Похлёбкин В. Словарь международной символики и эмблематики

ОГЛАВЛЕНИЕ

23. ВАЗА — в эмблематическом отношении является противоположностью чаше, то есть изображается в виде высокого сосуда, где господствует вертикаль над горизонталью и где горловина узкая, а не широкая, как у чаши. Символическое значение вазы также соответствует этой эмблематической противоположности: ваза, прототипом которой является амфора для вина, символизирует здоровье. Она используется как атрибут аллегорических фигур и изображений святых, указывающий, что это сосуд для снадобий, лекарств и т. п. В христианской символике ваза олицетворяет сосуд с муром (смесь нескольких десятков пряных и ароматических растений и масел), которым смазывают лоб, грудь и ладони монархов при их коронации — для благополучного царствования.

24. ВАТЕРПАС (см. Интернационалов эмблемы).

25. ВЕНЕЦ (лат. corona) или диадема — то, что увенчивает, находится выше всего (см. Венок, Корона). Венец — точный старославянский перевод и эквивалент слова “корона”. Но, в то время как в западноевропейской практике понятия “венец” и “венок” сливались, особенно в романских странах, поскольку и то и другое слово по-латыни называлось короной, в славянских странах эти понятия резко различались и получили разное лексическое выражение. В немецком языке также имеется
различие между короной-венцом (die Krone) и венком(der Kranz), но последнее слово происходит в немецком от иного латинского корня cranium — череп; венок (der Kranz) по-немецки означает, следовательно, то, что принадлежит черепу или находится на черепе, на голове, “головное”. В русской геральдической и историко-бытовой практике с XV века наряду со словом “венец” в значении “корона” стало употребляться также греческое ее обозначение — диадема. С XVI века слово “венец” во избежание ошибки, в каком значении оно употребляется, стало обязательно называться только вместе с прилагательным: царский венец, девичий венец, свадебный венец, терновый венец, страдальческий венец и т. д. Без сопровождения прилагательного это слово постепенно потеряло всякое значение, стало неясным. В современной геральдике понятие “венец” не употребляется ни как термин, ни как эмблема. Оно всюду заменяется словом“корона”.

26. ВЕНОК — древнейший символ награды, почета, эмблема бессмертия, а следовательно, величия (в государственных гербах — державного величия); в женских гербах — эмблема памяти о погибшем рыцаре (муже, отце, брате — в случае отсутствия у них мужского потомства).
Венки из зелени (веток различных деревьев, трав) и цветов с древнейших времен у всех народов употреблялись во время празднеств и жертвоприношений как знак союза (неразрывного) между живыми и мертвыми, между потомками и предками, отсюда на весьма ранней стадии исторического развития венок стал рассматриваться как эмблема бессмертия. Отсюда развилось магическое употребление венков с производным от понятия “бессмертие” значением: как символ пожелания благополучия, безоблачного существования, счастья и как символ гарантии охраны от воздействия злых сил. В этом смысле употребление венков сохранилось у многих народов Северной Европы даже вплоть до XX века. Так, например, венок как символ благополучия и счастья водружается в связи с завершением строительства дома на конек крыши в сельской местности в Швеции, Норвегии, Финляндии, на Севере России, в Карелии, причем в каждой области, в каждом округе формы подвешивания венков меняются, а форма венка и его размеры в основном сохраняются одинаковыми.
Издревле были приняты и существовали две основные формы венков: закрытые, или замкнутые, и открытые, или незамкнутые. Закрытые венки, повторяющие форму обычных головных венков, приобрели с течением времени и в геральдике более конкретное, прикладное значение, став эмблемой второй степени, в то время как открытые венки получили более отвлеченное, возвышенное значение и изготавливались не из натуральных материалов (трав, цветов, хвои), а из металлов (серебро, бронза) и постепенно стали эмблемами первой, высшей степени и употреблялись в основном в государственных гербах, гербах общественных организаций и других учреждений, а не конкретных и отдельных лиц.
При этом обе формы венков подвергались при дальнейшем историческом развитии всевозможным модификациям, что позволило придавать разного вида венкам и разный, нюансированный символический смысл и в конце концов способствовало продолжению существования венков как символов и эмблем во все эпохи, ибо каждое новое изменение венка позволяло придавать ему новый идейный смысл, новую политическую трактовку, а не отменять или запрещать венок, как символ прежней эпохи. Так, закрытые венки делались одно время некоторыми лицами круглыми и овальными, другими, в иное время — прямоугольными, а открытые могли иметь различные формы и степени незамкнутости, от низких полукружий, широко распахнутых, открытых, до полуоткрытых или открытых несимметрично, “запахнутых”. Симметричные формы были всегда характерны для государственных эмблем и гербов, а несимметричные избирали для себя научные общества, академии и иные учреждения культуры.
Таким образом, по характеру рисунка венка, по его основному контуру всегда можно отличить, какому владельцу принадлежит та или иная эмблема венка: государству, научному обществу или отдельному роду или лицу. В античное время, в самый древний период, венок продолжал оставаться эмблемой бессмертия, но постепенно превратился в символ награды. Произошло это так. Еще задолго до возникновения Олимпийских игр, в IX веке до н. э., в Элиде, на берегу реки Алфей, устраивались погребальные игры в честь мифического героя Пелопа, которого в детстве разрубили на куски и принесли в жертву богам Олимпа, но те воскресили его. На этих играх венки, приносимые Пелопу, вручались победителям игр для возложения на его алтарь. Когда же в 776 году до н. э. были установлены Олимпийские игры, то венками стали увенчивать (награждать) победителей этих игр уже как наградой, принадлежащей им лично, а позднее венками стали награждать и победителя состязаний в области искусства (поэзии, танцев, музыки).
Олимпийские венки плели из ветвей молодой оливы, срезанной в специальной роще золотым ножом. Победителей других общегреческих игр — Немейских, происходивших в Арголиде,— награждали венками из сельдерея (и с тех пор характерное тройное деление сельдерейного листа стало постепенно использоваться во всех коронах европейских монархов). В Древнем Риме эти традиции были не только продолжены, но и строго регламентированы: блестящие ораторы, артисты и особенно военные, победители отдельных сражений и полководцы стали награждаться венками.
Была разработана особая шкала венков (по-латыни — корон), присваиваемых за разного рода подвиги. Таковы, например, корона триумфалис (лавровый венок), которым награждались полководцы, окончившие победоносно войну, или венок из ветвей миртового дерева за отдельные победы. Венок из травы и полевых цветов (корона граминеа) был знаком высокой чести. Особые венки давались за спасение от осады целого войска (корона обсидионалис), за победу в морском бою (корона навалис), за штурм крепостных стен противника (корона муралис). За спасение жизни сограждан полагался дубовый венок (корона цивика). Лавровый венок в конце концов стал в императорском Риме знаком цезаря и употреблялся жрецами в дни государственных торжеств, что придало постепенно венкам значение знаков почета. В этом смысле до сего времени употребляют венки в Индии и Полинезии, где венок из роз или других крупных цветов надевается на шею особо почетным иностранным гостям, прибывающим в страну с официальным визитом.
В европейской геральдике венок со времен средневековья принял иное значение. Поскольку издревле он рассматривался большинством европейских народов как эмблема бессмертия, то после гибели рыцаря, у которого не оставалось мужского потомства, венок включался в герб его вдовы или дочери как дополнение, которое указывало, что данный герб — женский; таким образом венок приобрел в европейской геральдике значение эмблемы памяти об умершем. Для того чтобы отличать венки разных родов, их перевязывали лентами, соответствующими по своему цвету гербовым цветам данного рода, обычно цвету щита умершего рыцаря. Так постепенно сложился окончательный вид гербового венка — ветки растения, составляющие его, должны были быть обязательно перевиты лентами, цвет которых соответствовал бы национальному цвету (у государства) или цвету данного рода (в родовых гербах).
Поскольку женские гербы сохранялись лишь за прямым потомством, то они крайне скоро исчезали, и уже в XVII—XVIII веках в Западной Европе их практически не существовало или они стали чрезвычайно редки. В России вообще не было обычая создавать женские гербы, и поэтому венки встречались в щитовом поле русских гербов исключительно как эмблемы почета и заслуг.
Влияние классицизма в искусстве и в культурно-общественной и идейной жизни конца XVIII — начала XIX века дало сильный толчок широкому распространению венков как эмблемы выдающихся заслуг. На всех памятниках, сооружаемых в честь великих людей (полководцев, ученых, путешественников, государственных деятелей), в качестве обязательного атрибута изображались венки, преимущественно лавровые, изваянные из мрамора, отлитые из чугуна или бронзы. Такие венки непременно присутствуют во всех памятниках, поставленных в честь героев Отечественной войны 1812 года или событий этой войны, независимо от того, статуя ли это отважного генерала, скромный обелиск-пирамида в честь места сражения или безымянная плита на кладбище. Отсюда венок, особенно с этих пор, стал восприниматься русским народом как своего рода неизменный атрибут всякого надгробия, как некий неизбежный элемент кладбищенского оформления. Широкое распространение венка как эмблемы имело и другую сторону: в русской геральдике он стал применяться все чаще в гербах и рассматриваться как некий дополнительный атрибут (а не как самостоятельная эмблема), долженствующий иллюстрировать понятия “слава”, “заслуга”, “честь”, “доблесть”. Поэтому венок стали придавать соответствующим аллегорическим фигурам (гениям-вестникам, купидонам, несущим его обычно в вытянутой правой руке) или эмблемам животных (орел с венком в когтях, голубь с венком в клюве). В родовые гербы конца XVIII — первой половины XIX века стали включать маленькие веночки, перевитые ленточками и окаймлявшие римские цифры XXX, XL, L, что означало выслугу лет, за которую было пожаловано дворянство. Многозначность истолкования эмблемы венка привела к тому, что потребовалось ввести в русской дореволюционной геральдике XIX века несколько видов его изображения:

• а) парящий венок изображался в виде горизонтального эллипса и означал признание заслуг, поскольку его внешний вид свидетельствовал об увенчивании, возложении этого венка на кого-либо;
• б) венок анфас в виде полного кольца, окружности стал чаще всего атрибутом надгробий, памятников или какого-либо жизненного итога (юбилея), и поэтому такого рода венки помещались в родовых гербах, в гербах обществ, корпораций, городов, воинских частей;
• в) профильное вертикальное изображение венка в виде узкого эллипса, иногда два-три таких венка, расположенных плотно друг к другу, рядом, означали “венки”, то есть блазонировались как множественное число (независимо от их количества), символизировали достоинства; эта эмблема иногда включалась в родовые гербы, и только в них.

Как это всегда бывает при слишком чрезмерном, слишком несдержанном широком употреблении любого понятия, произошла своего рода утрата престижа эмблемы венка, произошло размывание этого понятия как единого высокого, означающего величие, и раздробление его на ряд хотя и близких и сходных с ним понятий, но только неизмеримо меньших по рангу, чем главное, основное. Это привело к ряду практических неудобств, не говоря уж о том, что был нанесен общий ущерб высокой идее. Чтобы различать, в каком значении употреблен венок в том или ином личном гербе, в каждом конкретном случае пришлось прибегать к новым дополнительным атрибутам, что приводило не только к усложнению символики, но и к прямо-таки анекдотичным случаям, когда стремление подробно разъяснить с помощью дополнительных атрибутов ту или иную эмблему приводило к ее фактическому отрицанию, ибо порой одни эмблемы исключали другие.
Так, при возведении в баронское звание Павлом I дворян Васильевых, абсолютно ничем не выдающихся, кроме усердия, император распорядился внести в их герб лавровый венок (эмблему славы, заслуг), а чтобы потомки не подумали, что этот венок был дан за какие -нибудь выдающиеся, славные дела, приказал посадить на этот венок две пчелы, что должно было означать, что венок пожалован отнюдь не за военные доблести, а за двойное кропотливое, неутомимое и постепенное, как пчелиный сбор, усердие.
Но лавровый венок, этот венец триумфа древних римлян, мог быть пожалован только за яркий подвиг, за победу, вырванную в решающий момент у врага, или за яркую, гениальную вспышку мысли, ума, которая привела к созданию редкого, уникального произведения искусства, к широкой известности награжденного, к его славе среди всего народа. Все это никак не вязалось с вымученным, многолетним добыванием “заслуг” путем рабского исполнения мелких прихотей монарха. За это можно было наградить деньгами, золотой табакеркой, поместьем, то есть чем-то чисто материальным, что стояло как раз на уровне подобных “заслуг”, но не славой, не возвышенным символом, не имеющим материальной цены, ибо такая награда традиционно вручалась лишь за высокий подвиг.
Таким образом, в геральдической практике России венок как эмблема был постепенно измельчен на протяжении XIX века, его значение принижено. Фактически он стал считаться к началу XX века маловажной эмблемой, низводился до уровня виньеток и заставок в книжной графике. Все древние высокие первоначальные функции и значения венка (знак высшего почета, величия, бессмертия) перешли в геральдике и в политической жизни к коронам, игравшим важную роль как в родовых, так и в государственных гербах. Венку была оставлена лишь роль надгробного, намогильного знака. Лишь после Октябрьской революции при создании нового, советского герба венок как геральдическая эмблема приобрел новое и почетное значение в советской эмблематике, стал использоваться как одна из важнейших советских эмблем. Произошло это в значительной степени стихийно, но в то же время закономерно вытекало из того нового советского бытия, из всей обстановки новой, советской действительности, которая складывалась и формировалась в первые годы Советской Республики
Уже в первые дни и недели после победы Октябрьской революции в Петрограде и боев в Москве в этих городах состоялись торжественные похороны жертв революции. В них участвовали огромные массы людей, они выливались в гигантские политические манифестации единства и солидарности рабочего класса, крестьянства и революционных солдат и матросов. Именно в эти первые дни и недели были заложены революционные традиции хоронить выдающихся революционеров, людей, отдавших свою жизнь за победу революции, на центральных, почетнейших местах двух столиц — на Марсовом поле в Петрограде и на Красной площади в Москве. Во время таких похорон, превращавшихся в государственный акт и принявших в последующие годы гражданской войны традиционный характер, с речами выступали крупнейшие деятели советской власти.
В силу ряда причин — тяжелого экономического положения республики, подчеркнутой пуританской, почти аскетической скромности революционеров и массового характера гибели защитников и борцов за дело революции, а также далеко не в последнюю очередь в силу полного разрыва советской власти с прежними, дореволюционными традициями — торжественные революционные похороны были грандиозны и величественны своим пафосом, своим духом, а не внешней мишурой, которая была столь характерна для церковных похорон дореволюционной России. Единственным украшением на революционных похоронах были венки из свежей хвои, скрепленные перевитыми кумачовыми лентами,— простые недорогие знаки внимания и почета. Но эти венки делались гигантских размеров, они торжественно возлагались порой целой группой людей, ибо их не могли ни поднять, ни нести один или два человека. И в этом был огромный смысл. Это был действительно знак почета, дарованный в целом от народа, от одной из его организаций, от партии, от коллектива.
Таким образом, венок — не геральдический, а реальный — стал с первых же дней революции одним из новых, отличительных признаков советской обстановки, советской общественно-политической жизни. Те, кто так или иначе фиксировал внешние признаки новой революционной действительности, не могли пройти мимо этого исторического факта: на всех фотографиях этого периода, на зарисовках художников, на кинокадрах, запечатлевших общественные манифестации,— всюду мы видим огромные, иногда украшенные лозунгами венки из свежей хвои — чаще всего из елового лапника, но также и из ветвей дуба (для военных) или цветов.
Венки стали, таким образом, стихийно одним из атрибутов общественной жизни в первые месяцы и годы революции. И поэтому вполне понятно, что когда весной — летом 1918 года был объявлен конкурс на первый советский герб, то идея венка, которая, так сказать, уже носилась в воздухе, была использована некоторыми художниками, и в первую очередь С. В. Чехониным, для введения его в советскую геральдику. Венок этот представлял собой два рога изобилия, расположенные симметрично друг против друга, из которых выходили метелки злаковых растений, сплетавшиеся между собой наверху. Этот венок, образуя окружность, обрамлял основные элементы герба. Чехонин сделал его одной из главных и самостоятельных по месту и значению гербовых фигур, в несколько раз увеличив его размеры по сравнению с принятыми до тех пор геральдическими, что и было главным изобретением, главной находкой. Все остальное совершенствование внешнего вида венка в гербе, достижение его современного вида было уже, как говорится, делом техники.

На прилагаемой таблице прослежены эти стадии совершенствования венка Чехонина: вначале отпадают роги изобилия, необходимые, однако, в первой стадии создания венка как мотивированная эмблема — откуда идет изобилие; затем более четко определяются злаковые как хлебные злаки, и все они сплетаются в венок, перевитый широкой кумачовой лентой, наподобие надгробного венка; но именно это сходство заставляет вскоре изменить тип венка, выделить в нем колосья как основной элемент, а потому распушить, отделить их друг от друга, чтобы они не сливались в общую, плохо различимую массу; затем колосья опять собираются в тугой пучок, но остаются различимыми путем резкого увеличения их размеров; оплетающая венок лента все более увеличивается по ширине с целью сделать ее настолько широкой, чтобы на ней уместился девиз; наконец, колосья собираются в толстый, тугой красивый сноп, перевитый широкой красной лентой с золотым девизом,— создается классический тип советского гербового венка как эмблемы могущества советской социалистической державы и союза национальных республик, могущества, покоящегося на плодах труда (хлебе). Этот процесс окончательного оформления венка как советской государственной эмблемы заканчивается к 1936 году.
Кроме того, в 1919—1920 годах Чехонин создает и другой тип венка — овальный, состоящий из красных маков и дубовых листьев. Этот венок в центре имел уже тогда все элементы будущего герба СССР — земной шар, серп и молот, солнце, но в несколько ином расположении, чем позднее в Государственном гербе СССР. Указанный герб был замыслен Чехониным как герб Коминтерна, но поскольку вопрос о таком гербе никогда не стоял, то он так и не вошел в употребление, но был использован при создании герба СССР в 1922—1923 годах. Таким образом, Чехонин последовательно проводил в своих проектах советского герба ту идею, что венок не только заменил корону как знак могущества и дер-жавности, но и поменял свое место по сравнению с короной, стал располагаться не в верху, не в навершии герба, не над народным суверенитетом, а вокруг основных символов и эмблем рабоче-крестьянской власти, вокруг щита и серпа и молота, обрамляя, поддерживая и укрепляя их и являясь символом именно суверенитета народа.
Эта идея оказалась чрезвычайно плодотворной. Если до второй мировой войны она была проведена только в гербах советских союзных республик, то после 1945 года целый ряд государств Европы, Африки, Азии, Америки стали строить свои гербы по советскому типу, поскольку идея венка, замещающего корону, оказалась единственной геральдически приемлемой альтернативой при построении гербов республиканских государств, где короне как эмблеме не может быть места и где иного геральдически правильного способа выражения суверенитета, помимо венка, практически не существует. Как и бывшие советские союзные республики, так и государства социалистической ориентации, а также ряд буржуазных республиканских государств видоизменяли лишь составные части венка, вводя в них наряду с колосьями ржи и пшеницы или помимо них свои национальные или присущие их хозяйству эмблемы — ветви дуба, ели, сосны, липы, лавра, оливы, пальмы, хлопчатника, виноградной лозы, кукурузы, риса и т. д., и т. п., но не затрагивали самой идеи и композиции венка.
В настоящее время венок как гербовый элемент в его советской трактовке использует в своих государственных гербах большая часть современных государств — чаще, чем корону. Среди них такие страны, как Греция, Италия, Сенегал, Заир, Сальвадор, Пакистан, Бангладеш, Уругвай, Западное Самоа, Венесуэла, Мексика, Шри-Ланка, Коморские Острова, Джибути, Доминиканская Республика. Объясняется это тем, что советский венок как эмблема, часть герба, во-первых, ближе стоит по своему значению к классическому, античному, то есть первоначальному традиционному пониманию этой эмблемы как символа славы и чести, как эмблемы величия государства, а во-вторых, лучше отвечает и современному представлению о строении республиканского государственного герба, удачно и адекватно заменяет в нем такой, казалось бы, неизбежный элемент, как корона. Тем самым советская эмблематика, созданная в первую половину 20-х годов такими мастерами графики, как С. В. Чехонин, Е. Е. Лансере, стала именно в результате своей историко-геральдической, научной правильности интернационально признанной и интернационально распространенной. Это лишний раз доказывает, насколько важно в геральдике решать вопросы с принципиальных, научно верных позиций, ибо только в этом случае эмблемы и символы окажутся исторически жизнеспособными.

27. ВЕРБЛЮД. Образ верблюда, несмотря на неоднократные упоминания в Библии, неприобрел у народов Европы на протяжении веков никакого символического или эмблематического значения.
Наоборот, на Востоке, особенно в арабских странах, верблюд-самец, нар — образ мощи, величия, оплота, что отражено в эпосе и народной поэзии. В России же образ верблюда используется для отрицательных сравнений. Но несмотря на это образ верблюда используется например в гербе г. Челябинска и Челябинской области.

28. “ВЕСЕЛЫЙ РОДЖЕР ” (“The Jolly Roger”) — белый силуэт человеческого черепа со скрещенными под ним симметрично и не соприкасающимися с ним двумя берцовыми костями на черном фоне, эмблема и флаг морских пиратов, главным образом англосаксонского происхождения и ареала действия (Карибский бассейн, острова Вест-Индии, восточное побережье Африки, побережье Калифорнии). Точное время появления эмблемы не зафиксировано. Наиболее вероятна вторая половина или даже конец XVII века при Вильяме Кидде, американском пирате шотландского происхождения (казнен 24 мая 1701 г. в Лондоне).
По-русски англоязычный термин практически не использовался и заменялся в исторической и художественной литературе понятиями “пиратская метка” и “пиратский флаг”. От “веселого Роджера” следует отличать другие виды изображения человеческого черепа, имеющие иные символические и эмблематические значения и иное историческое происхождение (см. также Череп и кости).

29. ВЕСЛО как эмблема известно с древних времен. Его символическое значение двояко: с одной стороны, это один из знаков правления; в древней латыни “править веслом” (gubernatie) породило такие понятия, как “кормчий”, “правитель”, “губернатор”. С другой стороны, как приспособление для плавания, связанное с судном (челноком, лодкой, шлюпкой, каяком) весло в символическом отношении является частью символов покорения или овладения человеком водной стихией и употребляется (хотя и редко) наряду с якорем.

В советской эмблематике весло использовалось как говорящая спортивная эмблема понятия “гребля”: Федерация академической гребли — три весла (красное в центре, золотые по бокам); Федерация гребли на байдарках и каноэ — одно весло, обращенное лопастью вниз; Международная федерация гребли — три голубых весла лопастями вверх, а между ними два белых лопастями вниз.

30. ВЕСЫ — эмблема справедливости. Используется как атрибут аллегорий закона, правосудия, юстиции в западноевропейской и американской символике и эмблематике. В церковной католической эмблематике весы — атрибут архангела Михаила, который должен в Судный день взвешивать души. В советской эмблематике не применялись (см. Меч). В государственных гербах зарубежных стран применяются крайне редко: в гербе Камеруна и в гербе Ирана (с 1987 г.) в символическом виде (см. Шамшир и Эдолят).

31. ВЕТЕР — символ различных проявлений человеческого духа. Используется главным образом в христианской символике, олицетворяет праведный суд Божий (Исх. 13:17) или дух правды (“свежий ветер подул”), а иногда и дух лжи, непостоянства (“изменчив, как ветер”). Ветер символизирует часто лучшие силы человеческого духа (крепкий, свежий, живительный, приносящий прохладу ветер), а иногда — ужаснейшие проявления гнева (ураганный, разрушающий, сметающий все ветер), а также может означать преследование (лететь за кем-либо, как ветер). Подобно воздуху ветер изображается графически в виде спирали или завихрения.

32. ВИНО (виноградное) — в библейской символике одна из основ жизни: “дети кричат: хлеба и вина” (Плач Иер. 2:12). Отсюда наиболее частая оценка вина в Библии как “лучшего дара Творца”. Вместе с тем в ряде мест Библии более позднего происхождения вино изображается как напиток, приносящий проклятие, как один из символов зла для рода людского.
Противоречивые оценки, содержащиеся в Библии, оказали воздействие на все восприятие вина как символического понятия в разных странах, куда исторически проникло христианство. Как правило, на Юге, в Средиземноморье, где развилась еще в дохристианское время культура виноделия и потребления вина, оно всегда в принципе символизировало “дар божий”, “источник жизни” и его общая оценка, как общественно-политическая, идеологическая , так и бытовая, была положительной вплоть до новейшего времени. Одной из причин этого являлось то, что в этом регионе употребляли натуральное виноградное вино, но никогда не пили его в чистом виде, а всегда только в смеси с родниковой водой. Древние греки и римляни разбавляли вино в пропорции - 3 части воды на одну часть вина или 5 частей воды на 2 части вина. Древние евреи пили более крепкие смеси - 3 части воды на 2 части вина или вино пополам с водой, но все же не чистое вино, которое в античные времена в несмешанном виде упротребляли только "варвары".
Отсюда понятно, что вино символизировало вовсе не пьянство и опьянение , а "дар божий", "силу свыше", было символом "оживления" и "чистоты трапезы", ибо в условиях малайзийского юга предотвращало многие заболевания, особенно желудочные. Наоборот, позднее с нарушением традиций смешивания вина с водой, с распомтранением злоупотребления вином и тем более переходом северных народов к другим видам опьяняющих напитков, основанных не на виноградном сырье (пиво, брага, питные меды, сикера, водка, кумышка и т.д.), вино становиться символом "страшного могущества греха" и "страшных судов божьих" (Псл. 74:9, Ис. 51:17).
Таким образом, символика вина носит исключительно ограниченный историко-национальный характер и зависит от конкретных исторических и проиродных условий обитания того или иного народа, от его национальных и религиозных традиций.

33. ВИНОГРАД (лоза, гроздь, листья) - один из древнейших символов плодородия и изобилия, а также жизненной силы и жизнерадостности, употреблявшийся народами древнейших государств Средиземноморья и Ближнего Востока. В библейской символике виноградная лоза - символ народа, нации Это сравнение шло от конкретных фактов и представлений: в Палестине существовали лозы имеющие 0,5 м в диаметре и высотой (длиной) с 10-этажный дом. Гроздь таких лоз весила обычно 5-6 кг , а виноградины достигали величины сливы и сидели плотно в грозди, а грозди плотно на ветвях лоз. Одна такая лоза кормила всю семью, род.

Одновременно виноградная лоза была символом оседлости, и жить под своей виноградной лозой считалось символом домашнего уюта и обеспеченной жизни. Христианство перенесло свою символику и переосмыслило эти древнейшие символические значения лозы, ибо действовала в том же самом эллинистическом регионе. Виноградная лоза в Евангелии означает, символизирует все христианство, всю совокупность верующих, винограднгая гроздь - последователей Христа, часто ближайший последователей Христа.
В античное время изображение виноградной лозы входит в число составных частей рога изобилия как эмблемы плодородия,а венок из виноградных листьев был эмблемой Диониса (Вакха). Не только в малой Азии, нои и на Среднем Востоке, на Черноморье и в Закавказье виноград всегда служил эмблемой плодородия и жизни. В то же время виноград никогда не использовали в официальной - государственной или религиозной - геральдике, он считался и продолжает считаться на Западе, встранах традиционного виноделия - Испании, Италии, Франции, Португалии и Греции, народной бытовой эмблемой.
В русской дореволюционной геральдике виноградной лозой обрамлялись в обязательном порядке гербовые щиты тех областей, где было развито виноградорство. Виноградная гроздь как эмблема присутствовала и в самом поле гербового щита ряда городских и родовых гербов. И только в советской геральдике именно как народная эмблема она органически входила и в государственные гербы бывших республик - Грузии, Армении, Молдавии и Туркмении, ибо она никак не была связана с религиозно-монархическими эмблемами, широко употреблявшимися в этих странах в прошлом, и в то же время наглядно символизировала, отражала одну из отраслей хозяйства этих республик, а в более широком смысле служила эмблемой плодородия.
В прежнем гербе Грузии были изображены стебель, гроздь, листья, то есть все три элемента виноградной лозы. Это говорило о важном значении данной отрасли для республики и одновременно в целом символизировало плодородие и древность страны. На гербе Армении тоже были изображены три элемента виноградной лозы, но они стилизованы симметрично: два стебля, по три листа с каждой стороны и одна гроздь в центре. А на молдавском гербе мы видим не лозу, а отдельные гроздья винограда — по три с каждой стороны, отделенные друг от друга виноградным листом. Это говорит о превалирующем значении товарного винограда для республики.
С геральдической точки зрения гроздь изображена правильно лишь на гербе Армении (автор — худ. М. Сарьян). Она имеет строгую геральдическую форму построения: 1:2:3:4:5:4:3 виноградные ягоды, следующие рядами (один над другим), и правильный геральдический цвет, присвоенный эмблеме винограда,— золотой. Геральдический цвет лозы, листьев и грозди выдержан также и в гербе Грузии (худ. Е. Лансере, А. Шарлемань), но форма построения грозди несколько нарушена — 2:4:4:5:4:2, хотя такое отступление иногда допустимо. Правильно геральдически изображены и виноградные листья: анфас, в развернутом виде, пятичастные. Цвет листьев может быть и зеленым, натуральным (допустимое отступление от золотого).
Отступлением от обычной традиционной эмблематической виноградной грозди является также изображение ее на медали “За оборону Кавказа”. Здесь гроздь стилизована в круг, внутри которого начиная с центра концентрически расположены 1:6:12 кружочков-виноградин. Такая стилизация, однако, хорошо отвечает правилам геральдики и, несмотря на нетрадиционный вид, сообщает полную узнаваемость грозди, а потому выполняет все три условия допустимости использования такого эмблематического изображения: стилизация, наличие четкой математической формулы и узнаваемости.

34. ВЛАСЯНИЦА (или ВРЕТИЩЕ – рубаха ниже колен мешкообразного покроя (вытянутый прямоугольник) с простым (без ворота) разрезом для головы, сделанным в центре верхней плечевой части в горизонтальном и немного в вертикальном направлении (Т-образно). Изготавливалась из грубой “ткани”, связанной из овечьей или козьей шерсти, а иногда даже из жесткого конского волоса и надевалась на голое тело. У древних евреев (в библейские времена) служила предметом, символизирующим несчастье, горе, печаль, и надевалась во время траура на ночь людьми, желавшими продемонстрировать высшую степень своих страданий и печали или поражения горем. В более поздние времена в христианских конфессиях использовалась монашеством и аскетами для умерщвления плоти и демонстрации смирения и терпения, готовности к тяжким испытаниям во имя веры и покаяния. Согласно легендам, власяница (по православной терминологии: хитон нешвен) была одеждой Иисуса Христа накануне его распятия.

Герб Багратидов- Государственный герб Грузинского царства

Грузинская династия Багратидов, царствовавшая в Грузии с IX по XIX век и ведшая свою генеалогию от библейского царя Давида, имела в своем гербе (и в государственном гербе Грузии) эмблему власяницы на том основании, что будто бы это подлинное одеяние Христа было спасено и принесено в глубокой древности в Грузию. Эмблема власяницы Христа занимала центральное место в гербе и была главной государственной эмблемой всех династий Багратидов во всех частях Грузии (в Кахетии, Картли, Имеретин), а также была сохранена после присоединения Грузии к России как родовая эмблема в гербе князей Грузинских, князей Багратионов-Мухранских и Багратионов-Имеретинских. Ее символическое значение в грузинском государственном гербе состояло в том, что она служила объектом, подтверждавшим древность грузинской царской династии, древность грузинской государственности и свидетельствовала о древности введения православия в стране. Грузинские дворяне еще в XVIII веке часто подчеркивали русским представителям, что “мы в Грузии уже с греческого переводили, когда вы еще по лесам, как дикие звери, бродили”, то есть в VI—VII веках н. э. Как эмблема власяница употреблялась только в царском гербе Багратидов и не могла быть использована никем из других феодалов или другими царскими династиями.
В западноевропейской эмблематике и геральдике вретище* (лат. saccus, cilicium; нем. Sack, grobes (harenes) Gewand; фр. cilice, haire) не применялось и известно лишь как церковный символ покаяния. Эмблематического канонизированного изображения власяницы в католической эмблематике практически не существовало.

35. ВОДА — символ, с одной стороны, подкрепления, плодородия, очищения, а также многочисленности, необозримости, несчитанное™, а с другой — гнева божьего и сильного действия (ср. потоп в Библии и представление о том, что “вода мельницы ломает” в русском фольклоре). Большинство народов отводит воде начиная с первобытных времен первенствующее положение в природе. Она — один из немногих (трех или четырех) основных элементов мироздания. Все символические значения воды исходят в принципе из ее фактического, реального значения в жизни народов на Востоке (жарких, сухих субтропиках, горных плато Малой Азии, в пустыне, в долинах великих рек Нила, Тигра, Евфрата).
В античных представлениях, по Аристотелю, вода — одна из четырех основных стихий или элементов, на которых основана Вселенная (Вода, Огонь, Воздух, Земля). Для античной символики характерно восприятие воды как чего-то цельного, единого, неделимого, могучего, всесильного.
Наоборот, христианская символика исходит из многообразия проявлений воды, причем каждое из этих проявлений рассматривается как самостоятельное, не связанное с водой, изолированное символическое понятие, отличающееся от нее по своему символическому значению. При этом для христианской теологической символики характерно подчеркнуто нематериальное, иррациональное, идеалистическое и абстрактное восприятие и трактовка различных конкретных субстанций воды. Главное символическое значение воды в христианской символике — это очищение или еще абстрактнее — ниспадение божьей благодати. Отсюда вода прежде всего — символ крещения. Кроме того, христианское богословие различает воду верхнюю (дождь, снег, иней, росу) и воду родниковую, истекающую из скалы (из голого камня), что рассматривается как проявление могущества Бога, “чуда божьего”. Роса и иней рассматривались христианской теологией как выражение возрождения, а отсюда и символизировали возрождение в проповедях, в иносказаниях. Вместе с тем роса является в протестантской теологии символом слова божьего, если оно действительно укрепляется и “проступает” в сердцах верующих, то есть убеждает, действует на них.
Эта символика не была чужда и православию, что нашло отражение в одном из стихотворений В. Тредьяковского, весьма свободно и своеобразно воспользовавшегося ею:

Вонми, о небо, я реку. Земля, да слышит уст глаголы. Как дождь, я словом потеку, И снидут, как роса к цветку, Мои вещания на долы.

Дождь рассматривался в христианской и в исламской традиции как благодеяние и благожелательность божья. По этой причине дождь часто символизировал благожелательность вообще, а эмблематически обозначался золотом и серебром, ибо “дождь украшает землю”. Однако облака, вопреки своему фактическому качеству и назначению, не рассматривались как резервуары и, следовательно, проявления воды, а наряду с туманом символизировали в христианстве скрытость, божью таинственность, сокровенность. Отсюда и в легендах, и в фольклоре божество всегда (или часто) появляется... из облака или возникает из тумана.
Несмотря на отмеченную уже тенденцию христианской символики делить и изолировать различные проявления воды, рассматривая их как совершенно различные символические объекты, значение воды в целом как одной из немногих основ мироздания признает и христианская теология. Так, вода считается одним из трех главных “свидетелей” на Земле, причем первым из них (Вода, Кровь и Дух). Однако эти “элементы” у теологов не материализуются эмблематически, а трактуются чисто богословски: вода — крещение (людей), кровь — мучение (человека), дух — христианство (учение, спасение человечества). Примечательно, что и идеалисты-богословы косвенно признают тем самым важность воды как исходного символа.
Библейская ветхозаветная символика различает воду живую, то есть благодать Христову, воду обличения (клятвенную), которую давал жрец жене, подозреваемой в прелюбодеянии, и которая могла ей повредить в случае подтверждения подозрения, и воду очищения (или т. н. греховную воду), которая употреблялась для очищения от греха. В то же время христианская церковь и особенно православие объявили еретиками так называемых аква-риев или идропарастатов, то есть абсолютных трезвенников, которые причащались водой, а не вином. Эмблематическое изображение воды с глубокой древности было одинаковым у всех народов и особенно четко было закреплено в античное время — это волнистая линия, синусоида. В таком виде эмблема воды сохранилась и в средние века, и в новое время как знак Зодиака — две волнистые линии одна под другой (знак Водолея).
В эпоху Ренессанса и особенно в эпоху классицизма (XVIII в.) широко использовалось эмблематическое изображение воды в виде наклоненного кувшина, из которого выливается вода. Эта эмблема употреблялась и в XIX веке. В классической геральдике вода (река) изображается в виде широкой голубой волнистой полосы, расположенной на гербовом щите в любых направлениях: горизонтально, вертикально или диагонально.

36. ВОЗДУХ — один из четырех элементов мироздания по античным представлениям (остальные три — Вода, Огонь, Земля). В эпоху эллинизма использовался в литературе как образ свободы, что позднее нашло отражение в классической европейской литературе XIX века, широко использовавшей выражение “воздух свободы” для характеристики различных либеральных, прогрессивных или национально-освободительных тенденций в общественной жизни.
В протестантской теологии — символ учения церкви, без которого якобы невозможно жить. Одновременно христианские богословы рассматривают воздух как элемент, в котором обитает дьявол и скрыта тьма. Поэтому по теологическим представлениям воздух является элементом, находящимся в противоречии и в борьбе со светом, ибо лишь чистый свет отождествляется со средой, в которой может обитать божество и божественное, в то время как воздух — символ среды, где зарождается тьма, где обитает дьявол и где, следовательно, может возникать все дурное.
Эмблематически воздух изображается в виде завихрения, спирали; такие изображения часто встречаются в античном орнаменте.

37. ВОЙСКОВЫЕ ЭМБЛЕМЫ — эмблематическое, условное изображение различных родов войск и войсковых служб, принятое в вооруженных силах каждого государства. Войсковые эмблемы не являются эмблемами в геральдическом смысле, они носят подчиненное и служебное значение.

Поэтому войсковые эмблемы для одних и тех же родов войск в каждом государстве различны, они не только не являются ни в коей мере международными, но даже и не достигают ранга общенациональных эмблем. Это — ведомственные эмблематические изображения. Поэтому они устанавливаются и утверждаются не государством, как государственные эмблемы, а ведомством вооруженных сил страны и даже отдельными уп равлениями соответствующих родов войск. Цель войсковых эмблем — установление прочного различия личного состава разных родов войск по внешнему виду. Войсковые эмблемы, таким образом, играют в современных условиях ту роль, которую в прошлом играли вначале разноцветные мундиры различных родов войск, а позднее — разноцветные погоны и петлицы мундира военнослужащих. Поэтому современные войсковые эмблемы, представляющие собой небольшие (10Х 15 мм) металлические изображения, располагаются также на погонах и петлицах офицерского, сержантского и рядового состава и в увеличенном (рисованном на ткани) виде используются в качестве нарукавных нашивок для сержантского и рядового состава (но только на их выходную, парадную форму).
Впервые войсковые эмблемы появились после франко-прусской войны 1870—1871 годов, последней войны доимпериалистического периода, в итальянской армии вначале на головных уборах вместо кокарды, затем на погонах. Они впервые вводили изображения, которые позволяли отличать каждый род войск строго по виду его основного оружия: у гренадер — граната (раньше называлась “гренада”), у пехоты — щит с ружьями, у улан — щит с пиками, у артиллерии — пушки с гранатами, у инженерных войск — топоры, у альпийских стрелков — орел и винтовка. За Италией последовала Франция, начавшая накануне первой мировой войны перестраивать свою армию и принявшая аналогичные эмблемы для своих родов войск. Остальные страны ввели войсковые эмблемы в основном после первой мировой войны, отказавшись от существовавших до этого полковых арматюр.
Однако, как и всякое нововведение, войсковые эмблемы не сразу заняли доминирующее положение и часто меняли свою форму; некоторое время они сохранялись наряду с привычными разделениями войск по цвету петлиц и погон. Так, например, даже в Советской Армии с 20-х годов и вплоть до середины 50-х годов сохранялись различия в цвете и окантовке петлиц, а затем, с 1944 года, и погон: пехоте был присвоен малиновый цвет петлиц с черным кантом, внутренним войскам — кирпичный, кавалерии — синий с черным кантом, артиллерии — черный с красным кантом, авиации — голубой без окантовки, танковым войскам — черные бархатные петлицы с золотым кантом, месанслужбе — зеленые с красным кантом, саперам — черные без канта. С усложнением структуры вооруженных сил, с появлением многих новых и нетрадиционных родов войск, в том числе ряда специальных, особых, оснащенных новой техникой служб, встал вопрос о замене цвета как символического признака рода войск войсковыми эмблемами, которые были бы разнообразны, не повторялись и хорошо узнавались личным составом армии и флота.
Поскольку каждый род войск имеет свойственные только ему одному основное оружие и военную технику или предназначен для выполнения лишь определенных задач, то эмблемами отдельных родов войск стали служить изображения либо характерных типов оружия (пушки — для артиллерии, танки — для танковых войск), либо характерных видов снаряжения (парашют для воздушно-десантных войск, якорь — для флота, бульдозер — для строительных войск). Использовались и символические знаки, хорошо известные из области общей культуры (лира — для военных музыкантов; змея, обвивающая чашу,— для медслужбы; щит и меч — для военных юристов). Большинство такого рода войсковых эмблем существовало в Советской Армии уже с 30-х годов.
С развитием после второй мировой войны новых видов войск и их дальнейшей специализацией воинские эмблемы усложняются, начинают включать в себя не один, а несколько элементов, что, естественно, ведет к меньшей узнаваемости таких эмблем, к необходимости объяснять, не только расшифровывать их смысл и значение, но и нередко растолковывать само изображение в целом. Так, например, изображение пятиконечной звезды, оплетенной двойным венком и скрытой за двумя щитами (первый щит — это бензойное кольцо), на одном из которых нанесены линии, напоминающие лучи, является эмблемой специального рода войск, ведающего зашитой действующих частей от радиации, а также от химического и бактериологического поражения.
Конечно, не все существующие ныне войсковые эмблемы достаточно выразительны и мгновенно узнаваемы и понятны. И для “малой войсковой эмблематики” действует то же правило, что и для всей геральдики: эмблемы должны быть предельно лаконичны, им вред но многословие, их образ должен быть не копией реальной машины или прибора, находящегося на вооружении войск, а скорее их символом. Ведь вспомним, что и во времена существования кавалерии ее эмблемой была не лошадь и даже не конская голова, силуэт которых плохо различим, а подкова с перекрещивающимися саблями, то есть то, без чего кавалерия немыслима, в то время как изображение лошадиной головы может вызывать ассоциации и с транспортом, и с крестьянским хозяйством. Так и ныне для обозначения авиационных войск, военно-воздушных сил используется в качестве эмблемы не самолет, а символ — пропеллер и крылышки. Главная черта бывших советских войсковых эмблем выражена достаточно четко: все они (за исключением двух-трех довоенных) построены по типу не только . говорящих эмблем, но даже “подробно рассказывающих”. В них преобладают реальные детали и предметы, и они образуют отдельную эмблему скорее за счет своего общего силуэта, чем за счет различения зрителем тех предметов, которые эту эмблему составляют. Таким образом этого рода войсковые эмблемы апеллируют к нашей зрительной памяти, а не к нашему сознанию, не к нашему ассоциативному мышлению. Что касается войсковых эмблем вооруженных сил иностранных государств, то весьма часто для них используется классическая символика, а не прямые, говорящие эмблемы с изображением того или иного оружия. Так, например, в военно-морских силах ряда европейских морских государств изображение дельфина используется в качестве эмблемы сил подводного флота (подводных лодок), а изображение кукарекающего петуха — в качестве эмблемы сторожевых и патрульных кораблей; спрут-осьминог служит эмблемой минных тральщиков,. в то время как у торпедных катеров — торпеда с расходящимися от нее во все стороны стрелами-молниями.

Эти примеры наглядно показывают, что можно гибко сочетать классический, иносказательный, символический облик эмблем с современным “говорящим”, ставя задачу добиться наибольшей их выразительности и лаконичности, с тем чтобы эмблему составляла одна фигура, но крупная и выразительная по своему значению и внешнему облику. Главное, чтобы войсковые эмблемы образно и четко передавали смысл деятельности того или иного рода войск.

38. ВОЛК, ВОЛЧИЦА, ВОЛЧАТА (лат. lupus, фр. loup, нем. wolf, норв. ulv, шв. varg, чешек, vlk, польск. wilk) с глубокой древности у большинства народов Европы и в библейской символике — символ хищника, свирепого врага, в русской символике — символ злости, прожорливости, алчности. В Библии волкам уподобляются лжепророки, неправедные правители и судьи как лица, наиболее опасные для народа. В скандинавской мифологии волк Фенрир — страж Ада, враг людей и богов. В раннем средневековье в Северной Европе термин “волк” (varg i veum) в обычном праве означал самого презираемого преступника — осквернителя храмов и кладбищ. В античной мифологии миф о волчице, вскормившей Ромула и Рема, был также, по сути дела, своеобразным отражением резко отрицательной оценки действий древнейшего узурпатора Амулия, повелевшего бросить младенцев в Тибр, в то время как даже волчица их спасла и вскормила. Аналогичная ситуация и в русской сказочной традиции, где волк спасает Иванушку от смерти и преследований старшего брата-царя, оказавшегося гораздо более злым и подлым, чем волк.
Совпадение символа свирепого врага, хищника у германских и славянских народов в древности находит свое отражение и в поразительном фонетическом совпадении слов “волк” и “враг” в русском и германских языках: волк — Wolf (вольф) — ulv (ульв) — varg (варг) — враг.
Как высший символ свирепости волк противопоставляется христианством ягненку, агнцу – символу кротости и непорочности. В Библии время высшей несбыточной справедливости на Земле характеризуется как эпоха, когда волк и ягненок будут жить вместе. В католической символике, особенно романских стран, волчица — символ алчности. Однако после средневековья волк как символ исчезает. Его образ не находит отражения ни в геральдике, ни в эмблематике нового и новейшего времени. Более того, с исчезновением волков в большинстве стран Западной Европы в XIX веке начинает меняться и смысловая оценка его образа. Отношение к понятию “волк” как к символу врага постепенно заменяется уже к 40-м годам XIX в. научной оценкой этого хищника зоологами как животного, наделенного чрезвычайно развитым инстинктом самосохранения и поразительной, самоотверженной верности семье или стае, верности вожаку, матерому волку. Это обстоятельство побуждает английского генерала лорда Баден-Поуэлла, основателя скаутского движения, дать скаутам младшей группы (8—11 лет) официальное наименование “волчата” (wolf cubs), что должно было символизировать их слепую верность идеалам и уставам скаутизма.
Если символическое значение образа волка все же проявляется и в западноевропейской, и в русской традиции, то эмблематическое изображение образа волка встречается крайне редко и по существу закреплено и канонизировано лишь в германской геральдике. Эмблематическое изображение волка обычно почти совпадает с изображением лисицы (в германской геральдике — лис): расположение фигуры в поле, поворот головы, общий абрис и экстерьер фигуры в эмблемах волка и лиса фактически одинаковы. Имеющиеся различия незначительны, но тем не менее строго фиксированы: у лиса гладко лежащая шерсть, пышный хвост, крупные уши (ухо) эллипсовидны, расположены почти анфас, пасть всегда сомкнута (даже если держит добычу), кончик носа четко обозначен особым цветом (обычно черным), по сравнению с окраской фигуры цвет всегда постоянный, единственный — красный, независимо от цвета поля щита; у волка — шерсть на лапах, хвосте и спине вздыблена, пасть всегда открыта (даже если не высунут язык), в ней отчетливо видны два ряда острых, как пила, длинных зубов, уши изображаются в профиль, заострены, повернуты немного концами в сторону носа, верхняя часть морды раздвоена (вместо обозначения кончика носа) узким разрезом, окраска всей фигуры всегда черная, редко — синяя или голубая, в исключительных случаях — белая, серебряная, серая (натуральная)
Другое эмблематическое изображение волка в западноевропейской геральдике — римская волчица с двумя младенцами — встречается еще реже и известно за всю историю европейской культуры лишь в пяти случаях: как одна из ранних эмблем Византийской империи, как эмблема первого англосаксонского королевства Кент в V—VI веках, как герб итальянского города Монтальчино в 1555—1559 годах, когда он стал на короткое время отдельным епископством, и, наконец, в гербе Римской Республики в 1849 году и в гербе Сиены в период ее независимости.

В германской да и в русской геральдике образ волка символически не используется. Он применяется как говорящая эмблема в родовой и городской геральдике. Например, барон Вольф обладает гербом с эмблемой идущего волка, фон Вольфенфельдт — эмблемой бегущего волка. Волк как говорящая эмблема применяется в гербе ряда городов Украины и Беларуси и лишь в редчайших и исключительных случаях — в России, да и то на границе с Украиной.
Так, бегущий волк в голубом поле — эмблема Волчанска Харьковской области; бегущий серебряный волк в голубом поле — эмблема Летичева Хмельницкой области, расположенного в устье реки Волк, впадающей в Южный Буг; стоящий волк с головой анфас — эмблема г. Волковыска Гродненской области.
В русской геральдике, где эмблема волка официально не числится, был лишь один случай, когда в 1781 году слобода Калитва в Воронежской области получила герб города, который затем через 20 лет был ликвидирован. На этом гербе были изображены звериные фигуры, напоминающие собак или волков. В описании герба при его утверждении указывалось, что это — чекалки (т. н. степные волки), то есть такие, которых зоологи называют Canis aureus, или шакалообразными волками, водящимися в предгорьях Кавказа. Поскольку герб Калитвы был отменен в 1802 году, то даже это эпизодическое применение эмблемы волка в русской геральдике было позабыто, да и сама эмблема не имела ничего символического: чекалки были внесены в герб потому, что они время от времени появлялись у слободы и это было ее единственным “характерным признаком”.

Герб так называемой Республики Ичкерия. Волк (борз) под Луной в полумесяце с девятью звездами (ислам) и с национальным орнаментом "ТУТТА" - элемент Вавке Истамбул-бикль (Стамбульский мотив)

С 28 октября 1991 г. волк стал основной эмблемой нового герба тк называемой Республики Ичкерия (бывшая Чечено-Ингушская АССР). Она изображает лежащего волка (по-чеченски борз) с головой, повернутой анфас. Это первый в истории народов случай, когда волк становится государственной эмблемой и когда этой эмблеме придается символическое значение, ибо до сих пор ее не хотело взять в герб ни одно государство, поскольку это означало бы одобрение символа хищника как идеи государственной политики. Вот почему в чеченской символике образ волка переосмыслен. Согласно официальной трактовке чеченских властей, волк — “любимый образ” чеченского фольклора, ценимый чеченцами как символ гордости, отваги, свободы. Разумеется, это натяжка, ибо ни один народ с древнейших времен не олицетворял так образ волка, особенно на Кавказе, где волки — основные враги чабанов, гроза овечьих отар. Указанная трактовка целиком модернизирована, тенденциозна. Однако сам факт выбора этой “чрезвычайной” эмблемы в качестве главной эмблемы государственного герба новой республики весьма показателен. Он говорит об исключительности сложившегося положения, об отчаянной решимости чеченского руководства во главе с генералом Джохаром Дудаевым отстаивать свои политические установки и одновременно об изолированности Чечни как государственного образования даже на Кавказе, среди “близких” ей народов. Показательно, что в соседнем Дагестане у даргинцев волк — образ глупого, недалекого хищника, которого легко обводит вокруг пальца, обманывает лиса. Символ же гордого и умного животного на Кавказе, в том числе и в Чечено-Ингушетии, чаще всего отводится коню, отличающемуся, кроме того, преданностью, верностью человеку.
Таким образом, выбор эмблемы волка в герб независимой Чечни (Ичкерии) — не только неудачен, но и слишком конъюнктурен, исходит из скоротечной ситуации осени 1991 года, а не из коренных национальных или государственных принципов.
Характерны и другие эмблемы, сопутствующие в гербе Чечни волку,— это Луна и девять звездочек под орнаментом “рог”, сопровождающим обычно северокавказское оружие и кубки с вином. Волк под Луной, волк, воющий на Луну,— образ голодного, одинокого, тоскующего волка. Такой образ не внушает оптимизма и надежды населению государства, избравшего подобный герб, скорее наоборот. Девять звездочек — как и вообще число 9 — символ исламских аутсайдеров, который изредка употребляли мельчайшие арабские государства, типа султаната Джохор на Малаккском полуострове.

39. ВОЛНА — один из древнейших символов человечества. Известна с античных времен. Обладает различным символическим значением в мифологии ряда морских народов (греков, финикийцев, финнов, скандинавов, полинезийцев). Так, волна олицетворяла в древнейшие времена и средние века воду вообще, океан, море, вечное движение, а в новое время все чаще стала олицетворением, символом постоянной изменчивости окружающего мира и даже стала использоваться как символ быстротечнсти, непостоянства человеческой жизни. Уже в русской летописи под 1076 годом мы встречаем выражение: “В вълнахъ житиискехъ”.

Различные эмблематические изображения волны на гербах и флагах

В античное время волна изображалась волнистой линией как один из символов воды вообще, а позднее, в эпоху эллинизма, в виде аллегории — прекрасных девушек в легких нарядах — нереид, населявших чертоги Посейдона (у Гомера их 34, в мифологии — 50, иногда — 100, поэтому эти цифры также иногда символически использовались для обозначения волн-нереид). Звуки, издаваемые волнами, принимались за разговор (ср. у Пушкина: “Шум морской — немолчный шепот Нереиды”). В финской мифологии волны ассоциируются с Ааллотар, девой Волн, божеством волн женского рода, одним из нескольких божеств воды, океана. Как в античной, так и в финской мифологии Нереиды и Ааллотар благожелательны к людям. Поэтому их образ часто использовался, в том числе и в русской поэзии, как образ спасителей, но одновременно образ волны в русской литературе широко применялся и как синоним вольности, полной несвязанности, свободы действий и независимости от чьего-либо влияния. В народном сознании, как это часто бывало в России, совпадение звучания слов “волна” и “вольна” (получить вольную) не только обыгрывалось, но и приобретало как бы скрытый, тайный смысл, единство происхождения. Все эти народные представления, как известно, хорошо отразил Пушкин в своих сказках:

Ты, волна моя, волна! Ты гульлива и вольна;

Плещешь ты, куда захочешь. Ты морские камни точишь,

Топишь берег ты земли, Подымаешь корабли.

В русской и советской эмблематике и символике волна использовалась в двух значениях.

1) В конце XIX — начале XX века образ волны становится одним из символов русской революционной атрибутики и часто используется в легальных и полулегальных революционных изданиях как словесная аллегория нарастания сил революционного движения, как символ шторма, предвестника революции. В силу этого общественность России склонна была воспринимать даже чисто пейзажные картины крупных художников как своего рода символические (“Девятый вал” Айвазовского). Название “Волна” носил ряд революционных газет начала XX века в России, особенно после 1905 года, когда это легальное название хорошо отражало революционную суть издания, символ которого был всем понятен. Так, “Волна” в Петербурге в 1906 году — большевистская газета, которую фактически редактировал Ленин; “Волна” в 1906 году в Саратове — социал-демократический еженедельник; “Волна” в 1909 году в Баку — большевистский еженедельник; “Волна” (“Wil-nis”) в 1917 году в Риге — большевистская газета на латышском языке; “Волна” 1917 года в Свеаборге — орган большевиков; “Волна” 1917—1918 годов — орган Центробалта в Гельсингфорсе.
Таким образом, в период трех русских революций термин “волна” в общественно-революционном сознании рабочего класса России имел символический смысл нарастающего революционного подъема и всегда связывался именно с этим процессом.В советской эмблематике 20—30-х годов волна не употреблялась.
2) В 1940 году волна как говорящая эмблема, означающая морскую волну, была введена в число государ ственных эмблем двух прибалтийских республик (Латвии и Эстонии) в связи с вхождением их в Советский Союз. Она изображалась двумя или тремя параллельно идущими друг над другом волнистыми белыми и синими (голубыми) линиями, что означало приморское положение этих республик, подчеркивало выдающееся значение моря в их хозяйственной жизни.
Говорящая эмблема волны используется и в “гербах” или значках спортивных обществ, в деятельности которых главное место занимают водные виды спорта (например, “Водник”).
Таким образом, следует делать различие между словесным (литературным) символом волны и ее эмблематическим изображением, означающим море, морское хозяйство, а также нередко и вообще воду. В качестве именно эмблемы реки, моря или вообще воды волну ввел в свои государственные гербы и даже флаги ряд молодых государств Африки, Латинской Америки, Океании и Азии, в жизни которых вода играет огромную роль: Бангладеш, Бахрейн, Катар, Кувейт, Сьерра-Леоне, Танзания, Мозамбик, Уганда, Гайана, Уругвай, Суринам, Никарагуа, Тувалу, Сейшельские Острова (герб и флаг), Западное Самоа. Несколько неожиданной может показаться эмблема волны в гербе Ботсваны, почти 80% которой занимает пустыня Калахари. Но три узенькие голубые волнистые полоски на гербе этой страны весьма наглядно подчеркивают значение трех сезонных речек для этого государства. В гербе Никарагуа волна изображена нетрадиционно — короткими белыми тильдами по синему полю, но это изображение тем не менее четко ассоциируется с водой.

40. ВООРУЖЕНИЕ (ЭМБЛЕМ) . Под термином “вооружение”, “вооруженный” в геральдике и эмблематике понимают мелкие, но характерные детали эмблем животного происхождения — в основном зверей и птиц, но также в принципе и насекомых, пресмыкающихся, и особенно фантастических существ (дракона, единорога, грифа и т. д.). К вооружению относятся копыта, лапы, когти, клювы, языки, зубы, глаза, рога. Эти части в ряде случаев выделяются иным цветом, чем основная окраска геральдического или эмблематического животного, и именно такие фигуры называются “вооруженными”, что и отмечается при блазонировании. Если же эти части не выделены особым цветом (золотым, серебряным, черним, красным, желтым), то эмблема считается невооруженной, и это обстоятельство при блазонировании не отмечается, но учитывается как при изображении эмблемы, так и при ее расшифровке, толковании.
Вооружение играет роль дополнительного атрибута в эмблемах и в фигурных девизах (бэджах, импресах) и сообщает им дополнительное значение, уточняющее, окрашивающее, акцентирующее что-либо в основном iкачении, какое имеют невооруженные фигуры. Особые части, мелкие характерные детали неодушевленных эмблем, например зубчики на лезвии серпа, также являются атрибутами и также могут сообщать предмету дополнительное, уточняющее значение (например, серп русский, серп немецкий), но при этом никак и никогда не выделяются цветом (тинктурами, металлами) и не называются вооружением. Термин “вооружение” присущ лишь вышепоименованным деталям тела одушевленных предметов, ставших эмблемами.
Вот почему нельзя путать в геральдике и эмблематике термины “вооружение” и “оружие”, ибо они относятся совершено к разным сферам. Вооруженное геральдическое животное всегда агрессивно, разгневано, выражает требование, наступа-тельность, в то время как то же самое изображение, но невооруженное может говорить о спокойствии, выдержке, отсутствии амбиций, миролюбии, достоинстве.
Не случайно поэтому белые львы — богемский и болгарский — на гербах Чехо-Словакии и Болгарии и коронный орел на гербе Албании не вооружены, и их облик напоминает лишь об истории и традициях народов этих стран, об их мужестве и храбрости, но в то же время подтверждает их миролюбие. Иногда применяется и так называемое дифференцированное вооружение эмблем, чтобы указать более тонко на какой-нибудь нюанс в политике данного государства. Так, белый польский орел также имеет невооруженные когти, у него не вооружен (т. е. не окрашен в противоположный цвет) язык, что показывает: он не разгневан, не агрессивен, спокоен (язык — показатель ярости), однако его клюв окрашен в иной, золотой цвет (металл), а не оставлен белым, то есть вооружен. Это говорит о том, что польское государство ни на кого не нападает, оно не агрессивно, но хочет предупредить всех, что если оно подвергнется нападению, то будет защищаться отчаянно и что силы у него для этого (прочный, тяжелый клюв) имеются. Такое указание в гербе весьма важно именно для польского государства и служит напоминанием, что оно сделает все, чтобы 1939—1945 годы не повторились в его истории. Следует подчеркнуть, что эмблематическое вооружение геральдической, гербовой фигуры животного является более существенным и веским показателем его намерений, чем наличие оружия в его лапах, особенно если они не вооружены. Так, лев Шри-Ланки, держащий в лапе меч, и лев Норвегии, держащий в обеих лапах секиру, казалось бы, в одинаковой степени обладают оружием и поэтому равны по своему геральдическому значению. Однако ланкийский лев не вооружен, он очень миролюбив и потому идет или стоит спокойно в обычной позе животного; наоборот, норвежский лев не только поднялся на дыбы, но и, кроме того, вооружен — его когти черного цвета резко отличаются от цвета остальной его шкуры (желтого, золотого). Это говорит о том, что норвежская эмблема четко акцентирует внимание на том, что политика страны исходит из доктрины опоры на военную силу. И это не случайная трактовка. Стоит сравнить эмблему Норвегии довоенного периода (с 1905 по 1940 г.) и современную, чтобы заметить, что тогда норвежский лев не был вооружен, его когти были такого же цвета, как и вся шкура, сливались с ней. Лишь после вступления Норвегии в НАТО и принятия ею военной доктрины Атлантического блока герб страны был изменен “незначительной” деталью: когти льва были окрашены в черный цвет.

41. ВОРОН (ц.-слав. вран, лат. corvus orax, нем. Rabe, шв. korp, чукю, куркыль). - хищная птица, с блестящим оперением черного цвета с сине-зеленоватым отливом; в символике разных народгов имеет далеко не одинаковое значение. В европейской (германской, скандинавской, финской) и отчасти русской народной, но не официальной символике - символ предзнаменования несчастья, птица-вещун (в скандинавской традиции - olycksvogel). С появлением ворона связаны суеверия о наступлении смерти, присутствии покойника, скором несчастье и т.д. Эти представления связаны на неправильных выводах людей об особенностях поведения воронов.
Ворон старается держаться в глухих недоступных местах — старых, непроходимых лесах, на скалистых берегах морей и рек, в пустыне и тундре — и всячески избегает человеческих поселений. Отсюда редкое внезапное появление ворона вблизи человеческого жилья воспринималось всегда как исключительное явление, связанное с чем-то необычным в природе. Всеядность ворона также давала основание для недоверия: ворон питается абсолютно всем — от плодов, зерен и насекомых до отбросов, падали и червей, а также мелких позвоночных животных и птиц. Голодный ворон, отличаясь хищностью, нападает на более крупных и сильных животных, чем он сам. Он способен убивать зайцев и глухарей-косачей, воровать домашних кур, как лиса, а иногда заклевывает насмерть даже молодых ягнят. Держится ворон не стаями, а парами и нередко в полном одиночестве, что также всегда давало повод, особенно народам христианских стран, отрицательно оценивать эту птицу, якобы символизирующую обособление, нетерпимость к коллективу, к общине. Так, в православной традиции ворон — символ греховного отшельничества (“аки вран обособляющийся”). В символике народов Севера, особенно азиатского Севера, принадлежащих к палеазиатской группе, а также эскимосов и северо-западных индейских племен Канады, наблюдавших ворона в иных условиях и с иных сторон, образ ворона пользуется чрезвычайным уважением и почтением. Ворон здесь — символ творца мира, первопредка и героя национальных сказаний. Способность ворона выживать в пустынной, бесприютной тундре, где он часто зимует, существовать в полном одиночестве, его умение, когда нужно, лаять по-собачьи, ворковать, как голубь, и говорить на языках (подражать) различных народов — повод для восхищения и преклонения перед могуществом и мудростью этой скромной птицы, которая как положительный символ и как тотем (эмблема) фратрий у чукчей, ительменов, коряков и других народов сопоставляется с орлом и полярным волком.
В древнерусской, языческой традиции, тесно связанной с финно-угорским и скандинавским язычеством, термин “ворон” употреблялся также для обозначения наивысших, почти абстрактных категорий счета — от 10 млн. до 100 млн. При этом первые 10—20 млн. назывались “первым вороном”, затем следовали соответственно второй, третий, четвертый и пятый и до девятого ворона. Десять воронов означало 100 млн. Изображались вороны при помощи букв славянского алфавита, заменявших соответствующие цифры, но окруженных квадратом, составленным из восьми звездочек или точек: четыре по его углам и в центре каждой стороны по одной точке. Десять воронов обозначались единицей, окруженной квадратом из восьми звездочек (см. рис. на стр. 495). Эмблематическое изображение ворона разработано в германской геральдике, где эта эмблема применяется в нескольких видах. Ворон изображается всегда черным, включая вооружение, то есть клюв, язык, когти, как птица с сильным, крупным и лишь слегка согнутым клювом и с непропорционально большими когтями (лапами). В качестве эмблемы ворон может быть изображен стоящим, готовым к бою, спорящим, готовым к взлету, а также держащим в клюве кольцо, что блазонируется как “ручной ворон” или “вороватый ворон”, поскольку отражает склонность этой птицы в прирученном виде глотать или прятать блестящие металлические предметы. Стоящий ворон изображается в профиль с закрытым клювом, с тремя перьями в крыле и хвосте. Стоящий или готовый к бою ворон — с раскрытым клювом, с языком и поднятой правой ногой. Ворон, готовый к взлету, изображается на геральдической горе в три четверти, с приподнятыми крыльями и раскрытым клювом. В русской геральдике ворон изображается крайне редко, в повороте корпуса влево и с головой, повернутой в противоположную сторону — так называемый “обернувшийся ворон”. Практически эта эмблема употребляется лишь в украинских и польских гербах (“знамя” Слеповрон и в гербе Драгомировых).