Майбурд Е.М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 16. МРАЧНАЯ НАУКА

Цзы-лу, не сумев осуществить услышанное,

опасался, что услышит что-то еще.

Из древних китайских книг

С начала XIX в. экономическая наука стала называться "политической экономией". Почти одновременно она, кроме этого, так сказать, официального имени, получила другое, неофициальное: "мрачная наука '. Мы видели, насколько изменилась проблематика экономической мысли по сравнению с XVIII столетием. Но не только. Изменилась и тональность. Безбрежный оптимизм "естественной свободы и естественного порядка сменился настороженностью, неуверенностью, а в отдельных случаях — бунтом против идеи невмешательства государства (laissez faire) и так вплоть до пессимистических прогнозов о хроническом состоянии спада и вековом застое.

Доктрина убывающей доходности

Указанное в подзаголовке учение тоже имеет второе название: закон убывающего плодородия земли. В экономической литературе можно встретить оба наименования.

Взволнованное обсуждение в Британии поставленных Мальтусом вопросов о народонаселении проходило на фоне больших исторических событий — наполеоновских войн и континентальной блокады Англии. После Ватерлоо и окончания войны в стране упали цены на зерно (до этого бывшие непомерно высокими) и разразился экономический кризис Парламент создал комитет для изучения проблем на зерновом рынке.

Все эти события, вместе взятые, привели (помимо многого другого) к появлению в 1815 г. четырех теоретических памфлетов на тему о доходе с земли. Авторами их были: УЭСТ, Торренс, Мальтус и Рикардо. Двоих мы уже знаем. Роберт Торренс (1780—1864) оставил после себя множество экономических работ, главным образом по вопросам финансов и торговой политики. Про Уэста мы можем сообщить лишь то, что он вскоре уехал в Индию и стал там судьей.

Во всех упомянутых памфлетах отправной точкой был тот факт, что в период высоких цен на хлеб в обработку вовлекались земли, которые прежде пустовали из-за низкой плодородности или трудной доступности. Повышение хлебных цен сделало обработку этих земель рентабельной. Четверо авторов, каждый на свой лад, сформулировали доктрину убывающего плодородия — "тот принцип, согласно которому по мере улучшения обработки получение продукта земли обходится все дороже и дороже", — как писал УЭСТ. Это разъяснялось так: если рассматривать разные порции затрат труда, то в промышленности каждая такая порция производит одно и то же количество продуктов, зато в сельском хозяйстве каждая добавочная порция дает все меньшую отдачу. При этом нет разницы, идет ли речь о вовлечении в оборот новых (худших) земель или о дополнительных усовершенствованиях обработки земель уже используемых.

Авторы указывали, что рост народонаселения вынуждает прибегать к обработке все более худших земель либо (или вместе с тем) вкладывать все больше и больше капитала и труда в уже используемые земли. В обоих случаях каждый новый прирост продукта земли обходится все дороже и дороже. Следовательно, хлебные цены имеют долговременную тенденцию к постоянному росту. С доктриной убывающего плодородия земли случилась та же история, что и с Законом Сэя: ее никто не мог ни доказать, ни опровергнуть вплоть до начала XX в. И по схожим причинам.

Теория ренты Рикардо

Давид Рикардо (1772—1823) считается наиболее глубоким мыслителем из плеяды "детей" Адама Смита. К указанному моменту (1815) он уже был автором нескольких статей о денежном обращении, а в 1817 г. вышел его трактат "Начала 1 политической экономии и налогового обложения", где он систематизировал свои теории, в том числе и теорию ренты.

Внешне теория ренты Рикардо выглядит достаточно простой и убедительной. Рента — это цена, которую земледелец платит землевладельцу за пользование плодородящей силой земли. Рента есть разность между рыночной ценой продукта земли и издержками его производства , включая прибыль на капитал. По мере возрастания численности населения стране требуется все больше и больше хлеба. В хозяйственный оборот вовлекаются новые, менее плодородные земли. На каждом этапе этого процесса в обороте оказываются участки различного плодородия. Чем оно ниже, тем больше издержки производства хлеба. Поскольку же цена зерна на рынке едина, то убывание плодородия при переходе от участка к участку делает рентный остаток все меньше и меньше, пока на самом последнем из участков издержки производства не уравняются с ценой хлеба, давая нулевую ренту.

При следующем увеличении потребности населения в хлебе в обработку вовлекается новая земельная площадь, где почва еще менее плодородна, чем на соседнем участке в предыдущей ситуации. Теперь цену хлеба регулируют издержки (Рикардо говорит: затраты. труда) на новом последнем участке, которые выше, чем на предыдущем. Поэтому на предыдущем возникает положительный (отличный от нуля) рентный остаток. Его величина становится добавкой к рентам на всех остальных, более плодородных участках. Размеры рентных платежей беспрерывно, таким образом, растут. И это процесс объективный. "Не потому хлеб дорог, что платится рента, — пишет Рикардо, — а рента платится потому, что хлеб дорог". (К выражению "хлеб дорог' мы еще вернемся, чтобы "повертеть" его туда-сюда...)

В основном в рассуждениях Рикардо фигурирует модель ряда разнородных участков с убывающим рентным остатком. Но он оговаривается, что эта теория описывает и другой случай: получение одной и той же величины дополнительного продукта на одном участке земли с каждым разом требует все больше и больше издержек, понижая ренту. Оба вида ренты, рассматриваемой как приращение к издержкам производства, Маркс впоследствии назвал дифференциальной рентой. Теория ренты Рикардо есть попытка обобщения и обоснования доктрины убывающей доходности. Эта теория является составной частью целостной экономической картины, которую создает Рикардо в своем трактате. И чтобы понять роль этого фрагмента в системе Рикардо, нужно обратиться к другой теме.

1 Все или большинство авторов трактатов по политэкономии XIX в. — от Рикардо до Маршалла — употребляли в названии слово Principles. В русских переводах используются различные варианты: у Рикардо — "Начала", у Лж.Ст.Милля — "Основы", у Маршалла — "Принципы". Все это синонимы.

Трудовая теория ценности

Что превращает набор деталей в единую систему? Наличие между всеми деталями определенного рода связей. При этом все связи по своему характеру и своему действию подчинены какому-то одному принципу, одной идее. Такой принцип называется системо-образующим. Связи между игроками на футбольном поле определяются правилами игры и задачами, которые ставит тренер перед каждым из них в данном матче. Системообразующий принцип здесь — нацеленность на гол. Аналогичные вещи можно найти и в мыслительных системах.

В системе Адама Смита Системообразующий принцип — это экономия труда. В системе Рикардо — это затрата труда.

