесь – непосредственный источник инициативы, которая и обусловливает высокую степень социальной активности журналистского корпуса.

Однако и в каждом конкретном творческом акте роль наблюдения чрезвычайно высока. Оно используется при решении задач, образующих два одинаково важных ряда:

1) получить через аудиовизуальные контакты с объектом данные, которые представляют собой то или иное проявление сущности происходящего здесь и способны быть основанием для выводов о его значении, об отношениях людей, их ценностных ориентациях, традициях и привычках, об уровне общей и профессиональной культуры — словом, обо всем, что поддается «считыванию» по внешним, доступным восприятию признакам;

2) накопить данные, способные передать внешнюю характерность того или иного объекта и выступить в тексте в качестве примет реальной конкретной ситуации, благодаря которым она предстанет перед читателем как чувственно воспринимаемая картина жизни, создавая у него «эффект присутствия». Разброс таких данных достаточно широк: от деталей внешности человека до характерных черт обстановки (если они оказываются значимыми с точки зрения цели творческого акта).

В процессе наблюдения объект познания предстает перед журналистом как совокупность источников информации, образующих три относительно самостоятельные зоны: поведение отдельных людей; поведение групп людей, их взаимодействие; предметно-вещественная среда, на фоне которой разворачиваются события. Внимание журналиста распределяется между этими тремя зонами, превращая тот или иной источник информации в предмет наблюдения по мере появления очередной познавательной задачи.

– Короче говоря, надо все видеть, слышать и запоминать!

– Да, и запоминать! Удерживать данные наблюдения не так-то просто, тут есть свои проблемы. При всем желании объем наблюдаемого невозможно отразить в блокноте с достаточной полнотой. Тележурналисту помогает видеокамера. А газетчику и радиожурналисту остается серьезнейшим образом тренировать память. Можно еще отработать систему фиксирования «опорных деталей», по которым удается в нужный момент восстановить то, что наблюдалось. Но все это создает дополнительные нагрузки при проверке данных наблюдения.

А проверка должна быть очень тщательной – и на достоверность сведений, и на надежность. Дело в том, что в силу разных причин физического или психологического характера возможна иллюзия восприятия – неадекватное отражение наблюдаемого предмета. Ну, например, в сумерках белые стены дома могут показаться серыми; дорога куда-то, по которой вы идете впервые, представляется более длинной... Не исключены и ошибки интерпретации, связанные с избирательностью нашего восприятия (селективностью, как говорят психологи) или с особенностями культурного, этического, социально-политического, профессионального склада воспринимающего.

– А можно говорить о каких-то условиях, при которых наблюдение становится надежным?

– Можно. Первое из них – достаточный уровень развития у журналиста необходимых психических свойств, прежде всего произвольного внимания и наблюдательности. Второе – достаточный уровень профессионализма, предполагающий отчетливое осознание познавательных задач, умение быстро и точно вычленять очередной необходимый предмет наблюдения, «схватывать» памятью самое характерное.

Между прочим, нередко источником информации об объекте для журналиста оказывается и его собственное поведение в изучаемой ситуации. Это особая разновидность метода, по терминологии социологов, – включенное наблюдение, при котором наблюдатель действует как участник событий, выступает в социальной роли, аналогичной социальным ролям действительных участников происходящего, получая одновременно данные и о внешних обстоятельствах, и – через себя, через самонаблюдение – о внутренних движениях человека.

– Так мы уже переходим к рассмотрению заимствованных методов получения сведений?

– Заимствован в данном случае только термин. В профессиональной журналистской среде такой вид наблюдения давно известен как «метод перемены профессии», или «метод маски». Но на этом мы, действительно, завершим разговор о традиционных для журналистики методах получения сведений и перейдем к тем, которые заимствованы нами у социологов.

Конкретные социологические исследования (КСИ) – раздел социологии, который сконцентрирован на получении и интерпретации данных о проявлениях социальных законов и закономерностей на конкретных объектах в конкретных временных рамках и конкретных условиях. Отсюда – конкретно-ситуативный подход к изучению действительности, сближающий КСИ с познавательной деятельностью журналиста. Однако в методах КСИ есть существенные отличия: они ориентированы прежде всего на измерение тех или иных состояний действительности и предъявление результатов этих измерений в количественных показателях, характеризующих определенные типы объектов.

На современной стадии развития общества, отмеченной активным ростом влияния средств массовой информации на социальные процессы, не могла не возникнуть тенденция к повышению надежности сведений и выводов журналистов за счет обогащения их познавательной деятельности методами науки. Эта тенденция и проявилась в том, что на вооружении журналистики оказались методы КСИ, органично дополнившие ее собственные традиционные методы получения сведений.

В целом методы КСИ представляют собой широко развернутую систему, которая в процессе дальнейшего университетского обучения осваивается в специальном курсе. Там рассматриваются все разновидности изучения документов, опроса, наблюдения, эксперимента. Нам же сейчас необходимо остановиться на тех методах КСИ, которые уже активно используются в журналистике и могут оказаться востребованы даже в ходе первых студенческих практик.

– Полагаю, что речь идет об опросе? В редакциях очень часто нашего брата, студентов, привлекают к интервьюированию на улицах.

– Да, сегодня в журналистике наиболее активно используется: оба вида опроса – интервьюирование (прежде всего массовое, в частности, блиц-опрос) и анкетирование; систематическое наблюдение; эксперимент.

Массовое интервьюирование – метод получения данных о состоянии общественного сознания, общественного мнения, общественной практики по тому или иному поводу с помощью устного опроса многих лиц. Раз Вы с ним сталкивались, то знаете: главная трудность здесь – такая формулировка вопросов, которая позволяет получить от интервьюируемых не отговорку, а ответ по существу.

– Некоторые вообще отмахиваются от тебя, как от назойливой мухи.

– Бывает! Тут так же, как в телефонной беседе, многое зависит от манеры говорить и держаться, от тональности речи даже от выражения лица. «Приставучий» журналист отталкивает людей от себя так же, как и скованный робостью.

Анкетирование – это метод получения тех же самых данных с помощью заочного (письменного) опроса посредством закрытых или открытых вопросников. Закрытых – значит таких, ответы на которые можно выбрать из предлагаемых в анкете. Открытых – значит дающих возможность свободно сформулировать ответ на вопрос. Грамотность составления вопросника – условие надежности сведений. Поэтому не грех здесь лишний раз проконсультироваться с социологами, особенно если предмет изучения сложный и требует от составителя анкеты высокой квалификации.

Капитально вошло в практику средств массовой информации систематическое наблюдение – вид социологического наблюдения, ориентированный на получение данных о развитии того или иного объекта, той или иной сферы действительности, о поведении того или иного лица с помощью многократных непосредственных и опосредованных контактов в течение сколько-нибудь длительного времени. Существенная особенность этого метода состоит в том, что аудиовизуальные контакты в данном случае дополняются непрерывным накоплением документальных материалов, отражающих те или иные моменты в жизни объекта и позволяющих увидеть новые или упорно повторяющиеся его проявления.

– Наверное, это метод экономической журналистики. В экономике, видимо, только так и возможно составить себе представление о реально идущих процессах.

– А разве для журналистов-политологов он менее важен. Или для обозревателей – театральных, музыкальных, спортивных?..

– Но тогда получается, что журналисты пользовались им с незапамятных времен. Еще Белинский...

– ...писал свои литературные обозрения, получая материал таким образом?.. Вы правы. Только вот какой тут нюанс. Метод, если Вы не забыли, – это система научно обоснованных действий для решения задач определенного типа. Он возникает на базе стихийно сложившихся приемов, когда они становятся объектом изучения и начинают систематизироваться, оцениваться, превращаться в систему правил. Так вот, в журналистской практике, действительно, давно сложился тот путь решения задач, связанных с познанием развития объектов, который мы с Вами увидели и у Белинского. Однако осознан, осмыслен, описан как метод журналистского познания он еще не был. Первые научные характеристики его появились в отечественной литературе в наше время, и уже с использованием социологических рекомендаций. Поэтому мы и говорим о нем как о заимствованном.

Похожая ситуация и с экспериментом – методом получения сведений об объекте через выявление реакции на экспериментальный фактор, в качестве которого выступает одна или несколько его изменяемых характеристик. Интуитивно журналисты давно нащупали возможность открывать для себя, таким образом, новое о людях и ситуациях, однако это были отдельные эпизоды в профессиональной практике. А вот во второй половине нашего века эксперимент стал использоваться интенсивно и – с ориентацией на социологические разработки. Первые научные описания эксперимента как метода журналистского познания появились не так давно, причем опять же с учетом социологических рекомендаций.

– Я читал книгу Анатолия Рубинова «Операции без секретов», где он как раз рассказывает о серии своих экспериментов. Но самое большое впечатление на меня произвела даже не картина их, а та причина, которая побудила Рубинова ими заняться. Его рассуждения о том, что журналисты чаще всего делают свои заключения на основе «здравого смысла», – а этого для получения надежных оценок и выводов крайне мало, – заставили просто вздрогнуть.

– И я Вас понимаю. Вот потому и стали журналисты осваивать социологические методы получения данных. Оказался необходим синтез двух подходов. Но это только одна сторона дела. Есть и вторая...

Что такое «здравый смысл»? В истории развития научной мысли есть, между прочим, даже философия «здравого смысла» – так называемая «шотландская школа». Суть этого учения – трактовка «здравого смысла» как интуитивной способности ума, неких врожденных принципов познания. Следы такого понимания сохраняются и в современном словоупотреблении: здравый смысл определяется в словарях как рассудок, а рассудок – как способность к размышлению. На уровне очевидного человеку действительно, достаточно этой способности, чтобы прийти к каким-либо выводам. Но журналист имеет дело не только с очевидным. А чтобы проникнуть за его границы, чтобы понять суть происходящего, сущность человека, существо предметов и явлений реального мира, требуется работа мысли иного характера иной степени напряжения. Ее нельзя свести ни к интуитивным прозрениям (хотя роль интуиции в журналистском познании очень велика), ни к набору мыслительных операций – таких, как соотнесение, узнавание, различение, анализ, синтез, оценка. Они, конечно же, образуют собой механизм умственной деятельности, но процесс решения теоретических задач, стоящих в данном случае перед журналистом, не исчерпывается ими. Дело в том, что он есть не что иное, как включение поступающих сведений в систему знаний, ранее накопленных журналистом, с соответствующей переработкой их по правилам, задаваемым этими знаниями, посредством перечисленных операций. Тем самым оказывается, что в функции методов решения теоретических задач выступают для журналиста знания, которыми он обладает. Их-то мы с Вами и определили как методы постижения сути.

– Если я правильно понял, Вы хотите сказать, что осмысление, обдумывание в журналистике может идти либо на обыденном уровне – это и есть «здравый смысл», либо на хорошей теоретической «подкладке». Так?..

– В общем-то, да. Отсюда значение личностного начала журналиста. Мысль его оказывается тем точнее и масштабнее, тем глубже, чем богаче система знаний, играющих для него роль методов постижения сути.

По степени универсальности в этой системе различаются три уровня знаний. Базисным оказывается философское знание, отражающее общие закономерности природы и социума. Кибернетический подход к мирозданию как к глобальной саморегулирующейся системе позволяет преодолеть ограниченность отдельных философских концепций и сконцентрировать в теории общих систем те положения, с высоты которых, словно с орбиты космического корабля, становятся видны скрытые от обыденного взгляда пружины движения природы и общества. Хорошая философская подготовка для журналиста – ключ к ранней мудрости. Ведь она обычно приходит к человеку с возрастом, а нужду-то в ней журналист чувствует с самых первых профессиональных шагов.

Второй по степени универсальности уровень – знания о человеке и обществе, накопленные историей, психологией, социологией, социальной психологией, политэкономией, правом, этикой. Молодые люди обычно рассматривают эти научные дисциплины как возможность расширить кругозор, обогатить эрудицию. В чем заключается профессиональный смысл сообщаемых в них знаний, многим открывается далеко не сразу.

– А иногда и вообще не открывается! Мне уже приходилось встречать старших коллег, которые никакого внимания не обращали на исторические аналогии и психологические рекомендации.

– Не спешите их обвинять. Скорей всего дело в том, что их профессиональное становление пришлось на времена, когда у нас в стране господствовал взгляд на журналистику исключительно как на средство политической деятельности. Идея университетского образования журналиста казалась излишней роскошью. Первых работников печати выпустили КИЖи, ГИЖи (коммунистические или государственные институты журналистики). Принцип коммунистической партийности диктовал сведение всего многообразия методов постижения сути к историческому материализму, считавшемуся единственно научной методологией познания общественных явлений.

– А сейчас, осмелюсь я возразить, все это многообразие методов подменяется здравым смыслом. Иногда и на него не обращают внимания, потому что журналисту оказывается важно не суть происходящего понять, а выразить точку зрения хозяина, которому принадлежит газета или канал телевидения.

– Не спорю. То положение, в которое попала наша страна, выруливая на общую дорогу цивилизации, серьезно сказалось на состоянии журналистики. И падению профессионализма, и резкому «пожелтению» многих изданий, и недостойным информационным «драчкам» под знаменем той или иной партии, той или иной финансовой группировки есть объяснения. Но это вовсе не значит, что мы тут должны навечно увязнуть. Давайте смотреть в завтрашний день! Ведь рядом с издержками дня сегодняшнего есть и отрадные перемены: принципиально журналистика обрела возможность выполнять весь комплекс своих обязанностей в обществе. Иной вопрос, что для качественного их выполнения условия еще не созрели. Так давайте участвовать в изменении условий и готовить себя к новым историческим ситуациям!

– Я и не против, тем более что университет этому очень способствует. Скажем, с большим удовольствием я посещал занятии в школе права, созданной на факультете. У многих из ребят к ней интерес.

– Ну, вот видите... Значит, есть надежда, что новое поколение журналистов будет более мудрым, чем теперешнее.

– Вы же сказали, что ключ к мудрости – философия...

– Именно ключ! А основа мудрости – умение использовать и здравый смысл, и весь багаж знаний.

Третий по степени универсальности уровень – знания, накопленные конкретными научными дисциплинами: они играют для журналистов роль методов специализации.

– Но изучение права тоже может стать основой специализации! Если я собираюсь заниматься правоохранительной тематикой, то мне, естественно, требуются соответствующие знания.

– Бесспорно. Однако эти знания не исчерпываются теорией права. Вам придется осваивать и более конкретные вещи. Допустим, криминологию – науку о преступности... Знать право нужно не только тем, кто ведет правоохранительную тематику, а любому работнику СМИ. Криминология же потребна главным образом вашему брату, журналисты другого профиля вполне могут без нее обойтись. Ну, может быть, эти знания могут сослужить хорошую службу еще тем, кто занимается экономикой.

– А разве на факультетах журналистики преподаются подобные дисциплины?

– Нет, но у нас есть спецкурсы и спецсеминары, которые представляют собой стартовую площадку для самостоятельной углубленной работы по избранному профилю. Кроме того, университет потому и университет, что дает возможность «внутренней миграции»: многие из студентов слушают спецкурсы на других факультетах.

– Получается, что углубленная специализация – дело желания? Хочу – буду «углубляться», хочу – не буду?..

– Тут уже действует логика профессии: «живинка» начинает вести вперед. Или не начинает – и тогда человек уходит из журналистики, потому что без «живинки», без интереса к делу эти трудные «пути в незнаемое» не одолеть.

Беседа восемнадцатая   ОТЧЕГО ТЕКСТЫ БЫВАЮТ СКУЧНЫМИ?

– Ну, а теперь задумаемся над тем, что чаще всего мы делаем абсолютно автоматически, не давая себе отчета в том, какие шаги предпринимаем. Нам кажется, что просто ищем подходящие слова...

– Но мы уже говорили о том, что на самом деле все сложнее – идет формирование структуры текста, я это помню!

– Да, причем не просто формирование, но и оформление ее, материализация с помощью весьма разнообразных методов...

– ...которые мы назвали... Как мы их назвали?

– Для упрощения дела – методами предъявления информации. Но, если быть более точным, их следует определить как методы предъявления элементарных выразительных средств – того «строительного материала», из которого журналистский текст складывается. Вы помните, откуда к нам приходит этот «строительный материал»?

– Да. Факты мы берем из жизни, из текущей действительности, а образы и нормативы – из «культурных запасов» общества.

– И как Вы думаете, для того чтобы внести их в текст, предъявить читателю, зрителю или слушателю, годятся одни и те же методы?

– Едва ли... То, что существует в культуре, то существует... Мы тут прикасаемся к уже созданному!

– Конечно! Здесь – объективное основание для того, чтобы в журналистской практике сложились два ряда методов этой группы: в одном объединены те, что служат воплощению фактов, в другом – те, с помощью которых предъявляется прошлый опыт человечества, зафиксированный в культуре. Разумеется, журналисты используют их в своих произведениях комплексно, комбинируя с помощью монтажа так, что возникает живая ткань текста, в которой оказываются отражены и действительность, и авторская позиция.

– У меня большое желание взять в руки какой-нибудь журналистский материал и попытаться разглядеть все эти методы.

– Мы так и сделаем. Но только сначала я хочу спросить: Вам приходилось задумываться, почему иной раз журналистские тексты бывают скучными?

– Естественно. Чаще всего это связано с тем, что в них мало информации, нет новизны, нет оригинального взгляда на вещи.

– Да, конечно... Но есть и еще одна причина, которая бывает помехой и при восприятии очень информативного в смысловом плане текста: его монотонность. Полифония жизни сформировала человека таким образом, что для него стало нормой воспринимать мир объемно. Одномерность, однообразие всегда оборачиваются недостатком какого-то пласта информации и вызывают снижение активности, скуку. А почему возникает монотонность?

– Вы, по-видимому, хотите сказать, что из-за однообразия методов?..

– Да. Несмотря на то, что журналистика за время своего развития выработала достаточно много вариантов предъявления в тексте фактов и материала культуры, используются они далеко не полностью. В каких-то случаях это оправдано спецификой издания или программы, принятыми там стилистическими стандартами, жанровыми особенностями выступления. Но чаще дело в том, что далеко не всеми методами журналисты владеют одинаково свободно. Настолько свободно, чтобы в условиях жесткой оперативности и дефицита места и времени автоматически выбирать из них не самые простые, «легкие», а самые выигрышные.

Вот теперь можете взять в руки газету. Давайте действовать так: я даю характеристику метода, а Вы находите в текстах выполненные этим методом фрагменты и зачитываете их.

– А если там такой метод не обнаружится? Вы же сами говорите, что не все они используются активно. Может, сразу подобрать подходящий текст?

– Ну, если в одном материале не найдете, возьмете другой. Только не забывайте, что в тексте-то методы комбинируются, а нам нужно для осознания выделить каждый из них в «чистом виде»!

– Попытаюсь... Для начала возьму материал Зои Ерошок «Незамеченные люди».

– Приготовьте еще два-три текста...

Сначала рассмотрим методы предъявления фактов. Наиболее простой из них – констатация. Он представляет собой указание на ту или иную реалию, обозначение ее бытия. В сущности, такие указания на реалии встречаются как «атомарная составляющая» и в более сложных методах – присутствуют в них в «снятом виде». Говоря о констатации как самостоятельном методе, мы, однако, имеем в виду случаи, когда такое обозначение реалий играет не вспомогательную роль, а служит решению специальной творческой задачи.

Нашел! Вот, пожалуйста, сразу два факта подряд передаются таким образом: «Ее сына посадили. Услышав это, я испугалась».

– Да, тут два случая использования констатации.

Без применения этого метода трудно обойтись в работе над любым материалом. Но для некоторых жанровых разновидностей журналистского текста он оказывается основным.

– Для хроникальных заметок, например, да?

– И не только для хроникальных – для всех новостных информационных заметок...

Более сложный вариант предъявления фактов – описание. Этот метод предполагает воспроизведение реалий в их предметно-чувственных проявлениях через отбор характерных видимых и слышимых деталей.

– Картинки с натуры?..

– Иногда с натуры, иногда нет – описание бывает двух видов. «С натуры» – это описание репортажное, оно включает в себя детали, подтверждающие, что журналист сам видел и слышал то, о чем рассказывает. Второй вид – описание реконструктивное, развернутое с помощью воображения журналиста на основе тех данных, которые были им получены от свидетелей и участников происшедшего. Главное правило в первом случае – подчинять отбор деталей сверхзадаче материала, соблюдая при этом чувство меры. Главное правило во втором случае – обязательно устанавливать границы реальности происходившего, специально проверять действительность отобранных деталей. Среди журналистов ходит множество баек про смешные ошибки, допущенные из-за нарушения этого правила. Хрестоматийный пример: в материале описывается, как герой подошел к зеркалу, снял шапку и расчесал свою роскошную шевелюру, а на самом деле оказывается, что шевелюры у него давным-давно нет...

– Пример репортажного описания я, кажется, нашел. Сначала идет прямая речь героини... Кстати, это тоже часть описания, да?

– Конечно. Это воспроизведение услышанного автором в момент контакта с героиней. Так что Вы нашли?

– Довольно длинный рассказ героини кончается словами:

«Думала, если буду иметь свою копеечку, детей скорее на ноги поставлю. А может, надо было дома сидеть?! Не знаю... Голова кругом идет...»

И дальше:

«Протягивает стопку мелко исписанных листков, вырванных из тетради в клеточку. Это черновик ее письма в народный суд.

Начало письма:

"Я хочу пояснить все, что мне известно, так как моих показаний, что прислали сыну до суда, в бумагах нет "».

А вот еще пример – отрывок из материала Эльвиры Горюхиной «Страшнее империи могут быть только ее осколки»:

«Грузинское село Мамисаантубани ("отцовский уголок") лежит в развалинах. Растет кукуруза-мутант. Валяются орехи. По ветру разносятся странички из школьных учебников...»

-- Да, это типичные варианты описания. Из увиденного и услышанного журналистка отбирает самые важные, самые говорящие детали, и текст получается выразительным, передает и смысл происшедшего, и его эмоциональный колорит. А реконструктивное описание?..

– Я нашел его в другом материале – «Барселонцы! Здравствуйте, я – ваша тетя Нина!» Галины Сапожниковой. Он написан на основе рассказа героини о ее попытке уехать на жительство в Барселону. По-моему, здесь тоже типичный вариант:

«В канун Рождества Клотильда подкатывает на своем мотороллере, каску в руках держит. Нина Михайловна обняла ее и давай реветь... Клотильда махнула рукой: поехали! И помчались они – две бабушки – на мотороллере прямо к "Аэрофлоту "».

– Вы обратили внимание на очень важное обстоятельство: когда журналист дает реконструктивное описание, оно очень выигрывает, если есть указание на источник положенных в его основу сведений. Но особенность этого отрывка в том, что описание здесь используется в комбинации с повествованием – еще одним методом, рассчитанным на воспроизведение фактов через их внешнюю, видимую сторону. Только эта внешняя сторона передается в данном случае не через детали обстановки, облика или поведения людей, а через обозначение основных моментов происходящего: последовательности действий, поступков, событий. Как и описание, повествование было зафиксировано в структурах текста еще Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Бытует оно тоже в двух видах и регулируется теми же правилами.

– В двух видах, то есть существует повествование репортажное и повествование реконструктивное?

– Да. Репортажное, если последовательность происходящего передается как свидетельство автора, а реконструктивное, если она восстанавливается на основании свидетельств других людей.

– Вот, по-моему, как раз комбинация репортажного повествования и описания – очень сильный кусочек в конце материала «Незамеченные люди»:

«В какой-то момент я не выдержала:

– Господи! А было что-то в вашей жизни хорошего помимо плохого?

Она долго молчала. Я спросила:

– Ну, когда вы замуж выходили, мужа любили?

Она вдруг покраснела, засмущалась и тихо-нежно сказала:

– Я его и сейчас...

Слово "люблю" осталось непроизнесенным».

– Верно, здесь комбинируются два метода... А «чистого» повествования там нет?

– Одну минуточку... Нашел реконструктивное повествование:

«В 1970 году Вера Васильевна вышла замуж. Ей было восемнадцать лет.

В 1971 году родилась Люба. В 1973-м родился Александр. В 1978-м – Владимир. В 1979-м – Николай».

А вот есть и «чистое» репортажное, только это из материала Эльвиры Горюхиной «Оквадраченные сердца»:

«Комиссия по розыску и обмену военнопленных располагается в здании бывшего ЦК партии. Мы шли оформлять документы. Никто из комиссии не захотел взглянуть на мальчика, которого майор Измайлов с таким трудом вырвал из плена. Мы так и остались у стен Старой площади. На Сережу пропуск не выписали, на меня и подавно».

– Вот видите, Вам удается с ходу различать в тексте разные варианты подачи реалий. Значит, это не так уж сложно.

Следующий метод предъявления фактов – характеристика. Она позволяет представить тот или иной фрагмент действительности не через внешние проявления, а прямо со стороны сущности. В данном случае мы предлагаем читателю результат работы нашей мысли, добытый посредством сложнейших мыслительных операций, о которых уже шла речь. Процесса этой работы в тексте мы не видим, в основе характеристики – выводы журналиста, причем совсем не обязательно сухие, абстрактные, как в аналогичном производственном документе. Диапазон эмоционального звучания их достаточно широк: от нарочито официального тона до ядовито-саркастического.

– Пожалуйста, нашел – опять у Зои Ерошок. И очень впечатляет:

«Вера Васильевна должна быть забитой, униженной, опустошенной. А она – другая. Измученная жизнью, но не предъявляющая к ней никаких претензий. Исстрадавшаяся, но не ожесточенная. Обладающая личной структурой или хребтом. И – самоотверженная, прощающая. Ее нравственное чувство, ясное, самодостоверное, не нуждается ни в чем лишнем. И может даже странной показаться такая без натужности, без гримас, несудорожная нравственность».

– Само собой разумеется, что воспринимать с доверием авторскую характеристику адресат информации будет лишь в том случае, если она оказывается обоснованной, опирается на убедительные аргументы, как в этом материале. Только надо иметь в виду, что характеристика может относиться не только к человеку, но и к событию, к обстановке, к ситуации в целом.

– А вот кусочек из «Оквадраченных сердец»... Похоже на характеристику, но что-то меня смущает. Послушайте:

«Когда вступают в силу наши законы, не учитывающие ни психических состояний, вызванных пленом, ни чрезвычайных обстоятельств, в каких оказывается конкретный человек с конкретной судьбой, когда эти законы множатся на чиновничью бесчеловечность, мы получаем только одно – бегство».

– Нет, здесь не характеристика. Автор объясняет причины появления такой суровой реалии нашего времени, как бегство. Этот метод может быть так и определен – объяснение. Он тоже призван передавать сущность происходящего, но – через обозначение его причинно-следственных связей. Его часто используют в проблемно-аналитических материалах.

– По-моему, я нашел пример объяснения... Это из материала Анны Политковской «Шакал» в «Новой газете». Читать?

– Разумеется. Я помню этот текст, он примечателен сопоставлением двух кризисных ситуаций: Россия – Чечня и Англия – Ирландия.

– Да. Политковская пишет:

«Итак, ситуация такова: кто-то в Лондоне ведет какие-то переговоры, однако судьба взаимоотношений Ирландии и Лондона решается совсем в другом месте и совсем в других головах. Зачем же переговоры? Зачем эти ширмы?

Ответ тут крайне прост и потому нам может быть даже непонятен. Но не торопитесь с оценками! Переговоры нужны, чтобы не рубить в проблеме сплеча. Чтобы не делать резких движений. Чтобы тянуть время и тем спасти хоть чьи-то жизни. Чтобы не рвались бомбы. Чтобы никто не погиб. Чтобы избежать жертв среди ни в чем не повинных людей – у них не принято допускать летящие щепки при рубке леса. Пусть даже это все будет происходить ценой публичного полуобмана. Игры в слова и символы, за которыми пусто».

– Верно, тут типичный пример объяснения. А дальше, если память не изменяет, Анна использует еще один метод предъявления фактов – рассуждение. Оно, как и характеристика, как и объяснение, служит выявлению сути той или иной реалии, ее значения, перспектив. Только в отличие от характеристики и объяснения в данном случае в центре внимания оказывается и процесс мыслительной работы по выявлению этой сути: вместе с журналистом адресат информации проходит весь путь постижения существа дела. Часто как исходный момент рассуждения журналисты используют вопросную форму выражения мысли.

– Точно, дальше Политковская начинает с вопроса: «Что бы предпочли вы? Такую игру или нашу в "размахнись рука – раззудись плечо"?» Между прочим, и у Зои Ерошок в «Незамеченных людях» есть рассуждение, которое начинается с вопроса:

«Я все думаю: почему она написала в суд это беззащитное и бессмысленное письмо? В котором ни о чем не просила. Которое никто не читал.

Она переживала. Она была в отчаянии. Но главное – форма ее переживаний: детская, наивная, ничего не понимающая.

Я должна сказать. Реагируйте потом как угодно. Но дайте сказать. Соблюдите форму.

Содержание абстрактно. Форма конкретна.

Форма – это то, что содержит. Как хорошо скованный обруч держит бочонок. Форма – это единственное, что может держать. Все остальное – песок, на котором ничего нельзя построить.

Форма содержит кисель нашей психики. Или ты кисель, растекающийся в потоке. Или – приобретаешь способность сохраняться».

– Очень интересный пример. Автор идет к пониманию характера героини материала через включение сведений о ней в контекст своих ранее сложившихся представлений, а в итоге – существенно обогащает эти представления и получает вывод общего плана, применимый ко многим людям, ко многим реалиям.

– Но в этом отрывке есть и нормативы, и образы...

– Мы можем обнаружить их и в характеристике, и в объяснении, даже в описании и повествовании. Они же для того и служат, чтобы «высвечивать» смысл фактов. Контекст во всех этих случаях возникает во многом благодаря им. А вот как они предъявляются – это вопрос особый, и мы сейчас должны будем его рассмотреть. Только прежде закончим разговор о методах предъявления фактов.

– А разве мы еще с ними не справились?!

– Есть еще один метод, о котором мы не говорили: типизация. Это обобщенная подача сведений о действительности в виде неких условных картин, «суммарных фактов» или образов, близких к художественным. Типизация чаще всего используется в так называемых «безадресных», беллетризованных материалах, занимающих промежуточное положение между журналистикой и художественной литературой. Однако и в обычных журналистских текстах нередко встречаются фрагменты, иногда довольно развернутые, где факты теряют значительную долю конкретности, зато приобретают масштабность благодаря типизации. Посмотрите, пожалуйста, материал Анатолия Рубинова «Какой же надо иметь порядок, чтобы так его охранять?» в «Новой газете». Там есть абзац, который начинается словами «На рынках их боятся больше всего».

– Нашел. Да, вот типизация:

«Не мною замечено: многие рыночные милиционеры утром приходят на свою боевую службу, по-армейски размахивая обеими свободными руками, а вечером, довольные жизнью и погодой, уходят с тяжелыми сумками. В обеих руках».

И дальше в таком же духе.

– Надо сказать, что использование этого метода обязывает журналиста к большой ответственности: очень важно, чтобы за обобщениями такого рода стояла подлинная жизнь.

Ну, а теперь обратим внимание на второй ряд методов предъявления ЭВС. Как мы вносим в текст образы и нормативы, существующие в культуре? У Вас есть по этому поводу какие-то соображения?

– Пожалуй, да. Во-первых, непосредственно через лексику – ведь она тоже несет в себе образы. Помните рассуждение Зои Ерошок про содержание и форму? Песок, кисель, обруч, который держит бочонок... Она берет вроде бы обычные слова, но...

– Они представляют собой обозначение чувственно воспринимаемых образов, включаемых в новые связи, и потому становятся ключом к новым поворотам мысли. Это так называемая словесная инкрустация – самый распространенный метод предъявления образов и нормативов в журналистских материалах. Но отнюдь не самый простой: очень велика опасность впасть в грех банальности. «Слова у нас – до малого самого – в привычку входят, ветшают, как платье», – заметил в свое время Владимир Маяковский...

Другой распространенный метод – цитирование. Тут все ясно: речь о дословном воспроизведении отдельных фрагментов из произведений науки, литературы, искусства, общественно-политических и государственных документов, афоризмов, пословиц, поговорок.

– Это Вы продемонстрировали, вспомнив Маяковского... Но, мне кажется, сейчас цитирование не так уж часто используется. Хотя... Поди ж ты, – в статье Александра Минкина есть! Смотрите:

«...В начале шестидесятых в нашей стране тоже было много экстравагантных перемен. Тогда один очень старый человек по фамилии Эренбург написал стихи, которые кончались так:

Хитро придумано,

признаться,

Чтоб хорошо сучилась нить,

Поспешной

сменой декораций

Глаза от мыслей отучить».

– Да тут примеров и не требуется, вариант простой...

Собственно, сложного и в остальных методах нет: ссылка (апеллирование) – это указание на тот материал культуры, который автор имеет в виду, без подробного его раскрытия (предполагается, что он аудитории хорошо известен); изложение – свободный авторский пересказ такого материала; переосмысление — новая, автору текста принадлежащая трактовка известных образов или нормативов.

– Вы знаете, в «Незамеченных людях» есть фрагмент, где образы и нормативы вводятся последовательно всеми этими методами: сначала идет изложение, потом переосмысление, потом апеллирование, снова переосмысление... Но он так целостен, так хорош, что препарировать его кажется кощунственным.

– А не надо препарировать. Давайте просто прочтем.

– Он идет после рассуждения, где речь о форме, – мы с ним уже знакомы:

«Это произошло во времена Фридриха Великого. Двести лет назад Фридриху Великому мешала находившаяся рядом с его владениями мельница одного крестьянина. Он пригрозил конфисковать мельницу. На что крестьянин ответил: "Но в Пруссии еще есть судьи!" Король смутился. И велел на своей летней резиденции выгравировать слова крестьянина: "В Пруссии еще есть судьи!"

Такое чувство формы (а закон есть один из классических случаев формы) является очень деликатным и тонким продуктом.

Чтобы на земле что-то выросло, нужен культурный слой почвы. Который нарастает по сантиметру, очень долго и медленно.

Английский газон потому английский газон, что его обрабатывают каждый день двести лет. Каждый день в течение двухсот лет откладывается то, что можно назвать гумусом.

И наши души таковы.

Чтобы в Пруссии времен Фридриха Великого крестьянин мог самым инстинктивным и естественным образом сказать, что в Пруссии есть к кому обратиться, до этого тоже, наверное, должно было пройти лет двести.

А для нас сегодня естественно, что Вере Васильевне не к кому обратиться.

И все-таки мне кажется: тот прусский крестьянин и Вера Васильевна – родственные души. Вера Васильевна тоже говорит свое самым инстинктивным и естественным образом».

– Этот фрагмент примечателен еще и тем, что показывает: если журналист свободно владеет всей палитрой методов творчества, его письмо становится естественным, как дыхание, оживает множество ассоциативных связей, оказываются возможны глубокие умозаключения по аналогии.

– Вы считаете, что на радио и телевидении все эти методы предъявления ЭВС тоже используются?

– Да, причем там возникают дополнительные возможности. На радио к «силе слова» добавляется сила воздействия музыкальных и звуковых образов, а на телевидении происходит любопытное «распределение обязанностей» между звукорядом и видеорядом: последний, как правило, становится «полем» наглядного предъявления фактов и образов, а первый «несет» в себе предъявление нормативов и фактов (со стороны сущности).

– Ну, а если я делаю материал в жанре интервью, тогда как быть с ЭВС и методами их предъявления? Ведь на диктофон текст в основном наговаривает собеседник...

– Но вопросы-то задаете Вы! Вот и помогите ему, постарайтесь «вывести» его на разные варианты подачи фактов, на те или иные ассоциации. Интересный человек и говорит интересно, если помочь ему освободиться от зажима, «расковать» его. А что касается диктофона... Впрочем, это уже тема следующей беседы.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел журналистика