Льюис К. Возрождение или упадок?

Статья опубликована: "Punch", 1958, 9 июля.

Неужели вы не видите, - сказал наш ректор, - что на Западе очень сильно растет интерес к религии? На это нелегко ответить. "Очень сильно" - пустые слова без статистики, а у меня нет cтатистических данных. Кроме того, мне кажется, ректор неправильно ставит вопрос. Когда почти все верили, "интереса к религии" быть не могло. Те, кто верит в богов, поклоняются им, и только сторонний свидетель называет это религией. Менады стремились к Дионису, а не к Религии. Mutatis mutandis1 это относится и к христианам. С той минуты, как вы предались Богу, ваш интерес к религии кончился. Вам уже не до него. На наши лекции и дискуссии ходит очень много народу, но это не доказывает, что стало много верующих. Каждое истинное обращение уменьшит нашу аудиторию.

К вышеупомянутому интересу относятся теперь с уважением, и я не вижу, почему бы ему не расти. Вполне естественно для человека пребывать в неуверенности. Однако только глупому не видно, что это еще и легче всего. Истинное христианство и последовательный атеизм предъявляют к нам требования. Когда же мы берем утешения веры без ее тягот и свободу неверия без его философского и эмоционального воздержания - это, может быть, и честно, но уж никак не трудно.

- Неужели вы не заметили, - говорил ректор, - что христианство почитают в самых элитарных кругах? Интеллигенция идет к вере. Такие люди, как Маритэн,2 как… Но я не обрадовался. Конечно, верующий интеллектуал типичен для нашего времени. Однако было бы намного утешительней, если бы именно сейчас интеллектуалы (кроме ученых) не потеряли наконец всякой связи с остальным человечеством. Лучших поэтов и критиков читают, без особого восторга, лучшие критики и поэты, и никто другой их не замечает. Вполне интеллигентные люди, которых становится все больше, просто не знают, чем заняты высоколобые, а те в свою очередь знать не хотят о них. Поэтому обращения интеллектуалов мало на кого влияют. Более того, бытует подозрение, что это - очередная снобистская мода, новый способ шокировать мещан, вроде сюрреализма. Конечно, подозрение такое жестоко, но и высоколобые наговорили о ближних немало жестокого.

- А там, - продолжал ректор, - где еще не воцарилась вера, люди снова обратились к нашему духовному наследству. Западные, я бы даже сказал - христианские, ценности…

Мы вздрогнули. Я же при этом вспомнил войну, ангар из рифленого железа, несколько коленопреклоненных летчиков и молодого капеллана, провозглашающего: "Научи нас, Господи, любить все то, что Ты защищаешь!" Он был совершенно искренен, и я верю, что "все то" включало в себя не только "западные ценности". Но у него выходило, что Бог - не вершина, не цель, а некое существо, у которого, на наше счастье, высокие идеалы. За это мы Его и ценим. Он, конечно, ведет нас - но к чему-то, к какой-то другой цели, вне Его Самого. Насколько больше веры в словах Августина: "Ты создал нас для Себя, и неспокойно сердце наше, пока не упокоится в Тебе!".3 Даже у менад веры больше.

- А то, чем пытались заменить религию, вконец дискредитировано, - сообщил ректор. - Наука теперь - скорее пугало, чем идол. Утопия, небо на земле…

Как раз вчера мне рассказывали, что на какие-то слова о смерти одна молодая девушка ответила: "Ну, к тому времени, когда я состарюсь, ученые что-нибудь придумают!" Вспомнил я и о том, как часто мои неуниверситетские слушатели убеждены, что все плохое в человеке рано или поздно (скорее, рано) исправит "образование". Потом я припомнил, как кто-то написал мне, что меня надо высечь за веру в непорочное зачатие. Когда меня познакомили с известным писателем, он отвел взор, что-то пробормотал и поскорее скрылся. Какой-то американец спрашивал меня, не летающая ли тарелка колесница Илии. Я встречал теософов, английских иудаистов, пантеистов, буддистов. Почему такие, как наш ректор, говорят о религии? Не лучше ли говорить о религиях? Мир кишит ими. Слава Богу, есть среди них и христианство. Я получаю письма от святых, не подозревающих о своей святости, и преклоняюсь всякий раз перед их верой, радостью, смирением и даже юмором среди невыносимых страданий. Пишут мне и недавно обратившиеся, прося простить их за то, что много лет назад они, по их мнению, обидели меня в каком-то ученом споре.

Все это видел я сам, и все это - "Запад". Ректор этого не видел. Он черпает сведения из книг, а там почти не пишут о тех проявлениях святости, богохульства и безумия, среди которых мы живем. Более того, он не знает, что у большинства людей просто нет в голове измерения, которое для него само собой разумеется. Поясню это двумя примерами. В какой-то статье я упомянул о естественном праве, и старый полковник (по всем признакам - anima сandida4 написал мне и спросил, нет ли об этом праве "хорошей брошюрки". Другой пример. Как-то во время войны мы дежурили втроем на крыше - рабочий, ветеран первой мировой и я. Мы с бывшим военным рассуждали о причинах войн и пришли к выводу, что эта - не последняя. "Как же так! - всполошился рабочий, помолчал немного и спросил: - А зачем мы тогда живем?" Впервые в жизни перед ним встал философский вопрос. То, о чем мы размышляли всегда, только сейчас стало для него проблемой. В нем открылось новое измерение.

Существует ли однородный "Запад"? Не думаю. Религии, словно комары, жужжат вокруг нас. Одна из них - серьезное поклонение полу, которое не надо путать с бездумным поветрием фривольности. Какие-то зачатки религий возникают в научной фантастике. Как всегда, есть и христиане. Разница только в том, что теперь христианином не надо притворяться. К этому, в сущности, и сводится так называемый упадок веры. А в остальном - так ли уж отличается наше время от других времен и наш Запад - от других частей света?

1) Изменив то, что следует изменить

2) Жаr Маритен (1882-1972) - католический богослов, томист. Уделял большое внимание вопросам этики.

3) Блаженный Августин (354-436) в католической традиции (святой Августин) - христианский мыслитель. Слова: "Ты создал нас для Себя…" - из его "Исповеди*.

4) Чистая душа (лат.)

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел художественная литература