Рикардо обращается к тому месту у Смита, где говорится о законе обмена в первобытном обществе. Когда нет еще капитала и нет разделения труда, единственным мотивом при установлении обменного соотношения может быть затрата времени труда ("два оленя за одного бобра"). Труд (точнее, время труда) является здесь единственным фактором производства, и. цена бобра (два оленя) должна возместить расход этого фактора. С противоположной стороны затрата времени труда на добывание оленя возмещается половиной бобра.

Но когда уже существует капитал, а земля обращена в частную собственность, говорит Смит, цена товара должна возместить не только затрату труда, но и расход капитала (с прибылью), да еще и владелец земли требует свою долю. О ренте у Смита разговор особый: она не формирует цену, а определяется избытком цены над суммой зарплаты и прибыли.

Рикардо смотрит на ренту, в общем, так же. Поэтому у него тоже рента не влияет на ценообразование. От концепции Смита подход Рикардо отличается в ином отношении, и отличие это весьма существенно. Рикардо настаивает на том, что затрата труда является единственной предпосылкой цепы, причем не только в первобытном обществе, но и в цивилизованном. Здесь только не нужно упрощать.

Конечно, Рикардо понимал, что цена товара должна возместить все издержки его производства, а не только затрату труда. Когда он задается вопросом о законе обмена, его интересует не то, из чего состоит вся цена, т.е. не абсолютная величина цены. Его интересует именно формирование менового соотношения. Пара сапог за 100 кг соли — почему так? Почему не 120 или 75 кг? Рикардо говорит об "относительной ценности" товаров (его собственные слова). Так вот, по его мнению, относительная ценность товаров определяется соотношением трудовых затрат, которые требуются для изготовления одного и другого видов товара. Рикардо не упускает из виду, что в различных профессиях труд может быть очень разным по качественным признакам (таким, как умение, физические нагрузки и т.п.). Каким же образом может сравниваться труд, например, ювелира и простого рабочего?

Давид Рикардо

Рикардо отвечает: на рынке уже сами собой установились оценка различных видов труда и соотношение между их затратами на единицу продукта каждого из них. Сам рынок определяет, что труд ювелира дороже труда простого рабочего, и даже определяет, насколько (или во сколько раз) дороже. "Если кусок сукна стоит теперь двух кусков полотна, а спустя десять лет обычная ценность куска сукна будет равна четырем кускам полотна, то мы можем с уверенностью заключить, что либо для изготовления сукна требуется больше труда, либо для изготовления полотна — меньше труда, либо что действовали обе причины", — пишет Рикардо. Ему важно, как меняется соотношение. Поэтому "для нас не представляет интереса сравнительная оценка различных видов человеческого труда".

Есть разница и в ловкости, и в рабочих приемах, и даже во времени, которое требуется для овладения той или иной специальностью. Ну есть она — и ладно. Сегодня есть эта разница, вчера была и завтра будет "почти без перемен", как говорит Рикардо. Эта разница — как бы константа, которую математик выносит за скобки. А дальше все зависит от соотношения количеств затрачиваемого труда. Если это соотношение не меняется, относительная ценность тоже не меняется. Когда же соотношение изменяется (с одной ли стороны, с другой ли или с обеих сторон), то соответственно в той же пропорции изменяется относительная ценность товаров. Можно сказать, что, по Рикардо, различия в трудоемкости производства товаров формируют масштабную шкалу цен.

Если вернуться к нашему примеру, с точки зрения Рикардо, разница в характере труда определяет то обстоятельство, что пара сапог обменивается не на килограммы (и не на тонны) соли, а на десятки килограммов. Но уже при таком установившемся масштабе будет ли соль представлена десятью десятками килограммов, или двенадцатью, или семью с половиной — это зависит от сравнительных затрат труда на изготовление пары сапог и 10 кг соли.

Указанное соотношение Рикардо называет естественной ценой. Он допускает, что колебания спроса и предложения на рынке не смогут не вызывать определенные отклонения от естественной цены". Так у Рикардо определяется понятие рыночной цены.

Затруднение с капиталом

А как все-таки быть с капиталом и прибылью на капитал? Здесь два отдельных вопроса.

1. Если ценность куска сукна стала измеряться ценностью четырех кусков полотна (вместо двух, как было за десять лет до того), только ли затраты труда должны быть тому причиной? Допустим, за эти годы затраты труда не изменились ни там, ни тут, но полотно стали ткать на механических станках, а не вручную, как прежде. Должно ли это обстоятельство отразиться на относительной ценности обеих тканей? Другими словами, влияют ли на относительную ценность изменения в применяемом капитале? Рикардо отвечает: да, влияют. Ведь капитал — это накопленный труд (очень важный термин, придуманный Рикардо). Создание механических ткацких станков тоже требовало затрат труда. Значит, общее правило сохраняется. Только к затратам труда ткача прибавляются затраты труда механика, изготовляющего станок. Общая сумма этих видов труда определяет, на какое количество других предметов будет обменен кусок полотна, утверждает Рикардо.

Нетрудно показать, что это очень слабое рассуждение. Станок делается один раз, а ткач, работая на этом станке, тратит свой труд годами, выпуская полотно кусок за куском. Прежде мы говорили о принципиальном различии между затратами единовременными и текущими. Столь же принципиально следует различать труд овеществленный и труд живой (оба термина мы встретим у Маркса). Живой труд в изготовлении полотна — это сам трудовой процесс ткачества. По отношению к процессу ткачества овеществленный труд, как видно из самого термина, — это просто вещь.

Достаточно очевидно, что затрату живого труда нельзя суммировать с Утратой Труда уже овеществленного, — это всё равно что, например, в физике складывать количество работы с мощностью.

Правда, Рикардо не поступает так просто. Он пытается принять. в расчет сокращение затрат живого труда при применении машин, изменение зарплаты в связи с этим и пр. Он конструирует искусственные числовые примеры и т.д. Но порок был заложен в самом начале рассуждения. Ведь различия в капиталах влияют на соотношение цен совершенно иным образом — не так, как различия в трудоемкости изготовления капитальных благ.

Различия в капиталах могут наблюдаться по таким характеристикам, как срок износа основного капитала, соотношение между основным и оборотным капиталами, период оборота оборотного капитала. Все это отражается на относительной ценности товаров без видимой связи с количеством труда, которое овеществлено в обоих капиталах.

2.Представим себе, что на рынке встречаются два товара: шило и мыло. По счастливой (для нашего примера) случайности в производстве обоих видов товара употребляются капиталы одинаковой ценности, период износа которых тоже одинаков. С другой стороны, на изготовление и упаковку одного шила уходит 10 человеко-часов рабочего времени, а на изготовление и упаковку куска мыла — 2 часа труда одного человека.

По мысли Рикардо, соотношение цен шила и мыла должно быть 10:2, т.е. 5:1. Теперь вспомним модель свободной конкуренции и ее формулу: "равновеликие капиталы приносят равные прибыли". Согласно такому представлению шило не может быть (при наших допущениях) впятеро дороже мыла. Ведь это значило бы, что равновеликие капиталы приносят совершенно неодинаковую прибыль. Наоборот, если бы капитал мыловаренного завода оказался впятеро больше капитала, занятого в изготовлении шила, а живого труда на единицу того и другого продукта требовалось бы поровну, то по теории Рикардо цены их должны быть близки по размеру (влияние капитала Рикардо допускал). Но это опять-таки противоречит модели свободной конкуренции, по которой прибыль в мыловарении должна быть намного больше (чтобы норма прибыли была одинаковой).

Рикардо старался (очень старался) доказать, что различия в капитале не вызывают больших отклонений от правила формирования цен пропорционально затратам труда. Очевидно, что и тут он пошел по ошибочному пути. Ведь дело не в том, большие отклонения или маленькие. Дело в том, что две теории не сходятся. Заметим, что модель свободной конкуренции Рикардо принимал целиком. Состыковать же обе теории ему не удалось.

Теория заработной платы у Рикардо

Труд, говорит Рикардо, — это тоже товар. Он продается и покупается. Рабочий продает свой труд, капиталист этот труд покупает. Заработная плата и есть цена этого товара. Как и любой товар, труд имеет свою естественную йену и рыночную цену. Естественная цена труда, по Рикардо, — это такой уровень его оплаты, при котором рабочие могли бы "существовать и продолжать свой род без увеличения или уменьшения их числа". Значит, естественная цена труда обеспечивает лишь прожиточный минимум: если оплата труда выше, численность рабочего населения будет увеличиваться, если ниже, — смертность станет больше, чем рождаемость.

При этом прожиточный минимум у Рикардо вслед за Смитом понимается широко: как такой уровень потребностей, к которому человек привык. Скажем, в наше время прожиточный минимум в понимании Рикардо включал бы и телевизор, и холодильник, и кое-какую домашнюю библиотеку, и подписку на любимую газету и т . п.

Естественная иена труда определяется не суммой зарплаты, а (как и у Смита) количеством и ассортиментом предметов потребления, которые можно на эти деньги купить. Поэтому естественная цена труда зависит от цен на предметы потребления (на пишу, одежду и другие вещи). Если эти цены растут, естественная цена труда тоже растет, и наоборот. Рыночная цена труда может колебаться в зависимости от соотношения между спросом на труд и предложением труда, но центром этих колебаний является естественная цена труда.

Когда в стране происходит накопление капиталов, имеет место постоянно растущий спрос на труд. Тогда зарплата держится выше естественного уровня. Это поощряет рабочее население к размножению, число рабочих возрастает до уровня, который отвечает спросу на труд. Тогда зарплата опускается до естественного уровня. Она может опуститься и ниже. Тогда в среде рабочих возникают нужда, болезни и пр. Численность рабочего населения сокращается, а оплата труда возвращается к естественной норме.

Как видим, Рикардо, в целом, придерживался тех взглядов на законы народонаселения, которые сформулировал Мальтус Но Рикардо углубил некоторые положения своего друга. Если потребности рабочих растут, писал он, они становятся склонными тратить больше денег на удовлетворение своих растущих запросов на предметы комфорта и развлечения, а за счет этого они умеряют численность своей семьи. Поэтому нужно поощрять "всеми законными средствами" рост потребностей рабочих. "Нет лучшей гарантии против перенаселения", — считает Рикардо.

Установление размеров оплаты труда, по мнению Рикардо, "должно быть предоставлено частной и свободной рыночной конкуренции и никогда не должно контролироваться вмешательством законодательства". Тут он тоже целиком согласен с Мальтусом. Законы о бедных придуманы с целью улучшить положение, а приводят к противоположному результату. "Вместо того чтобы делать бедных богатыми, они как бы рассчитаны на то, чтобы сделать богатых бедными". Потому что позволяют бедным размножаться сверх возможностей прокормиться своим трудом. Отсюда необходимость увеличивать все время отчисления на содержание бедных, пока эти ассигнования не поглотят весь чистый доход страны. Так что "всякий друг бедных должен горячо желать отмены этих законов".

Вторая нестыковка

Чем же все-таки определяется цена труда?

Рикардо начинает, как мы видели, с того, что определяет труд в качестве одного из видов" товаров, который продается и покупается подобно всем другим товарам. По его собственной трудовой теории ценности, последняя зависит от количества труда, применяемого в изготовлении данного товара. Если так, то цена труда зависит от количества труда, применяемого в изготовлении этого труда. Тут явно что-то не так. Мы даже не знаем, что означает выражение "изготовить труд". Труд — это не вещь, а процесс, деятельность человека. Можно ли измерять ценность труда количеством труда? Если да, то мы можем только сказать, что ценность одного рабочего дня равна одному рабочему дню.

Рикардо ловко обходит такие вопросы. Он говорит: цена труда (зарплата) определяется ценами предметов потребления, которые можно купить на эту зарплату. Но цены он определяет через затраты труда. Ну что ж, давайте рассуждать дальше.

Допустим, один рабочий за день труда производит 2 кг хлеба. Ценность 2 кг хлеба эквивалентна количеству труда в 1 человеко-день. Но получает рабочий за день труда не 2 кг, а, скажем, лишь 1 кг хлеба. Почему? Потому что его зарплата составляет лишь часть цены продукта. Другие две части — это прибыль нанимателя и рента землевладельца. Скажем, полкило хлеба на прибыль и полкило — на ренту. 2 кг хлеба и 1 человеко-день труда воплощают одинаковое количество труда. По теории Рикардо, их относительные ценности должны быть одинаковы. Но они не могут быть одинаковы, потому что тогда исчезнут прибыль и рента.

Если мы переведем наш пример на денежное измерение цены и зарплаты, мы увидим, что нестыковка менее заметна, она тогда не сразу бросается в глаза. Поэтому лишь после смерти Рикардо некоторые ученые смогли заметить неточности в его теории.

Прибыль и зарплата

Рикардо вслед за Смитом рассматривает цену товаров как сумму зарплаты, прибыли и ренты. Как уже отмечалось, ренту он считает, если так можно выразиться, не слагаемым (которое в сумме с двумя другими частями дает цену), а разностью (которая остается за вычетом из цены двух других ее составных частей). На языке алгебры это означает, что рента есть не аргумент цены, а ее функция. Бывает, что рента равна нулю, а вся цена состоит из прибыли и заработной платы. Мы уже встречались с таким случаем при рассмотрении Рикардовой теории ренты.

Не случайно здесь использована математическая терминология. Характер мышления Рикардо — и это отмечено многими — напоминает мышление математика. У него прибыль и зарплата рассматриваются в качестве независимых переменных, а цена — как их функция (почти так же строго обращаются с подобными понятиями математики).

Вот схема рассуждений Рикардо.

Соизмеряя качественные особенности различных видов труда, рынок раз и навсегда (или на долгое время) формирует масштабную шкалу цен. Различие в трудоемкости изготовления устанавливает ценовые соотношения между товарами. Игра спроса и предложения вносит сюда известные колебания. С учетом всего этого цена отдельного товара считается в данный момент заданной величиной. Но внутри себя она представляет сумму прибыли, зарплаты и ренты. При этом если рента целиком зависит от цены и от того, какую долю в ней составляют две другие части, то каждая из двух последних зависит от ряда внешних факторов. Особенной тягой, так сказать, к суверенитету отличается заработная плата. Потому что она зависит от цен на предметы первой необходимости. Рикардо, в конце концов, привязывает ее к ценам на хлеб. Если хлеб дорожает, должна расти и зарплата. Но цена какого-либо товара, например полотна, вовсе не обязательно будет расти, когда растет цена хлеба. Ведь цена полотна ограничена сверху из-за конкуренции. "Если — и это, безусловно, произойдет — вместе с повышением цены хлеба повысится и заработная плата, то прибыль необходимо упадет", — утверждает Рикардо. В теории распределения Рикардо пошел назад от Смита, вернувшись к модели "игры с нулевой суммой".

Предел экономического роста

Теперь самое время нам вспомнить теорию ренты Рикардо и вместе с ним свести воедино все предыдущее. С ростом населения хлеб становится все дороже в производстве и на рынке. Отсюда неизбежная тенденция к росту заработной платы и... "Итак, прибыль имеет естественную тенденцию падать, потому что с прогрессом общества и богатства требующееся добавочное количество пищи получается при затрате все большего и большего труда".

Заработная плата растет в денежном измерении, но это не значит, будто рабочие начинают жить лучше, — ведь растут цены на предметы их жизненного потребления. Покупательная способность заработной платы не увеличивается. Жизненный уровень рабочих скорее снижается, потому что рост заработной платы идет вдогонку за ценами на хлеб, которые, естественно, растут опережающим темпом. Потребление благ рабочими снижается до крайней черты прожиточного минимума.

Рикардо понимает, что все не так просто. Периодически совершенствуются машины, развивается агрономия — одним словом, технический прогресс снижает трудоемкость производства и в промышленности, и в сельском хозяйстве. Эти достижения в экономии труда понижают цену предметов первой необходимости рабочих. Если Смит считал технический прогресс важнейшим условием предотвращения застоя и неуклонного экономического роста, то по Рикардо подобные вещи лишь замедляют общую тенденцию, ведущую к вековой стагнации.

Что же происходит по теории Рикардо? Вот что. Растущая потребность общества в пище заставляет вовлекать в обработку все новые и новые участки земли, на которых производство одной меры (например, центнера) хлеба требует все больше и больше труда. На самом крайнем участке ренты нет вообще, но именно возросшая трудоемкость зерна на этом участке "регулирует цену хлеба ', как выражается Рикардо. Этот новый участок как бы поднимает общую планку цены хлеба для всех остальных участков. Когда этот участок перестает быть самым крайним (значит, появился новый, с еще худшей землей), этот участок начинает приносить ренту, размер которой в точности равен той величине, на которую поднялась цена хлеба из-за появления в обработке нового крайнего участка. Но по той же причине и на ту же самую величину выросла рента на всех-всех участках, которые обрабатываются уже давно. И так с каждым шагом

Стало быть, растут ренты, растет заработная плата по всей стране (из-за роста хлебных цен). И только прибыль на капитал все падает и падает. Наконец, норма прибыли становится такой маленькой, что накопление капитала останавливается вовсе. Почти весь продукт страны достается рабочим и землевладельцам. "Это будет по необходимости постоянным явлением в силу законов природы, которые ограничили производительные силы земли". Только свободный ввоз хлеба из-за границы может затормозить указанную тенденцию.

Учение Рикардо и экономический либерализм

Когда жил и творил Рикардо, в Великобритании существовали так называемые "хлебные законы". Ввоз заграничного хлеба не был формально запрещен, но закон устанавливал столь высокие ввозные пошлины, что они препятствовали импорту лучше всяких запретов. Это и были запретительные пошлины — наследие идеологии и политики меркантилизма. Лишь в 1838 г. в стране была создана "Лига борьбы против хлебных законов", которая сыграла решающую роль в их отмене в 1844 г. и в установлении в Англии свободы внешней торговли через два года.

Деятельность "Лиги" составила целую эпоху в экономической и политической истории Великобритании. Это была настоящая "классовая борьба", в которой объединенный фронт промышленных капиталистов (в основном средний класс) столкнулся с не менее сплоченным фронтом земельной аристократии. Рикардо не довелось дожить до этих событий, но его учение объективно вооружило сторонников свободы торговли (в литературе их часто называют "фритредерами" от английских слов free trade).

Теория сравнительных преимуществ

Иногда встречается также другое ее название: теория сравнительных издержек. В учении Рикардо многое возникло в результате восприятия им и переосмысления идей других мыслителей (Смита, Сэя, Мальтуса, Андерсона — автора модели дифференциальной ренты, писавшего еще во времена Адама Смита). Теория сравнительных преимуществ создана Рикардо самостоятельно, и она, пожалуй, больше других его идей сохранила значение для хозяйственной практики вплоть до нашего времени.

Эта теория относится к области внешней торговли. Она также имеет свою предысторию. В своей борьбе с политикой меркантилизма Смит выдвинул положение, которое иногда называют принципом абсолютного преимущества. Развивая идею естественной свободы для условий межгосударственного обмена, он высказался в том смысле, что каждой стране выгодно вывозить те продукты, которые отвечают естественным и благоприобретенным преимуществам этой страны перед другими. К естественным преимуществам относятся те, которые связаны с климатом, почвами, недрами, географическим положением страны и др. К искусственным преимуществам относятся особые умения, присущие некоторым работникам этой страны, некоторые продукты ее производства, которые или здесь умеют делать лучше других, или умеют делать только здесь.

Например, к естественным преимуществам Грузии относятся особые почвенно-климатические условия, позволяющие создавать неповторимые грузинские вина. Для Арабских Эмиратов — это нефть-сырец. Для России — это, среди многого другого, хвойная древесина и даже туристские маршруты, связанные с уникальными памятниками старины и природными красотами.

К искусственным преимуществам для нынешней России, например, относятся изделия национальных промыслов (Хохлома, Палех, Гжель...), некоторые виды вооружения, возможность запускать в космос коммерческие спутники.

Казалось бы, принцип очевиден и не нуждается в особых поправках. Тем не менее Рикардо путем довольно тонких рассуждений такие поправки внес. Абсолютные преимущества — это хорошо, но область их слишком узка. Гораздо шире и важнее область сравнительных преимуществ.

Дадим условный пример. Скажем, в России тонна стали обходится в 100 часов труда, а пара обуви — в 10 часов. В Италии же тонна стали обходится в 50 часов труда, а пара обуви — в 8 часов. По стали у Италии сравнительное преимущество составляет 50%, по обуви — 20%. Поэтому Италии (в торговле с Россией) выгоднее специализироваться на стали, а России (в торговле с Италией) лучше сконцентрироваться на обуви. Обеим странам выгоднее направить больше ресурсов во что-то одно (из двух названных направлений), а другое покупать у партнера. В данном случае Италии выгоднее наращивать плавку стали и покупать у России обувь, а России — наращивать выпуск обуви (по итальянским моделям) для обмена на сталь. Хотя в России обувь обходится дороже, тем не менее это будет выгоднее ей, чем одновременное развитие обоих производств — сталелитейного и обувного.

Здесь преднамеренно использован шутливый пример, чтобы ярче оттенить мысль Рикардо. Она не так очевидна, как мысль Смита. Ведь кроме сравнительных затрат труда действует еще множество самых различных факторов, влияющих на вывод о том, что выгодно или невыгодно во внешней торговле. Тем не менее анализ внешней торговли все время показывал, что принцип сравнительного преимущества проявляется в действии. Более ста лет никто не мог ни доказать его строго, ни опровергнуть (знакомая ситуация?).

Лишь в 1933 г. шведский ученый Бертил УЛИН объяснил и обобщил этот принцип Рикардо с помощью факторного анализа (вспомним о теории "трех факторов" Ж.Б.Сэя, см. главу 15). Любой из факторов — труд, капитал, земля — может дать стране сравнительное преимущество в каком-то определенном виде производства: страна обладает абсолютным преимуществом по данному фактору. Оказалось, что принцип Рикардо работает в силу справедливости принципа Смита.

В нашем примере, скажем, Италия обладает абсолютным преимуществом перед Россией в области промышленной технологии и накопления капитала. Именно отсюда ее сравнительное преимущество в трудоемкости выплавки стали. Россия же (в нашем примере) обладает абсолютным преимуществом перед Италией в виде дешевого труда. Поэтому ей выгоднее наращивать производство, где более высок удельный вес такого фактора, как живой труд.

Еще о теории затраченного труда

"Не потому хлеб дорог, что платится рента, а потому рента платится, что хлеб дорог". Возвращаемся к этому, как собирались. Что значит "хлеб дорог Кому дорог? Вспомним, что говорил Смит о действительной цене и меновой ценности в связи с затратами труда (см. главу 14). Действительная цена — это то, во что обходится вещь тому, кто хочет ее сделать или добыть. Это мера его собственных усилий тела и напряжения души. А меновая ценность (т.е. цена продажи) — это мера экономии его телесных и душевных тягот.

Рикардо не оспорил и не опроверг такой подход к проблеме. Полемизируя со Смитом, он спорил о многом другом, но этот подход он как бы не заметил вовсе. Ему казалось, что Смит напрасно отказался от принципа затраченного труда, сформулированного для первобытного общества. И Рикардо принял этот принцип как универсальный для общества на любой стадии его развития, фактор же капитала он попытался свести к фактору-труду.

Действительно, капитал оказывает влияние на ценообразование тем, что его создание требует затраты труда. Но он также влияет на цены и тем, что создает экономию живого труда, И с этой стороны его влияние более непосредственно, потому что здесь сказываются явления , происходящие с живым трудом, а в первом случае идет речь о влиянии прошлого труда на живой. Капитал проявляет свою благотворную роль лишь постольку, поскольку выгода от экономии живого труда перевешивает ущерб от затраты прошлого труда (который был употреблен при создании этого капитала).

Рикардо развивал лишь одну сторону данного двустороннего явления — лишь сторону затраты. Он пытался свести капитал к трудозатрате, но капитал на это не поддался. Когда Рикардо говорит "хлеб дорог", он имеет в виду: дорог для производителя. Он говорит об издержках производства. Но в этом выражении подспудно присутствует и второй смысл: дорог для покупателя. Но тут уже речь не об издержках, а о цене. Для Рикардо то и другое — почти одно и то же. Он постоянно твердит: затрата труда регулирует цену. Он говорит: затрата труда на крайнем (наименее плодородном) участке, который не дает ренты, регулирует цену хлеба на рынке. В другом месте он подчеркивает, что речь идет именно о рынке свободном, конкурентном, а не о монополии производителя.

Но если рыночную цену хлеба не диктует никакой монополист, каким же образом наибольшие издержки производства могут эту цену регулировать. Давайте порассуждаем. Рикардо говорит: рост населения увеличивает потребность в хлебе, а это заставляет осваивать земли, пустовавшие из-за плохого качества. Но он не говорит о том, какой механизм запускает и осуществляет это движение к землям, еще не освоенным. Каким образом фермеры узнают о том, что пора уже распахать эту пустошь? Что хоть и дорого обойдется мне хлеб на этом участке, но я его все равно смогу продать? Что, им говорит об этом Госплан? Или правительство гарантирует им закупку хлеба по цене издержек?

Нет. Правительство, по схеме Рикардо, не вмешивается в рынок, и не придуман еще Госплан. Мы догадываемся: о том, что настал момент распахать пустошь, фермер узнает не где-нибудь, а только на рынке. Сигналом ему служит повышение хлебных цен. Происходит же это повышение потому, что спрос на хлеб растет, а предложение хлеба на рынке не растет. Только по данной причине. Механизмом, который понуждает фермера идти пахать целину, является механизм спроса и предложения.

Именно так, и только так. Повышение цены предшествует вовлечению в обработку новых участков земли. Не максимальная затрата труда, не максимальный размер издержек регулируют цену хлеба. Скорее цена хлеба регулирует тот максимальный размер издержек, который может окупиться, на рынке. Рента платится не потому, что хлеб дорог для производителя, а потому прежде всего, что хлеб дорог на рынке. Первопричина — не издержки, а цена. Но тогда что остается от трудовой теории ценности?

Чтобы выпутаться из мешанины, которая образовалась вокруг этого вопроса за столетие с большим "гаком", давайте будем различать две трудовые теории ценности. Одна — трудосберегающая, которую можно обнаружить у Адама Смита. Другая — трудозатратная, которую предложил Давид Рикардо. Первая связывает ценность с выгодой, вторая связывает ценность с утратой. Какая из них верна?

А что значит "верна"?

О теории и практике в экономической науке

Существует такой полемический прием: мол, практика доказывает истинность (или ложность) такой-то теории. Маркс даже выдвинул формулу: "Практика — критерий истины". Такой подход может таить в себе неожиданные ловушки.

