Майбурд Е.М. Введение в историю экономической мысли. От пророков до профессоров

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 15. ЛОДКА ПЕРЕГРУЖЕНА...

Природа хочет жить, и потому она

Мильоны зерен скармливает птицам.

Но из мильонов птиц к светилам и зарницам

Едва ли вырывается одна.

Н.Заболоцкий

На переломе эпох

"Богатство народов" Адама Смита ознаменовало коренной сдвиг в эволюции экономической мысли.

С одной стороны, Смиту удалось соединить практически все направления экономических исследований. Они сошлись в его книге, как по известной пословице, все дороги сходятся в Риме. При этом ничто не привносилось сюда механически, все было критически переработано. Смит охватил в своем исследовании все известные ему решения, но отправной точкой у него в каждом случае были вопросы. и проблемы. Нередко он начинал с того, что переосмысливал саму постановку задачи, находя корень ошибочных решений в неправильной формулировке исходных положений. Таким образом, работа Смита подвела итог многовековой работе экономической мысли, явившись ее наивысшим достижением и завершающим творением. Смит дал ответы на все вопросы, которыми задавалась экономическая мысль с древности и по XVIII в.

С другой стороны, труд Смита оказался началом новой эпохи в развитии экономической мысли. Сотворив единый комплекс взаимоувязанных теорий, Смит создал тот рубеж, от которого теперь должны были (и имели возможность) отталкиваться экономисты-мыслители следующих поколений, и разработанный им стройный понятийный аппарат давал им в руки мощный инструментарий. Таким образом, творение Смита оказалось тем узлом, из которого потянулись в разные стороны цепочки дальнейших экономических исследований. Со Смита начинается тот период развития экономической мысли, который впоследствии получил название классического 1 .

У большого мастера обычно находится множество подмастерьев. При этом учитель воплощается в своих учениках, каждый из которых начинает представлять какую-то одну грань целостной личности Мастера. Нечто подобное произошло у Смита с пришедшим ему на смену поколением "смитианцев". Среди них были большие мыслители, чьи имена сами стали вехами в истории экономической мысли. Прежде всего это Мальтус, Сэй, Сисмонди и Рикардо. Люди одного поколения, но разного склада личности, темперамента, типа мышления, все они были лично знакомы друг с другом и в некоторых случаях (как Мальтус и Рикардо) дружны между собой. Это не мешало им расходиться в экономической теории — подчас глубоко и далеко. Перипетии их полемики сохранились в переписке и их экономических сочинениях. Каждому из них довелось испытать успех у публики с первого же сочинения, увидевшего свет. Отсюда — последующие переиздания, исправленные, дополненные и оснащенные полемическими замечаниями в адрес того или иного из друзей. Понятно, что во всех случаях эта полемика была корректной и направлена на существо дела, а не на личность оппонента.

Ни одному из них не было дано повторить на новом этапе свершение Смита и охватить орлиным взором ландшафт экономической проблематики — на всю его ширину и глубину, во всех его изгибах и взаимосвязях — как единое целое. Не нужно думать, что такие попытки не предпринимались. Напротив, неоднократно — вплоть до Карла Маркса и Альфреда Маршалла. При этом было сделано много позитивного (и совершено немало ошибок), состоялись весьма значительные достижения в науке, которая во множестве направлений продвинулась очень далеко и глубоко.

Но то, что удалось Смиту, не получилось больше ни у кого. Экономическая наука — большая полноводная река у Смита — разделилась на отдельные потоки и рукава, большие и маленькие, местами сливающиеся и вновь расходящиеся, все-таки пробивающие, каждый из них, свое русло. Может быть, это одна из причин одного интересного обстоятельства, связанного с уже первыми смитианцами. Этому поколению наука обязана постановкой ряда проблем, которые потом еще несколько поколений не могла ни разрешить, ни опровергнуть. Кое в чем такая ситуация длилась до середины XX в., а кое в чем сохраняется и до сих пор. Им же мы обязаны и тем обстоятельством, что экономическая наука в XIX в. стала называться политической экономией.

Казалось бы, если Смит построил всеохватывающую систему, обозрел все проблемы, всем им нашел решения (притом все эти решения взаимно увязаны, что придает им великую убедительную силу), что осталось тогда для следующих поколений? Или же Смит все-таки наделал ошибок, которые стали выявляться его преемниками? Действительно, экономисты XIX и XX столетий много писали об "ошибках Смита". В прошлом веке даже больше, чем в нашем. Ибо "правнуки" Смита стали обнаруживать, что иные из найденных его " детьми" и "внуками" так называемых ошибок были скорее плодами этих "детей ' и "внуков", т.е. результатом недоразумения. Конечно же, ни один мыслитель не застрахован от ошибок (все мы — люди, а не боги). Однако более важным было другое.

Смит был человеком XVIII столетия. Больше того, он явился одной из самых значительных фигур своей эпохи. И потому век Просвещения отразился в Смите всеми особенностями своей культуры — ее великими достижениями, изумительными озарениями, но также и ее ограничениями.

