Библиотека Гумер - Экономика и менеджмент

ГЛАВА 27 ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ШКОЛА

ОГЛАВЛЕНИЕ

• Круг А.В. Чаянова: агрономы - кооператоры – теоретики
• Статика и динамика трудового крестьянского хозяйства
• Трагедия «ликвидации»

1. Круг А.В. Чаянова: агрономы - кооператоры - теоретики

С.Н. Булгаков в своей работе «Капитализм и земледелие» констатировал, что крестьянское хозяйство в политической экономии не было предметом специального изучения -для одних теоретиков, как Рикардо, крестьянского хозяйства вообще не существовало, другие -как Маркс и его приверженцы - считали эту форму историческим пережитком, обреченным на вымирание и неизбежно уступающим место крупнокапиталистическому хозяйству. Марксисты смотрели на крестьянское хозяйство извне - как на внутренний рынок для фабричной индустрии и как на источник формирования городского пролетариата. По-другому - «изнутри», как на особую экономическую форму со своими закономерностями развития - смотрели на крестьянское хозяйство народники. Их последователи сумели не только оценить «сотни проявлений крестьянского хозяйственного творчества, с любовью коллекционера собранные В.В. в его книге «Прогрессивные явления в крестьянском хозяйстве» , но и разработать оригинальную и глубокую концепцию «семейно-трудового хозяйства».
Такое сделалось возможным благодаря сложившимся за полвека спустя крестьянской реформы 1861 г. в России традициям сельскохозяйственной экономии (с организационным центром в Петровской сельскохозяйственной академии), земской статистики, общественной агрономии, кооперативного дела, а также благодаря освоению европейской аграрно-экономической мысли, рожденной кооперативным движением и осмыслением мирового аграрного кризиса 1874-1895 гг. Всероссийские агрономический (1901) и кооперативный (1908) съезды продемонстрировали масштаб «идейно-рабочей силы», способной и готовой помогать крестьянскому населению в рационализации форм и методов хозяйствования. На этой плодотворной почве в феврале 1911 г. (ровно полвека спустя после «великой реформы») взросло самобытное теоретическое направление, получившее известность как организационно-производственная школа. Призыв выпускника Московского сельскохозяйственного института Александра Васильевича Чаянова (1888-1937) создать науку об организационном плане крестьянского хозяйства нашел горячую поддержку группы энтузиастов, включая профессора Новоалександрийского сельскохозяйственного института Александра Николаевича Челинцева (1874-1962), который в капитальном труде «Очерки сельскохозяйственной экономии» (1909-1910) отстаивал самостоятельность аграрной теории как дисциплины, стоящей на эволюционном базисе.
За несколько лет, занимаясь обширным кругом теоретических и прикладных вопросов (от разработки рекомендаций по ведению бюджетного учета крестьянских хозяйств до организации «мозгового центра» русской кооперации), новое направление снискало настолько высокий авторитет в «проклятом аграрном вопросе» , что после февральской революции 1917 г. задавало тон в Межпартийной лиге аграрных реформ, готовившей в ожидании Учредительного собрания проект аграрного законодательства демократической России. Два главных теоретика школы - А.В. Чаянов и А.Н. Челинцев - были товарищами (заместителями) министра земледелия в последнем составе Временного правительства С.Л. Маслова - правого эсера, земского статистика и кооператора. Но на гребне стремительно нараставшей революционной волны пришло время большевиков, совершивших при поддержке левых эсеров Октябрьский переворот и санкционировавших ленинским Декретом о земле «черный передел» во взбудораженной русской деревне.
Анализируя революционные потрясения, ближайший соратник Чаянова и Челинцева, автор самого понятия «организационно-производственная школа» Николай Павлович Макаров (1887-1980) отмечал:
«Начавшие было уже развертываться побеги здорового социально-этического чувства в деревенском вопросе были безжалостно смяты восстанием бедноты... а две группы общественных работников русской интеллигенции, которым ближе всего могли быть эти новые психологические побеги, - агрономы и кооператоры - не смогли взять в свои руки ни земельной реформы, ни политического хода революции. Они, знающие здорового мужика, работающие вместе со здоровым мужиком, знающие чувство «праздника работы» и любования хорошим хозяйством - пытались брать движение по частям в свои руки, но неуспешно». Однако «можно быть уверенным, что разбитую революцию с огромной частью социально-экономических вопросов в деревне придется брать на свои руки им» . Так и случилось: «организационно-производственная школа» повернула к лояльности Советской власти и к сотрудничеству с ней. С 1919 г. А. В. Чаянов возглавил в Москве Высший семинарий сельскохозяйственной экономии и политики, на базе которого затем возник НИИ сельскохозяйственной экономии, а в феврале 1921 г. Чаянов вошел в коллегию Наркомата земледелия. В 1918-1920 гг. выходят в свет обобщающие труды Чаянова «Основные идеи и формы организации крестьянской кооперации», Челинцева - «Теоретические основания организации крестьянского хозяйства», Макарова - «Крестьянское хозяйство и его эволюция». Как подчеркивал Н.П. Макаров, для нового направления интерес к внутренней организационной стороне жизни индивидуального крестьянского хозяйства отодвинул на второй план вопросы социально-экономического противопоставления богатых и бедных. «Прежняя этическая ненависть к буржуазным элементам крестьянского хозяйства или этическая идеализация его трудовых элементов - все это начинает уступать активному настроению, родившемуся в результате здоровых процессов как в недрах крестьянства, так и в рядах русского интеллигентного общества; деловому подходу к жизни должен был соответствовать и соответственный подход к теории» . «Любованье здоровым хозяйством» - вот «социально-этический пункт, который выведет ход русской аграрной мысли из ее земельных тупиков; «земельность» в постановке аграрного вопроса будет быстро изжита; уравнительность или распределительность - это тоже лишь один из путей социально-этической постановки - и это путь бедных, дележ от малости богатства; при здоровом крестьянском хозяйстве исчезает центральность и важность идеи равного дележа; примат распределительного начала над производственным должен или отпасть, или очень и очень смягчиться и, обратно, должен быть выдвинут примат производственного начала как главного фактора народного богатства при крестьянских формах сельского хозяйства» .
Сформулировав свою социально-этическую позицию, организационно-производственная школа уделила пристальное внимание также страновому и региональному своеобразию, войдя в круг зачинателей российской экономической географии: одной из важнейших ее задач А. В. Чаянов считал поиск «формулы, в которой происходит установление равновесия между местной плотностью населения; положением района в отношении рынка и его естественноисторическими особенностями» .
Переход от «военного коммунизма» к нэпу способствовал взлету организационно-производственной школы; ее организационным центром помимо чаяновского НИИ сельскохозяйственной экономии становится экономический факультет Тимирязевской (б. Петровской) сельскохозяйственной академии, где Чаянов заведовал кафедрой организации сельского хозяйства, Челинцев - районирования сельского хозяйства, Макаров - планирования сельского хозяйства, А.А. Рыбников - экономической географии. Выходят многочисленные работы лидеров школы и их учеников.
Наряду с этим организационно-производственная школа оказывается мишенью для критики, подчас весьма ожесточенной. Среди оппонентов «справа» - Лев Николаевич Литошенко (1886-1936), видный статистик и сторонник «ставки на сильных». Он характеризует взгляды Чаянова и его товарищей как «неонароднические» . Это определение с добавлением ярлыка «мелкобуржуазные», перешедшего затем и в «буржуазные», было быстро подхвачено «левыми» критиками - «аграрниками-марксистами». Но до поры до времени критика не колебала авторитет школы. В посвященном Союзу ССР томе 41 (часть 1) Энциклопедического словаря «Гранат» (1926) статья «Сельское хозяйство СССР» написана Чаяновым, а «Сельскохозяйственное районирование» - Челинцевым. «Краткий курс кооперации» Чаянова в 1925 г. вышел четвертым изданием. В том же году в монографии « Организация крестьянского хозяйства» Чаянов подвел итоги теоретическому обоснованию концепции семейно-трудового хозяйства и полемике организационно-производственной школы с оппонентами «справа» и «слева».

2. Статика и динамика трудового крестьянского хозяйства

Характеристика экономистов организационно-производственной школы как «неонародников» была небезосновательной: они провозглашали себя сторонниками некапиталистического пути развития, воскрешали народнические идеалы «хозяина-работника»;
подразумевали широкое общественно-экономическое служение интеллигенции - мелкий кредит, страховое дело, распространение знаний, кооперация.
Для анализа внутрихозяйственных процессов и природы мотивации деятельности крестьянской семьи Чаянов выдвинул гипотезу субъективного трудопотребительского баланса, используя такие категории, как предельные затраты труда и полезность предельного рубля выработки работника.
Маржиналистская внешность этой терминологии была не случайной. Открытый веяниям не только аграрной и кооперативной, но и теоретико-экономической мысли Запада, овладевший навыками использования графических методов и оптимизационных расчетов, Чаянов еще студентом освоил аналитический аппарат маржинализма. Однако этот аппарат был использован Чаяновым для фиксации целого ряда эмпирических фактов и зависимостей, которые не укладывались в рамки обычного представления об основах организации частнохозяйственного предприятия, т.е. в рамки «предпринимательских правил», и требовали для своего объяснения иной теоретической модели.
Такой стала чаяновская модель безнаемного семейно-трудового крестьянского хозяйства. Оно отличается от капиталистического тем, что в нем и голова, управляющая хозяйством, и рабочие руки принадлежат одному и тому же человеку. Поэтому мотивация хозяйственной деятельности крестьянина не является «мотивацией предпринимателя, получающего в результате вложения своего капитала разницу между валовым доходом и издержками производства, а скорее мотивацией рабочего, работающего на своеобразной сдельщине, позволяющей ему самому определять время и напряжение работы» .
Пределы продукции трудового хозяйства определяются не стремлением к максимизации денежного дохода на единицу затрат труда, а трудопотребительным балансом - соразмерностью напряжения годового труда со степенью удовлетворения потребностей хозяйствующей семьи. Поэтому, с одной стороны, крестьянские хозяйства часто функционируют с номинально негативной прибылью и, тем не менее, выживают за счет «самоэксплуатации» , что невозможно для капиталистических предприятий; в этом источник «исключительной устойчивости крестьянского хозяйства». С другой стороны, если в зависимости от улучшения рыночной конъюнктуры или более рентного положения хозяйства каждая единица труда начинает давать большую выработку, то общая выработка хозяйства растет с меньшей скоростью и число реализуемых единиц труда падает. В данном случае крестьянин как рабочий, воспользовавшись благоприятным положением хозяйства и своими рентными доходами, заставляет крестьянина как предпринимателя предоставить ему лучшие условия труда в смысле сокращения годового рабочего времени вопреки естественному стремлению предпринимательства расширить объем хозяйственной работы для использования удачной конъюнктуры .
«Одна и та же объективно выражаемая оплата единицы труда, при одном и том же уровне, будет считаться то выгодной, то невыгодной для крестьянской семьи, прежде всего в зависимости от состояния основного равновесия между мерой удовлетворения потребностей и мерой тягостности труда. Если в сметном учете хозяйства основное равновесие еще не достигнуто, острота непокрытых потребностей еще достаточно остра, хозяйствующая семья сильнейшим образом стимулируется к расширению своей работы и ищет приложения своему труду, мирясь с низкими нормами его оплаты. Обратно, если основное равновесие вполне покрывается сметными соображениями хозяйства, то только очень высокая оплата труда может побудить крестьянина к новым работам» .
Чаянов построил модель «основного равновесия» в трудовом хозяйстве. Пусть  c - сумма годового дохода крестьянской семьи, тогда первая монотонно возрастающая непрерывная функция f(c) показывает степень тягостности приобретения предельного рубля, а вторая монотонно убывающая непрерывная функция a(c) показывает величину предельной полезности этих рублей. По мере возрастания годовой выработки субъективная оценка предельного рубля будет падать, а тягостность его добычи - всегда возрастать. Из этого следует, что графики функций пересекаются в единственной точке c1, для которой выполняется соотношение a(c1) =f(c1).
Верхний предел продукции в семейно-трудовом хозяйстве определяется эффектом загибающейся кривой предложения: при достижении определенного обычного уровня насыщения потребностей едоков крестьянин отвечает на рост цен не увеличением, а уменьшением производства, так как при этом экономит на бесплатном с точки зрения издержек производства труде своей семьи. Применительно к России Чаянов иллюстрировал этот теоретический тезис наблюдением А.Н. Челинцева: «Если все нужное для существования семьи было бы возможно добыть ее работниками в течение, например, 150- 180 дней в году, то от дальнейшей собственной работы наше трудовое хозяйство воздержится» .
В систему основного равновесия между тягостностью затрат труда и мерой насыщения потребностей семьи входят и затраты на оснащение рабочей силы средствами производства - капиталоинтенсив-ность крестьянского хозяйства. И здесь существует известный предел, до которого хозяйство с ростом личного бюджета повышает размер авансов на капиталообразование. Крестьянская семья доводит количество обслуживающего ее капитала до степени оптимального вооружения своих рабочих рук средствами производства. При этом повышение годового дохода может происходить при понижении оплаты единицы труда и бухгалтерской чистой прибыли.
Стремление к «основному равновесию» объясняет некоторые своеобразные черты хозяйственного поведения крестьянина. Например, подмеченная земскими агрономами трудность распространения улучшенного инвентаря (молотилок) среди русских крестьян: введение молотилки облегчит работу и освободит много рабочих рук, но так как эти руки не смогут найти себе никакого другого применения труда, то это ни на копейку не увеличит дохода крестьянской семьи; стоимость же молотилки составит значительный вычет из крестьянского бюджета .
Другой парадоксальный факт, объясненный теорией Чаянова, -готовность малоземельных крестьянских хозяйств платить за дополнительную землю - для того чтобы полнее задействовать трудовые ресурсы семьи - арендную плату, гораздо превосходящую размер капитализированной земельной ренты .
Ссылаясь на вывод германского экономиста-аграрника Фридриха Эребо (1865-1942) о невозможности таксировать земельные участки исходя из бухгалтерских исчислений чистой прибыли и ренты, Чаянов отметил, что Д. Рикардо анализировал земельную ренту как социально-экономический феномен в определившейся системе народнохозяйственных категорий (заработной платы, процента на капитал и рыночных цен) - долю нетрудового дохода фермера-нанимателя, уплачиваемую собственнику земли. Напротив, рентные элементы в трудовом крестьянском хозяйстве зависят только от одной категории - рыночной цены - и не реагируют на другие. Они повышают уровень потребления и силу капиталообразования и ослабляют напряжение труда, сдвигая точку основного равновесия в семейном хозяйстве, и количественно не соответствуют приросту капиталистической ренты.
Что касается цен на землю, то готовность крестьян оплачивать аренду выше обычных капиталистических цен, возникающих из капитализированной ренты, может привести к превращению оценок трудовых хозяйств в определяющий момент земельного рынка и сдвигу на нем в сторону перехода земель к трудовым хозяйствам. Ярко выраженным примером такого сдвига Чаянов считал проанализированную В.А. Косинским (1865-1922) в книге «К аграрному вопросу» (1906) распродажу крестьянам частновладельческих земель в России в конце XIX - начале XX в. Экономическая история Англии XVIII в. была противоположным примером: крупное капиталистическое хозяйство оказалось способным реализовать исключительные ренты и платить за землю выше трудового хозяйства, разлагая и уничтожая последнее.
Еще один исторический феномен, проанализированный Чаяновым с позиций семейно-трудовой теории, - способность крестьянских хозяйств при форсированной трудоинтенсификации уплачивать очень высокие проценты по занятым капиталам. Но в противоположность земельному рынку здесь нет влияния на среднемировой уровень процента на капитал, поскольку объем кредитного оборота крестьянского хозяйства весьма незначителен по сравнению с оборотами банковского и других форм кредита. «Поэтому единственным народнохозяйственным последствием этой печальной способности может считаться явление деревенского ростовщичества, некогда свирепствовавшего во всех крестьянских странах и далеко не изжитого еще и теперь» .
Выяснив категориальное своеобразие семейно-трудового хозяйства в его статике, Чаянов исследовал и динамику этого хозяйства, в которой решающую роль придавал изменению численности и половозрастного состава семьи, соотношения числа едоков и работников. Демографический процесс нарастания семей определяет эластичность «земельного режима», «сжимающийся и разжимающийся объем хозяйственной деятельности» .
Молодая крестьянская семья, состоящая всего из супружеской пары с малолетними детьми, маломощна в хозяйственном отношении. Зато когда младшее поколение один за другим вступает в работу, ее силы постепенно возрастают, она укрупняет хозяйство до масштабов средней мощности, начинает прибегать к аренде земли и использовать машины. Взрослая сложная семья с несколькими работниками, организуя свою работу по принципу сложной кооперации, достигает наибольшей рабочей мощи, при этом средняя сила работников, входящих в ее состав, намного превышает таковую силу в молодых семьях. Сообразно росту сил растут и размеры хозяйственной деятельности и зажиточность семьи, пока наконец подросшие дети не создадут новые молодые семьи и старая сложная семья не начнет распадаться на ряд молодых, выделяющихся из нее. Крупное зажиточное хозяйство дробится на ряд мелких. Начинается новый цикл.