...В одном из рассказов Борхеса 1 повествуется о человеке, обнаружившем в дебрях Амазонки неизвестное племя со странными обычаями. В числе прочего они верили, что их шаман может превращать людей в муравьев. "Один субъект, — сообщает рассказчик, — почуяв мое недоверие, указал мне на муравейник, будто это могло служить доказательством". Однако мышление аборигенов как раз допускало подобные доказательства муравейником. Как ни странно, но и мышление некоторых экономистов прошлого столетия, как мы увидим вскоре, тоже допускало такие 'доказательства". В чем тут ловушка?

Есть реальность и есть наука, которая хочет эту реальность объяснить. Есть явление и есть теория, которая истолковывает это явление. "Доказательство муравейником" — это когда некто для обоснования своего истолкования данного явления указывает вам на то, что данное явление имеет место. Вот, мол, явление же налицо — значит, мое толкование истинно. Муравейник видите? Значит, шаман может превращать людей в муравьев. С учетом сказанного еще более удивительно, что значительная часть публики склонна была принимать всерьез подобные доводы, как это случилось с некоторыми теориями Маркса, Вот что значит ловушка, и вот почему нужно быть крайне осторожными, сопоставляя теорию с практикой.

Альберт Эйнштейн говорил, что хорошая физическая теория должна обладать двумя качествами, которые он называл так: внутреннее совершенство и внешнее оправдание. Первое означает, что теория не должна быть самопротиворечивой, в ней все должно быть взаимоувязано. Второе означает, что теория должна хорошо согласовываться с опытом. Хорошо согласовываться с опытом — это максимум того, что мы можем требовать и от экономической теории по отношению к экономической практике. Мы не должны искать в опыте доказательства теории, но мы вправе требовать от теории, чтобы она не входила в противоречие с опытом. Разумеется, и в нашей науке хорошая теория не должна содержать натяжек, подтасовок, а также взаимоисключающих положений. В одной из ближайших глав, однако, мы найдем и эти вещи.

Жизнь так сложна, что ее редко можно описать теорией во всей необходимой полноте. В науке, подобной нашей, теория всегда оставляет "за скобками" многие вещи из той самой действительности, которую эта теория берется описать. Теория в экономике — это всегда схема, бледная тень живой реальности. Когда на практике выходят вещи, вроде бы отвечающие предсказаниям какой-то теории, это не означает, что данная теория 'доказана". В лучшем случае это позволяет говорить, что данная теория пока неплохо работает, поскольку опыт с нею согласуется.

Экономическая действительность первой четверти XIX в., казалось, опровергала теорию Адама Смита. Требовалось нечто иное, и оно явилось в виде учения Рикардо, которое отвечало определенным запросам общественного сознания Великобритании. Многим в XX в. успех учения Рикардо представляется странным. Вокруг него сложился тогда кружок учеников и почитателей, превозносивших его (особенно после преждевременной смерти) заведомо выше заслуженного. Один из них сказал, например, что Рикардо был тем, кто создал экономическую науку; другой назвал его великим открывателем истины. И все они говорили о его превосходстве над Адамом Смитом.

Мы видим, однако, что в долговременной перспективе лучшую согласованность с опытом проявило учение скорее Смита, чем Рикардо. Не произошло ни беспредельного роста земельных рент и цен на продовольствие, ни обеднения рабочего класса, ни остановки накопления капитала. До вековой стагнации (что-то вроде "тепловой смерти Вселенной" по Больцману) Европа и мир пока не дожили. Это еще ничего не доказывает, но это говорит, что теория Рикардо, во всяком случае, описывает реальность недостаточно хорошо. В то же время мы имеем право констатировать, что конечные выводы и предвидения Смита неплохо согласуются с тем развитием, которое имело место до сих пор. Однако только по этой причине, без углубленного анализа, мы не можем утверждать, что сказанное происходит именно и только по тем основаниям, на которые опирался Адам Смит.

' Хорхе Луис Борхес (1899—1986) — загадочный аргентинский писатель, один из самых эрудированных людей XX в. Свободно ориентируясь во всех земных культурах, он любил сопоставлять и сталкивать различные типы мышления, получая философские и логические парадоксы. Все это делалось в художественной форме. Считается писателем для интеллектуалов.

Джон Стюарт Милль

Наиболее выдающимся из учеников Рикардо был Джон Стюарт Милль (1806—1873), известный не только как экономист, но и как логик. Из экономических сочинений Дж.Ст.Милля наибольшим вниманием пользуются два: "Опыты по некоторым нерешенным вопросам политической экономии" (1844) и "Основы политической экономии с некоторыми приложениями их к социальной философии" (1848). Более интересным и ценным для науки многие историки считают первое из них. Но более известным и влиятельным стало второе. "Основы" на много десятилетий вперед стали действительно основами экономической науки для студентов и начинающих ученых во многих европейских странах Это сочинение трижды целиком переводилось на русский язык. Первое издание вышло в 1874 г. в переводе Н.Г.Чернышевского. Новый перевод (под ред. О.П.Остроградского) вышел в 1896 г. Третий перевод, уступающий, к сожалению, предыдущему, вышел в 1980 г. "Опыты" на русском языке не издавались. Оставаясь в целом верным последователем Рикардо, Милль многое подправил в его учении и внес немало уточнений по множеству частных вопросов. Он первым, как уже было сказано, обратил внимание на возможность двух вариантов толкования Закона Сэя. Схематичные положения Рикардо о закономерностях международного обмена Милль претворил в более строгие формулировки так называемого закона уравнивания, международного спроса. В излишне строгое положение Рикардо об обратной зависимости между заработной платой и прибылью Милль внес существенное уточнение: технический прогресс в производстве предметов рабочего потребления снижает издержки производства этих товаров, отчего реальная ' зарплата растет без снижения прибыли на капитал.

Все это (и многое другое) было изложено уже в "Опытах". Свои "Основы политической экономии" Милль задумал как синтез всех экономических знаний, добытых после Адама Смита. Книгу Смита он считал сильно устаревшей и свои "Основы" представлял чем-то вроде “Богатства народов” , но для своего века.

Милль поставил своей целью систематизировать достижения экономической мысли. Историки не раз отмечали известный эклектизм этого труда. Подчас можно обнаружить, что противоречия между доктринами не столько разрешаются, сколько сглаживаются, затушевываются искусным построением материала и изящным слогом (книга действительно написана замечательным языком, и чтение ее доставляет эстетическое удовольствие). Такие вещи кажутся странными для мастера логики, автора большого труда "Система логики".

Джон Стюарт Милль

По-видимому, Милль многое делал сознательно. В "Основах" он хотел создать систему, но у него не было своего системообразующего принципа (в том смысле, в каком мы говорили выше о системах Смита и Рикардо). фактически Милль должен был взять этот принцип у Рикардо (что и было сделано), но ведь у него была другая задача. Рикардо позволял себе проводить свой принцип трудовой ценности с железной целеустремленностью. Даже в его уловках, о которых мы говорили, видна своеобразная последовательность — если можно так сказать, логика танка, которому нужно попасть из пункта А в пункт Б. Приняв у Мальтуса закон народонаселения и у Сэя — закон рынков, Рикардо не мог принять многого другого в их экономических взглядах — того, что не укладывалось в его систему.

Милль поставил своей задачей объединить Сэя, Мальтуса и Рикардо. У первых двух четкой системы он не нашел, так что оставался затратно-трудовой принцип Рикардо, который не вызывал сомнений у Милля. Взяв все положительное у Сэя и Мальтуса для соединения с учением Рикардо, Милль обрек себя на эклектизм. Дело лишь усугублялось тем, что и у самого Рикардо не все концы сходились. Милль сделал все, что мог. Он углубился в построения своих предшественников, нашел в них немало того, что было неведомо и самим авторам, многое повернул другим боком, подгоняя детали. Но органично соединить несоединимое он не мог. Поэтому его системообразующим принципом стала не та или иная экономическая идея, а логический компромисс. Он поступался строгостью логики ради системы.

Приведем один пример. В главах, посвященных законам меновой ценности, Милль говорит, что существуют рыночные колебания цен под воздействием спроса и предложения. Но это именно колебания, а центром их является величина ценности, определяемая издержками производства (расход капитальных благ плюс заработная плата плюс обычная прибыль). И в главах о труде и заработной плате он тоже солидарен с Рикардо: уровень зарплаты тяготеет к прожиточному минимуму, определяемому ценами хлеба и других средств существования.

Когда Рикардо писал такие вещи, он шел как первопроходец. Он видел проблему, старался ее решить и излагал такое решение, какое ему удалось найти. Когда Милль писал эти вещи, он уже знал аргументы критиков теории Рикардо. Уже была обнаружена "нестыковка", о которой мы писали выше. Милль нашел свое решение: нестыкуемые вещи он разнес по разным главам и частям Получилось: с одной стороны так, с другой — эдак... и все. Он не решает проблему, а обходит ее.

Однако, как бы строго мы ни судили сделанное этим мыслителем, цели своей он добился. Джон Стюарт Милль создал учебник по политической экономии для последующих поколений. Вплоть до Маршалла им пользовались во многих университетах Запада как наиболее полным и глубоким изложением учения экономистов-классиков.

Классическая экономическая наука

Выражение "классическая политическая экономия" придумал Маркс. Он делил ученых на "классиков" и "вульгарных". Первым он приписывал "анализ внутренней сути капитализма", вторым — поверхностное описание "внешней видимости" и "апологетику", т.е. оправдание несправедливого, как он считал, общественного строя. Исходя из такого критерия, классики у него начинались от Петти и кончались на Рикардо. После Рикардо, считал Маркс, осталась школа рикардианства (Джеймс Милль, Рамси Мак-Куллох и др.), которая стала "разлагаться" и потерпела окончательное крушение в 1830 г., когда грянула Июльская революция. Маркс серьезно полагал, что социальные события могут разрешать теоретические споры.

"Буржуазная" (немарксистская) наука сочла полезным взять у Маркса термин "классики", чтобы вложить в него другое содержание — вполне научное и более точное. В соответствии с таким пониманием классики придерживались определенной системы предпосылок, или постулатов, относительно изучаемой экономической реальности. Такие предпосылки не всегда осознавались самими классиками и еще реже формулировались ими. Обычно они считались сами собой разумеющимися.

Мы уже отмечали подобное явление, когда говорили о меркантилистах. Классический период можно считать этапом экономической мысли, который пришел на смену периоду меркантилистов. Это грубое деление, но допустимое, как показывает хотя бы книга Смита. Если это так, тогда можно сказать, что классическая наука возникла в результате выявления скрытых предпосылок, принятых у меркантилистов, анализа этих постулатов, их выверки и преодоления того, что было признано ложным либо устаревшим.

Классики, как и меркантилисты, не представляли себя "этапом", на смену которому должен прийти другой "этап". Когда экономическая мысль стала пересматривать учение Смита, Рикардо и их последователей, она обнаружила, что и у них имелись свои постулаты, которые можно оспорить. Начался этот пересмотр примерно в последней трети прошлого века и продолжался многие десятилетия. Если исходить из подобного критерия, то классический период развития экономической мысли начался с физиократов, Кантильона и Юма, вступил в завершающую фазу у Джона Стюарта Милля, а окончательные проводы классическому образу мышления устроил Джон Мейнард Кейнс (расскажем об этом обязательно — см. главу 29).

Не следует думать, будто все сказанное проходило гладко и однозначно. Последующую экономическую науку иногда называют неклассической, однако после второй мировой войны в ней появилось направление неоклассического синтеза. Его представители вернули в науку некоторые постулаты классиков, отторгнутые (как им представляется, необоснованно) сторонниками кейнсианства. Не так давно была даже предпринята попытка прямо вернуться к рикардианству. Споры эти не завершены до сих пор (и про них расскажем, только позже).

Какие же представления чаще всего выделяют в качестве постулатов классической науки? Нужно сказать, что в разные времена и разными учеными акценты делались на различные моменты в мировоззрении классиков. То, что считалось существенным, скажем, в конце XIX в., не всегда упоминается в конце XX в. И наоборот. Наконец, следует обязательно иметь в виду, что постулаты, о которых мы сейчас будем говорить, появились в виде формулировок в результате позднейших исследований и обобщений. Не всем классикам эти представления были свойственны в равной мере. Не все сказанное ниже они разделяли безоговорочно. Многое может быть приписано классикам лишь условно и при серьезном упрощении их взглядов.

Тем не менее предмет для разговора имеется. Дело в том, что иной ученый действительно мог смотреть на вещи вообще шире и глубже, чем получалось по его теориям. Как бы реалистично ни представлял себе мыслитель экономические явления, для создания теоретической схемы или модели всегда приходится чем-то поступаться, что-то упрощать, принимать какие-то допущения. Постулаты, о которых идет речь, были извлечены историками экономической мысли как раз из моделей и схем, а не из размышлений общего характера, какие можно найти в трудах того или иного мыслителя. Попробуем изложить наиболее существенное.

Постулаты классической политической экономии

1. Концепция "экономического человека". Человек рассматривается только с точки зрения экономической сферы жизни. У него есть один стимул поведения — стремление к собственной выгоде. Религия, нравственность, культура, обычаи и другие факторы, которые влияют на поведение людей в жизни, здесь не учитываются.
2. Равенство договаривающихся сторон. В каждой сделке обе стороны находятся в равном положении в смысле свободы выбора партнера, возможности вести торг до достижения максимальной выгоды, понимания своих интересов и знания своих возможностей, дальновидности и предусмотрительности, отсутствия посторонних факторов принуждения или ограничения и т.д.
3. Полная информированность. Каждый капиталист (рабочий и т.п.) полностью осведомлен о том, где (в каких отраслях, занятиях, местностях своей страны) прибыль (зарплата) выше или ниже; какие существуют условия приложения капитала (труда); каковы закупочные (если речь о сырье) и продажные (если речь о готовой продукции) цены. И такая информация доступна им не только на данный момент, но и на перспективу.
4. Текучесть ресурсов. Труд и капитал могут в одночасье перейти от одного занятия к другому, из одной отрасли в другую, из одной местности в другую — достаточно лишь, если капиталист или рабочий (со своей семьей) примет такое решение.
5. Эластичность численности рабочего населения по заработной плате равна или больше единицы.. Это если выражаться в терминах современной науки 1 . А проще — рост численности рабочего класса тесно зависит от роста совокупного фонда оплаты труда. Всякое увеличение заработной платы неминуемо ведет к росту численности рабочей силы, всякое уменьшение оплаты труда — к сокращению этой численности. При таком взгляде не всегда принимался во внимание разрыв во времени между рождением младенца и достижением им трудоспособного возраста 2 .
6. Абсолютизация прибыли как цели фирмы. Капиталист рассматривался как воплощение фирмы. Единственной или важнейшей из всех целью фирмы считалось стремление максимизировать прибыль на капитал. Не принималось во внимание, например, что фирма иногда может поступиться частью прибыли (чтобы завоевать новый рынок сбыта или чтобы потеснить конкурентов на прежнем рынке за счет расширения объема своих продаж); что фирма может предпочесть скромную прибыль в надежно проверенном варианте более высокой прибыли, связанной с повышенным риском (а риском таким может быть просто перенос дела из одной местности в другую) и т.д.
7. Высокая подвижность уровня заработной платы. Считалось, что заработная плата ведет себя точно так же, как товарные цены. Мол, она может подниматься или падать в широких пределах под действием спроса и предложения на рынке труда. Впоследствии обнаружили, что более реалистично исходить из определенной инерционности заработной платы, особенно если речь идет о ее снижении (последнее явление почти исчезло из жизни с появлением и укреплением профсоюзов).
8. Главное — накопление капитала. Из трех факторов земля считалась невоспроизводимым ресурсом, капитал — накопленным трудом, а труд — важнейшим фактором производства, резерв которого практически не ограничен естественными условиями. Рост национального дохода зависел от темпов накопления капитала, которые, в свою очередь, зависели от количества применяемого труда. Недостаточное внимание уделялось тому обстоятельству, что величина создаваемого национального дохода зависит от того или иного распределения одинакового количества ограниченных ресурсов капитала и труда между занятиями и отраслями производства.
9. Особое отношение к земле как фактору производства. Земля считалась даром природы, который совершенно непохож на рукотворные средства производства и тем более на неограниченный ресурс труда. Отличие видели в том, что этот ресурс — невоспроизводимый (ограниченный), а также в способности земли самой совершать работу, плодоносить. Хотя классики понимали, что без вложения средств и труда не будет ни урожая, ни ренты, тем не менее рента понималась как произведение земли — ее подарок сверх того, что дают капитал и труд.

   Впоследствии были осознаны две вещи. Во-первых, возделываемая земля является таким же продуктом овеществленного труда, как и промышленное оборудование. Был вложен труд в ее осушение или оросительную систему, в ее расчистку, обогащение и т.д. Во-вторых, машина, более совершенная, чем аналогичные ей, дает своему владельцу добавочный прирост дохода до тех пор, пока его конкуренты не смогут обзавестись таким же оборудованием. Этот дополнительный доход ученые стали называть квазирентой ("как бы рентой"), потому что он является продуктом ресурса ограниченного и в какой-то период времени невоспроизводимого — подобного земле в этом отношении. В указанных вопросах остались разногласия и по сей день, но большинство ученых сейчас считают, что нет необходимости в особой теории земельной ренты, отличной от теории капитала и прибыли.

10. Безусловный экономический либерализм. Еще Адам Смит обосновал идею естественной свободы, при которой роль государства сводится к минимуму. Смит, правда, умел не упускать из виду множество таких нюансов жизни, которые не могут быть учтены теорией. Он оговорился, что государство должно предотвращать такие употребления свободы, которые даже и без злого умысла могут повредить обществу. Его последователи, как правило, не вдавались в подобные нюансы и гораздо ближе стояли к идеологии laissez faire.

Два явления, которые обнаружились в XIX в., заставили многих ученых оспаривать экономический либерализм классиков. Одним из них было явное расхождение между ростом общественного богатства и положением больших трудящихся масс. Другое — это периодические кризисы.

Долгое время сомнения в универсальности экономического либерализма не получали теоретической основы. Лишь когда разразилась так называемая Великая депрессия 1929—1934 гг., стало очевидным, что в науке имеется большой пробел. И тогда все тот же Кейнс решительно осудил классическую доктрину экономического либерализма и выступил с обоснованием серьезного вмешательства государства в экономику (про все расскажем, как уже было обещано, в свое время).

Экономическая наука сильно изменилась по сравнению с ее классическим периодом. Очень многое сегодня понимается глубже, а в иных вопросах даже иначе, чем это было у классиков. Но сказанное не дает оснований для высокомерно-пренебрежительного к ним отношения. Перечисленные выше (и иные, не указанные нами) постулаты были необходимы для того, чтобы сформировалась определенная картина экономической действительности — та, которую мы называем классической политической экономией. Именно классики создали тот аппарат экономической науки, который следующим поколениям досталось совершенствовать. И классики же поставили задачи, для которых затем уже можно было искать более точные решения. Именно благодаря достижениям классиков стали возможными последующие достижения экономической мысли. Экономисты XX столетия могут видеть дальше и шире, потому что они прочно стоят на фундаменте классической экономической науки. Об этом никогда не стоит забывать.

1 Эластичностью величины А по Б называют показатель, характеризующий степень зависимости А от Б. Эластичность показывает, на сколько процентов изменится А, если Б изменится на 1%. Она выражается дробью: в знаменателе — изменение Б (в %), в числителе — изменение А (в %). Если дробь меньше 1, говорят, что А не эластично по Б. Чем больше дробь превышает 1, тем выше эластичность А по Б.

2 Смягчающим для классиков обстоятельством является то, что в те времена существовал детский труд, иногда с 6—7-летнего возраста. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент