Библиотека Гумер - Экономика и менеджмент

Однако говорить о том, что деньги представляют собой некий психологический «черный ящик», непознаваемую «вещь в себе», тоже нет оснований. В мировой художественной литературе раскрывается широчайший спектр тончайших психологических оттенков интимных переживаний человека, связанных с деньгами. Общие, глубинные, архетипические «истории денег», своеобразные «экономические мифы», можно обнаружить в древней и современной мифологии. И если предположить, что деньги, история существования которых насчитывает многие тысячелетия, как психологический феномен присутствуют в человеческом сознании в виде первичного мифологического архетипа, то единственным ключом к этому архетипу может оказаться мифология, мифологический анализ. Вместе с тем взаимоотношения мифологии и денег весьма своеобразны. Миф не терпит однообразной скупости бухгалтерских книг, а холодный экономический расчет уничтожает сам дух мифа. Однако надежды, что с наступлением третьего тысячелетия - времени технического прогресса и практичных деловых людей, измеряющих жизненный успех лишь количеством нулей на банковском счете, мифология наконец уйдет из человеческой жизни, не оправдались. Мифология сохранилась. Неисчерпаемый её источник - реклама. Чуткие к вибрациям человеческих душ специалисты по рекламе обрушили на потребителей полчища мифических персонажей от средневековых богатырей и красавиц из «Тысячи и одной ночи» до обитателей древних греческих и египетских мифологических миров. И не ошиблись. Сказочные рекламные герои с избытком вернули вложенные в производство деньги.

В 2001 году общественной организацией «Открытая Россия» и московским издательством «Вагриус» была осуществлена интересная попытка литературного оправдания денег. На волне всенародного разочарования построением в России капитализма с человеческим лицом и патологической нелюбви населения страны к богатым был проведен литературный конкурс «Жизнь состоявшихся людей». Учредители конкурса средствами литературы пытались возвысить идеи и ценности рыночной экономики и бизнеса. Приз был назначен в 150000 рублей. Однако спрос, вопреки законам рынка, не родил предложения. Литературного шедевра, бестселлера, на эту тему не получилось. Очевидно, организаторы конкурса не учли, что в мировой литературе шедевров на подобную тему никогда не было.

фильмы и спектакли. Миф родил вокруг себя целую науку, которую по ассоциации с филологией или психологией хотелось бы назвать мифологией, что невозможно, поскольку в языке мифология и есть собрание мифов. Впрочем, науку о мифологии, имеющую среди своих отцов основателей таких знаменитых ученых, как Тайлор, Юнг, Фрейд, Кассирер, в силу постоянного тиражирования бесчисленных толкований мифов также можно смело отнести к мифологии.

Таким образом, миф, подобно библейскому Богу - в силу своей повторяемости, вечно живой. Забытьи! миф - больше не миф, как и умерший бог - больше не бог.

Вторая черта мифа - ирреальность. Традиционно миф - фантастическая история. Фантастичность мифа есть не только отражение наивных иллюзий первобытных народов. Создавая миф, человек пытался объединить реальное пространство своего материального существования и субъективное пространство собственной души, создавая в мифе качественно иной, уникальный мир, в котором «внутреннее пространство» человека трансформирует пространство «внешнее».

Я Иоанн, брат наш и соучастник в скорби и в царствии и в терпении Иисуса Христа, был на острове, называемом Патмос, за слово Божие и

за свидетельство Иисуса Христа.

Я был в духе в день воскресный, π слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я еемь Альфа и Омега, Первый и Последний.

(Откровение Иоанна Богослова 1:9 - 10)

Объединение реального и субъективного мира определяет специфику мифа, позволяя человеку находиться одновременно в «параллельных» пространствах, наблюдая их взаимовлияния. История человека как мифического героя может начаться в реальном мире, как, например, история Одиссея, родившегося на греческом острове Итака, после Троянской войны отправившегося в далекое путешествие по волшебным островам бескрайних морских владений бога Посейдона, затем попавшего в подземное царство мертвых и через двадцать лет скитаний вернувшегося домой.

История же ветхозаветного Адама, в противоположность античному Одиссею, начинается в ирреальном пространстве, в саду Эдема, откуда Адам со своей женой Евой по воле Бога отправляется в «путешествие» в объективную земную реальность.

8

Мифологическая ирреальность, фантастичность литературно-го или кинематографического произведения в силу своей тиражированное^!, постоянного и множественного прочтения, превращенного в миф, может быть не явной, но скрытой, присутствующей лишь на уровне эстетики произведения. Она может лишь подразумеваться, ее дух может незримо витать в пространстве рассказанной истории и обнаруживаться, как, например, в фильмах Андрея Тарковского, в шуме ветра, неспешном течении воды, в старых, забытых вещах и, наконец, в долгом, нескончаемо долгом молчании. Или, как у Федора Михайловича Достоевского в «Преступлении и наказании», в странной идее, явленной в этот мир из мира иного.

- Я не верю в будущую жизнь. - сказал Раскольников. Свидригайлов сидел в задумчивости.

А что, если там один пауки или что-нибудь в этом роде, - сказал он вдруг.

- Это помешанный, - подумал Раскольников.

-  Нам вот вес представляется вечность как идея, которую понять нельзя, что-то огромное, огромное! Да почему же непременно огромное? И вдруг, вместо всего этого, представьте себе, будет там одна комнатка, эдак вроде деревенской бани, закоптелая, а по всем углам пауки... Мне, знаете, в этом роде иногда мерещится.

- И неужели, неужели вам ничего не представляется утешительнее и справедливее этого! - с болезненным чувством вскрикнул Раскольников.

- Справедливее? А почем знать, может быть, это π есть справедливое, и знаете, я бы так непременно нарочно сделал! - ответил Свидригайлов неопределенно улыбаясь [2].

Иррациональность, фантастичность, - необходимая черта мифа, поскольку только она делает миф субъективный историей человека о человеке и для человека.

Третья черта мифа - проявленность в реальности.

Вопрос о проявленности мифа в реальности, о возможности свершения мифа, относится больше к интуиции, чем к объективной логике.

Эдипов комплекс, описанный Зигмундом Фрейдом, вечный мотив отцеубийства, преследующий каждого мужчину, - лишь догадка отца психоанализа. Ей нет объективного подтверждения. Но мысль о том, что так же как царь Эдип был не в силах изба-

9

виться от судьбы, предсказанной ему Дельфийским оракулом, гак π .поди не в состоянии отречься от своей мифологии, не покидает человеческую культуру. Миф идет на шаг впереди человеческой истории.

Так «демократический» миф античности - антропоморфное многобожие, совместное житие о.шмп и неких богов и героев, похожее на красочный коллективный спектакль в отсутствие главного, доминирующего героя, воплотился в реальности в демократичную антропоморфную культуру и государственность древней Эллады, а затем и древнего Рима. Однако, приняв «тоталитарный» миф христианства с одппм-единственным доминирующим героем - Христом, сияющий, многобожный и многоликий Рим прекратил свое существование. По крайней мере, язычники времен заката Римской империи в предчувствии приближающейся катастрофы обвиняли во всем императора Константина, начавшего христианизацию страны. Такой вывод был сделан римским историком V века Зосимом [3]. Новая мифология, принеся с собой новую эстетику, новые ценности, новые отношения между людьми, расшатала устои античной империи, которая вскоре пала под мощным натиском северных варваров.

Наблюдавший картину падения Рима с другого мифологического берега патриарх раннего христианства, епископ гиппонский Блаженный Августин, видел причину крушения империи, наоборот, в старой мифологии и всей истории империи. В книге «О граде¹ Божьем», Августин писал, что отрекается от римской старины, что добродетели и великие подвиги римлян - суета, гордость и насилие. Рим построен на крови. Один из братьев - мифологических основателей города - убил другого. Лишь кровопролитием Рим получил свое господство над миром. Великие завоеватели древности. Александр, Сципионы, были лишь великими разбойниками. Все государства на земле, писал Августин, все, что сложено человеческими руками, должно разруш 11ться, ибо оно держится на жадности, властолюбии и страстях, внушенных дьяволом. Только одна община, одно государство будет расти и множиться - Град Божий. Это государство - церковь. Его образуют святые на небе и верующие на земле. Его глава - Христос. Оно будет навеки.

В новой, христианской, мифологии из идеала государственности, из агрессивного льва, животного, являющегося одним из символов Рима, империя превратилась в едва живое, изъеденное страшными язвами существо, близкая смерть которого была уже предрешена.

10

Хотя, безусловно, падению Рима способствовало множество условий экономического, политического и демографического характера. В обширной литературе, посвященной этой теме, причин гибели империи приводится несколько десятков. Однако само принятие религиозно-либеральной империей жестких догм раннего христианства можно сравнить с гипотетической возможностью принятия Соединенными Штатами Америки ортодоксального ислама. Последствия подобного изменения коллективного «государственного» мифа трудновообразимы. Это была бы уже другая страна.

Правда, Рим долго сопротивлялся принятию новой религии. Однако тщетно. Первый шаг к этому выбору был сделан даже не сочувствующими христианству плебсом или аристократией, и не первым христианским императором Константином, а язычником Марком Аврелием, последним императором, который вел победоносные войны против диких германцев. Впрочем, Марк Аврелий не питал к христианству особых симпатий. Он лишь одним из первых почувствовал «холодное дыхание смерти» античного мифа, до этого много тысячелетий питавшего великих философов, поэтов, политиков и полководцев.

Как быстро все исчезает; из мира - все телесное, из вечности - память о нем, и каково все чувственное, в особенности то, что приманивает наслаждением, или пугает болью, о чем в ослеплении кричит толпа. Как это убого и презренно, смутно и тленно, мертво! |41.

После Марка Аврелия звезда Рима стала клониться к закату.

Следующая трансформация человеческой истории новым коллективным мифом началась спустя три столетия после падения Рима, на Аравийском полуострове. Однако если тоталитарный миф христианства способствовал разрушению языческой Римской империи, то тоталитарный миф ислама империю создал. До появления ислама время словно остановилось над знойной Аравией и его течение определялось лишь медленной поступью верблюжьих караванов по песчаной Аравийской пустыне. В доисламской Мекке у источника Земзем в древнем храме Кааба (по Исламской легенде, воздвигнутый библейским Авраамом (Ибра-хпмом)). идол Аллаха, главного бога племени курейшитов, столетия стоял вместе со множеством идолов других верований и религий. Подобный же храм всех богов - Пантеон существовал и в языческом Риме. В 25 г. до н. э. он был возведен императором

11

марком Випсанием Агриппой. Участь идолов того и другого храма известна.

Появление нового «тоталитарного» мифа в Аравии стремительно изменило огромные территории Ближнего Востока и Северной Африки. Двадцать лет понадобилось пророку Мухаммеду, услышавшему голос Аллаха, чтобы завоевать Мекку и очистить от идолов храм Кааба. Еще двадцать понадобилось пророку и его сподвижникам, чтобы на территориях с преимущественно родоплеменны.м укладом построить гигантскую империю,сединой религией и централизованным управлением. По историческим меркам - сроки фантастически короткие. В то время как античный дух, принесенный в Азию тысячелетие назад Александром Македонским и поддерживаемый впоследствии Римом, под натиском ислама исчез практически без следа, оставив после себя лишь руины языческих храмов. Хотя сам Александр, под именем Искандер, в исламскую эпоху вошел в иранскую мифологию как легендарный шах иранской крови.

Следующая грандиозная попытка смены коллективного мифа произошла в Европе в конце XIX века, после написания Карлом Марксом знаменитого «Капитала». Уже через столетие после выхода книги больше половины населения Земли (после победы коммунистов в Китае) жило при коммунистическом режиме. Уникальность этого исторического поворота состояла в том, что в рамках народившейся коммунистической идеологии была осуществлена попытка полной демифологизации жизни общества. Была упразднена религия как источник мифа. Были упразднены частная собственность и власть денег, в которых идеологи коммунизма чувствовали темную иррациональную силу. Из экономики коммунисты полностью исключили рыночные тенденции, определяемые неконтролируемыми и не предсказуемыми тектоническими сдвигами коллективного бессознательного. И тем не менее вырваться из рамок мифологии не удалось. Плановая рациональность общественного устройства быстро превратилась в свою противоположность. Уже через несколько лет после революции труды основоположников марксизма стали восприниматься как Священное писание. Если прежде христиане говорили об умершем, но живом Боге, то русские коммунисты стали говорить об умершем, но вечно живом Ленине.

Ленин и сейчас живее всех живых.

(Маяковский В.В., «Владимир Ильич Ленин››)

12

Средневековую инквизицию, сжигавшую на кострах еретиков, заменило ГПУ, расстреливавшее инакомыслящих. Хранимые в церквах мощи святых были заменены мощами коммунистических вождей, выставленными на всеобщее обозрение в стеклянных гробах.

Правоверные христиане ждали Рая, пролетарии - коммунизма.

С наступлением царствия Божьего, согласно христианскому мифу, светская власть и государство должны исчезнуть, при коммунизме также предполагалось полное отмирание государства

С приходом Мессии мертвые воскреснут. При коммунизме... Тема бессмертия довольно широко обсуждалась в идеологической коммунистической литературе. Считалось, что со временем паука сможет дать человеку бессмертие. Для поэтов же той эпохи бессмертие было делом решенным.

Может, может быть, когда-нибудь,

дорожкой зоологических аллей

и она -

она зверей любила -

тоже ступит в сад,

улыбаясь, вот такая, как на карточке в столе.

Она красивая -

ее, наверно, воскресят.

(Маяковский В.В., «Про это»)

А общение коммуниста с вождем по своему духу было идентично общению верующего с иконой.

Двое в комнате, Я

и Ленин, фотографией па белой стене.

(Маяковский В.В., «Разговор с товарищем Лениным»)

Четвертая черта мифа - эстетическая уникальность и сюжетная самодостаточность.

Законченный сюжет и уникальная эстетика - крайне важные характеристики, делающие миф «закрытой» историей. Миф самодостаточен по своей природе. Он претендует на «полное» описание жизни, «полную» картину мира. Он сопротивляется лю-

15

бому вмешательству извне. Он не переносит трансформации. Любой состоявшийся религиозный миф закрыт для новых пророков и мифотворцев.

Если восстанет среди тебя пророк, или сновидец, и представит тебе знамение или чудо, и сбудется то знамение или чудо, о котором он говорил тебе, и скажет притом: пойдем вслед богов иных, которых ты не знаешь, и будем служить им: то не слушай слов пророка сего, или сновидца сего; ибо чрез сие искушает вас Господь, Бог ваш, чтобы узнать, любите ли вы Господа. Бога вашего, от всего сердца вашего и от всей души вашей;

Господу, Богу вашему, последуйте и Его бойтесь, заповеди Его соблюдайте и гласа Его слушайте, и Ему служите, и к Нему прилепляйтесь.

А пророка того или сновидца того должно предать смерти за то, что он уговаривал вас отступить от Господа, Бога вашего, выведшего вас из земли Египетской и избавившего тебя из дома рабства, желая совратить тебя с пути, по которому заповедал тебе идти Господь, Бог твой; и гак истреби зло из среды себя.

Если будет уговаривать тебя тайно брат твой, [сын отца твоего или] сын матери твоей, или сын твой, или дочь твоя, или жена на лоне твоем, пли друг твой, который для тебя, как душа твоя, говоря: пойдем и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои, богам тех народов, которые вокруг тебя, близких к тебе или отдаленных от тебя, от одного края земли до другого: то не соглашайся с ним и не слушай его: и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его; по убей его; твоя рука прежде всех должна быть па нем, чтоб убить его, а потом руки всего народа. (Второзаконие. 13:1-9)

Точно так же и в исламской традиции, в длинной череде пророчеств посланников Аллаха, начиная с Авраама (Ибрахима), Моисея, иных библейских пророков, Иисуса Христа, Мухаммед - последний пророк, «печать пророков» (Коран 33:40), передавший последнее истинное слово Бога. После Мухаммада уже никаких иных пророков быть не может.

Религиозный миф, как впрочем и любой миф, существует в строго определенном эстетическом каноне, в рамках которого излагается его содержание. Изменение эстетического канона приводит психологическому несоответствию содержания и смысла мифа, деформации смысла, нарушению восприятия мифа. Как, например, духу и эстетике христианского мифа не соответствует эстетика пушкинской «Гаврилиады» воспроизводящей текст Священного Писания.

14

II ты, господь! познал ее волненье,

И ты пылал, о боже, как и мы.

Создателю постыло вес творенье,

Наскучило небесное моленье, -

Он сочинял любовные псалмы

И громко пел: «Люблю, люблю Марию,

В унынии бессмертие влачу...

Где крылия? К Марии полечу

И на груди красавицы почию!..»

11 прочие..., все. что придумать мог, -

Творец любил восточный, пестрый слог.

Историю непорочного зачатия Пушкин изложил в «Гаврили-аде» не в христианской, а в римской эстетике. Он поведал ее не как ревностный христианин, а как веселый римлянин времен раннего и еще не признанного христианства. Он превратил миф в банальность, лишив историю ирреальности и мистического напряжения. По духу и эстетике изложения это была уже совсем другая история, хотя и с прежними персонажами. «Гаврилиада» в 1821 г. в рукописном варианте анонимно разошлась по Петербургу. Вскоре власти стали искать автора богохульного произведения. Пушкин долго отказывался от авторства поэмы. Признался он лишь позднее, под сильным давлением полиции.

Подобное несоответствие эстетики и содержания мифа или столкновения разных мифологических сюжетов можно назвать мифологическим конфликтом. Этот конфликт особенно ярко проявлялся в времена СССР.

Как и христианская инквизиция одухотворенная великими откровениями Учителя, коммунистическая власть зорко следила за чистотой собственного мифа в искусстве. Гонениям подвергались не только противники господствующей идеологии, но и писатели, которые просто «не совпадали» с ней. Так, братья Стругацкие в своих воспоминаниях [5] писали, что основная вина, вменяемая им советской цензурой, состояла во «вредном подтексте» их произведений. Впрочем, в чем состоял этот вредный подтекст никто из цензоров не смог сформулировать. Безусловно, речь шла о чисто эстетическом восприятии литературного текста, который не соответствовал эстетике главенствующего мифа.

По этим же, эстетическим мотивам преследовался и был выслан заграницу, впоследствии лауреат Нобелевской премии по литературе, поэт Иосиф Бродский. Его эстетика также не соот-

15

ветствовала государственной коммунистической мифологии. Она была другая.

И выезжает на Ордынку

такси с больными седоками, π мертвецы стоят в обнимку с особняками.

(Бродский ИЛ, «Рождественский романс»)

Для сравнения можно привести гимн советских пионеров тех времен.

Взвейтесь кос грамм, синие ночи, мы пионеры, дети рабочих! Близится эра светлых годов. Клич пионеров всегда будь готов!

(«Гимн пионеров Советском Союза», ел. А. Жарова)

Советское государство в судебном порядке лишило Иосифа Бродского звания поэта, справедливо полагая, что поэтом может быть лишь «правильный» мифотворец. Более того, история суда над Бродским в силу своей иррациональности и четкого соблюдения эстетических канонов коммунистического судопроизводства сама превратилась в миф и впоследствии стала тиражироваться в средствах массовой информации, как страшные сказки Гофмана пли абсурдные романы Кафки.

Тщательно хранимая апологетами, эстетика .мифа включает в себя не только особую, присущую ей поэтику, которая формирует специфическое пространство мифа. Она определяется также сюжетной чистотой. Миф, как литературная история, не допускает «чужих» героев и «лишних» сюжетных линий. В одном литературном произведении невозможно свести героев разных романов. Остап Бендер и Федор Раскольников никогда не встретятся. Как, впрочем, Христос и Конфуций. Они не могут существовать в одном пространстве. Так и Иосиф Бродский не мог жить в коммунистической России. Он был героем не ее романа.

Чуждый элемент в мифе вызывает непреодолимый физиологический протест и без сожаления удаляется, уничтожается. Христианский миф, проповедующий всеобщую любовь и прощение, не прощает лишь одного своего персонажа- Антихриста. Любой грешник может быть прощен. Но не он. Он один достоин проклятья.

16

I Iotomv что он «иной». Он из другого мифа. Дохристианского. Он был уже тогда, когда Христос еще не родился. Он из блудного Вавилона, из карнавального, безумного Рима. I [едаром первые христиане называли антихристом эстетствующего шута и оттого еще более страшного гонителя христианства -- римского императора Нерона. Он был чужим. Его последние слова перед самоубийством: «Какой артист умирает». В христианском мифе ему не место.

Пятая черта мифа - катпарсическое завершение. Миф должен завершаться катарсисом. Это цель мифа. Сопротивление измерению уникальной эстетики и нарушению сюжетной линии мифа связано со страхом недостижения катарсического прозрения.

«Катарсис» - греческое слово. В широкий обиход его ввел Аристотель. В «Поэтике» Аристотель писал о катарсисе как о душевной разрядке, испытываемой зрителем в процессе сопере-живания трагедии. Синонимы этого слова - очищение, экстаз, прозрение. Катарсис определяет сущность мифа. На волне эмоционального переживания он выводит человека за рамки обыденной реальности в иное, метафизическое пространство. Катар-оическое завершение христианского мифа - Апокалипсис.

II увидел я понос небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет.

И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный, как невеста, украшенная для мужа своего.

И услышал я громкий голос с неба, говорящий: се, скиния Бога с человека ми, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог будет Богом их.

11 отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло.

(Откровение Иоанна Богослова 21:1-4)

На уносящей к катарсису эмоциональной волне строятся религиозные ритуалы и искусство. Если искусство не ведет к катарсису - это не искусство. Если путь веры не ведет к прозрению - это не путь.

Шестая черта мифа - трагичность. Миф, по обыкновению, трагичен. Трагичность мифа имеет двойственный характер, как двояко и человеческое восприятие мифа. Человек может присутствовать в мифе. Или быть наблюдателем мифа. Он может находиться внутри либо снаружи. Присутствие внутри означает интимное переживание мифа. Следование его сюжету, его духу,

I /

счо букве и получение того, что и было обещано - новых чувств и катарсического прозрения - видения новой реальности. Однако попасть в иную, катарсическую реальность означает исчезнуть, умереть в прежней. Этого требует религия. На этом построены

шаманские ритуалы. На этом основаны мифологические обряды инициации древних народов. Чтобы индейский мальчик стал воином, он должен умереть как ребенок. Его отводят в темную пещеру, несколько суток он остается там без нищи и воды в ожидании ритуальной смерти. 11.111 настоящей. Он этого не знает. Он знает лишь, что, пройдя через смерть, он сможет стать мужчиной. И он должен через нее пройти. Когда истинный шахид отдает жизнь за Аллаха, он не знает страха. Когда солдат идет в атаку за Родину и Вождя, он не знает страха. Боится лишь «внешний» наблюдатель мифа. Он чувствует потерю. Он не попадает в эмоциональную волну, которая захлестывает участника мифа. Миф - трагедия для наблюдателя. Но счастье для участника. У них разное ощущение ухода, смерти. И у каждого из них свой реквием. Для тех, кто остается, звучит отчаянно-пронзительный похоронный марш Шопена, для тех кто уходит - вдохновенный реквием Моцарта. Это разная музыка.

Седьмая черта мифа - пророчество.

Человек, создающий миф, пророчествует. Он говорит не от своего имени, но от имени Бога. Первым человеком в Ветхом завете, кто записал слова Бога, был Моисей. Это случилось, согласно преданию, во времена египетского фараона Рамзеса Великого около 1300 г. до и. э.

И сказал Господь Моисею: взойди ко Мне на гору И будь там: и лам тебе скрижали каменные, и закон и заповеди, которые Я написал для научения их.

И встал Моисей с Иисусом, служителем своим, и пошел Моисей на гору Божию. А старейшинам сказал: оставайтесь здесь, доколе мы не возвратимся к вам; вот Аарон и Ор с вами; кто будет иметь дело, пусть приходит к ним.

И взошел Моисей на гору и покрыло облако гору. И слава Господня осенила гору Синай; и покрывало ее облако шесть дней, а в седьмой день Господь воззвал к Моисею из среды облака.

Вид же славы Господней на вершине горы был пред глазами сынов Израилсвых, как огонь поядающий.

Моисей вступил в средину облака, и взошел на гору; и был Моисей на горе сорок дней и сорок ночей. (Исход 24:12-18)

18

Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облаченного в подари по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи Его - как пламень огненный; и нот Его подобны халко-ливану, как раскаленные в печи, и голос Его - как шум иол многих.

Он держал в деснице Своей семьзвезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лице Иго     как солнце, сияющее в силе своей.

И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И Он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я семь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. (Откровение Иоанна Богослова 1:12-18)

Тема вселенской, апокалиптической катастрофы, конца света, принадлежит лишь постархаической мифологии. В архаике ее пег. Мир в архаической мифологии вечен.

Следующая тема, кардинально различающая старую и новую мифологию, - человек.

В греческой архаике человек играет второста генную роль. Он зависим от высших сил. он лишен свободы, он является лишь частью огромной, живой, движущейся по извечным законам Вселенной. Он знает ее начало и еще не имеет предчувствия конца. Он является игрушкой в руках богов. Такими были греческие цари и герои.

Как простой странник отправился Эдип в Дельфы. Прибыв туда, вопросил он оракула. Ответил ему лучезарный Аполлон устами прорицательницы пифии:

Эдип, ужасна твоя судьба! Ты убьешь отца, женишься на собственной матери, и от этого брака родятся дети, проклятые богами и ненавидимые людьми.

В ужас пришел Эдип. Как избежать ему злой судьбы, как избежать ему отцеубийства и брака с матерью? Ведь оракул не назвал ему родителей. Эдип решил не возвращаться больше в Коринф. Что если Полиб и Меропа его родители? Неужели же он станет убийцей I [олиба и мужем Меропы? Эдип решил остаться вечным скитальцем без роду, без племени, без отчизны.

I [о разве можно избежать веления рока? Не знал Эдип, что чем больше будет он стараться избегнуть судьбы, тем вернее пойдет он по тому пути, который назначил ему рок [10].

В постархаической мифологии человек - главный герой божественной мистерии. Он больше не раб, он свободен, и все сра-

21

жения между добром и злом происходят уже не в густонаселенной мифическими существами Вселенной, а в его душе. Человеческая душа, по сути, является ареной основных событий. 11 человек чувствует Конец. Конец мира, конец времени, конец самого себя, обязанного переместиться либо в рай, либо в ад и превратиться нз человека во что-то иное.

Я, Иоанн, видел и слышал сие. Когда же услышал и увидел, пал к ногам Ангела, показывающего мне сне, чтобы поклониться ему; но он сказал мне: смотри, не делай сего; ибо я служитель тебе и братьям твоим пророкам и соблюдающим слова книги сей; Богу поклонись.

II сказал мне: не запечатывай стон пророчества книги сей; ибо время близко.

Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще.

Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам Его.

Я есьм Алфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний.

Блаженны те, которые соблюдают заповеди Его, чтобы иметь им право на древо жизни и пойти в город воротами. (Откровение Иоанна Богослова 22:8-1)

Для древнего и нового мифологического героя смерти, как полного исчезновения, не существует, ибо у каждого есть загробный мир, куда уходит его душа. Однако для архаического грека загробный мир есть тьма, место скорби и печали.

Стал Одиссей продолжать свой рассказ.

- Виде:: я в царстве Аида и душу царя Агамемнона. Горько жаловался он на жену Клитемнестру и Эгисфа, убивших царя Микен в день его возвращения. Советовала мне душа Агамемнона не доверять жене моей Пенелопе. Видел я и души Ахилла, Патрокла, Антилоха и Аякса. Ахиллу рассказал я о великих подвигах сына его I [еоптолема, и возрадовался он, хотя горько сетовал на безрадостную жизнь в царстве умерших и желал лучше быть последним батраком на земле, чем царем в царстве мертвых [ 111.

Для постархаического героя загробный мир может быть местом светлым и радостным, где он сможет узреть Бога.

И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл, исходящую ОТ престола Бога и Агнца.

22

Среди улицы его, и по ту И по другую сторону реки, древо жизни, двенадцать раз приносящее плоды, дающее на каждый месяц плод свой; π листья дерева - для исцеления народов.

И ничего уже не будет проклятого; но престол Бога и Агнца будет в нем, и рабы его будут служить Ему.

И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их.

II ночи пс будет там, и небудут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их; и будут царствовать во веки веков. (Откровение Иоанна Богослова 22:1-5)

Отправляясь в далекое странствие, которое есть жизнь, человек в архаическом мифе рассчитывает лишь на рок, помощь богов и собственную силу, смелость и хитрость. Именно эти качества являются главными для архаического героя.

I [ерешли вожди через ров и сели на поле перед стеной лагеря. I [естор предложил тогда послать лазутчиков в троянский стан, чтобы узнать, что

решили троянцы - вновь ли напасть на греков, или же вернуться в город.

Тотчас вызвался идти на это опасное дело Диомед и предложил кому-нибудь из героев идти с ним. Много героев вызвалось идти с Диомедом. Агамемнон велел Диомеду самому выбрать себе товарища.

Диомед выбрал Одиссея, любимца Афины-Паллады. Верил он, что даже из пылающего огня вернутся они вдвоем невредимыми, гак хитер и изворотлив был Одиссей [ 12).

Для человека постархаического мифа главной темой жизни становится мораль - выбор между добром и злом.

Увидев народ, он взошел на гору; и, когда сел, приступили к Нему ученики Его.

И он, отверзши уста Свои, учил их говоря:

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное.

Блаженны плачущие, ибо они утешатся.

Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю.

Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.

Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут.

Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.

Блаженны миротворны, ибо они будут наречены сынами Божьими.

Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное.

Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня.

¦)}

Радуйтесь и веселитесь, ибо нолика ваша награда на небесах: гак гнали и пророков, бывших прежде вас. (Евангелие от Матфея 5:1- 12)

Следующее отличие старой мифологии от новой - тема прощения. В архаике зло всегда накалывается. В архаике нет прощения. Месть    всеобщий закон древних мифов.

Тяжкое наказание несет Сизиф в загробной жизни за веч- коварства, за все обманы, которые совершил он па земле. Он осужден вкатывать на высокую крутую гору громадный камень. Напрягая все силы, трудится Сизиф. Пот градом струится с него от тяжелой работы. Все ближе вершина; еще усилие - и окончен будет труд Сизифа; но вырывается из рук его камень и с шумом катится вниз, подымая облака пыли. Снова принимается Сизиф за работу.

Так вечно катит камень Сизиф и никогда не может достигнуть цели - вершины горы [ 131.

Тема прощения появляется .тишь в новой мифологии.

Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование; и, призвав одного из слуг, спросил: что это такое?

Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым.

Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его.

Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе π никогда не преступал приказания твоего, поты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими;

а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для пего откормленного теленка.

Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, π все мое твое, а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся. (Евангелие от Луки 16:25-32)

Притча «Возвращение блудного сына» практически единственная в мифологии, где персонажу, совершившему проступок, все прощается без каких-либо условий. Вместе с чем весь дух Евангелия пронизан прощением, ибо сами книги евангелистов построены как подобие притчи «Возвращение блудного сына». В них единый Богявляется Небесным Отцом прощающим грешных людей.

24

Ибо, если вы будете прощать .полям согрешения их. то простит и нам Отец наш I [ебесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец наш не простит нам согрешений наших. (Евангелие от

Матфея 6:14-15)

Следующим, наиболее важным отличием архаических от по-етархаических мифов является тема времени. В древних и новых мифах время имеет разную направленность. В греческих архаических мифах все лучшее остается в прошлом, поэтому и герой, возвращаясь в свой дом. в свою юность, в свои лучшие годы всегда возвращается в прошлое.

Зарыдала Пенелопа, бросилась в объятия Одиссея и нежно стала целовать его. Плача обнял свою верную жену Одиссей, прижал ее к сердцу и покрыл поцелуями, как спавшийся отбури пловец, выброшенный наберет, целует земл ю. Дол го плакали, обняв друг друга, Одиссей и Пенелопа. Так застала бы их и утренняя заря, если бы богиня Афина не удлинила ночи и не запретила бы взлетать на небо богине зари, розоперстой Эос.

Покину, in пиршественную залу Одиссей и Пенелопа и ушли веною опочивальню. Телемах же велел разойтись рабам и рабыням и весь дворец погрузился в сон. Не спали лишь Одиссей и Пенелопа. Одиссей рассказывал ей о своих приключениях, и жадно внимала ему верная Пенелопа 114].

В древнем мифологическом календаре время движется по нисходящему пути. В ранние времена всегда было лучше, чем в последующие.

Для греков время было не физической, а психической реальностью. Оно было нелинейным, а циклическим, определяющим не только продолжительность, по и качество человеческой жизни. Согласно греческому преданию, первый людской род, созданный богами, жил в особом времени - золотом веке. Это время очень похоже на библейский период пребывания в раю Адама. Люди в греческом золотом веке жили в местности похожей на райский сад, без печалей, болезней, забот. Они не знали старости, тела их были вечно молоды. Неумолимая смерть застигала их врасплох и была похожа на спокойный, тихий сон.

Однако время золотого века прошло и за ним наступил век серебряный. Это было уже не такое счастливое время, как период золотого века. Детство людей «серебряного поколения» длилось около ста лет, и лишь повзрослев они покидали дома своих

25

родителей. Они были менее разумны своих мифологических предков и в жизни познали уже несчастья и печаль.

Следующим,третьим временным этапом, изменившим человеческую цивилизацию, был век медный. Это было время могучих и гордых воинов, постоянно воевавших и быстро истребивших друг друга.

Четвертый век был веком героев, к которым принадлежало большинство мифологических персонажей Древней Греции. Среди них были Эдип, Одиссей, Ахиллес, Агамемнон и прекрасная Елена. Когда вес они ушли из земной жизни, Зевс поселил их на тихом блаженном острове, затерянном в океане.

II наконец, последний, пятый век - век железный, время современных людей, время забот, несчастий и человеческого вырождения.

Навеем протяжении своей истории греки были верны своем! мифологической традиции и не возлагали особых надежд на светлое будущее. Повторное наступление золотого века начали ожидать уже римляне, во многом перенявшие греческую мифологию. Особенно эта идея получила распространение при императоре Августе, приемном сыне Гая Юлия Цезаря. Сам Август π сто друзья, одним из которых был Гай Циль-ний Меценат, финансировали римских поэтов, писателей и художников, прославляющих императора и устои Рима. К кругу Мецената принадлежал великий Вергилий, воспевавший скорый приход золотого века. Десять лет, ВПЛОТЬ до самой смерти Вергилий работал над поэмой «Энеида», которая принесла ему славу пережившую века.

В этой поэме рассказывается о приключениях и битвах троянского героя Энея, сына Венеры, которому боги предназначили основать новый город в Италии и стать родоначальником парей Альба-Лонги, Ромула и рода Юлиев. В поэме содержалось пророчество, согласно которому император Август, прямой потомок Энея, вернет на землю «золотой век», прекратит войны и раздоры, расширит власть Рима до Индии и Каспийского моря.

Наконец, уже на закате империи, в III в., при императоре Сеп-тпмпп Севере было официально провозглашено наступление золотого века. На медалях, которые выдавались военным, чеканилась надпись «Мы видим золотой век». Упоминание о наступлении золотого века содержалось в руководстве для составлении речей, произносимых перед императорами. Выражение наступившего общего благоденствия было настолько обязательным, что

26