Два мощных демографических потока - восходящий, расширяющий под давлением роста семей объем хозяйств и ниспадающий в силу разделов сложных старых семей - являлись, по мнению Чаянова, главными факторами в дифференциации русского крестьянства. Не отрицая влияния социально-экономических факторов дифференциации деревни и неизбежности появления «фермерских предприятий» наподобие американских и западноевропейских, Чаянов считал, что динамика вовлечения мелкого сельского хозяйства в систему народного хозяйства не обязательно сводится к созданию крупных предприятий на базе наемного труда. Трудовое крестьянское хозяйство может отстоять свои позиции от хозяйств крупнокапиталистического типа благодаря кооперативным организациями такая возможность, по мнению Чаянова, открывалась в России в условиях нэпа.
Обобщая в 1925-1927 гг. опыт аграрного развития западных стран и предреволюционной России, Чаянов подробно разработал антитезу горизонтальной и вертикальной концентрации хозяйства и классификацию технических и экономических процессов, постепенное обобществление которых позволяет обобществить сельскохозяйственное производство в целом. На этой основе ученый охарактеризовал два перспективных типа возможной эволюции сельского хозяйства как слагаемого системы народного хозяйства:
1) американский фермерский путь капитализма в земледелии и охвата финансовым капиталом кооперативной системы организованных фермеров, с внедрением в толщу фермерских хозяйств всякого рода капиталистических вспомогательных предприятий (переработка, элеваторы, холодильники и пр.);
2) путь «кооперативной коллективизации» и превращения сельскохозяйственной кооперации из «простого орудия защиты мелких производителей» в «одно из главных слагаемых социалистической системы хозяйства». Этот путь Чаянов рекомендовал как единственно возможный в советской деревне для предотвращения «фермерского перерождения» и для постепенного вовлечения каждого из крестьянских хозяйств в общее русло плановой экономики.
Чаянов классифицировал процессы в отдельных сельских хозяйствах, которые могут быть выделены для объединения с аналогичными процессами в других хозяйствах, на три основные группы:
1. Механические процессы, связанные с земельным пространством (обработка почвы, посев, уборка урожая) и биологические процессы растениеводства и животноводства.
2. Механические процессы первичной переработки сырья (молотьба, изготовление масла, трепка льна).
3. Экономические операции, связывающих хозяйство с внешним миром (покупка семенного и племенного фонда, инвентаря, сбыт, кредит).
Подчинение крупным капиталом сельских хозяйств, указывал Чаянов, начинается с третьей сферы: овладение путями сбыта, развитый ипотечный кредит, диктующая роль капитала, вложенного в производственную инфраструктуру (транспортные, элеваторные, ирригационные и другие предприятия). Затем крупный капитал начинает «отщеплять» от деревенского производства отрасли, связанные с первичной переработкой сырья, и наконец активно вмешиваться в организацию самого процесса производства, выдавая семенной материал и удобрения, условия севооборота и превращая своих клиентов в простых технических исполнителей, производящих однотипные продукты.
Таким образом, в отличие от промышленности, где концентрация производства началась по горизонтали (укрупнение предприятий и вытеснение других, более мелких), в сельском хозяйстве развертывается вертикальная концентрация, при которой, однако, большая часть дохода, создаваемого фермерским хозяйством, присваивается финансовым, торговым и инфраструктурным капиталом, а риск предприятия в значительной степени перекладывается с владельца капитала на фермера .

Таблица 1
Схема исторического развития
сельскохозяйственной кооперации

Но вертикальная концентрация может принять и иные формы - не капиталистические, но кооперативные и смешанные, когда контроль над системой торгово-кредитных, инфраструктурных и перерабатывающих сырье предприятий принадлежит организованным мелким производителям, создавшим общественные капиталы (примеры - Дания, Сибирский союз маслодельных артелей в начале XX в.).
При поддержке социалистического государства и параллельном развитии электрификации, технических установок, системы складочных помещений, сети усовершенствованных дорог и кооперативного кредита элементы общественного капитала и общественного хозяйства количественно могут вырасти настолько, что вся система «качественно перерождается из системы отдельных крестьянских хозяйств в систему общественного кооперативного хозяйства, оставляющую выполнение некоторых процессов в частных хозяйствах почти что на началах технического поручения» .
Крестьянская кооперация как организованный вариант крестьянского хозяйства может позволить мелкому товаропроизводителю, не разрушая своей индивидуальности, выделить из своего организационного плана те элементы, в которых крупная форма производства имеет несомненные преимущества над мелкой. Это будет «кооперативной коллективизацией» (самоколлективизацией).
Чаяновский план «кооперативной коллективизации» можно изобразить схематически (табл.1).
Вертикальную интеграцию крестьянских хозяйств в кооперативной форме Чаянов рассматривал как гибкую систему, которая позволит реализовать принцип «дифференциальных оптимумов». Проблема оптимума ставилась А. В. Чаяновым как «проблема нахождения таких размеров площади эксплуатации, при которых, при прочих равных условиях, себестоимость продуктов будет наименьшая» - с учетом того, что на себестоимость продуктов влияют как технико-управленческие, так и транспортные расходы, и при увеличении площади хозяйств удельные (на единицу площади) расходы первого типа уменьшаются, а транспортные - увеличиваются. Для каждой отрасли существует свой уровень оптимального размера предприятий. На основе принципов дифференциальных оптимумов и кооперирования Чаянов считал возможным эффективно осуществлять индустриализацию сельских регионов, выдвинув идею местных агроиндустриальных комбинатов. Найдя оптимальный радиус сбора сырья по каждой культуре, можно определить местоположение перерабатывающих предприятий. Их нужно обеспечить дорогами, энергетической базой и т.д. и создать таким образом районный комбинат первичной переработки сельскохозяйственных продуктов как «нечто целое, согласованное между собой технически и экономически» .
План «кооперативной коллективизации» и проект агроиндустриальных комбинатов были для Чаянова возможным будущим сельского хозяйства, которое он предвосхищал также в своих сочинениях утопического и футурологического жанра . Но Чаянов внимательно всматривался и в прошлое семейного крестьянского хозяйства и в анализе исторической динамики сделал шаг к «экономической палеонтологии» - построению теории хозяйств архаичной структуры, не описываемой в категориях политэкономии, приспособленной к анализу капиталистического общества. Согласившись с рецензентом своей книги фрейбургеким профессором К. Дилем относительно пагубности последствий игнорирования англичанами специфики семейного хозяйства в Индии и экстраполяции на «него экономики Смита и Рикардо, Чаянов делал вывод: когда наш мир постепенно перестает быть только европейским миром, а ныне Африка и Азия с их своеобычными экономическими формациями все больше и больше будут входить в круг нашей жизни и культуры, мы тем больше будем вынуждены посвящать наш теоретический интерес проблемам некапиталистических экономических систем» .
Но подробно развить теорию некапиталистических экономических систем, равно как и увидеть воплощенным свой план «кооперативной коллективизации», Чаянову не довелось.

3. Трагедия «ликвидации»

Завершая «Краткий курс кооперации», Чаянов с удовлетворением писал в 1925 г., что «по размаху своей работы русская кооперация первая в мире». Известно, что В. Ульянов-Ленин просматривал работу Чаянова наряду с сочинениями ряда других теоретиков кооперации при подготовке своих последних статей. В свою очередь, Чаянов использовал ленинское положение о социализме как «строе цивилизованных кооператоров» как защитный периметр основания своей концепции «кооперативной коллективизации», процесс которой «должен быть основан на понимании его значительной продолжительности» .
Аграрники-марксисты, ряды которых пополняли выпускники партийного Института красной профессуры, хорошо усваивали классовый подход и ленинский тезис о том, что «мелкотоварное производство ежедневно, ежечасно рождает капитализм». Они с подозрительностью воспринимали идеи организационно-производственной школы о некапиталистической природе семейно-трудового хозяйства и косо смотрели на экономистов, не столь уж далеких от эмигрантов-«белогвардейцев» (Челинцев еще в марте 1924 г. делал доклад в Праге, где П. Струве вел семинар, а С. ГТрокопович издавал «Экономический вестник», для которого писал Б. Бруцкус).
По мере того как становилась все более ожесточенной борьба в ЦК большевиков между сторонниками «генеральной линии» и оппозицией, накалялась атмосфера на «аграрном фронте». В 1927 г. аграрники-марксисты навязали дискуссию о дифференциации крестьянского хозяйства. Стереотипную схему классового расслоения советской деревни по критерию соотношения в хозяйстве предпринимательских и зависимых элементов к собственным (свои средства производства и чужая рабочая сила - предприниматели - «кулаки»; свои средства производства и своя рабочая сила - середняки; чужие средства производства и своя рабочая сила - «зависимые» - бедняки) жестко очертили заведующий Экономической секцией и директор Аграрного института Комакадемии Лев Крицман (1890-1938) и статистик Василий Немчинов (1895-1964).
В дискуссии также принял участие Н. Кондратьев. Не принимая теории семейно-трудового хозяйства, он считал социально-экономическую дифференциацию деревни под воздействием рынка неизбежной и прогрессивной тенденцией, с «отслаиванием беднейших групп» и «формированием слоев крепнущего середняка, верхние группы которого в известной части способны превратиться в мелкую деревенскую буржуазию». Этим мощным и коммерчески ориентированным слоям Кондратьев предлагал открыть хозяйственный простор, одновременно выступая против большевистского «фаворитирования бедноты».
Осторожный Чаянов, обратившись к «истории вопроса», указал на различия в аграрной эволюции, связанные с характером размещения населения исторические, географические и структурно-экономические факторы - дисгармонию в размещении населения России («типе сложения штандорта»), отделение от основного массива крестьянских хозяйств четырех самостоятельных типов: промыслового, ростовщического, резервных армий промышленного труда и массы хозяйств специального вспомогательного значения. С другой стороны, упрощенной стереотипной трехчленке Чаянов противопоставил свою 6-звенную классификацию крестьянских хозяйств: 1) кулацко-ростовщические; 2) крупные полукапиталистические, применяющие наемный труд; 3) зажиточные семейно-трудовые; 4) мелкие и бедные капиталом семейно-трудовые; 5) бедняцкие, вынужденные продавать свою рабочую силу; 6) полупролетарские, получающие главную часть дохода с заработной платы .
Таким образом, ориентиром для кооперативной работы являются хозяйства 2-5-го типов, т.е. «подавляющее большинство нашей деревни».Успех кредитной, сбытовой и машинной кооперации, по мнению Чаянова, есть «уничтожение первого типа хозяйства». Но «за бортом» кооперативного движения остается и шестой, наиболее пролетаризированный тип хозяйств, поскольку в них «нет предмета для участия в кооперации»: «Потребительское хозяйство не дает в их руки ничего для сбытовой кооперации, ничтожность посевной площади делает ненужным применение машин, объем же закупок и кредита не окупит собою паевого взноса в кооператив».
Свой план «кооперативной коллективизации» Чаянов изложил в «Записке о современном состоянии сельского хозяйства СССР по сравнению его с довоенным положением и положением сельского хозяйства капиталистических стран», составленной по запросу В. Молотова. Последний в своем докладе на XV съезде партии декларировал:
«Никаких фантазий в деле развития крупного коллективного хозяйства в деревне... кто будет в отношении среднего крестьянства применять принуждения для перехода его к крупному хозяйству, тот - враг рабочих и крестьян, тот - разрушитель союза рабочих и крестьян».
Последующие два года показали, что этими «врагами» и «разрушителями» оказались Сталин, Молотов и поддержавшее их подавляющее большинство большевистского руководства. Отбросив «правый уклон» Бухарина и его сторонников, Сталин заявил, что «проводить ленинский кооперативный план - это значит подымать крестьянство от кооперации сбытовой и снабженческой к кооперации производственной, к кооперации колхозной».
Принудительная коллективизация с ее эксцессами и массовыми жертвами ввергнула сельское хозяйство СССР в глубочайший кризис, крестьянство - в колхозно-крепостническую кабалу. В то же время Сталиным в «исторической» статье «Год великого перелома» коллективизация была объявлена «столбовой дорогой» кооперации, когда «выступила на сцену высшая форма кооперации - ее колхозная форма».
В декабре 1929 г., в дни 50-летнего юбилея Сталина, ставшего первой крупномасштабной компанией культа «великого вождя и теоретика», прошла Первая Всесоюзная конференция аграрников-марксистов. За неделю до нее Чаянов вынужден был опубликовать «покаянное письмо» с признанием ошибочности своих взглядов. Но это не помогло. Участники конференции обрушили шквал обвинений на «основные школы, которые выражали в своих положениях капиталистическую тенденцию развития нашего сельского хозяйства» - «буржуазную школу Кондратьева, Литошенко, Вайнштейна и др.», «мелкобуржуазную, неонародническую школу Чаянова, Челинцева и др.». Раздавались призывы раскрывать «чаяновские гнезда» в Белоруссии, на Украине, в Средней Азии и «в остальных странах». В выступлении самого юбиляра - «кремлевского горца, душегуба и мужикоборца» - прозвучал зловещий вопрос: «Почему антинаучные теории «советских» экономистов типа Чаяновых должны иметь свободное хождение в нашей печати?» Это был прямой сигнал к «проверочно-мордобойной работе» для «специалистов» из ГПУ - НКВД.