Едва ли кому-либо из замечательных мыслителей XVIII в. приходило в голову, что атеистическое мировоззрение (у истоков которого они стояли) может привести к гораздо худшим формам интеллектуального и социального порабощения человека, чем мировоззрение религиозное. Похожим образом обстояло дело и с понятием о прогрессе человечества. Система естественной свободы представлялась в XVIII столетии универсальным ключом к процветанию народов и всеобщему благоденствию. В более узком аспекте имело место подобное отношение к свободной конкуренции в экономической жизни. Использованный Смитом образ "невидимой руки" говорил о том, что есть некая забота Свыше о поддержании всесторонней гармонии путем свободной игры частных интересов.

Буря поднялась внезапно и с неожиданной стороны .

Проблема народонаселения

Мы видели, какое большое значение придавали росту народонаселения меркантилисты, прямо связывая его с условиями роста национального богатства. Адам Смит при всей сокрушительности своей критики меркантилизма вопрос о народонаселении не рассматривал в контексте критикуемой идеологии. Превосходя своих предшественников глубиной проникновения в суть явлений, он отодвинул этот вопрос на более скромное место. Смит показал, что значение имеет не абсолютный размер народонаселения, а соотношение между производительной и непроизводительной его частями. Что касается первой из них, то он, несомненно, считал численный рост функционально зависящим от нескольких величин. Во-первых, от роста оплаты труда; во-вторых, от роста производительности труда. Зная его выводы относительно последнего, можно сказать и так: темпы роста рабочего населения Смит ставил в зависимость от темпов роста накопления капитала страны. Одним словом, возрастание богатства народа и рост рабочего населения представлялись двумя взаимозависимыми и синхронными (или почти синхронными) процессами, как теперь говорят, с положительной обратной связью

Как кажется, Смит не видел каких-либо естественных факторов, могущих ограничить рост одного и другого. Опасность исчерпания внутренних резервов экономического роста и перехода экономики из состояния прогресса в состояние застоя виделась ему реальной, но не фатально неизбежной. Она могла быть преодолена посредством непрерывных "импрувментс" — технического прогресса. Залогом последнего были: режим свободной конкуренции, раскрепощающий энергию масс, а также строгий правопорядок, обеспечивающий право работника на плоды его труда и создающий стимулы для сбережения дохода. А сбережение было стимулом инвестиций.

Мальтус - возмутитель спокойствия.

Непосредственным поводом для выступления Томаса Роберта Мальтуса (17666-1834) были очерки У.Годвина “О политической справедливости”. Основываясь на теории прогресса Годвин и другие утверждали, что основная причина бедности больших групп населения состоит в несправедливом распределении национального дохода.

Первым изданием памфлет Мальтуса вышел в 1798 г. анонимно. Второе издание, расширенное и переработанное, вышло в 1803 г. под названием, которое в русских переводах звучит так: "Опыт о законе народонаселения, или Взгляд на его действие на счастие общества в прошедшем и настоящем, а кроме того, изучение, насколько основательны наши ожидания относительно устранения или смягчения тех бедствий, которые он производит". Под схожим названием вышли следующие издания (1806, 1807, 1817 и 1826 гг.) — всякий раз с изменениями и дополнениями.

Мальтус первым употребил выражение "борьба за существование", которое впоследствии использовал Чарлз Дарвин. В первом издании "Опыта" Мальтуса имели место наиболее жесткие его суждения. Там прямо говорилось, что рождающие детей без заботы о том, как их прокормить, заслуживают того наказания, которое предуготовила им природа, и "было бы жалкой амбицией желать вырвать бич из ее рук и ослабить действие законов природы, установленных Божественным промыслом, которые приговорили этого человека вместе с его семьею к страданиям".

Впоследствии Мальтус сильно смягчил свои суждения и даже (вопреки своей теории) высказался за предоставление государственной помощи семьям с числом детей больше шести. Отсюда видно, что Мальтус не был рабом своей теории. Не отказываясь от нее в принципе, он ратовал за то, чтобы в сознание народных масс постепенно внедрялась мысль о необходимости ощущать ответственность за своих детей. Но он не предполагал достичь этого за одну ночь. И коль скоро многодетные бедные семьи продолжали появляться, Мальтус дополнил свой трактат поправками, достойными его священнического служения.

Большое количество переизданий свидетельствует о публичном успехе теории Мальтуса. Действительно, она произвела большой шум. У нее появилось множество горячих сторонников и страстных противников. Среди тех, кому теория Мальтуса пришлась по душе, большую группу, видимо, составляли члены высших слоев общества. Никто тогда не поддержал идею отменить "законы о бедных" (т.е. меры социальной защиты для неимущих). Но теория Мальтуса успокаивала совесть богатых и сильных, перекладывая (в их глазах) ответственность за положение бедных классов на объективные законы природы и на самих бедняков: вы, мол, можете пенять только на самих себя.

Мальтус не был человеконенавистником или ханжой, как любили говорить его идейные противники. Как раз наоборот его глубоко тревожили мысли о беспросветной нужде многих людей, о высокой детской смертности в семьях бедняков. Мы видим, что помощь бедным он считал бесполезной, не могущей устранить причины бедности, и даже вредной, так как она отучает людей от чувства ответственности. Причины же бедности он видел в бездумном деторождении, несоизмеряемом с материальными возможностями семьи.

Томас Роберт Мальтус

Нетрудно понять поэтому, кто был его главными противниками: все, кто верил, что причина бедности — дурное устройство общества. Это были и сторонники мирных социальных реформ, и (конечно!) революционеры. Впоследствии был выявлен целый ряд ошибок Мальтуса в его исходных положениях.

Главное значение он придавал соотношению браков и рождений, гораздо меньше принимая во внимание снижение смертности. Это значит, во-первых, что он недооценивал детскую смертность как естественный ограничитель роста населения. Во-вторых, снижение смертности в группе старших возрастов ведет к увеличению численности населения даже при постоянном (не растущем прогрессивно) темпе деторождения.

Кроме того, с повышением уровня жизни народа в известных пределах рождаемость имеет тенденцию самопроизвольного снижения (это заметил еще Адам Смит). Как ни объясняй данное явление, оно замечается повсеместно.

Обнаружены были и другие слабости в его теории. Тем временем в экономической науке все больший вес приобретал социалистический уклон. Теория Мальтуса постепенно уходила в тень, а проблематика ее оказалась и вовсе заброшенной.

Однако все это не значит, что Мальтус не прав целиком и полностью. При всех его неточностях проблема, которую он выдвинул, не была мнимой. Напротив, она оказалась реальной, в особенности для нынешней эпохи, и, может быть, еще более насущной она станет в третьем тысячелетии н.э.

Казалось, жизнь опровергла теорию Мальтуса. Население Европы за истекшее время выросло не менее чем в 5 раз, а площадь сельскохозяйственных угодий практически не увеличилась. При этом средний европеец сегодня питается даже лучше, чем во времена Мальтуса. Массовая бедность в странах Европы изжита...

Но не все так просто. Проблема, поставленная Мальтусом, встала перед некоторыми странами Азии и Африки в последней трети XX в. УСИЛИЯМИ бывших метрополий этих стран в них был осуществлен значительный прогресс медицинской помощи населению, в частности снижена смертность среди новорожденных и налажена борьба с эпидемиями. В то же время материальный и культурный уровень населения не поднялся еще до той планки, после которой начинается самопроизвольное снижение рождаемости. Современная экономическая наука оказалась к этой ситуации не готова и не может предложить развивающимся странам иных рецептов, кроме тех, которые предлагал английский священник конца XVIII — начала XIX столетия, а именно: планирование семьи, сообразуясь с возможностями ее прокормить.

Смитианец Сэй

Однажды Дюпон де Немур упрекнул Сэя в несправедливом отношении к физиократам и напомнил ему, что он — через Смита — приходится духовным внуком Кенэ и племянником Тюрго. На это Сэй ответил, что читать он научился у меркантилистов, думать — у Кенэ, но анализировать и понимать сущность экономических явлений, их причины и следствия его научил Смит.

Жан Батист Сэй (1767—1832) был, вероятно, первым экономистом вне Британии, кто начал развивать идеи Смита в поисках ответов на новые вопросы. Сама жизнь стала выдвигать такие вопросы — они еще не вставали перед Смитом. Прежде всего это относится к явлению, которое стало заботой многих последующих поколений экономистов — теоретиков.

Дюпон де Немур

В различные времена эту проблему называли то "кризисом перепроизводства", то "кризисом сбыта , то "промышленным кризисом", то "периодическим промышленным кризисом". В настоящее время принято называть ее проблемой экономического цикла. Периодичность больших спадов производства, сопровождаемых депрессией, которая затем переходит в новый подъем, стала обнаруживаться после повторения указанных явлений в 1810, 1814, 1818 и 1825 гг. Затем были кризисы 1836, 1847, 1857 гг., после чего стал повторяться почти регулярно период в 10 лет. Нужно заметить, что "Трактат политической экономии" Сэя впервые вышел в 1803 г., когда регулярная периодичность кризисов еще не проявилась, хотя аналогичные явления уже ранее происходили (например, кризис в Англии в 1793 г.). Следующие издания "Трактата" имели место в 1814, 1817, 1819 и 1826 гг. В 1828 г. Сэй опубликовал второе свое экономическое сочинение — Дюпон де Немур "Полный курс политической экономии".

Изначальная цель Сэя, насколько можно судить, была в том, чтобы изложить материал Смита более доступно, компактно и упорядоченно. Ему казалось, что свои замечательные идеи Смит изложил хаотично, без надлежащего порядка. Сэй первым применил тот способ расположения материала, который часто использовали затем ученые при написании обобщающих экономических трактатов. Речь идет о четырех больших разделах: потребление, производство, обмен, распределение. Впоследствии подобный способ изложения перекочевал в учебники по политической экономии.

Три фактора

Экономическая наука обязана Сэю в основном двумя идеями, сыгравшими значительную роль в ее дальнейшем развитии. Первая из них — так называемый закон Сэя, вторая позднее получила название теории трех факторов производства. Исходил Сэй из известного положения Смита о трех видах дохода: ренте с земли, плате за труд, прибыли на капитал. У Смита, если мы помним, происхождение всех трех объяснялось экономией труда, или, что то же самое, ростом производительности труда. У Сэя выходило так, будто каждый из факторов производства порождает соответствующий доход.

Конечно, в известном смысле и мысль Смита может быть истолкована подобным же образом Ведь если капитал создает экономию труда, он тем самым вроде бы и порождает прибыль. Земля же тем более может считаться, так сказать, матерью ренты (вспомним чистый продукт физиократов). В известном смысле различие формулировок Сэя и Смита было скоре словесным, чем содержательным. Однако трактовка Смита сводила все три фактора к труду, что придавало ей глубину и изящество. Трактовка же Сэя утрачивала подобное единство и с этой точки зрения оказалась более поверхностной.

Трехфакторная теория сыграла в развитии науки сразу две различные роли. Из нее впоследствии был развит факторный анализ производства, в частности метод производственной функции. Смысл этого анализа — в отыскании наиболее выгодной комбинации капитала и труда (земля в расчет не принимается) для тех или иных конкретных случаев. Часто в экономической практике возникает проблема: вложить ли больше средств в основной капитал, чтобы меньше тратить потом на оплату труда, или сэкономить на инвестициях, зная, что потом труд обойдется дороже? В другом случае вопрос может стоять немного иначе: до каких пределов выгодно замещать живой труд оборудованием? Можно ведь так далеко зайти с механизацией труда, что дешевле оказалось бы все делать вручную... Подобные проблемы и решаются методами производственной функции, которые к настоящему времени хорошо разработаны и успешно применяются (см. главы 23 и 27).

Вторую свою роль в дальнейшем развитии экономической мысли "три фактора' сыграли, если можно так сказать, помимо своей воли. Это связано с появлением и становлением новых экономических теорий. Не столько сам Давид Рикардо, сколько его последователи (и более всех Маркс) выставили "теорию трех факторов" как антитезу "трудовой ценности", так что первая из них оказалась в роли пугала для нескольких поколений марксистов . К этим вопросам мы тоже еще вернемся.

Загадки Закона Сэя

Одна загадка связана с тем, что никакого "закона" Сэй открывать не собирался и соответственно ни о каком законе не говорил. Откуда же закон взялся?

В первом издании "Трактата" Сэй посвятил несколько страничек общественному воспроизводству в духе Смита, как он это понимал. Там он позволил себе кое-какие изящные формулировки. Вокруг них вскоре разгорелась полемика. В последующих изданиях Сэй, желая отстоять свою точку зрения, добавлял и развивал аргументацию. Гораздо позже ученые вычленили из рассуждений Сэя несколько формулировок, которые и были названы Законом рынков Сэя или просто Законом Сэя. Такова отгадка этой загадки.

Другая загадка связана с судьбой этого закона, наука оказалась не в состоянии ни доказать его справедливость, ни аргументированно опровергнуть. Хотя уже Дж.Ст.Милль достаточно ясно ощущал, "где зарыта собака", ситуация неопределенности продолжалась аж до середины нашего столетия, когда, наконец, в проблему была внесена определенная ясность.

Отчего же нужно было столько лет возиться с этим странным "законом" — почему бы не уподобить его тому "неуловимому ковбою", которого никто не собирался ловить? В том и штука, что нашего "ковбоя" очень многим хотелось поймать — и тем, кто хотел с ним дружить, и тем, кто хотел его уничтожить.

Дело в том, что конечным выводом из Закона Сэя было положение о невозможности общего кризиса перепроизводства в системе свободной конкуренции. Понятно, что, как и в случае с законом народонаселения Мальтуса, Закон Сэя, помимо чисто научной проблемы, был объектом разного рода околонаучных и совсем вненаучных словесных баталий между защитниками системы свободной конкуренции и ее противниками — вплоть до... угадали: революционеров социалистического толка.

Жан Батист Сэй

Если во всей этой истории есть действительная загадка, то кроется она в самом Законе Сэя. В литературе он встречается в различных вариантах. Жан Батист Сэй Как уже говорилось, автор не дал какой-то исчерпывающей его формулировки. В первозданном виде то, что позже было названо Законом Сэя, представляет собою четыре слова и сопровождающие их пояснения. Вот эти слова:

ПРОДУКТЫ ОБМЕНИВАЮТСЯ НА ПРОДУКТЫ.

К этому даются такие пояснения. Чтобы производители могли продать свои продукты, нужно, чтобы на эти продукты был предъявлен денежный спрос. Но откуда у покупателей деньги? Это выручка от продажи ими своих продуктов. Чтобы, что-то купить, нужно прежде что-нибудь продать. Товарообмен, конечно, совершается через посредство денег, но суть остается той же, как и при бартерной торговле: продукты обмениваются на продукты (другая формулировка: товары покупаются за товары).

Едва ли с этим стоит спорить. Положение настолько очевидно, что становится непонятным, из-за чего весь сыр-бор. Но это только исходное положение. Из него Сэй делает выводы, которые действительно можно счесть его научной заслугой. Если часть каких-либо товаров, способных удовлетворить человеческие потребности, не находит покупателя, т.е. их произведено слишком. много, значит, каких-то других товаров произведено недостаточно. Другими словами, если у совокупности покупателей каких-то товаров не хватает денег, чтобы купить все эти товары, значит, эти покупатели (в сумме) не произвели достаточно своих товаров, чтобы выручить за них требуемое количество денег. "Каждый продукт, — пишет Сэй, — находит тем более покупателей, чем более растет число всех остальных продуктов".

Кризис перепроизводства согласно этим рассуждениям наступает не потому, что на рынке общее количество товаров превышает общее количество денег, а потому, что каких-то товаров было предложено к продаже меньше, чем нужно. Неправильно распределен общественный труд по видам производства: что-то производится в избытке, что-то находится в дефиците. Чтобы были проданы все товары первого вида, нужно увеличить производство товаров второго вида. "Пока в обществе есть неудовлетворенные потребности, — пишет Сэй, — нельзя говорить, что продукты производятся в избытке". Но это как раз и означает, что общее перепроизводство невозможно. Всякое перепроизводство носит лишь частичный характер, поскольку на другом полюсе всегда должен обнаруживаться дефицит. Увеличьте товарное предложение на полюсе дефицита — и вы повысите денежный спрос на полюсе избытка. Предложение рождает cnpoc 1 .

Все сказанное представляет Закон Сэя в его полном виде. Вот с этим и не могла наша наука долгое время ничего поделать. Его принимали в качестве постулата такие крупные ученые, как Рикардо и Дж.Ст.Милль, не говоря уже о многих их сторонниках. Его отвергали без убедительных оснований такие не менее крупные фигуры, как Мальтус, Сисмонди и Кейнс, не говоря уже об оппонентах из стана социалистов разного толка.

1 Эту расхожую фразу как таковую сам Сэй никогда не употреблял. Считается, что ее придумал Дж.М.Кейнс, бывший противником Закона Сэя.

Разгадка Закона Сэя

Первым, видимо, догадался Джон Стюарт Милль, ученик Рикардо и своего отца, Джеймса Милля. К сожалению, в те времена соответствующий терминологический и понятийный аппарат еще не был настолько разработан, чтобы можно было четко сформулировать суть дела. Это удалось только в 1952 г. двум американским ученым — Дж.Беккеру и У.Баумолу. И лишь тогда стало возможным оценить, насколько близко подошел к разгадке младший Милль. Так тоже бывает в нашей науке.

Оказалось, что Закон Сэя скрывал в себе два различных, хотя и очень похожих, закона. Один из них, более жесткий, стали называть тождеством Сэя, а другой, более мягкий, — равенством Сэя. Они отвечают различным постулатам о характере рынка и различным ус экономическим ситуациям. Первоначальную же формулировку у самого Ж.Б.Сэя допустимо толковать и так и сяк. Однако в его полемике с Рикардо можно найти признаки того, что он имел в виду скорее более мягкую версию.

Попытаемся бегло описать современное понимание вопроса

Тождество Сэя

Жесткий вариант Закона Сэя предлагает понимать этот закон ж буквально: общее перепроизводство невозможно, и все. Что бы ни происходило на рынке, совокупный спрос никогда не может быть не недостаточным для того, чтобы купить совокупную товарную массу, Одно равно другому тождественно.

Понятно, что, если бы вся экономика была бартерной (если бы товары и впрямь покупались товарами), тождество Сэя выполнялось бы всегда без исключения. Легко можно представить, что какие-то отдельные товаропроизводители просчитались, сделали своего товара д. слишком много и не могут его сбыть. Но это к делу не относится: значит, кто-то другой выпустил своего товара меньше, чем мог бы обменять.

Что такое спрос на данный товар (скажем, сапоги) в бартерной экономике? Это предложение всех других товаров. Поэтому избыточное предложение сапог означает просто-напросто избыточный спрос со стороны сапог на все остальные товары, или некоторые из них, или хотя бы на один из них — скажем, на жевательную резинку. Одного чересчур — значит, другого не хватает. Но общее предложение товаров в бартерной экономике, не может превышать общий спрос. Потому что одно и другое представлено одной и той же товарной массой.

От бартерного хозяйства перейдем к денежному. Для начала предположим, что в качестве денег используется один из товаров, имеющих собственную потребительную ценность, например соль. На соль можно поменять любой товар, и за соль можно получить любой товар. Пара сапог продается за 100 кг соли не для того, чтобы складывать эту соль на хранение неизвестно для чего. На эту соль сапожник тут же покупает себе пиво и колбасу.

Что изменилось по сравнению с чисто бартерной экономикой? Ничего. Избыточное предложение всех товаров по отношению к соли означало бы всего лишь недостаток соли. Пара сапог продавалась бы не за 100, а за 75 кг соли, но за эту цену сапожник мог бы купить ровно столько же пива с сосисками, как прежде за 100 кг. Та же самая ситуация, что и в бартерной экономике. Не может быть К слишком много и соли, и всех других товаров, потому что нет такого стандарта, по отношению к которому можно определить понятие и "слишком много". Теперь представим в качестве денег серебряную монету. Может ли выполняться тождество Сэя в этом случае, и если да, то при каких условиях? Может, если к серебру люди будут относиться так же, как и к соли в предыдущем примере. То есть если сапожник будет продавать свой товар только затем, чтобы тут же всю выручку отдать за пиво и колбасу (или за что-то еще). Если никто не будет приберегать хотя бы часть вырученных денег, тратя их тут же после продажи своего товара, никогда не будет разрыва во времени между продажей сапог и покупкой колбасы на всю вырученную сумму. Сегодня ученые говорят, что в подобном случае деньги выполняют одну только функцию счетной единицы. Они не используются как средство сбережения ценности, никто не держит наличные в запасе.

Можно .даже расширить последнее условие. Мы допускаем, что у населения имеются запасы наличных денег, тогда тождество Сэя означает, что эти запасы не уменьшаются и не увеличиваются. Никто не откладывает в сейф дополнительных сумм, и никто не тратит деньги из своих или чужих запасов. Все деньги, которые выручаются от продажи товаров, тут же тратятся на другие товары. Та же самая ситуация, что и в примере с солью. Ясно, что такое условие не отвечает реальному положению вещей. Поэтому в нормальном денежном хозяйстве тождество Сэя не выполняется. Как это понять?"

Еще раз о количественной теории денег

Низведение денег до функции только средства обращения, или, что то же самое, счетной единицы, означает отсутствие денежного рынка. Раз денежные запасы не играют никакой роли в экономической жизни, значит, отсутствуют операции со ссудами под проценты. Никто не берет в долг, никто не дает взаймы. Крутится одна и та же сумма наличности: продал — купил, выручил — потратил. Стул отдается за цену трех топоров, говорили мы в предыдущей главе, — это означает то же самое, что стул обменивается на три топора.

Экономика, в которой нет операций с денежными запасами., есть, по сути, бартерная экономика.

Что означает в подобном случае избыточное предложение всех товаров? В числовом примере с парой сапог и килограммами соли замените слово "соль" словом "серебро", а слово "килограмм" — словом "монета" (или "талер", или 'фунт"...). Другими словами, это означает пропорциональное изменение всех цен. И указанное событие никак не отражается на поведении товарного рынка: все товары по-прежнему находят покупателя. Потому что здесь "товары покупаются на товары".

Перед нами как раз такая ситуация, о которой говорили Локк и Юм: пропорциональное повышение всех цен при увеличении количества денег в обращении. Теперь можно сопоставить одно с другим и понять, что количественная теория денег сводит их роль только к функции счетной единицы. Товарный рынок в таком случае удовлетворяет тождеству Сэя, а экономика фактически оказывается бартерной. Это все, разумеется, в теории.

Равенство Сэя

В жизни дело обстоит посложнее. Это понимали и Юм, и Сэй, и наиболее глубокие из современников последнего. Акцент на функцию денег как счетной единицы у многих из них был обусловлен соображениями полемики (со сторонниками трактовки денег как богатства самого по себе). Они прекрасно знали, что существует такой рынок, где деньги сейчас покупаются за деньги потом с надбавкой в виде ссудного процента.

Общее перепроизводство, т.е. избыточное предложение на товарном рынке, означает общий дефицит денег, или, что то же самое, избыточный спрос на деньги. Ему отвечает относительно высокий ссудный процент (цена заемных денег). Если при данном уровне спроса все товары не могут быть проданы по данной их цене, то цены должны понизиться. Это означает повышение покупательной способности денежной единицы (на каждый рубль или фунт можно купить больше товаров). При этом у держателей денежных запасов появляется мотив извлечь их часть для покупки товаров.

С Другой стороны, повышение покупательной способности денег (т.е. повышение их реальной меновой ценности) оказывает на процентную ставку понижающее действие. Это легко понять, потому что на каждую покупку нужна теперь меньшая сумма денег. Таким образом, объем денежной наличности на товарном рынке возрастает.

Понижение цен, конечно, имеет предел — такой уровень цены, при котором она возмещает полную сумму издержек производства товаров. Но пока цены снижаются, денежный спрос не остается прежним — он растет, как мы только что выяснили. Поэтому наступает момент, когда товарное предложение полностью поглощается денежным спросом. Равновесие на рынке восстанавливается.

Описанный процесс восстановления рыночного равновесия отвечает такой трактовке Закона Сэя, которую сегодня называют равенством Сэя. Товарное предложение и денежный спрос не равны тождественно. Между ними возможен разрыв, означающий общее перепроизводство. Но согласно этой трактовке такая ситуация не может быть хронической. Она допускается как временное явление, в ответ на которое экономика свободной конкуренции реагирует автоматической перенастройкой своих механизмов. И в итоге равновесие (равенство) между спросом и предложением восстанавливается. Предложение создает спрос не помимо цен, а благодаря их изменению.

Добавочные пояснения

Равенство Сэя означает, что рыночная экономика (свободная конкуренция и частная инициатива) обладает внутренним механизмом саморегулирования (сегодня говорят; авторегулятор с обратной связью). Наличие такого регулятора в реальной жизни Законом Сэя не доказывается. Нужно помнить, что как равенство Сэя, так и тождество Сэя суть теоретические модели. Одна из них ближе к жизни, чем другая , но обе модели справедливы лишь при определенных постулатах. Равенство Сэя выполняется в предположении, что в жизни имеется полная свобода перемещения труда и капиталов между отраслями (как в "модели средней нормы прибыли" — см. главы 9 и 14). Кроме того, здесь имеется в виду постулат о том, что цены и заработная плата могут свободно подниматься и опускаться под влиянием факторов спроса и предложения. Только при этом условии возможно авторегулирование, возвращающее рынок в состояние равновесия.

До сих пор мы говорили только о товарах и товарных ценах, а тут откуда-то у нас появились труд и заработная плата. Дело в том, что в определенном смысле труд выступает на рынке как товар, а оплата труда — как его цена. Существует рынок труда наряду с товарным и денежным рынками. Мы уже видели, что денежный рынок переплетается с товарным — так, что сдвиги в одном из них оказывают влияние на процессы в другом.

Теперь мы должны понять, что и рынок труда функционирует не сам по себе, а в тесном переплетении с двумя другими рынками. Например, при возникновении ситуации частного перепроизводства на рынке сапог при товарном дефиците на рынке колбас идеальная экономика свободной конкуренции реагирует переливом капиталов и труда из обувной отрасли в мясопереработку. Это мы проходили при описании модели свободной конкуренции у Адама Смита.

Если же на товарном рынке возникает общее перепроизводство (недостаток общего денежного спроса), реакцией экономики становится вытеснение части капиталов и труда из процесса производства вообще. Что это означает, понятно: фабрики закрываются, рабочих увольняют. Поэтому нарушение равенства между денежным спросом и товарным предложением экономисты часто характеризуют как ситуацию неполной занятости, а состояние рыночного равновесия — как ситуацию полной занятости. С этими вещами нам еще предстоит встретиться не один раз.

Сисмонди и рабочий вопрос

В рассматриваемый нами период истории (первая четверть XIX в.) экономическая мысль впервые начала выделять как отдельную проблему положение рабочего класса. Собственно говоря, в этот период по-настоящему только и сформировался тот многочисленный фабричный люд, который мы знаем под именем рабочего класса, или промышленного пролетариата. В основном в это время фабричный класс наемных рабочих явно обозначился только в Великобритании. Именно там впервые обнаружились специфические проблемы, связанные с положением рабочих: постоянная (а не временная) бедность имеющих работу, массовая безработица в периоды промышленного спада, неблагоприятная обстановка (скученность людей в рабочих кварталах городов, трущобный характер жилья, антисанитарные условия жизни и труда...). Неудивительно, что на эти проблемы первыми обратили внимание именно британские ученые или те писатели с континента, кто побывал в Англии и наблюдал все это своими глазами. В числе последних был швейцарец Жан Шарль Леонард Симон де Сисмонди (1773—1842). Самым известным его экономическим произведением стал трактат "Новые начала политической экономии, или О богатстве в его отношении к народонаселению " (1819, второе прижизненное издание — 1827).

Верный ученик Адама Смита, Сисмонди понял, что изменения в экономике создали новую ситуацию и новые вопросы, на которые в книге Смита нет прямых ответов.

Сисмонди нашел в себе силы подвергнуть критике идеологию экономического либерализма. Бедственное положение рабочего класса в Англии заставило Сисмонди пересмотреть свое отношение к полной свободе конкуренции. Естественный ход вещей, казалось, обрекал массы производительных работников на хроническую нужду, болезни и высокую смертность. Производимое богатство распределяется так неравномерно, что основным его производителям мало что достается.

От Смита последующая наука унаследовала представление, что накопление капитала является ключом к проблеме богатства народов. Сисмонди переместил центр тяжести с проблемы накопления на проблему распределения. Он указывал, что прогрессирующее накопление капитала может сочетаться с неизбывной бедностью трудящихся.

Кризисы и проблема недопотребления

Страна не может ежегодно тратить больше своего годового дохода, говорит Сисмонди, иначе она начинает проедать свой капитал, беднеет и разоряется. Здесь, несомненно, слышны отголоски концепции воспроизводства Смита. Но Сисмонди тут же отталкивается от Смита. Если годовой продукт страны не найдет на рынке потребителя, воспроизводство прекратится. И тогда при изобилии товаров страна обречена на разорение. Так Сисмонди ставит проблему кризисов в центр внимания экономической науки. Народы "могут разоряться и оттого, что тратят слишком много, и оттого, что тратят слишком мало". Не называя Сэя по имени, он решительно отвергает концепцию "трех факторов".

Не из земли происходит рента, и не из капитала — прибыль. Все три вида доходов — "это лишь три различные формы пользования продуктами человеческого труда . Только труд способен создавать богатство. Поэтому всякий капитал должен быть употреблен на то, чтобы применить труд. Когда рабочий нанимается, его положение всегда невыгодно, говорит Сисмонди. Он умеет делать лишь какую-то одну операцию , он производит не целую вещь, а лишь часть ее. Поэтому он нуждается в нанимателе — ив смысле предоставления ему рабочего места, и в смысле организации производства (объединение с другими специальностями), и в смысле обеспечения труда материалами. Такая зависимость обрекает рабочего на минимально возможный уровень оплаты труда. Росту зарплат препятствует конкуренция между рабочими за получение рабочего места.

Между тем, продолжает Сисмонди, накопление капитала продолжается, а вместе с ним растет товарный выпуск. Однако доходы рабочих растут намного медленнее, чем выпуск товарной продукции, и свое потребление капиталисты тоже уменьшают путем сбережения дохода ради накопления капитала. В результате суммарный спрос на потребительском рынке оказывается недостаточным, чтобы купить все произведенные товары. Возникает кризис перепроизводства — предложение не рождает адекватного спроса. Здесь Сисмонди прямо упоминает Сэя, называя его закон ошибкой.

При этом Сисмонди идет еще дальше, решительно нападая на доктрину невидимой руки — "одну из аксиом, на которой всего более настаивали в политической экономии, а именно: что наиболее свободная конкуренция определяет наиболее выгодное развитие индустрии, ибо каждый понимает свои интересы лучше, чем могло бы их понимать невежественное и невнимательное правительство, и что интерес каждого образует общий интерес Оба эти положения правильны, но вывод неправилен". Ошибка, по его мнению, состоит в том, что далеко не во всех случаях свобода каждого в достижении своего интереса приводит к общему благу. "Естественный прогресс общества порождает возрастание капиталов, а порок в социальной организации порождает постоянное возрастание рабочего населения и предложение рабочих рук, обычно превышающее спрос на труд". Преследуя свои интересы, капиталисты занижают доход рабочего класса, а с этим — и спрос его на потребительском рынке.

Симон де Сисмонди

Сисмонди находит в себе силы высказаться за государственное регулирование рыночной стихии, хотя и не предлагает при этом сколько-нибудь конкретных мероприятий. Тем не менее допустимо назвать его имя в качестве предтечи Кейнса (см. главу 29). Нельзя сказать, что аргументация Сисмонди была на уровне цели, которую она преследовала. Чтобы спрос рабочего класса на товарном рынке мог определять состояние этого рынка указанным выше образом, необходимо выполнение определенных условий. Прежде всего нужно, чтобы доля рабочего населения в общей численности была не меньше какой-то величины, ниже которой его влияние оставалось бы незначительным. Сисмонди не задается вопросом об уровне этого критического порога и не упоминает о такой стороне проблемы. Но даже если это было не так, оно не означало бы невозможности того, что совокупный доход общества не может быть равен совокупной ценности товаров на рынке. Еще интереснее положение о минимальной оплате труда рабочего класса.

Наш обзор вступил в XIX в., и мы еще не раз столкнемся с указанной доктриной, которая позже (с подачи Ф. Лассаля) получила название железный закон заработной платы . Доказать этот "закон" попытался один лишь К.Маркс (и мы увидим, как он это делал). Речь идет не о том, что зарплата рабочих опускается до прожиточного минимума в какие-то тяжелые периоды — скажем, в период промышленного спада. Нет, Сисмонди рассматривает этот уровень зарплаты как причину спада — может, и не как "железный закон , но уж точно как устойчивую тенденцию. В основу же этого важного тезиса он кладет всего лишь общие рассуждения о конкуренции рабочих рук, быстром росте рабочего населения и т.д. Понятно, что подобная аргументация не смогла причинить Закону Сэя серьезного ущерба.

Мальтус против Закона Сэя

В 1820 г. вышел первым изданием трактат Мальтуса "Принципы политической экономии". В главе 7 этой книги Мальтус оспаривает Закон Сэя. Его аргументация имеет более глубокий характер. В основе ее — не недопотребление, а перенакопление.

"Нельзя сомневаться, — писал Мальтус, — что только соответственно стремление к потреблению может поддержать равновесие между спросом и предложением; и так же несомненно, что неумеренная страсть к накоплению богатств должна вести к тому, что продукты производятся в количестве, превышающем возможное потребление их..."

Законы накопления капитала, по мнению Мальтуса, напоминают законы размножения населения. Там необходимо обилие пищи, здесь — обильный денежный спрос. Как при недостатке пищи нелепо поощрять браки и размножение людей, так при недостатке спроса неуместно стимулировать накопление капитала. Ведь новые капиталы еще более увеличат предложение товаров. Для соблюдения пропорции между ростом спроса и ростом инвестиций Мальтус считал необходимыми всевозможное увеличение класса мелких земельных собственников, развитие внешней и внутренней торговли, наличие обширного класса непроизводительных потребителей. Особое значение придавалось при этом богатой земельной аристократии. Покупательная способность зарплаты рабочих невысока, прибыль капиталистов в большей мере идет на накопление в ущерб их возможному потреблению. Из трех видов дохода (по Адаму Смиту) остается рента — она и должна компенсировать падение спроса на товарном рынке.

Вспомним, однако, что для опровержения Закона Сэя нужно было показать неизбежность хронического перепроизводства — такого, которое не может выправиться. Для этого доводы Мальтуса были недостаточными. Переизбыток товаров должен вызвать снижение их цен до такого уровня, когда все их сможет поглотить данный спрос населения. При этом падение иен может оказаться столь сильным, что они подчас не будут возмещать издержек производства. Тогда некоторые капиталы погибнут и проблема перенакопления утратит свою остроту. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел Экономика и менеджмент