Возникшая по призыву Чаянова в год полувекового юбилея раскрепощения русских крестьян организационно-производственная школа просуществовала менее 20 лет до нового - колхозно-совхозного - закрепощения и исчезла в пропасти «великого перелома». А.В. Чаянов, А.Н. Челинцев, Н.П. Макаров, А.А. Рыбников вместе с Н.Д. Кондратьевым, Л.Н. Юровским и еще 9 экономистами, включая и критика организационно-производственной школы Л.Н. Литошенко были осуждены по процессу Трудовой крестьянской партии». Около тысячи человек были арестованы «за принадлежность к ТКП» в других городах СССР. Осужденные были приговорены к различным срокам тюрьмы и ссылки. Покончил жизнь самоубийством самый молодой приверженец школы - Геннадий Студенский.
Как «злейший враг социализма», «вместе с Кондратьевым и рядом других единомышленников» принимавший участие «в организации вредительства в практической работе, направленного на срыв социалистического строительства», А.В. Чаянов был «изобличен» в Большой советской энциклопедии (1-е изд. Т. 61).
После полуторагодичного заточения А. В. Чаянов был выслан в Алма-Ату, где с 1933 г. работал в Казахском сельскохозяйственном институте. Нарком земледелия Казахстана Сыргабеков принял Чаянова своим научным консультантом. В 1937 г. и тот и другой были арестованы и расстреляны. Среди обвинений, предъявленных Чаянову во время второго «дела», - «передача важных для Советского государства» сведений английскому «шпиону» Кейнсу во время встречи в Москве в 1928 г.
На конвейере Большого террора 1937-1938 гг. оборвались жизни как многих соратников Чаянова по организационно-производственной школе и его «седельников» по ТКП, так и многих аграрников-марксистов, громивших «неонародничество», «чаяновщину» и «кон-дратьевщину» на рубеже 20-30-х годов. Некоторым коллегам Чаянова - его двоюродному брату С.К. Чаянову, А.Н. Челинцеву, Н.П. Макарову, А. Г. Дояренко - довелось уцелеть, но они, конечно, не могли возродить организационно-производственной школы.
Ярлык «идеолога русского кулачества» оставался за Чаяновым до 1980-х годов .
Лишь в 1987 г. было официально пересмотрено «дело ТКП» и реабилитированы экономисты организационно-производственной школы, а в 1988 г. было широко, хотя и с большим налетом приторной помпезности, отмечено столетие со дня рождения А.В. Чаянова, чье имя к этому времени снискало мировое признание.
С распадом в 1950-60-е годы колониальной системы и ростом внимания к «третьему миру» экономический оптимизм местных националистических лидеров и западных теоретиков «модернизации» относительно того, что «освободившиеся страны» станут приближаться по уровню развития к передовым, вскоре уступил место острым дискуссиям о том, почему ожидавшегося «приближения» не происходит. Переключение внимания на архаичные социально-экономические структуры привело к «открытию» крестьянства как одной из главных детерминант «развивающегося» мира, открытию семейного разделения труда и трудопотребительного баланса как «специфической стратегии выживания и использования ресурсов» .
В этих обстоятельствах западная и азиатская общественная мысль открыли для себя работы А. В.Чаянова, ставшие едва ли не главным аналитическим импульсом в разработке обширного круга проблем крестьяноведения. ПодходА.В. Чаянова к семейно-трудовому хозяйству как относительно автономной и исторически живучей форме со своей особой логикой экономического развития позволил создать новое направление политэкономического анализа, связанное с изучением маргинальных, эксполярных форм, развивающихся по собственным закономерностям вне систем - на обочине структур капиталистического рынка или огосударствленного планового хозяйства.

Рекомендуемая литература

Чаянов А.В. Крестьянское хозяйство. М., 1989.
Балязин В.Н. Профессор Александр Чаянов. М., 1990.
Кабанов В.В. Школа Чаянова, или Организационно-производственное направление экономической мысли // История СССР. 1990. №2.
Никонов А.Н. Спираль многовековой драмы. Аграрная наука и аграрная политика в России (XVIII-XX вв.). М.: Энциклопедия российских деревень, 1995. Гл. 4-6.
Чаянов и Восток. М.: ИНИОН АН СССР, 1991.
Шанин Т. Формы хозяйства вне систем // Вопросы философии. 1990. №3.

.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент