Гура А. Символика животных в славянской народной традиции

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 2. Гады и насекомые

§ 1. Общая характеристика

Гады выделяются в особый класс животных (наряду со зве-
рями, птицами и рыбами) на основании сочетания двух
дифференциальных признаков — локуса и модуса передвижения
(признак единичности или множественности не является отличи-
тельным для всего этого класса в целом). К гадам относятся в
основном пресмыкающиеся (прежде всего змеи) и земно-
водные (лягушка, черепаха и др.), но также насекомые и
некоторые другие животные, в том числе мыши и змеепо-
добные рыбы (вьюн, угорь), черви и гусеницы. Грани-
цы этого множества подвижны и частично затрагивают другие
классы животных, а также область демонологиче-
ских персонажей. Имеются животные, в той или иной мере
сочетающие в себе свойства гада и зверя (особенно мышь, крот,
ласка и другие куньи), гада и птицы (летучая мышь, крылатая
змея), гада и демона (летающий змей, василиск). Своим местопре-
быванием гады по преимуществу связаны с землей и под-
земным миром (змеи, насекомые и многие другие гады выхо-
дят из земли и прячутся в землю), хотя некоторые из них могут
пребывать также и в воде, и в воздухе, и на теле человека. Все гады
ползают (в том числе мыши, раки и летающие насекомые), что
не исключает наличия у них других способов передвижения.
Нас е к о м ы е могут быть выделены в особую подгруппу внутри класса гадов на основании признака «мелкий », дополнительно присущего им в целом (сам по себе этот признак, вне сочетания с другими отличительными признаками гадов, не выделяет насекомых в особый класс, так как представлен и у животных других классов). Для насекомых характерно также символическое соотнесение со зверями, прежде всего со скотом, которое проявляется в разных формах культуры и жанрах фольклора,

274
особенно часто в лексических названиях насекомых (типа божья коровка, жук-олень, konik polny и т. п.).
Для наименования животных данного класса используются чаще всего термины гады, щур, погань, нечисть. Так, в различных славянских языках слова с корнем šcur- применяются для обозначения целого ряда гадов и насекомых и частично птиц: ящерицы (ja-šcur-— рус., укр., пол., чеш., словац.), ужа (рус.), червя (сев.-рус., чеш., словац.), скорпиона (чеш., словац.), сверчка (болг.), кузнечика (болг., словен.), крысы (укр., белор., пол., чеш., словац.), некой несъедобной рыбы (рус. вологод.), некоторых видов птиц — стрижа (рус., укр.), щурки (рус., пол.), клеста (рус.), скворца (болг.), ласточки (ц.-слав.) (Фаем. 4: 572-573, 510-511, Даль 4: 659, Гринч. 4: 530, Геров 5: 599-600, OJIA1, карты 13, 30, 36).
Название gad, и его производные выявляют еще более широкий круг животных — гадов, насекомых и некоторых других. Прежде всего у всех славян *gach>, *gadina встречается в качестве обозначения змеи. Гадиной называют и ящерицу (сев.-рус., СРНГ 6: 91). В легенде об аисте, охранителе и очистителе земли от гадов и прочей нечисти, Бог приказывает аисту выбросить мешок с гадами — змеями, ящерицами, лягушками, жабами, иногда также мышами и вредными насекомыми. Жаба, по полесским представлениям, спаривается с ужом или считается его матерью (Ро- венскаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Черепа- x а называется у болгар «костяной жабой», а украинская легенда, связывает ее происхождение с гадюкой (совр. Житомирская обл., р-н Коростеня, Вехи, АрхИИФЭ 15-3/252: 74). *Сайъ может обозначать также червей (н.-луж., рус., ЭССЯ 6: 81, СРНГ 6: 90), равно как и другие «змеиные» названия (словац. uzovka, хорв. gu- javica, gujica, gij(l)na 'червь’, OJIA 1, карта36), а укр. черв'як, пол. (в заговорах) robak [червь] — эвфемистические обозначения змеи (Дзендз.ПЛАУМ: 237, Dek.ST: 47). Из червей, как считают поляки, могут возникать змеи (Kolbusz.MMWL: 162). Пол. собират. robactwo 'насекомые’ может употребляться и по отношению к змеям (см., например: Dek.ST: 46). *Gadъ, *gadina во многих русских, белорусских, польских и болгарских диалектах и *gydъ в чешских и словацких обозначают различных насекомых, особенно кусающих и паразитов: мух, оводов, слепней, комаров, мошку, вшей, блох, клопов, паразитов на скотине (СРНГ 6: 90, РВЕ 3: 43-44, ЭССЯ 6: 78-83, 7: 220, Slawski 1: 248-249). Характерны
§ 1. Общая характеристика
275
названия стрекозы: укр. гадячка, гадючка, гадячий слуга, словац. hadou (hadaca) sluha (slúzka), чеш. hadí voko, hadí hlava, пол. gadzia glowa, gadzi leb, gadzie zundlo (OJIA 1, карта 47). Близость змеи и насекомых подтверждается не только на языковом уровне, но и в поверьях, в ритуально-магической практике, например в способах изгнания, оберегов от их укусов, в сходном применении настоев змеи, блох, клопов в народной медицине и т. д.
У русских гадом называют также мышь или собирательно мышей и лягушек (СВГ 1: 107, ЭССЯ 6: 82), гадиной— мышей или крыс (СРНГ 6: 91); для гадов, змей, мышей и крыс используются названия рус. погань, поганка, поганик (Даль 3: 153), серб. поганац 'мышь’ (Ъор.ПВП 1: 305, OJIA 1, карта 14). Как и змея, мышь — нечистое животное, изгнанию мышей вместе со змеями и насекомыми у южных славян посвящены специальные дни. У южных славян понятие гадов (болг. гад, гак, серб.-хорв. гадина) применяется ик волкам (ЭССЯ 6:81,82, 79). Многие табуисти- ческие названия ласки определяют ее через названия змеи, червя, мыши, крысы (Гура JI 2: 131). С лаской, ящерицей или ужом связаны одинаковые сюжеты быличек, например об отравлении питья человеку, перенесшему их детенышей в другое место (там же: 132). Украинцы считают хвост кота «ящериним» (совр. Винницкая обл., АрхИИФЭ 15-3/252: 108) или верят, что в нем сидит гадюка (Полтавская губ., там же). Из рыб к гадам относятся змеевидные вьюны, угри, миноги (болг. змионка, змиюрка, Геров 2: 160; укр. гадина сьліпа, гаде сліпе, Jawor.RP: 41, Гринч. 1: 264; рус. змеев брат, ПОС 2: 145, и т. п.), которые спариваются со змеями (Лужица, Schul.WVt: 158) и считаются змеей в девятом или двенадцатом поколении (Ровенскаяобл., зап. автора; Хорватия, Hire ŠPNN: 24).
В болгарских, словацких и польских диалектах *gadъ (*gadb) и *gadina употребляются и для обозначения птицы, чаще домашней, в польских — также для мелкой живности и домашней скотины (РБЕ 3: 43, ЭССЯ 6: 82-83, 78-79, Slawski 1: 248-249). Имеются и другие сходные обозначения для гадов (в том числе насекомых) и птиц, например пол.-бескид. gawiednik 'гад, пресмыкающееся’ и gawiedz 'домашняя птица’ (Udz.GZ: 164), чеш. диал. háved 'домашняя птица’ и 'паразиты’ и т. п. (ЭССЯ 6: 110-111). Близость гадов и птиц проявляется и в представлениях о родстве некоторых из них, их взаимном превращении и целом ряде общих

276
атрибутов. Поверья, связывающие змею с петухом или курицей, в значительной степени восходят к образу василиска. Так, из петушиного яйца или яйца черной курицы появляется на свет змееныш-домовой. Петушиный гребень имеет на голове царь змей (Польша, Новосондецкое воев., ArchKESUJ 7249: 13; Босния и Герцеговина, Ђор.ПВП 2: 105). Для гада-курицы показательно такое польское поверье: «Gadzina tak jak kura wygl^da. Fruwa tak jak kura. Jak ona frunie w lesie, to za nio trawa wypalona. Gadzina ma skrzydla, pióra ma jak ogien, czerwona jak ogien. I te malutkie miala dzieci z jajek. Jak ugryzie ta gadzina, to s'mierc» [Гадина (змея, гадюка) выглядит как курица. Как вспорхнет в лесу, то за ней сожженная трава. У гадины есть крылья, перья у нее, как огонь, красная, как огонь. И детеныши у нее были из яиц. Если гадина укусит, то смерть] (Хелмское воев., Окшув, зап. автора).
Гады тесно связаны с демонологическими персонажа м и и сами часто наделяются демоническими свойствами. Так, змея (Украина, Болгария, Потуш.ЛНПОН 1941/1, Бен.ЗБФ: 102, Марин.НВ: 104), лягушка (Малополыпа, Gust.PPG: 172, Sewer.IE: 282, Kot.ALN: 80) или карп (сев.-зап. Болгария, сев.-вост. Сербия, Георг.БНМ: 79, Бен.ЗБФ: 103, Schn.SV: 13) по истечении определенного времени и при определенных условиях становятся летающим змеем (болг. змей, серб.-хорв. змај, пол. smok). Ср. также кашуб, smok 'улитка’ (Kolb.DW 39: 509). С другой стороны, с развеянным пеплом сожженного змея севернорусская легенда связывает зарождение змей (Олонецкая губ., Пудожский у., ОЛ: 62). Знахарей называют гадиной (сев.-рус., Даль 1: 340), ведьму— змеей (полес., ПА); жаб нередко считают обращенными ведьмами (ПА, Фаем. 2: 31) и иногда даже называют ведьмами (пол. варшав. cza- rownica, ОЛА 1: 161). Из крови Каина произошли змеи, волки, собаки, ведьмы, «вилы» и некоторые другие демоны (Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 254).
Гадов характеризует ряд общих признаков. Это по преимуществу хтонические животные: они обитают в земле (и поэтому часто слепы), в норе (в подполье, под порогом), уходят в землю на зимовье и появляются из нее (змеи, черви, мыши, многие насекомые), обладают подземными кладами (особенно змеи) и некоторыми другими земными сокровищами (например «разрыв-травой»). С землей связано и происхождение многих из них: блохи и вши возникли из горсти пыли, праха, пепла (Малополыпа,
§2. Змееподобные
277
Gust.LPOIS 7: 133; зап. Хорватия, Босния и Герцеговина, центр. Сербия, Ђор.ПВП 2:173, 245-246, 249-250, Далмация, І?ап.Р 10: 254), жабы — из грязи (Литва, Леб.КЛ: 397). Часто они связаны с душой предка — пра щура (змея, лягушка, ящерица). Правда, хтонические черты присущи и другим животным: некоторым зверям (ласке, волку, ежу, кроту и др.) и птицам (ворону, желне, жаворонку и др.). У большей части гадов и насекомых в разной степени выявляются функции домашнего покровителя (у змеи, лягушки, черепахи, крота, червя, сверчка, паука, черных тараканов, муравьев и др.), что сближает их с домовым. Большинство из них находит также ритуально-магическое использование для вызывания дождя: уж, гадюка, жаба, ящерица, черепаха, рак, шелковичные черви, медведка, паук, блоха, вошь. В основном все гады нечистые животные (хотя среди них есть и чистые: пчела, божья коровка, шелковичный червь) и многие являются дьявольскими созданиями (например змея, оса). Большинство из них ядовиты: змея, жаба, ласка, ящерица, угорь, паук, бабочка. Для человека и скота они опасны также тем, что могут вселяться в них. Такой способностью, по народным поверьям, обладают змея, лягушка, черепаха, ящерица, волосатик, бабочка и некоторые другие насекомые. С гадами как опасными и вредными животными связаны различные ритуальные способы их изгнания и многочисленные запреты и обереги от них, но и сами они часто наделяются отвращающей функцией.
§2. Змееподобные
2.1. Змея, змей
Главное место среди гадов занимает змея, один из наиболее многозначных и полифункциональных животных персонажей. В силу совершенно особого характера мифологической логики в символике змеи спокойно уживаются разнородные, часто противоположные и, казалось бы, взаимоисключающие характеристики. Она приносит зло и способствует благополучию, отравляет и исцеляет, вызывает дождь и засуху, навлекает и отвращает град, убиение ее расценивается как грех и сулит прощение грехов и т. д.

278
В этом разделе змея рассматривается вместе со змеем — в той степени, в какой змей как демонологический персонаж включает в себя животную символику, роднящую его со змеей. Оба этих змеиных персонажа очень тесно связаны между собой. Их объединяют не только родственные названия, но и родственные мифологические представления. Символика змея в огромной степени вырастает из змеиной. С одной стороны, змей может пониматься иногда или как просто змея, или как большая змея, или как мужская ее разновидность, иногда как обычная змея, у которой выросли крылья. С другой — сама змея как животный персонаж наделяется целым рядом демонических свойств, присутствующих и в образе змея. Таким образом, демонические признаки присутствуют и в образе змеи, и в образе змея, однако у змеи они представлены в той же степени, что и у других животных, а у змея они преобладают. Именно это обстоятельство, а также фантастичность облика змея как существа вымышленного, не имеющего, в отличие от змеи, реального соответствия в природе, и заставляет традиционно относить его к демонологическим персонажам.

2.1.1. Мужская и женская символика

Названия змеи, представленные у славян— *гтъ}-, *QZb, *gad-, *smok?,, *guja, выступают в различных языках и диалектах и как родовые наименования (рус. змея, гад, гадина, в.-луж. had, пол. wqz, рус.-ц.-слав. смокъ, болг. гуя, серб.-хорв. guja), и как видовые (пол. zmija, чеш. zmije, в.-луж. zmijica 'гадюка’; рус. гадюка, уж; в.-луж. wuz 'кольчатый уж’; болг. смок 'уж, медяница’; серб.-хорв. гуја 'детская глиста’) (Фаем. 3: 689, 1: 381, 2: 100, 4: 150, ЭССЯ 7:168).
Различию этих лексем в грамматическом роде в семантическом плане соответствует мужская и женская символика обозначаемых ими змеиных персонажей: например, у русских — уж и змея, гад и гадина, змей и змея, у поляков — змея (wqz) и гадюка (zmija), у болгар — уж (смок) и змея (змия), змей (змей) и змеиха (змиица, ала) и т. д. Это противопоставление находит, в частности, выражение в существовании сходных сюжетов о муже-уже (СУС 425М) и о же- не-змее (СУС 409*), в русской поговорке «Жена да муж — змея да уж» (Даль 1: 686), в полесском поверье, что уж спаривается с гадюкой (Волынскаяобл., Ратновский р-н, Щедрогор, Тол.ЛУДЖ: 25),
§2. Змееподобные
279
в македонском представлении о змее и «ламе» (женском змеином демоне) как брате и сестре (р-н Велеса, Бен.ЗБФ: 107).
Мужская символика змеи (ужа, гада, змея) проявляется в снотолкованиях: поймать ужа — женщине к беременности и рождению сына (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора), «вуж сница — кажуть, то муж» (Гомельскаяобл., Мозырский р-н, Жаховичи, зап. С. М. Толстой; Ровенскаяобл., Рокитновский р-н, Каменное, Лесовое, зап. автора), «гуж, гад — чоловик, хозяин, му- жык», если он снится девушке, то к жениху, если жене, находящейся в разлуке с мужем, то к приезду мужа (Ровенская обл., Ду- бровицкий р-н, Озерск, зап. автора), если девушке приснится змея (wqz), то за ней станет ухаживать поклонник (Польша, Белостоцкое воев., Понаревье, Glog.ZM: 106, кашубы, Sych.SGK 5: 33); в сказочном образе царевича-змеи (СУС 433В); в мужском облике летающего змея.
Мужской образ змеи тесно связан с ее фаллической символикой. Она проявляется, например, в некоторых изображениях змеи (Георг.БНМ: 104), в польской эротической загадке: «W dzien jak uobr$c, w nocy jak wqz, / kto uodgadnie, bgdzie mój іщг» [Днем как кольцо, ночью как змея, кто отгадает, будет моим мужем] (Краковский пов., Чарна Весь, Кроводжа, Лобзув, Нова Весь, Gust.ZLL: 232), в русской поговорке женщин о мужчинах: «Гала- вища в маслище, сапажища в дегтище, а партки набиты змеей» (Калужский у., Усп.ФР: 65). С фаллической символикой связаны также различные магические действия со змеей, призванные обеспечить зачатие, например использование у родопских болгар и у македонцев одежды, через которую переползли змеи при первом их появлении весной, как средства от бесплодия (Бен.ЗБФ: 27, Ђор.ПВП 2:170), а также поверья о сожительстве летающего змея с женщинами.
Женская символика змеи (гадюки) представлена в южнославянских поверьях о превращении змеи в девушку, в сербской легенде о том, что носатая гадюка (кљечатица) была прежде девушкой по имени Мария (Нишский окр., Руйник, Ђор.ПВП 2: 120), в обращении к змее в болгарских заклинаниях по имени праматери человеческого рода — Ева (Бен.ЗБФ: 22), в русской поговорке «Злая Ясена та же змея» (Даль 1: 686), в толковании сна: змея укусит — значит, какая-нибудь женщина навредит (Брестскаяобл., Мало- Ритский р-н, Олтуш, зап. автора), в мифологическом и лексическом

280
отождествлении ведьмы (особенно в купальскую ночь) со змеей (полес. бреет, змея 'ведьма’, зал. автора) и т. д.
Противопоставление по признаку «мужской— женский», которое обнаруживается в названиях и символике змей, может быть и исходным пунктом семантических разграничений змеиных персонажей. Начальную ступень противопоставления по этому признаку можно видеть, например, у боснийцев, у которых терминологическому различию между змеей-самкой (плавострик) и змеей-сам- цом (црнострик) соответствует разная степень ядовитости этих змей: змея женского пола считается более ядовитой и опасной для человека, чем мужского (Ђор.ПВП 2:132).
В ряде традиций можно наблюдать тенденцию к преодолению семантической двойственности, амбивалентности единого образа змеи, в результате чего отрицательное начало сосредотачивается в женском образе змеи (или, более конкретно, ядовитой змеи, гадюки), а носителем положительного начала (прежде всего различных покровительственных функций) становится уж как мужской персонаж. В дальнейшем, как это убедительно показано М. Беновской-Сыбковой на болгарском материале, такая тенденция приводит к появлению двух противоположных образов летающего змея, характерных для южнославянской традиции, — халы (алы) или лами, женского образа змея-вредителя типа дракона, развивающего негативную символику двойственного образа змеи (см.: Бен.ЗБФ: 53-54, 94-95), и змея, мужского демона, противника «халы» и «лами», по преимуществу защитника и покровителя, генетически связанного с ужом (см.: там же: 96-100).
2.1.2. Нечистая, дьявольская природа
Представление о змее как существе нечистом и враждебном в известной степени восходит к библейско-христианской традиции, рассматривающей змею как воплощение сатаны. В народе змея часто воспринимается как дьявольская тварь. В южном Под- лясье присутствие змеи возле дома воспринимается как присутствие дьявола (Хелмское воев., р-н Влодавы, Горостыта, ArchKEUW А45). Поляки Жешовского воев. сон о змее толкуют как видение сатаны (Ропчице, ArchMEK 1/1432 II/1127). Творением дьявола считают змею жители Череповецкого у. Новгородской губ. (Ант.СПМ: 3). Сербская легенда так повествует о сотворении змеи: дьявол
§2. Змееподобные
281
создал из земли человека по образцу ангела, созданного Богом, и забросил его на солнце сушиться. С ног человека стекала вода и капала на землю, образовав на ней извилистый след. Желая оживить человека, дьявол вдохнул ему в уста свою нечистую силу, отчего из заднего прохода человека вышел смрадный дух, прошедший через его ноги к мокрой борозде на земле. Борозда ожила и стала змеей (Вольт. СЛДЦ: 102). Как гласит болгарская легенда, все гады — змеи, мыши и кроты — вышли из тела дьявола, который лопнул от запаха ладана (Поп.КПНК: 75). В пинском Полесье происхождение змеи связывают с ангелом, сброшенным Богом с небес на землю (Пинский р-н, Камень, зап. автора), а архангельские поморы верят, что змеи попадали на землю с небес при свержении в преисподнюю нечистой силы (Кемскийу., Сумской посад, Зел.ОРАГО 1: 51). Согласно далматинской легенде, змеи и прочая нечисть и злые духи (волки, псы, ведьмы, «вилы») произошли из крови Каина, убившего своего брата (Полица, І?ап.Р 10: 254).
В легенде из Могилевской губ. говорится, что когда Христос ходил по земле с апостолами, евреи спрятали под корыто дьявола и предложили Христу угадать, кто там спрятан. Христос ответил, что под корытом гад. Открыли корыто, а там свернувшийся гад. Михаил-архангел разрубил его на двенадцать кусков, и они расползлись по свету. Так произошли змеи (Мстиславский у., Хотьсла- вичи, Ром.БС 4: 160). По поверью поляков Сандомирской Пущи, змея, гадюка — это сам дьявол, незаметно подстерегающий человека повсюду (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 211). В некоторых районах Болгарии верят, что в аду змея мучит грешников на огне, что змеи обвивают грешников и сосут их (Кызылагач, Па- нагюриште, Марин.НВ: 104). Даже сам ад (ада несата) болгары представляют иногда в виде огромной змеи (р-ны Тырнова, Свиш- това, Орхание, там же). На апокрифический источник этого представления указывает И. Георгиева (см.: Георг.БНМ: 58). Библейский по происхождению образ ада как змея свойствен и восточно- славянской традиции (см.: Усп.ФР: 58-59). Неких черных летающих змей, которые после пребывания в аду вернулись на землю и опасны для скота и человека, в Болгарии называют табуистиче- ски: дявол или звяр. Впрочем, и любую змею вообще часто называют дявол (р-н Тырнова, Ресен, р-н Свиштова, Козар-Белене, Марин.НВ: 105). У русских и у болгар считают, что за убийство змеи (как и некоторых других гадов) Бог прощает человеку сорок

282
грехов (Haase ?ВО: 223; Георг.БНМ: 63, Пловдивский окр., Кардовский р-н, Старосел, АрхЕИМ 880-ІІ: 80). В западном Полесье говорят: «Забьеш ужа — Бох пять грихив простыть тоби» (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора).
Некоторые народные легенды указывают на происхождение змей из огромного змея. Так, в Олонецкой губ. известный книжный сюжет о св. Егории, победившем змея и освободившем королевну Олесафию, завершается тем, что Олесафия сжигает приведенного в город змея и развеивает по ветру его пепел, от которого и зародились все змеи (Пудожский у., Шальский погост, OJI: 62). В македонской легенде пастух св. Димитрия по имени Нестор убивает «алу» (дракона), из чрева которой вышло множество змей, мышей, ящериц и других гадов, расплодившихся по всей земле (Пирот- ский окр., Ђор.ПВП 2: 187, 1: 306). Сербы Височкой Нахии видят в змеях обращенных людей: некогда существовал народ, который был изгнан и обращен в змей (Фил.ВН: 195).
Распространены легенды о змее, связанные со всемирным потопом. В Полесье рассказывают, что уж заткнул в Ноевом ковчеге дыру, которую пробила рыба (Ровенскаяобл., Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора), пролизал дьявол (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора) или прогрызла мышь, за что в награду Бог дал ему желтые и красные «заушницы» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Тот же мотив присутствует и в южнославянских, в частности боснийских и хорватских, легендах: змея заткнула собой дыру в ковчеге, которую прогрызла мышь. За спасение жизни на земле змея получила право питаться человеческим и птичьим мясом (Босния, р-н Мостара, Ђор.ПВП 1: 119-120, 2: 172-173) или пить человеческую кровь (Хорватия, р-н Карловаца, там же 1: 119-120, 2:173). Ласточка, узнав об этом, сказала змее, что надо иметь хороший язык, чтобы есть человеческое мясо, и попросила ее показать его. Стоило змее высунуть язык, как ласточка клюнула в него и он навсегда остался расщепленным (Босния, р-н Мостара, там же 1:120, 2:172-173).
2.1.3. Хтоническая символика
Змея и ласточка выступают антагонистами и в других южнославянских легендах. Так, сербские легенды объясняют наличие у ласточки рассеченного хвоста тем, что змея схватила ее за хвост и
§2. Змееподобные
283
откусила половину (Темнич, Конюх, Ђор.ПВП 1: 25, 122). Ласточка спасла солнце на небе, которое поглощала змея. В Боснии и Герцеговине считают, что ласточка спрятала от змеи под крыльями четверть солнца (там же 1: 23). В Далмации рассказывают, что в давние времена на небе было три или четыре солнца. Змея поглотила, всосала в себя все их, кроме одного, которое ласточка укрыла под своим крылом. Два «слепых солнца», которые порой видны на небе, это те, что были поглощены змеей, а то, что согревает нас и поныне, сохранила нам ласточка (Буковица, Будак, там же 1: 21, 22). Или говорят, что на солнце было десять лучей (zdraka), змея проглотила («выпила») девять из них, а десятый ласточка спасла под своим крылом (Полица, І?ап.Р 10: 223). В легенде родопских болгар говорится, что змея укусила солнце в глаз, когда оно однажды наклонилось, чтобы напиться воды (р-н Ахы- челеби, Шиш.ЖМРП: 163). Поверье о том, что солнце имело два или много глаз, но змея их высосала, известно у болгар центральных Родоп и района Самокова (Георг.БНМ: 17). Согласно легендам из Босанской Краины и Лики, огромная змея всосала в себя два солнца, а третье спасли ласточка и ящерица (Ђор.ПВП 2: 21- 22, 111, 191). Считают также, что одно солнце укрыла ящерица, а второе, «выпитое» змеей, так наз. «слепое солнце», видно иногда зимой сквозь облака (Лика, Осикская община, там же 1: 21). В черногорской легенде два из трех солнц поглотил, высосал летающий змей «аждая» (Георг.БНМ: 21).
Роль змеи как противника солнца объясняется тем, что она воплощает в себе хтоническое начало. Будучи связана с подземным мраком, она противостоит солнцу как источнику света. Антагонизм змеи и солнца, наиболее отчетливо проявляющийся в сербских и хорватских легендах, вскрывается в поверьях из целого ряда других славянских зон, что указывает на архаичность этого мифологического мотива, на принадлежность его к праславянскому пласту верований. Так, болгары верят, что солнце радуется каждой Убитой змее, потому что змея высосала у солнца один глаз (р-н Кы- зылагача, Дерекёй, Марин.НВ: 105). Согласно боснийскому поверью, солнце от радости останавливается, чтобы посмотреть на убитую змею (Жепче, Ђор.ПВП 2: 19). Когда человек убьет змею, солн- Че> Как говорят в Черногории, приостановится и радостно скажет: ♦Удави мраваљ (мрав) аждају!» [Муравей задушил змея!] (племя кучи, там же: 159). В христианизированном варианте этого поверья

284
убитой человеком змее радуются ангелы на небе и говорят: «Мрав уби аждају!» [Муравей убил змея!] (р-н р. Зеты, Ђор.ПВП 2: 159).
Взгляд змеи обладает магической силой воздействия на солнце. Как считают болгары Родоп и района Самокова, солнце не может зайти, если змея на него посмотрит (Георг.БНМ: 61). По малопольскому поверью, солнце перестало бы светить, если бы змея (гадюка) смотрела на него, потому что своими глазами она способна вытянуть из него всю силу (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 211). В Боснии и Герцеговине считают, что чем чаще змеи смотрят на солнце, тем более они ядовиты. Самыми ядовитыми считаются те, которые смотрят на него девять дней в году. Более девяти дней Бог запретил змеям смотреть на солнце. Менее ядовиты те, что смотрят на солнце шесть дней, и еще менее ядовиты те, что смотрят на него всего три дня в году (Ђор.ПВП 2: 132). Белорусы Витебской губ. верят, что змеи, греясь на солнце или лежа в тени, сосут солнце, отчего летом оно постепенно уменьшается и снова отрастает за зиму, когда змеи его не видят. Поэтому змей следует всегда убивать, иначе их разведется столько, что они могут совсем уничтожить солнце (Витебский у., Веляшковичи, Никиф.ППП: 199).
Убитую змею нужно зарыть в землю или в крайнем случае повесить в тени, куда не заглядывает солнце. Если же змея останется не зарытой, то солнце начнет тускло светить и прятаться за тучи, так как ему неприятно видеть своего «земного врага». На человека, пощадившего змею и не убившего ее, три дня не будет светить солнце (Витебская губ., там же: 200). По поверью украинцев Черниговской губ., убитую змею нйльзя оставлять на солнце, а нужно отнести в тень, чтобы не причинить зла солнцу. Говорят: «Не кидай на сонці, бо сонце плакатиме» (Остерский у., Староселье, Загл.ПСД: 141). Точно так же в северо-восточной Великополыпе убитую змею закапывают, чтобы солнце ее не видело (совр. Влоц- лавское воев., пов. Рыпин, Щутово, ArchKESUJ 7856/10а), а в Ма- лополыпе тщательно закрывают от солнца, чтобы оно не светило на змею, иначе солнце померкнет (р-н Нового Сонча, Забжеж, р-н Ве- лички, Сеправ, ZawiI.PZUL: 253). Аналогичное объяснение этому дают и в восточной Силезии: солнце меркнет от змеи, оставленной не закрытой, и «болеет» — становится красным (совр. Катовицкое воев., Беньковице, ArchMEK 1/1515 II/1210: 7а). В районе Тарнобжега говорят, что солнце на заходе бывает кроваво-красным, когда видит убитую змею, которую не закопали в землю (пов. Тарнобжег
§2. Змееподобные
285
и Ниско, Wierzch.ME: 211). В Серадзском воев. считают, что солнце не должно смотреть на змею, поэтому убитую змею нужно закопать, иначе солнце будет плакать, смотря на такую мерзость, будет плакать и болеть, потому что змея имеет яд (пов. Ласк, Хоцив, ArchKESUJ 7856/20а, 20Ь). В Тарновском воев. говорят, что если змея вылезет греться на солнце, солнце от этого «болеет» и слабо светит (пов. Бжеско, Воля Пшемыковска, там же 7856/123). В восточном Поморье полагают, что змея просто не любит смотреть на солнце (совр. Гданьское воев., пов. Старогард, Бжезьно, там же 7856/За, Ь), а в районе Нового Тарга змею, неподвижно лежащую уставившись на солнце, считают «обезумевшей» (Врублювка, там же 1370: 12). В Подгалье дается такое непонятное объяснение: на солнце смотрят гады, у которых «голова, как сердце»; зачем они смотрят на солнце, информанты не знают (Новосондецкое воев., Ви- тув, Пшыс, Плазувка, ArchKESUJ 7249:14).
С антагонизмом солнца и змеи связано и распространенное поверье, что убитая и даже разрубленная на части змея будет двигаться, скакать и не подохнет, пока не зайдет солнце (Покутье, Kolb.DW 32: 323; Люблинское воев., там же 17: 147, совр. Катовицкое воев., пов. Рыбник, Лыски, Вильча Гурна, ArchKESUJ 7856/112b, 113а, совр. Лешненское воев., пов. Липно, Кробя, там же 7856/8а, совр. Влоцлавское воев., пов. Рыпин, Щутово, там же 7856/10а, совр. Эльблонгское воев., Мораны, картотека ArchPAE, Ольштынское воев., р-нОструды, Решки, Szyf.ZOW: 137; Лужица, Зилов, Veck.WSMAG: 401; болгары Баната, Телб.БББ: 185; Черногория, племя кучи, Ъор.ПВП 2: 158). Показательно в этом отношении и поверье из юго-западной Болгарии, что для излечения от змеиного укуса следует подставить рану солнцу, так, чтобы оно грело это место (р-н Разлога, Георг.БНМ: 61). Аналогично и на западе Великополыни считают, что укушенному змеей нельзя находиться в доме (под крышей), а нужно держать его под открытым небом, иначе ему станет хуже (Влоцлавское воев., пов. Рыпин, Щутово, ArchKESUJ 7856/10а). Ср. также мотив утраты змеиной силы на солнце в заговоре от змеиного укуса у украинцев Закарпатья: «Чы вояк, чи вояна, / Чи б?ла, чи чорна, / Як не маешь силы на быстрой вод? гн?здо звити, / так бись не мала силы на сонц? гн?здо звити, / так бись не мала силы жар пустити, тфу! тфу! тфу!» (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Сюда же можно добавить также запад- Ноукраинское и малопольское поверье, что змея, у которой выросли

286
крылья, когда-то летала по воздуху, но солнце опалило ей крылья, она упала на землю и закончила свое существование — Бог не допустил, чтобы она продолжала калечить людей (гуцулы р-на Коло- мыи, Беречов, ArchMEK 1/285 II/227; Келецкое воев., Sewer.IE: 303; ср. сходную причину наказания в украинских легендах о летающей черепахе).
К тому же кругу представлений относится и мотив летающей змеи или змея, вызывающих затмение солнца. Так, по одному польскому поверью, затмение солнца происходит оттого, что летающий змей заслоняет собой солнце (Sewer.IE: 293). В польской сказке затмение солнца вызывает двенадцатиглавая змея (Георг.БНМ: 95). Сюда можно добавить и поверье украинцев Закарпатья о «шарка- не» (летающем змее), поедающем солнце, которое от этого уменьшается (Бог.МДОВЗ: 294). Мотив змея или дракона, готового заслонить или поглотить солнце, встречается в изобразительном искусстве, например на польской гравюре XVI в. (Георг.БНМ: 95), на новгородском нагрудном украшении XIV в., на болгарских церковных фресках из районов Трояна и Перника (там же: 22).
Хтоническая природа змеи определяет ее соотнесенность с подземным миром мертвых. Зимовье змей в земле может осмысляться как временное пребывание на том свете. Как и некоторые другие животные (в первую очередь волк), змея выполняет роль посредника между миром живых и мертвых. Некоторые функции змей, например их влияние на дождь и на град, аналогичны функциям, которые приписываются умершим. Змея, особенно обитающая в доме, нередко рассматривается как воплощение души предка. По болгарским поверьям, змея первой проникает в могилу, и появившуюся возле могилы змею считают душой умершего (Георг. БНМ: 59). В Пловдивском окр. о большом уже, появляющемся или обитающем на кладбище, говорят, что он стережет умерших, которые там похоронены (Карловский р-н, Михалци, АрхЕИМ 880-II:
103) . В северо-западной Болгарии бытует представление о змеях, живущих в могилах и питающихся плотью, кровью и глазами мертвецов (р-ны Пирдопа и Михайловграда, Бен.ЗБФ: 19). Этот мотив представлен также в болгарских и македонских балладах: мертвая девушка жалуется, что змея свила гнездо в ее волосах, пожирает ее лицо и высасывает ее глаза (там же: 20). Тот же мотив встречается и в сербских поверьях: змея высасывает глаза покойнику на третий день после погребения (Грбаль, Ђор.ПВП 2: 186).
§ 2. Змееподобные
287
В южной Болгарии, где существует представление об особом могильном уже (гробна змия), отмечен и любопытный похоронный обычай: при выносе покойника пожилая женщина сжигает старое, испорченное веретено и рисует им змею на полотне, которым затем покрывают умершего (Георг.БНМ: 59). Заметим, что и само веретено, как будет показано ниже, может выступать в качестве символа змеи.
Та же символика переносится и на образ летающего змея, у которого также обнаруживается связь с миром мертвых. В болгарских обрядах и поверьях его локусом нередко является кладбище. По поверью болгар района Свиштова, со стороны кладбища прилетает по вечерам змей-любовник (Бен.ЗБФ: 10). На кладбище идут участники ритуального изгнания змея (гонене на змея), молча раздеваются там и оставляют человека стеречь снятую одежду. Считается, что благодаря этим действиям змей скорее явится на кладбище (Михайловградский окр., р-н Лома, там же: 106). Функция стража загробного мира проявляется у змея в сказках, где он охраняет вход в «тридесятое царство» (см.: Усп.ФР: 58).
Связь змеи с землей, выраженная в самом ее названии (в этимологическом родстве слов змея и земля), ярко проявляется в южнославянских формулах заговоров от змеиного укуса, которые произносят, прикладывая землю к месту укуса: «Земља земљу љуби!» [Земля землю целует!] (Герцеговина; Сербия, Левач, Ђор.ПВП 2: 153,154), «Земља земљу пољубила» [Земля землю (пусть) поцелует!] (Косово, там же: 154), «Земља земљу јела» [Земля землю (пусть) ест!] (Сербия, р-н Златибора, там же:). Контакт с землей используется в лечении змеиного укуса для вытягивания яда из раны.
Связь змеи с землей приобретает космологический характер в поверьях (обычно апокрифического происхождения) о том, что Земля покоится на огнеродном змее или на чудовищном змие елеа- фаме, живущем в огненной реке (Россия, Ген.РНПЗЖ: 41, Усп.ФР: 143), на плавающей в море змее, у которой голова смыкается с хвостом (Софийский окр., Бен.ЗБФ: 16), на змее поверх вола, находящегося на рыбе в море, которое держит на себе огромная черепаха (Болгария, Георг.БНМ: 58), или на четырех столбах, охраняемых огромными змеями, которые подгрызают их по мере того, как люди все больше погрязают в грехах (р-н Нового Сонча, Щавнице, Gust.PPG: 164); в болгарских поверьях, что из-под Земли, пово

288
рачиваемой Богом, вылезает змей (Пловдивский окр., Карловский р-н, Караджалово, АрхЕИМ 881-II: 83), что в море посреди Земли живет гигантский уж (Георг.БНМ: 58) и т. п.
Иного рода отношение змеи или змея к земле отражено в некоторых топонимических преданиях, толкующих происхождение особенностей земного рельефа. Например, македонцы Скоп- ской Котлины объясняют извилистое течение реки Вардар тем, что русло ее проложила змея, которая ползла и показывала путь реке (Фил.ОВСК: 500). По болгарскому поверью, извивающееся русло реки Лом образовалось оттого, что здесь некогда проползла огромная змея (Русенский окр., Бен.ЗБФ: 56). Со змеем в восточнославянских преданиях связывается происхождение Змиевых валов по обе стороны Днепра: они были вспаханы змеем, которого укротил божественный кузнец и запряг в выкованный им плуг. Название Гадючий носит и последний из днепровских порогов (Ив.Топ.ИОСД: 161, 173). В Киевском у. около местечка Бышева сохранилась борозда, которую, по преданию, пропахали змеем свв. Кузьма и Демьян (Киевская губ., Радомысльский у., Соловьевка, Зел.ОРАГО 2: 617). В Гомельской обл. так же объясняют происхождение Сожа, притока Днепра (Калинковичский р-н, Золотуха), и реки Вить, притока Припяти (Хойницкий р-н, Вел. Бор, См.ЭП 2: 256-257, 267). Змеева гора в Томской губ. получила свое название оттого, что в нее ушел змей-полаз (Аф.ДЖ: 258). У болгар с другим змеиным персонажем — «ламей» — связано происхождение Гоцеделчевского поля. По преданию, там некогда было море и в нем жила «ламя», которая требовала человеческих жертв. Чтобы избавиться от нее, к ней подослали осла с подпаленным трутом. «Ламя» проглотила его, вспыхнула и пробила холм, куда хлынула вода, ушедшая под землю. Море исчезло, и дно его превратилось в поле (Благоевградский окр., Бен.ЗБФ: 55). Подобным же образом предания объясняют также происхождение Петричкого поля и Елешкого поля близ с. Елеш в Греции (там же: 55-56, Георг.БНМ: 89). В польском Подгалье известно предание о том, как один газда (хозяин) бился с королем гадов за Татры. Он выбил его камнями из Косцелиской долины. Гад бежал оттуда и закопался в землю. Место, где он закопался, стало называться Закопане (Новосондецкое воев., Витув, Пшыс, Плазувка, ArchKESUJ 7249: 13).
§2. Змееподобные
289
2.1.4. Связь с водой и метеорологическими явлениями
Одна из важнейших мифологических особенностей змеи, а соответственно, и змея — их связь с земной и небесной влагой. Источники, болота, другие водоемы — обычные змеиные локусы в народных рассказах о змеях. Так, например, по уверению жителей с. Олтущ Малоритского р-на Брестской обл., в местном озере обитает большая змея (зап. автора). У южных славян в Лике рассказывают о некой страшной шестикрылой змее, обитавшей в одном озере и пожиравшей птенцов из орлиного гнезда (Ђор.ПВП 2: 112). Поверья о крылатых змеях, живущих в озерах и водоемах, известны и в Далмации (Полица, там же: 111-112). Болгары и македонцы заклинаниями изгоняют змей в море (Бен.ЗБФ: 16). Воду из источника, в котором обитает змея, болгары считают особенно целебной (Георг.БНМ: 61). С представлением о змеях как обитателях и покровителях водоемов связан и мотив змеи, встречающийся у болгар в украшениях мостов и источников (Бен.ЗБФ: 43). Болгары в районе Врацы верят, что змея со временем становится змеем, который обитает в пещере и не позволяет идти дождю (Мало Бабино, БСУ 313: 124). В Пловдивском окр. известны рассказы о «ламе», которая стережет воду в горной пещере (Пловдивский окр., Брестник, АрхЕИМ 878-II: 4, Карловский р-н, Дылбок Извор, там же 881-II: 18) или обитает в водоеме и не дает воду людям (Карловский р-н, Караджалово, там же: 95). У украинцев Закарпатья известны рассказы о могучем летающем змее «шаркане», стерегущем воду и не дающем ее людям (Потуш.ЛНПОН 1941 /1).
Македонцы Яболца рассказывают, что весной можно слышать как содрогается земля от змея, купающегося в Салаковом озере. Это означает, что пойдет дождь (Фил.ОВСК: 523). По поверью лужичан, ядовитая змейка zmija выпадает на землю вместе с дождем (Шпреевальд, Шмогров, Schul.WVt: 158). Болгары Баната верят, что летающие змеи (иіаркане) пьют из моря воду, которая поступает в тучи, и когда бьются друг с другом два змея, начинается ливень (Телб.БББ: 177). По поверью боснийцев, радуга— змей «аждая», пьющий или высасывающий воду из моря или реки, которая позже превращается в дождь (Тол.ГСС 8: 60). Украинцы Закарпатья отождествляют радугу с гадом-великаном (велетенъ), который пьет воду из колодцев, потоков и рек, наполняя ею тучи (Потуш.ЛНПОН 1941/1). У украинцев, белорусов и русских Нов-
*0 А. В. Гура

290
городской губ. радугу иногда называют змеем (укр. смок, цмок, белор. смок); по народным представлениям, она пьет воду из моря, озера, реки или колодца и перекачивает ее на небеса, откуда вода затем проливается дождем (Тол.ГСС 8: 44-45; Koper.PELR: 217; ПА; записи автора; Зел.ОРАГО 2: 689). Добавим также, что распространенный у южных славян обычай предсказывать по яркости цветов радуги изобилие тех или иных материальных благ — жита, вина, меда, денег и т. п. (Тол.ГСС 8: 62-64) находит соответствие у некоторых восточных и западных славян в поверье о том, что по цвету летающего змея можно определить, какие дары он носит своему хозяину: «Если с диньгами идеть — ясин, с хлебым — тьмян, с малаком— бел» (Смоленская губ., Добр.СЭС 1: 97); у огненного змея, приносящего деньги, хвост красный, а у приносящего зерно— синий (Ниж. Лужица, Mull.WN: 163). По представлению польских гуралей, грозы и ливни происходят от того, что змей шевельнет своим хвостом (р-н Живца, Sewer.IE: 293). Во время сильной грозы, когда туча находится низко над землей, можно видеть хвост змея, свисающий из тучи и волочащийся по земле (там же: 303). Соответствие этому польскому поверью обнаруживается у болгар Софийского окр.: когда туча— «хала» спускает вниз свой хвост, льет проливной дождь (Георг.БНМ: 91).
С этими представлениями связано и использование змеи, как и других гадов, в обрядах вызывания дождя. Так, в Полесье, чтобы пошел дождь, убивают змею — обычно ужа, реже (в Сумской, Гомельской, Ровенской обл.) гадюку. Убитую змею приподымают над землей (Ровенская обл.), переворачивают, привязывают к палке (Гомельская обл.), вешают на ветку дерева или на забор (Гомельская, Ровенская, Житомирская обл.). Еще шире распространено поверье, что если убить ужа, пойдет дождь (Тол.ЛУДЖ: 24, записи автора). Помимо Полесья, такое представление известно и у болгар (Георг.БНМ: 61). В. И. Даль указывает и на аналогичное русское поверье: если убить змею и повесить на березу, то пойдет дождь (Даль 1:686).
Нетрудно заметить, что змея соотносится с обоими полюсами одних и тех же представлений: имеет отношение одновременно как к воде и дождю, так и к «запиранию» вод, а следовательно — к засухе и суши. Так, например, украинцы Закарпатья видят причину засухи в том, что змея закрыла источник, вследствие чего не может идти дождь (Потуш.З 1942/2/3: 356). В с. Велута Лунинец-
§ 2. Змееподобные
291
кого р-на Брестской обл. рассказывают о бывшей некогда в этих местах Сметь-реке, высохшей и заросшей травой: река была проклята змеей за то, что здесь утонули ее змееныши (зап. автора). Трава и деревья от соприкосновения со змеей или змеем усыхают. В Витебской губ. убитую змею вешают только на сухое дерево, считая, что живое от этого усохнет (Никиф.ППП: 200). В гомельском Полесье известно поверье о главе всех змей, под которой, когда она ползла, усыхала трава (Лельчицкий р-н, Слобода, зал. А. Л. Топоркова). В Хелмском воев. Польши гада (gadzina), т. е. змею, гадюку, представляют в виде курицы с крыльями и красными, как огонь, перьями. Когда эта змея взлетает, за ней остается след в виде выжженной травы: «Jak ona frunie w lesie, to za nio trawa wypa- Іопа» (Окшув, зап. автора). У украинцев Закарпатья существуют рассказы об особом красном огненном полосе, шестиметровой змее, которая может поджечь лес, дом, кошару, а когда он ползет, под ним горит земля (Потуш.ЛНПОН 1941/1). В этих двух последних описаниях у змеи присутствуют уже черты летающего огненного змея. В Уваровой станице на берегу Иртыша есть пещера, в которую скрылся явившийся из реки змей, и там, где он полз, видна на траве выжженная тропинка (Аф.ДЖ: 258). В северо-западной Болгарии первоначально двойственный персонаж распадается на два с противоположными функциями: свой змей, покровитель, и чужой, вызывающий засуху, который подвергается изгнанию, например змей дъждевник и змей от суша (Видинский окр., Бен.ЗБФ: 129). Два враждебных змея борются между собой. Или же в роли противника змея выступает «хала», в которой часто видят виновницу засухи (там же: 130, Георг.БНМ: 90).
Народные поверья приписывают змеям связь и с другими стихиями— с градом и ветром. Функция влияния на град, представленная в одних славянских зонах у змеи, в других переносится на летающего змея. Так, в Малополыпе верят, что град на людей насылают змеи (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 210). По-ви- Димому, в определенной связи с этим представлением находится запрет упоминать змею во время грозы, отмеченный у поляков Западных Вескид. Нарушение этого запрета навлекает на человека гнев ведьм (совр. Новосондецкое воев., пов. Подгуже, Хоровице,
ArchMEK 1/1554 И/1249: 10).
У украинцев Закарпатья существует представление о большом крылатом гаде «шаркане», происходящем из обычной змеи полоса.
10*

292
Он предводительствует бурями и градом, но поскольку сам слепой, его ведет ветряник. Колдуны-чернокнижники, оседлав его, гонят его туда, где они хотят побить поля градом (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Болгары предводителями градовых туч считают летающих змеев и «хал» (зап. Болгария, Поп.КПНК: 63). «Халы» и «лами» навлекают град (Бен.ЗБФ: 95). С градом связано и само происхождение слова хала, заимствованное в болгарский из греческого (там же: 57). В то же время летающие змеи-юнаки рассматриваются в некоторых местах (у болгар горного района Сакар) и как охранители полей от града, и, чтобы задобрить их, им специально посвящаются осенью особые женские ритуальные трапезы (Поп.КПНК: 74). Во время грозы у такого антропоморфного змея дух отделяется от тела и летит биться с градоносными тучами (Болгария, р-ны Софии, Демирхисара, Пазарджика, Македония, р-ны Скопья и Велеса, Бен.ЗБФ: 126). Ср. представление закарпатских украинцев о повелителе змей как двоедушнике (Потуш.ЛНПОН 1941/1). В Кюстендильском крае считают, что во время грозы змей преследует «алу», вызывающую град (Зах.ККр: 145). По поверью сербов, поле, на котором обитает большой уж (смок или смук), никогда не будет побито градом (Лесковацкая Морава, Ђор.ЖОЛМ: 552); такой уж бьется с «халой» («алой»), которая водит градовые тучи (Ъор.ПВП 2: 108, Нишский окр., Габровац, там же: 161). По народным поверьям, борющиеся в небесах «халы» бросают друг в друга лед, отчего на землю падает град (Schn.SV: 12).
По представлениям сербов, пляска этих небесных змеев во время ненастья порождает крутящийся ветер, вихрь, опасный для человека (там же). В болгарских поверьях вихрем сопровождается появление змея (Бен.ЗБФ: 115), а бури вызывают «халы» и «лами» (там же: 95). «Ламя» иногда отождествляется с ветром, сметающим все на своем пути (Георг.БНМ: 90), а хала может обозначать просто сильный ветер с вихрем (Пловдивский р-н, Брест- ник, АрхЕИМ 878-II: 24). В некоторых (по-видимому, западных) районах правобережной Украины встречается представление о ветре как зооморфном, змеинообразном существе — змейке, живущей семь лет и превращающейся потом в большую змею, а по прошествии еще семи лет — в некое крылатое чудовище, которое автор описания определяет как грифа, т. е. в летающего змея (Zmigr.U: 328-329). Сходное поверье отмечено у украинцев Закарпатья: вихрь производит дьявол, который первые семь лет был обычной
§2. Змееподобные
293
змеей, а в третьи семь лет у него вырастают крылья. Такого большого крылатого змея в Закарпатье называют шарканъ. Там, где он летит, поднимается такая буря, что деревья вырывает с корнем (Потуш.ЛНПОН 1941/1). В лемковских говорах шаркан известно как обозначение сильного ветра, бури (Гринч. 4: 486). У гуцулов, по свидетельству В. Шухевича, бури порождает крылатый змей жеретва (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Польские гурали Западных Бескид верят, что в глубокой расщелине на северном склоне горы Романки сидит семиглавый змей. Как только он шевельнется, возникает такая буря, что ветром ломает деревья и срывает крыши домов, а когда он летит, вихрь сметает целые деревни и выворачивает с корнем деревья (р-н Живца, Udz.GZ: 162-163). В районе Нового Сонча во время грозы, сопровождающейся «звериным» воем ветра, говорят: «Змея несет. Холодно ему, вот он и ноет» (Ка- мёнка Велька, ArchKESUJ 7257:19). В Моравской Валахии, когда бушует вихрь, говорят, что это колдун-чернокнижник выпустил откуда-то дракона (Вост. Моравия, р-н Рожнова-под-Радгоштем, Kulda NPP: 309).
2.1.5. Змеиный царь
Змеи имеют своего главу — царя или царицу. Такая змея выделяется особым знаком или атрибутом на голове. У всех западных славян, у многих южных (хорватов, боснийцев, реже сербов и болгар) и частично у восточных (у украинцев) это корона, у западных славян, болгар, македонцев и хорватов — драгоценный камень (чаще всего алмаз, у хорватов также шар из крупиц золота и мелких алмазов), у болгар, хорватов и бескидских поляков — перстень, у македонцев — серьги, у украинцев — звезда, у белорусов и македонцев — рога, у поляков, хорватов, боснийцев и македонцев — петушиный гребень (петушиную атрибутику можно отчасти прояснить соотнесенностью петуха со змеем, так, как это делает Б. А. Успенский, см.: Усп.ФР: 162-163).
У архангельских поморов змеями распоряжается змей белого Цвета (Кемский у., Сумской посад, Зел.ОРАГО 1: 51). У украинцев Черниговской обл. это старый большой уж с блестящей головой и звездой на голове, с длинными, «як у рыбы», усами и блестящими Голубыми полосами на теле (Репкинский р-н, Вербовка, зап. автора,
С: 136-137, ср. ужа с сомовьей головой в болгарских поверьях),

294
у белорусов Гомельской обл. — змей с блестящими, как золото, рогами (Лельчицкий р-н, Слобода, зап. А. Л. Топоркова) или царъ-вуж, большой, серый, с золотыми рогами (Хойницкий р-н, Дубровида, ПЭС: 137), в Брестской обл. — главный уж-распорядитель (Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора). У украинцев Закарпатья известны рассказы о «гадячьем царе» с блестящей короной на голове, пожирающем людей и скот. Он живет в скалах или в болоте среди камышей. Чаще, однако, называют другое место его обитания — под особым камнем, например под Белым камнем в окрестностях Бужоры. Змеиный царь любит греться, обвившись вокруг камня. Человеку ступать на такой камень опасно: у него закружится голова, и он упадет. Под камнем у повелителя змей имеются царские палаты, где обитает его семья — царица и «ца- рята», тоже с коронами на голове (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Гуцулы рассказывают о змеях, называемых котиці, с короной или драгоценными камнями на голове — это невинные змеи, которые никогда никого не жалили (Kaindl Н: 103-104). Кроме того на Украине встречается представление о некоем підземном, которому подвластны все змеи (Винничина (?), Килим.УР 5:174).
Золотая корона на голове, иногда со сверкающим камнем — отличительная особенность короля (или, реже, королевы) змей у поляков (Glog.ZM: 106, Pauli PETG: 127, Kolb.DW 17: 148, 46: 466, Gust.PPG: 169, 173, Szyf.ZOW: 138 и др.). Например, золотую корону имеет златоглавая змея — повелитель всех бескидских змей (р-н Цешина, Morc.UBŠ: 23). Под Новым Сончем верят, что у короля змей золотой перстень на шее (Камёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 37). В Подгалье его представляют с короной или с петушиным гребнем на голове (Новосондецкое воев., Витув, Пшыс, Пла- зувка, там же 7249: 13). Поляки Западных Бескид считают, что если человек до дня св. Войцеха увидит змею с блестящей короной, его ожидает в жизни большое счастье (совр. Новосондецкое воев., Забжеж, совр. Тарновское воев., Закличин, Gust.PPG: 169). В Тарновском воев. верят, что король змей весь белый, в золотой короне и живет в самых недрах, в середине земли (Боженцин, Gust.PPG: 173, ArchMEK 1/147II/116: 10а). В Келецком воев. его представляют длинным, как шест, которым прижимают сено на возу, и когда он ползет, земля под ним расступается (р-н Пинчова, Siark.MELP: 72). В Катовицком воев. его считают наиболее опасным для человека и потому называют ztoczyn (Олькушский пов.,
§2. Змееподобные
295
р-н Славкова, Cisz.LPG: 47). Иногда король змей отождествляется у поляков с главным чертом (Sewer.IE: 303). Поверье о змеином короле, увенчанном короной, известно и в Чехии (Ђор.ПВП 2:108). У лужичан король (или королева) змей имеет на голове золотую корону, украшенную ослепительными самоцветами (р-н Мускау, Шлейфе, Schul.WVt: 48, Бург, Бранитц, Veck.WSMAG: 402, 404- 405), а на спине переливающуюся разными цветами светящуюся полосу (Шлейфе, Schul.WVt: 48). В лужицких поверьях королева змей иногда сближается с домовой змеей.
У болгар Пловдивского окр. тоже бытует поверье о змее с короной на голове, такую змею считают самой ядовитой (Карлов- ский р-н, Дылбок Извор, АрхЕИМ 881-II: 22). Царя змей болгары иногда представляют двуглавым и с большим драгоценным камнем (Георг.БНМ: 58). В Болгарии отмечены также представления о змее или царице змей с алмазом или жемчугом на голове (р-ны Дупни- цы, Пирдопа, Берковицы, Бен.ЗБФ: 36). В Пиринском крае царица змей имеет гребень на голове и серьги (там же: 37, Георг.БНМ: 62). По поверьям македонцев Прилепа, у царицы (или царя) змей на голове ослепительно сияющие рожки и драгоценные камни во рту (Цеп.ТП: 240-241). Поверье о змеином царе с золотой короной на голове и зеленой веточкой во рту изредка встречается у сербов (Ђор.ПВП 2: 109). Боснийским сербам известно поверье о змеиной царице (р-н Тузлы, там же). В районе Тоуня и в Дубице (Босния) с короной на голове представляют ядовитую носатую гадюку, отчего в районе Тоуня ее называют krunašica (Hire ŠPNN: 22). Поверье об огромной змее с алмазом на голове встречается у хорватов Приморья (р-н Бакара, там же: 20). У хорватов Самобора король змей имеет корону (Ђор.ПВП 2: 109). Образ змеиной королевы известен хорватам района Ремета (Hire ŠPNN: 21-22). На острове Црес рассказывают об особой большой змее, обитающей в лесной чаще. Она кукарекает, как петух, и красиво поет. На голове у нее красный гребень, а во рту под языком большой алмаз, обладающий чудесными свойствами (Ђор.ПВП 2: 179). У хорватов западной Ист- рии существует представление, что у змей, так же как у пчел и некоторых других насекомых, есть крылатая летающая змеиная матка — матица (там же; ср. также отмеченный у русских образ подземной змеиной матери, к которой змеи уползают на зиму, Усп.ФР: 60). В районе Бьеловара и в Вуковье близ Кутины змеиным князем (zmijski knez) считают особую белую змею (там же: 109,

296
Hire ŠPNN: 10); в Крбаве, в Брувно, змеиный король (zmijski kralj) имеет на голове гребень наподобие петушиного и усы (там же). В окрестностях Загреба это огромная змея (kacec) с большим гребнем на голове и сверкающим шаром, целиком состоящим из крупиц золота и мелких круглых алмазов (Ђор.ПВП 2: 180); в северной Хорватии — чудовищная ядовитая змея modros с толстым туловищем, с головой кота, с гребнем на голове, с петушиными ногами и глазами (там же: 105). Хорваты в окрестностях Вараждина называют его «змеиный пастух» (kacji pastir); кому посчастливится его увидеть, тому неизменно будет сопутствовать удача в любом деле (р-н Вараждина, Hire SPNN: 21). В Хорватии «змеиного пастуха» называют также kacji konj (р-н Клоштара Иванича и Володера), vilenski konj (р-н Джякова), в Среме — вилин коњ, в районе Шуш- нева — змијски коњ (Ђор.ПВП 2: 105). В Боснии и Герцеговине, в районе Лепоглавы, «змеиным пастухом» считают огромную змею с гребнем, как у петуха, которую называют kacec (там же). Функцией змеиного пастуха словенцы наделяют св. Маргариту (Marjeta): по поверью, именно она пасет змей (Kur.PLS 2: 219). Кроме того, у словенцев опосредованная связь со змеиным царем обнаруживается и у стрекозы— через функцию «змеиного пастуха», выраженную у этого насекомого, по крайней мере, на лексическом уровне: kacji pastir— обычное у словенцев название стрекозы (ОЛА 1, карта 47). В заговорах от змей упоминаются иногда и имена змеиного царя, например: Суходым (Смоленскаягуб., Поречскийу., Шейн МИБЯ 2: 548), царь змеиный Ир и царица Ирііца (Смоленская губ., Вельский у., Майково, там же).
У южных славян в роли змеиного царя может выступать и змей, причем народные представления о нем нередко обрастают сказочными деталями и книжными мотивами. Так, по рассказам болгар из районов Свиштова и Орхание, змийски цар — гигантская, величиной с большую сосну, крылатая змея с огромной головой. Под языком у змеиного царя перстень, обладающий волшебной силой. Он живет на краю света в подземном мире. В своей огромной пещере он восседает на золотом троне, украшенном драгоценными камнями, в окружении больших ужей— «бояр» и «воевод» (р-н Орхание, Литаково, р-н Свиштова, Козар-Белене, Марин.НВ: 104). У бояр змеиного царя на хвосте имеется тяжелый драгоценный камень. Такие ужи с камнем на хвосте являются начальниками всех змей своего края и убить их невозможно: человек, отважившийся
§ 2. Змееподобные
297
на это, или покончит с собой, или сойдет с ума (р-н Кызылагача, Бяла Слатина, Дере-Махле, Марин. НВ: 104). Сербы Мачвы также считают змеиным царем змея, которому, по преданию, жители села каждое утро должны были приводить на съедение детей (Ђор.ПВП 2: 109); такой змей происходит от обычной змеи-долгожительницы (Zec.PNVKZ: 149). Поверье о змее с короной на голове как короле змей известно и в Далмации (Заострог, там же).
Змеиного царя окружает целая свита прислуживающих ему змей (Польша, совр. Тарновское воев., Боженцин, Gust.PPG: 173, ArchMEK 1/147 П/116: 10а; Болгария, р-ны Свиштова, Орхание, Кызылагача, Марин.НВ: 104). Он собирает всех змей в определенные дни года (Лужица, Бург, Шлейфе, Schul.WVt: 48): два раза в год (украинцы Закарпатья, Потуш.ЛНПОН 1941/1), на Иванов день 24.VI/7.VII (Хорватия, р-нРемета, Hire ŠPNN: 21-22), в купальскую ночь (Брестская обл., Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора), осенью перед уходом в норы на Воздвижение 14/27.IX (Ива- но-Франковскаяобл., Верховинскийр-н, Головы, КА, гуцулы, Kaindl Н: 103-104, р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 5: 219, Винничина (?), Килим.УР 5: 174) или на Покров 1/14.X (Волынская обл., Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора), а весной на Юрьев день он пробуждает их от зимнего сна своим шипением (Хорватия, р-н Вараждина, Hire SPNN: 21). На собраниях змей их царь дает им различные указания (Польша, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 148; Босния, р-нТузлы, Ъор.ПВП 2: 109), назначает каждой змее ее жертву (Брестская обл., Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора; вост. Сербия, Пиротский окр., Ђор.ПВП 2: 115), определяет, кого можно кусать, а кого нельзя (гуцулы, р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 5: 219, украинцы Закарпатья, Потуш.ЛНПОН 1941/1), выслушивает от каждой змеи ее исповедь о том, как она провела лето (Украина, Винничина (?), Килим.УР 5: 174; Болгария, р-ны Свиштова, Орхание, Панагюриште, Марин.НВ: 104).
По поверьям карпатских украинцев, змеи, собравшись вместе, выбирают старшего над собой: шипят так долго, пока на голове у одной из них не появится корона (гуцулы, Kaindl Н: 103-104), плюют и дуют на голову своей избранницы, отчего у нее на голове образуется корона (совр. Ивано-Франковскаяобл., Надворна, Gust.PPG: 173) или выдувают для нее алмаз (Покутье, р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 126). Согласно поверью украинцев Закарпатья, все змеи должны переползти через тело своего начальника

298
(Потуш.ЛНПОН 1941/1). В Боснии и Герцеговине существует представление, что каждую тысячу лет новый змеиный царь сменяет на престоле предыдущего (Ъор.ПВП 2: 109).
2.1.6. Происхождение летающего змея
В народных поверьях крылатая змея (серб.-хорв. крила- тица или крилашица, Ъор.ПВП 2: 112) или летающий змей происходят от обычной змеи, достигшей определенного возраста или прожившей определенный срок в особых условиях. В ровенском Полесье рассказывают об обитавшем прежде в местном лесу змее с крыльями — это была обычная змея, у которой выросли крылья (Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Это пример такого рода поверья в его наиболее простом и, по-видимому, архаическом виде. У восточных славян встречаются представления о происхождении змея из змеи, семь лет пребывавшей там, где не было слышно ни колокольного звона, ни человеческого голоса. Подобное происхождение имеет и крылатая семиглавая змея яза у украинцев (Бен.ЗБФ: 102). У гуцулов, например, считается, что гадюка (язя) становится крылатой и семиглавой, если семь лет ее не видел ни один человек и ни один зверь (р-нКоломыи, Берчов, ArchMEK 1/285 II/227: 1). По поверью украинцев Закарпатья, из змеи полоса в пустынных местах, где нет ни одной живой души, за семь лет вырастает большой крылатый гад шаркань. Если его кто-нибудь увидит, он перестает расти. В селах над Ужем и частично в районе Свалявы верят, что, выросши, он прилетает в лес и поселяется в пещере (Потуш.ЛНПОН 1941/1). По другим поверьям, шар- кани живут на краю света, где пребывают также великаны и куда уходит разная нечистая сила (Потуш.З 1942/2/3-4: 366). По болгарским поверьям, змея, прожившая сорок лет, становится змеем (р-н Врацы, Мало Бабино, БСУ 313: 124); у ужа, когда ему исполнится сорок лет, вырастают крылья и он становится летающим змеем, вроде «халы» (р-нОряхово, Малорат, Стакевцы, р-нОрхание, Литаково, Вяла Слатина, р-н Елены, Тюдовцы, Марян, Марин.НВ:
104) ; если ужа, прожившего сорок лет, не видели глаза человека или ни разу не били, он становится змеем (р-ны Кулы, Берковицы, Врацы, Михайловграда, Лома, Белоградчика, Бен.ЗБФ: 100), а сам змей через много лет превращается в «алу» и живет уже не на земле, а на небе, среди звезд (зап. Болгария, Георг.БНМ: 79); змея
§ 2. Змееподобные
299
дожившая до сорока или до ста лет, становится змеем (аждраа) с семью или девятью головами и семью хвостами и пожирает все на своем пути (Зап. Родопы, р-н Чеч, там же). Македонцы Битолы верят, что, когда змеям исполнится сорок лет, у них отрастают крылья, они превращаются в «зверей» и отправляются в ад мучить души грешников (Бен.ЗБФ: 43). В Далмации верят, что змея, дожив до ста лет, не умирает, а становится змеем (Полица, Zec.PNVKZ: 149, Ъор.ПВП 2: 117-118). Сербы Лесковацкого окр. считают, что у такой старой змеи появляются ноги и она становится «алой» (Печеневце, там же), а сербы Мачвы — что она превращается в змея — змеиного царя (Ъор.ПВП 2: 117-118). В Польше встречается поверье, что змей происходит от змеи с золотой короной; каждые семь лет у него вырастает по одной голове (Sewer.IE: 303). По поверью поляков Келецкого воев., крылатой семиглавой змеей может стать любая змея, которую семь лет не увидит ни человек, ни зверь (Kolb.DW 19: 201). Гурали Западных Бескид связывают происхождение такого змея со старой змеей (р-н Живца, Udz.GZ: 162), или змеей, семь лет не слышавшей колокольного звона (р-н Старого Сонча, Камёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 37). В Краковском воев. верят, что по истечении определенного срока змея становится «лятавцем» (Бен.ЗБФ: 102).
В некоторых районах Польши считают, что не только змея, но и лягушка, которые семь лет не слышали колокольного звона, превращаются в крылатого семиглавого змея (Келецкое воев., там же, совр. Новосондецкое воев., Длуголенка, Грыбув, Пшышова, Тым- барк, Забжеж, Лонцко, совр. Катовицкое воев., Плаза. Gust.PPG: 172). Гурали окрестностей Бабей Гуры более опасным считают змея, происходящего от лягушки, чем от змеи: у змеи вырастают только ноги, а хвост превращается в стрелу, а у лягушки, имеющей уже ноги, вырастают крылья и два хвоста со стрелами (Sewer.IE: 282). По представлению поляков Вельского воев., змеем становится лягушка, которая семь лет не видела солнца (Андрыхув, Kol.ALN: 80). Наконец, в северо-восточной Сербии встречается поверье, что змей происходит из сорокалетнего карпа (Schn.SV: 13). С рыбой, в том числе и со столетним карпом, связывают происхождение змея и в северо-западной Болгарии (р-ны Михайловграда, Берко- вицы, Белоградчика, Георг.БНМ: 79, Бен.ЗБФ: 103).
Условия, аналогичные происхождению змея из змеи, представлены в поверьях о происхождении целого ряда одних видов гадов из

300
других: змей — из червей в дереве, двадцать лет пролежавшем на одном месте (Польша, Kolbusz.MMWL: 162), вьюна — из змеи в двенадцатом или в девятом поколении (Полесье, зап. автора; Хорватия, Hire ŠPNN: 24), летучей мыши— из обычной мыши на седьмом году жизни (Краковское воев., Cisz.LRG: 40, U1.WLK: 101).
Близость змеи и лягушки, проявляющаяся в поверьях о происхождении летающего змея, можно дополнить украинско-полесскими представлениями о том, что жаба— мать ужа (Ровен- ская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора) или что они «играют» между собой, как муж с женой, и могут спариваться друг с другом (Озерск, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора). Добавим, что в Брестской обл. зафиксировано поверье, что весной «вуж играе з зозулею» (Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора).
2.1.7. Виды змей
В народных поверьях представлены и отдельные виды змей, которым нередко приписываются фантастические свойства. По представлениям поляков Краковского воев., змея, которой отрубили голову, становится «скоком» (skok) — особой змеей, обладающей огромной силой. Она сидит, обвившись вокруг куста, и стремглав бросается на человека (р-нВелички, Вежбанова, Hrad. PWL: 65). Ряд близких соответствий этому имеется у южных славян. Так, хорватам Самобора известен skocec, живая отрубленная голова змеи. Он бросается на человека и преследует его, а потому считается одной из самых опасных змей (Ђор.ПВП 2: 157-158). В Боснии и Герцеговине верят, что отрубленная голова змеи прирастает к пню и называется kusac. Кого он укусит, тому нет спасения (р-н Дувно, Виница, там же: 157). В Далмации (Буковица, Имоцки), соседних районах Боснии и Герцеговины (Ливно) и в Черногории (племя кучи) считают, что отрубленная голова змеи поселяется в бычьем, козьем или бараньем роге, срастается с ним, передвигается вместе с ним и нападает на людей или скот. Укус ее считается смертельным (там же). По некоторым болгарским поверьям, оторванная голова ящерицы, попавшая в такой рог, становится ужом (Георг.БНМ: 62).
У украинцев Закарпатья смертельным считается укус «полоса», некоей большой, достигающей шести метров в длину толстой змеи светлой окраски. Если он поселится под домом или
§2. Змееподобные
301
под хлевом, то люди в доме болеют, скот погибает и все хозяйство приходит в упадок (Потуш.ЛНПОН 1941 /1). У поляков встречается поверье о двуглавой змее (Краковское воев., р-н, Велички, Вежбанова, Hrad.PWL: 65), у украинцев — о ядовитой гадюке с двумя головами (Черниговская губ., Остерскийу., Староселье, Загл.ПСД: 141).
Согласно «Абевеге русских суеверий» и некоторым украинским источникам, особую опасность для человека представляет змея медянка. Считают, что она слепа и получает зрение на целые сутки лишь раз в году, на Иванов день (24. VT/7.VII), и тогда бросается на человека как стрела и пробивает его насквозь (Чулк.АРС: 259-260, Марк.ОПКНМ: 13). Сербы и черногорцы называют медянку слепак или слепић и не убивают ее, почитая это за грех. Говорят, что она не кусает человека, если он ее не разозлит, а если укусит, то, чтобы вылечиться, нужно убить девять змей и выпить молока от девяти кобыл (Шумадия; Колашин, Ђор.ПВП 2: 160). Лужичане особенно ядовитой, ловкой и коварной считают слепую змею zmija. Она живет под землей, и ее яд вызывает немедленную смерть (Голлыпо, Veck.WSMAG: 401). Рассказывают, как однажды возле одной девушки, сжинавшей траву, оказалась такая змея и сказала ей: «Если бы у меня были такие глаза, как у тебя, я бы вымостила мост из человеческих костей» (Кольквитц, там же: 400). Так же, по рассказам, она пожаловалась на свою слепоту другой змее, которая имела глаза: «Если бы у меня был хотя бы один такой зоркий и ясный глаз, каких у тебя два, я бы мосты мостила из мертвецов» (Шорбус, там же).
Не менее ядовита, по народным представлениям, слепая змея веретеница. Так в разных местах называют или некий особый вид гадюки, или безногую ящерицу, которую причисляют к змеям и считают ядовитой. По поверью украинцев Житомир- щины, черная, короткая змея веретенник произошла из веретена, которым баба пряла в святочные вечера, а потом выбросила, вместо того чтобы сжечь (Волынская губ., Звягельский у., Юрков- Щина, Koper.PELR: 218). По описанию жителей Остерскогоу. Черниговской губ., веретільниця — это гадюка без головы и хвоста, с ртом и глазами, расположенными под животом; она ползет, не извиваясь, и кидается на человека сразу же, как только его заметит (Староселье, Загл.ПСД: 141). В Волковыском у. Гродненской губ. верацяніца — безногая ящерица. Укусив человека, она якобы ши

302
пит: «Шукай дощак, бо умреш!» (Лысков, Fed.LB 1: 180). Ее считают слепой и верят, что если бы она проползла вокруг колесной колодки, то не только она, но и все другие веретеницы стали бы зрячими, однако ни одной из них, к счастью, пока это не удалось: как только она ляжет в колею, всякий старается переехать ее колесом (р-н Лыскова, Кукличи, там же). В Белостоцком воев. Польши безногую ящерицу называют padalec и боятся даже прикасаться к ней, так как от этого тело человека pada siq — покрывается гнойными ранами (Понаревье, Glog.ZM: 105). В Полесье она известна под названием слымэнь: это небольшая слепая змея (вуж), по описанию одного из информантов, с золотыми рожками, ядовитая, укус ее смертелен (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора). Согласно легенде, слымэнь похвалялся, что может справиться со всяким, даже с королем. «Ссадю с коня короля!» — хвастался он. В наказание за такую дерзость Бог сделал его слепым (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора).
2.1.8. Рождение и живучесть
У поляков и лужичан имеются сходные представления о появлении на свет детенышей ядовитых змей. В Катовицком воев. бытует мнение, что гадюка, ожидающая потомства, свешивается с ветки дерева и ждет, когда змееныши начнут прогрызать ей брюхо. В этот момент она бывает так зла, что, если ей удается поймать кого-либо из детенышей, она его загрызает (Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 49). По поверью лужичан, ядовитая слепая змея zmija во время родов погибает оттого, что змееныши, появляющиеся на свет, прогрызают ее тело (Диссен, Veck.WSMAG: 401).
В различных славянских традициях встречаются поверья о ж и - в у ч е с т и разрубленной змеи, напоминающей живучесть лерней- ской гидры: отрубленные части змеи способны срастаться. Такое представление засвидетельствовано, например, на Русском Севере, в Поморье (Архангельская губ., Онежский у., Масл.ОРНВ: 166). Поляки Понаревья приписывают это свойство гадюке и безногой ящерице и поэтому вешают разрубленную на части змею на сухое дерево или на воткнутую в землю сухую ветку, чтобы куски змеи не могли соединиться (Glog.ZM: 105). В Черниговской губ. это поверье связан о с гадюкой-веретеницей (ееретілниця): даже если разбросать куски этой разрубленной змеи далеко друг от друга,
§2. Змееподобные
303
они все равно соберутся вместе и оживут (Остерскийу., Старосе- лье, Загл.ПСД: 141). Помимо змеи, такой же способностью, по некоторым поверьям, обладает и ящерица. Кроме того убитая змея, как и ящерица, может оживать и от мочи лягушек, когда они мочатся на мертвую змею (Витебская губ., Никиф.ППП: 200). Если же змея высосет лягушку, то от ее крови подохнет сама, если не успеет сразу же доползти до воды (Краковское воев., р-нВелички, Вежбанова, Hrad.PWL: 65). Южные славяне верят, что убитую змею другие змеи могут оживить с помощью особого змеиного камня (Лика), корня (Сербия; Далмация, Буковица) или травы (Косово, Урошевац, Ђор.ПВП 2:158).
Оживить мертвую змею может и осина, что связано, по-видимому, с представлением об осине как нечистом дереве (согласно народным легендам, на ней, например, повесился Иуда). У русских бытует мнение, что если повесить убитую змею на осине, то она очнется и ужалит своего убийцу (Даль ПРН: 930). В Витебском у. считают, что мертвая змея оживет, если влить ей в пасть хотя бы каплю осинового сока; если же влить живой змее каплю ясеневого сока, то она немедленно околеет (Веляшковичи, Никиф.ППП: 200). У болгар листьями ясеня лечат змеиный укус, кроме того он имеет волшебное свойство отгонять змея (Георг.БНМ: 60, 88). По указанию польского травника XVI в., ясень действует на змей губительно: змеи скорее пойдут в огонь, чем появятся в листве ясеня (Rost.ZC: 28). В Польше ясень используют как оберег от змей. Для этого в канун Иванова дня его затыкают в щели дома, кладут за потолочную балку в конюшне, окуривают им скот при первом выгоне на пастбище. Соком из листьев ясеня лечат змеиный укус (Pal.ZZ: 146).
2.1.9. Змея и лещина
Особую роль в змеиной мифологии играет лещина (орешник). Часто она выступает в качестве атрибута змеи в разных его аспектах. Так, у болгар змею связывают с лещиной родственные отноше-. ния: ее считают «крестным змеи» (Георг.БНМ: 60, Бен.ЗБФ: 44). У поляков и сербов с лещиной, на которой растет омела, связано местопребывание змеиного царя: по польскому поверью, под корнями такой лещины обитает король змей (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 148), по сербскому — змея с драгоценным камнем на голове или рядом с сокровищами, которые она оберегает (Чајк.РВБ: 163).

304
Сербы верят, что змея, обитающая под лещиной, обладает волшебной силой: если испечь ее и положить кусочек в рот, можно будет понимать язык животных, а если съесть ее сердце, то можно услышать, что говорит каждая травинка (Glog.ZM: 105). В качестве змеиного локуса лещина выступает и на Волыни, где рассказывают, что осенью, на Покров, змеи, собранные главным ужом, влезают на лещину, чтобы в последний раз перед уходом в землю увидеть небо (Волынская обл., Ковельскийр-н, Уховецк, зап. автора). Поверье о том, что змеи, уходящие в землю, бегут на лещину, известно также у южных славян (Каставщина, Чајк.РВБ: 283).
Антагонистом лещины у южных славян и в Полесье выступает молния. Сербы и болгары считают, что если гремит на Ильин день (20.VII/2.VIII), орехи будут пустыми или черными внутри, а в восточном Полесье (Гомельская, Брянская, Черниговская, Сумская обл. и частично также Брестская) говорят, что в «рябиновую ночь» (ночь с молниями без грома) маланка арехи выедае, отчего у ореха, пораженного молнией, внутри оказывается чернота (там же: 159, 283, Бадал.ОМ: 86-87, Аг.Топ.ВРН: 241-242). В этих поверьях можно видеть отражение мифологического мотива «небесный противник (реконструируемый как громовержец) поражает молнией змея, прячущегося в дереве» (в данном случае в качестве змеиного атрибута и, в частности, локуса выступает лещина) — ср. сказочный сюжет о сжигании царем Огнем и царицей Маланьицей (молнией) стад царя 3миулана, прячущегося от них в дупле старого дуба (см.: МНМ 1: 471), поверье об огненных змеях, ищущих во время грозы убежища от громовых стрел, посылаемых Богом (Усп.ФР: 41), мотив поражения змеи громом и молнией в заговорах (там же: 28, 59) и т. п.
У южных славян с этими представлениями связано использование лещины как против грома, так и против змей. У сербов она служит магическим средством защиты от грома. Во время грома затыкают ветку лещины за пояс. На Юрьев день, а иногда в Вербное воскресенье или на Вознесение в качестве оберега от грома и града ветками лещины украшают двери и окна жилищ, затыкают их под крышу дома и хлева, втыкают в землю на поле и в огороде, делают крестики из прутьев лещины. Лещину считают святым деревом, в которое гром не бьет (он бьет лишь в дерево, под которым сидит черт). Поэтому пруту лещины приписывают способность убивать черта, а также змею, «поскольку лещина святое дерево, а
§2. Змееподобные
305
змея от дьявола» (Чајк.РВБ: 159—160, 283). Подобно сербам, болгары считают, что одного прикосновения лещины достаточно, чтобы убить змею (Георг.БНМ: 60). У болгар лещина часто служит для устрашения змей: ее используют в ритуалах изгнания змей, а соком, листьями или палочкой лещины лечат змеиный укус (Бен.ЗБФ: 46, 44, Георг.БНМ: 60).
Таким образом, лещина выступает как змеиный атрибут и особо маркированный змеиный локус, поражаемый громом, но одновременно и как святое дерево, а потому не подверженное грому и отвращающее его, и потому же противостоящее змее как носительнице дьявольского начала. Помимо влияния христианских представлений, отразившихся здесь, определенную роль в амбивалентности лещины сыграло и то, что в южнославянской традиции на летающего огненного змея частично переносятся функции громовержца, его изначального небесного противника, а в роли его антагониста выступают другие змеиные персонажи — чужой змей или «хала» («ала»). Так, по болгарским представлениям, появление змея сопровождается молниями; в битве с враждебными демонами он выпускает огонь; мечет огненные стрелы (молнию) и камни (гром), преследуя «халу», которая прячется в дереве; помогает св. Илье поразить ее молнией (Бен.ЗБФ: 115,116, Георг.БНМ: 83-84).
2.1.10. Змеиные ноги
Широко распространено представление, что у змеи есть или были когда-то ноги. У русских, македонцев и восточных сербов верят, что змея показывает ноги, когда ее бьют, у украинцев, хорватов и боснийцев — когда она спасается от огня (Ђор.ПВП 2: 110). От битья на ней лопается кожа, под которой видны ноги (Македония, Скопска Котлина, Катланово, Фил.ОВСК: 500). Если во время битья змея покажет красные ноги — это якобы к пожару, белые — к покойнику, а синие— к богатству (Новгородская губ., Череповецкий у., Уломская вол., Ант.СПМ: ІЗоб.). Дети в надежде увидеть скрытые ноги змеи, обкладывают ее огнем (Екатеринослав- ская губ., Новомосковский у., Манж.МСПП: 187). У южных славян тоже кладут пойманную змею к огню (Хорватия, р-н Лика, Доля- ни), и тогда она выпустит ноги наподобие лягушачьих или кротовых (Славония, р-н Джякова, Леваньска Варош и др., Ђор.ПВП 2: ПО). В Черногории верят, что ноги у змеи можно увидеть лишь

306
в Юрьев день, когда она греется на солнце в расщелине дерева (Ђор.ПВП 2: 111). Сербы убеждены, что у змеи есть ноги (иногда называют и их число: девять ног или двадцать пар ног), но она их не показывает. Существует даже выражение: «крије к’о змија (гуја) ноге» [скрывает, как змея ноги] (Кар. 1900/2: 189, Ђор.ПВП 2:
110) . Сербы и болгары говорят, что тот, кто увидит змеиные ноги, тотчас же умрет (Кар. 1900/2: 189, Ђор.ПВП 2: 110; Бен.ЗБФ: 36). В Боснии и Герцеговине считается, что змеиные ноги может увидеть лишь буланый конь, у хорватов Лики — невыхолощенный жеребенок (Врховине, Ђор.ПВП 2: 111).
В сербской легенде из Левача и Темнича говорится, что когда-то змея ходила полусогнутой и по совету св. Федора человек что есть мочи хватил ее палкой по шее. С тех пор она уже больше не встала и не выпрямилась (там же). Лишь чудовищная мифическая змея модрос (змеиный пастух) имеет ноги, причем петушиные (там же: 105, 111). С этим южнославянским поверьем перекликается поверье украинцев Покутья о том, что ноги вырастают у змеи, которая съела цыпленка (Тлумач, Gust.PPG: 172). Куриная тема, в другом аспекте, но тоже в связи со змеиными ногами, всплывает и в одной южнославянской легенде: когда змея впервые повстречалась с курицей, у змеи были ноги, но однажды в ссоре курица ее одолела, и змея стала скрывать свои ноги, чтобы не стыдно было сказать, почему курица оказалась сильнее — ведь у курицы есть ноги и когти, а у нее нет (р-н Берана, Ђор. ПВП 2:111).
В легенде из Далмации говорится, что в давние времена, когда Бог сотворил мир, змея ходила прямо, как девушка («ka’ і divojka»), но после того как она искусила Еву, Бог проклял ее: сделал ядовитой и заставил передвигаться без ног (Полица, І?ап.Р 10: 225-226). Аналогичная легенда известна сербам (Ђор.ПВП 2: 110) и болгарам Баната (Телб.БББ: 185). В легенде из южной Болгарии говорится, что змея лишилась ног в результате того, что была проклята солнцем, которое она укусила в глаз (р-н Ахычелеби, Шиш.ЖМРП: 163). Согласно польским легендам, змея первоначально ходила ногами, но однажды, когда Божья Матерь шла по лесу, она испугала ее своим видом, выглянув из-за дерева. За это Богородица прокляла ее, сказав: «Отныне ты не будешь больше ходить ногами, а будешь виться по земле, как нить!» С тех пор змея не имеет ног и ползает на брюхе (Краковское воев., Kolb.DW 19: 201, U1.WLK: 105, Серадз- ское воев., Pi^t.OLZS: 415-416, Fisch.UD: 338).
§2. Змееподобные
307
2.1.11. Змея-покровительница
Практически во всех славянских традициях более или менее ярко представлены поверья о домовой змее. Как указывается в «Абевеге русских суеверий», змеи «почитались унекоторых Славян домашними богами, им приносили в жертву молоко, сыр, яицы, и все то, на стол поставлялося. Запрещено было всем делать сим животным вред и в противном случае жестоко наказывали, а иногда и жизни лишали преступников сего закона» (Чулк.АРС: 201). Домашним покровителем почитают змею на Русском Севере (Масл.ОРНВ: 165). В архангельском Поморье такую змею называют жировой (Кемскийу., Сумской посад, Зел.ОРАГО 1: 51); говорят: змея «со двора — быть беде, а во двор — к радости» (Онежский у., Масл.ОРНВ: 166). Змея, которая встречается на улице селения или на дворе дома, — это дворовой или хозяин (Архангельская губ., СРНГ 7: 300). Дворовым и хозяином нередко называют и домового. Поверье, что змея — дворовый или домовой дух и ее нельзя убивать, чтобы не навлечь несчастий, широко распространено не только в северных, но и в некоторых центральных губерниях России, в частности в Новгородской и Тверской (Масл.ОРНВ: 166).
Змея в роли домашнего покровителя известна в западных районах Белоруссии и в западном Полесье (в восточном эта роль отводится ласке). Белорусы Гродненской губ. верят, что уж обитает в каждом хозяйстве, хотя его обычно никто и не видит. Такого ужа называют дамавік или свуойскі. Если его убить, это пагубно отразится на домашних и на всем хозяйстве (Волковыский и Слонимский уу., Fed.LB 1: 177, 245). В Брестской, Волынской, Ровенской и Житомирской обл. запрещают убивать ужа, поселившегося в доме или в сарае, и трогать его яйца (зап. автора). В ровенском Полесье верят, что домовый вуж есть в каждом доме и ему нельзя причинять никакого вреда— «вруди вон як хозяин» (Дубровиц- кий р-н, Лесовое, Озерск, зап. автора). В пинском Полесье ужа, обитающего в доме, называют домовиком. Говорят: «Нэ чапайтэ его, бо то наш домовик» (Брестская обл., Пинский р-н, Ковнятин, зап. автора). В житомирском Полесье запрещают убивать ужа в Доме, живущего под печкой, в подполье или во дворе. Хозяева говорят про него: «То наш хозяин, приношчик, он таку силу мае, як жыве в доме, шо все прибывае» (Овручский р-н, Возничи, ПА). В Лунинецком р-не Брестской обл. его можно лишь осторожно

308
вымести веничком из-под печки, а если убить, то в хате будут сплошные неудачи (Редигирово, зап. автора). Поверье о том, что змея в доме приносит счастье, известно и украинцам Буковины (В: 166). Украинцы Закарпатья называют такую змею газдовник (от газда 'хозяин’). Она живет в каждом доме под порогом, под печью или в основе дома. У богатых она серого цвета, а у бедных маленькая. Если ее убить, все хозяйство рухнет (Потуш.ЛНПОН 1943/3: 202).
У восточных славян со змеиными атрибутами или в облике змеи представляют и домового. Так, в Харьковской губ. домового якобы можно увидеть на чердаке дома в Страстной четверг в виде человека в красной рубашке или в красной шапочке сидящим на большом змее (Купянск, Ив.НРД: 31). У русских, по некоторым поверьям, домовой может появляться в виде змеи (Помер.МПРФ: 99, Зел.ВЭ: 413, Hako WEV: 46). В Псковской губ. верят, что дво- ровик днем выглядит как змея с головой и гребнем, как у петуха, а ночью — как хозяин дома, с таким же, как у него, цветом волос (СРНГ 7: 300).
Счастливой приметой считают змею в доме поляки Катовицкого воев. (Олькушский пов., р-н Славкова, Cisz.LRG: 32). В Люблинском воев. ее называют domowy przyjaciel и опасаются раздавить ее яйца, чтобы не навлечь несчастья на свой дом (Kolb.DW 17: 147, 148). В районе Тарнобжега счастливым считается хозяин, у которого на дворе покажется змея (Wierzch.ME: 210). В Западных Бескидах запрещено убивать домовую змею (пов. Новы Тарг, Камёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 40). В Серадзском воев. присутствие змеи на своем дворе хозяева воспринимают с радостью, так как она приносит счастье и благополучие (Dek.ST: 280). Представления о белой змее, живущей в каждом доме, встречаются у чехов (Fisch.ZPLP: 40). По поверьям словаков, змея, часто белая, обитает в каждом доме под порогом или под печью. Домовую змею называют domáci had, domový ochránca, starý dedo, gazda, gazdík (CV 3: 480, 557-558, Horv.MZPR: 499, Horn.: 289, КОО 1: 209). У моравских словаков это had-hospodár, живущий в любом доме, в любой хозяйственной постройке. Он оберегает и очищает дом, вносит в него достаток и счастье (MS 2: 706). Поверья о домовой змее имеются также у лужичан (С? 3: 480, Zec.PNVKZ: 144, 146). Нижние лужичане верят в существование домовой змеи в каждом жилище (Вендиш-Зорно, Miill.WN: 140).
§2. Змееподобные
309
Чрезвычайно распространены представления о домовой змее у южных славян. Сербы называют ее змија чуваркућа (Schn.SV: 5) и тоже полагают, что такая змея есть в каждом доме. Она живет в подполье или под самым порогом. Это единственная змея, которой никто их домашних не боится. Ее оберегают и видят в ней друга дома. Если ее убить, в доме немедленно будет покойник. Опасаются убивать вообще всякую змею, замеченную возле жилища (Кар. 1900/2: 189). В некоторых местах Сербии и Хорватии верят, что на голове у домовой змеи имеется крест (Ниш и окрестности, Дони Матеевац; Лика, Кула, Ђор.ПВП 2: 123). В различных районах Сербии, в частности в Мионице близ Валева, в Воеводине (Нови Бечей), обиталищем домовой змеи считается место под порогом; в Поломе (Сербия), в Герцеговине, в районе Баня-Луки (Босния) и в некоторых других местах его связывают с очагом (Zec.PNVKZ: 142-143, Ђор.ПВП 2: 123). Сербы Петроваца на Млаве считают, что она живет под лестницей каждого дома и показывается перед севом (Ђор.ПВП 2: 124). В Босанской Крайне верят, что летом домовая змея (чуварица) находится в доме или возле него, а зимой сидит глубоко в земле под очагом (там же: 122). Черногорцы называют такую змею кућна змија и считают, что убивать ее грех (Бар, Jov.CPB: 101). У боснийцев Мостара она называется блазна (Кар. 1900/2: 214). В окрестностях Баня-Луки ее представляют белой, как снег. Она приносит счастье, и если ее убить, счастье немедленно покинет дом (Zec.PNVKZ: 145). В Хорватии домовую змею называют zmija kucarica (Schn.SV: 5). Хорваты Копривницы охранительницей дома считают белую змею: она очищает дом от гадов и предохраняет от несчастий (Zec.PNVKZ: 146, Horv.NVBGPP: 256). В районе Стари Бановцы счастливым считается дом, в котором обитает белая змея kucarica (Hire SPNN: 10). По македонским представлениям, в каждом доме имеется домашний покровитель (caj- бија, толосум) в виде ужа или другой змеи (Скопска Котлина, Фил.ОВСК: 500). Аналогичные представления бытуют и в юго-за- падной Болгарии (Благоевградский окр., Петричский р-н, АрхЕИМ 776-И: 17, 29). У болгар поверья о домовой змее (стопанка, ижни- Ца, домошарка, къщница, пазачка, глухарка) наиболее распространены в западной и южной Болгарии и в Родопах. Место ее обитания — справа от очага или в фундаменте дома (Георг.БНМ: 61). В Родопах полагают, что каждый дом в селе имеет змею-охрани- тельницу (змия-чувачка), и эти добрые змеи охраняют село от

310
ядовитых змей (Пловдивский окр., Ситово, АрхЕИМ 882-II: 26). По болгарским представлениям, домовая змея вылезает на Благовещение (25.III/7.IV) и пересчитывает членов семьи, а если кого-то из домашних не увидит и не досчитается, то он умрет в течение года (Георг.БНМ: 62). В некоторых пловдивских селах женщины на Благовещение кладут под порог дома маленькие каравайчики в дар змее (змия-чуварка), оберегающей домашних от несчастий и бед (Поп.КПНК: 32). Чтобы добиться ее расположения, ей оставляют молока (например, в Смолянском окр.), а на Рождество и в Иванов день — остатки ритуального ужина (Георг.БНМ: 61-62). Домовому ужу, считающемуся семейным покровителем (стопан, сайбия), посвящено в разных районах Болгарии и семейное празднество в Петков день (св. Параскевы, 14/27.X) (Поп.КПНК: 73). По западноболгарским поверьям, домовая змея (домошарка) невидима и слепа. Чтобы не видеть ее, в Благовещение под утро женщины мажут двери снаружи коровьим навозом (р-ны Дупницы и Кюстендила, Бен.ЗБФ: 38).
Образ змеи как домашнего покровителя связан с образом предка дома. Рассматривая южнославянские поверья о домовой змее, С.Зечевич связывает их с культом предков, в частности с древним обычаем хоронить умерших членов семьи под порогом или очагом. «Поверье о том, что в тех же самых местах обитает и домовая змея, наводит на мысль, что она некогда рассматривалась в качестве эквивалента предка» (Zec.PNVKZ: 143). Хтоническая символика змеи-покровительницы проявляется и в том, что она часто имеет белую окраску, — белый цвет, как известно, характеризует целый ряд мифологических персонажей, так или иначе связанных с представлениями об умерших. Распространенный у южных славян запрет убивать змею, живущую в доме, объясняется чаще всего тем, что это повлечет за собой смерть хозяина, хозяйки или кого-либо из членов семьи (там же: 146, Ђор.ПВП 2: 126- 128, Horv.NVBGPP: 256, Hire ŠPNN: 10, Кар. 1900/2: 214, ВГ: 14, Вак.ЕБ: 434). Смертью хозяина мотивируют этот запрет чехи и словаки (Fisch.ZPLP: 40; CV 3: 480, Horn.: 289, 329, MS 2: 706). Словаки не рубят дров на пороге, под которым обитает домовая змея, так как если она умрет, умрет и один из членов семьи (Георг.БНМ: 97). Предвестницей смерти домовая змея выступает у нижних лужичан: по поверью, она становится видимой лишь тому, кому суждено вскоре умереть (Вендиш-Зорно, Miill.WN: 140). Поверье о том, что
§ 2. Змееподобные
311
появление домовой змеи в облике, видимом для окружающих, предвещает смерть хозяина или кого-либо из домашних, известно в Сербии (Свилайнац, р-н Крагуеваца, Ясеница, Ђор.ПВП 2: 118) и Македонии (Малешево, там же: 119), а у сербов Белатича таким предвестьем является змея, покидающая дом (там же: 118-119). Если в доме есть больной и змея покућница уйдет из дома, больной умрет (Босния и Герцеговина, там же: 124). Невзначай убитую домовую змею сербы в районе Ядара накрывают длинным белым полотном и закапывают в землю под терновником (Царина, Сту- паница, там же: 127-128). В юго-западной Болгарии домовую змею тоже считают невидимой, и если ее увидят, значит кто-то умрет (Благоевградский окр., Петричскийр-н, Гега, АрхЕИМ 776-И: 29). Аналогично этому родопские болгары связывают появление змеи во дворе или в доме с предстоящей смертью кого-либо из домашних (Шиш.ЖМРП: 163, Марин.НВ: 104). В Волынской обл. записан рассказ о том, что, когда сын хозяев погиб на войне, домовой уж выполз и лег на дорогу, чтобы его переехали (Ковельский р-н, Уховецк, ПА). В пинском Полесье в домовом уже видят воплощенную человеческую душу (Ковнятин, ПА). Македонцы в районе Скопья и лужичане прямо отождествляют домовую змею с кем-либо из предков (Фил.ОВСК: 500, Zec.PNVKZ: 144). Согласно представлениям болгар, стопан, т. е. домашний покровитель, имеющий вид змеи или ужа, — это дух одного из предков, который прежде жил в доме (Вак.ЕБ: 434). Сербы Грбаля считают, что домовую змею нельзя убивать потому, что она сјен (тень, душа) кого-то из домашних, и если убить змею, то и тот человек в семье умрет (ВГ: 14). В Черногории домовая змея тоже воспринимается как воплощение души кого-либо из членов семьи. Во время сна его душа вселяется в змею. Рассказывают, как одна женщина нашла в постели своего ребенка большую змею, отнесла ее в поле и убила, а когда вернулась, нашла ребенка мертвым. Он умер оттого, что мать по незнанию убила домовую змею — «тень» (сен) его души (Даниловград, Ђор.ПВП 2:128).
Таким образом, змея, обитающая в доме, как отмечает С. Зе- чевич, «представляют собой второе „я“ хозяина дома, она его ..тень“ — двойник. В результате дальнейшего расширения идеи
о домовой змее как предке-покровителе возникало представление, что змея может быть „тенью“ любого члена семьи, а в некоторых Местах верили, что вообще всякий человек имеет свою змею-двой-

312
ника» (Zec.PNVKZ: 146). Так, например, по поверью хорватов Лики, у каждого человека есть своя змея-тезка и нет большей беды, чем убить змею, которая носит твое имя (Велюн, Ђор.ПВП 2: 160). Соотнесенность с предками отражается и в представлениях о ласке. Особенно показательны в этом отношении словацкие поверья о домовой змее и ласке: «Духом — покровителем дома была змея <...>. Первый хозяин нового дома после смерти становился его духом-хра- нителем. В виде белой или обычной большой змеи он селился под очагом или порогом, но появлялся также и в других местах дома или вблизи него, обнаруживая свое присутствие шипением. <...> Было распространено поверье, что если такую змею убить, то умрет хозяин, который после этого становится змеей-покровителем вместо своего предшественника. Любопытно, что домовая змея могла быть доброй или вредоносной в зависимости от того, каким человеком был хозяин, дух которого воплощался в змее. <...> Согласно некоторым свидетельствам, душа хозяйки дома воплощалась в ласке, подобно тому как змея являлась обликом души хозяина» (С? 3: 557-558). Представление о змее как воплощении души отражено также в хорватском толковании сна: «Когда кому-то снится змея, говорят, что это некая душа, проходящая сквозь муки чистилища, что-то просит у него» (зап. Истрия, Ziza Z: 192). К нему имеет отношение и такое боснийское поверье: кто в поле выкопает плугом змею, у того в этом году умрет кто-то из домашних (Босан- ска Краина, Ђор.ПВП 2: 186). С культом предков, отраженном в образе домовой змеи, связан, по-видимому, и словацкий рождественский обычай хождения полазника со змеей, сделанной из скрученной бумаги (КОО 1: 209, Horv.RZL: 114).
Мифологическим локусом змеи как домашнего покровителя могут служить и стены. Так, у словаков существует представление о домовой змее (gazda domu), которая живет в стене дома, и когда она постучит в дверь, это предвещает смерть (Георг.БНМ: 97-98). Поляки в районе Люблина считают охранителем дома ужа, который появляется под стенами (Kolb.DW 17: 146). Сербы Косова Поля верят, что «змеи, которые встречаются в каменных стенах дома, посланы самим Бошм, чтобы оберегать дом от всякого зла» (Деб.ВСН: 212). Стена может быть местом обитания домовой змеи у болгар (Георг.БНМ: 100). Поверье о таких змеях (Mauerschlangen), приносящих счастье в дом, бытует и у украинцев Буковины (В: 166). Представление о том, что стены являются местом обитания домо
§2. Змееподобные
313
вого духа, следует рассматривать в связи с обычаем так называемой строительной жертвы (см. об этом: Зел.ТДСО: 10-32): дух животного, заложенного в фундамент или стену дома, становится покровителем этого дома. В этом отношении показательно, например, такое малопольское поверье: змея, живьем замурованная в печной трубе, приносит счастье (Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 64).
В разных славянских зонах встречается быличка или просто поверье о том, что домовая змея ест молоко или молочную кашу вместе с ребенком из одной миски. В Витебской губ. это расценивают как предзнаменование: «жильцам предстоят всяческие благополучия, но зато дом непременно сгорит» (Витебский у., Котово, Никиф.ППП: 201). В пинском Полесье запрещено убивать такого домового ужа, иначе пострадает ребенок — умрет от змеиного укуса (Ковнятин, ПА). У словенцев существует рассказ о том, как девочка ела молочную кашу из одной миски с ужом. Когда отец убил ужа, умерла и девочка. О подобных случаях рассказывают и в Чехии (Сумц.КП 1890/2: 321, Георг.БНМ: 105). В Словакии считают, что если отогнать домовую змею от миски, из которой она ела вместе с ребенком, а тем более убить ее, то хозяева потерпят убыток в скоте или навлекут на себя еще большие несчастья (С? 3: 558). В Далмации рассказывают, что домовая змея покућарка залезает в колыбель и слизывает с губ младенца материнское молоко (Полача, Ђор.ПВП 2: 124). В лужицких быличках из одной миски с ребенком молоко или кашу ест большая змея с короной на голове — змеиная королева (Бранитц, Veck.WSMAG: 403-404).
В Волынской обл., по рассказам, домового ужа специально кормят молоком (Ковельский р-н, Уховецк, ПА). Молоко или молочная каша — излюбленная еда и летающего змея. Болгары Плов- дивского окр. верят, что он питается только молоком и росой (Кар- ловскийр-н, Дыбене, АрхЕИМ 880-II: 16). По представлению гуцулов, крылатая огненная змея жертва захватывает своим хвостом овец из стада и выедает у них только вымя (Kaindl.H: 104). В Смоленской губ. существует поверье о вскармливании молоком летающего змея, выведенного из петушиного яйца (Добр.СЭС 1: 96). В юго-западной Болгарии известны рассказы о том, как летающий змей, покровитель местных полей, был ранен чужим змеем и люди отходили его молоком (Благоевградский окр., Петричскийр-н, Ка- патово, АрхЕИМ 776-II: 41). Лужичане считают, что летающего огненного змея (ріоп) можно приманить молочной пшенной кашей,

314
которую выносят на чердак или ставят на печь, и тогда он будет приносить хозяевам молоко, зерно или деньги. Рассказывают, что у одних людей такой змей поселился в бочке на чердаке. В полночь хозяйка носила ему молочную кашу и каждое утро находила в опорожненной миске деньги (Ниж. Лужица, MtiU.WN: 163).
Связь змеи (ужа) с молоком ставит его в один ряд с лаской и некоторыми другими гадами, особенно лягушкой, которые, как считается, могут сосать вымя у коров и тем самым отбирать у них молоко. На Русском Севере, например, записана быличка о том, как в доме, где убили змею, пол покрылся сметаной и после этого умерли вскоре три члена семьи (Зел.ВЭ: 413). Поверье о том, что уж любит молоко и сосет его у коров, встречается в разных районах России (Сумц.КП 1890/2: 320). Оно повсеместно известно в Полесье: в Черниговской, Житомирской, Ровенской, Брестской и Волынской обл. (ПА). Рассказывают, что иногда даже приходится продавать корову вместе с ужом, так как иначе она не дает молока (Ровенскаяобл., Дубровицкийр-н, Сварицевичи, там же) или уж уходит вслед за проданной коровой на новое место (Волынская обл., Ковельский р-н, Поворск, там же). Если убить такого ужа, корова будет мычать, реветь и так скучать по нему, что у нее пропадет молоко (Черниговская обл., Городнянскийр-н, Макишин, там же). Украинцы Карпат к таким ужам относятся с почтением, потому что, «если уж сосет корову, она дает много молока» (Печенежин, Schnaid.LP 13: 114). Так же считают и украинцы Харьковской губ. (Гринч.ЭМ 2: 9). По свидетельству О. Кольберга, поляки Люблинского воев. верят, что уж, живущий рядом с коровами, обвивается вокруг ноги коровы и высасывает у нее из вымени молоко. Корова же к этому так привыкает, что, когда ужа убьют, она не только перестает доиться, но сохнет от тоски, перестает есть и вскоре дохнет (Kolb.DW 17: 146). В Калишском воев. почитают за счастье, когда уж, поселившийся в хлеву, сосет вымя у коров, так как благодаря этому скот будет хорошо вестись (Остжешовский пов., Кузница, там же 46: 464). Аналогичные поверья о пристрастии ужа к коровьему молоку известны также в Словакии, Чехии, Далмации (Сумц.КП 1890/2: 320, 321). В северо-западной Болгарии существует представление, что уж-покровитель (сейбия или стопан) магической силой своего взгляда привлекает к себе самую дойную корову и сосет у нее вымя (р-нОряхово, Малорат, р-нОрхание, Литаково, р-нСвиштова, Козар-Белене, Марин.НВ: 105). Корову, зачарован
§2. Змееподобные
315
ную большим ужом, высасывающим у нее молоко, лечат, отвращая чары (Марин.НВ: 66).
Как видно из последнего примера, поверья об ужах, сосущих вымя, могут включаться в круг представлений о магических способах отбирания молока у коров. Этот вид порчи приписывается обычно ведьмам. В Полесье встречаются рассказы о ведьмах, которые насылают ужей на коров (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Сварицевичи, ПА) или сами в облике ужей или змей пробираются в хлев и отнимают молоко (Волынская обл., Ратновский р-н, Пески Речицкие, Ровенская обл., Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора). Поверье о том, что ведьмы насылают змей на скотину, чтобы погубить ее, известно и у гуцулов (Kaindl PWPH: 205). Поляки Западных Бескид рассматривают змей и ведьм как братьев и сестер (ср. выше македонское представление, что змей и «ламя» — брат и сестра), потому что и те и другие бывают в хлеву и причиняют вред скоту, и если убить такую змею, ведьма отомстит за это человеку (совр. Новосондецкое воев., пов. Подгуже, Хоровице, ArchMEK 1/1554 II/1249: 10). Ведьмы и змеи могут и одновременно иметь отношение к отобранному у коров молоку, о чем, например, свидетельствует такой рассказ: однажды ведьма оставила на лугу сыр, сделанный из «своего» молока, и на этот сыр слетелись все ядовитые змеи, потому что «это было их молоко» (Вельское воев., Завоя, Мосорнэ, ArchKEUW [без номера]: 2-3). К представлениям об отбирании молока ведьмами-змеями примыкают болгарские поверья об отбирании жита «халами», которыми могут становиться некоторые женщины (Софийский окр., Бен.ЗБФ: 107), поскольку в этой славянской зоне отбирание жита — распространенный вид порчи, которой занимаются ведьмы. Кроме ведьм и змей высасывание молока у коров могут приписывать и змею, например лесному цмо- ку, известному у белорусов (Усп.ФР: 87). В прямой связи с поверьями об уже, сосущем вымя у коров, находятся и восточнославянские поверья о летающем змее, сосущем грудь у женщин. У украинцев Закарпатья, например, существует поверье о большой змее полосе, который сосет не только коров, отчего из убитого полоса льется молоко, но сосет и женщин, вследствие чего они чахнут и умирают (Потуш.ЛНПОН 1941/1).
Наряду с представлением об отбирании ведьмами молока с помощью змей или ужей, бытует и противоположное мнение, отмеченное у поляков, что именно благодаря ужу в хлеву ведьмы не

316
могут отбирать молоко у коров (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 146, Малополыпа, Ясень, РММАЕ 1957/11: 117). С этим представлением связано и магическое использование змеи для защиты скота от ведьм. Так, польские гурали Подгалья помещают убитую перед днем св. Войцеха (23.IV) змею в скотном дворе под крышей, чтобы никто не смог отобрать молоко у коров (Закопане, Peris WWPL: 59). В восточной Польше перед Благовещением (25.111) ловят молодую змею и окуривают ею корову, а пепел от сожженной змеи сыплют на огонь, отчего, как считают, ведьма вся покроется прыщами и пообещает никогда больше не причинять вреда коровам (Янув, там же). Болгары Сливенского окр. льют молоко через голову убитой накануне дня св. Георгия змеи, чтобы ведьмы летом не могли отбирать молоко у коров (р-н Котела, Бен.ЗБФ: 34). В Слуцкому. Минской губ. ранней весной, до Благовещения (25.III/7.IV), ловят ужа, высушивают его и окуривают им коров, чтобы уберечь от ведьм (Сержп.ПЗБП: 57). Гуцулы окуривают коров змеиной кожей в определенные дни года, когда ведьмы особенно опасны для скота (Kaindl PWPH: 205).
В народных поверьях у змеи, особенно у ужа, обнаруживаются черты мифического покровителя скота, что опять-таки объединяет ее с образами ласки и домового. В Полесье, в некоторых районах России, Украины, Польши, Словакии и Хорватии считается, что уж, живущий в хлеву, полезен для коров. Благодаря ему хорошо ведется скот (Брестская обл., Пинский р-н, Ковнятин; Житомирская обл., Овручский р-н, Возничи, ПА; Харьковская губ., Гринч.ЭМ 2: 9; вост. Польша, Ясень, РММАЕ 1957/11: 117; южн. Хорватия, Брувно, Hire ŠPNN: 10). Если его убить, может околеть скотина (Архангельская губ., р. Вага, Сумц.КП 1890/2: 321; Черниговская обл., Городнянскийр-н, Макишин, Житомирская обл., Но- воград-Волынскийр-н, Курчица, ПА; Люблинское воев., Kolb.DW 17: 146; Словакия, Верх. Спиш, Horv.MZPR: 499; Славония, Да- рувар, Hire ŠPNN: 10). Поляки Краковского пов. верят, что если убить такую змею, коровы будут доиться кровью (ArchMEK 1/1554 II/1249: 57). По поверью словаков района Горегронья, нельзя убивать змею до Юрьева дня (23.IV), иначе подохнет скотина (Ног.: 284). В Серадзском воев. Польши змею считают охранительницей скота от ведьм (Dek.ST: 281). Поляки Западных Бескид накануне дня св. Войцеха ловят змею и держат ее под печью, так как от этого коровы и лошади будут хорошо выглядеть и коровы будут давать
§2. Змееподобные
317
много молока (Дзяниш); гурали говорят, что тому, кто держит такую змею, молоко можно будет доить хоть из палки — лишь свистни овцам (Peris WWLP: 57). Хорваты помещают голову змеи, пойманной до Юрьева дня, в кормушку для скота — тогда скот будет хорошо кормиться (Божьяковина, Ъор.ПВП 2: 183). На юго-востоке Малополыпи змею прибивают к дверям конюшни, чтобы лучше велась скотина (р-н р. Вяр, Pierz. WL: 337).
Отношение дворовой змеи к скоту может иметь избирательный характер и описывается иногда в тех же выражениях, что и отношение ласки и домового к опекаемой ими скотине: «От як ужака злюбьіть (курсив наш. —А.Г.) корову и ссе йийи, так молока буде богато й густе буде» (Харьковская губ., Гринч.ЭМ 2: 9). Встречается также поверье, что скот будет вестись лишь такой масти, какой цвет имеет змея, обитающая в хлеву (совр. Новосондецкое воев., Грыбов- ский пов., Peris WWPL: 57), подобно тому как в других местах выбор масти скота определяется окраской ласки, цветом шерсти домового или волос самого владельца скота. Не случайно в Псковской губ. дворовика представляют днем в виде змеи, а ночью как двойника хозяина с таким же, как у него, цветом волос.
Помимо скота, покровительственные функции змеи могут распространяться и на пчел. В Малопольше отмечено представление об особой змее, вроде гадюки, которая якобы выпускает из себя рои пчел и потому называется гоіпіса. Пчеловоды держат ее на пасеке, под ульем. Ее ежедневно поят молоком и кормят белым хлебом, а на зиму закапывают в землю, где она спит до весны. Благодаря такой змее-роинице пчелы хорошо плодятся и дают много меда. Роиницу можно найти где-нибудь на лугу, а можно и вырастить самому особым магическим способом. Для этого берут новый глиняный горшок, кладут в него яйцо, засыпают его пшеницей и пшеном, закрывают горшок и со специльными заклинаниями ставят под улей. Через девять дней скорлупа яйца станет очень твердой и кожистой, и из него вылупится роиница (совр. Тарновское воев., пов. Бжеско, Боженцин, ArchMEK 1/147 11/116: 8-8а).
В южнославянских поверьях змее приписывают роль покровителя не только дома и скотного двора, но и других л о к у с о в. Родонские болгары верят, что всякое старое дерево, источник или отдельная местность имеют свою охранительницу, хозяйку (сто- пан) — старую большую змею. Ее запрещено убивать, так как ее смерть вызовет смерть кого-либо из домашних и гибель того

318
объекта, который охраняет такая змея (Шиш.ЖМРП: 163). Например, в районе Ахычелеби покровителя дерева представляют как змею с двумя головами (Бен.ЗБФ: 132). В других частях Болгарии считают, что каждый земельный надел находится под покровительством огромного ужа, убивать которого опасно (р-н Орха- ние, Литаково, р-н Свиштова, Козар-Белене, р-нОряхово, Малорат, Марин.НВ: 105). Такого полевого ужа-покровителя в Болгарии называют межник, сайбия, синорник. Иногда в его облике присутствуют некоторые фантастические черты: сомовья голова, волосы или шерсть, как у буйвола (Георг.БНМ: 61). Ужу— охранителю межей — болгары приписывают способность защищать поле от града (р-ны Михайловграда и Пирдопа, Бен.ЗБФ: 44). В редуцированном виде поверье об особом уже помэжнике встречается и в Полесье (Ровенская обл., Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора). У сербов тоже существуют поверья о змеях — хранительницах полей и виноградников, оберегающих урожай от града. Змею — покровительницу поля называют пољарка, пољарица, пољњача (Ђор.ПВП 2: 128). В районе Лесковацкой Моравы такой полевой змеей считают большого ужа, оберегающего поле от града. Если в поле будет убита змея, ее закапывают и ставят на этом месте деревянный крест, чтобы не умер хозяин поля (Ђор.ЖОЛМ: 552). В Топлицком окр. убийство полевой змеи, защищающей поле от непогоды, расценивается как грех (Ђор.ПВП 2: 129). В Алексинац- ком окр. из опасения навлечь град не только не смеют убивать ужа, охраняющего виноградник, но даже специально кормят его молоком, а когда разливают готовое вино, оставляют в миске и ему немного. Изображение змеи-покровительницы на поле встречается и на здешних рождественских караваях (там же: 128-129), а также на рождественских хлебах (нива и лозе) у болгар Севлиевского р-на Габровского окр. (Георг.БНМ: 63). Поверье о большой змее — хранительнице виноградника известно и хорватам Приморья (р-н Ба- кара, HircŠPNN: 20).
У болгар покровителем сельских угодий часто считают змея (Бен.ЗБФ: 99). В Софийском окр. это крылатые змеи, которые сидят на трех больших дубах, охраняют поля от града и бьются с «халами», защищая от них посевы (там же: 132). Жители с. Ка- патово Петричского р-на Благоевградского окр. считают покровителем своих полей кукушского летающего змея, потому что дождь приходит к ним обычно с гор в районе Кукуша (совр. Килкис в гре
§2. Змееподобные
319
ческой Македонии). Рассказывают, как однажды кукушский змей бился с чужим, пиринским змеем, был ранен им и упал на землю. Люди отходили его, и когда он выздоровел, с местных полей был собран богатый урожай (АрхЕИМ 776-II: 41). Рассказы об отхажи- вании раненого змея молоком особенно распространены в южной и западной Болгарии (Георг.БНМ: 82, 83).
Таким образом, локус является значимым признаком в народных представлениях о змеях. В ровенском Полесье, например, различают три вида змей: домовый вуж, лисовый вуж и поляньт вуж (Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Взаимоотношения между ними раскрываются в такой полесской быличке. Один человек убил в поле ужа. И слышит — кто-то говорит ему: «Як зайидэш до дому, то скажы домовому, шо нэма полевого». Вот приехал хозяин домой и рассказывает об этом жене. Только он повторил ей слова, которые услышал в поле, как выполз домовый вуж и укусил его в ногу — отомстил за смерть своего полевого собрата. Хозяин от его укуса скончался (Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора). Сюжет этот известен и севернее, на великорусской территории, но в быличке фигурируют уже не змеи, а мифологические персонажи — полевой и домовой, что лишний раз доказывает, что антропоморфные демонические персонажи в известной степени восходят генетически к образам животных. Так, в Смоленской губ. рассказывают, как некая белая простоволосая женщина, вышедшая из кустов, попросила баб по возвращении домой передать домахе, что умерла ее знакомая поляха. Когда дома было передано это известие, кто-то невидимый всплеснул руками, заголосил, завыл, хлопнул дверью и зашагал через огород в поле (Добр.СЭС 1: 91-92, Добр.ДНК: 362). В быличке из Новгородской губ. говорится, как перед женщиной, проходившей мимо стога, выскочил кто-то («он») и прокричал:
«Дорожиха, скажи кутихе, что сторожихонька померла». Как только женщина произнесла дома мужу эти слова, в подызбице что-то застонало: «Ой, сторожихонька, ой, сторожихонька!» Потом оттуда вышло нечто черное, словно маленький человечек, и с воем пошло вон из избы (Макс.ННКС: 79).
2.1.12. Акустические характеристики
Среди различных характерных действий змеи (шипение, дутье, плевание, сосание, лизание и т. п.) особо следует упомянуть

320
пение и свист. Боснийцы в окрестностях Баня-Луки и в других местах Боснии и Герцеговины верят, что белая домовая змея ночью, когда все в доме спят, выходит из своего обиталища и поет (Zec.PNVKZ: 145, Ђор.ПВП 2: 123, 124). У хорватов острова Црес способностью красиво петь на разные голоса обладает главная из змей— большая змея с красным гребнем на голове (Ђор.ПВП 2: 179). Поверье о целой туче свистящих змей, преследующих человека, известно у поляков Подгалья (Pauli PETG: 127). Свистом созывает змей змеиный король (Краковское воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 47). В поверьях украинцев Закарпатья свист «гадячьего царя» расходится эхом далеко по всей округе и наводит ужас на все окружающее (Потуш.ЛНПОН 1941/1). В Полесье свищет в поле царь-вуж с золотыми рогами (Гомельская обл., Хойницкийр-н, Дубровица, ПЭС: 137). В северной Хорватии — чудовищная змея («змеиный пастух») modros (Ђор.ПВП 2: 105). В хорватском Приморье способность свистеть так, что человек глохнет, приписывают огромной змее, увенчанной алмазом, которая охраняет виноградник (р-н Бакара, Hire SPNN: 20). По болгарским поверьям, свистом отпугивает град уж, охраняющий поле (р-ны Пирдопа и Михайловграда, Бен.ЗБФ: 44). Мотив свистящего ужа («смок свири») присутствует в болгарских и македонских фольклорных текстах (Геров 5: 135; Стойк.БНГ: 398). Эта линия представлений ведет далее к мифическому змею (Усп.ФР:
140) и антропоморфным мифологическим персонажам — былинному Соловью-разбойнику, Змею Тугарину и нечистой силе, особенно лешему (там же, Помер.МПРФ: 35), которые также наделены этим характерным акустическим признаком — способностью свистеть.
Свистом можно и приманить змей. По поверью черногорского племени кучи и поляков Галиции и Хелмского воев., некоторые люди, чаще всего колдуны, могут созывать змей свистом (Ъор.ПВП 2: 163; Малополыпа, Борова, áwi^t.LTD: 377, Хелм- скоевоев., р-н Воли Ухруской, Седлище, ArchIHKM 1796: 18). Ср. в связи с этим распространенное представление об опасности навлечь на себя свистом нечистую силу.
В поверьях о поющих, свистящих и откликающихся на свист змеях проявляется связь змеи с музыкой, имеющая различные мифологические коннотации. Восприимчивость змей к звукам пастушьей свирели отмечают, например, болгары Новозагорского
§2. Змееподобные
321
района (Бен.ЗБФ: 32). Отсюда, по-видимому, и изображения змеи, встречающиеся на длинных болгарских пастушьих свирелях (там же: 31). К этому можно добавить, что и происхождение змеи иногда связывается у болгар с длинной пастушьей свирелью (Вакар.ЕБ: 419).

2.1.13. Чудесные атрибуты и свойства

К чудодейственным змеиным атрибутам относятся камень, яблоко, перстень, корона, гребень на голове и рожки. Наиболее распространенный из них— камень. Карпатские украинцы полагают, что змеи, находясь под землей, всю зиму лижут соленый камень (Ивано-Франковская обл., Верховинский р-н, Головы, КА). Этот мотив встречается в польских, украинских и белорусских сказках: человек попадает к царю змей, который дает ему лизнуть камень, после чего человек чувствует себя сытым целую неделю (СУС —674*, Бараг СМБНК 674*). Кроме того, по поверью, змеи сообща выдувают змеиный камень: когда они дуют, вокруг их жал образуется пена, которая затем затвердевает и превращается в плоский круглый камень с углублением в середине, в том месте, где находились змеиные жала (Потуш.ЛНПОН 1941 /1). По другим поверьям карпатских украинцев, перед отходом на зиму змеи, собравшись вместе, выдувают из себя алмаз величиной с большой горшок. Так происходят все алмазы на свете (Покутье, р-н Тлума- ча, Бортник, Piotr.ZWJB: 126). Хорваты верят, что змеи, уходящие на зимовье, облизывают некий камень и от этого засыпают на всю зиму. Если бы человек облизал такой камень, то он проспал бы, как и змеи, до самой весны (Самобор, Хорватское Загорье, Ђор.ПВП 2: 114). В западной Истрии обладательницей драгоценного камня величиной с яблоко считают змеиную матку. Змеи лижут этот камень, который, как считается, обладает живительной силой (там же: 179). В районе Самобора существует также поверье, что у змей имеется золотое яблоко, зимой они лижут его, а летом играют с ним. Король змей хранит его пуще зеницы ока (там же: 109, 115- 116). В Хорватии встречается также поверье, что камень, которым обладают змеи, помогает вытянуть змеиный яд из раны. Рассказывают, что некоторым удавалось добыть такой камень, проглоченный змеей, убив змею и достав его из ее внутренностей (Лика, там же: 149). Кроме того, как уже отмечалось, драгоценные, свер-
'1 Д "-Тур;.

322 кающие камни, иногда алмазы бывают на головах некоторых особо отмеченных змей (у гудулов, хорватов Приморья), во рту змеиного царя или царицы (у македонцев), в его короне (у поляков, лужичан), в убранстве его трона (у болгар), на хвостах его бояр — больших ужей (у болгар). Ср. название змеи у черногорцев Приморья устокаменица (Ђор.ПВП 2:141). В лужицкой быличке слезы, катящиеся из глаз змеи, становятся жемчужинами. Человек подбирает их, продает в городе и получает много денег (Бург, Veck.WSMAG: 402-403).
Камень выступает не только в качестве змеиного атрибута, но и функционально направлен против змей. Болгары, например, считают, что, увидев змею, нужно бросить в нее камень (Георг.БНМ: 63). Камень используется в ритуальных действиях с целью защиты от змей. В этой роли мотив камня встречается и в вербальных текстах — в заговорах от змеиного укуса (Босанска Краина, Ђор.ПВП 2: 138), в заклинаниях-оберегах (Далмация, там же: 141). Например, в Косове и Метохии при упоминании змеи говорят: «Камен гу у уста!» [Камень ей в пасть!] (там же: 104). В юго-восточной Сербии, увидев на Сорок мучеников первую змею, кричат ей трижды: «Камен, железо!» От этих слов она встанет как вкопанная и сомкнет пасть, нужно бросить ее в огонь, и тогда из нее выпадет драгоценный камень (Сурдулица, там же: 143,179).
Обладание змеиными атрибутами — камнем, короной и т. п. — сулит человеку различные преимущества: счастье, богатство, н е - обыкновенные способности. Западные украинцы верят, что человек, завладевший короной, будет всю жизнь счастлив (Бу- цыки, Gust.PPG: 173) или станет богатым (гуцулы, Kaindl Н: 104). Если он будет носить такую корону на шее как амулет, она будет отвращать от него все беды и болезни, а град и бури будут обходить его село стороной (Потуш.ЛНПОН 1941/1). В восточной Ве- ликополыпе существует поверье, что камень из короны короля змей дает способность видеть все клады (Калишское воев., Остже- шовский пов., Кузница, Kolb.DW 46: 466). У хорватов считается, что можно стать счастливым, если добыть гребень (гиги) с головы носатой гадюки и принести его себе в дом (Хорватия, Св. Иван-Жаб- но, Hire ŠPNN: 22). Живительной силой обладает камень, принадлежащий змеиной матке: если человеку удастся отобрать его у змей и положить туда, где хранятся пшеница или деньги, то запасы зерна никогда не истощатся, а деньги никогда переведутся —
§2. Змееподобные
323
станут неисчерпаемы, как живая вода из родника (Ђор.ПВП 2: 179). Хорваты острова Црес верят, что алмаз, добытый изо рта главной из всех змей, исполняет все желания своего владельца (там же). По поверью македонцев, камешек из головы ядовитой змеи наделяет его обладателя способностью понимать язык животных (Македония, Скопска Котлина, Катланово, Фил.ОВСК: 500). В юго-западной Болгарии верят, что первая змея, выходящая из земли в день Сорока мучеников (9/22.III), имеет во рту золотой камень, который будет исполнять любые желания человека, которому удастся его добыть (Георг.БНМ:.62). У болгар отмечено также представление, встречающееся обычно в виде сказочного мотива, о волшебном перстне, который змеиный царь держит под языком; у человека, который будет владеть этим перстнем, будут исполняться все желания (р-ны Орхание, Свиштова, Марин.НВ: 104). Мотив змеиного перстня, исполняющего желания его обладателя, встречается и в далматинской сказке (Буко- вица, Ђор.ПВП 2:186).
У разных славянских народов сходны магические способы добывания этих атрибутов. По поверью хорватов острова Црес, чудодейственный алмаз, который носит под языком особая, главная змея, можно добыть лишь тогда, когда она идет на водопой и вынимает его изо рта. Если же завладеть алмазом, убив ее, то он потеряет свою магическую силу (там же: 179). В Чехии верят, что раз в год, на Петра и Павла (29.VI), змеиный король снимает свою корону и купается в реке. Чтобы получить ее, нужно расстелить возле реки белый платок и поставить миску с молоком. Кто найдет на этом месте корону змеиного короля, сам станет королем, будет одерживать военные победы, будет защищен от укусов змей или сможет заниматься лечением (там же: 108, со ссылкой на HDA 7: 1177). В Сувалкском воев. Польши считают, что король змей сбросит свою корону, если постелить ему шелковый платок (пов. Сейны, р-н Смолян, Рейштокеме, ArchKESUJ 1383: 5). У лужичан популярны рассказы о том, как змеиный король скидывает свою корону или алмаз на чистый белый платок, расстеленный человеком (Шлейфе, Schul.WVt: 48, Бранитц, Бург, Veck.WjSMAG:
403- 405). Иногда при этом ставят рядом чашку с молоком (Бранитц, там же: 404). За похитителем короны гонятся все лесные змеи, но если ему удается невредимым добраться до города, змеи прекращают его преследовать, так как на эту территорию власть íl*

324
змеиного короля уже не распространяется (Бург, Veck.WSMAG:
404- 405). Македонцы Прилепа в день Благовещения (25.ІІІ/7Л?) на рассвете отправляются искать нору, из которой должна в этот день выйти змеиная царица. Там нужно положить на землю подстилку, и на ней она оставит свои ослепительно сияющие рожки или драгоценные камни, которые носит во рту. Такая добыча делает человека богатым (Цеп.ТП: 240-241). В юго-западной Болгарии при появлении змей весной женщины тоже кладут на землю свои головные повязки в надежде получить блестящие рожки змеи, приносящие счастье и удачу (Георг.БНМ: 62). В Полесье подобные поверья связаны с желтыми или блестящими золотыми рожками, которые якобы вырастают у ужа (иногда главы всех змей), прожившего десять или двенадцать лет (Брестская обл., Ма- лоритский р-н, Олтуш, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора) или обитающего в таком месте, куда не доходит петушиный крик (Озерск). Чтобы стать обладателем рожек, нужно расстелить перед ужом белый платок (Брестскаяобл., Пинский р-н, Камень, зап. автора) или красный шерстяной пояс (Озерск; Гомельская обл., Лельчицкий р-н, Слобода, зап. А. Л. Топоркова) или же обернуть его таким поясом (Озерск). Переползая через платок или пояс, уж скидывает рожки, которые берут и держат дома. Один рог способствует прибыли в доме и в хозяйстве, а другой может быть использован для порчи: если ковырнуть им в каком-нибудь доме, там все станет неблагополучно (Озерск). В гомельском Полесье записана быличка о том, как на Пасху девушка увидела в поле царя-ужа с золотыми рогами. Когда она рассказала об этом дома, ей сказали: «Эх ты, дзеука глупая. Нада была платок сняць и разаслаць и кусок паски палажыць». Тогда уж скинул бы рожки. Они приносят счастье, их берут с собой в дорогу (Хой- ницкий р-н, Дубровица, зап. С. М. Толстой, ПЭС: 137).
Змеи охраняют находящиеся в земле клады и могут указывать их некоторым людям. У украинцев Закарпатья облик большой черной змеи могут принимать черти, сторожащие клады (Потуш. РП 1940/27-30.III). На Житомирщине существует поверье: когда найдешь большое скопление змей, следует бросить в них что-либо металлическое, и, если понравишься королю змей, послышится звон денег, по которому легко будет определить, где закопан клад, оберегаемый змеями (Волынская губ., Звягельскийу., Юрковщи- на, Koper.PELR: 221). На Волыни, восточнее этих мест, рвут на
§2. Змееподобные
325
куски что-либо из своей одежды и бросают их обрывки в клубок змей (гадюк), пока все змеи не превратятся в кучу золота. Говорят, что когда золото, закопанное в земле, «пересушивается», оно предстает в виде змей (Ковельский р-н, Уховецк, зап. Г. И. Кабаковой). Сходное представление можно обнаружить у македонцев: клад превращается в змей, когда его хочет выкопать тот, кому эти сокровища не предназначены, при этом змеи, стерегущие клад, происходят из кусков веревки, которую разрубил на части владелец сокровищ, когда закапывал их в землю (окрестности Скопья, Ъор.ПВП 2: 107). По сербским и хорватским поверьям и рассказам, скрытые в земле сокровища охраняются нечистой силой или чертом в облике змеи (р-н Ниша (?); Лика, р-нКосиня), змеей (Славония, р-ны Бьеловара и Дарувара), большой змеей (Крбава), белой домовой змеей (Црнилево), змеей или змеем (р-н Корени- цы), крылатыми змеями с ожерельем на шее (Черногория, племя кучи), змеей с короной на голове (Лика, Врховине), заклятой в змею царевной (сербы-граничары, там же: 129-130, 111). В Болгарии хозяином зарытых в землю кладов часто считают ужа. В полночь перед Благовещением (25.III/7.IV) можно увидеть его, сияющего, как огонь (Поп.КПНК: 32). В болгарских сказках (сюжет 461) встречается образ змеи, одаривающей бедняка золотом (Бен.ЗБФ: 13). Охранителем кладов болгары считают не только змею, но и змея— «халу» или «ламю» (там же: 12). По поверью поляков Краковского воев., золотые и серебряные клады охраняет уж с золотой или с серебряной головой. За убитого золотого ужа можно получить много денег. Снятую с него шкурку насаживают на длинный шест (чтобы змеи всегда держались от человека как можно дальше), относят домой и держат в чулане— считается, что она приносит счастье (р-н Велички, Вежбанова, Hrad.PWL: 65). В окрестностях Тарнобжега верят, что бедный станет богатым, если будет носить при себе змеиный выползок — слинявшую кожу змеи (Wierzch.ME: 210). По хорватскому поверью, носящий в кармане язык белой змеи всегда будет иметь деньги (Копривница, Ђор.ПВП 2: 183).
С кладами и богатством связан и летающий змей (кашуб. wotelnik, луж. plon, pjenezny zmij). По поверью кашубов, клады следует искать там, где покажется низко летящий над землей огненный змей (совр. Гданьское воев., пов. Картузы, Несёловице, ArchKESUJ 7856/2а). У нижних лужичан «денежный змей»

326
стережет клады (Mull.WN: 163). В Лужице, Белоруссии и в некоторых районах России верят, что летающий змей приносит своему хозяину деньги (Schul.WVt: 50-51, Veck.WSMAG: 386, 391, Mull.WN: 163; Wit.PŠSB: 213, Сержп.ПЗБП: 254; Добр.СЭС 1: 96-97, Усп.ФР: 63), в Польше — чаще другие богатства, например, хлеб (Быдгощское, Торуньское воев., ArchKESUJ 7856/4Ь, 5а). У кашубов известно поверье о змее, из пасти которого вырывается огонь с золотыми монетами (Sych.SGK 5: 98-99).
Змея способна наделить человека не только богатством, но и различными чудесными предметами и свойствами. Так, змея знает как раздобыть «живую траву». В Гомельской обл. записан рассказ о том, как человек, проводивший ночь у тела покойной жены, отрубил хвост гадюке. Гадюка уползла, оставив хвост, а потом вернулась с живой травой во рту. Приложила ее к хвосту, погладила — и хвост прирос. Человек отобрал у нее эту траву, погладил ею жену, и она ожила (Хойницкий р-н, Вел. Бор, См.ЭП 2: 257). Подобные рассказы известны также у русских и чехов (Георг.БНМ: 104). В украинской быличке из района Старокон- стантинова (совр. Хмельницкая обл.) говорится, как человек согнал с ужа сосавшую его лягушку и тотчас же опух. Тогда уж нарвал какой-то целебной травы, обложил ею человека, и опухоль прошла (АрхИИФЭ 15-3/252: 70).
По севернорусским и хорватским поверьям, змея владеет также особой «разрыв-травой», от прикосновения которой открываются любые замки и запоры (обладание этой травой приписывается также черепахе, ежу, желне, удоду, ремезу). Архангельские поморы называют эту траву лом и считают, что змея держит ее во рту (Кемский у., Сумской посад, Зел.ОРАГО 1: 51). В Далмации говорят, что нужно бросить в клубок сплетенных змей свой пояс или обрывок одежды и бежать против солнца, чтобы змеи не могли тебя догнать, и тогда на месте, где были змеи, можно найти корень «разрыв-травы» (Полица, І?ап.Р 10: 225). В отличие от этого, в Малопольше способность отмыкать самые крепкие замки приобретается иначе — тоже с помощью змеи, но без «разрыв-тра- вы»: для этого нужно убить змею с блестящей короной, сварить ее голову и, выпив такой отвар, прикоснуться к замку (совр. Ново- сондецкое воев., Забжеж, Gust.PPG: 169).
Мотив вареной короны змеи встречается в белорусских, украинских, польских, чешских, словацких и сербскохорватских сказках:
§2. Змееподобные
327
человек похищает корону с головы змеи; бросает позади себя одежду, когда змеи гонятся за ним; повар варит корону и узнает язык животных вместо хозяина (СУС 672, Бараг СМБНК 672). Имеются и другие сказочные сюжеты о том, как благодаря змее человек приобретает способность понимать язык животных или растений: слуга, нарушив запрет, пробует уху из змеи, предназначенную для его господина, и узнает язык трав и деревьев или язык животных (СУС 672D*, K1.WSF: 193 — русские, белорусские, украинские, чешские варианты); мальчик, отведав мясо змеи, которое жарил знахарь, узнает язык трав (СУС 673, Бараг СМБНК 673, K1.WSF: 194-195, Ђор.ПВП 2: 162-163 — белорусские, украинские, польские, сербскохорватские, далматинские, словинские варианты); змея (или другие животные) наделяет человека даром понимать язык животных, но он не должен никому говорить об этом под угрозой смерти (СУС 670, K1.WSF: 192-193, Георг.БНМ: 58 — русские, белорусские, польские, сербские, болгарские варианты). В. Клингер, исследовавший этот сказочный мотив в связи с образом змеи, выделяет следующие способы, при помощи которых змея наделяет человека своим даром (в сюжете 670): змея плюет в рот человеку (в болгарском варианте), плюет и велит ему трижды плюнуть ей в пасть (в сербском варианте), дует в уста человеку или прикладывает свой язык к его языку (в польских вариантах), велит ему воткнуть березовую веточку одним концом себе в ухо, а другим ей в горло (в белорусском варианте) (KÍ. WSF: 192, 193, Георг.БНМ: 58, Ђор.ПВП 2: 176).
Сходные мотивы встречаются и в виде поверий. Например, у южных славян: кто съест белую змею, будет понимать все, что говорят травы (Босния, р-н Приедора, Бистрица), животные и травы (Хорватия, Вареш); кто съест сердце орешниковой (лещиновой) змеи, тому каждая трава на лугу скажет, какой целебной силой она обладает (Срем, Рума, Ђор.ПВП 2:171); кто найдет бесценный змеиный камень, будет понимать язык животных (Сербия (?), там же: 178). Поляки Вармии и Мазур верят, что, если съесть кусочек змеи, можно будет понимать три языка (совр. Эльблонгское воев., Мораны, картотека ArchPAE). На Украине известно представление, что знахари получают способность ясновидения, оттого что съели некую змею (Zmigr.U: 328). В одной русской быличке говорится о том, как солдат, отведавший кушанья змеи, становится всевидящим (Помер.МПРФ: 182).

328
У поляков Люблинского воев. записано поверье о способе, с помощью которого можно омолодиться. Найдя лещину, на которой растет омела, нужно выкопать из-под ее корней короля змей, поймать его и варить в растительном масле до тех пор, пока не получится однородная масса. Затем намазать ее на хлеб и съесть. От этого человек впадет в долгий сон, а когда очнется, станет вновь молодым, полным сили счастливым на всю дальнейшую жизнь (Kolb.DW 17: 148). В районе Бескида Выспового рассказывают, как однажды пастухи дали съесть кусок хлеба, пропитанный жиром убитой змеи, одному из своих товарищей, тщедушному и глуповатому. Вернувшись домой, парень проспал три с половиной дня, причем во время сна его лицо сплошь облепили вши. После этого сна он начал быстро расти и вырос в статного, сильного, умственно развитого юношу (Новосондецкое воев., Подобии, Fliz.OLG: 185). У болгар сходные представления отмечены в связи со змеем: человек, отведавший сердца змея, получает необыкновенную силу (Бен.ЗБФ: 123).
2.1.14. Использование змеи в магических целях
Змею и ее части используют в различных магических действиях, чаще всего как потенцирующее или апотропейное средство. Например, колдуны в Могилевской губ. окуривают пчел змеиными головами, чтобы они нападали на чужих пчел (Горецкий у., Городище, Ром.БС 5: 50). В Люблинском воев. пчеловоды вытапливают из живых змей и ящериц жир и смазывают им ульи для приманки и ловли чужих или диких пчел (Kolb.DW 17:150). В окрестностях Старого Сонча язык змеи, пойманной до дня св. Войцеха, мелко режут и дают съесть собаке, чтобы она была чуткой и злой (Ка- мёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 49).
Моравские словаки салом змеи, пойманной до Юрьева дня, смазывают деньги, чтобы, истраченные, они вновь возвращались к своему хозяину, ребра ее дают коровам, чтобы те были невредимы, кусочек ее языка кладут себе под язык, когда хотят выиграть суд, а возчики вкладывают змеиный язык в кнут, чтобы погоняемые им лошади могли всюду вывезти (MS: 749). В Хорватии считают, что если перерезать змее голову с помощью нового кнута, а потом при продаже скотины ударить ее таким кнутом, то от покупателей не будет отбоя (р-н Кутины, Вукой, Ђор.ПВП 2:183).
§2. Змееподобные
329
Карпатские украинцы и поляки Малополыпи считают, что если воткнуть жало или голову ядовитой змеи в ствол ружья, то оно получит особую силу и будет стрелять без промаха (гуцулы, р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 6: 266, укр. Закарпатье, Потуш.ЛНПОН 1942/2; Тарновский пов., Ястшембя, ArchMEK 1/1476 П/1171: 1); такое же свойство приобретет ружье, если застрелить из него змею на Воздвижение, 14/27.IX (Татаров, Schnaid.KH 6: 266). В некоторых других районах Украины охотники вкладывают змею в дуло ружья и стреляют из него, чтобы оно било метко и было надежно защищено от колдовства и порчи (Zdz.KS: 190). У южных славян тоже заряжают ружье змеиной головой, чтобы рана от выстрела была тяжелее (Слатиник, р-н Брода, Ъор.ПВП 2: 183).
У сербов Лесковацкого окр. при прогоне скота сквозь «живой огонь» брат и сестра, носящие сходные имена (Василько и Васка, Стоян и Стана и т. п.), прикасаются («укалывают») головой живой змеи и подпаленным репейником к каждой проходящей корове или овце (там же: 169). У сербов оберегом может служить и само название змеи (как и некоторых других хищных животных, например волка): когда женщина приносит подарок новорожденному и смотрит на него, она должна плюнуть на него и сказать ему «гад», чтобы не сглазить ребенка (Левач и Темнич, Миј.ОЛТ: 3-4, Стиг, Млава, Петровац, ГЕМБ 1929/4: 98).
Прозрачна мотивировка использования змеиного выползка роженицами, которые кладут его возле себя, чтобы легче разродиться (Божьяковина, Ђор.ПВП 2: 168). В Македонии парень, нашедший змеиный выползок, прикладывает его к своему телу, чтобы его полюбила девушка (р-нСкопья, Орман, там же: 183). Для того, чтобы девушка полюбила парня, употребляется еще и такой способ. Пойманной до Благовещения змее отрубают голову, рассекают ее пополам и разрезают пополам тыквенную семечку. Половину головы и половину семечки кладут по обе стороны дороги так, чтобы между ними прошла девушка, а потом половинки головы и семечки вновь складывают вместе — тогда девушка от любви голову потеряет (Босния и Герцеговина (?), там же).
В Хорватии змеиную голову кладут в семена во время сева для обеспечения богатого урожая (р-н Крижевци, Заистовец, там же). В Болгарии ради обильного урожая в некоторых местах используют для сева жито, которое было специально просеяно через го

330
лову змеи, убитой между Успением и Рождеством Богородицы, 15/28.VIII — 8/21 .IX (Георг.БНМ: 59).
Болгары района Старой Планины проращивают из головы змеи, пойманной на Благовещение (25.III/7.IV), семена базилика, который потом применяют в любовной магии (Поп.КПНК: 32). Девушки используют такой базилик, чтобы быть привлекательнее (Софийский окр., Бен.ЗБФ: 34). Кроме того, он считается целебным, служит апотропеем и позволяет увидеть дьявола и нечистую силу (там же, Георг.БНМ: 59). В различных районах Болгарии магические свойства приписывают и другим растениям, выращенным таким же способом: лук, выросший из змеиной головы, ест женщина, у которой умирают дети; пшеница полезна для больного скота; количество выращенных таким образом бобов служит бездетной женщине предсказанием, сколько детей ей суждено родить (Георг.БНМ: 59). Чехи верят, что человек, съевший стручок гороха, выращенного из головы змеи, будет понимать разговор гусей (Ђор.ПВП 2: 182). Гуцулы в Юрьев день (23.IV/6.V) ловят змею, отрезают ей голову, вкладывают ей в пасть головку чеснока и сажают на грядке. Проросший через змеиную голову чеснок бывает красного цвета и оберегает того, кто натрется им, от женских лесных духов (Татаров, Schnaid.KH 6: 158). Украинцы Закарпатья считают, что если положить под шапку перья чеснока, выросшего из головы змеи, то можно будет увидеть ведьм в толпе прихожан, выходящих из церкви (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Использование пророщенного таким образом чеснока для распознания ведьм известно и у южных славян. Для этого на Благовещение, на Пасху или в Петров день идут в церковь с пером или долькой такого чеснока, которые затыкают за шапку (Сербия; Босния, Вла- сеница), зашивают в пояс (вост. Сербия, Сврлиг), в амулет (зап. Сербия, Валево) или кладут под язык (Шумадия, Ђор.ПВП 2:180-182). В Далмации с той же целью за шапку затыкают цветок гороха, выращенного таким же способом (Синь, там же: 181). По поверью сербов, человек имеющий при себе чеснок, пророщенный через змеиную голову, может увидеть черта, будучи невидимым для него, и даже снять с его головы шапку (Копривница) или отобрать у него черную палку (Чачак, Крагуевац), с помощью которой можно всех дурачить (Чачак). Тогда черт будет выполнять любые его желания (там же: 181-182). Кроме того, перо или дольку такого чеснока сербы носят как амулет для отгона ведьм (Валево), для защиты от
§2. Змееподобные
331
ведьм и нечистой силы (Сербия, р-н Шабаца; Левач и Темнич) или как оберег от болезней (р-н Рудника, Ђор.ПВП 2: 182). Мужчины носят его для привораживания женщин (р-н Брода, Подвине, там же). У македонцев зерно гороха, пророщенного через голову змеи, оберегает от змеиного укуса, а старым девам и холостякам помогает вступить в брак (р-нСкопья, Орман, там же: 181). У южных славян используются и другие растения, выращенные таким же образом: пшеничным зерном дотрагиваются до того, кого хотят приворожить (Босния?), семечком окуривают больного падучей (р-н Брода, Подвине), коноплей оплетают кнут, которым гонят скотину на базар, чтобы легче и выгоднее продать ее (Хорватия, Дарувар, Сухополе, там же). У хорватов Истрии бобы, выросшие из змеиной головы, размалывают в муку и пекут круглый хлеб, с помощью которого на свадьбе перед венчанием можно проверить девственность невесты: хлеб подносят к ее лицу, и, если она не девица, вокруг ее головы вместо венка видны змеи (там же: 182).
Болгары Пазарджикского окр. и хорваты Чаковца носят змеиный выползок как амулет от сглаза (Бен.ЗБФ: 35; Ђор.ПВП 2: 171), а черногорцы для защиты от укусов змей (Ђор.ПВП 2: 140). В Благоевградском окр. берут с собой на войну змеиные яйца как средство предохранения от пули (Петричский р-н, Капатово, АрхЕИМ 776-II: 78). Сербы Подгорины в качестве амулета зашивают ребенку в шапку или в одежду сердце, извлеченное из живой змеи (ТЬор.ПВП 2: 183). В Македонии носят на шее как амулет хвост гремучей змеи (Доня Преспа, там же: 171).
Змея и ее атрибуты используются и для порчи. Так, на Русском Севере, желая поссорить мужа с женой, зашивают им в подушку или в перину змеиный выползок — тогда муж будет казаться жене змеем (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зап. О. В. Беловой). У украинцев Покутья, чтобы сжить со свету своего врага, обливают или поят его водой, в которой был вымочен выползок змеи. При этом говорят: «Як ти з себе згубила шкіру, так я хочу згубити з него душу» (р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 227). В пинском Полесье с той же целью подмешивают кому-либо в питье тертого сушеного гороха, который был специально выращен из горошины, вложенной в пасть убитой змеи, — человек, отведавший такого питья, будет сохнуть (Камень, зап. автора). В Брестской обл. записана быличка о строительной порче через сыр, пропитанный змеиным соком (Малоритский р-н, Олтуш, ПЭС: 108—109). В за

332
падной Болгарии кладут змею на пороге тому, кому желают смерти (Кюстендильский край, Зах.ККр: 150). По сербскохорватскому поверью, если бросить вслед человеку иголку, на него будут бросаться змеи (р-н Берана, Ђор.ПВП 2: 186).
Особые магические свойства приобретает палка, которой удастся разнять змею и лягушку — отогнать змею в тот момент, когда она собирается проглотить лягушку. Наиболее распространено поверье, что, махнув такой палкой, можно отогнать грозовую или градовую тучу. Подобные рассказы известны на севере Белоруссии (Витебская губ., Полоцкий у., Махирово, Никиф.ППП: 201), в белорусском Полесье (Минскаягуб., Речицкийу., Mosz.PW: 164, Брестская обл., Столинский р-н, Верх. Теребежов, Тол.ЛУДЖ: 25) и на Житомирщине (Волынская губ., Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 207, Овручский р-н, Выступовичи, Тол.ЛУДЖ: 25), у украинцев Галиции (Посеч, Gust.PPG: 181), Закарпатья (Потуш.ЛНПОН 1941/1), у гуцулов (Kaindl Н: 104), у поляков Люблинского воев. (Kolb.DW 17: 147) и других районов (Мало- полыпа(?), Голосковице, Gust.PPG: 169). В Малопольше такую палку иногда прямо втыкают в поле для отгона градовых туч (совр. Кросненское воев., Дукля, там же). В гомельском Полесье ее ставят в сарай, «штоб пурга, бураны не срывали пастройку, каб была тиха пагода» (Калинковичский р-н, Золотуха, Тол.ЛУДЖ: 25). Палке могут приписываться и другие свойства: ею можно усмирить самую яростную битву (литовско-белорусское пограничье, Kolb.DW 53: 274) или пожар (Украина, Марк.ОПКНМ: 93); ею ударяют роженицу для облегчения родов (Босния, Власеница, Drag.TZP: 198, Сербия, р-н Крагуеваца, Рад.НМОК: 86) или супругов, чтобы их разлучить (украинцы Закарпатья, Потуш.ЛНПОН 1941/1; совр. Вельское воев., Живецкий пов., Слотвина, ArchISW XI ZUS 6: 133); ее обладателю обеспечен успех в купле и продаже (Зап. Украина, Буцыки, Gust.PPG: 169), его не отдадут в солдаты, он может стать начальником (Черниговская губ., Стародубский у., Меленек, Пригар.СМ: 239-240) и выиграет любой суд (моравские словаки, Горняцко, Horn.: 289). В Черногории такой палкой ударяют по крестцу коровы, когда она не может отелиться, и говорят: «Раздвој се лако телетом као змија жабом!» [Разъединись с теленком так же легко, как змея с лягушкой!] (р-н р. Зеты, Ђор.ПВП 2: 184). В Боснии и Герцеговине некое благотворное действие (какое именно, не указано) приписывают палке, которой удалось
§2. Змееподобные
333
защитить рыбу от нападающей на нее змеи: считается, что хорошо держать такую палку (раставак) в доме, где-нибудь под потолочной балкой (Ђор.ПВП 2: 184).
Сходными свойствами обладает и палка, находившаяся в контакте со змеей в иных ситуациях. В западном украинском Полесье верят, что если разогнать палкой спаривающихся змей, ужа и гадюку или ужа и лягушку во время их спаривания, то этой палкой можно отогнать тучу (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора, Крупово, Тол.ЛУДЖ: 25) и предохранить от мышей хлеб в амбаре (Озерск), а если прикоснуться потом такой палкой к парню с девушкой, то они непременно поженятся (Волынская обл., Ратновский р-н, Щедрогор, Тол.ЛУДЖ: 25). Кроме того, в ровен- ском Полесье считают, что любую тучу можно отвести палкой, которой удалось разогнать змей, собравшихся вместе на Воздвижение (Озерск), а у русинов Буковины — палкой, через которую переползет змея, а потом этой же палкой будет убита (В: 164). У закарпатских украинцев палкой, которой разогнали двух борющихся змей или ящериц, разгоняют бурю или разлучают любовников (Потуш.З 1942/2/3-4: 361, Потуш.ЛНПОН 1941/1). В Полесье известно использование палки, которой убили ужа, для остановки как тучи (Ровенскаяобл., Сарненскийр-н, Чудель), так и пожара (Гомельскаяобл., Мозырскийр-н, Костюковичи, Тол.ЛУДЖ: 25). Палкой, которой убили змею до или накануне 23 апреля (Юрьева дня у хорватов, дня св. Войцеха у поляков), закрещивают и отгоняют градовые тучи или затыкают ее в поле, чтобы его миновал град (Келецкое воев., Kolb.DW 19: 202), ударяют ею пару влюбленных, отчего они утрачивают любовь друг к другу и навсегда расходятся (там же; совр. Новосондецкое воев., Тымбарк, Дзяниш, Gust.PPG: 171), предохраняют поле от воробьев, трижды обходя его с палкой и затыкая ее в жите (Хорватия, р-н Божьяковины, Hire ŠPNN: 11).
В некоторых из приведенных свидетельств специально оговаривается, из какой породы дерева должна быть палка: в Витебской губ. это ясеневый прут годичного побега (ср. выше умерщвление змеи ясеневым соком), в Малопольше — терновая палка. Магические свойства палки основаны не только на характере производимого ею действия (разгон змеи и лягушки — разгон туч; Разнимание их — разрешение роженицы от бремени; остановка их Действий — усмирение пурги, пожара, битвы; отстранение

334
ужа от гадюки — отгон мышей от хлеба, разлучение супругов; убиение ужа — усмирение воробьев, пожара, утрата любовных отношений) или мотивированы действиями самих животных (спаривание гадов — женитьба). Они основаны и на символическом отождествлении палки со змеей.
Палка — распространенная метафора змеи. Например, в загадке: «Со jest lepsze— су chrobocków becka, су zlota lozecka? (Веска chrobocków, bo to pszynica, a lozecka to w^z) [Что лучше — бочка червячков или золотая палочка? (Бочка червячков, так как это пшеница, а палочка— змея)] (Краковское воев., р-нМыслениц, Pobr.ZLOM: 40). Мотив уподобления змеи палке встречается в польском поверье и связанном с ним заклинании, которое произносят при виде гадюки: «Zmija, zmija! Najswietsza Panno, podaj mi kija!» [Змея, змея! Пресвятая Дева, подай мне палку!]. Змея, как полагают, тотчас же вытянется в длину и станет неподвижной, так что ее легко можно будет убить (Куявы, Fisch.UD: 338). Таким образом, в отвращении града с помощью палки косвенно проявляется уже упоминавшаяся функция змеи — защита поля от града.

2.1.15. Змеи в календарных обычаях и поверьях

С появлением змей весной, их летним пребыванием на земле и уходом на зиму связан ряд календарных примет, поверий, ритуальных действий и оберегов. У украинцев Карпат, на юге Подлясья, у болгар (р-н Свиштова и др.), у македонцев Прилепа и сербов Хо- молья выход змей из своих нор приурочивается к дню Благовещения, 25.III/7.IV (Гуцулыцина, Schnaid.LP 5: 219, 13: 28, Верхо- вина, КА; Хелмское воев., р-н Влодавы, ArchKEUW А66; Болгария, Марин.НВ: 104, Георг.БНМ: 58; Македония, Цеп.ТП: 240-241; Ъор.ПВП 2:143). Украинцы Закарпатья днем появления змей считают не только Благовещение, но и Великий («живой») четверг (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Болгары районов Трояна и Тетевена называют Благовещение «змеиным днем» (зъмски празник, зъймин ден) (Поп.КПНК: 31). По болгарским поверьям, змеи в этот день не кусаются, а змея, убитая в Благовещение, обладает целебными свойствами (КОО 2: 284). В некоторых других районах Болгарии (в Благоевградском, Пловдивском окр.) змеи выходят из земли на Сорок мучеников (9/22.III), когда, по поверью, Господь посылает сорок святых мучеников вбить в землю раскаленные железные
§2. Змееподобные
335
прутья или вертелы (шишове), чтобы согреть землю (Пловдив- ский окр., Кардовский р-н, Драгойново, АрхЕИМ 881-11: 70). Часто, по болгарским представлениям, змеи появляются на Сорок мучеников или Благовещение, а в день св. Еремии (1/14. V) выходит их царь (Георг.БНМ: 58). В Боснии считают, что на Еремию змеи спариваются (Власеница, Ђор.ПВП 2: 145). В некоторых районах Сербии змеи, по поверьям, покидают свои зимние убежища в Тодорову субботу, на первой неделе Великого поста (КОО 2: 253). В восточной Сербии время пробуждения змей от зимнего сна приурочено к Лазаревой субботе накануне Вербного воскресенья (Хомолье, Болевацкий окр., Ђор.ПВП 2: 117, 144, 189), к Благовещению (Хомолье, там же: 117, Сврлиг, там же: 116) или к дню Сорока мучеников (Пиротский окр., там же: 115, р-нСкопья, там же: 170), в районе Верхней Краины — к Благовещению (там же: 117). На севере Хорватии считают, что змеи просыпаются на Юрьев день, 23.IV (р-н Загреба, там же: 114, р-н Вараждина, Hire ŠPNN: 21), когда «змеиный пастух» kacec своим шипением пробуждает их от зимнего сна (Ђор.ПВП 2: 105, 117). Аналогичное представление существует у чехов и словаков: земля открывается на Юрьев день и выпускает змей наружу (КОО 2: 233; Вост. Моравия, р-нРожно- ва-под-Радгоштем, KuldaNPP: 305).
По распространенному поверью, первую увиденную весной змею следует убивать. В районе моравско-словацкого пограничья считают, что тот, кто увидит змею до Юрьева дня (23.IV), должен убить ее, иначе она унесет с собой его счастье и удачу («ujde so štastím») (Горняцко, Horn.: 284). Аналогичное поверье встречается и у южных славян: если не отрежешь голову змее, увиденной до этого дня, она «ужалит» твое счастье и весь год будешь несчастлив (Лиепа Вина, Ђор.ПВП 2:171). Тот же, кто убьет змею до этой даты (дня св. Войцеха, 23.IV), станет, по представлению поляков, таким сильным, что никто не сможет с ним справиться (Живецкий пов., Ляховице, ArchMEK 1/1554 11/1249: 68). Мотив силы представлен и в южнославянских поверьях такого рода: если не убьешь змею, которую первую раз видишь весной, она отберет твою силу (боснийские мусульмане р-на Яйце, Езеро), отнимет половину твоей силы (Босния и Герцеговина), возьмет силы с мизинец (Босанска Краина, Ђор.ПВП 2: 159); кто убьет ее, у того весь год будет спориться работа (Сербия, Грбаль, там же). В Черногории и Герцеговине мотивировка иная: если убьешь первую змею, никакая змея

336
не причинит тебе вреда в течение всего лета (Ђор.ПВП 2). Сербы Косова Поля считают, что если увидишь змею до Юрьева дня, в течение года заболеешь лихорадкой (Деб.ВСН: 212). В северной Боснии говорят, что если змея встретится во время Великого поста, когда обычно змеи еще не появляются, это значит, что она настолько ядовита, что земля не приняла ее в себя (р-н Яни, Rak.NVPJ: 70). В Черногории известна примета: если гром загремит в марте (когда змеи еще в земле), летом не будет много змей (Бар и окрестности, Jov.CBP: 106). В этом последнем поверье можно видеть связь с мифологическим мотивом «небесный противник поражает молнией змея». Мотив этот встречается и в заговорах от змеиного укуса, в которых содержится угроза змеям: «Егорий вас громом разобьёть и попел разметёть, молоньей сожжёть и попел разметёть» (Калужская обл., Куйбышевский р-н, Селилово, АрхКФМГУ, зап. Е. А. Га- линской, М. В. Поляковой). Характерно в этом отношении и русское поверье, что змеи находятся в земле до тех пор, пока не прогремит первый весенний гром (Усп.ФР: 60).
В летний период существования змей особо выделяется времен- нйя граница, связанная с солнцем, играющим важную роль в змеиной мифологии,— момент летнего солнцестояния. В народном календаре этим переломным моментом служит обычно Иванов день (24.VI/7.VII). Например, у поляков западной Галиции и западного Мазовша этой датой ограничивается период активности змей: змеи могут кусать купающихся в реке до Иванова дня, а после этого дня, когда св. Ян ее освятит, утрачивают свою силу (совр. Кросненское воев., пов. Ясло, Цеклин, Krc.SG: 322, Плоц- кий пов., Вильканово, Arch.KESUJ 7856/25). В Подлясье такой границей служит день Петра и Павла (29.VI/12.VII), после которого змей становится меньше (р-н Влодавы, ArchKEUW А45, А46). Легенда, записанная в Житомирской обл., с Купалой связывает прилет многоглавых змей, которые поедали людей, пока Бог не покрыл их тяжелыми панцирями и не превратил в черепах (Ов- ручскийр-н, Людвиновка, ПЭС: 137). По восточнославянским поверьям, лишь раз в году, и именно в Иванов день, получает зрение слепая змея медянка (Чулк.АРС: 259-260, Марк.ОПКНМ: 13), а по чешским — лишь раз в год, несколькими днями позже, в день Петра и Павла, змеиный король сбрасывает свою корону и купается в реке (Ђор.ПВП 2: 108). К Иванову дню народные представления приурочивают и собрания всех змей. Так, по полесским поверьям,
§2. Змееподобные
337
главный уж собирает змей в купальскую ночь (Брестскаяобл., Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора), все змеи слетаются на Ку- палунадуб (Гомельская обл., зап. С. М. Толстой). Сходное представление отмечено и в Хорватии: в Иванов день все змеи на свете во главе со змеиной королевой собираются на одной горе близ Загреба (р-н Ремета, Hire ŠPNN: 21—22). На Русском Севере перед Петровым днем из-за обилия змей опасаются ходить в лес ломать веники (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зап. О. В. Беловой).
Во Владимирской губ. змеи перестают жалить и уходят в норы на Усекновение главы Иоанна Крестителя, 29.?ПІ/11.ІХ (Шуйский у., Вознесенский Посад, Зел.ОРАГО 1: 171). К тому же дню или к Преображению (6/19.VIII) приурочен уход змей и в ряде районов Болгарии (р-н Свиштова, Козар-Белене, Марин.НВ: 104, Софийский, Перникский окр., Пловдивский окр., р-н Асеновграда, Бен.ЗБФ: 19). Вместе с ними в день Усекновения главы Иоанна Крестителя исчезают и летающие змеи (Поп.КПНК: 68). Иногда в Болгарии указываются и другие сроки ухода змей: Успение Богородицы (15/28. VIII), день св. Марины (17/30.VII) (Георг.БНМ: 58). В Бургасском окр. говорят, что св. Марина собирает змей в свой фартук, и с этого дня их больше не видно (Бродилово, АрхЕИМ 576-II: 41). Болгары Карловского р-на Пловдивского окр. (с. Дра- гойново) и Бургасского окр. (с. Брышлян) связывают уход змей с кануном дня св. Устины, т. е. днем Покрова Богородицы 1/14.X (там же 881-II: 70, 576-II: 47). В Сербии днем ухода змей считают день Рождества Богородицы, 8/21 .IX (Сврлиг, Левач, Мачва, Ђор.ПВП 2: 116-117); в Хорватии (Самобор) и Далмации (Букови- ца)— Воздвижение, 14/27.IX (там же: 116). У словаков змеи скрываются в землю наев. Варфоломея, 24.VIII (Горегронье, Ног.: 286). В Келецком и Серадзском воев. Польши и в Восточной Моравии— на Рождество Богородицы (Siark.MELP: 29; Dek.ST: 42; Kulda NPP: 305). В некоторых районах России, Украины и в Полесье— на Воздвижение (Воронежская, Смоленская губ., Усп.ФР: 145, 146; Гуцульщина, Schnaid.KH 5: 219, 13: 32, Kaindl PWPH: 206, Ивано-Франковская обл., Верховинскийр-н, Головы, КА; ПА, зап. автора), в Волынской обл. — на Покров, 1 /14.X (Ковель- скийр-н, Уховецк, зап. автора) или на Ивана «Покровного» (Иоанна Богослова), 26.IX/9.X (Ратновский р-н, Пески Речицкие, зап. автора). По некоторым русским поверьям, змеи на Воздвижение Уползают под землю к своей матери (Усп.ФР: 60). Украинцы За

338
карпатья, помимо Воздвижения, называют и другую дату исчезновения змей: Ильин день, 20.VTI/2.VIII (Закарпатье, Потуш.ЛНПОН 1941/1). У русских и украинцев в некоторых местах считают, что на Артамонов день (св. Автонома, 12/25.IX) змеи уходят в леса, а на Воздвижение пропадают вовсе, прячась в землю (Даль 1: 24, 686; Килим.УР 5: 260).
Перед уходом все змеи собираются вместе, сплетаются клубками. По полесским представлениям, Воздвижение — «празьник га- доу» (Черниговская обл., Городнянскийр-н, Хоробичи, зап. автора), «их свято» (Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора), говорят, что в этот день «последний раз ихня гульба» (Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора). На Воздвижение не ходят в лес по грибы. В этот праздник, как рассказывают на Украине, перед тем, как земля «здрігнеться» и «здвигнеться», підземний скликает всех змей на вече, где выясняет, кто из подвластных ему змей натворил зла, и в наказание запрещает таким змеям уходить на зиму в землю, обрекая их на гибель (Винничина (?), Килим.УР 5: 174). У русских змеиным праздником считается день св. Исаакия (30.V/12.VI), когда змеи собираются на змеиную свадьбу (Даль 1: 686), а также день Кирика и Улиты (15/28.VII), когда они в огромном количестве сползаются греться на солнце, и поэтому в лес по грибы в этот день ходить опасно (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зал. О. В. Беловой). У словенцев по той же причине запрещено лазить по деревьям на Вознесение, 40-й день после Пасхи (Kur.PLS 2: 18). Перед своим уходом змеи залезают на деревья, чтобы последний раз взглянуть на небо (Волынскаяобл., Уховецк, зап. автора), чтобы услышать проповедь священника во время поздней обедни (Келецкое воев., р-н Пинчова, Siark.MELP: 29, Серадзское воев., Dek.ST: 42) или церковный звон (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора; Dek.ST: 42-43). Та, которой не довелось услышать звон, не уходит в нору, а выползает на дорогу, чтобы ее убили (Олтуш).
Чаще всего встречается поверье, что земля не принимает грешную («нечистую», преступную, провинившуюся, ослушавшуюся Бога или змеиного царя) змею, которая летом кого-нибудь укусила, прежде всего человека (Сербия, р-н Лесковацкой Моравы, Ђор.ЖОЛМ: 552, Сврлиг, Пиротский окр., Ђор.ПВП 2: 116; Болгария, Бургасский окр., АрхЕИМ 576-И: 47). В Черногории такую змею называют неприманица (племя кучи) или непримница (Ко- лашин), в восточной Сербии — мрсница (Сврлиг, Пиротский окр.,
§2. Змееподобные
339
Ђор.ПВП 2: 116). В районе Берана ее называют изгнаница и верят, что человек, укушенный ею и не умерший, забрал у нее половину ее силы и поэтому она уже не в состоянии ни кусать, ни уйти в землю (там же). Она остается на земле и ищет своей смерти, выползая на дорогу или ложась в колею, чтобы ее переехала телега, или, наказанная Богом, замерзает (Брестская обл., Лунинецкий р-н, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, зап. автора; гуцулы Микуличи- на, Schnaid.KH 5: 219; Белостоцкое воев., Glog.ZM: 105, Келецкое воев., р-н Пинчова, Siark.MELP: 29; словаки Горегронья, Ног.: 286; Вост. Моравия, Kulda NPP: 311; Пловдивский окр., Карловский р-н, АрхЕИМ 881-11: 70, Панагюриште, р-ны Орха- ние, Свиштова, Марин.НВ: 104; Македония, р-нСкопья, Сербия, Левач, Нишскийокр., Банат, Хорватия, Самобор, Далмация, Бу- ковица, Ђор.ПВП 2: 116). Говорят также, что люди подберут ее вместе с ветками и сучьями и сожгут в печи как дрова (Винничи- на(?), Килим.УР 5: 174). В Моравской Валахии считают, что земля не принимает в свое лоно такую змею как убийцу, так как она погубила человека или скотину (р-н Рожнова-под-Радгоштем, Kulda NPP: 311). Человек, убивающий отвергнутую землей змею, спасает ее от мук (Украина, Килим.УР 5: 260). Правда, иногда полагают, что, убивая согрешившую змею, человек берет тем самым на себя ее грех (Горегронье, Ног.: 286). Угроза не быть принятой землей бывает обращена к змее и в заговорах: «Не примет тебя ни земля, ни вода» (Витебская губ., Новоржевский у., Княжая, Зел.ОРАГО 1:
141) . Наряду с этим у сербов в некоторых местах (например, в Мач- ве) считают, что змея, оставшаяся на зиму, поклялась (затекла се) сотворить зло, умертвить кого-нибудь своим ядом, поэтому ее называют также заточница (Ђор.ПВП 2: 117).
Змеи уходят на зимовье в землю, в яму, в пещеру. По болгарскому поверью, они уходят на край света в пещеру змеиного царя (Поп.КПНК: 68). Иногда местом зимовья змей считают мифический «ирей» (см.: Усп.ФР: 60, 144-149), своего рода потусторонний мир, куда на зиму улетают и птицы: «Змеи у вырай, кажуть, палзуть. У их есть яма балыпушшая в лесу, и яны спалзаюцца все туды» (Черниговская обл., Городнянский р-н, Хоробичи, зап. автора). В Гродненской губ. говорят: «Як ужы ідуць на вырай, то ^ожну зелюку, куожну травінку, пенёк, дзераво, усё нюхаюць, а каб чалавек зара за імі панюхау, то перакінууся б у ужа і з імі разам пашуоу бы» (Волковыский у., Мстибов, Fed.LB 1: 178). В Во

340
лынской обл. яму или нору, в которой зимуют змеи, называют зду ховьіна, духовьта (Ратновский р-н, Речица, Пески Речицкие, зап. автора), в Болгарии и в восточной Сербии — мъртвило, мртвило (Бен.ЗБФ: 19; Пиротский окр. Ђор.ПВП 2:115,116), что указывает на соотнесенность зимовья змей с миром мертвых.
Нередки рассказы о человеке, зимующем вместе со змеями. Гуцулы рассказывают, что всю зиму человек ничего не ел, а лишь лизал змеиный камень и ему казалось, что он ест ржаной хлеб с кислым молоком (р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 5: 219). Аналогичная быличка записана и на Верховине (Ивано-Франков- ская обл., Головы, КА). В волынском Полесье тоже рассказывают историю о том, как на Ивана Покровного хлопец пошел в лес по грибы и попал в «духовину», куда змеи прячутся на зиму, превратившись в ужа. «Вот, кажэ, и заставылы минэ лизты туда с собою ужи и поставылы мынэ там начальником», «царом над всыми ужи- мы, яки там былы, в тый духовыны». «Кажэ, там стыл стоить, лампа горыть, ну, кажэ, и комната такая, йик у дому, у людэй». «От, и быв цилый рик, до того самого дне, в якый дэнь влазыв, до Ивана Покрывного». «Ох, колы-но то свето прышло, Иван Покрывный, одбылось, <...> вин ужэ вылазыть с тэйи норы. Так само вужэм вылазыть шэ — а так бы ны вылыз, як бы людыною быв. Оо, ды- выцця: стойить його кошык, и грыбкы там, в тым кошыку. Ну, прыходыть до дома. Тут ужэ зрадовалыся, шо вын прышов: „Ой, а дэ ты быв, а дэ ты быв? Цилый год мы тыбэ дожыдалы. Ох, мы ду- малы пропашчэй, а ты шэ жывэй“» (Ратновский р-н, Пески Речицкие, зап. автора, ПЭС: 136). Сюжет о герое, попадающем в зимовище змей и пребывающем там до весны (409А*), известны и у других славян, в частности у болгар (Бен.ЗБФ: 23). В болгарской сказке герой проваливается в гнилое дерево и проникает в место зимовья змей. Там, под землей, змеи имеют человеческий облик, а весной, вылезая наружу, вновь становятся змеями (там же: 142). Сходный сюжет известен и в восточной Сербии. Охотник падает в «мртвило», где зимуют змеи. Змеиный царь не выпускает его оттуда до весны. Змеи превращаются там в девушек: Петкану, Елену, Марию, Йованку. В день Сорока мучеников охотник вместе со змеями выходит наружу и впоследствии женится на одной из деву- шек-змей (Пиротский окр., Ђор.ПВП 2: 115).
В народном календаре, особенно у южных славян, выделяются дни, специально посвященные змеям, их изгнанию и обере
§ 2. Змееподобные
341
гам от них. Имеется также целый ряд календарно приуроченных оберегов и запретов, связанных со змеями. Они направлены на защиту как скота, так и людей, особенно таких частей тела, как ноги и пятки. Оберегами служат огонь, печная утварь (кочерга, щипцы для углей, формы для печения хлеба и глина, из которой они изготовляются), металлические и острые предметы (особенно игла), освященные предметы (поскольку змея от дьявола), змеевидные хлебцы, аист (как истребитель гадов), некоторые растения (папоротник, колючий шиповник и пахучий чеснок), а также заклинания и специальные действия: ритуальный шум, окуривание дымом, бросание камня от себя, вынесение веников как можно дальше от дома, топтание ногами, волочение по полу овечьей шкуры (имитация движений змеи). Запреты касаются чесания волос, использования ниток, веревок и других гибких предметов, веретен, веток (выступающих в этом случае как символы змеи), а также острых колющих или режущих предметов (символизирующих змеиное жало), раскрывания ножей, бритв и сундуков (символика раскрытой змеиной пасти), измерения длины предметов (длина — характерный признак змеи), пахоты и копания земли (змеиного локуса). Наметив некоторые общие семантические модели, лежащие в основе оберегов от змей в целом, перейдем к рассмотрению материала в хронологическом порядке.
1 марта в Болгарии жгут мусор и прыгают через огонь, чтобы летом избежать укусов змей. Дети перед восходом солнца обегают дом и двор, ударяя в жестянки и пугая змей приходом бабы Марты (КОО 2: 282). В Благоевградском окр. дети обходят вокруг дома, а женщины произносят заклинание: «Змиите у поле, тия у гората; тия у гголето — змиите в гората» [Змеи в поле — они (дети) в лес, они вполе — змеи в лес] (Петричский р-н, Габрене, АрхЕИМ 776-II: 17). В Сербии этот день кое-где называется змијин ден. Для избавления от змей повсюду на улице и во дворах жгут мусор, прыгают через костры и окуривают жилища различными растениями. В Черногории мусульмане Подгорицы окуривают от змей дом и пороги дымом горящего навоза (КОО 2: 253). В черногорском Приморье окуривают навозом дом и хозяйственные постройки накануне 1 марта (Ђор.ПВП 2: 141). Македонцы, чтобы избавиться от змей, жгут в этот день солому и не запрягают скот (Скопска Кот- лина, Драчево, Фил.ОВСК: 392). Выметая мусор, волочат по дому овечью шкуру, веря, что от этого подохнут змеи, а также не режут

342
ничего ножом, чтобы змеи не кусали людей (Скопска Котлина, Горно Лисиче, Катланово, Фил.ОВСК: 393).
На Евдокию (1.ІП) или в день Сорока мучеников (9/22.III) македонцы в окрестностях Скопья встречают змей, выползающих из своих нор: кладут платки, фартуки, пояса и шапки, чтобы змеи переползли через них, так как считается, что одежда приобретает благодаря этому целебные свойства. Бездетным супругам ношение ее помогает избавиться от бесплодия, парням — жениться, девушкам — выйти замуж, больным — исцелиться от недугов. Девушки выкликают змей по имени, выкрикивая свое имя. Считается. что одноименная змея будет держаться от девушки на таком расстоянии, на какое доходит ее голос, когда она кричит свое имя. Девушки встречают появление змей песней: «Искочи, змијо, да виднш/ Како сам убаво облечена...» [Выскочи, змея, посмотри, как я красиво одета]. Змей хватают руками, несут их в хоровод. В эти дни, по поверью, они никого не кусают (Орман, Ђор.ПВП 2: 170). Защите от змей день Сорока мучеников посвящен у македонцев Пиротского окр. (Шпай, там же: 141). В Болгарии в этот день хозяйки метут рано утром дом и двор, жгут мусор и прыгают через огонь, чтобы летом их не кусали змеи. При этом кричат: «Бягайте змии и гущери на 40 разкрача!» [Убегайте, змеи и ящерицы, на 40 шагов!] (Поп.КПНК: 30). Соблюдаются различные обрядовые запреты, направленные на то, чтобы предохранить человека от встречи со змеей. Само название змеи подвергается в этот день табуированию (КОО 2: 283). В Силистренском окр. запрещена работа с нитками и колющими предметами, а также копание земли в саду. В этот день жгут мусор и совершают ритуальное изгнание змей палкой из лещины, при этом кричат: «Бягайте змии и гущери!» [Убегайте, змеи и ящерицы!] (Калипетрово, АрхЕИМ 576-II: 63). У сербов Болевацкого окр. еще с вечера дети обходят дом, стуча в кочергу и приговаривая: «Бежте, змије и гуштери! Бежте, змије и гуштери!» [Убегайте, змеи и ящерицы!] Рано утром в день Сорока мучеников женщины сжигают тряпье и окуривают дымом жилье и хлев от змей. Остальные члены семьи выходят на двор и бросают камень со словами: «Колико сам овај камен ћушнуо, толико да су далеко од мене змије и гуштери преко целог лета!» [Как далеко я бросил камень, так далеко от меня пусть будут все лето змеи и ящерицы!]. Пастухи для защиты от змей палят тряпье у загона для скота (Ђор.ПВП 2: 142). В Хомолье этот праздник называют также
§2. Змееподобные
343
змијин дан. Утром жгут выметенный из дома мусор, дым которого, как полагают, отгоняет змей и болезни. Пастухи окуривают скот. В этот день не чешут и не заплетают волос, не берут в руки веревок, вожжей, уздечек и других гибких предметов, чтобы не видеть летом сплетенных в клубки змей. На Сорок мучеников не упоминают змей, иногда этот запрет действует до самой Пасхи. Вечером выходят на улицу, смотрят на небо и говорят: «Колико je горенак звезда, толико да беже змије и гуштери од мене!» [Сколько горящих звезд, столько змей и ящериц пусть бежит от меня!] (Ђор.ПВП 2: 142). У сербов Шумадии в этот день запрещено брать в руку иголку и чесать волосы (Петр.НЗСК: 34). В Заглаваке первый, кто выходит утром из дома, соблюдает молчание и на дворе отбрасывает ногой камень, произнося заклинание: «Оволико змије летос од нас и наш дом бежале!» [Так бы от нас и от нашего дома этим летом змеи убегали!] (Ђор.ПВП 2: 142-143). У сербов Сврлига молодая жена покидает накануне дом мужа и уходит к своим родным: считается, что если молодожены встретят этот одноименный с ними праздник (Младенцы) порознь, то это убережет их от змей (там же:
142) . В Сврлиге рано утром на Сорок мучеников и на Благовещение идут к реке, умываются и перебрасывают через себя камешек, зажмурив глаза и заткнув уши, чтобы не слышать и не видеть, где он упадет, — тогда все лето не будешь видеть змей и слышать о них. На оба этих праздника нельзя упоминать змей и открывать все раскрывающиеся острые предметы, вроде ножниц и бритв, и пользоваться ими, чтобы змеи летом не могли раскрыть пасть (там же: 143).
Накануне Благовещения (25.III/7.IV) в Болгарии отпугивают змей стуком в кочергу и щипцы для углей, чтобы они не появлялись вблизи жилья (Марин.НВ: 98, 104). Утром до восхода солнца обходят дом, стуча в жестянки, и кричат: «Бягайте змии, смокове, гущери, бълхи и жаби, че дядо Благовец иде с железния топуз!» [Убегайте, змеи, ужи, ящерицы, блохи, дедушка Благовещение идет с железной булавой!] (Поп.КПНК: 32). Или пугают змей прилетающим в это время аистом: «Бежте, зъми и гущери, че идат щъркелите!» [Убегайте, змеи и ящерицы, — аисты идут!] (Панагюриште, Марин.НВ: 388). Чтобы быть неуязвимым для змей, кусающих обычно в пятку, прыгают босиком через костер, Разложенный посреди гумна, стараясь опалить пятку (р-н Орхание, Литаково, р-н Кызылагача, Дере-Махле, там же: 105). Переступая через огонь, говорят: «Змиите у полето, ние у морето; змиите у

344
морето, ние у полето» [Змеи в поле — мы в море, змеи в море — мы в поле] (Благоевградский окр., Петричскийр-н, Габрене, АрхЕИМ 776-II: 17). В Сербии и Черногории утром до восхода солнца ходят к реке или источнику и умываются с определенными церемониями для защиты от змей (КОО 2: 254). У сербов Болевацкого окр. дети накануне Благовещения колотят щипцами для углей в кочергу или другие железные предметы, обходя вокруг помещений для скота, и изгоняют змей: «Бежте, змије и гуштери!» [Убегайте, змеи и ящерицы!]. Так же, как и на Сорок мучеников, окуривают жилища от змей. Женщины на Благовещение не чешут волос, а мужчины не изготовляют новую обувь, чтобы летом не наступить на змею (Ђор.ПВП 2: 143). Сербы Хомолья от змей окуривают на Благовещение дом и скот. Бросают за порог угли и говорят: «Преко прага пређо, ама преко жара не мого!» [Через порог перейдут, но через угли не смогут!]. Чтобы избежать змеиного укуса, не берут скотину за рога (там же). В районе Верхней Краины обходят дом и двор, стуча железным ключом о совок для углей как можно громче, чтобы змеи бежали подальше от жилья. От змей окуривают паленым тряпьем все хозяйственные постройки. Коровам мажут губы и вымя остатками масленичной трапезы, чтобы предохранить их от змеиных укусов. В этот день нельзя ничего волочить за собой по земле, чтобы не привлечь к себе змей (там же: 143-144). В Бо- санской Крайне от змей на Благовещение метут дом и жгут мусор и не вдевают нитку в иголку, иначе за тем, кто это сделает, весь год будет волочиться змея (там же: 144). В Герцеговине накануне Благовещения дают скоту чеснок с солью (КОО 2: 254). У украинцев Закарпатья женщины на Благовещение выносят веники из дома и несут их подальше от хаты, чтобы змеи и лягушки не приближались к их дому, а мужчины с той же целью жгут старую обувь (Жуково, Олекса ОСЖ: 120). Гуцулы, чтобы змеи не кусали скотину, выгоняют ее в этот день на пастбище, даже если тогда еще нет травы (Печенежин, Schnaid.LP 13: 29). У русских и белорусов к Благовещению бывает приурочен запрет оставлять на виду веретена, чтобы летом не встречать змей (Усп.ФР: 176).
В юго-западной Малополыне не прядут на Масленицу, чтобы летом «не вились гады» (Вельское воев., Завоя, Лайконик, ArchKEUW [без номера]: 3). Рассказывают, как одна женщина пряла в это время и бросала клубки пряжи в угол, а оттуда послышалось чавканье и крик (домового): «Nie stone, bo w swi^to
§2. Змееподобные 345
prz^dzono» [Не соленое, потому что в праздник спрядено] (Вельское воев., Завоя, Мосорнэ, ArchKEUW [без номера]: 5). Во вторник, накануне первого дня Великого поста, от укусов змей умываются специально приготовленным отваром (там же: 4).
В понедельник Тодоровой недели, первой недели Великого поста, в южной Болгарии пекут специальный хлеб змиурка, похожий по форме на змею, и раздают по кусочку всем домашним и скоту, чтобы летом на них не нападали змеи (Георг.БНМ: 60, Поп.КПНК: 23, КОО 2: 281). В Бургасском окр. такие хлебцы раздают детям накануне этого дня (Брышлян, АрхЕИМ 576-II: 47). У сербов в этот день (Чисти понедељак) окуривают дом, чтобы змеи не могли проникнуть внутрь (Грбаль, Ђор.ПВП 2: 141). Защите от змей в Сербии посвящена и суббота на этой неделе — Тодорова суббота. Чтобы змеи, появляющиеся в этот день, не приближались к жилью, рано утром возле дома жгут мусор, окуривают скот дымом тлеющего навоза, бросают камни от порога дома, стучат в металлические предметы, втыкают иглу в полотно или водят ею по камню, женщины не занимаются ручными работами (КОО 2: 253).
У сербов, боснийцев, черногорцев и македонцев защите от змей посвящена также Лазарева суббота перед Вербным воскресеньем (там же: 255). Сербы Болевацкого окр. идут утром умываться на реку и бросают там ногой камень как можно дальше от себя, чтобы змеи держались подальше от людей. Затем каждый громко кричит свое имя и произносит заклинание: «Колико се моје име далеко чуло, толико да су далеко од мене змије и гуштери!» [Как далеко слышно мое имя, так далеко будут от меня змеи и ящерицы]. Совершают также окуривание, как на Сорок мучеников и на Благовещение (Ђор.ПВП 2:144). В Заглаваке не рвут в этот день и в Благовещение ни травинки в огороде, чтобы летом не кусали змеи (там же). В Боснии, чтобы змеи не приближались к дому и хлеву, жгут мусор и колотят в противень или таз с криком: «Куца, куца, Лазарица, бјеж од куће, плазарица; бјежи, плазо, од куће, jep je Лазо код куће!» [Стук, стук, Лазарева суббота, беги от дома, гад ползучий; беги прочь от дома, Лазарь дома!] (там же). Во Вла- сенице от змеиного укуса дают съесть ребенку в этот день мелко нарезанную змеиную кожу (выползок) с солью и тоже отгоняют змей стуком железной печной утвари со словами: «Лазите, ryje, из куће у поље и горе!» [Ползите, змеи, из дома в поля и горы!] (там же: 140, 144). В Кнежине стучат в сковороду и говорят:

346
«Бјежте, плазарице, ето свете Лазарице!» [Бегите, змеи ползучие, это Лазарева суббота!] (Ђор.ПВП 2: 144). В Болгарии в Вербное воскресенье девушки специально участвуют в лазарских играх и кумлении с целью оградить себя от змея, который может их похитить (КОО 2: 286, Поп.КПНК: 36).
У русских на Севере оберег от змей приурочен к Страстной неделе Великого поста: в Великий четверг выносят из избы прялку и веретена. Веретена убирают с глаз долой, чтобы летом не видеть змей (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зап. О. В. Беловой). С той же целью перед Пасхой выносят веретена из хаты и в Полесье (ПА). На юге Малопольши по возвращении из церкви в канун Пасхи обходят вокруг дома, ударяя в каждый угол корзинкой с освященной едой, чтобы змеи не селились возле дома (Кросненское воев., р-н Модерувки, Witk.BM: 146). В Тарновском воев. к остаткам освященного на Пасху добавляют воды и кропят ею возле дома, чтобы не было змей (пов. Бжеско, Воля Пшемыковска, ArchKESUJ 7856/123). У поляков Серадзского воев. от укуса змей на Пасху утром до восхода солнца натирают конечности освященным свиным салом (Dek.ST: 47, 281-282).
У русских, чтобы избежать летом встречи со змеями, в канун дня вешнего Е г о р и я (накануне 23.IV/6.V) не ступают босиком на пол (Даль ПРН: 940). У поляков Западных Бескид в канун этого праздника нельзя бросать возле дома и вносить в дом ни одной ветки, чтобы змеи не ползли к жилью (пов. Цешин, Яворник, ArchKESUJ 1358: 2). В Боснии в качестве оберега от змеиного укуса на Юрьев день едят «суджук» (Жепче), а на третий день после Юрьева дня, как и в Вербное воскресенье, дают ребенку съесть мелко нарезанный змеиный выползок, чтобы уберечь его от укуса змей в течение года (Власеница, Ђор.ПВП 2:140).
У южных славян ритуальное изгнание змей совершается в день св.Еремии (1/14.V). В центральной Болгарии этот день в некоторых местах называется «змеиным» (зъмски ден). Накануне вечером изгоняют змей шумом и стуком железной печной утвари, причем гремят также и около очага (КОО 2: 290, Марин.НВ: 104). Хозяйки обходят вокруг дома, стучат в жестянки и кричат: «Еремия в къщи, змиите на полето!» [Еремей в дом, змеи в поле!] (Поп.КПНК: 40). В Кюстендильском крае женщины стучат щипцами для углей и крюками в железные хлебные лопаты и поют: «Бегайте, гуштере и змии, / Ютре е Еремия!» [Убегайте, ящерицы
§2. Змееподобные
347
и змеи, завтра Еремей!] (болгарско-сербское пограничье, Босиле- град, Зах.ККр: 157). Часто прыгают через костер, чтобы избежать змеиного укуса. Весь день женщины не занимаются прядением, вязанием и плетением, даже не дотрагиваются до ниток и веревок, чтобы змеи не вились, как нитки и веревки. (Поп.КПНК: 40). Ср. соблюдаемый у болгар матерями запрет мотать пряжу над своей дочкой, чтобы впоследствии ее не полюбил змей (Бен.ЗБФ: 112). В Благоевградском окр. в этот день запрещено пользоваться иголками для шитья и пахать (Петричский р-н, Габрене, АрхЕИМ 776-II: 17). В западной и частично в восточной Болгарии (р-нХас- кова) пожилые женщины изготовляют глиняные формы для печения хлеба, а другие женщины и девушки стараются потоптать глину, чтобы змея их не укусила (КОО 2: 290, Марин.НВ: 105). В севе- ро-западной Болгарии для предохранения от змеиного укуса в этот день собирают и едят дикий чеснок пулчец (р-н Кутловицы, Стубел, р-н Белоградчика, Чупрене, р-нОряхово, Малорат, Марин.НВ: 105, Поп.КПНК: 40). У других южнославянских народов в этот день тоже изгоняют змей, обходя с шумом и звоном свои усадьбы и выкрикивая заклинания против змей (КОО 2: 267). В Македонии накануне и в сам этот день женщины обходят вокруг дома, стуча щипцами для углей и кочергами, и гонят змей и ящериц в море и горные леса: «Змије у горе, а берикет у поље!» [Змеи в лес, а урожай в поле!]. Кочерги и щипцы оставляют на ночь у дверей. В день св. Еремии две женщины волочат по дому овечью шкуру, чтобы змеи и ящерицы бежали из дома и со двора (Скопска Котлина, Фил.ОВСК: 400). В Пиротском окр. накануне обходят вокруг дома с закрытыми глазами, стуча в печной совок, и говорят: «Јеремија у поље, змија у море!» [Еремия в поле, змея в море!] (ІПпай, Ђор.ПВП 2: 145). В Гевгелии в день праздника ничего не шьют, не штопают, не режут, не рубят и не мерят в длину, иначе змеи будут встречаться на каждом шагу (там же). Сербы Левача и Темнича накануне дня св. Еремии со звоном и стуком в противни, сковороды или железные лопаты идут вокруг дома и поют: « Јеремија у поље, / Бежте, змије, у море!» [Еремия в поле, бегите, змеи, в море!] (там же:
144- 145). В Болеващком окр. складные ножи держат сложенными и ничего ими в этот праздник не режут, чтобы змея не раскрывала пасти и не кусала (там же: 145). В Петроваце на Млаве в дни св. Еремии и св. Федора бросают три камешка на три стороны света, произнося трижды свое имя, чтобы весь год не видеть змей (там же: 141).

348
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
Чтобы не пострадать от укусов змей, в некоторых местах, например у боснийцев Власеницы, на Еремию вообще не занимаются никакой работой, за исключением сева конопли (Ђор.ПВП 2:145).
Словенцы района Верда в Иванов день (24.VI/7.VII) рассыпают по дому и вокруг него папоротник, чтобы ядовитые змеи не могли появляться вблизи жилья (Môd.VUOS 2: 313). Выстилать пол папоротником для отгона змей рекомендует и польский травник XVII в. (Rost.ZC: 52).
Македонцы Скопской Црна Горы празднуют день св. П р о - копия (8/21.VII), чтобы змеи не кусали людей и скот (Ђор. ПВП 2: 145).
Болгары в Родопах, Страндже и в Благоевградском окр. (по рекам Струма и Места) соблюдают ряд запретов в день св.Марины (17/30.VII), которую почитают как хозяйку змей: женщины не притрагиваются к ниткам и веревкам, не режут, не стригут, не шьют, не прядут, не ткут, не плетут и не вяжут, чтобы их не покусали змеи (Поп.КПНК: 61, Георг.БНМ: 59-60, Бургасский окр., АрхЕИМ 576-И: 26, 47).
Поляки в районе Западных Бескид в канун дня Успения Богородицы (15/28. VIII), как и в канун Юрьева и Иванова дня, не бросают возле дома и не приносят в дом ветки деревьев, чтобы не привадить змей к жилью (пов. Цешин, Яворник, ArchKESUJ 1358: 2). У поляков западной Малополыпи и у украинцев Волыни насылание змей является карой за нарушение запрета работать в день Успения Богородицы: женщине, копавшей в этот день картошку, гадюка обвилась вокруг шеи (Ченстохова, Witan.LWS: 44) или две змеи повесились на плечи и схватили за грудь (Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора). У гуцулов аналогичное наказание — змея повесится на шею — связано с нарушением запрета работать в саду на Усекновение главы Иоанна Крестителя, 29.VIII/11.IX (р-н Ми- куличина, Татаров, Schnaid.KH 5: 218).
В некоторых районах Сербии борьбе со змеями и мышами посвящен день св. Нестора (27.Х/9.XI), следующий за днем св. Димитрия (КОО 3: 219-220). У сербов Косова Поля в этот день, называемый «слугой святого Димитрия», запрещено открывать сундуки и лари, чтобы у змей не раскрывалась пасть (Деб.ВСН: 211).
Изредка у южных славян встречается запрет заниматься плетением (изгородей, ниток) наВрамије (св. Авраамия, 29.Х/11 .XI?).
§2. Змееподобные
349
Иначе возле дома будут сплетаться в клубки змеи (Босния и Герцеговина^), Ђор.ПВП 2: 145).
В Македонии к «мартинским» дням (от дня св. Мраты, 11/24.XI, по 17/30.XI) приурочены обереги скота и людей одновременно и от волков, и от змей. Чтобы закрыть им пасти, накануне убирают и запирают на всю эту неделю ножи, гребни, ножницы (в закрытом, сложенном виде) и не притрагиваются к ним (Дримкол, Струшко Поле), прячут также нитки (Полог) и связывают цепь (Скопско Поле, Раич.ОМ: 55-56).
Обереги от змей относятся ик рождественскому периоду. У некоторых южных славян ряд ритуальных действий, связанных с защитой от змей, приурочен к Рождественскому сочельнику (накануне 25.XII/7.I). Так, в Верхней Крайне окуривают скотину ладаном и смазывают медом и маслом вымя и губы коров, чтобы уберечь их летом от змей (Ђор.ПВП 2: 145). В Черногории огонь под «бадняком» (рождественским поленом) разводят так, чтобы он не раздувался, иначе будущим летом змеи будут кусать скот (племя кучи, там же: 145-146). На западе Болгарии в канун Рождества пекут змею из теста и едят ее, чтобы летом не кусали змеи (р-н Годеча, Георг.БНМ: 60). В польских Бескидах в Рождественский сочельник хозяйка выносит на двор понемножку от каждого блюда и приглашает гадов на ужин: «Chodzcie zwierze do wie- cerze: wszystkie gady, zebyscie nie robily gospodarzowi szkody» [Приходите, звери, на ужин, все гады, чтобы вы не причиняли хозяину вреда] (пов. Новы Тарг, Камёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 37). В Полесье на Рождество не оставляют на виду веретена. Говорят: «Вератёны у Ражэство нада зносить с хаты, натаму шта эта ат ужоу: будуть ужы ити у квартиру, и видеть будеш от везьде — и па дароге, и у лесе, усегда н0йдеш на его» (Гомельская обл., Пет риковский р-н, Комаровичи, зап. автора); «Пирид Колядьмы я убираю, шоб у мэня ныхто нэ бачыу вэрэтин у хаты, бо як в лис идэш, то бачыш вужы. Як вэрэтёна нэ бачыш, то й вужы нэ бачыш, а як тэ вэрэтёна бачыш, то тые вэрэтёна, як тые вужы, пушлы [в лес]»; «Прымали вэрэтёна с хаты, бо попидуть вэрэтёна вужамы» (Волынская обл., Любешовский р-н, Березичи, зап. автора). У гуцулов в качестве оберега от змей соблюдают запрет шить от Рождества до Крещения (6/19.1), а также всю Троицкую и Пасхальную недели. Считается, что достаточно лишь взять иглу в руку и змея укусит человека или скотину (р-н Микуличина, Татаров,

350
Schnaid.LP 5: 220, 13: 27). В Ровенскому. Волынской губ. на Во- дянуху, вечером накануне Крещения, очерчивают вокруг жилье и все строения метлой, чтобы летом туда не лезли змеи (Яполоть, Зел.ОРАГО 1: 275). Празднование Крещения связано, в частности, с защитой от змей у македонцев Пиротского окр. (Шпай, Ђор.ПВП 2: 141). Сербские мусульмане в рождественские дни мажут ступни ног чесноком, чтобы не укусила змея (КОО 1: 249).
2.1.16. Некалендарные обереги и запреты
Имеется и ряд других, календарно не приуроченных оберегов, направленных на то, чтобы избежать встречи со змеей и змеиного укуса. Например, в Екатеринославской губ., увидев весной первую гадюку, показывают ей голое колено, тогда весь год не будешь видеть ни одной змеи (Новомосковскийу., Манж.МСПП: 187). В Волынской обл. в такой же ситуации бросают в гадюку песком и говорят: «Шоб ты мого роду ни бачив и я твого шоб нэ ба- чыла» (Ковельскийр-н, Уховецк, зап. автора). В районе Старокон- стантинова (совр. Хмельницкая обл.) с той же целью обращаются к ужу: «Ужу-ужу, не кажи ужам, а я не буду говорити мужам» (АрхИИФЭ 15-3/252: 70). У поляков Серадзского воев. при входе в лес говорят: «Jak ja id? w las / To bior? za sob^ / Matki Boskiej pas. / Jak ja si? tym / Pasem opasz?, / To wszystko robactwo / Od siebie od- strasz?» [Когда я иду в лес, то беру с собой пояс Божьей Матери. Как только я этим поясом подпояшусь, то всех змей от себя отпугну] (Dek.ST: 46). Болгары Бургасского окр., отправляясь в лес, обращаются к св. Марине: «Св. Марина, да ни чуваш от змиите» [Св. Марина, храни нас от змей] (Кости, АрхЕИМ 576-II: 26). Боснийцы Фочи предохраняются от змей при первом куковании кукушки: берут камень, бросают его от себя как можно дальше, окликают себя по имени и кричат: «Колико камен од мене, толико ryje бјежале од мене!» [Как далеко от меня камень, так бы далеко бежали от меня змеи!]. Тогда можно быть уверенным, что весь год не увидишь ни одной змеи (Ђор.ПВП 2: 12). В других местах с той же целью, услышав первый раз весной кукушку, кричат ей три раза: «Више птица (тица певачица) него змија плазарица (плазалица)!» [Выше птица (птица певчая), чем змея ползучая!] (Бановина, Облай, Hire ŠPNN: 3, Сербия, Ђор.ПВП 2: 12). Сербы Левача и Темнича, чтобы не встречать летом змей, при первом куковании трижды
§2. Змееподобные
351
зовут себя по имени и откликаются, а боснийцы Власеницы трижды громко выкрикивают свое имя (Ђор.ПВП 2: 140). У хорватов Самобора дети перед началом купания бросают семь или девять камушков попеременно в воду и через себя назад и кричат: «Ангел в воду, змея из воды!» (Schn.SV: 159). По поверью черногорского племени кучи, можно защититься от змеи, покумившись с ней (Ђор.ПВП 1: 306). Македонцы Гевгелии, чтобы отпугнуть змей, перед отправлением в поле едят чеснок и натирают им подмышки (там же 2: 139). Чехи носят при себе в качестве оберега от змей тополиную ветку, так как считают, что тополь отпугивает и умерщвляет их (там же). От змеиного укуса поляки Серадзского воев. перед весенним выпасом окуривают шиповником пастуха и скот (Dek.ST: 282). Пастухи Бескида Выспового окуривают с этой целью овец освященным хреном, а также держат вместе с овцами козу-поводыря, которая водит за собой овечье стадо (Новосондецкое воев., Lech.OZP: 132). У белорусов Гродненской губ. считается, что можно предохраниться от змеиного укуса, обмотав ногу льняной онучей (Волковыский у., Лысков, Fed.LB 1:178). В России человек, наступив нечаянно на ужа, должен успеть сказать: «Ах, ненароком!», и тогда уж его не укусит (Чулк.АРС: 302).
Среди запретов-оберегов, связанных со змеями, можно отметить следующие. У русских существует поверье, что змею нельзя подымать выше глаз (Даль ПРН: 948), а у черногорцев — что нельзя подымать убитую змею выше пояса, так как человек может умереть, если эта змея sjenovita, т. е. если она «тень» (душа) человека (Бар и окрестности, Jov.CPB: 102). У южных славян, например у боснийцев Власеницы, запрещается подымать змею выше колена, так как иначе весь год будут болеть ноги или человек перестанет расти (Ђор.ПВП 2: 160). При севе льна не бросают первых семян под гору, так как сколько их бросишь от себя, столько раз на тебя потом набросится змея (Босния и Герцеговина(?), там же: 140). У южных славян беременной женщине запрещается смотреть на змею, так как иначе ее ребенок будет рябым (Черногория), веснушчатым (Сербия, р-ны Лужницы и Нишавы) или холодным, как змея (Сербия, Хомолье, там же: 185). У гуцулов запрещено убивать особую змею софію (медянку?), говорят: «Не бій софію, бо ти умре мама!» (Kolb.DW 55: 419). В Покутье считают, что змей не следует убивать, нужно лишь кинуть в них дегтем, потому что иначе змеи в огромных количествах будут сползаться в

дом (р-нТлумача, Стриганцы, Hod.MPWLP: 320). В Череповецком у. Новгородской губ. считают опасным, если на постройку дома попадет бревно, под которым змея выводила детенышей: все жильцы такого дома вымрут (Уломская вол., Ант.СПМ: 13). Во Владимирской губ. верят, что если носить бусы, на том свете змеи обовьются вокруг шеи (Меленковский у., Шиморское, Зел.ОРАГО 1: 186). Аналогичную мотивировку имеет и полесский запрет хоронить в бусах (материалы С. М. Толстой).
Существуют также запреты на упоминание змеи. У болгар название змеи табуируется на св. Еремию, в день Сорока мучеников, и ее называют иначе, например Шаро, Анаста, бабулька, алахова гуя, злина, дявол, гадина (Георг.БНМ: 60, КОО 2: 283, Зах.ККр: 157). У сербов и хорватов известен целый ряд заместительных наименований: каменица, окаменица, дугачка, поганица, баја, бајурина, неспоменица, чемерница, она из зида, она из траве (Ђор.ПВП 2: 104, Деб.ВСН: 212). Сербы и черногорцы считают: сколько раз во время Великого поста упомянешь змею, столько змей увидишь летом, поэтому нужно называть ее непоменица (Грбаль, ВГ: 17, Рисан, Ђор.ПВП 2: 104). На Русском Севере известны названия худая (Олонецкая губ., Повенец- кий у., Иркутская губ., Зел.ТС 1: 132) и окаянный (Карелия, Кемский у., Поньгома, зап. О. В. Беловой). На Украине— черв’як, кривляк, паскудниця, вона (Дзендз.ПЛАУМ: 237). Гуцулы в целях оберега называют змею довга, довганка, поганка, нехар (Kaindl Н: 103).
2.1.17. Укус и вселение в человека
Ряд поверий касается укуса змеи. Например, в Череповецком у. Новгородской губ. рассказывают, что с тех пор, как дьявол больно стукнул змею по башке за то, что она укусила его в пятку, она больше никого в пятку не жалит (Уломская вол., Ант.СПМ: 3). Согласно сербским и черногорским поверьям, змея старается ужалить человека в место, где сходятся брови, — «крест», или «звезду» (Голубац, Сврлиг, Крупань, Ъор.ПВП 2: 133-134). Чехи верят, что на Юрьев день раскрывается земля и из недр ее выходит яд, распространяющийся на змей, которые становятся ядовитыми лишь после этого дня (там же: 144). Подобно этому и у некоторых южных славян считается, что ни одна змея не ядовита до Юрьева дня
§2. Змееподобные
353
(Хорватия, р-н Карловаца, Ъор.ПВП 2: 132). Однако между Успением и Рождеством Богородицы (15/28.VIII-8/21.IX) их укус смертоносен, о чем говорит, например, сербская поговорка: «Жесток као змија између Госпођа» [Злой, как змея между Успением и Рождеством Богородицы] (там же). В Далмации особенно опасным считают укус змеи на последней неделе Великого поста, во время Страстей Господних, когда змеи вылезают из своих нор, а также в пятницу, когда змея выпускает накопившийся яд (Полица, там же). Представление о ядовитости змеиного укуса в пятницу или в субботу (до вечера) встречается и в других районах (р-н р. Зеты, р-н Скопья, Орман, там же).
У южных славян встречается поверье, что от укуса змеи суждено умереть лишь тому, кто никогда прежде не видел ее во сне (Берана, там же: 186). Украинцы Волыни считают, что змеиный укус предохраняет собак от бешенства (Зел.ОРАГО 1: 298). У украинцев Закарпатья самой опасной считается змея слепачка. Обычно она не кусает, а «целует», отчего образуется опухоль, которую лечат змеиным салом. Если же она укусит, то помочь может лишь колдун, который «гадам розказуе». Он заставляет придти змею ночью и вынуть яд, а если она его не послушается, то должна будет сдохнуть (Потуш.ЛНПОН 1941/1).
В Подлясье верят, что уж, как и пчела, умирает, когда укусит человека (Белостоцкое воев., Тополяны, зап. автора). По полесским поверьям, змея, укусившая человека, старается напиться воды. Человек тоже почувствует жажду, и, если ему удастся добежать до воды и напиться быстрее змеи, он останется жить, а змея подохнет. В противном же случае укус окажется для него смертелен (Брестская обл., Пинский р-н, Камень, зап. автора). Считается также, что змея, укусившая человека в ногу, «выходит», отпечатывается у него потом на голени (Брестская обл., Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора). В Хелмской воев. Польши верят, что рана от змеиного укуса по прошествии года возобновляется и ее нужно повторно заговаривать ровно через год после укуса (р-н Воли Ухрус- кой, Седлище, ArchIHKM 1796: 18). У поляков Серадзского воев. известна поговорка: «Kto si^ w styczniu rodzi, temu gadzina nie szkodzi» [Кто родится в январе, тому змея вреда не делает] (Dek.ST: 302). Македонские мусульмане Охрида верят в существование некоей змеи, которая может отравлять человека одним своим взглядом, когда смотрит на него (Ъор.ПВП 2:118).
12 Л. В. Гург,

354
Чаще всего укус лечат, прикладывая к больному месту различные средства, служащие для того, чтобы охладить или загасить жжение, нейтрализовать змеиный «укол», вытянуть яд или остановить его губительное действие. Поэтому в лечении часто используются холодные, влажные или тупые предметы, а также предметы, обладающие отвращающим действием (крест, чеснок, ритуальные предметы и т. п.). В Ярославской губ. знахарь отрезает от непочатого ржаного хлеба горбушку, трижды делает на ней тупой стороной ножа знак креста, читая молитву «Отче наш», прикладывает горбушку к месту укуса, крестит ею это место, а потом дает съесть больному (Рыбинский у., Еремейцевская вол., Костол.: 184). В Польше прикладывают к больному месту лягушек, чтобы вытянуть яд, а затем делают компресс из кислого молока и сырой картошки (Krc.LJZ: 378). Гурали Бескида Выспового прикладывают к ране лягушек, собранных в пору, когда они квакают, заливают ее сывороткой овечьего молока и перевязывают укушенную руку венчальной лентой (Новосондецкое воев., Lech.OZP: 132-133). Во Влоцлавском воев. выкапывают яму, вливают в нее пахту, помещают туда лягушек и прикладывают их к укусу. В Серадзском воев. знахарь, заговаривающий укус, трижды произносит над раной заклинание: « W niedziele / byio Boze Narodzenie, / Niech b^dzie / Tego robaka zgladzenie* [В воскресенье было Рождество, пусть сгинет этот червь] (Dek.ST: 47). В Боснии человеку, которому заговаривают змеиный укус, не разрешается смотреть на огонь — чтобы не усугубить жгучесть укуса (Лозница, Ђор.ПВП 2: 154).
Лужичане зарывают пострадавшего в землю по самый рот, чтобы земля вытянула яд из раны (Кольквитц, Veck.WSMAG: 400). Прямую аналогию этому можно видеть в обычае закапывать в землю человека, пораженного молнией. Так же, как лужичане, поступают в Боснии и Герцеговине, а сербы-граничары и черногорцы племени кучи, чтобы вытянуть змеиный яд, закапывают во влажную землю только укушенную руку или ногу (Ђор.ПВП 2:
151) . Сербы Крагуеваца обкладывают рану землей, взятой из девяти кротовин, или привязывают к ней голову убитой змеи (Рад.НМОК: 88). В Черногории при заговаривании змеиного укуса прикладывают к ране землю, взятую из-под левой ноги (племя кучи, Ђор.ПВП 2:153). В Болгарии прикладывают к укусу «змеиную траву» (змий- ска трева) и дают ему пить отвар из этой травы (Марин.НВ: 105). Гуцулы используют от змеиного укуса чеснок (Геппа, Kaindl
§2. Змееподобные
355
PWPH: 205). В заговорах от укуса змеи к ней нередко обращаются почтительно: гад гадович, змей змеевич (Архангельская губ., Онежский у., Масл.ОРНВ: 166).
Помимо укуса, змея опасна еще и тем, что, по народным поверьям, может вползти в рот спящему человеку и жить у него внутри (Брестская обл., Малоритский р-н, Мыслячи, зап. автора; болгары Баната, Телб.БББ: 185). О таких случаях сообщается в «Абевеге русских суеверий» М. Д. Чулкова: «Ежели спящему на поле, когда грезилось, что он пил весьма студеную воду, естьли ему тошнится по утрам, ежели мерещется, что у него в животе ворочается или раздувается живот, то никто уже не смеет сумневаться, что у него в желудке обитает змея. Такова поят парным и наговоренным коровьем молоком, смешанным с конопляным маслом столько, сколько желудок его вместить может, потом привязывают его за ноги в жарко натопленной бане к потолку, и держат до тех пор, пока не вырвет из него, как говорят черенки, с которою рвотою, по уверению их, и змея выходит» (Чулк.АРС: 201-202).
Так же изгоняют змею из внутренностей человека и у южных славян: варят молоко и заставляют человека стоять, наклонившись над ним (Босния (?), Ђор.ПВП 2:138). Горячее молоко используют в этих случаях и в Болгарии (Георг.БНМ: 105). Чтобы змея не могла заползти человеку внутрь, болгары считают необходимым есть летом «змеиную траву», дикий и обычный чеснок, которые отгоняют змей (р-нВрацы, Криводол, р-нОряхова, Малорат, р-нСвиштова, Козар-Белене, Марин.НВ: 105-106).
2.1.18. Использование в народной медицине
Змея находит применение в народной медицине. В лечебных целях используется ее кожа, голова, хвост, сердце, кровь, жир, яд и др. Разнообразными целебными свойствами обладает ее слинявшая кожа. В Брестской обл. змеиный выползок, найденный лежащим головой на восход солнца, прикладывают к опухолям, нарывам и к больному животу (Малоритский р-н, Олтуш, Мокраны, Пинский р-н, Камень, зап. автора), а настоем его лечат лихорадку (Лунинецкий р-н, Редигирово, зап. автора). Рассказывают, как одна невестка, задумав отравить свекровь, сварила ей ужа, а та, отведав этого кушанья, наоборот, исцелилась от своих болезней (Брестская обл., Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора). На Украине при 12*

356
болезнях глаз у скота в них сыплют истертый в порошок змеиный выползок (Б. Таврия, АрхИИФЭ 15-3/252: 186). Украинцы Закарпатья салом змеи лечат опухоли и змеиные укусы. Камешками, выдутыми змеями, отирают перед восходом солнца рожу, опухоли и раны, приговаривая: «Так бы ся розойшло, як т?, что сей кам?нь дули» (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Гуцулы окуривают змеиной кожей скотину, покусанную лаской (Плёска, Kaindl PWPH: 205). На Волыни пьяницам дают водку, настоенную на змеях, чтобы излечить от запоев (Зел.ОРАГО 1: 298).
Поляки Галиции приготовляют различные лекарства из кожи, головы и хвоста ядовитой змеи (Šwi^t.LTD: 377). В районе Нового Сонча мясо пойманной до дня св. Войцеха змеи, высушенное, стертое в порошок и залитое водкой, считают отличным средством от простуды и брюшных колик (Камёнка Велька, ArchKESUJ 7257: 66). В Краковском воев. ребенку от глистов дают пить с водой измельченную кожу ужа (р-н Велички, Вежба- нова, Hrad.PWL: 65).
Родопские болгары целебной считают змею, пойманную в день св. Георгия (23.IV/6.V). Ее сжигают, смешивают пепел с водой и дают пить детям от рахита, эпилепсии и других болезней. Змеиным выползком подпоясывают детей, чтобы они не болели, а змеиные «рожки» кладут в воду, которой поят тех, кого укусила змея (р-ны Ахычелеби и Рупчоса, Шиш.ЖМРП: 163-164). В Кю- стендильском крае знахарки используют для лечения кости змеи (Зах.ККр: 148). В Хасковском окр. сердцем змеи лечат туберкулез и детскую эпилепсию, а пойманной в воде змеей — рак. В Пазар- джикском окр. змеиный выползок употребляется для лечения лихорадки (Бен.ЗБФ: 34-35). В Вуковарском окр. Хорватии больной лихорадкой должен напиться воды через змеиную голову, отрезанную перед Юрьевым днем с помощью двадцатикрейцеровой монеты (Нуштар, Ђор.ПВП 2: 166). В некоторых местах от лихорадки носят при себе девять змеиных голов (Хорватия (?), там же: 171). В Боснии девушки скручивают косы, смазанные жиром, вытопленным из черной змеи, в клубок наподобие свернувшейся змеи, чтобы коса была прочной, «как рукоять» (Власеница, там же: 167). В восточной Сербии девушки мажут змеиным жиром волосы, чтобы они росли длиннее (Нишский окр., там же), а в северной Хорватии с той же целью меряют пряди змеиным выползком (р-н Вараждина, Видовац, там же: 168). Черногорцы и болгары
§2. Змееподобные
357
Пирдопа отирают змеиным выползком руки, чтобы они не потели (Jov.CPB: 100, Schn.SV: 159; Бен.ЗБФ: 35), а сербы Крагуеваца проводят для этого рукой по живой змее (Рад.НМОК: 92).
2.1.19. Змея в приметах
Двойственная природа змеи особенно явственно проявляется в приметах о встрече с ней на дороге. В разных местах, а подчас в одних и тех же, змея, попадающаяся путнику на дороге или переползающая через нее, может толковаться и как доброе предвестье (в брестском Полесье, зап. автора; у украинцев Станиславщины, Gust.PPG: 181; у некоторых сербов, Ђор.ПВП 2: 184; в Далмации, Uj.NVBGPP: 260, Zor.NVBGPP: 260, Ivan.P 10: 283, в Буковице и Котари, Ђор.ПВП 2: 184; в юго-западной Болгарии, АрхЕИМ 776-II: 29), и как злое (в брестском и ровенском Полесье, зап. автора; в украинском Закарпатье, Потуш.ЛНПОН 1941/1; в польских Татрах, Gust.ZM: 284; у сербов Воеводины, Болевацкого окр. и Хомолья, Шк.ЖОПФГ: 133, Ђор.ПВП 2: 118, 184; у родопских болгар, Шиш.ЖМРП: 163).
В Герцеговине считают хорошей приметой, когда змея ползет снизу вверх, а когда сверху вниз — плохой (Фоча, Ђор.ПВП 2: 184-185). В пинском Полесье встречается и такое толкование: встретишь змею на дороге — к дождю (Камень, зап. автора). По поверью черногорцев, путник, убивший змею, которая несколько раз переползла ему путь, умрет (р-н р. Зеты, Ђор.ПВП 2: 160). Гуцулы расценивают как особо счастливое предзнаменование, когда при сплаве леса среди бревен им случайно попадается змея (Kolb.DW 55: 419). Со змеей как воплощением души связана болгарская примета: если во двор или в дом заползет змея, кто-то из домашних умрет (Родопы, Шиш.ЖМРП: 163).
2.1.20. Выводы
Змея — один из центральных и ключевых персонажей в системе народных представлений о животном мире. В ее образе фокусируются все наиболее характерные особенности гадов. Змея отличается особенным богатством и многообразием символики. Высокая степень мифологичности этого персонажа порождает целый ряд особых фантастических змеиных образов.

358
Одна из основных характеристик змеи — ее ярко выраженная хтоническая природа. Она связана не только с комплексом представлений о подземном мире мертвых. Хтонизм змеи достигает космических масштабов, вплоть до глобального противопоставления Земли и Солнца. Многие поверья и обычаи, легенды и данные народного календаря свидетельствуют о важной роли солнца в змеиной символике.
Другая важная особенность, пронизывающая весь комплекс представлений о змее, — это амбивалентность ее характеристик. Она проявляется в сочетании мужской и женской символики, в столкновении отрицательного и положительного начал. Змея объединяет в себе апотропейные и лечебные свойства с вредоносными качествами, ее используют для насылания порчи и как оберег, она ядовита и целебна, нечистое животное, источник зла и в то же время наделяет человека чудесными способностями и имеет покровительственные функции. Амбивалентность проявляется в водной и одновременно огненной символике змеи, в полезном и вредном влиянии ее на коров и молоко. Такая же двойственность свойственна поверьям о лещине, метеорологическим представлениям и приметам, связанным со змеей. В ряде случаев наблюдается тенденция к преодолению подобной семантической двойственности образа змеи, что приводит к появлению противопоставленных друг другу змеиных персонажей — мужского, воплощающего в себе положительное начало, и женского, отрицательного (уж-покрови- тель и змея-вредительница, змей и «хала» или «ламя»).
Змее соответствует целый ряд предметных символов. Это длинные, отчасти гибкие предметы: нитка, веревка, волосы, ветка, палка, веретено, пастушья свирель, фаллос.
Значительное место в комплексе представлений о змее занимают обереги и ритуальные действия, направленные на изгнание змей. Суть их сводится к превентивному отгону, запрещению пользоваться змееподобными и острыми предметами, символическому запиранию змеиной пасти, задабриванию, устрашению и т. д.
2.2. Ящерица
К гадам народная традиция относит и ящерицу. Некоторые виды ящериц, особенно длинного змеевидного желтопузика, а нередко и медяницу, отождествляют со змеями. Часто различают
§2. Змееподобные
359
лишь зеленую и серую ящерицу (например, в Воеводине: Фрушка Гора, Шк.ЖОПФГ: 255). Иногда это цветовое различие приобретает значение половой дифференциации: например, украинцы Екатери- нославской губ. зеленую ящерицу считают женской, «дивчачей», а серую — мужской, «хлопьячей» (Новомосковский у., Манж.МСПП: 187). У южных славян зеленая ящерица выделяется среди прочих своими специфическими, как правило негативными свойствами. В южных славянских зонах (карпатской, балканской) известна саламандра, представленная особыми названиями и получающая особое отражение в народных представлениях, отчасти имеющих книжное происхождение (таково, например, поверье о том, что она не горит в огне). На Русском Севере ящерицу называют гадиной (Ленинградская обл., Лодейнопольский р-н, СРНГ 6: 91).
С гадами связано и происхождение ящерицы. Согласно сербской легенде, пастух св. Димитрия по имени Нестор убил змеиное чудовище «алу», из тела которой вышло и расползлось по свету множество змей, ящериц, мышей и других гадов (Пиротский окр., Ђор.ПВП 2: 187, 1: 306). В Смолянском окр. Болгарии верят, что змеи и ящерицы, обитающие на краю света, пожирают каждого, кому удастся проникнуть туда (Беден, Род.: 9). Как и многие гады, ящерица является дьявольским созданием. Так, по некоторым польским поверьям, ящерица появляется на свет из яиц черта (совр. Новосондецкое воев., Уяновице, Gust.PPG: 133). Как нечистое животное, она может наделяться демоническими свойствами. Сербы и поляки верят, что ящерица, так же как змея и жаба, может сглазить человека, навести на него порчу (Ђор.ПВП 2: 189; Малополыпа, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 204). Подобно другим гадам, ящерица способна проникать в тело человека: она может прогрызть ему кожу и добраться до самого сердца (Хорватия, Самобор, Ђор.ПВП 2: 188).
С гадами (ужом, жабой) и другими хтоническими животными (лаской), а также с рядом демонических существ ящерицу сближают некоторые общие функции, например способность отбирать или портить молоко у коров. У поляков при помощи высушенных ящериц (саламандр) колдуны отбирают молоко у соседских коров, так что те начинают доиться кровью (Вельское воев., Цешинский пов., Яворник близ Вислы, ArchKESUJ 1358: 11). В болгарских народных представлениях ящерице присуща функция охранительницы воды, характерная также для змеи и лягушки (Смолянский окр.,

360
Могилица, Род.: 46). Ритуальное убиение ящерицы, так же как и других животных, связанных с землей (ужа, жабы, медведки, ласки и т. п.), совершают иногда во время засухи, чтобы вызвать дождь (Сумскаяобл., Средино-Будскийр-н, Жихово, Тол.ЛУДЖ: 24). У украинцев Закарпатья существует поверье, что если разогнать палочкой двух борющихся ящериц, то ею можно разгонять тучи (Потуш.З 1942/2/3-4: 361). Сходные магические свойства приписываются и палке, которой разняли двух змей или змею и лягушку.
Ящерица наиболее близка змее. Как и змею, ее считают ядовитой (украинцы и поляки Галиции, Gust.PPG: 133; Болгария, Кюстендильский край, Зах.ККр: 156). Полагают, что укус ее настолько ядовит, что может быть неизлечим, а порой и смертелен (Хорватия(?), б. м., Ђор.ПВП 2: 188; Польша, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 204). По представлениям южных славян, особенно опасна в этом отношении змеевидная медяница (серб.-хорв. слепић, слепак, болг. слепок и т.п.), смешиваемая нередко со змеей. Как и змея медянка, она считается слепой. Согласно хорватской легенде, она укусила в ногу Божью Матерь, за что и стала слепой и никого уже не кусает (сев.-зап. Хорватия, р-н Преграды, Смртец, Hire ŠPNN: 23, Ђор.ПВП 2: 187). Если бы она могла видеть, она каждую ночь умерщвляла бы девять человек (Сербия, Срем, Ђор.ПВП 2: 189), так как ее укус в девять раз сильнее укуса любой змеи (Хорватия, Славония, р-н Северина, Луков Дол, там же). Как и в случае змеиного укуса, человек, укушенный ящерицей, должен как можно быстрее бежать к воде и напиться, чтобы спасти себе жизнь. Если он сделает это быстрее ящерицы, то она погибнет, в противном случае умрет он сам (совр. Львовская обл., Золочев, Gust.PPG: 132). У южных славян верят, что человек не излечится от укуса ящерицы (особенно медяницы), пока не услышит рева ишака (Сербия, Крушевац, Ђор.ПВП 2:189), пока не пересчитает по зернышку целой меры проса (Македония, Скопска Црна Гора, Скопска Котлина, р-н Кучкова, Фил.ОВСК: 500), пока не найдет девять белых кобыл и девять сестер (Сербия, Валевский окр., Ђор.ПВП 2:188), пока не напьется молока от девяти сестер (Босния, Жепче, там же) или пока его девять раз не напоят молоком (Хорватия, Славония, р-н Северина, Луков Дол, там же: 189). Известна западноукраинская быличка о том, как крестьянин в поле убил детенышей ящерицы. Ящерица отомстила ему тем, что
§2. Змееподобные
361
напустила яду в его еду или питье, отчего тот умер. Затем она опрокинула кувшин с водой, чтобы никто другой не отравился (Го- ригляды, Gust.PPG: 133). В других местах аналогичные же рассказы связаны с ужом и лаской. В то же время ящерица спасает человека от укуса змеи: если вблизи спящего человека окажется змея, ящерица влезает ему за пазуху и щекочет, пока он не проснется (совр. Ивано-Франковскаяобл., Надворна, совр. Львовская обл., р-нБобрки, Девятники, совр. Новосондецкое воев., Новы Тарг, совр. Кросненское воев., Дукля, там же: 132, совр. Катовицкое воев., Олькушскийпов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 47).
Близость ящерицы к змее проявляется и в других поверьях. На Украине бьют ящерицу, чтобы она сбросила свой гадючий хвост, так как, по поверью, она берет себе хвост от гадюки (Черниговская губ., Остерский у., Староселье, Загл.ПСД: 141). Или же оторванный хвост ее превращается в ужа или гадюку (Зап. Украина (?), Острыня, Gust.PPG: 132). По польскому поверью, сама ящерица превратится в змею, если у нее не оторвется хвост (Польша, Новы Сонч, там же). Украинцы Брацлавщины (совр. Винницкой обл.) верят, что если оторвать у ящерицы хвост, она его найдет, приложит, и он прирастет снова (АрхИИФЭ 15-3/252: 75). Кроме того, куски разрубленной на части ящерицы срастаются вновь— либо сами (совр. Тарновское воев., Щепанув, совр. Новосондецкое воев., Новы Сонч, Кросценко, Gust.PPG: 132), либо под влиянием жабьей мочи (вост. Польша, Понаревье, Glog.ZM: 106). Аналогичное представление бывает связано и со змеей. Согласно польскому поверью, если бить ящерицу кнутом или иссечь им ее на куски, а потом хлестать им скотину, то скотина будет худеть и иссохнет, как щепка (совр. Тарновское воев., Щепанув, Gust.PPG: 132).
В поверьях южных славян ящерицу (саламандру) и змею сближает еще одно свойство — способность свистеть. Считается, что саламандру нельзя трогать или причинять ей вреда, потому что она может так засвистеть, что человек от этого оглохнет (р-н Космая, Корачиц, Ђор.ПВП 2: 193). Иногда звук, издаваемый потревоженной саламандрой, характеризуется как сильный, оглушающий человека писк или визг (Левач и Темнич(?), Скопска Црна Гора, там же: 191).
Отношение к ящерице, как и к змее, неоднозначно. Амбивалентность образа ящерицы в народном восприятии наглядно проявляется в поверьях, связанных с ее убиением. Запрет убивать

362
Часть П. Глава 2. Гады и насекомые
ящериц связан с представлениями о душе. Как и во многих других животных, в ящерицах видят души умерших, поэтому при виде вблизи жилья ящерицы желают душе вечного упокоения (южн. Польша, Mosz.KLS 2/1: 552). В связи с этим убивать ящерицу или опасаются, или считают грехом (Болгария, р-н Ахыче- леби, Шиш.ЖМРП: 140; Македония, Скопска Црна Гора, Фил.ОВСК: 500; Босанска Краина, Хорватия, Лика, Ђор.ПВП 1: 21-22; Украина, Покутье, р-нТлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 125). Верят, что если убить ящерицу, то умрет мать, или если убить ящерицу-самца, умрет отец, а если самку— мать (совр. Ивано-Франковская обл., Надворна, совр. Львовская обл., р-н Львова, Янов, р-нБобрки, Девятники, Gust.PPG: 132; Сербия, Левач и Темнич, Босанска Краина, Ђор.ПВП 2: 191, 201). Подобные же мотивировки запретов касаются лягушки, змеи и некоторых других животных. В Хорватии считают, что человек, убивший ящерицу, будет проклят ею и не будет иметь счастья (о. Црес, Ђор.ПВП 2: 191). С проклятием связывают убиение ящерицы и в Македонии (Скопска Црна Гора, там же). По поверью западных украинцев, в наказание за убитую ящерицу будешь на том свете сидеть с ящерицей во рту (совр. Ивано-Франковскаяобл., Тлумач, Gust.PPG:
132) . В Брянской обл. записана быличка о женщине, наказанной за то, что она убила ящерицу: «А вут так ана убила. На поли работала, ина нахратилася— яшшарка, ина ее бить. Ина ее била-била и убила. Ну, пришла дамой — убила и всё. Вот ина лягла спать, и ей приставилась ува сьне: „Ну, — говърить, — домаха убила палях у“. Убила, ну што ж, убила. „Теперь, — гаварить, — усё пайдеть насмарку“. Всё пашло наперявоз в дваре, всё пашло, исьтёк дом и да краю, нет ничаво. И вси вымерли: и старые, и малые, и ни скоту, ничаво не пашло, во как. И сама кончилася» (Трубчевский р-н, Радутино, зап. автора).
С другой стороны, как и в случае со змеей, встречаются противоположные представления — о том, что убиение ящерицы считается богоугодным делом. В Боснии и Герцеговине человек, убивший зеленую ящерицу, на заходе солнца обтыкает ее колючими шипами, и тогда ему простится столько грехов, сколько шипов он воткнет (Ђор.ПВП 2:192). Особенно богоугодным и душеполезным делом считают там же убиение девяти зеленых ящериц в Юрьев день, так как в этот день св. Георгий умертвил змея (там же). Амбивалентное отношение к ящерице у сербов иногда снимается тем
§2. Змееподобные
363
что противоположная оценка применяется к разным ящерицам: обычная ящерица (гуштерица) пользуется любовью, поэтому причинение ей вреда рассматривается как большой грех, а зеленая ящерица (зелембаћ, зеленац) считается отвратительной, и за убийство ее человеку прощается сорок грехов. Противоположное отношение к ним дополняет легенда: зеленая ящерица рассыпала кораллы Божьей Матери, а обычная ящерица их собрала (Ђор.ПВП 2:192).
Различное отношение к ящерице проявляется и в двух других южнославянских легендах, сходных в сюжетном отношении. В одной из них говорится о святом, обвиненном в колдовстве, которого пытали огнем, чтобы он признался в своей вине. Ящерица (гуштерица) сжалилась над ним и украдкой носила во рту воду, чтобы затушить огонь, а змея, наоборот, его раздувала. За это Бог проклял змею, а ящерицу благословил. Вот почему грех ее убивать (Босния и Герцеговина, там же: 191). В другой, боснийско-мусульманской легенде, напротив, божьему проклятию подвергается зеленая ящерица: именно она раздувала костер, в который был брошен праотец Ибрахим. С тех пор убивать ее считают благим делом (там же: 189).
У восточных славян амбивалентное отношение к ящерице можно видеть в поверье о том, что солнце плачет, когда увидит убитую ящерицу (Черниговскаягуб., Остерскийу., Староселье, Загл.ПСД: 141; ср. то же у литовцев: Янул.ЛСП: 150). Поэтому убитую ящерицу положено зарывать в землю. Аналогичные поверья, имеющие прямо противоположные толкования, связаны и со змеей (солнце плачет от сострадания или от омерзения к ней). Положительная роль ящерицы в связи с солнцем представлена в южнославянской легенде о том, как в незапамятные времена ящерица спасла солнце от пожиравшей его крылатой змеи или змея и так и осталась с тех пор на солнце. За это Бог благословил ее, дал ей ноги и запретил убивать (Хорватия, Лика, Осикская община, Ђор.ПВП 1: 21, Босния, там же 2:111, Босанска Краина, там же: 191).
В южнославянской народной традиции символическую нагрузку получает пестрота ящерицы-саламандры— ее узорчатая, пятнистая или разноцветная окраска. Например, в восточной Боснии в Юрьев день до восхода солнца бросают в надоенное молоко пойманную накануне саламандру и говорят: «Тако ми шарени јањци били као што си ти, дажде, ујаче!» [Чтоб такими же разноцветными были бы у меня ягнята, как ты, дядюшка саламандра!]

364
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
(Власеница, Ђор.ПВП 2: 193). У сербов Хомолья беременной женщине считается опасным увидеть саламандру, ползущую вверх или перебегающую перед ней дорогу, потому что у нее может родиться ребенок с пятнами на теле (там же: 189).
Пестрота может получать символическую реализацию не только в материальных, но и в психических понятиях, которые соотносятся с различными человеческими способностями (умом, мастерством, красноречием) и соприкасаются со сферой искусства. Так, в восточной Боснии человек, желающий стать хорошим мастером (например, плотником), просовывает топором пойманную ящерицу у себя за пазухой сверху вниз, роняет топор на землю и, держа саламандру в руке, говорит: «Како си се ти, даждевњаче, сам од себе могао нашарати, тако и ja могао сам од себе свашта нашарати и направити!» [Как ты, саламандра, смогла сама себя разукрасить, так бы и я сам смог овладеть всяческим умением в работе!]. После этого он оставляет ящерицу на топоре и, если на другой день обнаружит ее на том же месте, то научится ремеслу, а если не найдет — не научится (Власеница, там же: 192—193). В Боснии молодой парень, нашедший весной ящерицу, трижды сверху вниз продевает ее у себя под поясом, чтобы быть умным и достичь умения и мастерства в любом деле (Жепче, там же: 192). Девушка, не умеющая заниматься рукоделием (вышивать, вязать и т. п.) находит весной саламандру, три раза продевает ее сквозь правый рукав себе за пазуху, затем относит ее домой, заворачивает в пряжу или в изделие своей работы — той, на которую она загадала, оставляет так на всю ночь, а утром до восхода солнца относит завернутую саламандру к источнику и бросает в воду, произнося заклинание: «Како си ти, даждевњаче шарен, тако и ja знала нашарити и отпочети! Ко je теби дао нека да и мени!» [Как ты, саламандра, красиво разукрашена, так бы и я умела красиво все делать. Кто тебе это дал, пусть даст и мне!]. Забрав с собой изделие, в которое была завернута саламандра, она, не оглядываясь, спешит домой (Власеница, там же: 193). У сербов Неготинской Краины женщины, найдя в лесу саламандру, бросают ее себе за пазуху для того, чтобы научиться умению красиво и складно говорить (там же). Возможно, к кругу представлений, связанных с человеческой психикой (в частности, с разумом), имеет отношение и южнославянское (хорватское?) поверье о зеленой ящерице, которая может прыгнуть на человека и съесть его мозг (б. м., там же: 188).
§2. Змееподобные
365
Появление ящериц весной и уход их на зиму бывают связаны с определенными календарными датами. Обычно в этих представлениях ящерицы зачисляются в одну группу со змеями и другими гадами. У сербов весеннее пробуждение ящериц, змей и прочих гадов приурочено в одних местах к Благовещению, 25.III/7.IV (Хомолье, Ђор.ПВП 2: 117, 143, 189), в других— к Лазаревой субботе, т. е. кануну Вербного воскресения (Болевац- кий окр., там же: 117, 144, 189). У болгар — к дню Сорока мучеников (9/22.III) или к Благовещению (Поп.КНПК: 30, 32). Согласно примете из восточной Польши, ящерицы, змеи и мухи исчезают после дня Петра и Павла, 29.VI (Хелмское воев., р-н Влодавы, Шуминка, ArchKEUW А46).
Календарную приуроченность имеют и ритуальное изгнание ящериц и обереги от них у южных славян. У болгар и македонцев они связаны с началом марта и мая. В первый день марта, считающийся началом лета, в некоторых районах Болгарии дети до восхода солнца обегают вокруг дома, прогоняя шумом и криком змей и ящериц и оповещая их о приходе бабы Марты (КОО 2: 282). В родопских селах женщины трижды обходят дом справа налево, гремят жестянками и кричат: «Бягайте змии, гущери и поганци, че баба Марта иде с железния топуз и желязната патеричка и където удари, син сок пуска!»[Бегите, змеи, ящерицы и крысы, баба Марта идет с железной палицей и железной клюкой, и где ударит, синий сок пускает!] (Ивайловградский р-н, Гугутка, Долно Луково, По- крован, Хасковский р-н, Царева Поляна, Кырджалийский р-н, Пчеларово, Асеновградский р-н, Червен, Род.: 101). В Македонии первого марта не занимаются работой, чтобы летом не было ящериц и змей (Скопска Котлина, Фил.ОВСК: 392, Ђор.ПВП 2:189). В ряде районов Болгарии изгнанию ящериц и змей посвящен день св. Ере- мии, 1/14.V (КОО 2: 290). Рано утром хозяйки обходят вокруг своих домов и дворов, колотят в жестянки, гремят кочергами и кричат: «Бягайте змии и гущери, че е заран Еремия, ще ви вързва с въжета, ще ви стяга с ремъци!» [Убегайте, змеи и ящерицы, завтра Еремей, свяжет вас веревками, сдавит вас ремнями!] (Поп.КПНК:
40) . В Кюстендильском крае в день св. Еремии существует запрет на упоминание змей и ящериц, особенно зеленой ящерицы, которая считается опасной и ядовитой. Накануне этого дня после захода солнца женщины обходят вокруг своих жилищ и хозяйственных Построек, стуча железными предметами — лопатами, щипцами для

366
углей, крюками. В районе сербско-болгарского пограничья они прогоняют змей и ящериц возгласами: «Бегайте, гуштере и змии, / Ютре е Еремия; / Бегайте гуштере и змии, / Ютре е Еремия!» [Убегайте, змеи и ящерицы, завтра Еремей!] (юго-вост. Сербия, Боси- леград, Зах.ККр: 156). В Метохии кричат: «Беште змии и гуштере у море, / Еремия у поле! / Ютре е Еремия!» [Бегите, змеи и ящерицы, в море, Еремей в поле! Завтра Еремей!] (там же: 157). В Македонии в этот день женщины обходят вокруг дома, стуча щипцами для углей и кочергами, и гонят змей и ящериц в море и горные леса. Кроме того на св. Еремию две женщины волочат по дому овечью шкуру, чтобы змеи и ящерицы бежали из дома и со двора (Скопска Котлина, Фил.ОВСК: 400).
Изгнание ящериц совершается у южных славян также на Сорок мучеников, на Благовещение и в Лазареву субботу. В Болгарии рано утром на Благовещение женщины прогоняют ящериц и змей заклинанием: «Бягайте змии и гущери на 40 разкрача!» [Убегайте, змеи и ящерицы, на 40 шагов!] (Поп.КНПК: 30). В Боле- вацком окр. Сербии накануне дня Сорока мучеников после захода солнца дети три раза обходят вокруг дома, стуча в совок для углей и говоря: «Бежте, змије и гуштери! Бежте, змије и гуштери!» [Бегите, змеи и ящерицы!]. Утром женщины возле дома и хлева жгут в огне старое тряпье, чтобы отпугнуть змей и ящериц запахом дыма, и бросают один тлеющий лоскут на порог дома, приговаривая: «Бацам ово парче да се плаше змије и гуштери!» [Бросаю этот лоскут, чтобы боялись змеи и ящерицы!]. Другие члены семьи, выходя утром во двор, бросают ногой камень как можно дальше от себя, произнося заклинание: «Колико сам овај камен ћушнуо, толико да су далеко од мене змије и гуштери преко целог лета!» [Насколько я отбросил этот камень, настолько далеко будьте от меня змеи и ящерицы в течение всего лета!] (Ђор.ПВП 2: 142). Таким же образом и с теми же словами в Болевацком окр. бросают камень и утром в Лазареву субботу, а затем выкрикивают как можно громче свое имя, приговаривая при этом: «Колико се моје име далеко чуло, толико да су далеко од мене змије и гуштери!»[Как далеко слышно мое имя, так же далеко будьте от меня змеи и ящерицы!] (там же: 144). У сербов Хомолья на Сорок мучеников вечером домашние выходят на улицу, смотрят на небо и говорят: «Колико je го- ренак звезда, толико да беже змије и гуштери од мене!» [Сколько горящих звезд, столько же змей и ящериц пусть бежит от меня!]
§2. Змееподобные
367
(Ђор.ПВП 2: 144). Накануне Благовещения дети с кочергами обходят вокруг хлева и загона для скота со стуком и криком: «Бежте, змије и гуштери!» [Бегите, змеи и ящерицы!]. Накануне и в сам праздник Благовещения члены семьи бросают через порог несколько горящих углей, и один из домашних наступает на уголь ногами и произносит заклинание от ящериц и змей: «Преко прага пређо, ама преко жара не мого!» [Через порог перейдут, а через горящие угли не смогут!] (там же: 143).
Ящерица используется в магических целях, часто для насылания порчи. Так, если съесть ящерицу или ее куски, подмешанные в еду, то из них выведутся маленькие ее детеныши, которые задушат человека, когда клубками будут выходить через горло (Зап. Украина, Станиславщина, Малополына, совр. Новосондец- кое воев., Кросценко, совр. Кросненское воев., Дукля, Gust.PPG: 132, 133). Ведьмы сушат ящериц, стирают их в порошок и подмешивают его кому-нибудь в водку. Из порошка внутри у человека появятся маленькие ящерицы, и он умрет (Зап. Украина, Посеч, там же: 133). Отвар из сушеных и истолченных ящериц девушки дают выпить парню, которого хотят приворожить. Но если отвар постоит хотя бы сутки, он превратится в отраву, от которой человек сходит с ума, а потом пухнет и умирает (совр. Львовская обл., Девятники, там же).
Магическими свойствами обладает горох, пророщенный через ящерицу или змею. В рот убитой ящерицы кладут горошину и закапывают в землю. На этом месте вырастет горох. Стоит положить в рот стручок такого гороха, как сразу же станешь невидимым для окружающих (совр. Ивано-Франковская обл., Над- ворна, там же). В хорватской Славонии ворам известен другой способ стать незаметным для окружающих с помощью ящерицы. Нужно подкараулить ящерицу в тот момент, когда она ест травку. Выхватив у нее эту травку, можно идти с ней ночью в любой двор. Ни одна собака не почует тебя и не залает, если Держать эту травку в руке, крепко зажав ее пальцами (Оток, Ьор.ПВП 2: 193).
На Русском Севере для изгнания из избы клопов и тараканов живую ящерицу сажают в мешочек и подвешивают к матице (Новгородская губ., Кирилловский у., Покровская, Сок.СПБК: 531, Ярославская губ., Углич, Костол.: 175). В Орловской губ. хозяин приносит весной в дом первую ящерицу, подвешивает ее

368
на нитке к матице и три раза говорит: «Ящерица сохни, а клопы дохни» (Волховский у., Терн.ОНСП: 150). Поляки поджаривают живых ящериц и змей в горшке на медленном огне и полученным жиром смазывают ульи для приманивания чужих или диких пчел (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 150).
Согласно западноукраинскому поверью, ящерицы не живут около человеческого жилья. Верят, что ящерица погибнет, если заглянет в окно дома (совр. Ивано-Франковская обл., Надворна, совр. Львовская обл., Девятники, Gust.PPG: 133). У поляков ящерица, лежащая вверх брюхом возле дома, предвещает в нем пожар (р-н Нового Сонча, Зблудза, там же).
Ящерицу используют для лечения и избавления от различных недугов. В Витебской губ. считают, что, увидев весной первую ящерицу, нужно разостлать пояс и перегнать через него ящерицу, а затем опоясываться им — тогда не будет болеть поясница (Витебская губ., Полоцкий у., Боровуха, Никиф.ППП: 201). Аналогичный способ избавления от боли в пояснице практикуется в Боснии и Герцеговине (Ђор.ПВП 2: 190). У македонцев девушки ловят первую ящерицу и трижды пропускают ее через свой рукав, чтобы не потели руки (Скопска Црна Гора, Фил.ОВСК: 500-501). Для избавления от головной боли сажают ящерицу за пазуху (Зап. Украина, Ясенев Польны, Gust.PPG: 132) или прогоняют ее через шапку, которую затем вместе с ящерицей надевают на голову (Лужица, Czerny IM 9: 699). Больного лихорадкой окуривают кожей ящерицы (Витебская губ., Никиф.ППП: 275) или вешают ему на шею убитую ящерицу, которую больной затем срывает и выбрасывает, и когда ящерица высохнет, тогда и болезнь пройдет (Витебский у., Старое Село, там же). Больным и рахитичным детям дают пить воду с золой от сожженной ящерицы (Болгария, р-н Ахы- челеби, Шиш.ЖМРП: 140).
У ящерицы в редуцированном виде представлен в основном тот же круг значений, что и у змеи. Амбивалентность, столь ярко выраженная у ящерицы, присуща символике различных гадов, для которых вообще характерно сочетание нечистоты и демонических признаков с рядом полезных, благотворных свойств и функций. К специфическим особенностям образа ящерицы можно отнести, пожалуй, лишь ту символику, которую приобрела пестрота саламандры в южнославянских народных представлениях.
§2. Змееподобные
369
2.3. Угорь, вьюн, минога
Вьюн, угорь и минога — рыбы, объединяемые в народных представлениях по сходству со змеей и часто смешиваемые. Так, рус. и белор. вьюн (верх. Волга, Зол.ОСМНР, Витебская губ., Никиф. ППП: 493) и пол. wijun (Аугустув, Karl.SGP 6:124) встречаются как названия миноги. С другой стороны, в качестве обозначения вьюна могут выступать наменования, характерные для угря: рус. угорь (р. Сура, Зол.ОСМНР, Урал, Дряг.РЛ 6), пол. диал. wqgor 'вьюн’, (материалы В. В. Усачевой). Одни и те же названия применяются в славянских языках к разным рыбам, напоминающим змею: чеш. piskor, пол. piskorz 'вьюн’, словен. piskor 'минога’, серб.-хорв. пис- кор 'мурена’. Общеслав. *Qg-or-b означает 'змееподобный’ (Фаем. 4:
146) . Сходство со змеей отражено в целом ряде названий угря, вьюна и миноги: пол. zmij 'угорь’ (Вармия и Мазуры, Moc.SWM: 16); болг. змиюрка 'угорь’, змионка, 'вьюн’, змиорка 'угорь’, 'вьюн’ (Ге- ров 2: 160); серб.-хорв. змиуљан 'вьюн’ (Mih.Vuk.SLR); серб.-хорв. zmijica, zmijuljica, zmijara, gujavica (Hirtz 1, 3), словац. hadná ryba (Fer.SNR: 16), укр. гадина сьліпа (р. Прут, Jawor.RP: 41), гаде сліпе (Гуцульщина, Гринч. 1: 264), вуж (р. Тисса, Марк.Кор.ВПР: 200), белор. вужака (Могилевскаяобл., Славгородскийр-н, Яшк.СНР: 124), пол. wqz 'минога’ (Галиция, Now.RWG: 73); укр. веретилъни- ця 'минога’, 'вьюн’ (Карпаты, там же: 86).
Нередко этих рыб принимают за ядовитых змей (например у украинцев под Черновцами и близ Галича, Jawor.RP: 41, Barta RD: 60), за ужей (в Могилевской обл., Яшк.СНР: 124) или считают ♦погаными» (в Пермской губ., Хлебн.НВР: 35), «нечистыми» (на Урале, Булыч.ОФФИУ: 13-14), родственными змеям: псков. змеев брат 'вьюн’ (Островский р-н, Гривы, ПОС 2: 145), «гадючей» породы — о вьюне в Харьковской губ. (Ерм.ПЦ: 727). Лужичане, как и немцы, верят, что угри спариваются со змеями (Нейштадт, Schul.WVt: 158). В туровском, ровенском и волынском Полесье вьюна считают змеей в двенадцатом, а в Хорватии — в девятом поколении (Гомельская обл., Житковичский р-н, Бережцы, ТСл 1: 249; Ровенскаяобл., Сарненский р-н, Чудель, Дубровицкий р-н, Озерск, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, Пески Речицкие, зап. автора; Хорватия (?), HircŠPNN: 24).
Такими представлениями объясняется часто встречающийся запрет употреблять этих рыб в пищу. У русских, кроме

370
того, «голые» рыбы связываются с нечистой силой: угрей и налимов считают любимым блюдом водяного и никогда не едят, а если поймают, то сразу же отпускают обратно в воду (Макс.ННКС: 93, Крин.СК: 10). Согласно «Абевеге русских суеверий», угря есть можно лишь тогда, «когда в семи городах рыбы отыскать будет не можно» (Чулк.АРС: 301-302). Представление о родстве угря со змеей и возможности питаться им лишь в случае крайней нужды содержится в полесской легенде: «Як ходыв Хрыстос по зымни, то Ёму зло- вылы ужя, спэклы и поставил ы, шоб Вин йиу. А Вин поблагосло- выв и сказау: „3-за гора можна йисьты и угора“» (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора). По чешским поверьям, кровь угря ядовита и способна вызвать смерть при попадании ее на рану, а употребление угря в пищу вредит голосу (Tep.PDCR: 208). Польские гурали Силезии угря не ловят, считая, что он может удушить человека (Malic.ZKM: 19). Белорусские рыбаки рассказывают о крупной, похожей на угря рыбе, сосущей камни, которая впивается в человека и может его замучить (совр. Гродненская обл., р-н Щучина, Райгрод, Znam.PMWR: 34).
Однако в некоторых местах вьюны и угри используются как о б - рядовое блюдо. Так, в районе Золочева (совр. Львовская обл.) суп из вьюнов — обязательное блюдо в Рождественский сочельник (Рудки, Józ.NWLR: 350). В польском Поморье угорь — традиционное рождественское блюдо. В Сочельник, вместо не известного здесь обычая делиться облаткой, делятся, как самым ценным, угрем (Gut.OWZP: 476). Угря подают там же на свадьбу (Sych.SGK 7: 61). В каждом доме готовят угрей на день св. Михаила (29.IX) и считают, что в михайловскую ночь самый обильный улов угрей (Гдыня, Gut.OWZP: 474). 7.Х в день пресв. Богородицы (Matki Boskiej Rózancowej — Божьей Матери Розария), называемый здесь днем Matki Boskiej Wqgorzowej [Божьей Матери Угрей], устраивается престольный праздник, и рыбаки угощают гостей угрями (там же: 473-474, Sych.SGK 7: 61).
Сезон лова угрей начинается в польском Поморье в день св. Роха (16.VIII) и заканчивается на св. Мартина (11.XI) (Gut. OWZP: 474). На зиму солят угрей, выловленных в «третью тьму» (trzeciq cmq), когда самые темные, безлунные ночи и угорь не может видеть сетей (там же: 475). Согласно поморской легенде, угри ловятся в сети ночью в наказание за то, что угорь хвастался перед Богом, будто его никому не удастся поймать. Тогда Бог высказал
§2. Змееподобные
371
ему свой приговор: «Rybak b^dzie w lôzku spal, / A ciebie w worku b^dzie mial» [Рыбак будет спать в постели, а ты будешь у него в мешке] (Gut.OWZP: 481). По представлению украинцев-русинов, белорусов и лужичан, угри любят горох (гороховый цвет) и до рассвета выходят из реки жировать в горох (Зап. Украина, Ерм.ПЦ: 725; Гродненская губ., Слонимский у., Fed.LB 1: 175; Лужица, Нейштадт, Schul.WVt: 158). Если посыпать землю в гороховом поле золой, угри не смогут вернуться назад и их легко можно ловить (Нейштадт, Schul.WVt: 158).
Лужичане используют угря для лечения желтухи: его носят на голом теле, пока он не стухнет и не отвалится (Veck.WSMAG: 461). Русские в Нижегородской губ. от лихорадки пили с водой измельченных сушеных миног (Варп.МИРНГ: 47). В Моравии угорь использовался в магических действиях с целью увеличения молочности коров: в Великий четверг до восхода солнца следует класть в горшок специальную закваску и кусок кожи угря, на которые крест-накрест доят молоко, закапывают горшок и прогоняют над ним скот — тогда из молока можно будет сбить вдоволь масла и предохранить на целый год коров от порчи (Bart.ML: 157). Хорваты по поведению вьюна судят о погоде: за сутки до грозы вьюн выходит на поверхность и мутит воду (Mih.Vuk.: 405). В толкованиях снов вьюны предвещают дождь (Ровенскаяобл., Дубровицкий р-н, Сварицевичи, Рокитновский р-н, Глинное, ПА), а угри в воде — утрату возлюбленного (кашубы, Sych.SGK 5: 33).
Признак «длинный», свойственный вьюну, актуализируется в словацко-моравском обычае варить при первом севе самых крупных вьюнов, чтобы уродились большие колосья (пограничье моравской Силезии и Словакии, Húsek HMS: 270). В фольклоре эти рыбы сближаются с длинными, вытянутыми предметами. В польской загадке колбаса иносказательно описывается с помощью вьюна и угря: «Ni piskorz, ni w^gorz, na ksztalt do mi^tusa, ani r$k, ani nóg, czarne jak pokuša» [Ни вьюн, ни угорь, по форме налим, ни рук, ни ног, черный, как соблазн] (Folf.PZL: 65). В украинско-по- лесской легенде о распятии Христа вьюн происходит из гвоздя. «Поймали Исуса Хрыста июды». Забили Ему гвозди в руки и в ноги и привели цыгана. Говорят ему: «В лоб забей гвоздя». Как раз в это время муха села на лоб Христу. Цыган придавил муху, так что она стала похожа на шляпку гвоздя. «А гвоздя бросиу в рэчку, и зробився з етого вьюн». За это Божья Матерь пообещала цыгану,

372
что отныне он ничего не будет бояться. Поэтому сейчас цыгане «не боятся сорому» — ничего не стыдятся и ничего не боятся (Ровенская обл., Ракитновский р-н, Каменное, зап. автора).
2.4.Червь, гусеница
Наиболее близки змеям черви и гусеницы, напоминающие их своим внешним видом и способом передвижения. В народном восприятии змея (позвоночное пресмыкающееся), червь (беспозвоночное животное) и гусеница (стадия развития бабочки, ее личинка) — самостоятельные, но близко родственные виды животных. В различных славянских диалектах названия червя часто являются обозначением гусеницы, а иногда и змеи (например, укр. червак лихий 'черная гадюка’, Гринч. 4: 452, черв’як— эвфемистич. 'змея’, Дзендз.ПЛАУМ: 237). Змей иногда относят к червям: « zmija jest robak» [гадюка — это червь] (Серадзское воев., пов. Ласк, Хо- цив, ArchKESUJ 7856/20b). Robak, robactwo— частое название змей в польских заговорах (Dek.ST: 47).
В поверьях и терминологии черви и гусеницы тесно объединяются с насекомыми (например, в польском языке название червя robak распространяется на ползающих личинок и, далее, на насекомых в целом — собират. robactwo) и шире — с гадами вообще (robactwo может собирательно употребляться по отношению ко всем гадам). Слова, обычно характеризующие гадов в целом, употребляется и для обозначения червей, например: рус. (екатеринбург.) гад 'черви, поедающие кедровые орехи’ (СРНГ 6: 90), с.-рус. щур 'дождевой червь’ (ОЛА 1, карта 36). В различных славянских диалектах названия червя — производные от названий змеи: хорв. gujica, gujavica, gujina, gujna, словац. uzovka, луж. wuzenc (там же). В малопольских диалектах padalec, название желтопузика (безногой ящерицы), часто принимаемого за особо опасный вид змеи, обозначает также ядовитую «молочайную» гусеницу (Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 63). По народным представлениям, черви могут превращаться в змей в условиях, аналогичных тем, при которых змея или лягушка превращаются в летающую змею или змея. Так, согласно поверью поляков Мазовша, если дерево, которое точат черви, пролежит на одном месте двадцать лет, черви эти станут змеями (Равский пов., Kolbusz.MMWL: 162). Черви происходят из глубин земли: они выходят на поверхность из жил земли,
§2. Змееподобные
373
подобных жилам человека (Kolbusz.MMWL: 162). Появление весной из земли червей и насекомых приурочивается в Мазовше и Ма- лополыне к дню Благовещения, известному также как день «Раскрывающей» Божьей Матери (Petr.LZD: 130, Kolb.DW 20:99).
Как змея и некоторые другие гады, червь может выступать в роли домашнего покровителя. В Вологодской губ. существует поверье о ратном черве, обитающем у счастливых людей в подполье и покидающем дом перед несчастьем. Таких червей сушат и держат у себя в качестве талисмана (Кадников, Зел.ОРАГО 1: 200). В юго-вос- точной Польше (Пшемысльское воев.) записана быличка о «выхо- ванке» (домовом) в виде червя (chrobaká), который жил в хлеву. Когда его убили, коровы начали реветь и вскоре околели (р-н Бирчи, Гута Бжыска, ArchKEUW S/141: 2). Известно, что образы домового и домовой змеи тесно связаны с душой предка, хозяина дома. Представления о черве как облике души хорошо отражают польские поверья: в западных Бескидах во время пахоты в поле запрещается убивать червя, так как в нем видят не находящую себе приюта душу грешника (Живецкий пов., Mosz.KLS 2/1: 549); в Подлясье душу представляют в виде червя и считают, что, если такой червь попадется в дереве, которое бросают в огонь, душа издает писк (Сед- лецкий пов., там же). С этим же представлением связано и поверье поляков Мазур: если человек во время рубки дерева покалечит червя, то в тот же день покалечится и сам (Олынтынское воев., Опаленец, Szyf.ZOW: 137). Червей используют и как амулет: сербы Шумадии зашивают в одежду трех червей, найденных в мертвой лягушке, в качестве оберега от пули (Рудникский окр., Ђор.ПВП 2:199).
У червя отмечены и другие демонические свойства. Черному мохнатому червю, называемому начніца, белорусы Гродненской губ. приписывают способность вызывать детскую бессонницу (в той же функции известны и одноименные демонические существа). Если он проползет под колыбелью, ребенок потеряет сон и будет кричать по ночам (Слонимскийу., Fed.LB: 174, 217). Известны также поверья о червях, точащих зубы и вызывающих зубную боль. Поляки района Тарнова верят, что если вдыхать горячий отвар из зерен белены, черви выпадут из зубов и боль прекратится (Mag.LULP: 155). В народной медицине известно использование и самих червей, например, трехмесячным спиртовым настоем дождевых червей поляки Малополыпи лечат ревматизм (р-нЖешова, Gust.PPG: 128).

374
В некоторых свадебных текстах представлена фаллическая символика червя. Так, в Суражскому. Черниговской губ. при отведении невесты на брачное ложе поют: «— А мамачка, балазе, / Паузе чарвяк па назе. / А мамачка, баюся, / Ён жа мяне укусе» (Вяс.п. 6: 180).
Черви воспринимаются как существа нечистые. Их появление может быть вызвано ритуальной нечистотой. В восточной Польше считают, что черви могут завестись оттого, что женщина до первого после родов посещения церкви будет брать воду из колодца или выщипывать перья (Люблинское воев., Кемпа Солецка, Хелмское воев., Влодава, ArchKEUW АЗО, А64). Против червей и гусениц как существ нечистых и дьявольских часто используются освященные предметы: образа, освященные бобы, мирра, пасхальные яйца, пасхальная скатерть и др. Так, поляки Жешов- ского воев., чтобы оградить погребенного покойника от червей, кладут ему в гроб образки (Воля Зглобиньска, Fed.ZPLP: 168). В Серадзском воеводстве Польши скот перед первым выгоном окуривают миррой, освященной на праздник Трех Королей, чтобы у него не завелись черви (Jask.NZPS: 672), а в Волынской губ. от червей кропят домашних животных раствором соли, которую в Великий четверг до церковного звона выставляли, перекрестившись, под крышу дома (Зел.ОРАГО 1: 299—300). С той же целью используют и другие средства: капают растопленное лисье сало в открытую рану животного (гуцулы, Татаров, Schnaid.KH 7: 269); вешают на шею скотине на суровой нитке косточку с дыркой, а на заходе солнца заламывают одуванчик, произнося заклинание: « Дыванна панна, гляди, щоб у мою сивою коровы высыпались черви» (Волынская губ., Зел.ОРАГО 1: 298); завязывают ниткой куст крапивы с угрозой: «Чуешь, кропиво: се не выпадут робаки из червоного вола, то я тоби голову здойму» (Гродненская губ., Вельский у., там же: 440). Червей изгоняют и с помощью других гадов: от червей в ране у скотины вешают ей на шею живую лягушку, завязанную в тряпочку (Владимирская губ., Юрьевский у., с. Шельбово, там же: 163); ребенку от червей (глистов) дают пить настой истолченной шкурки ужа (р-н Кракова, Вежбанова, Hrad.PWL: 65). От глистов ребенку вешают также чеснок на шею (р-н Львова, Рудки, Józ.NWLR: 357).
С червями и особенно гусеницами как вредителями полей и огородов связаны многочисленные обереги и запреты, а некоторые
§ 2. Змееподобные
375
способы их изведения аналогичны изведению насекомых (тараканов, блох, клопов). В качестве средств отпугивания, изгнания, усмирения, умерщвления здесь выступают пахучие растения, троицкая зелень, освященные предметы, предметы, бывшие в контакте с покойником, с огнем, ритуальное кормление и т. д. Согласно словенской примете, если на праздник Божьего Тела (20. V) идет дождь, гусеницы поедят репу (Рибнишка долина, Kur.PLS 2: 74), а по польским приметам, червивые плоды сулит дождь в день св. Креста (З.?) (Малополыпа, Ропчице, Sul.ZER: 65), червивые орехи — дождь на св. Яна (Подлясье, р-н Влодавы, Шуминка, ArchKEUW А/20: 9), гусениц на капусте — снег на Масленицу (совр. Вельское воев., Андрыхув, Kol.ALN: 83).
В Польше при начале сева сеятель бросал зерна червям подземным и птицам небесным, а при окончании жатвы червям оставляли часть дожинальных колосьев, чтобы они не поели зерна (КОО 3: 180, 182). Для защиты посевов от червей, гусениц и прочих личинок поляки Галиции обходят свой надел после пасхальной заутрени и закапывают на каждом его углу по одному освященному бобу (совр. Жешовское воев. (?), Бялобжеги, Šwi^t.LTD: 387), в северо-западной Малопольше разбрасывают по границам полей остатки освященного на Пасху (пов. Радомско, Гродзиско, ArchKESUJ 7856/28а), в Мазовше под Рождество после захода солнца выметают сор из четырех углов и выбрасывают его за границы своих полей (Скерневицкое воев., р-н Бартников, Малэ Лонки, ArchKEUW 0/6:1), а в районе Кракова — выносят на развилку дорог (ArchMEK 1/1554 II/1249: 57).
Чтобы гусеницы не поели капусту, вместе с первой рассадой сажают крапиву (Новгородская губ., Боровичский у., Лизич- ская вол., Ив.ВПОПП: 12); сажают на капустной грядке саженец черемухи и говорят: «Вот вам букарочки и чиривочки, черемховы листочки: ешьте и точите, а капуски моей не ворошите» (Новгородская губ., Тихвинский у., Матв.ЧКУЖ: 20); сажают капусту, вымазав руки освященным салом, проводят по грядке помелом, которым выметали печь перед печением пасхального «свянцоныго» (т. е. куличей), поливают рассаду кипяченой талой водой от первого осеннего снега (Витебскаягуб., Никиф.ППП: 124, 125); разбрасывают по капустным грядам пахучий аир, запах которого убивает гусениц (Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 62); кладут в гряды с рассадой скорлупу от пасхальных яиц (укр. Закарпатье, с. Дубовое,

376
Федор.ВП: 119); кладут между капустой кусок дерева от гроба (Словакия, Capl.SS: 162); стараются окучить капусту до Иванова дня, а в Иванов день втыкают в гряды ольховые ветки (укр. Закарпатье, Росох.И: 245); на св. Яна затыкают на капустных грядах головешки из купальского костра (Замойское воев., пов. Лиски, Krc.SG: 320-321; Словакия, Bedn.DKSL: 99); на Зеленые святки насаживают яичную скорлупу на прутики и затыкают в капусте (Жешовское воев., Kar.OZD); на Новый год сжигают рождественскую солому с пола и со стола (Покутье, Коломыя, Kolb.DW 29: 131). В Новгородской губ. перекусывают первую замеченную на капусте гусеницу и зарывают ее в землю, говоря: «Червя кусаю, остальных всех уничтожаю» (Тихвинский у., Матв.ЧКУЖ: 20); в Витебской губ. гусеницу заворачивают в капустный лист, который она глодала, и дают перекусить старшему ребенку в семье (Никиф.ППП: 125). В Полоцком у. Витебской губ. гусениц выводят голиком, листьями с которого набивали подушку покойнику: идут не оглядываясь по борозде, обмахивая голиком кочаны капусты, и выбрасывают голик за огород, куда вслед за ним уйдут все гусеницы (Махирово, там же). В Герцеговине, когда на капусте появится много гусениц, девочка перевязывает одну из них красной шерстяной ниткой и, раздевшись догола, тянет ее на нитке и поет: «Idi gusa iz kupusa, vodila te gologuza!» [Иди, гусеница, из капусты, вела тебя голозадая!] (Самобор, Slijep.S: 204). У украинцев в день свв. Константина и Елены (21.V/3.VI), когда сажают огородные растения, делают это натощак, чтобы гусеницы на них не нападали (Килим.УР 3: 346-347). На Житомирщине перед Пасхой разводят костры на огороде, сжигая старую ботву (Овручский р-н, АрхИИФЭ 15-3/156е: 140). В Польше в XV в. в Великую субботу опаляли деревянные колья в освященном огне и втыкали их в землю, чтобы извести всех червей (Kalin.ABKŠ: 87). В Житомирской обл. от гусениц и насекомых посевы льна и капусты «боронуют» женской рубахой со следами месячных и освященной пасхальной скатертью (Житомирская обл., АрхИИФЭ 15/712: 15об.).
В качестве оберега от червей и гусениц соблюдают различные запреты. Например, у карпатских украинцев, чтобы гусеницы не поели огурцов, женщине во время месячных запрещается полоть, окучивать и солить огурцы (Ивано-Франковскаяобл., Верхо- винский р-н, Головы, КА). У поляков южной Малополыпи при посадке бобов или гороха нельзя грызть их, иначе будут червивыми
§2. Змееподобные
377
(совр. Новосондецкое воев., Загужаны, ArchMEK 1/1509 II/1204: 59). В восточной Польше в день Всех святых (1 .XI) нельзя шинковать капусту, иначе гусеницы будут есть ее в огороде (Замойское воев., Колония Партызантув, ArchIHKM 1796: 8). Не забивают скотину в месяцы, в названии которых есть буква «г», иначе в мясе заведутся черви (Хелмское воев., р-нВлодавы, ArchKEUW А70). Гуцулы всю Сырную неделю не прядут, чтобы сыр не червивел (Татаров, Schnaid.KH 5: 220), а на св. Луку (18.X) не рубят деревьев, потому что их точит червь (там же 13: 32).
Вредоносным червям, нечистым и дьявольским, противопоставлены чистые, божьи черви, приносящие пользу человеку. Божьим червем (bozy robak), например, поляки называют пчелу (Mosz.KLS 2/1: 550). У южных славян червем Божьей Матери считают шелковичного червя. Согласно македонской легенде, Богородица, оплакивая своего Сына, невзначай рассмеялась и воскликнула: «Пусть мои уста покраснеют за то, что я согрешила!» Тут она почувствовала у себя во рту большого червя, выплюнула его на ладонь и положила на лист шелковицы, где он размножился и стал выделять и плести шелковую нить (Прилеп, Охрид, Рус. ЈНОЦ: 99). Шелковичных червей посыпают золой, оставшейся от печения рождественского хлеба, высказывая пожелание иметь столько червей, сколько пылинок в пепле (КОО 1: 244). Банатские болгары, чтобы уберечь гусениц шелкопряда от сглаза и порчи, не показывают их чужим людям и кладут возле них красное пасхальное яйцо. С целью извести чужих шелковичных червей листья тутового дерева обрызгивают раствором соли (Телб.БББ: 185). Как и многих других животных, относящихся к классу гадов, шелковичных червей используют для вызывания дождя. С этой целью болгары Странджи во время засухи крадут трех червей и кладут их под белый камень в реке (Бургасский окр., Дюлгери, АрхЕИМ 82: 54).
2.5. Волосатик
Змеиная символика свойственна водяному червю волосатику (рус. волос, волосатик, волосень, волосач, волосец, волосиц, волосник, пол. wlosniak), называемому также змеевик, змеенца (СРНГ 5: 57-62,11: 298). Он тесно связан с одноименной болезнью и мифологическим существом «волосом», «волосатиком», «волос- Нем» или «волосаткой» (см.: Ив.Топ.ИОСД: 53; Журав.ДС: 176).

378
Червя волосатика часто воспринимают как живой конский волос: согласно русским поверьям, он образуется из конского волоса, упавшего в воду (Смоленская губ., Барнаульская обл., СРНГ 5: 57, 59). У македонцев таким же образом объясняют появление (иногда и происхождение) змей: волосы из конского хвоста, брошенные в воду, превращаются в змей (Ђор.ПВП 2: 106). В Тульской губ. волосатиком как особым родом нечистой силы пугают детей, чтобы они не ходили на речку (СРНГ 5: 58). В Соль- вычегодском у. Вологодской губ. волосатиком называют водяного (там же). По широко распространенному у русских суеверию, волосатик больно кусает людей до смерти (Смоленская губ.) или впивается в кожу людям и животным, проникает внутрь, может дойти до сердца и, живя в теле, вызывает болезни с аналогичными названиями (рус. волос, волосей, волосень, волосенье, волоски, волосник, волосница и т. п., змеевец, змеевица, змеевик, змеевка, змеевник, змееныш, змейка и т. п.) — чаще всего гнойные язвы, опухоли, нарывы, свищи, гнойные раны, заболевание ногтей и конечных суставов ног и рук, костоеду (там же: 57-63, 11: 297-299, 301). Волоснем в Тамбовской губ. называют также нечистого духа, который под видом костоеды может отъесть палец (там же: 59). В созревшем нарыве можно обнаружить пучок черных червячков, похожих на рубленый конский волос (Терская обл., там же: 58).
Лечение этих болезней основано на изгнании волосатика из тела (рус. волос гнать, укр. волос виливати, Гринч. 1: 251). При этом используют ржаные колосья, стружки (символическая имитация «волоса»), воду, пахучие растения (белену, лук, черемуху), скотские атрибуты или продукты (коровий навоз, молоко, творог) и т. д. Для изгнания волосатика больную руку или ногу опускают в ведро с теплым щелоком, чтобы волос вышел (Новгородская губ., Череповецкий у., СРНГ 5: 57, Московская губ., Можайский у., Елеон.СЗКР: 224), кладут на нагноившуюся рану ржаные колосья (три колоска или пучок) и поливают теплой водой или щелоком, отчего мокрота прилипает к колосьям и тянется наподобие нитей— «волос» (Калужская губ., СРНГ 5: 58, Московская губ., Можайский у., Елеон.СЗКР: 224), при этом читают заговор: «Волос, ты волос, выди на ржаной колос с раба Божия (имя рек) либо на пепелицу, либо на теплую водицу!» (Новгородскаягуб., Валдайский у., Туренский погост, Майк.ВЗ: 41). В некоторых местах прикладывают к больному месту коровий помет (Архангельская губ.,
§2. Змееподобные
379
СРНГ 5: 57), теплый творог (Можайский у., Елеон.СЗКР: 224), морят червя беленой (Томская обл., СРНГ 11: 298), луком, грязной водой, оставшейся после стирки, и другими сильно пахнущими веществами (Томскаяобл., там же: 297), читают заговор на пенное нагретое коровье масло, мелко строгая при этом черемуховые стружки (Россия, б. м., Майк.ВЗ: 41).
Прямое соответствие волосатику обнаруживается в южнославянской традиции. Это болгарские представления о другом волосообразном черве, который тоже проникает во внутренности — в печень домашних животных и вызывает болезнь скота, называемую «волос» (болг. влас) (Геров 1:134). Превентивные меры против «волоса» календарно приурочены у болгар к дню св. Власия (Власовден, Влас, Власувица, Муков ден, 11/24.11), который, как и у восточных славян, считается покровителем скота (в этой роли он сменил, как полагают, древнего «скотьего бога» Волоса). Рано утром на Власия месят и пекут специальный пресный хлеб и раздают его односельчанам, чтобы волы не заболели этой болезнью — не подхватили «волоса» (влас да не фатали, да не влася- суват) (Пловдивский окр., Карловскийр-н, Мраченик, АрхЕИМ 880-II: 59). Иногда пекут два таких хлеба — св. Петка и св. Влас: первый раздают родственникам и соседям, а вторым во избежание болезни кормят скот (Геров 1: 134, Марин.ЖС 1: 114). При раздаче хлеба женщины подражают движениям и голосу рогатого скота — мычат и брыкаются, чтобы уберечь скот от болезни (Поп.КПНК:
19) . С той же целью не запрягают в этот день волов и быков (Геров 1: 134, Марин.ЖС 1: 114). Как и волосатик у восточных славян, «волос» может выступать у болгар как мифологический персонаж. В некоторых местах он воспринимается как невидимый злой дух, который проникает в кишки и вызывает смерть волов. Поэтому в день св. Власия в целях оберега совершают ритуал разрубания «волоса», символическим заместителем которого выступают нитки. Хозяйка кладет несколько шерстяных ниток на колоду для рубки дров и замахивается на них топором. Другая женщина спрашивает ее: «Что рубишь?». — «Волос рублю!», — отвечает ей та. — «Руби, чтобы отрубить его!» — говорит ее напарница (Поп.КПНК: 19, Зап. Родопы, Род.: 97). Или ритуальный диалог происходит между двумя женщинами, одна из которых делает три круга хлебом над головой вола или коровы и мычит, а другая замахивается топором: «Что рубишь?» — ♦Волос рублю». — «Руби, руби, разруби его» (Геров 3:91).

380
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
§3. Лягушка, жаба
Лягушка и жаба — нечистые животные, родственные змее и другим гадам. Жабу в Полесье считают матерью ужа (Ровен- скаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора) или верят, что она играет с ужом, как жена с мужем (Озерск, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора), и спаривается с ним (Озерск, зап. автора). В Польше встречается поверье, что лягушка, семь лет не видевшая солнца, превращается в летающего змея (совр. Вельское воев., Андрыхув, Kot.ALN: 80). Как и у змей, у лягушек есть свой царь — «жабий король», имеющий на голове корону, за которую народ принимает некоторые окаменелости (Великопольша, совр. Познанское воев., Келчево, Kôhl.В: 39). Лягушка способна оживить мертвого ужа (Гродненская губ., Слонимский у., Fed.LB 1: 177), а куски разрубленной ящерицы срастаются под воздействием жабьей мочи (Польша, Понаревье, Glog.ZM: 106).
Как и змей, лягушек и особенно жаб считают ядовитыми (Екатеринославская губ., Новомосковский у., Манж.МСПП: 187; Польша, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 209, Краковское воев., пов. Величка, Вежбанова, Hrad.PWL: 65; Лужица, Бург, Schul.WVt: 47). Яд их сильнее змеиного, но кусать человека им запрещено от сотворения мира (Гродненская губ., Вол- ковыский у., Мстибов, Свислочь, Fed.LB 1: 177). По поверью сербов, если лягушку раздразнить, она может укусить, как змея (Ђор.ПВП 2: 195). У чехов не пьют воду из колодца на Юрьев день (23.IV), так как считается, что в этот день открывается земля и испускает яд, переходящий на жаб и змей, которые до этого дня не были ядовиты (там же: 144). При этом, несмотря на ядовитость, лягушки способны поглощать змеиный яд и очищать отравленный змеей источник (Екатеринославская губ., Новомосковский у., Манж.МСПП: 187).
Как и многие другие гады, лягушка может проникать в тело человека. Впрыгнув в рот спящему человеку, она начинает быстро расти в животе, иссушая человека. Чтобы извлечь ее наружу, нужно долго держать перед раскрытым ртом человека зеркало, миску с молоком и самку лягушки. Когда же лягушка выйдет наружу, ее нужно убить, иначе она войдет в другого человека (Витебский у., Замшино, Никиф.ППП: 201-202).
§ 3. Лягушка, жаба
381
По севернорусским народным представлениям, лягушки — обращенные люди (Вологодская, Архангельская губ., Масл.ОРНВ: 165-166). Происхождение их, в частности, связывают с утонувшими во время всемирного потопа. Согласно другой легенде, войско фараона, преследовавшее евреев во время их исхода из Египта и потопленное в водах Чермного моря, превратилось в лягушек, которых вследствие этого называют фараонами. До сих пор будто бы у самок лягушек длинные волосы и женская грудь, а у самцов борода. Придет время, когда они вновь станут людьми, а мы, ныне живущие, превратимся в лягушек. Поэтому бить лягушек и жаб грех (Россия, б. м., Haase ?ВО: 226).
Лягушке присуща женская символика. Из-за сходства лягушачьих лап с человеческими руками считают, что лягушка в прошлом была женщиной (Зап. Украина, Буцыки, Gust.PPG: 183). У южных славян известны рассказы об обращенной в лягушку девушке (Сербия, Македония, Охрид, Ђор.ПВП 2: 197). Гуцулы, увидев весной первую лягушку, называют ее «панной» (Зел.ТС 1: 13). Существует примета, что доме будет много лягушек, если первым посетителем на Рождество, Новый год, Пасху, Благовещение и другие большие праздники окажется женщина (Брестская обл., Малоритский р-н, Мыслячи, зап. автора). Лягушка символизирует девушку и в толковании снов: «Жаба — то девушка: для хлопца — дивчына, для женщины — подруга» (Ровенская обл., Рокит- новский р-н, Каменное, зап. автора).
Любовно-брачная символика лягушки представлена в одном из вариантов сюжета «Ночные видения» (СУС 840): странник видит ночью в спальне у счастливых супругов лягушку, которая скачет то на мужа, то на жену, что символизирует супружескую любовь и лад в семье (Харьковская губ., Сумской у., Ниж. Сыро- ватка, Гринч.ЭМ 1: 81-82).
Разнообразно использование лягушек в любовной магии. Например, в Вятской губ. ловят пару скрестившихся лягушек и сажают в муравейник, чтобы добыть две косточки — петельку и крючок, которым можно зацепить полюбившегося человека и приворожить к себе (Уржумскийу., Магн.ПОЗ: 74об.). Сходные с этим способы приворожения известны и хорватам (р-н Дарувара, Р-нКрижевци, Заистовец, HircŠPNN: 24, Лика, Ђор.ПВП 2: 201). В южной Малопольше посыпают привораживаемую особу золой от высушенной и сожженной лягушки (Живецкий пов., Слотвина,

382
ArchlSW XI ZUS 6: 124). В украинской Галиции парень ловит в болоте лягушку, первой подавшую голос на восходе солнца, прокалывает ее иголкой с ниткой, а затем незаметно продевает эту иголку сквозь подол юбки полюбившейся ему девушки (совр. Львовская обл., р-н Сокаля, Остров, Sok.PS: 255). Использование лягушки в любовной магии известно и украинцам Закарпатья (Потуш.ЛНПОН 1941/1).
В Ярославской губ. старые девы, чтобы выйти замуж, находят в болоте лягушку и, приседая, стараются попасть по ней с размаху голым задом (Рыбинский у., Николокормская вол., Костол.: 196). О девушке, забеременевшей вне брака, кашубы говорят, что она объелась лягушек (Кемпа Стважевска, Sych.SGK 6: 261).
В виде лягушек представляют души людей — не только умерших, но и тех, которые еще только должны появиться на свет. Так, рождение детей кашубы польского Поморья объясняют тем, что аист бросает в печную трубу лягушек, которые, пройдя через дымоход, приобретают человеческий облик (Кемпа Жарновецка, там же: 261-262); лужичане — тем, что лягушки достают из воды маленьких детей (Бург, Schul.WVt: 108). Еще чаще лягушка является обликом души покойного, особенно у поляков: в ней видят дух умершего (Олыптынское воев., Мронгово, Szyf.ZOW: 135), душу ребенка, похороненного некрещеным (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 149), иногда при виде лягушек в доме высказывают пожелание вечного упокоения (южн. Польша, Mosz.KLS2/l: 552).
С этими же представлениями связана и распространенная мотивировка запрета убивать лягушек: умрет мать (Воронежская губ., Острогожский у., Сагуны, Як.ППКС: 138; Гродненская губ., Glog. ZM: 106, Брестская обл., Кобринский р-н, Засимы, Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора, совр. Ивано-Франковскаяобл., р-нТлумача, Стриганцы, Hod.MPWL: 319, Покутье, Kolb.DW 32: 323; Польша, Тарнув, Fisch.ZPLP: 41; Сербия, Левач и Темнич, Ђор.ПВП 2: 28, 191, 201, Черногория, Колашин, там же: 201, Босния и Герцеговина, там же, Босния, Вишеград, там же: 196), реже — умрет сам убивший (р-н Львова, Янов, Gust.PPG: 182), его родители или родственники (Зап. Украина, Горигляды, там же). У южных славян, кроме того, известен запрет называть детям лягушку жаба, вместо этого они называют ее баба, так как иначе у них преждевременно умрет мать (Босния и Герцеговина (?), GZM 10: 507).
§ 3. Лягушка, жаба
383
Запрет убивать лягушку объясняют и иначе: рука отсохнет (Польша, Краковское воев., пов. Величка, ZawiI.PZUL: 260), ослепнешь (Хелмское воев., Вырыки, ArchKEUW А27), будут болеть глаза (совр. Житомирская обл., Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-3/252: 72), лягушка плюнет в глаза (Польша, Тарнув, Fisch.ZPLP: 41), жаба «в очи вскочит» или ноги опухнут от выпущенного ею яда (Белостоцкое воев., р-нТуросни Косцель- ной, Нецки, зап. автора), опухнешь (Житомирщина (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 70), покроешься чирьями (Житомирскаяобл., Овручский р-н, Журба, зап. автора), будет рвать выпитым молоком (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора), не будет удаваться хлеб (болгары Баната, Телб.БББ: 185), будешь есть на том свете пирог с лягушками (Олонецкаягуб., Повенецкийу., СРНГ 17: 258), другие лягушки в отместку покусают (Польша, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 211) или задушат (Зап. Украина, Горигляды, Gust.PPG: 182), убитая лягушка сама придет ночью и задушит (Польша, Краковское воев., Величка, ZawiI.PZUL: 264), а у девушки отберет красоту (Хелмское воев., Окшув, зап. автора). У южных славян, кроме того, опасаются убивать «огненную» лягушку с ярко-желтыми узорами на животе, потому что верят, что от этого сгорит дом (Сербия (?), Ђор.ПВП 2: 201).
Часто считают также, что убиение лягушки или жабы способно вызвать дождь (Смоленскаягуб. (?), Добр.ЗНЯ: 85, Брянская, Гомельская, Черниговская, Житомирская, Ровенская, Брестская обл., Тол.ЛУДЖ: 24; болгары Баната, Телб.БББ: 185). Причину засухи закарпатские украинцы видят в том, что жаба закрыла источник (Потуш.З 1942/2/3-4: 356). Чтобы пошел дождь, в южной России убивают прыгающих лягушек и блох, нанизывают на нитку и вывешивают на кусте, приговаривая: «Как ети блохи и лягушки повисли, чтобы тучи повисли» (Смоленская губ. (?), Добр.ЗНЯ: 85). В Полесье во время засухи часто убивают лягушку или жабу (Брестская, Ровенская, Житомирская, Гомельская, Черниговская, Сумская, Брянская обл.), при этом иногда переворачивают ее на спину (Гомельская обл., Лоевский р-н, Ручаевка), оплакивают (Черниговская обл., Репкинский р-н, Старые Яриловичи), вешают на ветку (Брестская обл., Пинский р-н, Ковнятин, Житомирская обл., Овручский р-н, Жолудеевка, Журба, Радомышльский р-н, Вышеви- Чи, Черниговская обл., Репкинский р-н, Злеев, Черниговский р-н, Плёхов), вывешивают на воротах (Ровенская обл., Дубровицкий р-н,

384
Берестье), разрывают и бросают на дорогу (Брестская обл., Пинский р-н, Ласицк, Гомельская обл., Житковичский р-н, Хвойка, Лель- чицкийр-н, Замошье) или в колодец (Житомирскаяобл., Овруч- скийр-н, Журба), разрывают и хоронят у криницы (Гомельская обл., Хойницкий р-н, Дубровица, Вел. Бор), привязывают на заборе вверх ногами (Гомельская обл., ІІетриковский р-н, Голубица, Ровенскаяобл., Рокитновский р-н, Каменное, Черниговская обл., Городнянский р-н, Хоробичи, Тол.ЛУДЖ: 24). Кроме того, на Ро- венщине вешают живую лягушку на ветку дерева (Юрковщина, Koper.PELR: 207). В польском Подлясье с той же целью вешают живую жабу за ногу на заборе (Понаревье, Glog.ZM: 106). В Чернобыльском р-не Киевской обл. дети во время засухи сажают пойманную лягушку в лапоть и возят по селу или вокруг него с криком: «Дай Божэ дошчику!» (Копачи, зап. М. Г. Боровской). Кроме лягушки, для вызывания дождя в разных местах совершают ритуальное убиение, а иногда и похороны других гадов: ужа, гадюки, ящерицы, рака, вши, блохи, насекомого медведки, паука и ласки.
Как и змее, лягушке в ряде славянских зон приписывается роль домашнего покровителя. Словаки верили, что в каждом доме есть своя «хозяйка» в виде лягушки (Горняцко, Horn.: 289). По поверью лужичан, лягушка, живущая под порогом дома, оберегает дом от несчастий (Veck.WSMAG: 474). В Брянской обл. так рассказывают о домовых уже и лягушке: «Нехто не выганяеть вужа, умрёш, есьли выганиш. Гаворять, ён дваравой. Называють дамашний вуж. И лягушка даужна быть у доми дамавая. Хазяйка тожа дома. В доми нихто не убивають: хазяева дома — бить нельзя. Как на непогодь, ана пад мастом «крр!». Заутра дош будеть: лягушка мая дамавая квакала» (Трубчевский р-н, Радутино, зап. автора). На Русском Севере лягушка, как и змея, тоже нередко почиталась как домашний покровитель (Масл.ОРНВ: 165). В этой роли она известна и болгарам в Пазарджикском окр. (Род.: 30). Лягушка, живущая в доме, пользуется почитанием и в Боснии: ее не трогают и не убивают (вост. Босния, Власеница, Ђор.ПВП 2: 201). Верят, что она благоприятно влияет на молоко у коров (Сараево, там же). Если убить лягушку, обитающую под порогом дома, то коровы лишатся молока (сев.-зап. Босния, р-н Приедора, Бист- рица, там же). В Далмации запрещено убивать лягушку, живущую в доме под рукомойником, потому что благодаря ей не скисает молоко (Буковица, там же).
§3. Лягушка, жаба
385
У восточных славян и у поляков в облике лягушки может появляться домовой (Россия, б. м., Hako WEV: 46; Брестская обл., Малоритский р-н, Луково, зап. Е. И. Суминой; Польша, Пшемысль- ское воев., р-н Бирчи, Хута Бжыска, ArchKEUW S/141: 3). По польским поверьям, в лягушку обращается «змора», имеющая сходство с домовым в том, что она душит спящих (Польша, Bar.KUW: 72, Серадзское воев., Kolb.DW 46: 478, Скерневицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/2: 2, Вармия и Мазуры, Szyf.ZOW: 120, Олыптын- ское воев., р-н Свентайно, Кочек, ArchKEUW S/128: 3). Известна польская быличка о том, как грибы маслята превратились ночью в жаб и лягушек и душили спящего ребенка, который после этого заболел лихорадкой и вылечился лишь тогда, когда проткнули веретеном огромную жабу, прятавшуюся за печью (K.GGPL: 198-199).
Как и многие гады, лягушка наделяется различными демоническими свойствами. Лягушку нередко воспринимают как злого духа, способного наслать чары на человека (Малополь- ша, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 209; Македония, мусульмане Охрида, Ђор.ПВП 2: 196). Такая нечистая, демоническая лягушка, по поверьям, не горит в огне (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 149). В Ровенской обл. записан рассказ о том, как огромная кладбищенская жаба съела маленького ребенка (Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Лягушачьи ноги имеет лесной черт дідько в поверьях украинцев Покутья (р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 120). В виде огромной лягушки может показываться жена водяного (Польша, р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 125) и банник (Вологодская губ., Кадниковскийу., Васьяновская вол., Зел.ОРАГО 1: 224). Женские духи «богинки» и «дзивожоны», подменяющие младенцев, тоже могут принимать вид жаб (Польша, СД 1: 215, Под- галье, Pauli PETG: 127).
Однако чаще всего в жабах и лягушках видят обращенных ведьм (Mosz.KLS 2/1: 551, укр. и белор. Полесье, ПА, зап. автора, Покутье, р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 126; Польша, Вармия и Мазуры, Szyf.ZOW: 137, совр. Катовицкое воев., Бенько- вице, ArchMEK 1/1515 II/1210: 4, Новосондецкий пов., Забжезь, Zawil.PZUL: 262, Жешовское воев., Kot.PU: 90, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 109, Хелмское воев., Окшув, зап. автора; Лужица, Бург, Schul.WVt: 47, Ниж. Лужица, Miill.WN: 147; Хорватия, р-н Загреба, Ступник, Kor.ZJOS: 149, Самобор, Хорватское Загорье, р-н Загреба, р-н Северина, Луков Дол, Ђор.ПВП 2: 197-198). С ля

386
Часть II. Глава 2. Гады, и насекомые
гушачьим обликом ведьмы связано, по-видимому, нижнелужицкое поверье о том, что если в хлеву в Вальпургиеву ночь, опасную появлением подле скота ведьмы, раздастся крик лягушки, то околеет корова или другая скотина (Miill.WN: 147). Жабы и лягушки, в облике которых чаще всего скрываются ведьмы, проникают в хлев и отбирают молоко у чужих коров, высасывая его из вымени (совр. Ивано-Франковскаяобл., р-нТлумача, Стриганцы, Hod.MPWPL: 319; Польша, Плоцкое воев., Ленчицкий пов., Ленка, Drozd.ID: 183, р-нТарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 209, Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 64-65, Замойское воев., Колония Партызантув, ArchIHKM 1796: 7; Лужица, Зюлов, Veck.WSMAG: 414).
В Ярославской губ. зафиксировано поверье, что проклятая родителями или некрещеная девушка превращается в лягушку коровницу, которая по ночам выходит из воды выдаивать коров (Ярославская губ., СРНГ 17: 258). Если корова доится кровью, говорят, что она наступила на лягушку или спала на змеином месте (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зап. А. Л. Топоркова, О. В. Беловой). В окрестностях Кракова, согласно местному преданию, под парой лип, оставшихся от парка графа Потоцкого, обитает лягушка с человеческим телом, которой раз в год в Великую пятницу одна женщина бросала листочки освященной зелени, отчего ее коровы давали много молока (р-н Затора, Пётровице, Udz.BOLK: 59-60).
Лягушка и жаба обладают такой силой взгляда, что могут сглазить человека или животное (Польша, совр. Кросненское воев., Дукля, Gust.PPG: 160; Сербия, Хомолье, Ђор.ПВП 2: 189). Поляки и боснийцы верят, что когда лягушка смотрит на человека, она пересчитывает ему зубы, и они от этого выпадают (Dyn.PZO: 323, Краковское воев., Величка, Zawil.PZUL: 262, Хелмское воев., Окшув, зап. автора; Босния и Герцеговина, ТЬор.ПВП 2: 201, Ви- шеград, там же: 196). Жаба может также плюнуть человеку в глаза, и он от этого ослепнет (Польша, совр. Новосондецкое воев., Крое- ценко, Щавнице, совр. Львовская обл., р-н Львова, Янов, р-нБобр- ки, Девятники, Gust.PPG: 160).
В приметах появление лягушек в доме служит предвестьем прихода нежеланных гостей (совр. Львовская обл., Золочев и р-н Бобрки, Девятники, там же: 182), несчастья (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора; поляки Вост. Пруссии, Fisch.ZPLP: 41), смерти в доме (Украина, б. м., Чуб.ТЭСЭ 4: 697; Витебская губ., Никиф.ППП: 201). Сыр от их присутствия в доме
§3. Лягушка, жаба
3 87
станет ноздреватым (южн. Черногория, р-н Бара, Jov.CPB: 100). Если лягушка сидит под печью, то хлебы испортятся (Россия,
б. м., Даль ПРН: 936). По той же причине женщине нельзя брать лягушку в руки, иначе хлеб не будет ей удаваться (Волынская губ., Житомирский у., Станишевка (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 71). У украинцев Закарпатья для того, чтобы лягушки и гады не приближались к дому, женщины на Благовещение выносят из дома веники и бросают их подальше (Жуково, Олекса ОСЖ: 120).
Лягушка, выскочившая на дорогу перед путником, особенно рыбаком, сулит им неудачу (Черниговская губ., Гринч.ЭМ 2: 9; зап. Белоруссия, Znam.PMWR: 17, Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора; Польша, совр. Вельское воев., Вадовицкий пов., р-н Андрыхова, Gon.KSWLOA: 226; Далмация, р-н Дубровника, Брсечине, Ђор.ПВП 2: 200, Груда, р-н Цавтата, там же: 196). Если у рыбака в начале ловли станут ловиться лягушки, то рыбы ему не видать: иногда это объясняют тем, что «нечистая» женщина перешла через его невод (совр. Витебская обл., р-нБраслава, Дрис- вяты, Карделишки, Минковичи, р-н Постав, Подрезы, совр. Минская обл., р-н Вилейки, Горане, Литва, р-н Свенцян, Янишки, По- кретонка, Znam.PMWR: 21).
Ряд поверий и примет касается появления лягушек весной и ухода их на зиму. С началом кваканья лягушек связаны приметы о погоде. Весной они начинают квакать перед первым громом (Россия, б. м., Даль ПРН: 929, Ярославская губ., Рыбинский у., Еремейцевская вол., Костол.: 132), у западных украинцев — на св. Григория (12/25.III) (Килим.УР 3: 342), у поляков — на св. Войцеха (23.IV) (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 33, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 211, совр. Новосондецкое воев., р-нБеча, Gust.PPG: 183), у хорватов — на Благовещение (25.III) (Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 283). С Благовещением связана и примета о погоде, известная полякам и сербам: за сколько дней до Благовещения лягушки выйдут из воды или в первый раз заквакают, через столько же дней после Благовещения неминуемо спрячутся обратно (Краковское воев., Воля Баторска, Gust.PPG: 183) или столько же дней после Благовещения будут молчать, так как еще продлятся холода (Сербия (?), Ђор.ПВП 2: 200). Если кваканье пришлось на скоромный день, коровы будут давать больше молока (Витебскаягуб.,
Никиф.ППП: 201).

388
С первым весенним криком лягушек катаются по земле, чтобы быть здоровым (Македония, Прилеп, Цеп.ТПЯП: 81) и чтобы не болела спина (Родопы, Шиш.ЖМРП: 162), встают на колени и молятся (Польша, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 149), начинают сеять капустную рассаду (Смоленская губ. (?), Добр.ЗНЯ: 85), сеют овес и ячмень (Польша, РАЕ, тара 449), сажают лук, так как в этом случае его не будут есть черви (Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, зап. автора). В некоторых местах при первом весеннем крике лягушек изгоняют блох. Так, у сербов Косова Поля один из домашних, находясь во дворе, спрашивает находящихся в доме: «Имате ли бува?» [Есть ли у вас блохи?], на что они должны ответить трижды: «Колико у жаби зуба!» [Сколько у лягушки зубов!]. Или же стучит в дверь и говорит: «Виче царица!» [Кричит царица!], а домашние ему отвечают: «Колико царица зуба, толико у нашу кућу бува!» [Сколько у царицы зубов, столько в нашем доме блох!] (Деб.ВСН: 211, Ђор.ПВП 2: 246). На Украине, заслышав первое весеннее кваканье лягушек, говорят: «Ідіть, блохи, туди, де чорне просо» (Житомирщина (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 63). Как полагают поляки Краковского воев., звук квакающих лягушек способствует остроте ума и слуха (Мысленицкий пов., Pobr.ŠLINAL: 166). Увидеть первую лягушку в траве — к удаче, а в воде — к несчастью (Польша, р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 131), вверх животом — к покойнику (Витебская губ., Никиф.ППП: 202).
По польским поверьям, 24 августа св. Бартоломей прутьями от хмеля загоняет лягушек в болота, после чего они уже не квакают, так как рты их зарастают илом (Люблинское воев., Жулкевка, Ту- робин, Kolb.DW 17: 136). В лягушек превращаются к весне старые ласточки, которые перезимовали в болоте под водой (Польша, Келецкое воев., там же: 205, совр. Катовицкое воев., Олькуш- ский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 42, совр. Вельское воев., Бже- зинка, Зап. Украина (?), Поховка, Gust.PPG: 128).
Магическими свойствами обладает палка, которой разняли змею и лягушку: с ее помощью расстраивают брак (южн. Малопольша, Живецкий пов., Слотвина, ArchISW XI ZUS 6:133), любовные отношения (укр. Закарпатье, Потуш.ЛНПОН 1941/1), облегчают тяжелые роды, способствуя разрешению от бремени (Сербия, р-н Крагуеваца, Рад.НМОК: 86, Босния, Власеница, Drag.TZP: 198), том числе и при отеле коровы (Черногория, р-н Зе- ты, Ђор.ПВП 2: 184), отвращают градовую тучу (Минская губ.,
§ 3. Лягушка, жаба
389
речицкий у., р-нХойников, Mosz.PW: 146, 164, Гомельская обл., Хойницкий р-н, Вел. Бор, Суд.Цив.МЛ: 138; Волынская губ., Звя- гельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 207, Зап. Украина, Посеч, Gust.PPG: 181, укр. Закарпатье, Потуш.ЛНПОН 1941/1; Польша, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 147, совр. Кросненское воев., Дук- ля, совр. Тарновское воев., Закличин, Gust.PPG: 169), усмиряют борющихся врагов (совр. Гродненская обл., р-н Лиды, Kolb.DW 53: 274), выигрывают суд (моравско-словацкое пограничье, Горняцко, Horn.: 289), выгодно совершают торговые сделки (Зап. Украина (?), Буцыки, Gust.PPG: 169).
С помощью жаб и лягушек насылают порчу. Например, жабу можно подослать в какой-нибудь дом, чтобы в нем воцарилась ненависть (Потуш.ЛНПОН 1941/1). Если разодрать лягушку и перебросить ее через хлев, в котором стоит корова, то у нее испортится молоко (Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, зап. автора). В Боснии и Герцеговине известен способ отобрать молоко у коровы соседа, подбрасывая ему в молоко лягушку. Тогда его корова перестанет доиться, и все ее молоко передастся твоей корове (Ђор.ПВП 2: 201-202). Колдуньи напускают порчу, подмешивая высушенных толченых лягушек кому-либо в еду (Новгородская губ., Белозерский у., Терехова-Малахова, Сок.СПБК: 525). В день св. Марка девушка ловит жабу, забивает ее до смерти растением базиликом, сушит и стирает в порошок, а потом посыпает им лицо своей сопернице, чтобы у нее выскочили чирьи — так называемая остуда (совр. Ивано-Франковская обл., Печенежин, Schnaid.PL 13: 114). С помощью порошка из высушенной жабы напускают на человека и проказу (Польша, совр. Катовицкое воев., Домброва Гурнича, Swi^t.LTD: 381). Гуцульские рыбаки сушат найденную на дороге лягушку, перееханную телегой, растирают в порошок и посыпают им рыболовную сеть или удочку тому, кому они завидуют, чтобы у него не ловилась рыба (р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 6: 265). Чтобы ослепить кого-нибудь, натирают этому человеку дверь лягушиным жиром (Лужица, Бург, Schul.WVt: 46-47), зашивают его волосом глаза жабе и кладут ее под камень или продевают его волос в глаз жабе и отпускают ее (Польша, Позн.З: 132), продевают его волос мертвецкой иголкой через глаза жабы и завязывают его (Калишское воев., р-нВелюня, Kol.ZOZP: 104). В украинском По- кУтье состригают украдкой немного волос с головы человека, на которого хотят наслать порчу, кладут эти волосы в собачий помет,

390
а затем продевают один волос через глаза лягушки, скачущей ночью под хату, отчего лягушка будет сохнуть и подохнет, а вместе с ней умрет и человек, которому принадлежали волосы (Kolb.DW 31: 135). В том же регионе закапывают под порог глаза лягушки, на девятый день выкапывают их, растирают в порошок, подмешивают в питье своему врагу, и он попукаесе — лопнет (р-н Тлу- мача, Бортник, Piotr.ZWJB: 227). В Боснии и Герцеговине известно магическое использование лягушки с целью выведать тайные мысли человека. Для этого ее сажают на тело спящего, и он во сне все скажет (Ђор.ПВП 2: 201). В южной Малополыне лягушку кладут за пазуху, чтобы не бояться щекотки (Польша, совр. Кросненское воев., Санокский пов., Яцьмеж, Mag.KWL: 62).
В народной медицине лягушками лечат нарывы, чирьи, болячки на теле (Болгария, р-н Ахычелеби, Шиш.ЖМРП: 162; Сербия, Левач и Темнич, Ъор.ПВП 2: 198-199), вытягивают змеиный яд и лечат ядовитые укусы (Польша, б. м., Krc.LJZ: 378, Влоцлав- ское воев., ArchKESUJ 7856/10а: J7, совр. Катовицкое воев., Оль- кушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 48, южн. Малополыпа, р-н Бескида Выспового, Lech.OZP: 132; Лужица, Бург, Schul.WVt: 47; Сербия, Ужице, Ђор.ПВП 2:198), опухоль щеки (Сербия (?), там же), рожу (Лужица, Бург, Schul.WVt: 47, Ниж. Лужица, Mull.WN:
147) , накладывают лягушку на больную поясницу (Хорватия, р-н Загреба, Ђор.ПВП 2: 198), от кашля пьют отвар из лягушки (Сербия, Левач, там же) или дают детям пить ее кровь (южн. Черногория, р-н Бара, Jov.CPB: 105), при ангине делают компресс из лягушки (Сербия, Хомолье, Ђор.ПВП 2: 199), душевнобольным обкладывают лягушками голову (Польша, Седлецкая губ., Рад- зыньский пов., Плуда, Witowt LL: 266). На прыгучести лягушки основан способ удаления червей из раны животного: на шею ему вешают на нитке живую лягушку, завязанную в тряпку (Владимирская губ., Юрьевский у., Шельбово, Зел.ОРАГО 1: 163). Лягушачьей икрой моются для выведения веснушек, прикладывают ее к опухолям, к лицу для избавления от рожи (Смоленская губ. (?), Добр.ЗНЯ: 85).
Особенно часто лягушка как существо хладнокровное используется как средство от лихорадки, которая символически соотносится с огнем и жаром. Чтобы не заболеть в течение года лихорадкой, в Хорватии бросают через плечо лягушку, найденную накануне Юрьева дня (Самобор, Ђор.ПВП 2: 199). В Рязанской губ. от
§ 3. Лягушка, жаба
391
лихорадки пьют молоко, вскипяченное вместе с лягушкой (Спа- со-Клепиковская вол., Владычино, Манс.ОРЭА 3: 16). В Витебской губ. страдающему лихорадкой вешают на шею завернутую в тряпочку живую лягушку (Витебская губ., Никиф.ППП: 275), а у родопских болгар больной лихорадкой должен для излечения поймать лягушку, плюнуть ей в рот и отпустить на свободу (Шиш.ЖМРП: 162). В Сербии больной лихорадкой должен поцеловать лягушку и отпустить на волю (Левач и Темнич, Ђор.ПВП 2: 198). Там же от лихорадки принимают натощак настоенный на лягушке винный уксус (там же: 199). В Далмации пьют настой высушенной лягушачьей печени (Полица, там же). В Славонии носят на шее завязанную в платок лягушку (Нашице, там же).
У лягушки представлен весь основной круг символических значений, присущих гадам. К наиболее характерным особенностям следует отнести молочную тему, в разнообразных видах возникающую в народных представлениях о лягушке. Это и выдаивание лягушкой (или ведьмой-лягушкой) молока у коров, и отбирание молока с помощью лягушки как вид порчи, и пропажа у коровы молока как следствие нарушения запрета убивать лягушку, и, наоборот, благотворное влияние лягушки на удои молока. Это также использование молока для извлечения лягушки из внутренностей человека, и лечение лихорадки молочным отваром из нее, и прогноз относительно удоев молока при первом весеннем крике лягушек, и рвота молоком в наказание за нарушение запрета убивать лягушку. Другим характерным мотивом в представлениях, связанных с лягушкой, является слепота. Она проявляется в мотивировке запрета убивать лягушку, в способах порчи с помощью лягушки и как вредоносная способность самой лягушки.
По некоторым признакам лягушки близки рыбам и птицам. Как и рыбы, лягушки могут быть воплощением Душ еще не родившихся младенцев. И тем и другим как хладнокровным животным присуща способность остужать жар, что проявляется в использовании их для лечения горячки, лихорадки. С птицами же лягушек связывают календарные приметы, касающиеся первого весеннего крика, и сходные магические действия, приуроченные к этому моменту: катание по земле, изгнание насекомых и т. п. Сюда же следует отнести и поверья о превращении ласточек в лягушек.

392
§4. Черепаха
Среди гадов черепаха обнаруживает наиболее близкое родство с лягушкой и змеей. Это подтверждается и на языковом, и на мифологическом уровне. С лягушкой и жабой ее роднят такие ее диалектные названия, как укр. коритна жаба, жаб’яча покришка (Дзендз.ПЛАУМ: 237); болг. костена жаба, коруба жаба (кору- ба — от диал. курба 'жаба’), жаба, поткоритка жаба и куританка жаба (от корито 'корыто’), залупчарска жаба и гъван жаба (от названий маленькой деревянной посуды залупци, гаванка), куртена жаба (Геров 2: 402; Млад.НЧБЯ: 111-113, карта на с. 107), канта- руша жаба, жаба с кор (Пловдивский окр., АрхЕИМ 880-II: 59, 40) и т. п.; серб.-хорв. далмат, корава жаба, черногор. жаба од коре, а со змеей— серб.-хорв. (о. Црес) зминица (Ъор.ПВП 2: 203). Ряд признаков сближает черепаху также с ящерицей и кротом.
По народным этиологическим легендам, черепаха происходит из какого-либо кушанья, которым из жадности не угостили странника (Христа), мать или кума, прикрыв еду миской: из яичницы — в ровенском Полесье (Дубровицкий р-н, Лесовое, ПА), из вареников — на юге Житомирщины (Бердичевский р-н, Солот- вин, АрхИИФЭ 15-3/252: 74), из хлеба и печеной курицы — в Сербии, Хорватии (в частности Славонии) и Боснии (Ђор.ПВП 2: 203). В легенде украинцев Житомирской обл. она происходит из ведьмы, которая стирала в праздник и, чтобы ее не заметили идущие в церковь, легла на скамейку и накрылась ночвами (АрхИИФЭ 15-3/252: 74), у болгар — из молодой невестки, которая не приготовила для свекра хлеб к обеду и со стыда села на круглую хлебную доску и накрылась квашней (Болгария, Бяла Слатина, Марин.НВ: 103, Пловдивский окр., Пловдивский р-н, Брестник, Карловский р-н, Мраче- ник, АрхЕИМ. 878-II: 28, 880-II: 59), из дочки, которая во время приготовления теста срослась с хлебной доской и миской в результате материнского проклятия за то, что не дала больной матери напиться (Смолянский окр., Тырын, Род.: 30). В наказание за жадность вареники превратились в черепах, и их пришлось выбросить в воду, а хлеб с курицей или яичница срослись с миской, ведьма навсегда срослась со скамейкой и ночвами, а невестка с доской и квашней — так появилась на свет черепаха. Аналогичный сюжет в Босанской Крайне связан с происхождением лягушки: печеная
§4. Черепаха
393
курица, спрятанная жадным хозяином от кума под крышку, превращается в лягушку (Ђор.ПВП 2: 195).
Согласно другой легенде, записанной на Житомирщине, черепаха произошла от гадюки, которая заявила: «Я буду літом людей ку- сат, — кого вкушу — той помре». За это Бог дал ей панцирь, чтобы она не видела людей и не кусала их (Коростенский окр., Вехи, АрхИИФЭ 15-3/252: 74). Еще одна житомирская легенда связывает происхождение черепахи с летающим змеем: «Колись давно на Купалу прилітали дванадцятиголові зміі і іли людей. Тоді Бог узяв і накинув на них важкі панцири, з-під яких видно лише одна голова, і вони не можуть швидко рухатись. Це черепахи» (Овруч- ский р-н, Людвиновка, ПЭС: 137). В легенде из Черниговской губ. тоже говорится, что Бог сотворил черепаху летающей. Летая, она садилась на людей, объедала им носы и выедала глаза. Поэтому Бог наградил ее тяжелым панцирем, который она с тех пор всегда носит на себе (Остерскийу., Староселье, Загл.ПСД: 141). Как змею и многих других гадов, черепаху иногда считают ядовитой, а укус ее смертельным. В споре с ящерицей и гадюкой о том, чей укус опаснее, черепаха хвастается: «А я як укушу, то буде заступ, да лопаточка, да новая хаточка (смерть)» (там же).
У животных этого класса, включая и черепаху, обнаруживается связь с громом, дождем и градом. У сербов Валевского окр., чтобы не бояться грома, едят черепашьи яйца (Ђор.ПВП 2: 205). У болгар и македонцев существует запрет убивать черепаху и переворачивать ее вверх ногами. В Восточных Родопах запрет убивать черепаху объясняют тем, что она помогает грешникам в аду, принося им воду (Род.: 30). В центральной Болгарии верят, что убиение черепахи вызовет град (Казанлык, Фил.ТПЯК: 220), а переворачивание — дождь (Стара Загора, Гъб.ТПЯВТ: 221-225). У родоп- ских болгар отмечен обычай переворачивать черепаху во время засухи для того, чтобы пошел дождь (Хасковский окр., Вылче Поле, Род.: 15). Запрет переворачивать черепаху известен и сербам Алек- синаца. В греческой Македонии считают, что это наносит обиду Богу, а убивать ее грех, потому что она приносит счастье. В районе Скопска Црна Гора запрет убивать черепаху объясняют тем, что она просит Бога об урожае (Ђор.ПВП 2: 205).
Со змеей черепаху сближают и другие поверья. В болгарских космологических представлениях черепаха, так же как и змея, держит на себе всю землю: землю подпирает вол, стоящий

394
на рыбе, плавающей в море, море покоится на ветре, а ветер на черепахе (р-н Чеч, Годешево, Род.: 9). Как и змея (а также еж и некоторые птицы), черепаха может добыть «разрыв-траву», с помощью которой можно отмыкать без ключа любые замки. Такое поверье о черепахе известно на западе Украины (Покутье, Kolb.DW 32: 324, Волынь (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 75) и в Гомельской обл. (Петриковский р-н, Комаровичи, зап. автора), в Болгарии (Марин.НВ: 103), в восточной Сербии (Алексинац и Соко-Ба- ня, Ђор.ПВП 2: 204) и Далмации (Полица, І?ап.Р 10: 225). Черепаха может наделить человека чудесным предметом. В северо-восточной Великополыпе отмечено поверье, что если расстелить перед черепахой новый шелковый платок, она в благодарность за это выбросит из себя букетик цветов с необыкновенным запахом (ГІлоцкая губ., р-н Рыпина и Липно, Petr.LZD: 130). Это напоминает способ добывания чудодейственных рожек ужа или змеиной короны, которые уж или царь змей сбрасывают на расстеленный перед ними платок или пояс. У поляков звуки, издаваемые черепахой, определяются как свист, подобно тому как существуют поверья о свистящих змеях (Wierzch.ME: 211, U1.NME: 297). Наряду с поверьями о змее и ящерице, которые вползают в рот в спящего человека и размножаются внутри, существуют аналогичные поверья и о черепахе. Поляки Мазовша особенно опасным считают проникновение внутрь человека самки черепахи, которая отличается плодовитостью и выводит в чреве человека детенышей. Вызываемая этим болезнь называется zólw (черепаха) и заключается в появлении на шее или на колене опухоли, шишки. Изгнать черепаху из больного можно лишь специальным заговором (Седлецкаягуб., Гарволинский пов., Луковец, U1.NME: 297).
В Полесье, наряду с широко распространенным представлением о ведьме в облике лягушки, встречается поверье и об обращении ведьмы в черепаху. В Любешовском р-не Волынской обл. рассказывают такую быличку: «Колись кум ля кумы одрубау ногу на Усю- ночну. Кажэ, пропадае молоко — пойду постэрэжу, ведьма прыдэ на Усюночну молоко браты. Бычыть, лизэ чэрэпаха у хлиу. А он одрубау лапу чэрэпаси. Вот на другый дэнь клычэ кум кума в госьти и кажэ: „Ходитэ до нас в госьти, тэпэр Паска“. А той кум кажэ: „Куды ж я пиду в госьти, як ты мэй жинцы одрубау ногу“. А та кума ведьма була, она пэрэкинулась чэрэпахою» (Ветлы, зап. автора).
§4. Черепаха
395
Как уж, лягушка или крот, черепаха оказывает влияние на молочность коров. На Украине считают, что у коровы будет больше густого (жирного) молока, если в молочное ведро положить черепаху. Корова будет лизать ее, и черепаха начнет нести яйца. Если дать съесть корове разбитое черепашье яйцо, она будет доиться густым молоком (АрхИИФЭ 15-3/252: 169). Подобно домовому ужу и ласке в роли покровителей скота и особенно кроту, помещаемому в конюшне для лучшего разведения лошадей, черепаха оказывает благотворное воздействие на свиней. В брестском Полесье живую черепаху закапывают в свинарнике, чтобы свиньи велись и тучнели (Березовский р-н, Спорово, ПА, Столинский р-н, Хотомель, зап. 3. В. Рубцовой). Кроме того, в Брестской (Хотомель) и Черниговской обл. (Репкинский р-н, Вел. Злеев, Журав.ДС: 26) и у банатских болгар в Румынии (Винга, Телб.БББ: 185) с аналогичной целью держат черепаху в ушате, из которого кормят свиней. В Киевской губ. черепаху считают полезной для коров и поэтому часто кладут ее в ушат с коровьим пойлом (Каневский у., Чуб.ТЭСЭ 1: 66).
Черепаху используют и как апотропей. Согласно болгарским поверьям, яйца ее снимают порчу (Марин.НВ: 103). Болгарские женщины Пловдивского окр. носят в волосах кость (лопатку) черепахи в качестве оберега от порчи и сглаза (Карловский р-н, Васил Левеки, АрхЕИМ 880-II: 40). В Боснии черепаху закапывают в муравейник (ср. аналогичные действия с лягушкой и летучей мышью в любовной магии) и, когда муравьи съедят ее мясо, отрезают от нижней части черепашьего панциря кусочек величиной с монетку, который носят под мышкой слева как амулет (Ца- зин и Власеница, Ђор.ПВП 2: 205).
Апотропейные и другие свойства черепахи находят применение в народной медицине. В Болгарии считают, что ее мясо помогает от испуга или от недуга, вызванного тем, что больной съел пищу, на которую была наведена порча (Марин.НВ: 103). Черепашьи кости, размельченные в порошок, дают с водой пить девушкам, молодым женщинам или невесте от испуга или от сглаза (Свиш- товский и Тырновский окр., там же). В восточной Сербии порошок из истолченного панциря пьют с водой больные гонореей (Боле- вацкий окр., Ђор.ПВП 2: 204). При сильном кашле (в частности, при коклюше) дают пить с вином испеченный и нетолченый панцирь (Сербия, Левач, там же) или кровь черепахи (Черногория,

396
Ђор.ПВП 2: 204; Болгария, Ахычелебийский окр., Марин.НВ: 103). Мужчина, страдающий сердцебиением, должен выпить крови самца черепахи, а женщина — самки (Сербия, Алексинац, Ђор.ПВП 2: 204). В крови черепахи три дня подряд купают по утрам больного младенца (Босния (?), там же). Черепаший жир вытапливают в печи и натирают им суставы при ревматизме (Болгария, Ахычелебийский окр., Марин.НВ: 103). Печеные или вареные яйца черепахи используют для лечения грыжи (р-н Рупчоса, там же).
В восточной Сербии крестьяне, увидев весной первую черепаху, ставят на нее босую ногу и говорят: «Кад се корњача ољушти, тад и моја нога!» [Моя нога облезет тогда, когда с черепахи спадет панцирь!] (Неготинска Краина, Ђор.ПВП 2: 204-205). Встреча с черепахой на дороге считается у македонцев Велеса дурной приметой, сулящей путнику неудачу (Ец.ТПЯ: 231).
§5. Улитка, слизень
На славянском материале мало поверий, которые бы прямо подтверждали принадлежность улитки к гадам. Родство ее с животными этой группы обнаруживается прежде всего в лексике. В славянских диалектах представлен целый ряд названий улитки (с раковиной и без раковины), общих с названиями черепахи, пиявки, рака, лягушки, червя, гусеницы и безногой ящерицы или же производных от них: белор. чыріпаха, чарапах, чарапашка, укр. черепаха, черепашка, рус. (псков.) чыряпаха; белор. піяука, пьяучур, пъявачтк, рус. (смолен.) пиявка, укр. пявушнік, п’евушник; с.-рус. (вологод., арханг.)рак; рус. (смолен.) лягуший сундучок; рус. червь, червяк, чарвяк в раковины, укр. (черниг.) чер'як; рус. (брян.) гусеница; белор. слімень, слімянь, укр. слімень, слимінь (ОЛА 1, карты 34, 35). Названия, уподобляющие улитку черепахе, по-видимому, мотивированы тем, что обе они носят на себе свой «дом». Отметим также кашубские названия улитки smek, smok (Kolb.DW 39: 509), заимствованные из нем. Schnecke 'улитка’, и переосмысленные на основе народной этимологии в связи со змеем (пол. smok 'змей’). Примеры народных представлений, показательные в этом отношении, можно найти в румынской традиции: улитка, вырастая большой, выходит из своего домика или сбрасывает его и становится
§5. Улитка, слизень
397
гадюкой (Mu§.TFR: 289); змеи появляются из улитки без раковины (слизня), поэтому таких улиток убивают (Gor.CSPR: № 10).
У украинцев Покутья обращение к улитке состоит из имен Петра и Павла: «Петре, Павле, выстав роги, на чотири пороги...» (Kolb.DW 32: 323). Эти и другие мужские личные имена используются и в названиях улитки, особенно в украинских диалектах: укр. петрик, павлик, иванка, иванька, иваник, лаврик, рус. (брян.) иванчык (ОЛА 1, карты 34, 35), болг. гугупетр, тодър (Геров 5: 197). Большинство из них совпадает с названиями божьей коровки. Названия, связанные с рогатым скотом, мотивированные наличием у улитки рогов, можно найти в русских диалектах: арханг. коровушка, Воронеж, волык (ОЛА 1, карта 34). Сербы обращаются к улитке, как к быку: «Устук, биче!» [Чур, бык!] (Ђор.ПВП 2: 207). Сравнение улитки с рогатой скотиной встречается в польской загадке: «Jak wóu ma rogi, / nima ani jedny nogi, / chauupe z sob^ nosi, / o nie nikogo nie prosi». Šlimak [Как у вола, у нее рога, нет ни одной ноги, избу с собой носит, ни о чем никого не просит. Улитка] (Бяльский пов., Хечнаровице, Gust.ZLL: 241). С наличием рогов связано и украинское дилектное название улитки чортик (Одесская обл., ОЛА 1, карта 34). Мотив рогов широко представлен и в закличках. Дети просят улитку выставить рога, при этом у сербов предлагают ей вспахать долины (Воеводина, Фрушка Гора, Шк.ЖОПФГ: 255), обещают не продавать ее домик (Ђор.ПВП 2: 207), у русских — обещают дать ей хлеба и пирога, у белорусов — муки на пироги (Гродненская обл., Слонимский р-н, Мал. Кра- котка, ДзФ: 369, Белостоцкое воев., Вежхлесе, зап. автора), у поляков — масла на пироги (совр. Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 64), монетку на пироги (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 210) или на покупку себе ножек (совр. Краковское воев., р-н Велички, Вежбанова, Hrad.PWL: 67). В случае, если она не покажет рога, у сербов угрожают убить ее (Фрушка Гора, Шк.ЖОПФГ: 255, Мачва, Ђор.ПВП 2: 207), у лужичан — выкинуть ее в канаву на съедение воронам (Schul.WVt: 161).
Некоторые названия улитки и слизня связаны со слюной: болг. слиняк, слюняк (Геров 5: 197), луж. slinik, slink (ОЛА 1, карта 35). По представлению сербов Косова, улитка происходит из плевка Богородицы или Христа (Ђор.ПВП 2: 206). С плевком Богородицы связано и происхождение шелковичного червя. Сербская легенда из Мачвы тоже указывает на христианский источник происхождения

398
улитки: просвирки, рассыпавшиеся по полу церкви во время разбойного нападения турок, за ночь превратились в улиток и расползлись по свету (Ђор.ПВП 2: 206). Согласно хорватской легенде, Бог, сотворив животных, предложил каждому из них выбрать себе дом по своему желанию; улитка так долго выбирала, что в наказание Бог дал ей дом, который она вечно должна носить на себе (Бановина, там же).
В некоторых районах Сербии (Болевацкий окр., р-ны Луж - ницы и Нишавы), Косова (Печ), Черногории (Плав), Боснии и Герцеговины улиток употребляют в пищу как постную еду, в частности, едят их во время Великого поста (Ђор.ПВП 2: 206-207). У гуцулов поедание улиток известно с лечебной целью: от грыжи дают больному съесть живую улитку или жарят с яйцами девять мелко порубленных улиток и дают их утром больному, причем так, чтобы он не знал, что ест их (р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 4: 160).
У южных славян улитки находят и иное применение в народной медицине. В Косове раковиной улитки лечат бельмо на глазу (Урошевац, Ъор.ПВП 2: 207). В Сербии при виде весной первой улитки трижды прикасаются к ней средним пальцем, приговаривая: «Устук, биче!» [Чур, бык!] И если летом что-нибудь заболит, нужно коснуться больного места этим пальцем, сказав три раза: «Устук! Устук! Овај прст крста нема и бољи ту места нема!» [Чур! Чур! Этот палец креста не имеет и для боли здесь места нет!] — и боль пройдет (там же). Маленьким детям сербы зашивают улитку в шапку от сглаза, аналогичным образом сербы и хорваты используют и ракушки морских моллюсков (там же).
§6. Рак
В ряду гадов рак терминологически сближается прежде всего с некоторыми насекомыми. Речного рака называют чертовой вошью (Владимирская губ., Меленковский у., Зел.ОРАГО 1: 186), водяным сверчком (Урал, Даль 4: 57), а краба — морским пауком (там же). С другой стороны, укр. рак — название жука-оленя (Гринч. 4: 4), рачок — водяной скорпион (там же: 8), рус. земляной рак, болг. рак, див рак, рачка — насекомое медведка (Даль 2: 312;
§6. Рак
399
Геров 5: 71). Из других животных рак чаще всего коррелирует с рыбой. Иногда он сближается или объединяется с ней по общему признаку обитания в воде: ср. рус. «На безрыбье и рак рыба» (Даль 4: 56); пол. «Wsio jedno: rak ryby i zaba ryba» [Все равно: рак рыба и лягушка рыба] (Kolb.P: 403); примета: много раков — к хорошему улову рыбы (Даль ПРН: 940). Иногда, напротив, различается и противопоставляется рыбе по некоторым другим признакам: ср., например, поговорки укр. «Не будериба раком» (Гринч. 4: 4), рус. «Рак не рыба, комисар (прапор) не офицер» (Даль 4: 56), белорусские колядки о раке и жабке (Зім. п.: 485-486).
В некоторых районах России раков считали нечистыми, дьявольскими животными и поэтому в пищу не употребляли. Представление об обращении в рака черта, спасающегося от молнии, встречается у белорусов: «А у грозу дак [черт] бегая-бегая, некуды детца, дак ён у воду, рыбой скинетца, ти раком. Дак у их вочи будуть красныя-красныя. Таких не бяри у кошель» (Могилевская губ., Гомельский у. (?), Ром.БС 4: 8). В севернорусском анекдоте о глупцах ползущего рака принимают за черта (СУС 1310*). У лужичан известна быличка об огромном раке величиной с шестилетнего ребенка, который часто появлялся вблизи водяной мельницы, приносил с собой куски деревьев и рыбу и прогонял с мельницы всех, кто там находился. Избавиться от него удалось лишь с помощью особых словесных выражений («durch allerlei Redensarten» — по-видимому, заклинаний или заговоров), которых он не мог перенести (Трибель, Veck.WSMAG: 421).
«Богоотступничество» рака и противопоставление его по этому признаку рыбе представлено в восточносербской легенде. Бог замесил хлеб на крови распятого Христа и бросил в море, чтобы его съели морские животные. Рыба откусила кусок и позвала рака, чтобы и он попробовал. Рак понюхал хлеб и не стал есть, попятился назад. Господь, увидев это, благословил рыбу, сделав ее кровь красной, а рака наказал тем, что он с тех пор стал передвигаться, пятясь задом (Алексинац, Кар. 1900/2:100-101).
Рак и рыба противопоставлены друг другу и по другому принципу — как мужской и женский образы. В широко распространенной шуточной песне «Танцевала рыба с раком, а петрушка с ( Пастернаком...» они выступают как парные персонажи, женский и * мужской. Мужская символика рака проявляется и в других фольклорных текстах. В свадебных песнях рак символизирует же


400
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
н и x а. Так, в белорусском Полесье на залоинах (обручении) поют: «Знаты рака, що був в пожары: / Пожарем пахнэ, а дымом дышэ; / Знаты женишка, що в тестя був: / Вином пахнэ, а медом дышэ» (Пинскийу., Булг.П: 98). Украинцы польско-украинского погра- ничья (совр. Замойское воев.) во время печения свадебного каравая поют песню: «Червоное раче / По припечку скаче, / А в піч за- гледае, / Чи ся каравай допекае» (Грудек на Буге, Z.St.ZB: 36). В других вариантах этой коровайной песни (например, из Харьковской губ.) вместо рака выступает заяц, ярко выраженный мужской брачный символ. В Мядельском р-не Минской обл. перед сажанием невесты на посад поют: «Млода Надзейка каля рэчкі хадзіла, / Чор- нага рачка у вадзіцы сачыла. / — Сякі-такі чорны рачок у вадзе, / А спрау жа мне сукеначку, маладзе. / — Ёсць у цябе твой міленькі, ён маець, / Няхай ён табе сукеначку спрауляець» (Вяс. п. 2: 407). Любовные и брачные мотивы в связи с раком представлены и в других песнях. Например, в полесской шуточной песне: «Ведэ стары, бородаты / Молодую жінку. / Дід иде, дід иде, / Mix несе; / А що в міху? / Мак, мак. / А що в руце? / Рак, рак. / Ой мой милы раченьку, / Постережи маченьку; / А пойду в хатку / Поцюлую бабку» (Пинский у., Булг.П: 148-149). В игровой пасхальной песне гуцульские девушки поют: «Оден рак іспечений, другий рак ізва- рений, / До нас, свашко, до нас» (Schnaid.LP 13: 30). Мужская символика рака и мотив женитьбы рака на девушке представлены в сказочных сюжетах «Царевич-рак» (СУС 433В) и «Муж-рак» (СУС 440). В различных локальных вариантах сюжета о муже-раке вместо рака может выступать целый ряд других гадов: лягушка, жаба, уж, змея, змей, червячок.
Согласно народной легенде, известной белорусам, украинцам и полякам, Бог дал раку глаза сзади. В Могилевской губ. ее рассказывают так: «Гэто Бог пораздавав вочи усим. Дык вот ён давав, давав, уси пораздавав, — осталися тольки одны вочи, малень- кия, чорныя. Тоды Бог кажець на рака: Há табе их, рак! А рак усер- дзився: «да! куды мне их такёя? у зад уторнуць!» Дык Бог и здзелав вочи отзаду. Ён и цяперь их там носиць» (Сенненский у., Ряснен- ская вол., Ром.БС 4: 168). Отсюда поговорки: укр. «Змиловався Бог на рака, дав му в заду оч?» (русины Галиции, Ильк.ГПЗ: 37), «Зміловався Бох над раком да в жопі (срацы) вочы дав» (Ровен- ская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, ПА); пол. «Uzalil si? Pan Bóg na raka, dal mu šlepie w zadku» (совр. Катовицкое воев., р-н Славкова,
§6. Рак
401
Cisz.LRG: 47). Оттого, что у рака глаза сзади, он влезает в свою нору задом (р-н Кракова, пов. Величка, Вежбанова, Hrad.PWL: 67).
Маркированность зада и инверсия движения (ср. ползти раком, ракушки, рачки 'пятиться задом’, Даль 4: 57) — признаки, присущие раку в народных представлениях (ходит задом наперед, имеет глаза сзади) — используются в народной медицине. Так, в Малополыпе ребенка, которому «скрутило зад» (ku- рег zawinie), натирают раковым маслом (совр. Катовицкое воев., р-нХшанова, Серша, Udz.PML: 396). В Великополыпе для удаления (возвращения назад) соринки из глаза под веко помещают жерновку рака — круглый известковый камешек из его желудка (Плоцкаягуб., р-нРыпина и Липно, Petr.LZD: 140). Движение вспять, свойственное раку, переносится здесь на другой предмет, подобно «вытягиванию» болезни вверх при лечении с помощью птичьих атрибутов. В Гродненской губ. глаза рака используют как средство от поноса (Кобринский у., Бездеж, Зел.ОРАГО 1: 446). Польский травник XVII в. рекомендует при отравлении черной беленой бежать к воде и есть раков — по-видимому, чтобы яд вышел назад (Rost.ZC: 9). Возможно, та же идея возвратного движения лежит и в основе использования рака у лужичан для удаления бородавок: нужно варить рака и, когда на поверхности воды образуется накипь, три раза обтереть бородавки этой пеной (Бург, Schul.WVt: 103). Не исключено, что определенную роль здесь играет и семантика свертывания, связанная с пеной (ср.
в.-луж. raki, ед. ч. rak, rack 'хлопья свернувшегося молока’, racko- vac so 'свертываться (о молоке)’) — семантика, также мотивированная, по-видимому, свойствами рака. Возможно, в основе значения в.-луж. rak, rack тоже лежит признак попятного, возвратного движения (всплытие назад). Для в.-луж. и словац. диал. rak 'хлопья молока (единичн.)’ реконструируется праслав. диал. *rakb в значении 'сбегающая, струящаяся жидкость (особенно молоко)’ и предполагается его исходная этимологическая тождественность зоониму *гакъ 'рак’ (Schust. 16:1204).
В народной медицине рак применяется также для лечения лихорадки и роста-вубов. Больному лихорадкой считается полезным пить воду, в которой рак пробыл двенадцать дней (Витебская губ., Никиф.ППП: 275), или высушенные и размолотые рачьи глаза (или его жерновки — у поляков они тоже называются oczy rakowe) с водкой (Польша, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 162). Чтобы у

402
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
детей лучше прорезывались зубы, вешают им на шею жерновки рака (Харьковская губ., Сумц.СВНР: 89), более десятка жерновок (ócz raczych), зашитых в ленточку (Серадзское воев., Kolb.DW 46: 468). Заболевание раком поляки объясняют тем, что на человека сядет муха, которая до этого сидела на дохлом раке (Плоц- кая губ., р-н Рыпина и Липно, Petr.LZD, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 139).
Использование рака в обрядах вызывания дождя объединяет его с другими гадами (ужом, гадюкой, лягушкой, ящерицей) и насекомыми (вошью, блохой, медведкой, пауком). Убиение рака с целью вызвать дождь известно на Украине — в Ровен- ской, Хмельницкой и Львовской обл. (Тол.ЛУДЖ: 24-25). В Сарненском р-не Ровенской обл. хоронили рака, делали ему могилу, ставили крест и голосили по нему как по покойнику: «Наш рачэньку да наш батэньку да наш соколэньку, да як мы тэбэ по- хоронымо — да так плачымо, крычымо, як людыну, як плачут. Да и вэночки плэтэм, да и вэночка положымо, и хрэстыка ему поставымо. Казалы, як закопаетэ рака, то пидэ дош, а як пустытэ на воду, то нэ будэ дошчу» (Чудель, там же: 23). Или, по рассказу другой информантки, «кругом ходымо да голосымо: „Ой, пэчоны рачэ / По колоды скачэ, / Пробиу [сраку] на ломаку / Дай сэдячы плачэ“» (Чудель, зап. автора). У карпатских украинцев засвидетельствовано противоположное представление: причину засухи здесь видят в том, что жаба или гад закрыл нору или источник, поэтому считается, что если закопать рака в землю или заткнуть какую-нибудь дыру (в земле), дождь не будет идти (Потуш.З 1942/2/3-4: 356).
Рак обладает еще и отвращающими свойствами. Польский травник XVII в. советует вывешивать на огороде рака или конский череп, чтобы черви и насекомые не поедали капусту и другие растения (Rost.ZC: 30). В Витебской губ., чтобы избавиться от кротов в огороде, закапывали в землю или пускали в кротовую норку живого рака (Никиф.ППП: 187).
По поверью поляков Серадзского воев., самыми мясистыми и вкусными раки бывают в те календарные месяцы, в названии которых нет буквы «г», то есть из летних месяцев только в июле (Kolb.DW 46: 491). У лужичан время, соответствующее в календаре знаку Рака, считается неблагоприятным для занятия охотой (Шлейфе, Schul.WVt: 114).
§7. Мышь, крыса
403
§7. Мышь, крыса
Мыши и крысы — нечистые животные, относимые в народном сознании к гадам. Их называют гадом (вологод., вят., москов. гад 'мышь’, СВГ 1: 107, ЭССЯ 6: 82, ярослав. собират. 'мыши и лягушки’, ЭССЯ 6: 82), гадиной (смолен., самар. гадина 'мышь’, вологод. собират. 'мыши или крысы’, СРНГ 6: 91), поганью и т. п. (рус. погань 'мыши, крысы’, псков. поганка 'мышь’, Даль 3: 153, серб, поганац 'мышь’, Ђор.ПВП 1: 305, ОЛА 1, карта 14, макед. поганец 'мышь’ Зах.ККр: 161, болг. поганец, поганек 'крыса’, Ге- ров 4: 69). В Вятской губ. говорят, что на всякую тварь Бог дает хлебушка, лишь на такую нечистую, как мышь, не дает (Уржумский у., Магн.ПОЗ: 58).
Родство мышей и крыс с гадами проявляется в общности некоторых их функций. С функциями домашнего покровителя, присущими многим гадам, связаны русские и украинские представления о домовом, принимающем облик крысы (Читинская обл., Нерчинский р-н, Крупянка, Зин.МРВС: 62-63, Рязанская, Харьковская губ., Помер.МПРФ: 174). Представления о домовом духе в виде крысы известны и полякам (б. м., Bar.KUW: 174). Мышиная нора, по поверью украинцев Сокальского пов. (совр. Львовская обл.), является местом обитания домового духа «хованца», прислуживающего хозяину дома (Siew.WCFP: 252). У поляков облик мыши может принимать «змора», сходная с домовым тем, что она душит спящих (Скерневицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/7: 2). Функция отбирания молока у коров, характерная для ласки, змеи, лягушки и ящерицы, проявляется в украинском поверье о том, что в купальскую или юрьевскую ночь ведьма в облике мыши отбирает молоко у чужих коров (Волынская обл., Любешовский р-н, Ветлы, зап. автора), и в белорусском поверье о том, что у коровы убудет молоко, если мышь, крыса или ласка (а также котята и щенки) выпьют теплого коровьего молока (Витебская губ., Полоцкий у., Ловожь, Никиф.ППП: 153). Связь мыши с молоком можно видеть и в практике кормящих матерей: когда у них пропадает молоко, они пьют отвар из мыши, обычный (Волынская губ., Звягельский у., КЭрковщина, Koper.PELR: 209) или молочный (Польша, Келец- кай пов., Маслув, Siark.MEOK: 242). На Украине с мышью, как и с лаской, изредка бывает связан выбор масти скота: если

404
во время жатвы найдешь в поле мышиное гнездо, а в нем маленький камушек, то его надо дать скотине любой масти, и именно такой масти скот будет у тебя хорошо вестись (Сумская обл. (?), АрхИИФЭ 15-3/252:199). Как и лягушку, мышь нельзя брать женщинам в руки или убивать ее, потому что иначе не будет удаваться хлеб (украинцы совр. Замойского воев., Грудек, Z.St.ZB: 23).
Мыши и крысы наделены дьявольскими свойствами. Согласно кашубской легенде, дьявол сотворил крысу, а Господь Бог снял рукавицу, бросил ее, и из нее появилась на свет кошка (совр. Гданьское воев., пов. Картузы, Несёловице, ArchKESUJ 7856/2а: М7). Поляки Люблинского воев. воспринимают крысу как воплощение дьявола, называют ее злым духом и иногда в страхе крестятся при виде ее, как при встрече с нечистой силой (Kolb.DW 17: 132). По белорусскому поверью, мышь, оказавшаяся в выкопанной могиле, означает, что покойник был колдуном и что злой дух в облике мыши вышел навстречу умершему колдуну, чтобы забрать его душу (Кл.ЖАСС: 338-339). Крысиные черты присутствуют в облике лесного черта дідъко в поверьях украинцев Покутья (р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 120).
С чертом связано происхождение мыши в восточносербской легенде. Черт, подосланный другими чертями на службу к архиерею в качестве церковного сторожа, чтобы хитростью заставить его жениться, решил улизнуть из церкви во время его венчания. Обратившись в голубя, он захотел вылететь в окно, но так как его обман был раскрыт и все окна и двери в церкви были предварительно закрыты, он ударился в окно и разлетелся, как стекло, на мелкие осколки, которые превратились в тысячу зерен, а зерна в мышей, которые начали носиться по церкви. Народ бросился их давить, но одна мышь уцелела, спрятавшись под церковный престол. От нее-то и расплодились мыши, которые по сей день живут в церквах и грызут церковные свечи (Пирот, Ђор.ПВП 1: 305). Согласно болгарской легенде, мыши произошли от дьявола, лопнувшего в церкви от запаха ладана (Греб.Поп.ОМС: 40).
Широко распространена легенда о том, что во время всемирного потопа мышь прогрызла дыру в Ноевом ковчеге, которую заткнула своим хвостом кошка (Вятская губ., Уржумский у., Магн.ПОЗ: 58; юго-вост. Малополыпа, Кросненский пов., Ивонич, Gust.LPOIS <• 133-134, совр. Краковское воев., Воля Баторска, Gust.PPG: 138), змея (Ровенскаяобл., Дубровицкийр-н, Озерск, зап. автора; Босния,
§7. Мышь, крыса
405
р-нМостара, Ђор.ПВП 2: 172, Хорватия, Карловац, там же: 173) или лягушка (совр. Катовицкое воев., Беньковице, ArchMEK 1/1515 II/1210: 7). В западнополесском варианте этой легенды в роли мыши выступает дьявол, пролизавший дыру в ковчеге (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора).
В образе мышей представляют души умерших (Mosz.KLS 2/1: 557). По белорусскому поверью, если оставить на ночь недоеденный хлеб, ночью в виде мышей придут им питаться души умерших. Если кошка поймает такую мышь, то это грозит неисчислимыми бедствиями всем домашним за гибель предка (Витебская губ., Полоцкий у., Ловожь, Никиф.ППП: 97).
В определенной связи с этими представлениями находятся приметы, в которых мыши являются предвестниками смерти. Так, у русских считается, что тот, кому мыши погрызут одежду или обувь, вскоре умрет (Россия, б. м., Даль ПРН: 926, Казанская губ., Ядрин, Зел.ОРАГО 2: 545, Воронежская губ., Острогожский у., Са- гуны, Як.ППКС: 138). В Моравской Валахии мыши, погрызшие одежду, предвещают смерть кого-либо из членов семьи (р-н Рожно- ва-под-Радгоштем, Kulda NPP: 308). У белорусов приметой смерти является мышь, шуршащая под кроватью (Fisch.ZPLP: 21). В Боснии и Герцеговине верят, что кто-либо из домашних умрет, если в доме разведется много мышей (Ђор.ПВП 1: 309).
В ряде поверий мышей и крыс характеризуют мотивы свиста и музыки. Например, сербы считают, что музыкальная игра ночью приманивает мышей в дом (Косово, Деб.ВСН: 210). Однако можно и выманить крыс из дома с помощью свиста. Согласно польскому поверью, такой способностью обладают колдуны, которыми обычно бывают мельники. На свист мельника все крысы выходят за ним, и он может увести их за десятую межу (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 132). В Боснии и Герцеговине запрет свистеть в доме объясняют тем, что от этого плодятся мыши (Ђор.ПВП 1: 309). В сказке из польского Поморья герой получает от мыши волшебную ДУДочку, исполняющую все его желания (кашубы, Poliv.GBKD:
184) . Игра на музыкальных инструментах — важный элемент болгарского обряда «мышиной свадьбы». Подобные же или близкие Мотивы, связанные со свистом и игрой, представлены у других га- Дов — змеи и ящерицы.
Мыши и крысы символически связаны с мотивом кражи: УЩерб, причиняемый мышами, метафорически уподобляется ущербу

406
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
от кражи. Так, в Боснии и Герцеговине поеденная мышами одежда служит знаком того, что кто-то в доме украдкой занимается воровством и продажей краденого из дома на сторону (Босния, Власеница, Ђор.ПВП 1: 308, Герцеговина, Гацко, там же: 309). Аналогично толкуется появление мышей в доме и у болгар (Марин.НВ: 82). В Болгарии верят также, что если в доме много мышей, значит кто-либо из домашних тайно крадет общие деньги (совр. Габ- ровский окр., Дряново, Греб.Поп.ОМС: 40). По польскому поверью, можно навлечь крыс себе в дом, если украсть веревку у мельника (Gold.PKP: 374) или вообще что-либо брать себе с мельницы (Краковский пов., ArchMEK 1/1554 11/1249: 56). Сходное представление в форме запрета отмечено и у украинцев Новороссии: нельзя красть гвоздь от мельницы, потому что у того, кто его возьмет, будут крысы в доме (Херсонскаягуб., Ястр.МЭН: 63). Ср. в связи с этим румынское поверье: крысы приходят в дом к тому, кто украл что-нибудь у покойника (Mu§.TFR: 286).
Некоторые приметы и поверья о мышах связаны с беременной женщиной. В Минской губ. считают, что если беременная встретится человеку, который едет сеять или везет убранный хлеб с поля, то его хлеб будут есть мыши (Слуцкий у., Сержп.ПЗБП: 143). Рыбаки северо-западной Белоруссии верят, что если беременная женщина (или во время менструации) переступит через рыболовную сеть, то ее погрызут мыши (совр. Витебская обл., Поставы, Znam.PMWR: 14). Распространено представление, что беременной женщине нельзя отказывать ни в чем, что она попросит, иначе у того, кто откажет, мыши погрызут одежду (Минская губ., Слуцкий у., Сержп.ПЗБП: 143; Черниговская губ., Гринч.ЭМ 1: 27, Волынская губ., Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 202, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Лесовое, Брестская обл., Пинский р-н, Камень, зап. автора; украинцы совр. Замойского воев., Грудек, Z.St.ZB: 24, совр. Пшемысльское воев., р-н р. Вяр, Pierz.WL: 335, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 122; Сербия, Грбаль, ВГ: 28, Ђор.ПВП 1: 309, Скерневицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/30: 4). В Польше, наряду с порчей мышами одежды, встречаются и другие объяснения последствий такого отказа, связанные с мышами: мыши поедят зерно, мыши заведутся в доме (РАЕ, шара 460). Чтобы избежать таких последствий, человек, отказавший беременной в ее просьбе, должен произнести заклинательную формулу, повелевающую мышам идти за беременной, или три раза укусить
§ 7. Мышь, крыса
407
себя в плечо и сказать ей вслед: «Mojabielizna w twojej skrzyni» [Мое белье в твоем сундуке] или «Moje myszy w twojej skrzyni» [Мои мыши в твоем сундуке] (РАЕ, тара 460).
По-видимому, эти поверья основаны на соотношении прибыли и убытка: ущерб, наносимый беременной женщине (отказ дать ей что-либо), компенсируется ущербом, наносимым мышами виновнику такого отказа. Мыши как хтонические существа связаны с беременной благодаря ее особому статусу, близкому к границе жизни и смерти (см.: СД 1: 160). Иного рода встречающееся в Польше поверье, в котором мышь причиняет ущерб самой беременной: если беременная, испугавшись мыши, дотронется до головы, то у нее в этом месте вылезут волосы (РММАЕ 1960/9: 140). Такие же последствия ожидают и того, кто выбрасывает в мусор свои волосы: мыть сплетет из них себе гнездо, и все волосы у такого человека выпадут (б. м., ArchPTL 184:1).
Мышей можно наслать кому-либо. Чтобы все мыши перешли в соседний дом, кто-нибудь из домашних шел к соседу с недоеденным хлебом и там его доедал или же приносил соседу пойманную мышь и подробно рассказывал, как она была поймана, а уходя, незаметно выпускал ее перед порогом (Витебскаягуб., Никиф.ППП: 187-188). Аналогичные способы применяются также для передачи соседям домашних насекомых. В канун Рождества наслать кому-либо мышей можно было с помощью тележной оси, найденной на дороге (совр. Тарновское воев. (?), Бжеский пов., Радлув, Gaw.ZŠR: 143).
Известны различные способы изгнания, изведения мышей и крыс и оберегов от них. Чаще всего для этого используются освященные предметы и соблюдаются запреты на еду, у южных славян — запреты на работу с применением острых предметов. В Польше для избавления от мышей и крыс обходят вокруг Дома с освященной пасхальной едой (совр. Тарновское воев. (?), Бжеский пов., Радлув, там же), разбрасывают скорлупки пасхальных яиц по углам дома (КОО 2: 211, Новосондецкий пов., Навоёва, Mlyn.PWZG: 179). В Краковском воев. для изведения крыс трижды Крестят святой водой обрубок расщепленной дубовой ветки или Валки (Краковское воев., Воля Баторска, Swi^t.LTD: 381). Дубовую Ветку оставляют в комнате или в чулане от мышей и в Кюстен- ¦Ф^льском крае Болгарии (Зах.ККр: 161). В Тарнобжегском воев. Крыс изгоняют метлой, которой нищие подметают в церкви, или

408
выжигают одной крысе глаза и выпускают на свободу, тогда за ней уйдут и все остальные (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 210). В Калишском воев. для изведения крыс на св. Медарда (8. VI) после полуночи хозяин и хозяйка на всех дверях дома и хозяйственных помещений делают надпись освященным мелом «ВВ-Н-+», причем так, чтобы их никто не видел и чтобы сами они, предварительно условившись, не встретились друг с другом во время этого занятия (пов. Пётркув, Острув, Kolb.DW 46: 492). У болгар Баната берут горсть земли из крысиной норы и относят ее в ров, отделяющий земли своего села от чужого. Тогда крысы уйдут из дома в другое место (Телб.БББ: 185). Чтобы мыши не причиняли ущерба в хозяйстве, на Рождество запрещается вынимать одежду из сундуков (украинцы совр. Замойского воев., Грудек, Z.St.ZB: 23), в день Рождества или в течение всего святочного периода называют мышей и крыс не иначе, как панночками, паненками, паненачками (Витебская губ., Полоцкий у., Ловожь, Никиф.ППП: 228, Гродненская губ., Волковыскийу., Рось, Fed.LB 1: 247), а в некоторых местах вообще никогда не упоминают о них за едой (совр. Минская обл., р-нВилейки, Siel.WDW: 215). И если кто-нибудь входил в дом или в погреб, жуя пищу, то ему говорили: «Мышэй нанясеш!» (совр. Минская обл., р-н Вилейки, там же). Запрет есть в овине или в амбаре, чтобы мыши не поели зерна, соблюдают и украинцы Жи- томиріцины (Житомирскийу., Станишевка, АрхИИФЭ 15-3/252:
41) . В Белоруссии считается, что молодая должна ехать к венчанию натощак, чтобы мыши ничего не погрызли у нее в доме (Минская губ., Слуцкийу., Чудин, Сержп.ПЗБП: 177, Гродненская губ., Виленская губ., Kolb.DW 53: 386, 387). Чтобы мыши в течение года не ели хлеба, в Македонии женщины в Рождественский сочельник несут к воде хлебную закваску и «обновляют» ее, пропуская через воду (Прилепский окр., Никодин, Влах.ННО: 119).
У сербов-граничар, чтобы мыши и птицы не причинили вреда урожаю, на Рождество один из домашних трижды обходит вокруг дома и брякает ложками, положенными в решето, а другой, стоящий в дверях, рубит топором по порогу. Каждый раз первый спрашивает его: «Шта сијечеш?» [Что рубишь?]. Тот отвечает: «Сије чем мишевима зубе, а тицама кљунове» [Рублю мышам зубы, я птицам клювы] (Ђор.ПВП 1: 307). Поляки Силезии считают, что нужно трижды окропить хлебное поле святой водой и, вернувшись, войти в дом через другие двери, тогда ни мыши, ни другие гады не
§ 7. Мышь, крыса
409
будут поедать хлеб (совр. Катовицкое воев., Беньковице, ArchMEK 1/1515 И/1210: 1). При окончании жатвы в Польше оставляют мышам последний пучок несжатых колосьев, полагая, что в этом случае они не будут наведываться в овин (Люблинское воев., Камень, ArchKEUW А28: 27, Вармия и Мазуры, Szyf.ZOW: 79, см. также: КОО 3: 180-181). Чтобы мыши не поели зерна, запоминают день недели, на который пришелся в этом году праздник Благовещения (Минскаяобл., Логойскийр-н, Калачи, Грынбл.МСМВ: 36) и в такой же день недели начинают свозить в овин снопы с поля (Волынская губ., Ровенскийу., Яполоть, Зел.ОРАГО 1: 276-277). Поляки считают, что везти снопы надо поздно вечером или ночью, когда все спят, причем так, чтобы не встретиться по пути с женщиной (КОО 3: 182). По дороге сквозь спицы колес телеги бросают камни (Келецкое воев., р-нПинчова, Siark.MELP: 37). Снопы с первого воза должен ставить в овине раздевшийся донага мужчина (Мазовше, Понаревье, КОО 3: 182). При перевозке первых снопов с поля в овин читают специальную молитву от мышей (Житомирская обл., Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора). Первое зерно, привезенное в овин или амбар, кропят от мышей святой водой (совр. Житомирская обл., Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-2/85: 4). По польскому поверью, нельзя переворачивать нижней доски в подводе, на которой везут с поля первый убранный хлеб, иначе в овине заведутся мыши (Скерневицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/47: 7). Для мышей опрокидывают на бок первый сгруженный с воза сноп (Келецкое воев., р-нПинчова, Siark.MELP: 37) или оставляют им зерна на дне телеги (Мазовше, Понаревье, КОО 3: 182). От мышей помещали в овине палку, с помощью которой до этого удалось разнять ужа и гадюку (Ровен- скаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). В некоторых местах под снопы стелят ольховые ветви (Келецкое воев., р-нПин- чова, Siark.MELP: 26, Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 159), а на дно сусеков кладут ветки бузины (Познанское воев., Kolbusz.RWLB: 123, Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 159). ^ лужичан от мышей и крыс во все четыре угла хлева льют воду, Вабранную в первую ночь мая (Veck.WSMAG: 442).
У юзкных славян оберегам от мышей посвящены специальные м Ы ш и н ы е праздники». Наиболее распространенный из них, пРиуроченный к дню св. Нестора (27.Х/9.XI) и захватывающий Иногда и канун его, день св. Димитрия, носит у болгар название

410
Нисторов ден, Мистров ден, Мишин ден, Мишов празник, Миш ляци, Пуганци, Поганшляко, у македонцев — Мишолов дан, у восточных сербов— Мистор, Митров дан, Миштров дан, Мишји дан, Мишулов дан, Мишоровдан. Некоторые из этих названий созвучны названию мыши. С Нестором связывают происхождение мышей сербские и болгарские легенды. В восточной Сербии рассказывают, что у св. Димитрия был пастух по имени Нестор, который убил змеиное чудовище «алу», из чрева которой вышло на свет божий и расползлось по земле множество мышей, змей, ящериц и прочих гадов (Пиротский окр., Ъор.ПВП 2: 187, 1: 306). В более христианизированном, болгарском варианте этой легенды св. Нестор побеждает в жестокой битве некоего язычника, из распоротого живота которого появились на свет мыши (Греб.Поп.ОМС: 37).
У болгар «мышиный день» на св. Нестора празднуют для того, чтобы весь год в доме не было мышей (Марин.НВ: 82). Обереги и запреты, соблюдаемые в разных районах Болгарии в этот день, имеют много общего с оберегами и запретами, связанными с «волчьими праздниками». Так, женщины не пользуются острыми и режущими предметами. Чтобы мыши не грызли одежду и посевы своими острыми зубами, не режут ножом хлеб, не стригут ножницами, не рубят дрова, не прядут, не вяжут, не берут в руки иголку, не месят хлеб (Поп.КНПК: 76, Греб.Поп.ОМС: 38). Иногда женщины вообще не занимаются никакой домашней работой, так как считают, что все изготовленное в этот день поедят мыши (Троянский окр., Орешак, БСУ 318: 169, Пловдивский окр., Кардовский р-н, Васил Левеки, АрхЕИМ 880-II: 39). В Пазарджикском окр. женщины месят и пекут маленькие калачики, которые бросают на чердак, в погреб и в хлев для задабривания мышей, чтобы они не ели зерно и не грызли одежду (Равногор, Радилово, Батак, Род.: 83). Распространены имитативные магические действия, направленные на то, чтобы залепить или замазать мышам пасть и глаза. Обычно они сопровождаются ритуальным диалогом. Старшая женщина в семье с закрытыми глазами мажет грязью или навозом очаг или пол в погребе. Другая трижды спрашивает ее: «Какво мажеш, бабо?» [Что мажешь, баба?] — «Мажа на мишките устата и очите, че да ослепеят и да не ядат дрехите и житото!» [Замазываю мышам пасть и глаза, чтобы они ослепли и не ели одежду и жито!] — отвечает та каждый раз (Поп.КНПК: 76). В Пловдивском окр. одна женщина делает землей кресты во всех четырех углах дома. Между ней и
§ 7. Мышь, крыса
411
другой женщиной, сидящей на пороге, происходит ритуальный диалог: «Кво лепиш, бабо?» [Что лепишь?]. — «Налепъ на мишките очите» [Залепляю мышам глаза]. — «Лепи да ги залепиш» [Лепи, чтобы залепить их] (Пловдивский р-н, Рогош, АрхЕИМ 879-ІІ: 49). В Карловском р-не женщина засовывает головешку в мышиную нору. Ее спрашивают: «Кво мушиш, бабо?» [Что втыкаешь, баба?]— «Муша на мишките дупките, да им изгора очите да не ядат» [Втыкаю в норы мышам, чтобы у них сгорели глаза и они ничего не ели], — отвечает она (Старосел, там же 880-ІІ: 81). В Софийском окр. женщины «сажают» в мышиные норки побеги чеснока, перевернутые наоборот (Костенец, Греб.Поп.ОМС: 40). Часто, как и в «волчьи праздники», женщины зашивают себе подол красной ниткой спереди и сзади, а дети спрашивают: «Какво шиеш, бабо? » [Что шьешь, баба?]. Она отвечает: «Шия на мишките очите!» [Зашиваю мышам глаза!] (Поп.КНПК: 76). В Кюстендильском крае Болгарии в день св. Нестора никто не упоминает мышей, чтобы зимой они не попортили одежду (Зах.ККр: 61). Не открывают сундуков, в которых хранится одежда, не наливают молоко и не достают сыр из кадушек, не прикасаются к предметам, попорченным мышами, не открывают чуланов и других помещений, где водятся мыши. Женщины не занимаются никакой домашней работой (там же: 161). В районе сербско-болгарского пограничья накануне вытряхивают мышеловки над горящими углями и окуривают от мышей все углы (Босилеград, Горни Коритен, там же: 162).
У македонцев Скопской Котлины для защиты от мышей в день св. Нестора не открывают ни ларей, ни амбаров, в которых хранится зерно, и не занимаются никакими женскими работами (Ъор.ПВП 1: 307). В восточной Сербии верят, что мыши уничтожат все, что было сделано на св. Нестора, поэтому в этот день не шьют одежду, не вытаскивают ее из сундуков, не берут зерно из амбаров (Лужница и Нишава, там же: 306-307, КОО 3: 219-220). В Боснии и Герцеговине в день св. Нестора не занимаются домашней работой, чтобы в доме не плодились мыши и не причиняли никакого ущерба (Ъор.ПВП 1: 307). В некоторых местах накануне, в День св. Димитрия, для защиты от мышей во всех углах дома кладут кварцевые камни (КОО 3: 219). Помимо южных славян, приуроченность оберегов от мышей к дню св. Нестора встречается на Украине: кто на Нестора занимается какой-либо работой, у того МЫШи все поедят в чулане (б. м., Килим.УР 5: 261).

412
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
У южных славян мышам посвящены и некоторые другие дни. В горных районах Родоп и Странджи и у фракийских переселенцев в Добрудже «мышиные дни» приурочены к первым трем дням февраля (так наз. Трифонци), когда не пользуются никакими острыми предметами (Поп.КНПК: 76, Бургасский окр., АрхЕИМ 576-II: 41, Кырджалийский, Хасковский, Гоцеделчевский окр., Род.: 96). В отдельных болгарских селах «мышиный день» приходится на «чистый», или «песий понедельник» после Сырного заговенья (Поп.КНПК: 76). В некоторых районах Болгарии оберегам от мышей посвящен день св. Екатерины (24.XI/7.XII). Так, в Бла- гоевградском окр. в этот день ничего не трогают в сундуках и не прядут (Петричский р-н, Габрене, АрхЕИМ 776-II: 16). В Бургасском окр. в день св. Екатерины не занимаются женскими видами работ и варят для мышей зерна пшеницы (Былгари, там же 576-II: 34). У болгарских переселенцев из Беломорской Фракии мышам посвящены дни от Рождества до Богоявления (Поп.КНПК: 76). В юго-восточной Болгарии на Андреев день (30.XI/13.XII) мышам оставляют в амбаре горсть сваренных зерен, чтобы летом они не вредили посевам (КОО 1: 226-227). В Родопах в некоторых местах всю неделю, начиная со дня св. Еремии (1/14. V), женщины не шьют, не вяжут, не пользуются нитками и веревками, иглами, ножами и ножницами, чтобы обезопасить себя от мышей, волков и змей (Гоцеделчевский р-н, Ваклиново, Смолянский р-н, Змеица, Род.: 107).
Македонские гончары в день св. Еремии не занимаются своей работой, чтобы мыши им не грызли горшков (Скопская Котлина, Драчево, Фил.ОВСК: 400). Македонцы Скопской Котлины не занимаются никакой работой в понедельник Страстной недели, чтобы мыши не ели зерна и одежды (Ђор.ПВП 1: 306). В окрестностях Гевгелии не работают в день св. Мартина (11/24.XI). В первую очередь в этот день запрещается что-либо сечь, рубить и резать, выносить что-либо из дома и рыться в сундуках, чтобы мыши ничего не погрызли (Раич.ОМ: 59).
У сербов Верхней Краины в субботу накануне Масленицы женщины до восхода солнца собирают ножницы и кладут их под камень, потому что если пользоваться ими в этот день, то мыши в течение года прогрызут дыры в одежде (Ђор.ПВП 1: 306). В Боснии день накануне заговенья на Великий пост (суббота Масленой недели) называется мишја субота. В этот день не занимаются
§ 7. Мышь, крыса
413
никакими женскими работами, особенно с холстом и холщовой одеждой (Ђор.ПВП 1: 306).
У болгар известен специальный обряд «мышиной свадьбы», совершаемый в целях изгнания мышей из села. Он зафиксирован в ряде сел Златишко-Тетевенской и Троянской Планины (села Мирково, Рибарица, Голяма Желязна, Чифлик, Черни Осым и город Троян) и Странджи (села Габыр и Ясна Поляна). «Мышиную свадьбу» устраивают в случае появления большого количества мышей или в период между днями св. Димитрия (26.X/8.XI) и архангела Михаила (8/21.XI). Две женщины (в с. Габыр они должны иметь имена, которые не встречаются у других односельчанок) ловят пару мышей, самца и самку, наряжают их, как молодоженов (обычно надевают «невесте» фату), связывают вместе и сажают в тыкву, в корзину или в деревянную миску для соли. В сопровождении музыки крестьяне, участвующие в «свадьбе» и изображающие священника, свадебных кума и куму, деверей и сватов, обходят село с парой мышей и выходят за его пределы — на высокий холм (Рибарица), к месту слияния двух рек (Черни Осым) или в лесную чащу (Странджа). Здесь мышей выпускают на свободу — бросают с холма, оставляют в лесу с пожеланием пожениться в другом селе и больше не возвращаться — или топят их в реке. Там же устраивают обрядовую трапезу с песнями и плясками, как на настоящем свадебном пиру. В с. Рибарица выбирают двух девочек, которые изображают жениха и невесту (Поп.КНПК: 76-77, Греб.Поп.ОМС: 35-37, 40-41). В связи с «мышиной свадьбой» следует упомянуть о существующем у болгар Урумбегли (Турция) обычае, согласно которому два человека с единственными в селе (или одинаковыми?) именами («с по едно име») справляют настоящую свадьбу для того, чтобы избавиться от мышей (АрхЕИМ 576-II: 41).
С мышами связано много примет. Так, если мыши покидают дом, то это к пожару или к большой беде (Россия, б. м., Даль ПРН: 930, 946, Вологодская губ., Никольский у., НУВГ: 41об.). Предвестьем большой беды является и мышь, попавшая за пазуху (Россия, б. м., Даль ПРН: 926). Если мышь упадет в колодец, случится какое-нибудь несчастье (Босния и Герцеговина, Ђор.ПВП 1: 309). Если мышь прогрызет верхнюю корку у каравая, будет высокая цена на хлеб, если нижнюю — хлеб будет дешевым (Казанская губ., Ядрин, Зел.ОРАГО 2: 545). Мыши одолевают — к голоду (Россия, б. м., Даль ПРН: 946). Мышиные гнезда на поле близко

414
к колосу предвещают сырую осень (Вологодская губ., Кадников- ский у., Зел.ОРАГО 1: 203). Мышей больше в сырой год, а зайцев — в сухой (Россия, б. м., Даль ПРН: 946). Обилие мышей на полях может служить предвестьем иноземного нашествия (совр. Калиш ское воев., пов. Плешев, Добжица, Kolb.DW 46: 489). У болгар появление множества мышей — примета голода и неурожая, войны, эпидемии или морозной зимы (Греб.Поп.ОМС: 40). Если мышь роет землю в доме и выбрасывает ее наружу, в сторону улицы, то говорят, что семья скоро переселится из этого дома (Босния и Герцеговина, Ђор.ПВП 1: 309). В Вологодской губ. мышь — плохая примета при отправлении в дорогу (Сольвычегодский у., Никольская вол., Кал.ППО: 3). У болгар мышь, перебежавшая человеку дорогу или пробежавшая у него под ногами, сулит ему неудачу или беду (Греб.Поп.ОМС: 40). Мышь, пробежавшая в церкви во время венчания, сулит новобрачным несчастливую жизнь в браке (совр. Влоц- лавское воев., р-нРыпина и Липно, Petr.LZD: 132). Македонцы считают плохой приметой, если мышь погрызет одежду (Скопска Котлина, Бразда, Фил.ОВСК: 500, Ъор.ПВП 1: 309). Сербы считают это предвестьем еще большего ущерба (Ђор.ПВП 1: 309). По болгар скому поверью, если мыши погрызут одежду из заготовленного девушкой приданого, то она выйдет замуж за богатого человека (совр. Габровский окр., Дряново, Греб.Поп.ОМС: 40). Если приобре тенный купцом товар будет попорчен мышами, то продать его можно будет скорее и выгоднее (Россия, б. м., Чулк.АРС: 260).
Многие поверья о мыши как грызуне связаны с зубами. Считается, например, что если мыши поедят неубранные остатки ужина, то у хозяина будут болеть зубы (Россия, б. м., Даль ПРН: 937). Существует и другое поверье: «есть, что мышь нагрызла, зубы окрепнут» (Россия, б. м., там же: 946). От зубной боли едят объеденный мышами хлеб (Казанская губ., Ядрин, Зел.ОРАГО 2: 545; Киевская обл., Чернобыльский р-н, Копачи, зап. М. Г. Боров ской, совр. Тернопольская обл., Бережаны, Gust.PPG: 149; Лужица, Veck.WSMAG: 459) или сыр (Польша, Люблинское воев., Kolb.DW 17: 131). В Витебской губ., чтобы у ребенка скорее проре зались зубы, дают ему носить на шее мешочек с мышиной головой, оторванной у живой мыши и истертой в порошок (Никиф.ГІіШ: 27). Распространен обычай бросать первый выпавший у ребенка молочный зуб за печь, на чердак или на крышу со словами: «Мышка, мышка, на тебе репный зубок, а дай мне костяной» (Вологод-
§ 7. Мышь, крыса
415
скаягуб., Вельский у., Верховажский Посад, Зел.ОРАГО 1: 248); «Мышка, мышка, возьми репный, а дай крепкой» (Карелия, Кемский у., Поньгома, зап. О. В. Беловой); «Мышка, мышка, Há то- би порохнявого, дай мэни жэлезного» (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора); «Мышка, мышка, Há тэбе гнылого, дай мни золотого» (Брестская обл., Кобринский р-н, Засимы, зап. автора); «Мишко, мишко, на тобі зуб кістьний, а мені дай желіз- ний» (совр. Ивано-Франковскаяобл., Печенежин, Schnaid.LP 13: 117); «Masz myszko (z^b) kos'ciany, a daj mi zelazny» [Вот тебе, мышка, костяной (зуб), а дай мне железный] (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 31, Серадзское воев., Kolb.DW 46: 494); «Миш! Миш! ево теби зуб костени, а ти мени дај гвоздени!» [Мышь, мышь! Вот тебе зуб костяной, а ты дай мне железный!] (Славония, Ђор.ПВП 1: 307) и т. п.
Мышь широко используется в народной медицине. У русских распространены способы лечения грыжи с помощью мыши: пускают мышь на грыжу, чтобы укусила (Рязанская губ., Рязанская вол., Подвязье, Манс.ОРЭА 4: 35), или прокалывают мышь, продевают сквозь нее нитку или шнурок и подпоясывают им больного (Вологодскаягуб., Кадниковскийу., Зел.ОРАГО 1: 203, Владимирская губ., Меленковскийу., Домнино, Каман.ІІЗОП: 23). Больного чесоткой натирают пеплом от сожженной головы мыши (Рязань, Манс.ОРЭА 4: 15). На Украине детей от чесотки купают в отваре из перерубленной заживо мыши (Чуб.ТЭСЭ 4: 17). У сербов мышь, с которой содрана кожа, накладывают на коросту, чтобы она отсохла и отпала (р-н Смедерева, Ђор.ПВП 1: 308). В Польше человеку, у которого воспалено горло, привязывают нашею мышь, предварительно пропустив нитку живьем через ее глаза (Келецкое воев., р-н Пинчова, Siark.MELP: 46). В Сербии при воспалении горловых желез ловят мышь, душат ее пальцем, толкут, посыпают сахаром и привязывают на горло (Крушевац, Ђор.ПВП 1: 308). У сербов больному неизлечимой болезнью знахарки рекомендуют в качестве единственного средства съедать каждую неделю по одной живой мыши (р-н Крушеваца, Лазарица, там же: 307). В Боснии живую мышь дают проглотить больному падучей (Р-н Баня-Луки, Рековац, там же: 307-308). В Македонии для заживления открытой раны разрезают пополам живую мышь, по- сЫпают толченым нашатырем и привязывают к рсне (р-нГевге- ЛІ*И, там же: 308).

416
Различное применение имеет растительное масло, в котором настаивают мышь до тех пор, пока она не сгниет. Таким настоем мажут больные руки, ноги или шею (Сербия, Смедеревский окр., Михайловад, Ђор.ПВП 1: 308), смазывают больные суставы (Македония, р-нГевгелии, там же), лечат ушную боль, закапывая в ухо несколько капель такого настоя (Сербия, Топола, Александровац, Рипань, там же, р-н Крагуевада, Рад.НМОК: 86, Македония, р-н Гевгелии, Ђор.ПВП 1: 308), добавляют в водку пьянице, чтобы отучить его от пьянства (р-н Гевгелии, Ђор.ПВП 1: 308).
§8. Домашние насекомые-паразиты (блоха, вошь, клоп, таракан)
Насекомых, обитающих в доме, роднит одна общая особенность: все они подвергаются ритуально-магическому изведению или изгнанию. Среди данного круга особо выделяются насекомые, паразитирующие на человеке или животных, — вошь, блоха и клоп, которых объединяет также ряд других черт, касающихся прежде всего их генезиса. Наибольшую близость в народных представлениях обнаруживают между собой вошь и блоха.
Все перечисленные насекомые воспринимаются как нечистые существа. Например, у белорусов считается, что вошь нельзя давить на столе, чтобы не осквернять тем самым «престол Божий» (МААЕ 1896/1: 227). С помощью блох насылают порчу на свадьбе, например, подкладывают под сидение молодым тридевять блох в ржаной соломине, вложенной в старый веник (Виленская губ., пра- вобережье Немана, Szuk.WPL: 436). При этом, однако, домашние насекомые, особенно вши и тараканы, могут приносить человеку счастье и удачу.
Легенды и поверья о происхождении клопов, блох и втеіі свидетельствуют об их близком родстве с хтоническими гадами, особенно со змеей. Согласно легенде из Боснии и Герцеговины, Христос однажды спас змею, сняв ее с дуба, который подожгли пастухи. Коварная змея обвилась вокруг шеи Христа и стала угрожать, что укусит Его. Христос хитростью избежал укуса. Ему уда лось сбросить змею на землю, отчего она рассыпалась в прах. И > змеиного праха произошли блохи, а из ее нечестивой крови
§8. Домашние насекомые-паразиты
417
клопы (Ђор.ПВП 2: 245-246). О происхождении блох из пепла сожженной змеи говорит также хорватская легенда. Когда во время всемирного потопа мышь прогрызла дыру в ковчеге, змея свилась и заткнула собой дыру, за что Ной пообещал наградить ее правом пить людскую кровь. Позже змея напомнила Ною его обещание, и он отослал ее к Богу, но Бог велел ей немного подождать. Спустя некоторое время она опять пришла к Богу, и Он снова велел ей подождать. Не желая больше ждать, змея решила сама воспользоваться своим правом и отправилась в горы. Там ее схватили пастухи, бросили в костер и сожгли. Ветер разнес по всему свету ее пепел, из которого возникли блохи, до сих пор кусающие людей (р-н Карловаца, там же: 173). Со змеей связывает происхождение блохи и другая хорватская легенда: блохой, мухой и комаром стали искры, разлетевшиеся от змеиного удара хвостом по углям и попавшие на тело человека. Одна из искр угодила человеку в лоб, он придавил ее и обнаружил под пальцем блоху (Славония, Оток, там же: 185).
Хтоническая природа блох и вшей проявляется также в легендах о происхождении их из земли, пыли, праха или пепла. В этих легендах вши и блохи даны человеку для того, чтобы он не пребывал в лени и безделии, так как искание насекомых традиционно считалось полезной работой. Так, однажды в воскресный день Христос увидел на улице людей, сидящих без дела во время службы в церкви, и бросил в них горсть праха (пыли) со словами: «Вот теперь вам будет чем заняться». Из горсти праха образовались вши, которые люди должны теперь искать (юго-вост. Мало- польша, Кросненский пов., Ивонич, Gust.LPOIS 7: 133.). Проходя через одно село, Христос увидел сидящую у дороги женщину, не занятую никаким делом. «Почему бездельничаешь, женщина, — спросил ее Христос, — почему не займешься чем-нибудь?» — «Нечем», — ответила та. Тогда Христос нагнулся и бросил в нее пригоршню земли со словами: «На вот, займись». Так появились на свет блохи (Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 296). Одной бабе нечем было занять себя, и она упросила Бога послать ей насекомых, которых бы она била от нечего делать. Оттого-то и произошли вши (Шумадия, Ђор.ПВП 2: 249) или, по другой версии, и вши, и блохи (Далмация, Будак, там же: 245). Богородицу, спасающую младенца Христа, застиг в пути дождь, и она попала в хижину пастуха. Чтобы обсушиться, она стала будить пастуха, чтобы он развел огонь,

418
но он спал мертвым сном. Богородица бросила в пастуха горсть пепла, из которого произошли вши, чтобы они кусали пастуха до тех пор, пока он не проснется (центр. Сербия, Левач и Темнич, Ђор.ПВП 2: 249-250).
Причины вшивости нередко связывают с гадами — змеями и червями. В польских Бескидах и в Литве, в районе Паневежи- са, верят, что вши появляются оттого, что человек съел хлеб со змеиным салом или змеиную похлебку (Новосондецкое воев., р-н Нового Тарга, Подобии, Fliz.OLG: 185; р-н Паневежиса, Швайники, Папишки, материалы О. А. Терновской). В Краковском воев. полагают, что вшивыми будут ребенок, отлученный от груди в июне, и цыплята, вылупившиеся в июне (р-нВелички, Вежбанова, Hrad. PWL: 64), так как название июня (пол. czerwiec) ассоциируется с. червями. Среди гадов, помимо змей и червей, вошь соотносится еще и с раком: во Владимирской губ. рака называют чертова вошь (Меленковский у., Шиморское, Зел.ОРАГО 1:186).
Имеются и иные объяснения вшивости: в частности, у белорусов бытует мнение, что вши появятся, если мазать голову рыбьей слизью (МААЕ 1896/1: 227); в Малополыпе считают, что овшивеет тот, кто ест печеную репу (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 197, Катовицкое воев., Беньковице, ArchMEK 1/1515 П/1210: 1). Согласно другим поверьям, вши просто выходят из тела человека (Иркутскаягуб., Нижнеудинскийу., Вин.СС/ЖС: 351), из-под его кожи (Малополыпа, р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 210.). Таким образом, вшивость расценивается в народе как необходимый, постоянный признак живого человека. Согласно болгарскому выражению, няма да бива човек без въшките [человек невозможен без вшей] (Пав.ПМ: 7). Неслучайно полное отсутствие вшей у человека считается знаком его скорой смерти (Сербия, Алексинац, Ђор.ПВП 2: 249) или признаком несчастья (Украина, Пав.ПМ: 12). У родопских болгар смерть человеку предвещает сон, в котором он убивает вошь (Род.: 191). По мнению сербов, всякий живой человек должен иметь вшей, хотя бы одну вошь. Если их не окажется, значит человек долго не проживет, потому что вшей нет только у мертвеца. Вши покидают человека сразу же, как только человек умрет (Алексинац, Ђор.ПВП 2: 249). Вши не только неотъемлемая часть тела человека, но даже особенность его личности. Недаром говорят: «Вшивый — счастливый» (Иркутскаягуб., Нижнеудинскийу., Вин.СС/ЖС: 351). Искание вшей, согласно народному эти-
§ 8. Домашние насекомые-паразиты
419
Кету, полезная работа и богоугодное занятие. Поэтому было принято искать вшей у гостя в знак гостеприимства и у странствующих старцев — людей божьих (Витебская губ., ЭО 1892/1: 73).
В приведенных выше легендах происхождение блох и вшей часто связывается с огнем — искрами или пеплом. По поверью карпатских украинцев, пепел, просыпавшийся на пол, в рождественскую ночь, когда в хате всю ночь поддерживается огонь, вызывает обилие блох в доме (Чег.РЗ: 65). Мотив пепла присутствует и в южнорусском ритуале изведения блох, связанном с метением дома и уничтожением мусора (см.: Терн.ОНСП: 148).
С другой стороны, в народных этиологических представлениях присутствует и водное начало. Например, клопы, по одному из польских (или украинских?) поверий, возникают из мглы, плотного, мокрого тумана — mraki (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 162). По убеждению поляков Понаревья, блохи произошли из опилок, смоченных человеческой мочой (Glog.ZM: 106). У поляков Сандомирской Пущи существует примета: кто в Рождественский сочельник прольет воду на пол, у того в доме заведутся клопы (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 209). То же самое поверье у белорусов Витебской губ. касается блох: «Где при умывании в Рождество Христово и Благовещение не пролито на пол ни капли воды, <...> там в наступающее лето не будут водиться и блохи» (Полоцкий у., Махирово, Никиф.ППП: 209). Аналогично и у сербов не приносят в дом воды на Рождество во избежание появления летом блох в доме (Грбаль, Ђор.ПВП 2: 248).
Во многих приметах вши и блохи предвещают дождь: вошь вылезет на ухо — к дождю (Седлецкое Мазовше, р-н Гарволина, Луковец, U1.NME: 294) или, наоборот, к погоде (Плоцкая губ., Рьщинский и Липновский пов., Petr.LZD: 135); найти одну вошь — к дождю, две рядом — к дождю с градом (Вологодская губ., Кадни- ковский у., Нижеслободская вол., Шуст.ППМЖ: 99); если вши в голове роятся (Краковский пов., Выцёнже, ArchMEK 1/1554 II/1249: 52), блохи кусают (гуцулы, Kaindl Н: 105, совр. Ивано-Франков- скаяобл., р-н Коломыи, Печенежин, Schnaid. LP 13: 204; совр. ельское воев., Андрыхув, Kol.ALN: 84; Родопы, р-н Рупчоса, иін.ЖМРП: 84; Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 283), блохи и клопы сильно кусаются (Болгария, р-н Ловеча, Вац.НМ: 48), — все ВеРные предвестья дождя. Как и целый ряд других гадов, вши и« °Хи исп°льзуются в ритуалах вызывания дождя. В Полесье,

420
в Гомельской обл., во время засухи привязывают вошь за волос на дерево (Житковичский р-н, Хвойка, Петриковский р-н, Комаро- вичи), вешают ее на забор и обливают водой (Петриковский р-н, Челющевичи, Ельский р-н), привязывают над колодцем (Лельчиц- кийр-н, Замошье, Мозырский р-н, Костюковичи, Брагинский р-н, Пирки), ловят и сажают на картошку (Петриковский р-н, Голубица, Тол.ЛУДЖ: 24, Терн.ОНСП: 150). На юге России, «чтобы дождь пошел, бьют лягушек и ловят блох. Прыгающих животных и насекомых нижут на нитку и вывешивают на кустике, приговаривая: „Как ети блохи или лягушки повисли, чтобы тучи повисли“» (Смоленская губ. (?), Добр.ЗНЯ: 85). У сербов Грбаля насаживают пойманную блоху на какую-нибудь колючку и выбрасывают из дома на улицу, тогда на утро разыграется буря (Ђор.ПВП 2: 248).
Символика вшей и блох определяется их множественностью, вследствие чего они символически соотносятся с однородным множеством различных мелких предметов: семенами льна, конопли, мака, зерном, крупой, просом, крошками хлеба, песком, деньгами (монетами). Замещение вшей семенами конопли можно видеть в рассказе об огненном змее-любовнике, прилетавшем по ночам к одной женщине. Для избавления от него женщине посоветовали грызть коноплю: «Саись на пороге и волас растряпи, штоб раскудлыченый быу, и хряпай эты канапли зубами». Женщина так и сделала: «чешыть [волосы] и канапли в рот кидаеть, как будта вашэй вычесываить и кидаеть. Ён, зьмей, вашэй баяуся — дума9, шо эта вошы хряпають» (Брянская обл., Трубчевский р-н, Радутино, зап. автора). В белорусской загадке блоха загадывается как зерно: «Маленькое зерня колоду верня» (Могилевская губ., Ром.БС 1: 325). У украинцев Галиции женщина, которая трет мак для рождественской кутьи, не должна пробовать мака перед ритуальной трапезой, иначе ее весь год будут кусать блохи (совр. Львовская обл., р-н Бобрки, Девятники, Gust.PPG: 277), а у гуцулов рождественскую кутью вообще не едят с маком, чтобы в доме не было блох (Kaindl Н: 105). Мазурские поляки от Рождества до Нового года не варят крупу (кашу), чтобы не напали вши (Писке, Щицень- ске, Szyf.ZOW: 26). На Украине бытует мнение, что блох легко наслать тому, у кого есть черное просо (Житомирщина(?), АрхИИФЭ 15-3/252: 63). На Житомирщине по возвращении домой с первой пахоты старательно отрясают с себя песок, потому что, если занести его в дом, там заведутся блохи (Коростенская округа, Бехи,
§ 8. Домашние насекомые паразиты
421
АрхИИФЭ 15/712: 15). Аналогично и у южных славян, в районе Славонской Пожеги, в день первой пахоты пахарь разувается вечером на улице, а не в доме, иначе летом в доме расплодятся блохи (р-н Чачака, Ђор.ПВП 2: 247). В Витебской губ. на Рождество и на Благовещение во время еды стараются не ронять на пол хлебных крошек, тогда блохи не заведутся в доме и не пристанут ни к одному из домашних: даже если он принесет их на себе из другого дома, то стоит ему переступить порог собственного дома, как «блохи немедленно околевают и падают, как мак» (Полоцкий у., Ма- хирово, Никиф.ППП: 209). С хлебными крошками как символом вшей связан, по-видимому, и польский запрет давать хлеб цыплятам, чтобы на них не напали вши (Жешовское воев., р-н Ланьцута, МААЕ 1903/6: 252). У украинцев запрещается класть на стол шапку, иначе у ее владельца будет столько вшей, сколько на столе хлебных крошек (Будаевка, Чуб.ТЭСЭ 1: 107), а у белорусов запрещается класть шапку на стол по возвращении из церкви, чтобы летом в доме не развелись блохи (Витебскаягуб., Никиф.ППП: 227). Хлебными крошками мотивировано и житомирское поверье: если на покойнике появятся вши, значит он при жизни утирался скатертью со стола (совр. Житомирская обл., Андрушевский р-н, Зарубинцы, АрхИИФЭ 15-3/156ж: 145). В других местах это имеет иное объяснение: говорят, что покойник имел привычку выдергивать лен в головках (Витебскаягуб., Никиф.ППП: 210) либо крал семена льна (Волынская округа, Пулинскийр-н, Тетерка, АрхИИФЭ 15-3/152в: 84, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора).
Симолическим соотнесением вшей с монетами определяется мотив богатства, представленный в связи с вшами в различных приметах, поверьях и фольклорных текстах. Согласно русской, белорусской и польской примете, на кого нападают вши или у кого их много, тот будет богатым, получит деньги (Пензенский у., Валяевская вол., Терновка, ТА 1374: 51, Смоленская губ., Краснин- скийу., Глубокое, ТА 1618: 10; Могилевская губ., Рогачевскийу., Мал. Городец, Ром.БС 8: 313; р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 210). Болгары также считают, что у кого есть вши, есть и деньги (Геров 1: 192). Широко распространено у всех славян мнение, что вши снятся к деньгам, к богатству (Ярославская губ., Бал.ССНВ: 210, Вологодская обл., Белозерский р-н, Маекса, зап. автора, Воронежская губ., Острогожский у., Сагуны, материалы О. А. Тернов- ской; Гомельская обл., Мозырский р-н, Жаховичи, зап. С. М. Тол

422
стой; Ровенскаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, Сварицевичи, Ро- китновский р-н, Каменное, Глинное, зап. автора и И. А. Мямике- евой; Гродненская губ., Слонимский у., Fed.LB 1: 216; совр. Ива- но-Франковская обл., Печенежин, Schnaid.LP 13: 117; Белостоцкое воев., Семровиче, ArchKEUW S/145: 3, Остроленкское воев.«, Трошин, там же S/146: 4, Плоцкаягуб., Рыпинский и Липновс- кий пов., Petr.LZD: 136, кашубы, Sych.SGK 5: 33; Сербия, Левач и Темнич, Кар.1903/4: 121, Хомолье, Македония, Дебар, Ђор.ПВП 2: 250). Аналогичное толкование сна о вшах часто встречается также в рукописных и печатных сонниках (см. например: ТАС: рГ, СИСВН: 11-12, МСВС: 25, NSUD: 51, NSR: 55). В кашубских демонологических представлениях «скшак», злой дух в облике кота с искрящимся хвостом в виде метлы, осыпает человека по своему усмотрению или золотом, или вшами (р-нХойниц, Kolb.DW 39: 262). Вшами может осыпать и мазурский «клобук», демон, приносящий своему хозяину богатство (Szyf.ZOW: 107). Тот же мотив присутствует во фразеологии, пословицах и поговорках: рус. «Есть вошь, а будет и грош» (Даль 1: 254), «Богата, как вошь рогата» (Митр.РФЛ: 118), «Чужая вша, если за воротник не зализе, не разбогатиешь» (Воронежская губ., Острогожский у., Сагуны, материалы О. А. Терновской), укр.-галиц. «Вол?ешь свои воши бити, н?жь чужіи гроши л?чити» [Лучше своих вшей бей, чем чужие деньги считать] (Ильк.ГПЗ: 15), болг. «Въшкав с (от) пари» [Вшив от денег] (материалы О. А. Терновской) и т. п. В шуточной песне: «Lubyw kozak Olanu, / Taj w pazuchu zahlanuw; / A win dumaw szczo hroszi, / A to hnydy i woszy» [Любил казак Ульяну и за пазуху заглянул; он думал, что там гроши, а там гниды и вши] (Велико- полыпа, Lip.ZPLW: 226).
Иная символика лежит в основе русских представлений о тараканах как предвестниках богатства и материального благополучия. Такие поверья касаются как правило лишь черных, а не рыжих тараканов, например: «Черных тараканов не истребляют, поскольку считается, что появляются они к богатству» (Владимирская губ., Меленковскийу., Ляхи, БВКЗ: 133); «Черные большие тараканы предвещают богатство. Крестьяне почитают грехом бить их» (Рязанская губ., Егорьевский у., Терн.ОНСП: 156); «Размножение или появка в дому прусаков — больших черных тараканов — замечают особенным счастьем» (Вологодская губ., Никольский у., НУВГ: 41об.-42); «Если в доме обильно живут черные та
§8. Домашние насекомые паразиты
423
раканы, <...> это служит несомненным признаком приближающегося к человеку счастия» (Архангельская губ., Холмогорский у., Куростров, Гранд.ОСК: 43). В Смоленской губ. В. Н. Добровольским записан рассказ о том, как зажиточный мужик обеднел, когда сжег свой старый дом с тараканами и поселился в новом, но вновь разбогател, когда по совету чудесного странника развел тараканов в новом доме (СУС -751Е*). Здесь мы имеем дело с функцией до - машнего покровителя, присущей тараканам, как и многим другим хтоническим животным — гадам и некоторым насекомым (змее, ласке, лягушке, черепахе, кроту, червю, пауку, сверчку, муравьям и т. п.). Запрет уничтожать черных тараканов мотивируется чаще всего тем, что это может неблагоприятно сказаться на скоте: «Ч[ерных] т[араканов] не уничтожают, чтобы велась в доме скотина» (Пензенскаягуб., Нижнеломовскийу., Терн.ОНСП: 156). Во многих местах тараканов не только не истребляли, а наоборот, даже переносили с собой при переезде в новый дом (Тамбовская губ., Кирсановский у.) и прикармливали, особенно по большим праздникам, считая, что чем больше будет черных тараканов, тем лучше будет водиться скотина (Вологодскаягуб., Грязовец- кийу., Пензенская губ., Инсарский у., там же). В Вологодской губ. существовало поверье о том, что в каждом доме есть тараканья матка — таракан ростом с ягненка. Если с помощью заговоров вывести ее из дома, то у хозяев перемрет вся скотина (Тотемский у., там же). Если же тараканы сами покидают дом, это знак какой-либо беды (Владимирскаяобл., Шуйский у., Ильинское-Телешево, БВКЗ: 133), чаще всего пожара (Россия, б. м., Чулк.АРС: 299, Даль ПРН: 930, Смоленская губ., Гжатский у., Терн.ОНСП: 156, Вологодская губ., Никольский у., НУВГ: 41об.) или смерти в доме (Калужская обл., Хвастовичский у., Ловать, Терн.ОНСП: 155).
За пределами великорусской зоны запрет истреблять тараканов, так же как вшей и блох, носит совершенно иной характер и связан чаще всего с опасностью мести человеку со стороны этих или других насекомых (такая же мотивировка касается запрета убивать ласку, змею и некоторых других гадов и насекомых). Так, гуцулы считают, что тараканов нельзя убивать потому, что их собратья в отместку будут падать обидчику в еду (Kaindl Н: 105). В Витебском у. полагают, что блох вообще лучше не бить, потому что другие блохи ожесточенно вступаются за погубленных (Веляш- ковичи, Никиф.ППП: 209). Поляки Краковского воев. говорят, что

424
кто в марте бьет блох, того они будут кусать за это весь год (р-н Величии, Вежбанова, Hrad.PWL: 67), а болгары Баната не бьют блох в марте, считая, что от этого блохи лишь умножаются (Телб.БББ:
185) . Запрет истреблять вшей соблюдается в пинском Полесье в Новый год, чтобы не быть вшивым (Булг.П: 184); в Смоленской губ. на заговены, иначе куры пороют гряды (Краснинский у., Глубокое, ТА 1618: 4) — по-видимому, в поисках червей; в Пензенской губ. — в Русальное заговенье, иначе червь нападет на скотину (Нижне- ломовскийу., Новый Шуструй, ТА 1369: 25); в сербском Хомолье — на Благовещение, иначе муха (голубачка мува) попадет скотине в нос (Ђор.ПВП 2: 250). Гуцульские охотники считают, что если убить вошь на мушке ствола ружья, из такого ружья уже не удастся попасть ни в какого зверя (р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 6: 266).
Соблюдение некоторых запретов и предписаний служит и превентивным целям, направленным против домашних насекомых. Так, на Рождество по возвращении с обедни нельзя в разговоре с домашними употреблять слова много, например рассказывать, что в церкви было много народу, что по дороге было много снега и т. д., иначе летом разведется много блох (Витебская губ., Никиф.ППП: 226). Вшей нельзя считать, иначе размножатся в огромном количестве (Воронежская губ., Острогожский у., Сагуны, материалы О. А. Терновской). По той же причине нельзя стирать сорочку в четверг и на новолуние (Волынская губ., Житомирский у., Станишевка, АрхИИФЭ 15-3/252: 64) и есть, когда тебе ищут в голове (совр. Житомирская обл., Бердичевский р-н, Солотвин, там же). В Рождественский сочельник не умываются над землей, чтобы не было блох (совр. Бяльскоподлясское воев., Радзыньский пов., Турув, Witowt KPWT: 182). Нельзя менять белье в понедельник и в первый день трехдневных праздников (Рождества, Пасхи и Троицы), так как блохи не покинут белья до следующей смены (Витебская губ., Никиф.ППП: 80). Если хозяйка будет сновать в воскресные дни, то тараканы и другие насекомые будут лезть в дом и сноваться по хате (Ровенская обл., Сарненскийр-н, Чудель, зап. автора). Поляки Западной Галиции в Великую пятницу чешут волосы, чтобы весь год в голове не было вшей (Wasil.T: 286). В Краковском пов. в Вербное воскресенье хлещут освященными «пальмами» коров, чтобы у них не было вшей (ArchMEK 1/1554 II/1249: 56). Добжинские поляки (в совр. Влоцлавском воев.) в Вербное воскре
§8. Домашние насекомые-паразиты
425
сенье бьют такими освященными ветками детей, которые еще не встали с постели, чтобы их не кусали блохи (Рыпинский и Липнов- ский пов., Petr.LZD: 16-17). Польские гурали Западной Галиции в день св. Фомы (21.XII) до восхода солнца дают каждой скотине по бобу в сыром тесте, чтобы скот не вшивел (МААЕ 1896/1: 385).
Существуют разные ритуальные формы изведения домашних насекомых. Они подробно проанализированы в работе О. А. Терновской (см.: Терн.ОНСП). Одна из таких форм, характерная для южнорусских губерний, связана с имитацией похорон. В день св. Симеона Столпника (1/14.IX) во Владимирской губ. зарывают в землю живую блоху (Вязниковский у., Дебрей, БВКЗ:
133) , в Тверской обл. хоронят тараканов, закапывая коробочку с ними в огороде (Андреапольский р-н, Ворошилово, ТОРП: 76), в Калужской губ. между обедней и утреней хоронят в землю завернутых в тряпку тараканов, мух, блох, клопов и вшей (Мосаль- скийу., Зел.ОРАГО 2: 577), разыгрывают похороны блохи с мухой, посаженных в огурец (Калужский у., Ахлебино, Терн.ОНСП:
145— 146), в Орловской губ. отволакивают в лапте на кладбище завернутых в тряпку таракана, муху или других домашних насекомых (Орловская губ., Волховский у., там же). Для тараканов иногда изготовляют «гробики» из корнеплодов (репы, свеклы, брюквы и т. п.). В Смоленской губ. их хоронят в ящичках (Поречский у.), в Калужской губ. — в ореховой скорлупе, в Смоленской, Курской, Орловской и Тульской губ. — в старом лапте (там же: 145). В Черниговской обл. кладут мертвого таракана в спичечный коробок и, привязав ниточку, отвозят на кладбище, там закапывают и ставят крестик (Городнянский р-н, Хоробичи, ПЭС: 142). Закапывая насекомых в землю, по ним иногда причитают, например: «Попрыгунья блошка, / Подогни ножки, / Перестань скакать, / Пора ложиться помирать» (Калужская губ., Терн.ОНСП: 146).
В Архангельской губ. клопов спроваживают на тот свет, подкла- дывая их в гроб покойнику, при этом приговаривают: «Койды гроб, тойды клоп» (Шенкурский у., там же: 153). На Житомирщине несколько завернутых в тряпочку тараканов бросают в могилу: «вки- нути в яму, коли в неі впускають мерця — таргани підуть за ним „на той світ“» (Станишевка, АрхИИФЭ 15-3/252: 69). В Новоград-Во- лынском р-не Житомирской обл. рассказывают: «Як мерца вэзуть на могилкы, то мы цёго таракана зловымо, покладом на шматку, ныточкою прывяжэм за лапку дай тягнэм жывого на моилкы и

426
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
кидаем у ту яму, дэ той мерец. Баба голосыть за тараканом: „Ох, тэбэ тягнуть, / Забэры, голубчыку, / Всех свойих братикоу, сэстри- чок / Да мою хату мэне очысьть“» (Курчица, зап. автора). Иногда также во время похорон бросают на развилку дорог клопов, завернутых в тряпочку, и уходят, не оглядываясь (Житомирскаяобл., Овручский р-н, Журба, зап. автора). Мотив смерти и похорон пред ставлен и в смоленском обычае изгонять насекомых по возвращении домой с похорон покойника с помощью заклинательной формулы: «Пускай клапы, тараканы мруть, а нам добрыя здароуя!» (Добр.СЭС 2: 315).
Другой ритуальный способ изведения насекомых связан с метением дома и уничтожением мусора. Обычно он приурочен к различным весенним датам и часто соединяется с другими очистительными обрядами, совершаемыми в этот период. В южной России и в Белоруссии это делают чаще всего на Страстной неделе, главным образом в Чистый четверг, реже на Пасху, на Троицу, на Ивана Купалу (Орловская, Саратовская, Пензенская, Витебская, Минская, Виленская губ., Терн.ОНСП: 147-148). Например, в Орловском у. в Чистый четверг до восхода солнца, пока еще все спят, девушка или маленькая девочка должна голой вымести избу и вынести сор на середину дороги — тогда блохи пропадут (там же: 148). Мусор выметают, часто затем сжигают и выбрасывают его или пепел на дорогу, на перекресток, на скотный двор, на крышу соседского дома или в реку. Ритуальная форма, связанная с метением дома, находит прямое соответствие у южных и частично западных славян. Так, у сербов в Великую пятницу хозяйка, раздевшись донага, метет дом сухим веником и выбрасывает его за ручей (Грбаль, Ђор.ПВП 2: 248). У сер- бов-граничар, чтобы обезопасить себя от блох, на Благовещение до восхода солнца метут дом и жгут мусор на дворе (там же: 247). У македонцев Скопской Котлины аналогичное сжигание мусора приурочено к 1 марта, к дню Сорока мучеников (9/22.III), к Тодо- ровой субботе (первой субботе Великого поста) и к Чистому понедельнику на Страстной неделе (там же). В Болгарии, в Кюстен дильском крае, на третий день Рождества выносят на улицу и сжигают рождественскую солому и выметают из дома сор веником из глухой крапивы, чтобы в доме не развелись блохи (Зах.ККр: 166). У лужичан для предохранения от блох метут дом 1 мая и выносят мусор за границу села (Veck.WSMAG: 442).
§8. Домашние насекомые-паразиты
427
Помимо выметения мусора, аналогичную роль играет в ы - брасывание из дома и удаление подальше от жилья некоторых других предметов. В Болгарии в понедельник Тодоровой недели (в начале Великого поста) выкидывают на улицу скорлупу яиц, сваренных к Сырным заговенам, чтобы изгнать из дома блох (КОО 2: 281). У македонцев Гевгелии яйца на заговены женщины варят молча, иначе летом их будут кусать блохи, а скорлупу бросают как можно дальше от дома, чтобы и блохи держались вдалеке от жилья (Ђор.ПВП 2: 247). Там же, в Гевгелии, дети на Рождество вырезают палочки из тутового дерева и идут с ними колядовать по селу, а когда возвращаются домой, бросают их подальше от дома, чтобы в доме не было блох. На Рождество каждый хозяин проверяет, не закинул ли кто-нибудь специально ему на крышу или на двор такую палочку, и, если обнаружит, берет ее рукой, обмотанной тряпкой, и бросает как можно дальше от дома (там же: 248). У болгар-мусульман в районе Гоце-Делчева в день св. Георгия (6.V) кладут под подушку стебель крапивы, а на следующий день бросают ее в реку со словами: «Както се изхвърля копривата, тъй да се изхвърлят бълхите от къщата!» [Как выкидывается крапива, так пусть выкидываются из дома блохи!] (Рибново, Род.: 110). Точно так же в Пазарджикском окр. для избавления от блох кладут под подушку папоротник, сорванный в Иванов день (24. VI/7. VII), а на утро выбрасывают его в реку (Равногор, там же: 111).
Известна и форма буквального «выведения» насекомых — вынесения, выволакивания или вытягивания их из дома. Например, в Симбирской губ. для выведения тараканов привязывают одного за ниточку и всей семьей выволакивают из дома: «Нейдет, пойдет. — Ухнем!» (Терн.ОНСП: 151). При этом всячески подчеркивается тяжесть такого предприятия: таракана волокут на нитке через плечо (Саратовская губ., Хвалынский у.), тащут всей семьей (Рязанская губ., Егорьевский у.), тянут, надрываясь и подгоняя таракана хворостиной (Смоленская губ., Краснинский у., там же: 151-152). В Смоленской губ. женщины и девушки выволакивают тараканов за околицу в старом лапте (Краснинский у., там же:
152) , в Черниговской обл. таракана вывозят через порог дома в старом лапте либо относят на перекресток или за три межы и там выкидывают (Городнянский р-н, Хоробичи, Мощёнка, ПЭС: 142), в ^Иевской губ. выволакивают на двор в лапте пару прусаков в день св-Тимофея Прусского (10/23.VI) и секут лапоть, приговаривая:

428
«Убирайтесь, прусаки, бо побьють вас мужики!» (Радомышль- ский у., Соловьевка, Зел.ОРАГО 2: 616), в Ровенской обл. на Рождество собирают тараканов в спичечный коробок и перекидывают через дорогу (Дубровицкий р-н, Лесовое, зап. автора), в Волынской обл. выносят на перекресток клопов, посаженных в коробочку (Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора), в Брестской обл. таракана привязывают ниточкой за ногу и тянут через дорогу под пение свадебной песни о том, что везут невесту с богатым приданым в новый дом (Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора, ПЭС: 142), в Новгородской губ. привязывают клопа к коромыслу и выносят на улицу (Череповецкий у., Терн.ОНСП: 152), в Архангельской губ. привязывают к концам ушата двух тараканов, несут их из избы к реке на коромысле, приговаривая: «Пошли, поехали, живые покойники», а затем бросают в воду (там же). В Малополыпе, чтобы насекомые не кусали скотину, пастухи связывают вместе шерстью вошь и блоху и относят их на границу села (Краковское воев., Бенькувка, Maj. Jar.В: 329) или несут их туда отдельно, в разных руках, кладут вошь на свое поле, а блоху на чужое и возвращаются, не оглядываясь (Венцежа, там же: 330). У украинцев Житомирщины завернутых в тряпочку тараканов кидают вслед стаду, идущему утром на пастбище, веря, что тараканы уйдут за стадом в поле (Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-3/252: 69).
От насекомых избавляются также путем передачи их ко- му-нибудь другому. Например, в Олонецкой губ. тараканов незаметно приносят соседям, произнося в сенях заговор: «Сорок тараканов, сорок первый таракан — вся стая их, идите к соседу такому-то, а в нашей избе чтобы не слышно, не видно — духу не было. Аминь, аминь, аминь» (Вытегорский р-н, Ухта, Терн.ОНСП: 152-153). В некоторых местах вместе с тараканом приносят яйца (Пензенский у., Терновка) или уголек (Курская губ., Тимский у.) и бросают на печь соседу (там же: 153). В Брянской обл. тараканов везут к соседям в лапте (Трубчев- ский р-н, Радутино, зап. Г. И. Кабаковой). В Курской губ. подбрасывание тараканов сопровождается особым диалогом: «Увай- дешь у гости и скажешь: — „Здравствуйте. Ждали гостей?“ — А сам прусаков держишь. — „Ждали, добро пожаловать“, — ответят хозяева. — „Гости ваши. Возами возите, лапатами грябите“. Пустишь прусаков либо тараканов, а сама верть ко двору: оставайтесь, дескать, там» (Тимский у., Терн.ОНСП: 153).
§8. Домашние насекомые-паразиты
429
Клопов, в отличие от тараканов, обычно подкладывают священнику (реже приезжему гостю): бросают горсть клопов священнику в спину со словами: «Куда поп, туда и клоп» (Вологодская губ., То- темскийу.), кладут их ему в шапку (Орловскаягуб., Волховский у.), додкладывают в карман или под седло лошади, говоря: «Попы, везите наши клопы!» (Орловскийу.) или «Попы, попы, возьмите наши клопы» (Пензенский у., Терн.ОНСП: 153). Во Владимирской губ. в шапку священнику кладут по три клопа и таракана (Вязников- ский у., Дебрей, БВКЗ: 133). Как отмечает О. А. Терновская, ритуал подкладывания клопов священнику имеет чисто языковую природу и обусловлен рифмой клоп — поп (Терн.ОНСП: 155). К этому, однако, стоило бы добавить не мотивированное языком уподобление клопа священнику у поляков: в Краковском воев. полевых клопов называют ксендзами (ksiqdz), потому что внешне они напоминают священника в ризе (пов. Величка, Вежбанова, Hrad.PWL: 67).
Нередко форма передачи насекомых другим людям сочетается с метением дома и вынесением мусора. Так, в Пензенской губ. пепел от сожженного мусора в полночь накануне Троицы высыпают на крышу чужого скотного двора, приговаривая: «Как водились у меня блохи, так водитесь и у него» (Инсарский у., Терн.ОНСП:
148) . В Ровенской обл. на Новый год открывают двери хаты и старым веником выгоняют из дома клопов и тараканов с просьбой идти «до соседов шчодроваты» (Дубровицкийр-н, Лесовое, зап. автора). В Верхней Крайне в Чистый понедельник относят выметенный мусор на чужую межу, зовут по имени хозяйку дома, которому принадлежит межа, говорят: «Ево ти бува и стеница!» [Вот тебе блохи и клопы!] и бегут домой, не оглядываясь (Ђор.ПВП 2:
247) . В Пазарджикском окр. Болгарии для избавления от блох и вшей скорлупу от съеденных в Сырные заговены яиц подбрасывают на двор кому-нибудь из соседей со словами: «Комшийке, прибери си черните кози!» [Соседка, забери себе черных коз!] (Ра- дилово, Род.: 98). Поляки Келецкого воев. для избавления от блох в канун Рождества метут дом и выкидывают мусор возле чужого Дома (р-нПинчова, Siark.MELP: 3). В Краковском пов. считают, ЧТ0 если вымести мусор в Рождественский сочельник и подбросить его кому-либо, то блохи у него будут водиться весь год (ArchMEK 1/1554 II/1249: 56). Лужичане с той же целью в Вальпургиеву ночь (перед 1.V) подбрасывают свой мусор на порог чужого дома (Veck.WSMAG: 442).

430
Еще одна распространенная форма изгнания насекомых связана с ритуальным обходом вокруг дома. Немало подобных примеров собрано в статье О. А. Терновской, отмечающей, что ритуал обычно совершается женщинами в обнаженном или простоволосом виде. На Русском Севере, в Архангельской губ., баба трижды объезжает на кочерге вокруг избы, приговаривая: «Хлоп по м..., клоп вон из избе!» (Пинежский у., Шатогорское); то же самое делают женщины в Олонецкой губ. в Иванов день (24.VI/7.VII) на утренней заре, при этом они говорят: «Клоп за клопом — все поездом вон из избы в чистое поле, в зеленые луга, а у нас не будьте никогда» (Вытегорский у., Терн.ОНСП: 154). В Новгородской губ. обходят вокруг избы с найденным на улице клинышком, обводят им вокруг избы и произносят заклинание: «Как этот клинышок (или прутышок) сохнет, так и эти клопы сохнут. Отныне и до века. Аминь» (Белозерский у., Терехова-Малахова, Сок.СПБК: 351). В Орловском у. и губ. женщины объезжают вокруг дома верхом на снопах ромашек, погоняя снопы палками (Терн.ОНСП: 154). В Зарайскому. Рязанской губ. в заговенье Рождественского поста одна из женщин обегает вокруг дома верхом на кочерге и стучится в окно, а другая верхом на помеле идет ее встречать к дверям, где между ними происходит ритуальный диалог. Входящая в дом спрашивает: «Вы заговелись?»— «Заговелись».— «Чем заговелись?» — «Хлебом-солью». — «А клопы чем заговелись?» — «Клоп клопа съел» (там же). В самостоятельном виде этот заговор известен также в Калужской, Курской и Орловской губ. (там же: 154-155). У гуцулов аналогичный обычай совершают в Рождественский сочельник. Хозяин берет хлеб «от грозы», макитру (миску для растирания мака и т. п.) и соль и трижды обходит с ними вокруг хаты, время от времени останавливаясь и произнося «гур, гур». Жена в хате спрашивает: «Хто там гуркотить?» Хозяин отвечает: «Сам Христос з кутьов макотертьов». Потом встает под окном и заводит с хозяйкой диалог: «Добрий вечер». — «Дай Боже здрове». — «Що будемо істи? » — «Хліб та сіль та на що нас Біг споміг». — «А штор- гани [тараканы] та блощиці [клопы]?» — «Саме себе» (р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH 5: 208). В Брестской обл. тараканов, клопов и блрх изгоняют из хаты, обходя ее и хлеща по ней ольховыми ветками, сорванными во время первого кукования кукушки (Лунинецкий р-н, Велута, зап. автора). В некоторых районах Болга рии на Благовещение (25.III/7.IV) утром до восхода солнца хозяйки
§ 8. Домашние насекомые-паразиты
431
метут дом и трижды обходят вокруг него со стуком и криком, прогоняя змей, ящериц, блох и лягушек (Поп.КПНК: 32). В Сербии для изгнания блох ударяют палкой во все внешние углы дома, произнося заклинание: «Све у гору и у воду!» [Все в лес и в воду!] (Грбаль, Ђор.ПВП 2: 247).
В ритуалах изведения домашних насекомых большое значение имеет магия начала. Многие ритуальные действия приурочены к календарной дате начала весны, к первым весенним явлениям природы и хозяйственным работам (первому грому, первому кукованию кукушки, первому кваканью лягушек, первой пахоте) или связаны с появлением первых весенних животных и растений. Так, 1 марта в Болгарии женщины, чтобы избавиться от блох, вытряхивают все домашние вещи (КОО 2: 282), выбивают мотовилом белье, одеяла, подушки и матрацы, крича: «Вън, бълхи, вътре Марта!» [Блохи, вон отсюда, здесь Марта!] (Болгария, Горнооряхов- ский окр., Кесарево, АрхЕИМ 178: 24), кропят одежду и домашние помещения дождевой водой (Врачанский окр., Мало Бабино, БСУ 313: 173). Болгары Баната кладут для этого под постель пару угольков из костра, зажженного для «бабы Марты» 1 марта (Бе- шенов), и весь март избегают упоминать блох по имени (Винга, Телб.БББ: 185). К первой пахоте приурочены уже упоминавшиеся запреты и предписания, направленные против размножения блох, у украинцев Житомирщины и у южных славян в районе Славонской Пожеги. У русских считается, что клопов изгоняет из дома земля из-под первой весенней сохи, тайно положенная в избу (б. м., Даль ПРН: 938). В Орловской губ. посыпают пол, постель и стены землей, взятой на дворе во время первого весеннего грома, повторяя при этом три раза: «Гром, погреми, блох разгони!» (Карачевский у., Терн.ОНСП: 151). Громовой землей посыпают постель и в Пензенской губ. (Пензенский у., там же). В Косове при виде первого аиста останавливаются на месте и берут горсть земли из-под правой ноги. Землю бросают в ведро с водой и обрызгивают этой водой себя и свой дом, чтобы на все лето избавиться от блох (Ђор.ПВП 2: 52, 246-247). Аист известен как противник гадов и всякой нечисти, поэтому в Витебской губ. для изгнания блох затыкают аистиное перо в пол или в стену возле постели (Никиф.ППП: у)- В Боснии, в Любине, берут из-под пятки землю во время первого кукования кукушки и посыпают ею жилище, чтобы в доме Не было блох (Ђор.ПВП 2: 247). Как уже говорилось, к первому

432
кукованию приурочено изгнание домашних насекомых и в Брестской обл. У русских считают, что «кто при первом соловье скинет рубаху, того блохи кусать не будут» (б. м., Даль ПРН: 938). У сербов Косова Поля, когда весной впервые раздастся кваканье лягушек, один из домашних, находясь на улице, спрашивает находящихся в доме: «Имате ли бува?» [Есть ли у вас блохи?], на что они должны ответить трижды: «Колико у жаби зуба!» [Сколько у лягушки зубов!] (Деб.ВСН: 211, Ђор.ПВП 2: 246). На Украине, заслышав первое весеннее кваканье лягушек, говорят: «Ідіть, блохи, туди, де чорне просо» (Житомирщина (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 63). В Орловской губ. для изгнания клопов хозяин приносит весной в дом первую ящерицу и подвешивает ее на нитке к матице, произнося три раза заклинание: «Ящерица сохни, а клопы дохни» (Волховский у., Терн.ОНСП: 150). Аналогичное использование ящерицы известно и на Севере (Новгородская губ., Кирилловский у., Покровская, Сок.СПБК: 531). В Рязанскому, для уничтожения клопов вешают на стене кожуру первого поспевшего огурца (Кузьминская вол., Сельцы, Манс.ОРЭА 5: 5). Весной, когда сербы едят похлебку из первой крапивы, они стараются не накапать себе на одежду, иначе в ней заведется множество вшей (Болевацкий окр., Ђор.ПВП 2: 250).
Среди других способов избавления от насекомых можно назвать еще следующие. В Вятской губ. утром в Великий четверг перетряхивают на улице от блох постельную солому и скачут через нее, а от клопов окуривают полати можжевельником (Яранский у., Кукарка, Зел.ОРАГО 1: 409). В ровенском Полесье на Ивана Ку- палу женщины крутят снятую с себя сорочку над купальским ко стром, чтобы избавиться от блох (Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). В Болгарии на Сырные заговены жгут костры и прыгают через огонь, считая, что это предохраняет летом от блох и других насекомых (КОО 2: 277). Лужичане изгоняют клопов 30 июля, в день, называемый Abdon (от нем. abtun 'избавляться от чего-либо’) (там же 3: 198). Сербы в районе Валева мажут жиром от рождественского жаркого крупный рогатый скот, когда на нем заводятся вши (Ђор.ПВП 2: 250).
Вши и блохи фигурируют во многих приметах. Помимо уже упомянутых примет, у русских внезапное или обильное появление у человека вшей часто служит предвестьем его смерти или какого-либо несчастья в семье (Вологодская губ., Поп.РНБМ: 182,
§8. Домашние насекомые-паразиты
433
Новгородская губ., Тихвинский у., ТА 781: 10, Ярославская губ., Костол.НПЖЯК: 036, Калужский у., ТА 573: 9). Если вошь сползет с головы на лоб, следует ожидать покойника (Смоленскаягуб., Краснинский у., Глубокое, ТА 1618: 2). Появление вши (вшей) на лбу, на лице или на теле покойника в одних местах расценивается как знак того, что он праведник (широко распространено в Вологодской губ., ТА) и душа его пойдет в рай (Новгородская губ., Череповецкий у., ТА 796: 9), а в других — как доказательство того, что умерший был колдуном или ведьмой (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Поляки Малопольши считают, что если блоха появится у человека на руке, ему следует ожидать письма (совр. Жешовское воев., Ропчицкий пов., Udz.LPPR: 130, совр. Вельское воев., р-н Андрыхова, Gon.KSW: 333).
У русских, в частности на Севере, известно девичье гадание с тараканом на Святки. В Новгородской губ. на Новый год привязывают пойманного и завернутого в тряпочку таракана девице к косе и перед сном говорят: «Таракан, сходи к суженому, ряженому в дом». Кто приснится девушке в эту ночь, за того она выйдет в предстоящем году замуж (Кирилловский у., Покровская, Сок.СПБК: 522).
В загадках и некоторых других малых фольклорных жанрах вшам и блохам присуща символика различных зверей, чаще всего скота. Как скот, например, они загадываются в русских и польских загадках (Псковская губ., Ярославская губ., Моложскийу., Садов.ЗРН: 180; Краковское воев., р-нМыслениц, Pobr.ZLOM: 40), как коровы или волы— у русских (Новгородскаягуб., Тихвин, Садов.ЗРН: 180, Рязанский у., Жолчино, там же), как овцы— у всех восточных славян (Олонецкая, Псковская губ., там же; Минская губ., Пинский у., Булг.П: 167; Волынская губ., Звягель- ский у., Юрковщина, Koper.PELR: 222), как бараны — у поляков (Пшемысльское воев., р-н р. Вяр, Pierz.ZL: 338), как дикие козы — У болгар и македонцев (Геров 1: 192; Македония, р-ны Струги, Охрида, материалы О. А. Терновской), как свиньи — у русских и македонцев (Псковская, Курская, Тульская губ., Рязанский у., Жолчино, Садов.ЗРН: 181; Македония, р-ны Кичева, Дебара, Прилепа, Тетова, Призрена, материалы О. А. Терновской), как желтые или белые поросята — у русских (Садов.ЗРН: 181), как кони — у восточных славян (там же; Могилевская губ., Ром.БС 2: 326; совр.
ано-франковская 0бл., Печенежин, Schnaíd.LP 13: 206), как

434
утята — у русских (Пермская губ., Шадринскийу., Самарская губ., Ставропольский у., Озерки, Садов.ЗРН: 180). В польских загадках вши и блохи часто описываются как дикие птицы: куропатки (Катовицкое воев., Беньковице, ArchMEK 1/1515 II/1210: 2), перепелки (Краковское воев., Краковский пов., р-нВелички, Добчице, р-н Бохни, Виснич, совр. Новосондецкое воев., Горлицкий пов., Стшешин, Gust.ZLL: 208-209) или выпи (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 116, Плоцкаягуб., Рыпинский и Липновский пов., Petr.LZD: 179). Ср. также смоленскую поговорку: «У леса не без зверя, у головы не без воши* (Пав.ПМ: 7). Символическое соотнесение вшей со скотом можно видеть и в польском ироническом названии вшей «египетскими баранами» (egipskie barany) (картотека ArchPEUL,). Черными козами называют в приговоре блох и вшей в Пазарджикском окр. Болгарии (Радилово, Род.: 98). Как бык или конь часто выступает в загадках и таракан, например: «Бежит бык о шести ног: сам без копыт, ходит, не стучит» (Даль 4: 390); «Нашего быка дома не любят, / На базаре не купят» (Садов.ЗРН: 177); «Есть у мене рыжанький конек, побег у ровок: ни его здогнать, ни следу спознать» (Могилевская губ., Ром.БС 2: 321).
В разных славянских традициях у тараканов и некоторых других насекомых этого круга популярны названия, определяющие их как инородцев, например: рус. прусак, укр. прус, шваб, швед, жидочок, москаль, чеш. šváb, пол. prusak, szwab, francuz 'таракан' (Даль 3: 529, Дзендз.ПЛАУМ: 241, Kaindl Н: 105, Фаем. 3: 390, Glog.ZM: 106); болг. турчин-кукурчин 'наземный клоп-солдатик’ (Геров 5: 383).
Терминологически и символически тараканы часто различаются по цвету — черные и рыжие. У вшей цветовая символика играет меньшую роль. Лишь изредка выражено противопоставление разных видов вшей по этому признаку. У словаков головным вшам соответствует символика желтого цвета: zltý ako voš [желтый как вошь] — говорят о больном (Zátur.SPP: 715), отсюда лечение вшами желтухи. Белый цвет характеризует иногда вшей на теле (серб, беле ваши, Ђор.ПВП 2: 249).
Тараканы, клопы, блохи и особенно вши используются в народной медицине. В Белорусии, на Украине и в Сербии вшей дают в хлебе (или в питье) съесть больному желтухой (Могилевская губ., Оршанский у., Ром.БС 8: 312, Брестская обл., Пинский р-н, Камень, зап. автора; Украина, Чегрынский пов.,
§8. Домашние насекомые-паразиты
435
podb.MDLU: 81, гуцулы, р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH g: 159; Сербия, р-н Лесковацкой Моравы, Ђор.ЖОЛМ: 692), в России и в Полесье — больному лихорадкой (Вятская губ., Яран- СК0ЙУ-. Ярославская губ., Пошехонский у., Пензенская губ., Го- родищенский у., Рязанская губ., Скопинский у., Поп.РНБМ: 216; Брестская обл., Лунинецкий р-н, Редигирово, зап. автора), в Житомирской обл. их дают долго не выздоравливающему младенцу (Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-2/85: 4). У русских корове, у которой долго не выходит послед, дают съесть вшей в хлебе (Иркутская губ., Нижнеудинский у., Тулун, Вин.СС/ЖС: 384) или черных тараканов (Ярославская губ., Пошехонский у., ЗКурав-ДС: 40). На Волыни водку, настоенную на блохах, клопах или змеях, дают пьяницам от запоя (Зел.ОРАГО 1: 298).
В различных фольклорных текстах вошь и блоха часто выступают как юмористические персонажи. Например, в русских шуточных песнях о похоронах вши: «Блаха щелок щелачила, гнида веник намачила...» (Астраханскаягуб., Черноярский у., Че- пуринское, Зел.ОРАГО 1: 96) и т. п. В русских корильных свадебных песнях: «Как у наши-то невесты / По-за ушам вши, / В голове ёрши» (Вологодскаягуб., Тотемскийу., Кокшеньга, Ед.СК: 120). В украинской пародии на популярную песню «Бродяга» («По диким степям Забайкалья...»): «ПосинімштанамАндреана/Большущая воша ползьот, / Кулаком то ейо не убити /1 пуля ейо не берьот» (совр. Житомирская обл., Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-3/252: 64). В польских фрашках: «Wsy kosule zjadly, / A pasek gnidy» [Вши рубаху съели, а пояс гниды] (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 114). Ребенка, не дающего чесать волос, пугают: «Воши веревку совьют и втащат ребенка в речку» (Могилевская губ., Гомельский у., Старое Село, Ром.БС 8: 312); «От вошы поцэпляюцца да тэбя затягнуть у воду» (Житомирская обл., Ов- ручекийр-н, Журба, зап. автора). Особенно разнообразны шутливые сравнения, пословицы и поговорки о вше, например: рус. «Идет, как вошь на чело ползет», «Принялся за дело, как вошь за тело», «Бывает, что и вошь кашляет» (Даль 1: 254), укр. «Така правда, як вошь кашле» (Галиция, Ильк.ГПЗ: 90, Волынская губ., Житомирский у., Станишевка, АрхИИФЭ 15-3/252: 64), укр.-га- лиц. «Душа в т?л?, а сорочку воши з’?ли» (Ильк.ГПЗ: 30), «Панст- во в голов?, а воши за комн?ром [за воротом]» (там же: 73), «Надув- ся як вошь на мороз?» (там же: 56), болг. «Надулася като въшка в

436
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
нова риза» [Надулась, как вошь на новой рубахе] (Геров 1: 192) и многие другие.
Шутки, связанные с блохой, имеют иногда эротическую окраску. Так, в северной Далмации мужчины, завидя привлекательную женщину, спрашивают один другого: «Ты бы убил у нее блоху на животе?» — «Ей богу не прочь», — отвечает тот, — «да поискал бы еще блоху и в дырочке, что пониже живота!» (Krauss SV: 463). Шуточный характер носит способ остановки свадебного поезда с помощью блохи: «Следует поймать блоху, связать ей ноги и положить на дороге: все свободно проедут через блоху, но „князь с кинягиней“ не проедут до тех пор, пока не отыщут связанной блохи и не сволокут ее с дороги» (Витебская губ., Никиф.ППП: 62). В Ор ловской губ. сходным образом останавливают свадебный поезд при помощи блохи и вши (Орловский у., ТА 1087: 21). Мотив блошиного мяса представлен в польских шутливых загадках в форме вопроса: «Z czego (Czyje) mi^so (jest) najlepsze? — Z pchly, bo si? (juz) wprzód (naprzód) palce oblizuje, nim si? jí\ uchwyci (chyci)» [Чье мясо самое лучшее? — Блохи, потому что пальчики вперед оближешь, прежде чем ее поймаешь] (совр. Вельское воев., Вадовицкий пов., Gon.DPZ: 230, совр. Кросненское воев., Ивонич, Gust.LPOIS 6:
248) . Тот же мотив встречается и в русской сказке «Ужак-жених» (СУС -621А*), записанной в Литве: «Посадил один князь блоху в хлебную квашоночку и ждал, пока она подрастет с килограмм. Блоха с килограмм выросла. Потом блохе кожу слупили, гостей созвали. А кто угадает, чье это мясо было, — тому дочку замуж отдадут» (Купишкский р-н, Калнагаляй, Митр.РФЛ: 187).
§9. Летающие кусающие насекомые (муха, овод, комар, мошкара)
Родство этих насекомых с гадами отражено в лексике и в некоторых этиологических легендах. Так, гад в некоторых русских говорах является собирательным названием слепней, оводов и мух (Свердловская, Томская обл., СРНГ 6: 90). Со змеей связывается происхождение мухи, комара и блохи в хорватской легенде. Этими насекомыми стали искры, разлетевшиеся от змеиного удара хвостом по углям и попавшие на тело человека. Человек бросил
§9. Летающие кусающие насекомые
437
змею на угли от сгоревших сучьев. Змея ударила хвостом, и одна искра попала человеку на уста. Это оказалась муха. Человек отпустил ее, и она улетела. Змея снова ударила хвостом. Одна из искр отлетела и угодила ему в левую руку. Он придавил ее правой рукой И увидел комара, которого тоже отпустил. От третьего змеиного удара по углям искра попала человеку в лоб. Он придавил ее и обнаружил под пальцем блоху. Больше уже никаких вредных насекомых на свет не появилось, потому что змея сгорела (Славония, Оток, Ђор.ПВП 2: 185). Частичное соответствие огненному происхождению мухи и комара в этой легенде можно видеть в украинском поверье о том, что «мошки, комарі, мухи... завелись з по- пелу» (Гринч. 2:451).
Связь мух и комаров с гадами заключается еще и в том, что они распространяют их вредоносные свойства, переносят на человека их яд. В западном Полесье считают, что если муха, сидевшая на гадюке, сядет на человека, то у него вспухнет и будет болеть это место (Волынскаяобл., Ковельскийр-н, Уховецк, зап. автора), а если болезненным окажется укус комара, значит он до этого «на гадусидэв» (Брестская обл., Пинский р-н, Камень, зап. автора). В Малополыпе причину смерти человека от рака видят в том, что на него села муха, которая посидела на дохлом раке (р-н Тарнобжега иНиско, Wierch.ME: 207, б. м., Kolb.DW42: 319).
Мухи относятся к нечистым насекомым. Их дьявольскую природу отражает польское поверье, что мухи — это пчелы дьявола (Fisch.UD: 325). Дьявол создал мух, позавидовав Богу, который сотворил пчел (Калищское воев., Дембняки, Серадзское воев., Хоцив, Ченстоховское воев., Любоцке, ArchKESUJ 7856/16а, 20а, 115а: М7). Мух, как считают на западе Малополыпи, посылает сам дьявол. По местному преданию, черт Рокита затопил олькушские рудники и отправился в Гданьск, откуда стал насылать мух. Там на мельнице он производит их на свет, как обдирают зерно перед размолом (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-н Славко- ва, Cisz.LRG: 50). Мотив чертовой мельницы в связи с мухами присутствует и в малопольском топонимическом предании из Района Малых Бескид: дьявол нес на мизинце огромный камень На гору Скшичне, где черти собирались построить мельницу для перемалывания на ней людей, которые съели муху, но не успел это сделать, так как запел петух и дьявол выронил камень (совр. Бельское воев., Sosn.BM: 130).

438
По поверью карпатских украинцев, дьявол может обращаться в муху (совр. Ивано-Франковскаяобл., Печенежин, Schnaid.LP 13: 204). У поляков Мазовша существует представление об обращающейся в муху «зморе», которая по ночам душит спящих (Скерне- вицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/7: 2). У чехов в большую черную муху может превращаться «мара» (Аф.ПВСП 3: 218). В муху иногда обращается и ведьма. Белорусы Витебского у. верят, что ведьма, чтобы отобрать молоко у чужих коров, в облике мухи садится на цедилку. Распознать в ней ведьму можно по ее вертлявым движениям. Такую муху нужно поймать, завязать в цедилку и повесить над печным челом или отдушником — тогда ведьма умрет в страшных мучениях (Веляшковичи, Никиф.ППП: 249). Там же записана легенда об обращенных в мух лихорадках. Чтобы поразить человека, они стараются попасть людям в еду и быть проглоченными ими. Если схватить такую муху и, завязав в тряпочку, подвесить в дымоходе, то никакая лихорадка уже не пристанет к человеку (там же: 274).
Как и у других народов, у славян распространено представление о душе-мухе. Образ ведьмы-мухи находится в прямой родственной связи с мушиным обликом ее души. Поверье о душе, вылетающей из ведьмы в виде мухи, встречается у русских (Haase ?ВО: 331, Воронежская губ., Аф.ПВСП 3: 218). У южных славян рассказы о душе-мухе, покидающей тело спящей ведьмы, популярны в адриатической зоне (о. Крк и Каставщина, Milc.VOBMP: 236, Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 228, Синь, Вул.-Вук.П: 163-164, р-н Дубровника, Орашац, там же: 158-159). Аналогичный рассказ записан в Харьковской губ.: муж заметил, как из уст жены во время сна вылетела золотая муха, и перевернул тело спящей; вернувшись, муха долго летала и не могла войти обратно, пока муж не вернул тело в прежнее положение (Кл.ЖАСС: 129). В быличке из ровенского Полесья говорится, как однажды дядька с племянником пошел косить сено. В полдень дядька лег отдохнуть, а племянник на костре варил обед. Тут он увидел, как из открытого рта спящего дяди вылетела муха. Она подлетела к мискс с водой и села на краешек. Племянник положил поперек миски ложку, и муха переползла по ней на противоположную сторону миски. Племянник убрал ложку, и она долго ходила кругом по миске, а когда он вновь положил ложку на прежнее место, она перешла по ней, подлетела к спящему и влетела ему в рот. Тот сразу же зашевелился.
§9. Летающие кусающие насекомые
439
Племянник принялся расспрашивать, что он видел во сне. Он рассказал, что гулял по лесу и вышел к красивому озеру. Перешел через озеро по мосту (кладке), а когда собрался идти обратно, обнаружил, что кладки нет. Долго он бродил вокруг озера и вдруг снова увидел кладку. Как только он перешел по ней, так и проснулся. Тогда племянник показал дядьке и его «озеро», и «кладку» (Рокит- новскийр-н, Глинное, ПЭС: 69-70).
Облик мухи имеет душа не только спящего, но и умершего. Болгары верят, что душа покойного в виде мухи может посещать родной дом (Пловдивский окр., Карловский р-н, Караджалово, АрхЕИМ 881-II: 97). Сорок дней после смерти она летает мухой возле дома, а на сороковины прилетает отведать поминального блюда (Пловдивский р-н, Чешнегирово, там же 878—11: 86-87). Поверье о душе-мухе встречается у гуцулов и в Бессарабской губ. (Mosz.KLS 2/1: 550). В виде маленькой мушки душу человека представляют себе жители правобережной Украины (Zmigr.U: 325). По малопольскому поверью, белой мушкой душа умершего может показаться близким родственникам или знакомым (совр. Тарновское воев., пов. Бжеско, Боженцин, ArchMEK 1/147 II/116: 1). В Смоленской губ. верят, что душа вылетает из покойника мухой, бабочкой или птичкой (Добр.СЭС 2: 307). Подобно этому поляки северо-восточной Великополыпи надеются увидеть душу человека в облике мухи или бабочки в момент его предсмертной агонии (Плоц- каягуб., Рыпинский и Липновский пов., Fisch.ZPLP: 325-326). На Украине по возвращении с похорон старухи садятся всю ночь караулить душу умершего и ставят на стол сыту (мед, разведенный водой), ожидая, что душа в виде мухи прилетит отведать приготовленного для нее угощения (Аф.ПВСП 3: 218, Ген.РНПЗЖ: 10). Карпатские украинцы верят, что душа умершего в образе мухи является к родным в ночь после погребения (Fisch.ZPLP: 197). В Ро- венской обл., по поверью, душа умершего двенадцать дней после смерти пребывает в хате за иконами в виде мухи. Поэтому, увидев мущку, летающую за образами, говорят: «О то душэнька летае» (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). На пограничье Подолии и Волыни человеческой душой считают муху, прилетевшую на свечу в Рождественский сочельник, а в Малопольше — муху, которая зимой летает по комнате (Живецкий пов., Mosz.KLS 2/1: 549-550).
Уха, зимующая в хате, воспринимается как чья-либо душа в ро- Венск°м Полесье (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). Стайки

440
мушек, роящихся высоко над землей, белорусы Витебской губ. принимают за души умерших, выпущенные прогуляться и обсохнуть (Mosz.KLS 2/1: 550). По свидетельству К. Мошиньского, жители северных районов белорусского Полесья верят в существование невидимых душ, так наз. гудцов, которые в знойный летний полдень гудят в поле или в лесу, как пчелы, повиснув в воздухе на одном месте. Поскольку то же или близкое название (гудки) употребляется в Полесье и для обозначения полевых мух, которые якобы оповещают своим жужжанием о наступлении полудня, то нет сомнения, что мифические гудцы-души восходят к представлению о душах в облике мух (там же). Гудцы как вестники полудня упоминаются в белорусской жатвенной песне: «Гудцэ гудуць, гудцэ гу- дуць, / А нам палуднаваць не нясуць» (Уселюб, ПНСА: 271).
Гораздо реже муха выступает в качестве образа души, которой только предстоит явиться на свет. Мотив беременности в результате съеденной мухи представлен, например, в украинской свадебной песне, исполняемой женщинами во время печения каравая: «Ой матойко, сердейко, щось у мому животу, / Зьила мушку, трепе- тушку, трепещется в животу» (Волынская губ., Ровенский у., р-н Го- родца, Вербча, Мидска и Золотилина, Степ.КСЮП: 170).
На Житомирщине зимующие в доме мухи отождествляются с душами живых членов семьи: «Кажут, што вот сколько душ у хатэ е, столько мух у хатэ трэба шоб зиймовало» (Емильчинский р-н, Рясное, зап. A. JI. Топоркова). По поверью, мух, зимующих в хате, бывает столько, сколько душ в семье, и если убить одну муху, то одной душой станет меньше: кто-нибудь из домашних умрет (Ан- друшевский р-н, Зарубинцы, АрхИИФЭ 15-3/156ж: 145). Связь с поверьями о душе-мухе проявляется в представлениях о мухе как предвестнице смерти. Согласно русской примете, мухи зимой в избе предвещают покойника (Даль ПРН: 926). В редуцированном варианте это может быть предвестьем болезни: «Зимою муха забзум- кае — можэ на болезь чоловику» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора).
Мухи часто предвещают смерть и в народных толкованиях снов. Так, в Калужской губ. верят, что если увидишь во сне много мух в хате, то это к покойнику. Тем более, если их выгоняешь (Хвасто- вичскийр-н, Ловать, зап. О. А. Терновской). В Брянской обл. информантка рассказывала о своем сне: «Гаварят, як мухи сняца — эта к смерти. Ну вот сон. Я заучора... V звонницы, у цэркви, многа
§9. Летающие кусающие насекомые
441
мух. И столько мух! И мы замятаем, упроста у ворах. Три чала- века нас — и Настя Кузьмина и Люба ета и я — у кучу, ý кучу, у ворах. А я тады мятлу узяла и мятанула са стен — на стенах жэ багата. Ани ж [две другие старухи] па палу, а я са стен. А эта не- харошы сон. Кажуть жэ, мухи як сняца — эта к смерти» (Климов- ский р-н, Чёлхов, Терн.ВС 2: 127-128). Толкование сна о мухах как предвестья смерти встречается на Кубани (Северская, зап. В. А. Потапова) и в Полесье (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора).
Близок к тому же кругу представлений о душе-мухе и сказочный мотив о том, как муха и комар относят душу умершего на тот свет: муха-драмуха (или муха-гаваруха) и комар-пискун (или комар Павлу ха) прилетели к работнику, погибшему во время рубки деревьев, и за волосы или на колесе втащили его на небо (Могилевская губ., Гомельский у., Белица, Ром.БС 3: 434; Брянская обл., Брянский р-н, Дорожёво, Кулак.ИСД: 146).
С мухой как олицетворением человеческой души связано и метафорическое уподобление людей мухам. Например, в украинских поговорках: «Св?т, як банька [пузырь], а люде як мухи»; «Чолов?к, як муха; нын? жіе, а завтря гніе» (Галиция, Ильк.ГПЗ: 84,108).
Наконец, мушиная символика человеческой души порождает целый спектр психических характеристик человека, находящих выражение в языке, прежде всего в разнообразной фразеологии, широко представленной во всех славянских языках. Одна из наиболее распространенных фразеологических моделей такого рода— «мухи в голове»— подвергнута обстоятельному анализу в статье О. А. Терновской (см.: Терн.ВС 2). Лексика и фразеология, связанная с мухами, передает различные внутренние состояния и настроения, эмоциональные качества, духовные и умственные способности человека:
— гнев, вздорность, раздраженность, дурное расположение Духа: укр. розгнівався — муха му на ніс сіла (Ильк.ГПЗ: 82, 54), пол. rozgniewa siq (gniewa slq), by mu mucha (muszka) na nos padla [сердится, злится, словно муха (мушка) ему на нос села] (Kolb.P:
, 295), та muchy w nosie [у него мухи в носу], mucha w nos wlazla LMyxa в нос залезла] (там же: 295), miec muchy w nosie [иметь мух в н°су] (SJP 4: 895), чеш. moucha mu preletéla pres nos [у него муха Пролетела через нос] (Терн.ВС 2: 120), рус. какая муха тебя уку

442
сила?, пол. musiala go zla mucha ukqsic [должно быть, злая муха его укусила] (Gold.PKP: 57), mucha siadla na nos, ukqsila [муха на нос села, укусила] 'быть не в духе, сердиться’ (SJP 4: 895), рус. брюзжит, что осенняя муха (Даль 2: 362), болг. л’у барбуниса [все гудит, как овод (большая муха, шмель)] 'о вечно недовольном, ворчливом человеке’ (Шиш.ЖМРП: 83);
— грусть, беспокойство: чеш. mít mušky v hlavé [иметь мух в голове] 'иметь грустные мысли, беспокойство’ (Терн.ВС 2: 119), nasadit nikomu mouchy do hlavy [насажать кому-либо мух в голову] 'обеспокоить’ (там же);
— хитрость, ловкость, хитроумие: словац. mat muchy [мух иметь] 'быть хитрым, ловкачом’ (Mic.: 114), чеш. má mušky v nose [у него мушки в носу] (Терн.ВС 2: 120), укр. мае муху в носі (там же), словац. má muchy poza uchy [у него мухи за ушами] (там же: 120-121), чеш. mít mouchu v uchu [иметь муху в ухе] 'быть умным, хитрым, ловким’ (там же: 120), словен. on je poln muh [он полон мух] 'хитер, лукав, коварен, пронырлив’ (там же: 121);
— смелость, отважность: словац. mušky mu ozili [мушки у него ожили], mušky sa mu rozihrali [мушки у него разыгрались] (там же);
— своеволие: словен. imeti muche [иметь (у себя) мух] 'быть чрезмерно требовательным или самовольным’ (там же: 118-119);
— капризность, прихотливость: словен. imeti svoje muhe [своих мух иметь] 'капризничать’, muha [муха] 'каприз, причуда’, muhav [с мухами] 'капризный, причудливый’ (Kotnik: 211), серб.-хорв. imeti nekakvijeh muhe po glavi [неких мух иметь в голове] 'о капризах’ (Терн.ВС 2: 118), чеш. mít mouchy (v hlavé) [мух (в голове) иметь] 'о капризах, причудах’ (там же: 119), словац. má svoje muchy [у него свои мухи] 'о прихотях’ (там же), пол. miec muchy w nosie [иметь мух в носу] 'дуться, капризничать’ (SJP 4: 895);
— сумасбродство, взбалмошность: чеш. mít mušky v hlavé [иметь мушек в голове] 'иметь сумасбродные, взбалмошные идеи’ (Терн.ВС 2:119);
— нетрезвое состояние: рус. под мухой 'слегка пьян’, чеш. mušticka mu stoupla do hlavy [мушка бросилась ему в голову] 'о легком опьянении’ (там же), болг. флеали му са боарбунеа ф гла- воана [оводы (большие мухи, шмели) забрались ему в голову] 'о пьяном человеке’ (Шиш.ЖМРП: 83);
§9. Летающие кусающие насекомые
443
— легкомыслие, несерьезность: болг. имам мухи в главата си [иметь мух в голове] (Терн.ВС 2: 118), глава му е пълна с мухи [у него голова полна мух] (Геров 3: 93);
— глупость, бестолковость: болг. мухи му брънчат в главата [у него мухи жужжат в голове] (там же), макед. му брчат муви во главата [то же] (Терн.ВС 2: 118), укр. муха в голові (там же: 119), белор.-полес. таукуцца мухи в галаве, з мухамі у галаве (там же: 118, 119), белор. дурному і муха у рот ляціць (там же: 121), рус. на дурака и муха валится, на дурака мухи падки (Даль 2: 362);
— тайные замыслы: болг. флеали му са боарбунеа ф главоана [оводы (большие мухи, шмели) забрались ему в голову] 'о человеке с недобрыми намерениями’ (Шиш.ЖМРП: 83), чеш. probrat mušky nckomu [перебрать мушек у кого-нибудь] 'невзначай выведать чье-то тайное намерение’ (Терн.ВС 2: 119);
— ведовские способности, владение тайными, колдовскими знаниями: белор. у него мухи в носе (там же: 120), укр.-полес. з му хами, мухи у носэ 'о ведьме’ (там же: 119,120).
Для избавления от мух и оводов применяются различные превентивные меры, прежде всего запреты и магические действия. В Витебской губ. хозяин в канун Нового года отворяет окно и приглашает овода (строка) на кутью: «Строк! Строк! Просим до куцци — только моих конив (или волов) ни круци!» (Никиф.ППП: 229). В Полесье встречается запрет вывешивать белье на Рождество, так как в противном случае летом будут мухи «нависать» (Гомельская обл., Петриковский р-н, Комаровичи, зап. автора). Кроме того на Рождество прячут сито, чтобы летом не было мух (там же). В Ровенской обл. соблюдают запрет сновать по воскресным дням, чтобы в хате не сновали мухи, муравьи и тараканы (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). В Краковском воев. женщины на Масленицу не шьют и не прядут, иначе коровы летом будут беситься от жалящих оводов (правобережье Вислы, Czaja Z: 136). На юго-западе Малополыии запрещено белить на новолуние («wiotki miesiac») из опасения, что в доме расплодятся мухи (Вельское воев., Завоя, ArchKEUW [без номера]: 3). В Кросненском воев. по возвращении Из Церкви в Страстную субботу трижды обходят вокруг дома, уда- Ряя корзинкой с освященной едой в каждый угол, чтобы в доме не Развелось мух и муравьев (р-н Модерувки, Witk.BM: 146). В Краковском воев. не выкидывают навоза из конюшни, иначе там всегда УДет полно мух (Свёнтники, Czaja Z: 136). Под Ченстоховой в

444
Вербное воскресенье целиком проглатывают почки освященной вербы, «чтобы мухи не лезли в глотку» (Страдом, Witan.LWS: 132). Чтобы избежать летом укусов мух и оводов, в Вельском воев. в канун Великого поста (накануне Пепельной среды) обмывают лицо и руки специально приготовленным отваром (Завоя, ArchKEUW [без номера]: 4). В Польше обмывают лошадей дикой («конской») мятой, чтобы их не кусали мухи и оводы (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 159).
Помимо превентивных мер существуют особые ритуальные способы изведения или изгнания мух, подобные тем, какие применяются по отношению к другим домашним насекомым. Подробному анализу этих обрядов посвящена специальная статья О. А. Терновской (см.: Терн.ОНСП). Осенний обряд проводов мух, как отмечает исследовательница, совершается в период от дня Симеона Столпника (1/14.IX) до Покрова (1/14.X) и представлен у русских в двух формах: в виде изгнания мух, которое совершается в связи с окончанием жатвы и представляет собой высылание их на небеса за снегом (преимущественно в северных районах России: север Смоленской, юг Петербургской, восток Новгородской, запад Вологодской, северо-восток и восток Костромской, север Владимирской и Московской губ.), и в виде похорон мух, т. е. отправления их в недра земли (южнее: в Вологодской, Калужской, Рязанской, Курской, Тамбовской, Орловской, Смоленской, а также в Витебской и Томской и, как отдельные следы, в Тульской и Московской губ.) (Терн.ОНСП: 140, 144, 147).
Так, в Тотемскому. Вологодской губ. по окончании полевых работ вносят в дом последний сжатый сноп, машут им, выгоняют мух и говорят: «Кишьте, мухи, вон, идет хозяин в дом» (там же: 141). В Кадниковском у. мух гонят из избы овсяным снопом: «Мухи, вы, мухи, ступайте вы вон: мы работу свою кончили, простору нам давайте и волю» (Гура СПЧ: 208). В Лужском у. Петербургской губ. обметают снопом избу, приговаривая: «Как у нас в поле не осталось хлеба на корню, так и у нас не оставайся ни мух, ни блох, ни клопов, ни тараканов» (Терн.ОНСП: 142). В По- речском у. Смоленской губ. жницы, выгоняя мух из хаты ольховыми ветками, обращаются к св. Симеону: «Святэй Семен, гони мухи вон» (там же: 141). В смоленской зоне приговоры строятся по модели «черные мухи из хаты, белые в хату» и являются заклинанием зимы и вызыванием снега (там же: 142). Как показала
§9. Летающие кусающие насекомые
445
О. А- Терновская в другой своей работе, белые мухи — распространенная метафора снега в разных славянских традициях — ср., например, словенскую поговорку: «Bele muhi frkajo, crne muhe crkajo» [Когда «белые мухи» летают (выпадает снег), «черные мухи» (мухи) околевают] (Терн.БМ: 108-109). Муха — предсказательница снега в польских шуточных стишках (фацециях): «Pedziala mucha, / Ze bedzie zawierucha» [Сказала муха, что будет вьюга] (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 117). В заклинательных текстах, сопровождающих изгнание мух в Ветлужскому. Костромской губ., присутствует мотив жатвы, которую предстоит совершить самим мухам: «Мы свою ниву выжали, теперь вы ступайте жните» (Терн.ОНСП: 144). Таким образом, улетающие мухи приобретают символическую функцию небесных жнецов, участников иной жатвы, совершаемой зимой на небесах (Терн.БМ: 110).
Ритуал похорон мух и других насекомых имеет ярко выраженный пародийный характер. Например, в Калужском у. такие шуточные похоропы разыгрывают в день Симеона Столпника (1/14.IX). Пойманных муху и блоху связывают вместе и сажают в «гроб» — огурец, в котором сделана ямка. Кого-нибудь из девушек кладут на носилки, дают в руки этот огурец и накрывают ее пеленой (как и «белые мухи», белая пелена, по мнению О. А. Терновской, символизирует здесь снег). Одна из баб наряжается попом (надевает рогожу вместо ризы), кричит «алилуйя» и кадит горшком со смолой. Другие плачут, воют, некоторые стучат в косы, изображая колокольный звон. «Мертвецов» провожают на кладбище всей деревней. Там бросают огурец с мухой и блохой и с пением возвращаются домой (Ахлебино, Терн.ОНСП: 145-146, 147). В Кадниковском у. Вологодской губ. на Воздвижение (14/27.IX) несколько живых мух помещают внутрь репы и закапывают в землю неподалеку от дома. При вынесении репы с мухами одновременно в отворенную дверь гонят полотенцем мух вон из избы (Двиницкая вол., Зел.ОРАГО 1: 261). Похороны насекомых иногда сопровождаются их оплакиванием, например: «Дитятко мое мушка» / Подогни ножки, / Мушка ты жужилка, / Перестань жужжать, / Пара тебе умирать. / Ты с белым светом расставалася, / Нашего тела накусалася» (Калужская губ., Терн.ОНСП: 146). Помимо ритуальных похорон, у русских отмечено поверье, что если закопать осенью в землю злую муху, то прочие не будут кусать (Даль ПРН: 938).

446
Часть 11. Глава 2. Гады и насекомые
Периоды активности мух, комаров и оводов, сроки их появления и исчезновения календарно детерминированы. Так, в ряде цент ральных губерний России началом появления комаров считают дату 13/26 мая, день Лукерьи-комарницы, или Комарницу (Рязанская, Орловская, Тульская губ., Даль 2: 146). У русских в Сибири эти сроки сдвинуты на месяц. На Колыме появление множества комаров связывается с днем Акулины-комарницы, 13/26 июня (СРНГ 1: 228), называемой в некоторых местах сдерихвосткой (Забыл.PH: 90). Начиная с этого дня полчища оводов, слепней, мух и мошки начинают истязать скот, поэтому о дне св. Акулины се мейские Забайкалья говорят: «Акулина, задери хвосты да побегай в кусты» (Бол.НКСЗ: 81). В Подлясье считается, что мух и прочих гадов (змей, ящериц) больше всего до Петрова дня, 29.VI (Хелм ское воев., р-н Влодавы, Шуминка, ArchKEUW А46). По польскому поверью, начиная с Иванова дня (24.VI) мухи переходят «на свой хлеб». С этого времени они вынуждены самостоятельно заботиться о своем пропитании и потому становятся назойливыми (Люблин, Kolb.DW 17: 151). У восточных славян заметную роль в подобных представлениях играют летние посты, Петровский (Петровка) и Успенский (Спасовка). Люблинское поверье находит соответствие в украинской поговорке: «До Спасівки мухи на пана роблять, а в Спасівку на себе» (Гринч. 2: 456). По полесским приметам, мухи становятся злыми в Спасовку (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора). Спас — временной предел для комаров. По украинскому выражению, «як прийде Спас— комарам урветься час» (Килим.УР 3: 352). В украинской сказке оводы-музыканты провожают св. Илью и ругают Спаса, который их заморозит (СУС -282Е*). Активность слепней с Петровки до Спаса объясняет укра инская легенда о том, почему в Петровку и Спасовку конь трясет головой. Однажды конь посватался к лисице, но она отказала ему, сказав, что он слишком худой и должен поправиться. Конь пошел одолжить сала у слепня, пообещав вернуть его в Петровку. При шла Петровка, а конь сала не отдает, лишь головой машет да дает пустые обещания: «Згодом, пане, оддам, пане!» Рассерженный слепень укусил коня в губу и с тех пор так и жалит его в наказание с Петровки до самого Спаса (совр. Житомирская обл., Коростен скийокр., Бехи, АрхИИФЭ 15-3/252: 154).
В фольклорных текстах муха часто выступает как юмористиче ский персонаж, наделенный женской символикой. Особую
§9. Летающие кусающие насекомые
447
ПОПУляРность имеют шуточные песни с мотивом женитьбы комара да мухе, известные в разных славянских традициях. Обычно их брак изображается комически: «Ой, шо то за шум учынывся, / ціо комар тай на мушьці ожынывся. / Тай взяв він собі жінку нэ- вэлычку, / Шо не вміе шыты-прясты чоловічку, / Шо нэ вміе шы- ты-прясты і варыты / I нэ вмее кумарыку догодыты» (Волынская обл., Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора); «Задумал комарик жениться, / Засватал лукавую мушку. / Прилетел к нему пау- тик, расстроил: / — Ишо что тебе, комарик, за женитьба? / Лукавая мушка не невеста: / Она ткать, муха, прясть не умеет, / Она шелком мыть не горазда; / Она с кринки на кринку летает, / Коло краешков сметану собирает» (Пермская губ., Оханский у., Андре- евка, Сереб.МСПС: 252). Эротический характер имеет свадебная песня из восточного белорусского Полесья, исполняемая перед первой брачной ночью молодых: «Да комар муху й ведзе / у гіцкую берлу кладзе. — / Ох, ты ж, комару-комарусеньку, / ведзе ж мене помалюсеньку, / бо я муха старая, / у мене ... малая» (совр. Гомельская обл., Голубица, Mosz.PW: 283-284). Брачная символика мухи проявляется в польско-подлясском толковании сна о мухах как предвестье свадьбы: «muchi to wasele» [мухи — это свадьба] (Белостоцкое воев., Нецки, зап. автора).
Эротическая окраска свойственна некоторым мотивам польских шуточных песнях — мушиному укусу (муха укусила инородца в зад или влетела ему в задницу) и покупке капусты (намек на сексуальную связь с женщиной): «Posed Мішіес na Ка- miniec / Kapusty kupowac; / Uzarla go mucha w d..o, / Musia! poku- towac» [Пошел немец на Каменец покупать капусту; укусила его муха в ж..у, пришлось ему каяться (т. е. сожалеть о своем греховном намерении, не рад был, что согрешил)] (совр. Вельское воев., Р-н Андрыхова, Gon.ŠOA: 130); «Posed Moskal na jarmarek, / Kapuste kupowac; / Wleciala mu mucha w tyiek, / Musia! jom cwierto- wac» [Пошел москаль на ярмарку покупать капусту; влетела ему Муха в задницу, пришлось ему четвертовать ее] (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 82).
Любовная тематика, связанная с мужской символикой комара и эротической символикой комариного укуса, присутствует в некоторых русских лирических песнях («Во лесочке комарочков много уродилось», «Комарочки-комары, не дают мне комарочки ночку спать», «Не комарики во горенке поют, мне младеньке

448
спать не дают» и т. п.): комары не дают девушке заснуть, а когда она засыпает, видит сон, будто милый приходит ночью к ней в спальню (Карелия, Архангельская, Ленинградская, Новгородская, Псковская, Вологодская, Вятская, Владимирская обл. (губ.). Красноярский край, см.: ТФНО: 43-44, Сок.СПБК: 461, Гура СПЧ: 105, Бонф.РНПВО: 121, Зел.ОРАГО 1: 150, 179, 235, 242-243, 424, ТФВД: 165-166 и др.).
Муху, овода и комара объединяет ряд общих черт. Ярче всего они представлены у мухи, занимающей доминирующее положение в этой группе насекомых. Некоторые особенности являются общими у мух со всеми другими насекомыми. Например, мухи, как показывает приведенный материал, тоже символически соотносятся с множеством различных мелких однородных предметов: с обдирным зерном, снежинками, дырочками в сите, вербными почками. Символику, присущую мухам, оводам и комарам, можно обнаружить и у других крылатых жалящих насекомых (шмелей, ос и шершней), в том числе и у пчел, особо выделяющихся своей чистотой и божественной природой.
§10. Пчела, шмель, оса
Кроме нечистых, вредных насекомых, тесно смыкающихся с гадами, имеются и такие, которые расцениваются в народной тра диции как добрые и полезные и пользуются почитанием. Прежде всего это относится к пчеле, которая повсеместно воспринимается у славян как чистая, божья тварь. Русины Буковины и сербы считают ее святой (В: 165, Ђор.ПВП 2: 216). В волынском Полесье ее называют божа мудрость, а пчеловода благодарят за мед словами: «Хай Бог тоби мудрыть!» (Волынскаяобл., Любешовский р-н, Березичи, зап. автора). Поляки называют пчелу bozyrn robakiem [божьим червем] (Mosz.KLS 2/1: 550), русские— божьей угодны цей за то, что она дает воск на свечи (Даль ПРН: 948). В Сербии, Черногории и Герцеговине пчелу тоже более всего почитают за восковые свечи, которые горят в церкви перед ликами Божьими (Ђор.ПВП 2: 216). У поляков Люблинского воев. убить пчелу большой грех, потому что свечи из ее воска дают свет в церкви (Kolb.DW 17:150). Ср. тот же мотив в русской загадке: «Всех людей
§10. Пчела, шмель, оса
449
питает / И в церкви освещает» (Олонецкая губ., Вытегра, Садов. ЗРН: 150). Пчела, летящая через церковь, в которой горят свечи, изображается в восточнославянских загадках: «Летит зверек / Через божий домок, / Летит и говорит: / „Вот моя силка горит!“» (Вологодская губ., Кадниковскийу., ППЗРС: 210); «Летела птица / Через Божью светлицу: / „Тут мое дело / На огне сгорело!“» (Томская губ., Садов.ЗРН: 152); «Летев птах чераз Божий страх, сев на могилу: ой, Боже мой милый, не могу с тобой говорить, — моя сила горить» (Могилевская губ., Ром.БС 2: 324). Широко известен запрет убивать пчелу (Mosz.KLS 2/1: 550; Сербия, Хомолье, Болевац- кий окр., Бока Которска, Черногория, Герцеговина, Ђор.ПВП 2: 216; Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 226; Польша, курпи, Kolb.DW 42: 353, Новосондецкое воев., пов. Лиманова, Конина, ArchKESUJ 2694: 63, Хелмское воев., Окшув, Брестская обл., Малоритский р-н, Мыслячи, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Лесовое, зап. автора).
По русским и белорусским поверьям, пчела жалит только грешника (Даль ПРН: 948, Аф.ПВСП 1: 385, Могилевский у., Дм.СПОО: 259). В Слуцкому. Минской губ. верят, что пчелы водятся только у добрых людей, а злых не любят (Сержп.ПЗБП: 58). Согласно «Абевеге русских суеверий», пулю, облепленную пчелиным воском, никакой разбойник или колдун заговорить не в силах, так что ею можно поразить самого разбойника (Чулк.АРС: 77). С божественной природой пчел связано представление о том, что в улей с пчелами не бьет гром (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). Поэтому, по рассказам, в улье однажды попытался укрыться от Бога сатана, однако молния настигла его даже там (Гомельская обл., Хойницкий р-н, Избынь, зап. А. Б. Страхова). По другим же источникам, Илья-пророк ни за что не ударит громом в улей, хотя бы скрылся за ним нечистый дух (Аф.ПВСП 1: 385).
По народным представлениям, пчелы обязаны Богу и своим происхождением. В украинском Полесье рассказывают, что когда Бог создал пчелу, Он сказал: «Будэ дотуда жыть, докуда будэ свет исновать». Когда же все пчелы на земле изведутся, наступит конец света (Ровенская обл., Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора). В этиологических легендах о пчелах присутствует мотив соперничества Бога и дьявола. Так, севернорусская ле- Генда повествует о том, что дьявол, желая сотворить таких же пчел, каких создал Бог, произвел на свет земляных пчел — шмелей, мед которых ни в коем случае нельзя употреблять в пищу (Новгород-
15 Л. В. Гура

450
скаягуб., Череповецкий у., Уломская вол., Ант.СПМ: 2об.). В Белоруссии известна легенда о том, как дьявол завел себе пчел, а Бог попросил у него себе всего трех или, по другой версии, одну, которая от Его дуновения стала пчелиной маткой. Все пчелы от дьявола перелетели к Богу. Прибежал дьявол к Богу за своими пчелами, а Бог ему говорит: «Вот, Дэмон: ето ни ля цябе пчолы, а ето пчолы тольки ли кресьцян. А я табе укажу пчолы!» Повел Господь дьявола к осине и показал ему там больших гудящих шершней. Дьявол, получив их, заплясал от радости (Могилевская обл., Климовичский у., Забе- лишин, Ром.БС 4:154, Витебская губ., Невельский у., Шейн МИБЯ 2: 353-354). Другая легенда о шершнях записана в Гродненской губ.: Бог сотворил пчел на благо человеку, а завистливый черт стал выпрашивать у Бога хотя бы несколько пчел. Разгневавшись, Бог схватил целую треть пчел и бросил их в лицо черту. От сильного удара пчелы стали крупнее, а от прикосновения к чертову лицу— черными и получили способность больно кусаться. Поэтому теперь, прежде чем укусить человека, шершень старается ударить его в лицо (Пружанский у., Шейн МИБЯ 2: 354).
Согласно западноукраинской легенде, Бог сотворил пчел, а дьявол, выследив это и отведав меду, задумал сделать то же самое и смастерил осу, которая меда не дает. Когда оса уже наполовину была готова, он решил, что раз от осы меда ждать нечего, то пусть уж она как следует людей жалит, и слепил обе половинки осы вместе. Поэтому оса выглядит, как бы перевязанная пополам. Происхождение пчелиного меда в этой легенде объясняется тем, что св. Павел поранил куском брошенного сухого хлеба руку Иисусу и капля Его крови упала на хлеб. «Из этого хлеба и крови моей, — сказал Иисус, — будет самая сладкая пища для человека» (явно библейская аллюзия, ср.: Мф 26, 26—28; Мк 14, 22—24; Лк 22, 19-
20) . В тот же момент хлеб превратился в мед (совр. Львовская обл., р-н Сокаля, Siew.BLOL: 73). Мотив «осиной талии» повторяется и в сербских легендах о соперничестве Бога и дьявола из-за пчелы. Чтобы отнять у дьявола его царство, Бог посылает в услужение ему пчелу на три года. Дьявол был так доволен ее службой, что не хотел ее отпускать. Когда дьявол крепко спал, пчела полетела на белый свет к небесам. Дьявол, проснувшись, полетел за ней в погоню. У дверей седьмых небес он настиг ее, разорвал когтями на две части и бросил. Нижняя часть тела пчелы упала на землю, а голова с крыльями упала мертвой у престола Божьего. Ангелы
§10. Пчела, шмель, оса
451
нашли нижнюю часть ее тела, Бог взял обе половинки, плюнул и слепил их вместе, так что середина тела пчелы стала тонкой, как нитка, а потом вернул ей душу, сказав: «Утешься тем, что в память твоей верной службы весь твой род и все насекомые: муравьи, осы, шершни, шмели и бабочки, — будут посредине такими же тонкими, как и ты теперь» (Крагуевацкий окр., Вольт.СЛДЦ: 103-105). Согласно другой сербской легенде, Бог и святой Савва соорудили водяную мельницу, но не придумали шевелок (приспособление для подачи зерна из ковша) и сыпали зерно на жернов вручную. Дьявол пришел к реке посмотреть на мельницу и сказал другим чертям, как легко можно было бы сделать такое приспособление. Разговор их подслушала пчела, сидевшая на шапке у дьявола, и полетела рассказать Богу то, что она услышала. Дьявол услышал жужжание пчелы, догадался, что она все расскажет, и наслал сильный град, чтобы убить пчелу. Пчела успела прилететь к Богу и все Ему рассказать, но град чуть не перебил ее пополам, так что ее тельце посередине едва не разорвалось. Пчела стала жаловаться Богу: «Как же я теперь покажусь перед другими такая перебитая и безобразная?» — «Не печалься, — сказал Бог, — отныне все мушки будут такими же, как ты!» (Моравский окр., Ђор.ПВП 2: 210). В Алек- синацком Поморавье этот рассказ завершается тем, что Бог в благодарность благословил пчелу и сделал ее помет слаще, чем у всех других живых существ на свете (Лужан, там же). В Македонии (р-н Прилепа) и в Болгарии (р-н Самокова) мотивы происхождения внешнего вида пчелы и сладости ее меда встречаются в легендах о женитьбе Солнца: посланная Богом пчела подслушала, как дьявол, ехавший верхом на козле, велел своему козлу пастись на зеленом лугу, есть зеленую траву и пить быструю воду, пока только одно солнце согревает землю и у него еще не народились дети, которые испепелят все живое. Когда дьявол заметил пчелу, он погнался за ней, но успел лишь ударить, оставив на ней вмятину. Господь, узнав эту новость, благословил пчелу и расстроил свадьбу Солнца (Георг.БНМ: 18). Пчела выступает посредницей между том и дьяволом и в других болгарских легендах. Например, Бог, с°здав землю настолько большой, что небо не могло ее накрыть, посылает пчелу к дьяволу, чтобы узнать, как поступить. По совету №явола Он начинает бить землю, и от этого образуются горы (там Луков ИЛИ Земля пеРестает расти (Ивайловградский окр., Долно і5* ОВо’ РоД-: 8). О небесной природе пчелы и ее посреднической

452
роли между двумя мирами, земным и небесным, может свидетельствовать мотив малопольской сказки «О находчивом работнике»: работник, вырывает из пасти волка, похитившего пчелу, пчелиное жало и делает из него лестницу, по которой взбирается на небо (совр. Катовицкое воев., Славкув, Udz.DBS: 178-179).
Народные представления выявляют связь или родство пчелы с мухой. Пчеловоды обычно называют пчелу мухой (Даль 2: 362). Поляки считают мух пчелами дьявола (Fisch.UD: 325). По польскому поверью, Бог создал пчел, а у завистливого черта, попытавшегося повторить Его творение, получились мухи (Калишский пов., Дембняки, ArchKESUJ 7856/16а: М7, Серадзское воев., пов. Ласк, Ходив, там же 7856/20а: М7, совр. Ченстоховское воев., пов. Люб- линец, Любоцке, там же 7856/115а: М7). Согласно западноукраинским легендам, жадная баба, не пожелавшая пустить к себе на ночлег путников (Бога с апостолами) или дать им хлеба, бросила в св. Павла камнем или ударила св. Петра по голове хлебной лопатой, так что на голове у него образовалась рана, а в ней завелись черви. Бог выскреб их из раны и поместил в дупло старого дерева. На обратном пути Бог велел св. Павлу (св. Петру) заглянуть в это дупло, и он увидел там мух, которые вырабатывали какую-то сладость. Мухи эти оказались пчелами, а их сладость — медом (совр. Львовская обл., р-н Бобрки, Девятники, Gust.PPG: 157). «Видиш, Петре, — сказал Бог, — так се мало стати; походит пчола з Божого чола» (Гуцулыцина, р-н Микуличина, Татаров, Schnaid.KH: 251). По другой украинской легенде, Бог однажды пахал поле парой волов. Прилетели две мухи, одна из которых села на вола по кличке tедз и укусила его. За это она была проклята Богом и стала оводом (укр. Г едя). Другая муха, севшая на вола по кличке Бджола, не стала его кусать, поэтому Бог благословил ее и назвал «насоло- дою». По кличке второго вола эта муха получила название бджола и стала с тех пор давать людям «насолоду» — сладкий мед (совр. Житомирская обл. (?), АрхИИФЭ 15-3/252: 59). Связь пчел с мухами демонстрирует и русская примета: обилие мух осенью предвещает большое количество пчелиных роев будущим летом (Ка занская губ., Чистопольский у., Зел.ОРАГО 2: 564).
В легенде из Витебской губ. пчелам приписывается человеческое происхождение. Существовало некогда царство рогатых людей с железными зубами. Народ этот не знал веры в Бога. Когда им стало тесно в своем царстве, они пошли войной на православных
§10. Пчела, шмель, оса
453
И отняли у них много земли. Те взмолились Богу, и Он велел царице рогатых людей разводнице-загаднице вернуть землю православным, но она не послушалась, и Бог в наказание сделал ее пчелиной маткой, а ее народ пчелами (Себежский у., Зел.ОРАГО 1:
134) . Военная символика в отношениях между пчелами (воинами) и людьми (родом Адама) присутствует и в русской загадке о подрезке меда: «Стоит град на восток широкими дверьми; около его много воинства; у каждого воина по копью. Идет род Адамля, отнял у них все именье. Вышнему слава, земному та же!» (Тамбовская губ., Садов.ЗРН: 152).
В Хелмском воев. Польши пчел сравнивают с человеком: «Pszczola taka pracowita, ze podobna do cziowieka» [Пчела так трудолюбива, что похожа на человека] (Окшув, зап. автора). Как люди, неутомимые труженики, пчелы изображаются в загадке из Новгородской губ.: «Стоит изба безугольна, / живут в ней люди неуёмны» (Тихвин, Садов.ЗРН: 150). Пчелиный рой может символизировать человеческую семью: кому приснится рой пчел, у того будет большая семья (Ровенская обл., Рокитновскийр-н, Глинное, зап. И. А. Мямикеевой). В Черногории (Бока Которска и др.) и Герцеговине существует поверье, что пчелы между собой говорят так же, как члены семьи, но делают это тайком, чтобы никто их не услышал и не узнал секрет их загадочной и чудесной работы (Ђор.ПВП 2: 216). В Лике (Хорватия) верят, что разговор пчел, так же как и скота, можно подслушать в полночь под Рождество, надев на себя всю одежду наизнанку, но от этого можно онеметь, так как это грех. К тому же никому нельзя рассказывать о том, что услышал (Госпич, там же: 178).
О пчеле не говорят, как о скотине, что она сдохла, а говорят, как и о человеке, «умерла» (Волынская губ., Звягельский у., Юр- ковщина, Koper.PELR: 220; Брянская обл., Трубчевский р-н, Радутино, Гомельская обл., Добрушскийр-н, Дубровка, Петриков- скиир-н, Комаровичи, Житомирская обл., Овручскийр-н, Журба, Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Лесовое, Волынская обл., Лю- бешовский р-н, Березичи, Брестская обл., Малоритский р-н, Ол- ТУШ, Люблинское воев., Нецки, Хелмское воев., Окшув, зап. автора; Калишское воев., р-нВелюня, Kof.ZOZP: 102, Плоцкаягуб., Р нРыпина и Липно, Petr.LZD: 130, Новосондецкое воев., пов. ^иманова, Конина, ArchKESUJ 2694: 63, юго-вост. Малополыпа,
° 101; Mosz.KLS 2/1: 550; Сербия, Хомолье и др. р-ны, Бока

454
Которска, Черногория, Герцеговина, Ъор.ПВП 2: 216). По объяснению одной нашей полесской информантки, «пчолы — то така душа, як людская, то грих казат, шо здохла, трэба казат, шо умэрлы, вы- мэрлы пчолы» (Житомирская обл., Новоград-Волынский р-н, Кур- чица, зап. автора). Так же говорят и о смерти голубя, потому что у пчелы и у голубя, как у человека, «одзин дух» (Могилевская губ., Сенненский у., Ром. БС 4: 169).
Такое отношение к пчеле, как указывает К. Мошиньский, в значительной мере определяется поверьями о душе в облике пчелы, распространенными в различных районах России и известными также в Болгарии и в некоторых других славянских зонах (Mosz.KLS 2/1: 550). В Купянском р-не Харьковской губ., например, душа представляется в виде пчелы или пара. Войдя в тело человека, она растет вместе с ним, питаясь паром от той пищи, которой питается человек (Вет.ЗЗО: 46). В Болгарии в Духов день молящиеся слушают, как жужжат мухи и пчелы, считая, что это души их умерших близких (Георг.БНМ: 127). У бескидских поляков Живецкого пов. отмечено поверье и о душах-осах (совр. Вельское воев., Mosz.KLS 2/1: 549-550).
С представлениями о пчелах как душах в известной степени связана, по-видимому, и роль пчел как предвестниц смерти в толкованиях снов: «Як бжджолы приснятся, то к умерущему» (Харьковская губ., Кл.ЖАСС: 153; Краснодарский край, Северская, зап. В. А. Потапова); «пчолы — то смерть» (укр. Закарпатье, Вышне Варецки, Демян ПОВ: 109); «пчолы— гэто смэрть» (Ровен- скаяобл., Дубровицкийр-н, Озерск, зап. автора), «мярэц будэ» (Житомирская обл., Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора), «вельми плоха, к смерци» (Гомельская обл., Добрушский р-н, Дубровка, зап. автора); «рой пчол сницца— к смэрци» (Гомельская обл., Хойницкий р-н, Дубровица, зап. Н. А. Волочаевой, Минская губ., Мозырский р-н, Дорошевичи, Mosz.PW: 152), «свой рой вуйдзе — к сьмерци» (там же, зап. С. М. Толстой); «коли рой выйдя, дак помре хто— сироту примет» (Витебская, Могилевская губ., Ром.ОБНС: 70); «руй идэ, коло хаты пчолы — покойнык будэ там» (Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, зап. автора); «пчоли — до смэрти: як пчоли идут, летят у окно— то смэрть» (Киевская обл., Чернобыльский р-н, Копачи, зап. О. Б. Шаталовой); «як у доме сваём пчолы, як у хате пчолы багата, дак смерть» (Гомельская обл., Петриковский р-н, Комаровичи, зап. автора); «пчолы,
§10. Пчела, шмель, оса
455
руй скидаецца — погано: муси хтось умэрти на тым подвурку, дэ руй скидаецца» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора); «пчолы на тэбэ наседуть» — может умереть кто-нибудь из родственников (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора); уход пчел из дома предвещает смерть (Краковское воев., Fisch.ZPLP: 58).
Мотив рогатых людей, от которых ведут свое происхождение пчелы, перекликается с метафорическим сближением пчел с рогатым скотом в загадках. Например: «Сидела баба на липе, / Драла баба лыки; / Пришел бык, / Бабу в ж... тык; / Баба завыла, / Лыки забыла» (Самарская губ., Ставропольский у., Озерки, Садов.ЗРН: 258); «Отворялись вороты беспяты, / Входили овцы бесхвосты» (Нижегородскаягуб., Княгининскийу., ППЗРС: 198); «Стоит хле- вец, / В нем 5 тысяч овец» (Красноярский край, там же: 231) и т. п. Параллель овцы — пчелы можно наблюдать в косовском обычае: если пчелы не начинают роиться, пчеловод просит пастуха, чтобы он выпустил овец из загона, пригнал их к ульям и, дотронувшись до них палкой, сказал: «Ja пуштах овце из трла, пуштите се и ви из трмке!» [Я выпустил овец из загона, выходите и вы из улья!] Тогда пчелы станут роиться (Ђор.ПВП 2: 231).
С пчелой связаны и некоторые другие легенды. Так, в Белоруссии рассказывают, что пчела просила у Бога, чтобы от ее укуса человек умирал. «Не, гэдык ты мне много народу попорциш! — сказал Бог. — А лепи ты, як укусиш, дык и помри!» С тех пор пчела, ужалившая человека, умирает (Могилевская губ., Сенненский у., Ром.БС 4: 169; вариант: Лег.: 71, ПА). Укус пчелы, по польскому поверью, болит лишь до захода солнца (Малоцехово, картотека ArchPAE). В украинской легенде Бог, сотворивший пчел, спросил их однажды, с каких цветов они берут себе корм. Пчелы назвали все цветы, утаив лишь свой любимый медовнйк (подмаренник). В наказание Бог лишил их права пользоваться этим цветком. Несмотря на его сильный медовый запах, пчелы на него никогда не садятся (Волынская губ., Звягельский у., Юрков- Щина, Koper.PELR: 220). В аналогичной белорусской легенде вместо «медовника» фигурируют хлебные злаки: пчелы умышленно не назвали их Богу (Гродненскаягуб., Волковыский у., Рудня, Лег.: 71-72), Бог не позволил пчелам собирать мед с жита (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора). У украинцев и поляков известна легенда о том, что пчеле запрещено

456
собирать мед с красного клевера в наказание за то, что она трудится в воскресенье (Зап. Украина, СУС -282D*; Быдгощское воев., Гручно, картотека ArchPAE).
Покровителем пчел и пчеловодов у восточных славян чаще всего считают святых Зосиму и Савватия, соловецких чудотворцев (Чулк.АРС: 255; Витебская губ., Суражскийу., Зел.ОРАГО 1: 139). Нередки обращения к ним как к «пчелиным богам» (Топ. ОНСС: 23, Усп.ФР: 118). Русский пчеловодческий заговор повествует о том, как эти святые были посланы Богом на запад, в Рим («в Папаримския земли, в Рымския горы», «в Нарименския горы»), и принесли оттуда («из неверной стороны», «из неверныя земли») пчел («крапчика и матку со всею силою пчелиною») «православным христианам» «во всю землю Российскую» (Майк.ВЗ: 139-140). Согласно другим заговорам, Зосима и Савватий принесли «божью работницу» на Русь из земли Египетской, из горы или пещеры в стране идольской или, наоборот, райской (Топ.ОНСС: 22, Усп.ФР: 84). Белорусские пчеловоды обращаются к св. Зосиме с молитвой, в которой просят его наслать пчел со скалы, находящейся где-то в чужой земле (Ром.БС 4: 6). В Могилевской губ. в заговорах упоминается морсъкаягорськая царица (святая морсъкая-гор съкая уладьічица Марья Магдалена), живущая в пещере, в скале, откуда день и ночь выходят и летят пчелы. Ее и Господа пчеловоды просят наслать им с той скалы пчел: «Зародзиця свою возможную преукрасную дзявицу пчалицу» (Любавская вол., Ром.БС 5: 157). Образ мифической скалы как места зарождения пчел находит соответствие в пчеловодческой терминологии — в названиях скала, скалья, скаль и т. п. 'передовой ряд летящих пчел’, 'группа пчел, заранее вылетающих для отыскания места для роя’ (Гринч. 4:130,131, Даль 4:192).
На Украине, в частности в Киевской губ., покровителем пчел считают также св. Алексея, человека Божия — Теплого Олексия (Радомышльский у., Соловьевка, Зел.ОРАГО 2: 616). У восточных славян те же функции отчасти свойственны и св. Николаю (см.: Усп.ФР: 84-85). У поляков Тарнобжегского воев. отмечено поверье, что пчелы ведутся у пчеловода, родившегося в день св. Бартоломея, 24.VIII (р-н Свецехова, Калишаны, ArchKEUW А89). В Болгарии св. Афанасий (Атанас) почитается в некоторых местах как покровитель пчеловодов и скотоводов (КОО 1: 280). У родопских болгар патроном пчеловодов считают св.Харлампия (Асеновградский окр.,
§10. Пчела, шмель, оса
457
Червен, Род.: 96). В некоторых селах в районе Пештеры особым почитанием среди пчеловодов пользуется св. Игнатий Богоносец (там же: 86). В южной Болгарии занятие пчеловодством приписывают Богородице, которую считают покровительницей пчел и их владельцев (Поп.КПНК: 66, Род.: 111, 113). В сербском Хомолье пчеловоды особенно почитают св. Прокопия и празднуют его день. Согласно народной легенде, он был пчеловодом, но когда однажды медведь разорил все его ульи, он с горя покончил собой, и Бог сделал его святым (Ъор.ПВП 2: 224).
В некоторых русских фольклорных текстах пчела, как и многие птицы, выступает в качестве вестницы весны. Например, в Смоленской губ. поют: «Ты пчолачка ярая, / Ты вылети с-за моря, / Ты вынеси ключики, / Ключи золотые; / Отомкни летичко, / Замкни зимушку» (СРНГ 13: 322, см. также: Весн.п.: 97). Интересно, что в сходных контекстах веснянок вместо пчелы или птиц (жаворонка, кулика, галочки, гусочки) в той же роли выступает иногда Мати Пречистая (см.: Топ.ОНСС: 19). Птичья символика пчелы присутствует в уже упоминавшихся загадках: «Лятить птичка чрез избушку, кричит що моя сила горить» (Воронежская губ., Бобровский у., Ясырок, Патр.УНС: 10); «Лэтів птах через попов дах и каже: тут моя сыла вся огнэм сила» (Минская губ., Пинский у., Булг.П: 171); «Летит птица говорок...» (Московскаягуб.), «Летит птичка гоголек...» (Тульскаягуб.), «Летит соколок...» (Псковская губ.), «Летит птица Сидодон...» (Самарскаягуб., Садов.ЗРН: 151) и т. п. В заговоре из Черниговского у. пчелы называются Вожіе пташечки (Колявинская вол., Бобровицы, Пила ПК: 5об.). А в заговоре из Могилевской губ. «райская пташка», как и целый ряд Других наименований и личных имен используются применительно к пчелиным маткам в обращении к ним: «Пчелиная маци Сви- ровёйка, Хваравонка, и Серебрянка, и Сохвея, и Прасковея, Ма- рьяска и раська пташка!» (Любавская вол., Ром.БС 5: 158).
В некоторых поверьях пчелы символически уподобляются снегу. Например в воронежской примете: «Если на Новый год перепархивает метель, на весне пчела будет добрая и ройка хорошая» (Бобровский у., Ясырок, Патр.УНС: 10). Сходная примета имеется и у болгар: если на св. Трифона (1/14.II) идет снег, то в этом Г°ДУ будет роиться много пчел (Поп.КПНК: 17). У белорусов Витеб- скои и Могилевской губ. и у сербов Левча и Темнича сон о пчелах предвещает снег или дождь (Ром.ОБНС: 70, Кар. 1903/4: 121).

458
Вьющиеся возле улья пчелы уподобляются метели в полесской загадке: «Коло уха завыруха, а в уси ярмалок» (Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, зап. автора). Ср. также уподобление пчел снегу в апокрифической беседе трех святителей, повествующей о создании пчел из тельца: «Явися Богь въ Троиц? Аврааму, и закла Авраамъ телецъ на пищу, и отъ крови телчи возлет?ша пчелы б?- лы, яко сн?гъ» (Аф.ПВСП 1: 382).
Благодаря своей множественности пчелы могут символически соотноситься и со звездами. Так, в ровенском Полесье после рождественского ужина гадают по звездному небу: если много звезд, летом будет много пчел и богатый урожай (Дубровицкий р-н, Лесовое, зап. автора). Через пчел загадываются звезды в украинской загадке: «...јихав Яшка-семеряшка, за ним бжолы гу-лю-лю! (месяц и звезды)» (Аф.ПВСП 1: 385).
Таким же образом пчелы в народных толкованиях снов символизируют дождь как множество капель и слезы: «Як сьніцьсе, цо пшчолэ летаюць, то прэндко дождж будзе» (Гродненская губ., Сокольский у., Fed.LB 1: 214); пчелы — к снегу или дождю (Витебская губ., Могилевская губ., Ром.ОБНС: 70; Сербия, Левач и Темнич, Кар. 1903/4: 121); во сне — к слезам (Ровенская обл., Рокитновский р-н, Каменное, Дубровицкий р-н, Лесовое, Озерск, Брестская обл., Кобринский р-н, Борщи, зап. автора). Со слезами связано происхождение пчел в белорусских и сербских легендах. Спаситель шел по морю и увидел сидящую на камне посреди моря плачущую прекрасную деву. Слезы, которые она роняла, становились пчелами. Увидев это, Спаситель тоже не смог удержаться от слез. Упала Его слеза и вылетела великая пчелка — матка (Минская губ., Борисовский у., Шейн, МИБЯ 2: 353). У сербов Хомолья известна легенда о матери, оплакивавшей смерть своего единственного сына. Однажды он пошел на мельницу, но поскольку она была далеко от села, ему пришлось остаться в ней на ночь одному. В полночь к нему явился дьявол, принявший облик мельника, вывел его наружу и утопил в запруде. Мать не дождалась сына и отправилась его искать. По пути она встретила Бога в виде старца с седой бородой по пояс. Он спросил, почему она плачет, а когда узнал, сжалился над ней и послал святого Архангела на поиски ее сына. Тот нашел его мертвого возле мельницы. «Слезы, что ты пролила, — сказал Бог женщине, — превратились в пчел, пометом которых будет всяк питаться, но только не тот, кто погубил
§10. Пчела, шмель, оса
459
твоего сына». Женщина вернулась домой и нашла там сына, вернувшегося с мельницы живым и невредимым (Хомолье, Ђор.ПВП 2: 209-210). В связи с этим в Хомолье бытует убеждение, что дьявол ест все, только не мед, и не терпит запаха воска (там же). В некоторых болгарских легендах происхождение пчелы связывается с потом Иисуса (Вакар.ЕБ: 419).
В народных представлениях пчелам присуща и огненная символика. В толкованиях снов пожар предвещают жалящие пчелы (Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора), пчелы, вьющиеся гурьбой (Калужская обл., Таруса, зап. Е. А. Васина), роящиеся пчелы (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 119; Гродненская губ., Сокольский у., Fed.LB 1: 214, Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, Мыслячи, зап. автора; то же в книжной традиции: NSR: 38), летящий рой (Малоритский р-н, Осовая, зап. Н. Г. Владимирской; Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора; Жешовское воев., Ропчице, ArchMEK 1/1432 II/1127, совр. Новосондецкое воев., р-н Старого Сонча, там же 1/1506 11/1201: 1а), рой пчел, севший рой (Волынская обл., Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора), рой, вылетевший из улья или севший на улей (Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора), рой, вылетевший из улья и севший на дом (совр. Житомирская обл., АрхИИФЭ 15-3/156е: 136). Ср. немецкое поверье: если пчелиный рой сядет на дом, то в нем случится пожар (Кл.ЖАСС: 153). Огонь предвещает у поляков и сон о кусающих осах (совр. Новосондецкое воев., ArchMEK 1/1506 11/1201: la).
Искры огня символизируют пчел в крещенском гадании, о котором сообщает А. Н. Афанасьев: «В день Крещения выходят на открытый воздух с зажженными лучинами и наблюдают, куда обратится пламя и понесутся искры: с той стороны прилетят весной пчелы* (Аф.ПВСП 1: 383-384). У сербов обилие искр от бадняка (рождественского полена) символизирует обилие пчел, скота, зерна, слив и т. п. В Рождественский сочельник хозяин размешивает толстым концом бадняка угли в очаге и приговаривает: «Колико варница у огњишту, толико стоке у обору, жита у њиви, кукуруза у кощу, шљива у шљивару, пчела у трмку, здравља у чељади, среће и напретка у кући! [Сколько искр в очаге, столько скота в загоне, жи- в Поле> кукурузы в хранилище, слив в саду, пчел в улье, здоровья ^ленам семьи, счастья и успеха в доме!] (Хомолье, Ђор.ПВП 2: 225). огненной символикой пчел связан также восточнославянский

460
пчеловодческий обычай на Благовещение, в Вербное воскресенье или на Пасху высекать на пасеке огонь из «громовой стрелки» и зажигать им ладан для окуривания ульев и свечу перед иконой Зосимы и Савватия (Аф.ПВСП 1: 382).
В фольклорных текстах пчела часто выступает как женский образ. В белорусских заговорах ее называют дзявица-пчалица (Могилевскаягуб., Любавская вол., Ром.БС 5: 157, 158). В русской жатвенной песне «ярая пчелка» символизирует «красную девку»: «Как летала ярая пчелка / Да по чистому полю, / <...> / Ой, искала ярая пчелка медовое судёнце, / <...> / Ой, гуляла красная девка / Да по чистому полю, /<...>/ Ой, искала красная девка / Себе родного батьку» (Псковская обл., Куньинскийр-н, Завыково, Земц.РНПНС: 36). В загадках пчелы уподобляются девушкам или старушкам, а строительство ими сот из воска — тканью, вязанию или вышиванию: «Сидят девицы / В темной темнице, / Вяжут сетку / Без иглы, без нитки» (Самарская губ., Ставропольский у., Озерки, Садов.ЗРН: 149); «Сидит девица в темной темнице, / Ткань созидает, / Узор вышивает, / Без шелков, без напалок, / Без тонких иголок» (Казань, там же); «В тесной избушке / Ткут холст старушки» (Красноярский край, ППЗРС: 231).
Вместе с тем при наличии женской символики пчелы, согласно сербскому поверью, размножаются без спаривания: пчелиная матка просто откладывает яйца, из которых появляются на свет пчелы (Ужицкий окр. Ђор.ПВП 2: 211). Подобное размножение путем «непорочного зачатия», установленное якобы самим Богом, соответствует общей символике чистоты и святости, которыми наделена пчела в народной традиции. Сходные представления отражены и в русских загадках о пчеле: «Не девка, не вдова, / Не замужняя жена, / Детей выводит, / Людей питает, / Дары Богу приносит»; «Живет не девка, / Не баба, не солдатка, / Не вдова и не мужняя жена; / Мужа у ней нет, / Греха не имет, / А детей много» (Самарская губ., Ставропольский у., Озерки, Садов.ЗРН: 151). Мотив безбрачия пчелы проявляется и в образе пчел как монашек в загадках: «Сидят чернички / В темной темничке...» (Калужская губ., Мещовский у., там же: 148); «Сидит монашенка, / Вяжет сеточку...» (Самарская губ., Ставропольский у., Озерки, там же: 149).
Мужская брачная символика отчетливо представлена у шершня в украинских и белорусских свадебных песнях. Так, украинцы Покутья перед первой брачной ночью, отводя молодую в
§10. Пчела, шмель, оса
461
спальню, поют: «Прилетів шершень з стели [с потолка] / та упав на постелі; / де Марусенька спала, / там рожа процвитала, / а від теперь де буде спати, / там буде упадати!» (р-н Коломыи и Снятына, Kolb.DW 29: 335). Укус шершня символизирует дефлорацию невесты и в песне из белорусского Полесья, в которой невеста утром после брачной ночи рассказывает свой сон: «Прылецел, мамко, шэрсень, / Да й утыкнуу жало, / Да й утыкнуу жало, / Сэрцэ мае задрыжало. / Деуку не за пуп, да за чэрэво / Укусіу па середу» (Гомельскаяобл., Мозырскийр-н, Жаховичи, зап. автора). В украинских и белорусских сказках мужскую брачную символику воплощает и шмель: он хочет весной жениться на пчеле; пчела откладывает свадьбу на осень, когда отощавший шмель умирает (СУС -282**).
Брачная эротическая символика и символика плодовитости свойственна и пчелам. Пчелиный укус тоже может выступать в качестве символа коитуса. В частности, он символизирует дефлорацию у кашубов: о забеременевшей девушке говорят, что ее pšcola ugrezla [пчела укусила] (Sych.SGK 5: 34). У белорусов беременность предвещается молодой женщине сном о пчелином укусе: «Молодой баби, коли жало упустя, — забеременел» (Витебская, Могилевская губ., Ром.ОБНС: 70). Символику брачных отношений передает польская поговорка: «Kiej sie pscouy гојц, to sie dziew- cyny chuopaków boj^» [Когда пчелы роятся, девки парней боятся] (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 209).
Предметы, бывшие в контакте с пчелами, используются девушками в любовной магии. Украинские девушки стараются узнать у пасечников, на какое дерево сел первый в этом году рой, и листья с такого дерева парят в воде и умываются ею, чтобы скорее выйти замуж (совр. Львовская обл., р-н Бобрки, Девятники, Gust.PPG: 158). Так же поступают девушки в Киевской губ., но вдобавок воду после умывания выливают на дорогу, когда скот гонят на пастбище. Ни один парень, как считают, не устоит против такого средства и полюбит девушку (Липовецкийу., р-нПлискова, Neym.MEOP: 118— 119). В Белоруссии девушка умывается водкой, в которую была помещена пчелиная матка, чтобы парни льнули к ней, как пчелы к матке (Борисовский у., Maj.P: 432). У сербов Болевацкого окр. девушки накануне Юрьева дня оставляют на ночь на ульях свои рубашки, а утром надевают их, чтобы парни стонали по ним, как гудят пчелы в улье (Ђор.ПВП 2: 240). В ровенском Полесье одна женщина рассказывала, как ей приснилось, что у нее дома «на

462
Часть 11.
Глава 2. Гады и насекомые
покутти скидавса руй», после чего к ней «прышов жэних ув сваты» (Дубровицкий р-н, Озерск, зал. автора). С эротической символикой пчел связан, по-видимому, свадебный обычай, записанный К. Мо- шиньским в речицком Полесье: если невеста оказалась «честной», отец жениха полностью выдирает всех пчел, какие только есть у него возле дома, и угощает медом прежде всего родителей невесты (Маш.ВАД: 398). Пчелы упоминаются и в свадебных пожеланиях молодым во время раздачи каравая: «Дарую пчолы на дубы, штоб цалавалися у губы», «Каравай апели— маладому пчолы сели», невесте говорят: «Каб маладая пчэлила» или «Маладую нада апчэлиць» (Гомельская обл., Ельскийр-н, Кочище, зап. автора). В фольклорных текстах применительно к пчелам часто выступает эпитет ярые, а в севернорусских охотничьих заговорах упоминаются «б?лые пчолые ярые зайцы» (Ефим.М: 26-31). Вся эта поэтическая лексика, связанная с пчелами, — пчэлицъ, апчэлиць, а также пчёльт применительно к зайцу, известному своей эротической символикой, — служит для выражения идеи плодовитости. То же относится и к эпитету ярый: «Слова этого корня обычно относятся к обозначению весны и того, что непосредственно связано с ее плодоносящей функцией, — с растениями, животными, человеком, и т. п., с обозначением соответствующих действий и состояний» (Ив.Топ.ИОСД: 181).
Особую область практической хозяйственной деятельности представляет собой пчеловодство. Как колдовство, музыка, врачевание, ткачество и некоторые другие виды профессиональной или творческой деятельности, оно доступно лишь специалистам и представляет собой достаточно замкнутую сферу, имеющую сакральный характер, сближающий ее со знахарством или колдовством, — ср. польские представления о том, что пчеловода нужно опасаться, так как он может наслать чары (Остроленкский пов., Домбровы, ArchIHKM 1187-?І: 1), что пчеловоды имеют у себя в услужении черта, которого держат на чердаке и кормят пшенной кашей (Люблинское воев., Кемпа Гостецка, ArchKEUW А57, Кемпа Солецка, там же А6: 9). В пчеловодческих поверьях, магических действиях и заговорах символика пчелы получает свое дополнительное раскрытие.
Рой пчел представляет собой организованное сообщество. В нем выделяются разные группы пчел в зависимости от их функций, что получает свое отражение в пчеловодческой термино
§10. Пчела, шмель, оса
463
логии. Например, в полесской и украинской традициях различаются рабочие пчелы (полес. зборщицы, роботницы, укр. медовиці, носики, кормилиці), молодые, работающие в улье до первого вылета (полес. хозяйки, домохозяйки, воспитанницы, прыёмщицы, помощницы, укр. прибиральниці, паковщиці), кормящие пчелы (мамки), крадущие мед у других пчел (полес. воровки, злодейки, побирашки, укр. лежні, нападні бджоли), охраняющие улей (полес. стража, охрана, оборона, сторожа, охранницы, укр. охоронці, сторожові бджоли, солдати, караул, патрулі), разведчики жилья (полес. розвэдка, поиск, походки, худка, скаль, скалля, укр. іска, поиіук, походня, відводка, молож, розвідниці, скала, скалі) и др. (Ан.Ник.ПТП: 324, 333, 325, 340, 346, 349-351, 353, 360, 357-358, 363, Дзендз.ПЛАУМ: 52). В пчелиной семье имеется самка — пчелиная матка. Матка есть также у ос и шершней. По поверью, счастье пчеловодам приносит большая длинная пчела, называемая князёк (Вятская губ., Самарская губ., Бугульминс- кий у., СРНГ 13: 352).
С заведением пчел связан ряд поверий и обычаев. В Новгородской губ. желающие найти летом на сенокосе пчелиные гнезда, в Великий четверг рано утром обегают с помелом вокруг дома (Кирилловский у., Пунемская вол., Покровская, Сок.СПБК: 533). Тот, кому посчастливилось найти борть, должен закопать рядом с ней свой топор или шапку, а затем сообщить об этом всей общине и поставить ей магарыч (Казанскаягуб., Чистополь, Зел.ВЭ: 108). В Сербии, Герцеговине и Черногории человек, нашедший дерево с роем пчел, становится их хозяином после того, как закрестит это дерево (Ђор.ПВП 2: 241). В Македонии право владеть роем, обнаруженным за пределами села, получает тот, кто нашел этих пчел (Скопска Црна Гора, там же). Чтобы поймать диких или чужих пчел, пасечники Люблинского воев. Польши смазывают колодочный улей, который ставят в лесу, жиром, вытопленным из живых змей и ящериц (Kolb.DW 17: 150). По восточнопольскому поверью, пчелы, купленные после смерти их прежнего хозяина, у нового владельца вестись не будут (Замойский и Хрубешовский пов., Fisch. ZPLP: 276). Чтобы пчелы, полученные в подарок после смерти их бывшего хозяина, не вымерли, нужно трижды постучать им в ульи (совр. Вельское воев., Вадовицкий пов., Вепш, там же).
В Черниговской губ. место под пасеку выбирают следующим образом. Нужно начерпать ложкой воды в горшок и отнести

464
туда, где предполагается устроить пасеку, а затем перемерить воду в горшке ложкой. Если воды в горшке хоть немного прибыло, то в этом месте можно ставить ульи (Черниговский у., Колявин- ская вол., Бобровицы, Пила ПК: 1). После устройства пасеки обходят ее с миром (маслом), произнося заклинание: «Якъ не мо- жетъ Миръ Христиански безъ Мира обойтись такъ бы немогли мои пчёлы обойтится Змоей пасеки Божіею помощію и д?йствомъ Святаго Зосима Аминь» (там же: 2-2об.).
Если упустить с пасеки первый рой, то это будет повторяться и в дальнейшем. Говорят, что если рой несколько раз улетает с пасеки, значит его кто-то сманивает к себе (Екатеринославская губ., Новомосковский у., Манж.МСПП: 190). Магические способы поимки и удержания роя отличаются большим разнообразием. В Житомирской обл., чтобы поймать рой, короб для сбора роя накрывают скатертью, в которой освящали в церкви пасхальный кулич (Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора). На юго-востоке Малопольши рой сажают стуком в косы, звоном в колокольчик, стрельбой из ружья или игрой на скрипке, чтобы пчелы приняли эти звуки за приближение грозы (Kot.PU: 102). В Тар- новском воев. Польши, когда пчелы роятся, берут горсть земли с кротовины и перекидывают ее через пчел. Тогда они тут же упадут на землю или на дерево и их спокойно можно будет собрать и отнести в улей (Щепанув, Gust.PPG: 140).
У южных славян для того, чтобы посадить летающий рой на землю или вернуть его на место, в пчел бросают мелкую землю и кричат: «Земљи, мацо — землей, мацо!» [На землю, матка!] (Сербия, Ужицкий окр., Ђор.ПВП 2: 232), бросают перед ним песок, чтобы пчелы приняли его за дождь и сели (Македония, Гевгелия, там же), бросают перед ним землю, пепел, одежду, плещут водой и кричат: «Мат, блага бубо!» [Матка, благая букашка!] (Сербия, Болевац- кий окр., там же: 233), берут из-под улья, из которого вышел рой, горсть земли и кладут ее себе под шапку, перебрасывают через пчел ключ, снятый с себя пояс или смотрят на рой через обручальное кольцо (Стари Влах и Златибор, там же: 232, 233), снимают безрукавку и смотрят на рой через обе ее проймы (Копаоник, р-н р. Ибара, там же: 232). Чтобы пчелы во время роения не испугались чего-либо и не улетели, в Болевацком окр. оставляют на пасеке щепку от бадняка, куклу, сделанную из шерсти, кладут на каждый улей веночек из шерсти (там же: 224, 225). Во избежание бегства
§10. Пчела, шмель, оса
465
пойманного роя из улья в Сербии часто используют венчальные предметы: их перекидывают через улей (Стари Влах, Златибор), бросают на рой ремень или что-либо из венчальной одежды, чтобы рой «обвенчался» с ульем и не покидал его (Ужицкий окр.), накрывают рой венчальной рубахой, чтобы он кружил вокруг улья так же, как молодые во время венчания обходили в этой одежде вокруг аналоя (Левач и Темнич, Ђор.ПВП 2: 233). Чтобы рой не улетал с пасеки, у южных славян накануне Юрьева дня (23.IV/6.?) опахивают весь пчельник лемехом, а иногда очерчивают такой же круг сверлом и оставляют эти предметы на ночь возле ульев (Боле- вацкий окр., Македония, Гевгелия, там же), рано утром на Рождество обносят вокруг ульев головню от бадняка (Сербия, р-н Луж- ницы и Нишавы, там же: 225), на Рождество трижды обходят пасеку с мотовилом для наматывания пряжи, челоноком и вертелом от рождественского жаркого или сверлом, оставляя затем на пасеке на весь год кусок бадняка или на несколько дней (до Нового года) мотовило и сверло (Стари Влах и Златибор, там же), на Рождество до восхода солнца девушка с прялкой и веретеном обходит вокруг пчельника, прядя пряжу, и обвивает ею всю пасеку, чтобы пчелы летом вились только возле пасеки (Ужицкий окр., там же). Иногда возле пчелиных ульев держат приспособление (мотовило), которое настраивает нижний жернов в горизонтальном положении. Как оно все время вертится по кругу, так и пчелы будут крутиться вблизи пасеки (Стари Влах и Златибор, там же: 239).
В Витебской губ., чтобы рой не ушел с пасеки, пчеловод берет горсть земли с середины первой проводимой им на поле или в огороде борозды, как можно быстрее идет к своим ульям и посыпает каждый из них этой землей по три раза без остановки. С той же целью в Преполовение (среду четвертой недели после Пасхи) он забивает на пасеке три колышка и привязывает к каждому из них пучок соломы, говоря: «Нехай так к колу вьютца мое пщолки, як я вью соломку» (Полоцкийу., Артейковичи, Никиф.ППП: 203). На Черниговщине в Рождественский сочельник плетут венок из сена, положенного на стол под кутью, и держат его на пасеке, чтобы летом там садились пчелы, а также кропят пчел непочатой водой, взятой до восхода солнца (Бобровицы, Пила ПК: 1-1об.). Поляки Люблинского воев. закапывают на пасеке гвоздь или кусок дерева от виселицы, чтобы рои не улетали, а ульи смазывают Первым пометом от новорожденного теленка (Kolb.DW 17: 150).

466
Часть 11. Глава 2. Гйды и насекомые
В черниговском Полесье перед тем, как поместить приобретенных пчел в улей, трижды обходят с ними вокруг дома, чтобы они не улетали (Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143). В Черниговской губ. в Рождественский сочельник закапывают посреди пасеки вершок пшеничной кутьи, понемножку от каждого кушанья и пять живых пчел. При этом говорят: «Якъ тая Пшеница и тыя Пчёлы не могутъ встать изъ той Пасеки — витить иотъ мене раба Божія имъя рекъ Божію помощію и действомъ Светаго Зосима Аминь» (Черниговский у., Бобровицы, Пила ПК: 4-4об.). В житомирском Полесье, когда хозяйка ставит на стол кутью, хозяин гудит, как пчела, и говорит детям: «Сядайтэ, деты, шоб у нас пчолы сядалы» (Овручский р-н, Журба, зап. автора). С той же целью на Пасху хозяйка поднимает всю семью до восхода солнца, чтобы успеть позавтракать раньше других (там же, зап. автора). В ровенском Полесье на свадьбе заставляют присутствующих присесть со словами: «Сядайтэ, хай пчолы сядуть!» (Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). В Волынской обл. на свадьбе в доме пчеловода говорят: «Садись, хай у хузяина рои садяцця» (Любешовский р-н, Березичи, зап. автора). Ради того же в Гомельской обл. просят поскорее сесть гостей на крестинах (Мозырский р-н, Барбаров, зап. автора). У сербов Ко- паоника хозяйка садится, чтобы заставить сесть выпущенный рой (р-н р. Ибар, Ъор.ПВП 2: 232).
В перечисленных магических способах посадить рой или удержать его на пасеке присутствуют действия, предметы и мотивы, связанные с заключением в круг (смотрение сквозь кольцо, пройму в одежде, очерчивание круга, опахивание), круговым движением (обход вокруг дома или пасеки, мельничное «мотовило»), обвязыванием (пояс, ремень, обвивание пряжей), завиванием (венок), кручением (вертел, веретено, мотовило, сверло), брачными узами (мотив венчания), замыканием (ключ), прикреплением (гвоздь), накрыванием (скатертью, рубахой), обездвиживанием (виселица, закапывание в землю), пространственным низом (земля, кротовина), действия имитирующего или метафорического характера (садятся, прячут землю под шапку, сыплют песок для имитации дождя, имитируют гром стуком и звоном).
Разнообразные действия, представления и запреты связаны с успешным разведением пчел. Прежде всего они касаются разных способов приобретения пчел: кражи, покупки, получения в дар и т. п. Так, в Полесье и в восточной Польше верят,
§10. Пчела, шмель, оса
467
что лучше всего ведутся краденые пчелы (Черниговская обл., Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143; Гомельская обл., Петриков- скийр-н, Комаровичи, Хелмское воев., Окшув, зап. автора) или прилетевшие сами (Белостоцкое воев. Тополяны, зап. автора). В во- лынском Полесье выше всего ценятся найденные пчелы, а краденые, как считают, рано или поздно выведутся (Любешовский р-н, Березичи, зап. автора). В рассказе из юго-восточной Малополыпи пчелы, доставшиеся от незнакомого прохожего, воспринимаются как дар самого Бога и приносят большую прибыль своему хозяину (Kot.PU: 103). По русским представлениям, однако, самому владельцу пчел кража нескольких ульев с его пасеки наносит непоправимый вред: от оставшихся пчел прибыли уже не будет (Владимирская губ., Ковровский у., БВКЗ: 133). А воровство ульев приравнивается у русских к святотатству (Аф.ПВСП 1: 385). По убеждению гуцулов, вора за кражу пчел ждет на том свете суровое наказание (Kaindl Н: 105). Вора, крадущего пчел (белор. пчаладзёр), наказывают особенно жестоко. У украинцев Подолии такому вору раньше распарывали живот и в таком виде гоняли вокруг столба, пока он не падал замертво (Зел.ВЭ: 113). В Сербии для приумножения пчел дополнительно ставят на пасеке три улья: один должен быть куплен, другой подарен, а третий украден (Грбаль, ВГ: 23). Македонцы Ма- лешева также считают, что для успешного разведения пчел нужно один улей купить, другой найти, а третий украсть. Аналогичное представление известно в Черногории (Бока Которска) и в Герцеговине (Ъор.ПВП 2: 211). Сербские крестьяне неохотно продают свои ульи с пчелами, так как верят, что пчелы, оставшиеся после продажи, не будут вестись и плодиться (р-ны Старого Влаха и Златибора, там же: 239-240). Иногда по этим соображениям пасечники вообще не продают и не дарят ульев, а предпочитают, чтобы их незаметно у них украли (Грбаль, там же: 239). Не продают пчел и у русских в Костромскому.: «дарить можно, а продавать нельзя» (Шишкин- ская вол., Усп.ФР: 186). Нечто подобное можно наблюдать и в черниговском Полесье, где верят, что пчелы не будут вестись у скупого хозяина. Поэтому пчеловоды в случае приобретения у них пчел прибегают к различным ухищрениям, «шоб роя дать, а саусем пчолы ни адцать. Гаварили так: „Эта тебе, а эта мене“ — часть жа пчол та- бе, а часть мене» (Репкинский р-н, Вел. Злеев, зап. автора).
Поскольку пчелы ниспосланы человеку самим Богом, то идеальным способом их приобретения считается их самостоятельный

468
прилет к человеку, случайная их находка или получение в дар, особенно от незнакомца. По той же причине продажа пчел почитается делом неблаговидным, богопротивным, а потому наказуемым свыше, которого пчеловоды всячески стремятся избежать, а кража пчел, хотя и приносящая вору удачу в пчеловодстве, расценивается как особо тяжкий грех.
Мотив кражи присутствует и в ряде других магических действий, направленных на то, чтобы пчелы хорошо велись и плодились. Так, белорусы (?) правобережья Немана, в Виленской губ., стараются украсть на Рождество вожжи и с их помощью поднять улей на дуб. Считается, что в такой улей быстрее прилетят пчелы (Szuk.WPL: 432). В Ровенской обл. на Варвару (4/17.XII) колдуньи до восхода солнца берут воду из трех чужих колодцев, чтобы у них велись пчелы (Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора). В районе польско-украинского пограничья крестьяне, имеющие пчел, в Великую субботу стараются украсть в церкви воды, использовавшейся весь год для освящения, и воска от пасхальной свечи и окропить пчел этой водой, а воском окурить их, чтобы они были здоровы и давали много меда (совр. Замойское воев., Грудек, Z.St.ZB: 24). У русских в улей кладут воск от свечи в паникадиле, взятый в церкви в первый день Пасхи (Даль ПРН: 948).
Воском от сгоревшей в церкви свечи окуривают пчел и белорусы Слуцкого у. (Сержп.ПЗБП: 58). Тем же целям служат и другие предметы, освященные или побывавшие в церкви. На Русском Севере и в Белоруссии на Пасху кладут в ульи кусочек воска от освященной пасхальной свечи, чтобы пчелы так же радовались на своей пасеке, как люди радуются Пасхе (Зел.ВЭ: 113). У украинцев на Пасху принято христосоваться с пчелами — приветствовать их словами: «Христос воскресе!» (Килим.УР 3: 307, Топ.ОНСС: 23). У южных славян в пчельники кладут крашеные пасхальные яйца (Сербия (?), КОО 2: 257). Сербы Болевацкого окр. обходят вокруг пчельника с зажженным кадилом, взятым из церкви (Ђор.ПВП 2: 225). Чтобы хорошо велись пчелы, поляки Келец- кого воев. берут с собой в церковь на рождественскую мессу мотовило с нитками, а по возвращении опоясывают ими ульи, подобно тому как обвязывают соломой фруктовые деревья, чтобы они родили (Kolb.DW 19: 211).
С рождественским обычаем «будить» фруктовые деревья перекликается другой польский обычай — стучать по ульям, по
§10. Пчела, шмель, оса
469
хлеву, конюшне и свинарнику в Рождественский сочельник (КОО 1: 215). В сербском Хомолье хозяин после рождественской трапезы идет к ульям с правой лопаточной костью от печеного поросенка, трижды стучит ею в каждый улей и семь раз в самый старый улей, на котором эту кость и оставляет (Ђор.ПВП 2: 225-226). В Полтавской губ. хозяин проведывает пчел накануне Крещения (6/19.1). Открывая дверь в помещение, где находятся ульи, он кладет на порог шапку, переступая второй порог, оставляет на нем хлеб, а подходя к ульям, приветствует пчел словами: «Мухи Божі, горо- пахи цілоденні, здоровимо вас усі ми з святами: зиму виганяемо, лихі сили в голоді залишаемо, вас святою водою та соняшною крей- дою від усього злого обороняемо, радісну-красну весну вам прові- щаемо... Летіть у небо — несіть віск божий, а з землі беріть меду недостатку...» (Полтавская губ., р-нВарвы, Килим.УР 1: 140-141). В Польше, в районе Остроленки, в день св. Павла (25.1) хозяин будит пчел стуком в колодочный улей и говорит: «Obróccie si g pscólki, bo pói zimy jest» [Повернитесь, пчелки, половина зимы миновала]. Это делают для того, чтобы пчелы проснулись, потрепетали крыльями и согрелись в мороз (Дембы, ArchlHKM 1183-?І: 5).
У южных славян в пчеловодческой магии важная роль принадлежит хлебу как символу плодородия. Так, в Сербии, чтобы пчелы хорошо роились и давали много меду, женщины мажут ульи остатками теста от рождественского обрядового печения (КОО 1: 244, Хомолье, Болевацкий окр., Ђор.ПВП 2: 225, р-нВалева, там же:
232) . Испеченный рождественский хлеб относят в ульи, хлевы, овчарни и т. д. (там же). Иногда на Рождество пекут для пчел специальный хлеб с изображением сот (там же). У болгар Пловдив- ского окр. владельцы пчел пекут на Чу мин ден (день св. Харлампия, 10/23.11) хлеб с медом и раздают его односельчанам, чтобы велись пчелы (Карловский р-н, Мраченик, АрхЕИМ 880-ІІ: 58). В Асенов- градском окр. пчеловоды носят мед в церковь и раздают его там (Червей, Род.: 96). В сербском Хомолье на Благовещение (25.ІІІ/7.І?) пекут печенье, смазывают его прошлогодним медом и после сытного обеда закапывают его посреди пчельника (Ђор.ПВП 2: 223). В Житомирской обл. в среду на Крестопоклонной неделе пекут хлебец в виде крестика, который носят с собой на пасеку, когда ходят смотреть мед в ульях (Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора).
Белорусы Могилевской губ. молятся Богу о пчелах в Великую пятницу, став на колени перед плащаницей, и на Пасху, когда

470
плащаницу уносят и звонят во все колокола (Любавская вол., Ром.БС 5: 157). Молитву о пчелах читают также в среду перед Вознесением: «И як Сус Христос верно воскрес от гроба, верно прошу Господа милосернаго усими нябесными силами, каб так Господь возрадував, возвесялив возможную преукрасную дзяви- цу-пчалицу, як народ с усяго свету Вознясению Христовому раду- етца и весялитца». Слова этой молитвы произносят, возложив свечу на икону Богородицы и стараясь ни в коем случае не рассмеяться и не рассмешить невзначай кого-либо из присутствующих в храме, чтобы не прогневить Иисуса Христа (там же: 157-158). В Черниговской губ. в день Зачатия св. Анны (9/22.XII) следует пойти к пчелам, трижды стукнуть в улей и сказать: «Зачинай такое дело добрій рой добрія пчёлы той мёд густы и воск жовты Господу Богу нашему и миру Христіанскому напожиток А мн? госпадару имъя рекъ рабу Божію на славу Божію» (Черниговский у., Бобровицы, Пила ПК: 3). На Кубани в этот день к пчелам обращаются со словами: «Свиридин и Свиридина! Анна зачала панну Пресвятую Богородицу... так и вы, мои пчелы, зачинайте дело во имя Божие, частые рои, густые меды...» (Топ.ОНСС: 22).
В Малополыпе существует поверье об особой змее — покровительнице пчел, называемой «роиницей» (гоіпіса). Она напоминает гадюку и выпускает из себя рои пчел. Если держать ее на пасеке, под ульем, поить молоком и кормить белым хлебом, а на зиму закапывать в землю, то пчелы всегда будут хорошо плодиться и давать много меда. «Роиницу» можно найти на лугу, но можно и вырастить особым магическим способом из яйца, засыпанного пшеницей и пшеном (совр. Тарновское воев., пов. Бжеско, Божен- цин, ArchMEK 1/147II/116: 8-8а). Поверье об обитающей на пасеке змее, благодаря которой хорошо ведутся пчелы, известно также в Мазовше (совр. Остроленкское воев., Пожондзе, Kolb.DW 42: 405).
Для успешного разведения и благополучия пчел используются части тела различных животных. Символическая нагрузка их неодинакова и не всегда ясна, но среди них характерно наличие хищных животных— щуки и волка, а также змеи. Нередко используется рыба. Так, в Черниговском у. на Рождество отрезают голову живой щуки, раскрывают ей пасть и, иссушив в таком виде, хранят, а когда отдают кому-нибудь своих пчел, произносят заговор: «Якъ тая риба в мори родна и плодна и весёла бываетъ не сама отъ себя но отъ отца и сына и светаго духа и пречистой деви Маріи
§10. Пчела, шмель, оса
471
Так бы мои свидри и свид[р]ины плодны и родны и вовсём дели можны Божію помощію и действомъ Светаго Зосима Аминь» (Бобровицы, Пила ПК: Зоб.-4). Рыбу использовали в своей хозяйственной практике и пчеловоды Рязани. Чтобы пчелы водились, считалось полезным воткнуть в улей осетровую кость. Для роения пчел летки ульев смазывают овечьим молоком. Чтобы в улей не проникли муравьи, землю возле улья посыпают золой и кладут возле него рыболовные снасти, обвязывают улей внизу белой овечьей шерстью и обводят вокруг него круг мелом или красным карандашом. А для истребления муравьев зарывают в муравейнике мертвую рыбу(Манс.ОРЭА4:16).
В Екатеринославской губ. хозяин, желающий, чтобы его пчелы были самыми злыми, в полночь выезжает на лодке на середину реки или пруда и три раза набирает ртом воду в бутылку. Эту воду он хранит, а когда увидит весной первую гадюку, убивает ее, сушит, толчет в порошок и сыплет его в эту воду, которой потом закармливает пчел (Новомосковский у., Манж.МСПП: 191). В Могилевской губ. колдуны окуривают своих пчел змеиными головами, чтобы они нападали на чужих пчел (Горецкий у., Городище, Ром.БС 5: 50).
С той же целью поляки Люблинского воев. и юго-восточной Малополыпи вставляют в леток улья высушенную волчью гортань, и тогда пчелы, пролетающие через нее, становятся «волками» (wilki) — более хищными и сильными, чем у соседей: нападают на соседских пчел и отбирают у них добычу (Kolb.DW 17: 133, 150, Kot.PU: 103). У украинцев Подолии, чтобы пчелы брали мед из чужих ульев, их закармливают «волчьим горлом» (Зел.ВЭ: 113). На Черниговщине челюсти волка (?) закапывают под порогом при входе на пасеку и говорят: «Победилъ Самсонъ силою Льва побе- Дилъ Давидъ Голіафа несамъ но Божію помощію так бы мой пчёлы раба Божія имъя рекъ чужихъ пчёлъ победил[и] и также ихъ медъ побрали несами но Божію помощію и д?йствомъ светаго Зосима Аминь» (Бобровицы, Пила ПК: 2об.; ср. библейский мотив обнаружения Самсоном роя пчел и меда в трупе растерзанного им льва: Суд 14, 8).
В Костромской губ. конский череп вешают на пасеке, чтобы велись пчелы (Чухломской у., Андрино, Никоново, Жур.ДС: 214). ® Сербии и Черногории в ульи или между ними кладут конский 1010 воловий череп, чтобы пчелы лучше роились (КОО 1: 255).

472
Сербы и болгары используют волчий череп с иной целью: его ставят в пчельнике для оберега пчел от нечистой силы и сглаза (СМР: 82, Георг.БНМ: 49). В Черногории и Герцеговине выставляют череп волка, а сербы-граничары — его череп, зуб или гортань (Ђор.ПВП 2: 227, 228). Поляки Серадзского воев. для оберега пчел вешают на леток улья когти и зубы волка (Dek.ST: 88). С целью отвращения сглаза в Македонии (р-н Малешева), Черногории (Бока Которска и др.) и Герцеговине вывешивают на пасеке череп коня (Ђор.ПВП 2: 228). У черногорского племени кучи это делают для защиты своих пчел от чужих, насылаемых злыми людьми (там же). В некоторых местах от сглаза наряду с конским черепом используют череп вола или другой рогатой скотины (Македония, р-нОхрида, Сербия, Болевацкий окр., Ужицкий окр., там же: 227, 228), а также медведя (Герцеговина, там же: 228). В районе Старого Влаха и Златибора вывешивают конский череп и бросают между ульев камень, чтобы о него ударился дурной взгляд (там же). Сербы Хомолья на пасеке выставляют от сглаза скотский череп вместе с обглоданной голенью и вывешивают заячью шкуру (там же: 227). Обычай вешать на пасеке конский череп для предохранения от сглаза известен также в Полесье (Черниговская обл., Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143) и на Русском Севере (Зел.ВЭ: 113). Во Владимирской губ. челюсть какого-либо животного подвешивают возле улья, чтобы пчелы из него не улетали (Шуйский у., Ильинское-Телешево, БВКЗ: 135).
У южных славян применяются и многие другие способы оберега пчел. Сербы вывешивают на пасеке убитую ворону или орла, лоскуты материи, осколок зеркала (Хомолье, Ъор.ПВП 2: 229). В Болгарии для отпугивания злых духов старший в семье перед началом рождественского ужина окуривает стол ладаном с лемеха, а затем кадит им около ульев и в стойлах (КОО 1: 272). В Македонии и в Сербии для защиты от злых сил на Юрьев день (23.IV/6.V) окапывают или очерчивают круг у ульев (там же 2: 265). Если ведьмы крадут мед из ульев, хозяин закалывает черного барана или овцу без единого светлого пятна, вынимает их внутренности и оставляет на пасеке, чтобы их смердящий запах отпугивал ведьм (Азбуковица, Ђор.ПВП 2: 239). В боснийской Верхней Крайне накануне Юрьева дня девушки, парни и молодые женщины идут после захода солнца к водяной мельнице, берут омају (воду, падающую с мельничного колеса) и ставят ее в пчель
§10. Пчела, шмель, оса
473
нике, а на рассвете кропят ею пчел и скот, чтобы их миновала (омане) всякая напасть (Ђур.СНО: 204).
Воду как средство от порчи используют и пасечники Черниговской губ. Идут к проточной воде и читают там заговор: «Росія водовая идетъ своими потаками и омиваетъ всякія скверны лю- демъ старимъ среднимъ и молодымъ омій матку мою марію сваего (сваею?) видифію (видгирію?) отъ всехъ уроковъ подозреныхъ и полюбовныхъ зависнихъ злихъ». С этими словами наполняют посудину водой на треть, снова произносят тот же заговор, зачерпывают еще половину посудины, в третий раз читают заговор и наполняют сосуд до краев. Набранную воду ставят посреди пасеки на три дня и три ночи, а потом соединяют ее с богоявленской и «громовой» водой и держат на пасеке все лето, чтобы кропить ею пчел и пасеку от порчи (Черниговскийу., Бобровицы, Пила ПК: 6-6об.). В Черниговском Полесье на Крещение (6/19.1) берут освященную воду из трех колодцев и кропят ею пчел, чтобы они велись (Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143-144). В Житомирской обл. ульи кропят святой водой, взятой из крещенской проруби во время водосвятия (Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора). На юго-востоке Малополыпи, чтобы успокоить роящихся пчел, их кропят водой, освященной на Св. Духа (Kot.PU: 102). В Косове, если пчелы не начинают роиться, зовут священника, который читает им молитву и кропит водой (Косово, Ђор.ПВП 2: 231). Для оберега пасеки в Черниговском у. предназначена специальная молитва: «Воисправленіе пасеки послалъ еси господи светаго Зосима доземли обещеной и мовилъ ему иди и возьми просвирку и свид- рину и принеси в той островъ воспомни Отца и сына и светаго духа и вси небесные Силы и небудетъ тебе въ предъ шкоды неможетъ чинити ни Сн?гъ ни Жадная погода <¦¦•>» (Бобровицы, Пила ПК: 4об.). В Могилевской губ. крестят ульи со словами: «Освящаю цябе, охрещаю цябе морськой водой, святою Лукою, святым Марком Цимохвеевичем и святым Яном Хресцицелям, и святым христовым воскрясениям, от злых воч, от поганых уроц. Амин» (Чаусский у., Городец, Ром.БС 5: 50).
Целям оберега пчел служит и соблюдение различных запре- т о в. Так, в Польше (Серадзская область), в Черногории (Бока Которска и др.) и Герцеговине считают, что не следует никому называть истинного количества ульев, иначе пчелы переведутся (Pi^t.OLZS: 420, Ђор.ПВП 2: 229). Пчеловоду не следует также

474
Часть 11. Глава 2. Гады и насекомые
посвящать чужого человека в успехи своего дела: показывать, как много у него пчел и меда (Сербия, Крагуевацкий окр., р-н р. Ясе- ницы, Ђор.ПВП 2: 229). О другом запрете сообщает «Абевега русских суеверий»: «Из дому своего воску выносить не должно, уверяют, что пчеловодство от этого бывает не прибыльно» (Чулк.АРС: 77). В Сербии пчеловоды не позволяют ничего выносить или давать кому-либо из своего дома в Рождественский сочельник (Стари Влах и Златибор, Ђор.ПВП 2: 224). Пчеловоды Тарновского воев. никогда никому не дают и не продают меда от старых пчел, опасаясь, что они умрут (пов. Бжеско, Боженцин, ArchMEK 1/147 II/116: 8а). Мазоведкие пчеловоды не дают никому своего роя даром, иначе пчелы у них пойдут прахом (Остроленкский пов., Дембы, ArchlHKM 1183-?І: 7). По поверью украинцев Заднестровья, пасечнику после захода солнца нельзя никому давать огня иу своего дома (Lub.-Czerw.OZ: 198); ср. в связи с этим огненную символику пчел.
В Житомирской обл. пчеловоды избегают контакта с покойным: не входят в хату, где лежит покойник, не обмывают его и не прикасаются к нему, когда его укладывают в гроб, иначе все пчелы на пасеке вымрут (Старосельцы и др., АрхИИФЭ 15-3/156з: 176, 15-3/ 252: 61). По той же причине пасечники не дают меда на поминки (Житомирская обл., Овручский р-н, Журба, зап. автора, Черниговская обл., Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143), не продают воска для похорон (Вел. Злеев, там же, совр. Житомирская обл., Бердичевский р-н, Солотвин, АрхИИФЭ 15-3/252: 61) и не дают меда для тяжело больного человека (Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора) или же дают, но не даром, а только за плату, хотя бы символическую (Ломжинское воев., пов. Кольно, Козел, ArchlHKM 1182-?І: 3, Остроленкский пов., Дембы, там же 1183-?І: 8). Если дать больному меда, а он умрет, то и пчелы постепенно вымрут (Волынскаяобл., Любешовский р-н, Березичи, зап. автора). По поверью поляков Мазовша, пчелы непременно погибнут, если больному подадут что-нибудь в посуде, в которую до этого наливали мед для подкормки пчел (Fisch.ZPLP: 275).
В Малопольше грехом считается говорить о пчелах ночью (Wasil.T: 319). У сербов Косова существует запрет плести ульи в воскресенье, потому что в такому улье пчелы жить не будут и сбегут из него (Ђор.ПВП 2: 212). У сербов Ужицкого окр. запре щено заниматься пчелами в пятницу (в Крагуевацком окр. еще и
§10. Пчела, шмель, оса
475
во вторник), особенно выпускать их из улья, а также в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, 29.VIII/11.IX (Ђор.ПВП 2: 223). Сербы Хомолья соблюдают запрет работать в день Константина и Елены (21.V/3.VI), чтобы пчелы были мирными и не ясалили (там же: 224).
Ряд запретов и предписаний касается соблюдения чистоты и отражает взгляд на пчелу как чистое и непорочное создание. Так, у сербов пчеловод должен всегда мыть руки перед обедом, чтобы у него велись пчелы (Стари Влах и Златибор, там же: 240). Пчелы любят чистоту, поэтому перед ними нельзя появляться не переодевшись в чистую одежду (Болевацкий окр., там же: 214). У македонцев Гевгелии запрещено идти к пчелам грязным, а тем более после полового сношения с женой (там же). Белорусы не подпускают к ульям женщин во время менструаций, иначе ульи загниют (Зел.ВЭ: 113).
Порчу на пчел, по свидетельству белорусов Слуцкого у., можно навести следующим образом: если вылить в пчельник воду, которой обмывали покойника, то все пчелы повымрут (Сержп.ПЗБП: 58). В Черногории считают, что пчел может сглазить посторонний Человек, считающий пчел на чужой пасеке (Ђор.ПВП 2: 228- 229). При этом поляки Вармии и Мазур полагают, что злые чары к пчелам вообще не пристают (Сувалкское воев., Упалты Дуже, Szyf.ZOW: 162).
Среди других мер, способствующих удаче в разведении пчел, можно назвать еще следующие. В пинском Полесье пчеловоды в канун Нового года зашивают верхи своих порванных шапок (символизирующих в данном случае ульи) для того, чтобы пчелы у них хорошо плодились (Булг.П: 182). У закарпатских украинцев на Крещение вырубают во льду прорубь в форме креста и облепляют ее восковыми свечками, чтобы пчелы приносили приплод и много меда (Марамурешская Верховина, Потуш.З 1942/2/3-4:
354) . Чтобы летом было много меда, поляки Серадзского воев. кладут в ульи омелу, сорванную перед Рождеством так, чтобы она Упала не на землю, а в чьи-либо руки (Maj.P: 429). В Мазовше считают, что пчелы будут хорошо роиться, если на Рождество или на Пасху сразу же по возвращении из церкви пойти к ульям и, Дотронувшись до каждого из них, прочитать богородичную молитву (совр. Остроленкское воев., Пожондзе, Kolb.DW 42: 404). Чтобы пчелы роились и носили много меда на Украине, перед

476
рождественской трапезой дети подражают жужжанию пчел: «Дз- дз-дз... Ш-ш-ш-ш...» (Килим.УР 1: 26). В украинском Заднестровье в Рождественский сочельник пчеловоды кладут себе в обувь соломенные стельки, а на Новый год переворачивают их задом наперед, потом их вынимают, сушат и окуривают ими пасеку. На Пасху владельцы пчел стараются хотя бы несколько раз ударить в церковный колокол (Lub.-Czerw.OZ: 198). У сербов Воеводины, напротив, считается, что если неподалеку от пасеки раздается колокольный звон, то пчелы не будут вестись (Фрушка Гора, Шк.ЖОПФГ: 134). В Косове во время первого весеннего грома в улей втыкают сверло и сыплют перед пчелами песок (выступающий здесь как символ пчел), чтобы ульи наполнились пчелами (Ъор.ПВП 2: 223). В Сербии утром в Юрьев день хозяин дома несет в пчельник стружки от бадняка, чтобы пчелы носили много меда (Болевацкий окр., там же: 224). В южной Болгарии, в районе Пештеры, в день св. Игнатия Богоносца (20.XII/2.I), связанный в христианской традиции с началом родовых мук Богородицы, мужчины стреляют из ружей, чтобы лучше плодились и роились пчелы, а в домах ради благополучия пчел зажигают восковую свечу, которая горит весь день (Род.: 86). В Восточных Родопах в Лазареву субботу во время ритуального обхода домов девушками-лазарками просят девочку-сироту покружиться с куклой Лазаря: «Завърти се, Лазаре, че да се въдят пчелите, агънцата и теленцата!» [Закружись, Лазарь, чтобы велись пчелы, ягнята и телята!] (Ивайловградский р-н, там же: 104). По поверью белорусов Слуцкого у., пчелы дают много меда и воска тому, у кого из жителей села в этот год хранится братская, или мирская, свеча (Сержп.ПЗБП: 59).
Пчеловодческая практика осуществляется в рамках общего к а - лендарного цикла. Весеннее выставление пчел на пасеку приурочивается к определенным датам и, как и первый выгон скота, имеет ритуальный характер. Пчеловоды района Серадза на Пасху стараются несколько раз ударить в колокол, чтобы пробудить пчел от зимнего сна (Piqt.OLZS: 419). В Ярославской губ. пчел с зимовки выставляют 15/28 апреля в память святых апостолов Аристарха, Пуда и Трофима (Рыбинский у., Еремейцевская вол., Костол.: 172). В некоторых местах ульи выставляют и на св. Зоси- му, 17/30.IV (Даль 3: 546). В Киевской губ. и в Житомирской обл. это делают 17/30 марта на Теплого Олексия (Радомышльский у., Соловьевка, Зел.ОРАГО 2: 616, Овручский р-н, Журба, зап. автора).
§10. Пчела, шмель, оса
477
По описанию С. Килимника, пасечник в этот день вставал до восхода солнца и, надев чистое белье, со святой водой шел к пчелам, где на коленях вполголоса читал молитву: «Добрий день тобі, ца- рице-матко! Хай буде тобі щасливе літо! Час тобі господарити, лад давати Божим мухам. Святий Теплий Олексо, чоловіче Божий, благослови моі і чужі мухи Божі, і ви, родителі-прародителі наші, наставте на пожиток і на добро наші й Божі мухи: щоб добре роі- лися, щоб роі сідали низько й давалися нам до рук, щоб добрий пожиток принесли й нам, і прародителям нашим і Богові; щоб чужі бджоли не нападали; щоб лихі люди зла не наворожили... Цари- це-матко, будь здорова, наставляй своіх мух на працю!» (Килим.УР 3: 298). Перед вынесеним ульев домашние садились, чтобы рои садились на своей пасеке, и не ели, потому что выносить пчел положено было натощак. Все ульи на пасеке ставили так, чтобы они смотрели на восток: «Треба щоб рано мухи вставали, та й Христос прийшов із сходу...» (там же: 300-301). В черниговском Полесье принято выставлять ульи на Благовещение (25.ІІІ/7.І?) и обвязывать их от сглаза суровыми нитками (Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 144). В Черниговском у., выставляя пчел, читают специальный заговор: «Матка верни царица фурина царица возсіяна царица христіана я васъ пчёлы выпускаю набелы свет на всякія цветы навсякую росу небесную и влуги Зелёные идите работайте Жовты воскъ густый и чистый мёд добрій рой Господу Богу нахвалу а мн? на пожитокъ имейте медвежу силу вовче горло щуччия зуби пруд- кость и хитрость такую якъ риба въ мори буяетъ и граетъ и весела буваетъ такъ бы моя пчела играла и буяла и весела бувала якъ той щука риби всякая риба боится лекается жехается и пергается такъ бы моей пчелы чужая пчела бояласе лекаласе и Жехаласе на летней настречней па разнымъ дорогамъ утекала и небувала <...>» (Бобровицы, Пила ПК: 7об.-8). Некоторые части тела животных (волчье горло, щучьи зубы), используемые пчеловодами в магических целях, выступают в этом тексте в качестве атрибутов самой пчелы.
Для закормки пчел часто используют предметы, так или иначе отмеченные христианской символикой. Украинцы Екате- ринославской губ. добавляют в закормку крошки благовещенской просфоры (Новомосковский у., Манж.МСПП: 187). Украинцы Воронежской губ. закармливают в первый раз весной пчел медом, смешанным с истертой в порошок лобной костью щуки. Эта кость

478
имеет форму креста (Битюченский у., Зел.ОРАГО 1: 340). В Ровенс- ком у. Волынской губ. пчелам дают смешанную с медом освященную богоявленскую воду, взятую из трех, четырех или более мест (Яполоть, там же: 276). В Подолии пчел закармливают сытой, которая сварена на воде, взятой из трех деревень (Зел.ВЭ: 113). В некоторых местах украинцы в день Алексея человека Божия варят «ситу» кутью и несут пчелам кусок «аркуша» (артоса), раздаваемого в церкви на Проводы (Фомину неделю), или горбушку пасхального кулича вместе с освященной вербой (Килим.УР 3: 303-304).
У сербов и македонцев ульи приводят в порядок на Сорок муче ников (9/22.III), окуривают их, вырезают соты и после этого уже не трогают, дожидаясь роения (Стари Влах и Златибор, Ъор.ПВП 2: 223; Скопска Црна Гора, там же: 229). В районе Лужницы и Ниша- вы сразу после этого дня проверяют, как пчелы вылетели из ульев, и вырезают соты (там же: 229-230). В районе Хомолья начиная с Благовещения окуривают пасеку ладаном и пенькой не менее трех раз в каждый праздник, так чтобы к Юрьеву дню (23.IV/6.V) число окуриваний дошло до сорока одного (там же). В Витебской губ. перед первым вылетом пчел в поле их окуривают кончиком волчьего носа, чтобы они были «мядисций» (Витебская губ., Полоцкий у., Артейковичи, Никиф.ППП: 204).
С первым вылетом пчел из улья связаны различные приметы. Карпатские украинцы выпускают пчел на «Теплого Олексу» и судят по их полету, каков будет в этом году урожай меда (Гуцулыцина, Schnaid.LP 13: 28, Жуково, Олекса ОСЖ: 120). К дню Благовещения приурочен вылет пчел в Полесье и в польском Под лясье (Белостоцкое воев., Тополяны, зап. автора). Согласно полес ской примете, за сколько дней до Благовещения пчелы вылетят из улья, столько же дней после Благовещения еще отсидят в улье, т. е. столько дней еще будут стоять холода (Брестская обл., Пинский р-н, Камень, Житомирская обл., Овручскийр-н, Журба, зап. авто ра, Волынская губ., Звягельскийу., Юрковщина, Koper.PELR: 220). Аналогичная примета известна и полякам Новосондецкого воев. (пов. Лиманова, Конина, ArchKESUJ 2694: 62). На Благове щение выпускают пчел из ульев родопские болгары (Род.: 103). Ь южных славян в районе Славонской Пожеги считается, что если пчелы вылетят на православное Благовещение до полудня, много меда следует ожидать в первой половине лета, а если после полудня, то во второй. Изобилие меда предвещает гром на Благовещений
§10. Пчела, шмель, оса
479
(Fr.NOOPO: 39). Мотив вылета пчелы из улья в Калужской губ. встречается в песне, исполняемой на Троицу: «Мелка драбна пче- лачка из вулья вылитела, на палёт палитела» (Перемышльский у., Людемск, Зел.ОРАГО 2: 608).
Чтобы пчелы скорее роились, украинцы Подолии обмазывают в мае летки ульев овечьим молоком (Зел.ВЭ: 113). В Сербии на Рождество до восхода солнца хозяин берет бадняк и немного соломы и слегка подпаливает каждый улей, чтобы летом пчелы лучше роились (Болевацкий окр, Ђор.ПВП 2: 225). Сербы Ядара несут к пчелам головню от бадняка, чтобы они роились (СД 1: 130). Если кто-то в Рождественский сочельник объестся и его станет тошнить, нужно, чтобы его вырвало в пчельнике, тогда пчелы будут лучше роиться (Стари Влах и Златибор, Ђор.ПВП 2: 224- 225). Если пчелы будут продолжать роиться после дня св. Вита (15/28.VI), пчеловоды делают подрезку ульев, чтобы прекратить роение (там же: 234).
У восточных славян соты первый раз вырезают в Ильин день (20.VII/2.VIII), на первый Спас (1/14.VIII) или на второй Спас (Преображение Господне, 6/19.VIII) и угощают всех присутствующих медом (Зел.ВЭ: 112). Карпатские украинцы перегоняют пчел в Ильин день и с этого дня начинают есть мед, который ранее этого срока есть не положено (Kolb.DW 54: 283). С этим днем связана украинская поговорка: «Тилько до Иль? добріи рои, / а по Иль? пов?сь роя на гил?» (Галиция, Ильк.ГПЗ: 92); «Добри ест роі до Іля, а по Ілю лиши роя на гілю», «Только на Іліе добрий рой, а по Іліе лиши роя гіллі» (Карпаты, Kolb.DW 54: 283), «Після Іллі — хай сидить рій на гіллі» (Килим.УР 3: 353). В Житомирской обл. первый мед вынимают еще раньше, в мае, и созывают детей, чтобы угостить их этим медом (Овручский р-н, Журба, зап. автора). В Черниговской обл. мед выкачивают на Преображение, тогда же освящают его и угощают им всех желающих (Репкинский р-н, Вел. Злеев, ПЭС: 143). Считается, что медом нужно угостить всякого, кто придет, когда гонят мед (Брестскаяобл., Кобринский р-н, Засимы, зап. автора). У русских днем медового разговения считается медовый Спас (1/14. VIII). Кэтому дню пчеловоды вырезают соты и несут освящать мед в церковь (Забыл.PH: 97). У черногорского племени кучи первый мед выбирают на Вознесение, сороковой день после Пасхи (Ђор.ПВП 2: 230). В сербском Хомолье вырезают соты из улья на св. Прокопия (8/21.VII). Каждый из домашних

480
должен попробовать этого меда, чтобы быть здоровым. Иногда его дают также скоту и пастушьим собакам (Ђор.ПВП 2: 224, 234). В тот же день вынимают мед и сербы Болевацкого окр. Этот мед сохраняют в течение года для лечения (там же). В Ужицком окр. это делают на Ильин день, считая ильинский мед самым целебным, и затем до Воздвижения (14/27.IX) пчел больше не трогают (там же: 234). В Лике (Хорватия) тоже вынимают мед в Ильин день и угощают им детей и соседей (р-н Перушича, там же: 224). В Ма- лешеве (Македония) пчеловоды празднуют в Ильин день свою «славу» и раздают всем мед возле церкви (там же: 223, 224). У родопс- ких болгар в некоторых местах пчеловоды на Преображение (6/19.VIII) раздают мед из одного улья во время сельских сборов, устраиваемых в этот день (Метково, Род.: 113). В южной Болгарии на Преображение пчеловоды окуривают ульи и вынимают немного сот с медом, который освящают в день Успения Богородицы (15/28.VIII) и раздают в церкви, чтобы пчелы были здоровы и хорошо плодились (Поп.КПНК: 66). В Хасковском окр. на Успение угощают медом близких и соседей в честь Богородицы, которая сама в прошлом занималась пчеловодством и специально ввела богородичный (Успенский) пост для продажи меда (Вылче Поле, Малко Градиште, Род.: 113, 111).
По некоторым сообщениям, в ночь на Преображение некоторые пчеловоды приносят жертву водяному: бросают в пруд или в болото свежий мед и воск, понемногу из каждого улья, топят в мешке первый рой или свой лучший улей. В награду за это водяной умножает пчел и оберегает пасеку. По другим поверьям, он дает пче ловоду кукушку, которую тот должен держать в отдельном улье, так чтобы его никто не видел и не открывал, потому что если кукушку выпустить, то за ней улетят и все пчелы. Однако мед от таких пчел, посылаемых водяным, хуже на вкус и соты не крестовидные, а круглые (Макс.ННКС2: 62, Аф.ПВСП 1: 381-382). Известен также обычай ставить пасеку у реки, чтобы водяной охранял пчел (Усп.ФР: 85). Роль водяного как покровителя пчел унасле довали русские святые Зосима и Савватий, в дни памяти которых (17/30.IV и 27.IX/10.X) пасечник вынимает соты из улья и в полночь погружает мед в воду (иногда около мельницы), читая при этом заговор, чтобы обеспечить себе успех в пчеловодстве на пред стоящий сезон (Крин.СК: 40). Связь пчел с водяным подтверждается и русским поверьем, что «пчелы первоначально отроились от
§10. Пчела, шмель, оса
481
лошади, заезженной водяным дедом и брошенной в болото; рыбаки закинули невода в болото и вытащили оттуда пчелиный рой; от этого роя и расплодились пчелы по всему свету» (Аф.ПВСП 1: 381). У южных славян отголоски представлений о связи пчел с водяным духом можно видеть в мотиве водяной мельницы в сербских легендах о пчелах (пчелами становятся слезы матери, сын которой утоплен чертом в мельничной запруде, дьявол придумывает способ подачи зерна на мельнице, созданной Богом и св. Саввой) и пчеловодческой практике (мельничное мотовило на пасеке для удержания пчел, вода с мельничного колеса для кропления пчел), у западных славян — в польской легенде о мухах (пчелах дьявола), которых черт производит на мельнице, как обдирают зерно перед размолом (Cisz.LRG: 50).
Мотив воды присутствует в легендах о пчелах (дева на камне посреди моря, плачущая слезами-пчелами) и в пчеловодческих заговорах (крещение ульев морской водой, омовение пчелиной матки). Вода всякого рода (непочатая, краденая, взятая из разных мест, святая, «громовая» и т. д.) широко применяется в пчеловодстве, в магических целях используется также рыба, а в заговорах пчелы уподобляются рыбам. Символическая связь воды с медом наблюдается у сербов: рано утром на Рождество берут ртом воду из источника и опрыскивают ею улья, чтобы меда было, «как воды», или поливают улья водой с песком, зачерпнутой из реки, произнося заклинание: «Како ja преливао вод ом тако ви мене на лето медом! Колико песка у води, толико пчела у кошници нек да Бог и данаішьи свети Божић!» [Как я поливаю водой, так и вы меня летом медом! Сколько песка в воде, столько чтоб и пчел в ульи дал Бог и сегодняшнее святое Рождество!] (Стари Влах и Златибор, Ђор.ПВП 2: 225).
В России ульи убирают на зиму на св. Савватия (27.IX/10.X), в южных районах — 15/28 октября (Даль 3: 546). На св. Лукьяна (15/28.X) готовят пасеку на зиму и украинские пасечники (Килим.УР 5: 261). В Екатеринославской губ. убирать пчел на зиму считали желательным не позднее 1/14 ноября, дня Кузьмы и Демьяна (Новомосковский у., Манж.МСПП: 190,192).
Белорусы верят, что пчелы сближают добрых людей — своих хозяев. Общие пчелы у двух разных хозяев соединяют их братскими узами, делая сябрами — друзьями, которые во всем помогают друг другу. Такие пчелы хорошо роятся и дают много меда
16 А- П. І ура

482
и воска (Слуцкий у., Сержп.ПЗБП: 58-59). Сябрами у белорусов становятся хозяева в том случае, когда от одного из них рой опустится в улей другого или когда на свадьбе молодым дарят половину своих пчел. Такое духовное родство, основанное на совместном владении пчелами, рассматривается как священное, данное самим Богом (Зел.ВЭ: 113). Роль пчелы в сближении людей проявляется у белорусов также в старинном обычае изготовлять общую для всей общины братскую свечу, которая хранится поочередно у всех жителей деревни (там же: 386). Близкий по смыслу обычай известен у кашубов: если один из двух соседей, имеющих пчел, умрет, то другой должен пойти к его пчелам, постукать палочкой по ульям и три раза сказать им: «Pszczolki, waju spolownik zamiar» [Пчелки, ваш хозяин умері. Тогда пчелы останутся на своем месте и не улетят в другое (Kolb.DW 39: 384).
В обычаях и поверьях, связанных со смертью пчеловода, проявляется тесная связь, существующая у пчел со своим хозяином. У кашубов Слупского пов. при выносе гроба хозяина один из присутствующих идет в пчельник подвигать ульи (Избица); подобным же образом поступают и словинцы, иначе пчелы отправятся вслед за своим хозяином, т. е. вымрут (Fisch.ZPLP: 274). О смерти кого-либо из членов семьи принято сообщать пчелам и у лужичан. Если этого не сделать, пчелы пропадут (Veck.WSMAG: 450). У лужичан в случае смерти хозяина трижды стучат по улью и говорят: «Cóiki, wy njedrico forthyc, / Waš gospodar dzo (jcdzo) fort» [Пчелки, вам не нужно уходить, ваш хозяин уходит (уезжает)] (Шлейфе, Йемлиц, Schul.WVt: 160). При выносе тела хозяина говорят: «Cólki, cólki, stawajco, waš góspodar jo njebogi, ten orduju fortwjezony, njet som jo was gospodar» [Пчелки, пчелки, вставайте, ваш хозяин мертв, его выносят, теперь я ваш хозяин] (Шлейфе, там же). В разных районах Польши пчелам сообщают о смерти хозяина, трехкратно стуча в улей с произнесением специальной словесной формулы или переставляя ульи на пасеке с одного места на другое (РАЕ, тара 416). В Куявах эту весть немедленно должен сообщить пчелам кто-то из домашних, иначе они сразу же погибнут. При этом тоже стучат и говорят: «Pszczólki, pszczólki, wasz pan was zegna!» [Пчелки, пчелки, ваш хозяин прощается с вами!] (Островонс, Kolb.DW 3: 91). Аналогичный обычай известен также полякам Силезии (Fisch.ZPLP: 275), Великополыіш (Кробский пов., там же), Мазовша (там же, Остроленкский пов.,
§10. Пчела, шмель, оса
483
Дембы, ArchIHKM 1183-?І: 3), Малопольши (Тарнобжегское воев., ArchKEUW А89, юго-вост. Малополыпа, Kot.PU: 101, Новосон- децкое воев., Чарны Дунаец, Fisch.ZPLP: 276), Люблинского воев. (Наленчув, Fisch.ZPLP: 276). Помимо Польши и Лужицы он встречается в западной и северной Чехии (Рокицани, Теплице и др.) И в моравской Силезии (там же: 277—278), а также у украинцев Волыни (Kolb.DW 3: 91).
В восточной Польше считают, что владелец большой пасеки должен успеть перед смертью привести ее в порядок и продать, потому что у его наследников пчелы вестись не будут и быстро погибнут (Замойский и Хрубешовский пов., Fisch.ZPLP: 276). В житомирском Полесье верят, что «еси хазяин помирае, то цие пчолы тожэ пропадают. Трэба их продат да заменит другие» (Овруч- ский р-н, Журба, зап. автора). В Черниговской обл. говорят: «Умер пасичник— умерли и пчолы» (Репкинский р-н, Вел. Злеев, зап. автора). Так же считают и в Новосондецком воев. Польши: если пчеловод умрет, то и пчелы за ним пойдут (пов. Лиманова, Конина, ArchKESUJ 2694: 72). По поверью поляков Малопольши, пчелы провожают своего умершего хозяина на кладбище (Тарнобжегское воев., р-н Свецехова, Калишаны, ArchKEUW А89). По рассказу информантки из Житомирской обл., ее деда-пасечника пчелы провожали до самой могилы: «Хазяин умирае и пчолы за собой забирае. Мой дэд умэр и пчолы умэрли, пошли за дэдом. Казали, стары Хвэдор знае шось. Як народ проводыу дида, так и пчолы лэтели. На труну так и селы там. Так писком и засыпали йих. Вон шось знау за йих. Вон знау, да сынам нэ оставиу» (Новоград-Волынский р-н, Курчица, зап. автора).
Пчел и ос иногда используют в магических и лечебных целях. Например, у украинцев Закарпатья при первом выгоне скота пастух ударяет скот ветками, на которые садился рой пчел, чтобы стадо не разбредалось (Жуково, Олекса ОСЖ: 121). В Екатеринославской губ. детей «купают» в мертвых пчелах, и если ребенок выдержит такую процедуру, то будет долго жить (Новомосковский у., Манж.МСПП: 189). В Архангельской губ. крестьяне помещают в хлевах осиные гнезда для предохранения скота от болезней (Холмогорскийу., Куростров, Гранд.ОСК: 41). У сербов известен способ порчи с помощью свечи из воска мертвых пчел: если кто-то желает кому-либо смерти, он берет такую свечу и замок и в полночь обходит три раза вокруг его дома, каждый раз отмыкая

484
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
и замыкая замок перед дверью, а затем закапывает свечу и замок с передней стороны дома (Левач и Темнич, Ђор.ПВП 2: 240).
Пчела особо выделяется среди других насекомых своей чистотой и священной, небесной природой. В этом отношении из насекомых к ней близка лишь божья коровка, а также шелковичный червь и отчасти муравей. В значительной степени это обусловлено утилитарными причинами — полезностью пчелы для человека. Среди своих ближайших родственников пчела, сотворенная Богом, противостоит осе, шершню, шмелю и, реже, мухе, появившимся на свет благодаря дьяволу. Между пчелой, с одной стороны, и шершнем и шмелем, с другой, выявляется корреляция и другого рода: пчела в ряде случаев наделяется женской символикой, а шершень и шмель в фольклорных текстах выступают как носители мужского начала. Вместе с тем пчеле свойственны и некоторые признаки, общие с другими насекомыми: различные символические воплощения признака множественности (снег, звезды, слезы, капли дождя, искры, песок и т. п.), соотнесенность со скотом, родство с гадами (поверье о змее «роинице»), хтонические черты (зарождение в недрах скалистой пещеры, связь пчел со смертью и с душами умерших) и т. д. Ролью пчелы в жизни человека продиктованы и такие ее качества, как приверженность добрым людям, преданность своему хозяину и способность благотворно влиять на социальные отношения, сплачивать людей, связывать их духовным родством. Однако в наибольшей мере в народных представлениях и легендах о пчеле отражена христианская символика, ярко представленная и в пчеловодческой практике: в христианских мотивах заговоров и поверий, в магическом использовании церковных атрибутов, христианских символов, освященных предметов и т. п.
Целый ряд разрозненных мотивов, присутствующих в славянских поверьях о пчелах, фольклорных текстах и пчеловодческой обрядности, символически соотносит пчелу с образом Богородицы. В характеристике пчелы, помимо чистоты и святости, присутствуют еще мотивы девственности и безбрачия: в белорусских заговорах она именуется как дзявица-пчалица, в белорусской легенде пчелами становятся слезы прекрасной девы, в русских загадках пчелы уподобляются девицам или безбрачным женщинам, в украинских и белорусских сказках пчела хитростью избегает брака со шмелем. Мотив непорочного зачатия выступает применительно к пчеле в сербских поверьях и в русских загадках. Среди
§10. Пчела, шмель, оса
485
восточнославянских пчеловодческих праздников особо выделяется день Зачатия св. Анны: в молитвах и заговорах, приуроченных к этому дню, пчеловоды просят о зачатии пчелиных роев, подобном зачатию св. Анны, родившей Пресвятую Деву. У болгар района Пештеры пчеловоды отмечают день св. Игнатия Богоносца, связываемый в христианских представлениях с началом родовых мук Богородицы. В сербской легенде о происхождении пчел образ матери, оплакивающей загубленного, а затем воскресшего сына, представляет собой прямую аналогию образу Богоматери. Корреляция пчелиной матки с Божьей Матерью подкрепляется в чисто языковом отношении, а ее царская символика в фольклорных текстах (обращение царице-матко в украинской молитве, мотив превращения царицы рогатых людей в пчелиную матку в русской легенде) соотносит ее с Царицей Небесной. В украинских и белорусских заговорах применительно к пчелиной матке выступают имена Мария и Марьяска. Встречается также имя Прасковея. Образ Прасковьи, как указывает В. Н. Топоров, в народной традиции соотносится с образом Богородицы и отчасти дублирует ее (Топ.ОНСС: 20). В русских веснянках образы пчелы и Пречистой Матери фигурируют в сходных контекстах. Наконец, важное значение в раскрытии богородичной символики пчелы имеет культ Богородицы в пчеловодческих обрядах: в Болгарии ее считают покровительницей пчел и ради их блага и здоровья на Успение Богородицы угощают в церкви освященным медом, в Белоруссии пчеловоды молятся о пчелах, возложив свечу на икону Богородицы, а в Польше обращаются к пчелам с богородичной молитвой. Сходная символика обнаруживается у пчелы и в некоторых других традициях (см.: Топ.ОНСС: 23, 34-35), в частности в западноевропейской, где пчелы и ульи выступают в качестве символа Девы Марии как источника всяческой сладости (Lur.SOSB: 188).
Обилие христианской символики в данном комплексе верований обусловлено прежде всего тем, что она легко укладывалась в общие рамки представления о пчеле как добром существе и неутомимой труженице, приносящей пользу людям. Созвучная этим представлениям, она не вытесняла народной символики, а взаимодействовала с ней, по-своему перерабатывая и дополняя ее. Преобладание христианского начала над языческим определяется, кроме того, особым местом, которое занимает пчеловодство в об- Щеи системе народной культуры. Вследствие своей автономности

486
и доступности лишь профессионалам, эта культурная сфера не только стала хранилищем вековых традиций и архаического пласта верований, но и отличалась особой восприимчивостью к влиянию книжной культуры. Последнее и определило проникновение христианского элемента в эту область народной культуры. Пчеловоды, которыми как правило являляются мужчины, принадлежат к наиболее образованному слою сельских жителей. Молитвы, заговоры и практические хозяйственные традиции распространялись в их среде не столько в устной, сколько в письменной форме, например в виде специальных рукописных пасечных книг. Не случайно поэтому в наше время даже в таких архаических славянских зонах, как Полесье, где народные верования живы по сей день, традиционный материал по народному пчеловодству можно добыть скорее у обычных информантов, чем у сельских пчеловодов, которые владеют уже вполне современными специальными знаниями в своей области.
§ 11. Бабочка, мотылек
Бабочке в народных демонологических представлениях славян посвящена О. А. Терновской (Терн.БНДС). Материал, привлеченный к рассмотрению в ее работе, в значительной степени совпадает с нашим. В основном совпадают и взаимодополняют друг друга и полученные нами выводы. Однако в данном случае мы попытались учесть, помимо демонологической, всю прочую символику, присущую этому насекомому, рассмотреть бабочку в широком контексте животных персонажей, а также более детально выявить семантические связи между различными значениями этого образа и наметить основную логику их развития.
С бабочкой связываются прежде всего представления о душе. Так, в разных районах России при виде бабочки или мотылька говорят: «Вот чья-то душка летает» (Олонецкая губ., Повенецкий у-, Выгозеро, Пришв.КНП: 43), «Душа летает» (Калужская губ., Мосальскийу., СРНГ 8: 280). Согласно русским народным пред ставлениям, душа, вылетающая из тела покойника, может иметь облик бабочки (Смоленская губ., Добр.СЭС 2: 307). Этими поверьями объясняются и наименования бабочек и мотыльков —
§11. Бабочка, мотылек
487
душа или душечка (Калужская, Ярославская губ., СРНГ 8: 280, 283, Ген.РНПЗЖ: 10, ОЛА 1, карта 45). Поверье о бабочках-душах встречается у украинцев Подолья (Mosz.KLS 2/1: 550). В Ровен- скойобл., когда видят ночную бабочку, говорят: «Прылетилачыясь душа» (Дубровицкий р-н, Лесовое, зап. автора). На юге Украины считают, что, если не раздавать подаяния за упокой души, flýnm умерших залетают вечерами в хаты в виде ночных бабочек и кружат около свечей (Херсонская губ., Mosz.KLS 2/1: 551). Поляки Люблинского воев., увидев ночных бабочек, летающих возле свечки, вспоминают умерших родных, называют их имена и молятся за них, считая, что их посетила душа какого-нибудь родственника (Люблинское воев., Kolb.DW 17: 151). Поверье о душе в виде ночной бабочки известно и полякам Вармии (Szyf.ZOW: 135). В районе Добжиня-над-Вислой верят, что душу умирающего можно видеть во время агонии в виде бабочки (Fisch.ZPLP: 325-326). У польских курпей существует запрет убивать ночную бабочку, говорят: «Не бей бабочку — вреда она тебе не сделает, а вдруг это твой дед или покойник-отец» (Mosz.KLS 2/1: 550-551). В Келецком воев. тоже считают, что убивать ночную бабочку грех, но мотивировка запрета здесь уже не связывается с представлением о бабочке-душе (там же: 550). У родопских болгар существует поверье, что душа умершего в виде бабочки или мухи посещает родной дом на сороковой день после смерти (Род.: 23). Что касается болгарского поверья о том, что в виде бабочки душа вылетает из тела умершего и садится на ближайшее дерево, то среди всех имеющихся у нас источников о нем сообщает лишь А. Н. Афанасьев (см.: Mosz.KLS 2/1: 551; ср. также: Терн.БНДС: 159).
Возможно, этими же представлениями (поглощением души) объясняются и такие поверья: кто случайно съест ночную бабочку, станет ненасытным (Волынскаягуб., Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 218); если скотина съест бабочку, она уже никогда не наестся и всегда будет голодная и худая (р-н Хелма, Maj.Jar.В: 172). В Жешовском воев. считают иначе: если проглотишь ночную бабочку, отравишься (Ропчице, Sul.ZER: 63). Ядовитость в народных представлениях сближает бабочку с многими другими гадами и насекомыми.
Представление о бабочке как душе умершего метонимически порождает поверье о ней как предвестнице смерти, а иногда и образе смерти. Так, в Тарновском воев. Польши летающую в доме бабочку

488
связывают со скорой смертью кого-либо из домашних (пов. Бжеско, Воля Пшемыковска, ArchKESUJ 7856/123). На юго-западе Мало- полыпи записан рассказ о том, как зимой на кровать тяжело больной женщины села большая золотистая бабочка. Когда попытались ее поймать, она внезапно исчезла, потом появилась снова, а наутро женщина умерла (Живецкий пов., Задзеле, Mosz.KLS 2/1: 549). В центральном белорусском Полесье говорят: «Як багато бабочек ле- ціць у хату, то будзе дрэнно — нехто помрэ» (Гомельская обл., Жит- ковичский р-н, Запесочье, ТСл 1: 33). У белорусов района Вилейки (совр. Минская обл.) рассказывают, как однажды старая женщина, готовая уже отправиться на тот свет, сидела вечером у раскрытого окна и ей на рукав села влетевшая в окно ночная бабочка. «Смер- цічка ты мая», — ласково сказала женщина. В ту же ночь она и умерла (Siel.WDW: 204). Полякам Замойского и Хрубешовского пов. особый страх внушает бабочка мертвая голова, так как ее появление в доме предвещает скорую смерть кого-либо из родственников (Kolb.DW 17: 151, Fisch.ZPLP: 41). У русских бабочка может осмысляться как носительница болезни, например в Калужской и Воронежской губ. ее называют так же, как лихорадку, — ворогушеп и опасаются невзначай съесть (СРНГ 5:108).
По поверью болгар, сербов и хорватов (согласно К. Мошинь- скому, также русских), душа ведьмы во время сна покидает ее тело в облике бабочки (Терн.БНДС: 151, СМР: 64, Аф.ПВСП 3: 216, Mosz.KLS 2/1: 553). Сербы и болгары считают, что если тело спящей ведьмы перевернуть так, чтобы голова оказалась там, где были ноги, то душа-бабочка не найдет рта, через который она входит в тело, и спящая ведьма уже не проснется (Аф.ПВСП 3: 216, Кл.ЖАСС: 137, Терн.БНДС: 151). По представлению сербов и черногорцев, злой дух, исходящий из спящей ведьмы в виде бабочки, залетает в дома, садится на левую грудь спящим людям и может замучить их до смерти (Аф.ПВСП 3: 234). У южных славян такая бабочка может душить спящих и сосать их кровь — ср. серб.-хорв. вампиры/і как название бабочки (Терн.БНДС: 151). В центральных Родопах болгары верят в обращение глубоких старух после смерти в блед но-красных бабочек — завещериц, которые по ночам пьют кровь у маленьких детей (Род.: 34).
В ряде случаев поверье о душе ведьмы в виде бабочки трансформируется в поверье о самой ведьме, принимающей облик бабочки, или в поверье о бабочке как слуге или помощнице ведьмы,
§11. Бабочка, мотылек
489
выполняющей ее волю. У южных славян особенно часто встречаются поверья об обращении ведьмы в бабочку и названия бабочки «ведьма»: словен. veša, vešca, vešcka, veštec, серб.-хорв. вештица, стрижица, vešca, vištica, болг. вещица, вещерица, магесница, ма- гъосница, мамница, мамник (Mosz.KLS 2/1: 551, ОЛА 1, карта 45, АрхЕИМ, Терн.БНДС: 152). Сербы иногда специально мучат и увечат ночную бабочку, в которой видят обращенную ведьму, чтобы на следующий день опознать ведьму по ожогам или ранам на теле (Mosz.KLS 2/1: 551), аналогично тому, как в других славянских зонах с той же целью калечат жабу и некоторых других животных. Так, в Боснии залетевшей ночью в дом бабочке подпаливают крылья и отпускают со словами: «Дођи сјутра, да ти дадем соли» [Приди завтра, дам тебе соли]. И если на следующий день кто-нибудь придет попросить соли, то его отождествляют с той злой душой, которая в виде бабочки прилетала в дом (Зворник, Сем.ННГ: 202). Болгары в районе Пловдива не убивают большую пеструю ночную бабочку (вещерница) из опасения навлечь несчастье на свой дом (Три Водици, АрхЕИМ 878-II: 65). Зло сулит и черная бабочка ма- гьосница, влетевшая в дом через окно (Рогош, там же 879-II: 42). В Пловдивском окр. верят также, что ведьма напускает на скотину больших пестрых бабочек, называемых мамници (так же называют^ и самих ведьм), которые садятся на коров или на овец, ползают по ним и отбирают у них молоко (Кардовский р-н, Конуш, там же 881-II: 118-119, Пловдивский р-н, Чешнегирово, там же 878-II: 88). Эта функция сближает бабочку с другими животными, отбирающими молоко у коров, в основном гадами (змеей, лягушкой, лаской и др.). Но бабочка ведьмы отбирает не только молоко. В том же округе существует поверье, что на Юрьев день большая бабочка магесница, летая по полям, способна отобрать урожай жита (то же может сделать и сама ведьма). Поэтому рано утром в этот день выжинают на ниве крест в качестве оберега (Карловский р-н, Старо- сел, там же 880-И: 74). Согласно поверью, большую черную бабочку (вещерица), посылаемую ведьмой красть молоко у овец, ведьма выводит из большого яйца (Пловдивский р-н, Соединение, там же 879-П: 82). В этом поверье наглядно проявляется родство бабочки с домовыми духами (как правило зооморфными), приносящими своему хозяину-колдуну богатство, которых производят на свет из необычного яйца (петушиного яйца, яйца черной курицы, яйца, Которое носят под мышкой и т. д.). Именно такого рода демонов

490
(мамници) в родопском селе Пчеларово (Кырджалийский окр.) представляют в виде больших бабочек (Род.: 33).
Название бабочки «ведьма» известно не только у южных славян, но и у словаков, лужичан и поляков (на юго-западе, западе и севере Польши): словац. bosorka, bosorák, striga, strigac, bogína, cernoknazník, луж. chodota, khodojta, пол. czarownica, ciota, wieszczyca (Зайц.МЛЧСЯ: 11, Mosz.KLS 2/1: 551-552, Терн.БНДС: 152). Название відьма встречается также у украинцев Ровенщины и Жи- томирщины: 'ночная бабочка’ (Дубровицкий р-н, зап. автора), 'бабочка махаон’ (Радомышльский у., Гринч. 1: 235). У украинцев, кроме того, отмечены названия бабочки босорка, босорканя и стри- га (Терн.БНДС: 152). Помимо южных славян, поверья об обращении ведьмы в бабочку иногда встречаются у словаков, лужичан, в редких случаях и у поляков (Mosz. KLS 2/1:551).
У словаков, кашубов и поляков северных Мазур названия ночной бабочки соотносят ее с другим демоническим персонажем — « морой » («марой»), мучащей людей по ночам: словац. mura, кашуб, тога, пол.-мазур. тага (там же: 552). Название ночной бабочки тага отмечено и на западе Мазовии, с расплывчатым объяснением, что она причиняет вред людям, «если человек не знает, что это такое» (Плоцкий пов., Вильканово, ArchKESUJ 7856/25). По поверью поляков Люблинского воев., облик ночной бабочки принимает «змора» — соседка, которая в виде бабочки или комара в полночь проникает в дом сквозь оконные щели и, садясь на грудь спящим, налегает на грудь, давит, душит их (Kolb.DW 17: 99). Ср. соответствующие этому южнославянские поверья о том, что душа ведьмы в виде бабочки садится на грудь спящим, душит и мучит их до смерти. Способность душить спящих широко известна и у некоторых других животных и мифологических персонажей, в частности, у лягушки и домового.
Таким образом, можно наблюдать развитие образа бабочки-души в нескольких направлениях: душа умершего (у русских, украинцев, поляков и, возможно, болгар) — предвестница смерти (у поляков, белорусов) — смерть (у белорусов); душа человека, наделенного демоническими свойствами (у сербов, хорватов) — исполнительница его воли, помощница человека-демона (у болгар) — демон в виде бабочки, обогащающий хозяина (у болгар); душа человека, наделенного демоническими свойствами (прежде всего, у сербов и болгар) — человек-демон (ведьма, «змора»), принимающий
§11. Бабочка, мотылек
491
облик бабочки (у южных, реже у западных славян) — человек-демон (ведьма или «мара-змора») в качестве наименования бабочки (у южных, западных славян и у украинцев).
Помимо воззрения на бабочку как воплощение души, связь бабочки (как и некоторых других насекомых, например мухи) с психикой человека можно видеть также в народном толковании ее названия montel (от mqcié 'мутить’), встречающегося у поляков Краковского воев.: «бабочки бывают настолько различных цветов, что, если бы все они слетелись вместе, то у человека помутилось бы в голове» (пов. Величка, Вежбанова, Hrad.PWL: 68).
В польской народной традиции можно иногда видеть символическое противопоставление ночных бабочек дневным, выраженное и на лексическом уровне (cma и motýl). Так, в Люблинском воев., где влетевшая в дом ночная бабочка ассоциируется со смертью, дневная бабочка, залетевшая в окно, напротив, служит предвестницей счастья и удачи (Kolb.DW 17: 151).
Некоторые приметы и поверья связаны с первыми весенними бабочками. В Полесье считают, что если весной появится много красных (Гомельскаяобл., Житковичскийр-н, Хочень, ТСл 1: 32, Брестская обл., Пинский р-н, Камень, Лунинецкий р-н, Велу- та, зап. автора), красных и желтых (Брестская обл., Столинский р-н, Вел. Малешево, ТСл 1: 33) или желтых (Ровенская обл., Рокитнов- ский р-н, Каменное, зап. автора) бабочек, то будет сухое лето и много меда, а множество белых бабочек предвещает мокрое лето и обилие молока у коров (Брестская обл., Камень, Велута, Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора, Столинский р-н, Теребличи, Вел. Малешево, ТСл 1: 32, 33). В с. Рубель Столинского р-на даже предостерегают детей: «Не берэце, дзеці, бабку, корова не дась молочка» (ТСл 1: 32). В Моравии символика цвета бабочек иная: если увидишь весной первую бабочку белую, то умрешь в предстоящем году, а если красную, будешь жить (Терн.БНДС: 154); если увидишь весной первую бабочку красную, то будут болеть глаза (Вост. Моравия, р-н Рож- нова-под-Радгоштем, Kulda NPP: 309). Бабочка символически соотносится с птицей в следующих поверьях: в Подлясье считают, что охотник будет удачлив в охоте на диких птиц, если весной поймает первую увиденную им желтую бабочку (Kolb.DW 42: 403), а в Витебском у. — что летом легче будет находить гнезда с яйцами диких Уток, если постоянно носить в шапке первую замеченную и пойман- НУК> весной белую бабочку (Замшино, Никиф.ППП: 191).

492
В Дриссенском у. Витебской губ. игроки, состязающиеся в катании яиц на Пасху, гадают по полету бабочки: поймав бабочку и отерев яйцом всю пыльцу с ее крыльев, они отпускают ее на свободу, и если она полетит по прямой линии, игрок выиграет много яиц, а если упадет на землю — проиграет (Клястицы, Никиф.ППП: 243). По полету бабочки в Витебской губ. гадают и об урожае льна: чем выше летают первые весенние бабочки, тем выше вырастет лен (там же: 207).
§12. Божья коровка
Божьей коровке как одному из наиболее мифологизированных насекомых посвящено немало специальных исследований. Мифологическая семантика этого жучка репрезентируется главным образом языковыми данными — огромным разнообразием и пестротой названий этого насекомого, представленных в славянских диалектах. Определенную роль в раскрытии символики божьей коровки играют также тексты детских закличек, имеющих часто характер гаданий. В других жанрах и формах культуры (легендах, поверьях, обрядах и т. п.) образ божьей коровки практически не получил особого отражения.
Систематизация славянских названий божьей коровки, собранных по программе Общеславянского лингвистического атласа, была предпринята С. Утешеным. Он разделяет их на четыре основные группы: 1. названия, восходящие к двум гнездам: от основы +vedromka, включая имена святых и другие имена, и от основы +pi/m/ka, рифмованные с Ііпъка/Іепъка (с присоединением к именам Аполлонии, Елены и др.); 2. наименования, возникшие в результате персонификации: названия от основы +тагіа (в том числе самое распространенное южнославянское +bubamara), названия, восходящие к именам святых (+katartmka, +margetica) и уменьшительные к +і?апъ, названия, обозначающие лиц женского пола и степень родства (+таИпъка, +рапъпъ1іа, +baba, +nevesta, ' malzenbka, +pastušbka), а также названия с семантикой 'предсказательница’; 3. названия на основе природных явлений: уменьшительные от основы +sblribco, от названий скота и домашней птицы, приписываемых богу (+bozbja korvbka, +о?ъсіса, +bozbjb ?оіъкъ и др.), и названия
§12. Божья коровка
493
до птицам (+ze/g/zulja, ^elbqdito и др.); 4. названия, мотивированные реальными свойствами: наименования по насекомым (+тиёь- ha, +тог?ъка, ^котагікъ), по растениям (+аЬоІпька, 1тако?ъка), по предмету (^korbbkat +kolda, '/s/кгіпъки) и описательные — по окраске и пятнышкам (+krasbnjamka, ' kropelbnicbka) (Утеш.НБК: 18-19). На основе этой формально-семантической классификации С. Утешеным была составлена соответствующая карта Общеславянского лингвистического атласа (OJIA 1, карта 44).
Символике божьей коровки посвящено несколько работ В. Н. Топорова (Топ.БСНБК, Топ.ЕРБК, МНМ 1: 181-182). Божья коровка рассматривается в них в соответствии с концепцией так называемого основного мифа. В интерпретации В. Н. Топорова божья коровка оказывается связана с несколькими мотивами и персонажами основного мифа: 1) с мотивом кражи скота бога-громо- вержца его противником, на что указывают названия типа рус. божья коровкі, болг. божа кравица, пол. boza krówka, серб, божја овчица; 2) с женой громовержца, наказанной огнем за измену: сюда автор относит названия божьей коровки типа в.-луж. boze stóncko, укр. сонечко и т. п., соотносящие ее с солнцем как женой громовержца и с сюжетом «небесной свадьбы», образ этого насекомого ка/к матери детей и мотив опаленности божьей коровки в детских закличках (ср: «Барбуха, барбуха, гарэлая бруха! / Ці пень ці калода? Якая заутра пагода? / Як дош, дык сядзі, як пагода — ляці!» —j Минская обл., Вилейский р-н, Заозерье, Ляв.ЛЗВР: 93), а также? мотивы горелого хлеба («принеси нам хлеба, черного и белогб, только не горелого»), горящего дома и горящих детей (чеш. «tvujdomek hori», Аф.ПВСП 3: 298, луж. «twoja budka se pali, ziset- ka sil ognju», Schul.WVt: 159) и т. д.; 3) с детьми жены громовержца: это предположение основывается на символической связи с днями недели детей божьей коровки, седьмому из которых соответствует седьмой день недели, отмеченный как день солнца, на названиях от антропонима Петр, соотносящих божью коровку с Чпадшим сыном громовержца, на обращенных к божьей коровке вопросах о дожде или погоде, связанных с причастностью младшего Сына к огню и воде; 4) с самим громовержцем: на это указывают названия божьей коровки от имени Сидор, а также украинские названия папарушка, папаруза, соотносящие ее с персонажем балканского обряда вызывания дождя — пеперудой, в названии которой скрыто имя громовержца. Названия божьей коровки и

494
обращенные с ней вербальные формулы воплощают, согласно этой концепции, «энтомологическую» версию основного мифа.
Интересная, во многом убедительная и правдоподобная мифологическая интерпретация славянских названий божьей коровки предложена в работах О. А. Терновской (Терн.БК, Терн.БКНК, СД 1: 221-222). По ее гипотезе, эти названия соотносятся с персонажами мифологического сюжета «свадьба Солнца» и с реалиями обрядности летнего солнцестояния, прежде всего с обрядом Иванова дня типа болгарской «еневой були», когда на роль невесты Солнца-«Ива- на» (Еню) и его жены выбирается реальная маленькая девочка (ее имя в ритуальных песнях производно от архаического корня 'mar, ассоциирующегося с христианским именем Мария), одетая в красное, как крылья божьей коровки, свадебное покрывало. Иногда она машет руками в длинных рукавах свадебной рубахи, как птица. Солярная природа ее проявляется в запрете ставить ее на землю, «чтобы земля не сгорела». К девочке как к прорицательнице обращаются с вопросами о свадьбе, жизни и смерти, урожае и хозяйстве (Терн.БКНК: 50-51, 68, СД 1: 221). Подобная же тематика присуща и гаданиям с божьей коровкой, помимо общеизвестных гаданий с ней о погоде. Например, о жизни и смерти: «Божья коровушка,, Жить ли мне, / Умереть ли мне/ Или Há небо лететь?» (Карелия, Кемский р-н, Поньгома, зап. О. В. Беловой); «Зазулинько, дівонь- ко, покажи мені, в котру я буду стороні. Чи туда? Чи туда? Чи туда? Чи я буду жити? Чи я буду гнити?», «Зазульо, зазульо, скажи мені дороженьку, в котру я пійду сторононьку. Чи в тую? Чи в землю святую?» (совр. Львовская обл., р-нБобрки, Gust.PPG: 106). Отметим также мотив смерти в западноукраинском поверье: кто рас топчет божью коровку, у того в семье кто-нибудь умрет (совр. Ивано-Франковская обл., Болыповцы, там же: 107).
Болгарский обряд в его юго-восточном варианте позволяет, по мнению О. А. Терновской, интерпретировать весь набор форм, сия занных с божьей коровкой. Центральному персонажу обряда со ответствуют такие названия этого насекомого, как болг. господьо ea момичка (буквально 'божья девочка’), названия типа «невес та/невестка» (макед. невеста, царева невеста, царанестица, не вестица, невестулка), *жена» (пол. malzonka, восточно-и южно слав, баба, бабка и т. п.), «девица» (пол. panna, panienka, кашуб. panieneczka, укр. дівонъка), «сиротка» (пол. sirotka), «пастушка» (пол. pastuszka), «мара» (термин, связанный с оппозицией жизни
§12. Божья коровка
495
0 смерти, например серб.-хорв. ЪаЪатага, макед. пут-мара, кут-мара и т. п.), «предсказательница/ведьма» (словен. ро?епсіса, серб.-хорв. кайк. ро?етсіса, зап.-укр. ворожка и т. п.), названия от имен мучениц, «невест Христовых» (чаще всего Екатерины, Елены, Аполлонии, Магдалины, Варвары, Вероники, Ульяны) и др. Мифический жених обозначается лужицкими, чешскими, польскими, белорусскими и украинскими наименованиями типа «солнышко» и южнорусскими «Иван» (иванчик, ивашка, ива- шечка, ванька, ваня-женишок) (Терн.БКНК: 52-53, СД 1: 221). Один из атрибутов упомянутого обряда — специальный сосуд, используемый в гаданиях об урожае и замужестве, — тоже находит соответствие в названиях божьей коровки: рус. коробка, коробочка, чеш. krinka, словац. skrinka-marinka, серб.-хорв. чак. gos- pa-škrinica (Терн.БКНК: 52, 58-59).
Помимо отражения в лексическом поле божьей коровки обряда «енева буля», в названиях типа «мара» автор видит отголосок западнославянской «марены»; в названиях типа «кукушка» — мотив души мифической невесты, «души Марьюшки», как она именуется в песнях русского обряда крещения и похорон «кукушки»; названия типа «предсказательница/ведьма» связываются ею с купальской «ведьмой» восточных славян; название «пастушка» рассматривается как параллель «пастушеской» интерпретации персонажей Иванова дня (у болгар, балтов); названия типа «коровка» — в связи с метафорическим обозначением невесты (например смолен, коровка 'невеста’) и как отражение «свадебного» жертвоприношения коровы (скота), в частности, восточнопольских воловьих и конских «свадеб» периода Зеленых Святок; название «колодка» — как репрезентация обряда «колодки» (привязывание на Масленицу деревянного чурбака не женившемуся парню в знак осуждения); названия с растительной семантикой (болг. калинка, калинка-малинка, ср.-словац. kalinka muška, пол. jablonka, makówka) — как отражение реалий свадьбы, превратившихся в свадебно-поэтические эпитеты невесты (там же: 54, СД 1: 222).
В итоге, как указывает автор, «реконструкция обряда „свадьбы“ Солнца буквальным образом „записалась“ в зеркале лексического поля божьей коровки и имеет следующий вид <•••>: 'жених/солн- Че , 'невеста/пророчица’, 'душа невесты’ (птица, почти исключительно кукушка), 'корова’ (изредка другие животные), 'сун- ДУк/чан’ (для одежды, для гаданий), 'ключ’ (от этого сосуда)»

496
(Терн.БКНК: 59). Многочисленные диалектные названия божьей коровки — это как бы осколки разбитого мифа, которые рассыпаны по всей славянской территории.
Разумеется, не весь лексический материал укладывается в данную схему. Это касается, например, названий типа «матушка» (рус. коровушка-матушка, каровка-матушка, кашуб, matyneczka, bórowä matka, bórowä máteczka, mátúszka, mátuleczka, пол.-мазов. matecka, matycka, OJIA 1, карта 44, Sych.TZ: 218, Ul.NME: 293, 250), включаемых O. А. Терновской в общий ряд терминов, коррелирующих с невестой и женой Солнда-Ивана в обряде «еневой були». Проблематично включение в этот ряд и названий типа «баба» и «мара» ввиду многозначности или неокончательной прояс- ненности семантики этих терминов и ввиду использования слов с этими корнями в сложном и многообразном комплексе обрядов и народных представлений. Гипотетический характер носит соотнесение названий типа «коробочка/сундук/чан» с ритуальным сосудом для гаданий, утверждение об отражении в названиях типа «коровка» свадебного жертвоприношения коровы, а также предлагаемая интерпретация названий с растительной семантикой.
При этом нельзя не отметить ряд схождений в двух рассмотренных интерпретациях образа божьей коровки: ярко выраженная солярная символика этого жучка и принадлежность или посвященность его богу, соотнесенность его как с мифической невестой (женой), так и с мифическим женихом (мужем), а также отражение в лексическом поле божьей коровки мифологического сюжета или мотива небесной свадьбы (свадьбы Солнца).
Болгарская диалектная терминология божьей коровки подвергнута глубокому и скрупулезному анализу, в том числе лингвогеографическому, в работе болгарской исследовательницы Д. Младено- вой; ею систематизирован и картографирован отсутствующий в Общеславянском лингвистическом атласе обширный болгарский материал, который рассмотрен в сравнительном плане на широком балканском и славянском фоне. Надежность многих предлагаемых здесь интерпретаций в значительной степени обусловлена общим этнолингвистическим подходом к исследованию: для раскрытия семантики названий божьей коровки к анализу привлечен соот ветствующий обрядовый и фольклорный материал.
Болгарские названия божьей коровки подразделяются Д. Мла- деновой на семь групп: 1) названия на основе женских терминов
§12. Божья коровка
497
родства (наименования с компонентом калина, с внутренней формой 'кума, посаженая мать’, с семантическим признаком 'мать’, с компонентом баба, с внутренней формой 'невестка, невеста, молодуха’); 2) названия с внутренней формой 'домашнее животное, принадлежащее богу’; 3) названия на основе личных имен (с компонентом мара, от имени Марта, от турецких имен Фатима к Айше и от имени Тодор); 4) названия на основе ономасиологического признака 'Пасха’; 5) названия с ономасиологическим признаком 'насекомое’; 6) названия, связанные с представлением о том, что божья коровка приносит дары; 7) единичные названия.
Убедительно доказана автором принадлежность наименований божьей коровки с компонентом калина (болг. калина, калинка, калинка-малинка) к названиям, связанным с женскими терминами родства, а не с растениями. Картографирование показало совпадение ареалов распространения терминов калинка 'божья коровка’ и калина 'золовка’ (Млад.ЕИКМ: 206, 272, карта 6).
Названия с внутренней формой 'кума, посаженая мать’ (болг. ка- лиманка, калманка, кумица) соотносятся с рядом обрядовых персонажей, обозначаемых термином с той же внутренней формой: с «кумой» (калмана — в Хасковском окр., кумица — в Софийском окр., кума — во Фракии, кръстница — в северо-западной Болгарии) — девушкой, предводительницей лазарок в обряде «лазарования», завершавшимся в Вербное воскресение кумлением (кумичене), избранием «кумицы» и угощением девушек в ее доме; с персонажем ивановского обряда «калиница», или «еневабуля» — «кумой» (кума), вынимающей перстни девушек и предсказывающей им женитьбу; с посаженой матерью (кума) на свадьбе (там же: 215-216).
Добавим, что не только указанные персонажи, но и другие мотивы перечисленных здесь обрядов так или иначе находят отражение в символике и названиях божьей коровки. Свадебная тема представлена в распространенных гаданиях с божьей коровкой, когда к ней обращаются с вопросом о предстоящей женитьбе, например: «Катэрынко, душок, / Скажы, гдэ муй жэнышок. / Чы там, чы там?» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора); «Зозулько, зозулько, у который я пойду бок замуж?» (Ро- венская обл., Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора); «Jedronka, jedronka, / Gdzie moja zonka? / Су w boru, cy w lesie, / Sk^d j^ Bóg Przyniesie?» [Божья коровка, божья коровка, где моя женушка? В бору или в лесу, откуда ее Бог пошлет?] (Белостоцкое воев.,

498
р-н Тыкоцина, Krc.SBK: 379); «Babko, babko, idz do nieba, / Od ptotka do plotka, / Gadaj babusiu, gdzie b^de miala chiopka?» [Божья коровка, божья коровка, иди на небо, от забора к забору, поведай, божья коровка, где будет мой мужичок] (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-н Славкова, Cisz.LRG: 49); «Калинке-малинке, покажи ми на къде ще се оженя!» [Божья коровка, покажи мне, куда я выйду замуж!] (Болгария, Врачанский окр., Дырманци, БСУ 99:162); «Полет’, полет’, бубамаро, откудаће доћисватови» [Полети, полети, божья коровка, туда, откуда прибудут сваты] (Сербия, СМР: 48); «Vrazej, vrazej, vrazi, / Kan se bon Zenu!» [Божья коровка, божья коровка, наворожи, куда я выйду замуж] (Словения, р-н Зильска, Štrek.SNP 16: 438). Роль предсказательницы зафиксирована в уже упоминавшихся сербскохорватских и украинских наименованиях божьей коровки. С «лазарованием» связано ее название лазарка у македонцев Греции (ОЛА1, карта 44).
Высказанное О. А. Терновской предположение о связи «кукушечьих» названий божьей коровки с русским обрядом крещения и по хорон «кукушки», характерным моментом которого является кум- ление его участниц, подкрепляется ритуальным кумлением в болгарской обрядности Вербного воскресения. Мотив кумления оказы вается, таким образом, связующим звеном между болгарскими и македонскими названиями этого насекомого типа «кума» (кумица, калиманка, калманка, калимана) и украинскими (отчасти также белорусскими), польскими и кашубскими типа «кукушка»: укр. за зуля, зазулька, зозулька, зезулъка, пол. zezula, zuzula, zyzula, zy zulha, gzegzólka (OJIA1, карта 44), kukulka (Gust.PPG: 106), кашуб. kukävecka (Sych.SGK 2: 290). Имеются также основания, как показала Д. Младенова, связывать с кукушкой первый компонент в болгарском названии божьей коровки кукумара (Млад.ЕИКМ:
233) . Божью коровку роднит с кукушкой еще и роль предсказа тельницы в гаданиях о женитьбе и смерти, а также посредниче ская роль между разными мирами — ср., например, обращение к божьей коровке у чехов: «Slunicko, slunicko, kam poletiš — do nebe, neb do pekla? » [Божья коровка, божья коровка, куда полетишь — на небеса или в ад?] (Аф.ПВСП 3: 298). Что касается солярной симво лики кукушки, то, вопреки утверждениям С. Утешеного и Д. Мла- деновой (Утеш.НБК: 29, Млад.ЕИКМ: 233), это не подтверждается конкретным славянским материалом, которым мы располагаем. Подобная символика присуща другой птице — ласточке, которая
§12. Божья коровка
499
в ряде болгарских народных легенд связывается по происхождению с невестой и женой Солнца (см.: глава 3, § 8.2).
Названия, определяющие божью коровку как мать, соответствуют образу этого насекомого как матери детей в детских заклич- ках (например, рус. «там твои детки кушают котлетки»). Связь между названиями типа «девица» (пол. раппа, рапіепка, укр. ді- вонька) и типа «мать» (рус. коровушка-матушка, пол. matecka, кашуб, matyneczka, mátuleczka, болг. мишварва майка, литмама и т. п.) подкрепляется христианским осмыслением божьей коровки как девы Марии (кашуб, раппа Магуја, макед. марија) и одновременно Божьей Матери (болг. божа майка, божа майчица, богоро- дичка) (Млад.ЕИКМ: 218-219). С Марией как именем Богородицы связаны и некоторые названия божьей коровки, включающие компонент мара. Вслед за В. Н. Топоровым Д. Младенова высказывает про ^положение, что Богородица заместила в этом случае некий языческий персонаж (мара, морена, марена, мора), связанный, как полагают, со смертью и болезнями (там же: 230). Поляки Сандомирской Пущи называют божью коровку «коровкой Божьей Матери» (krów- ka Matki Boskiej) и считают большим грехом убивать ее (р-н Тарнобжега и Ниско, Wierzch.ME: 202). Богородичная символика свойственна также другому особо почитаемому насекомому — пчеле (см. § 10 настоящей главы). Червем Божьей Матери считается у южных славян и шелковичный червь (см. §2.4 настоящей главы).
Названия с компонентом баба представлены во всех трех группах славянских языков, что позволяет Д. Младеновой считать их архаичными и относить к эпохе праславянской общности. Поскольку божьей коровке присуща роль посредницы между миром живых и миром мертвых, или предков, можно связывать эти названия с бабой как термином родства и видеть в них отражение представления о божьей коровке как прародительнице. С другой стороны, праслав. *baba может иметь значение 'колдунья, ведьма’, что находит соответствие в целом ряде названий божьей коровки, характеризующих ее как предсказательницу или ведьму: словен. vrazej, ро?етіса, серб.-хорв. prauiencica, pavenjcica, povemcica, зап.-укр. ворожка (Млад.ЕИКМ: 220-221).
Названия с внутренней формой 'невестка, невеста, молодуха’ (болг. невестичка, геленджик, макед. невестица, царева невес- њица, царива нивеста, царанестица, невестулка) наиболее характерны для балканского ареала в целом (там же: 222-223) и

500
связывают божью коровку с темой свадьбы и брака, присутствующей и в гаданиях с божьей коровкой.
Название «божья коровка» корреспондирует с известными в юго-западной Болгарии гаданиями о скоте: снятую «мартеницу» кладут под камень и через несколько дней смотрят, что под камнем, и если там окажутся божьи коровки, это значит, что будут хорошо плодиться коровы. Кроме того, опираясь на реконструкцию
В. В. Иванова, в этом названии можно видеть отражение индоевропейских представлений о загробном мире как пастбище, на котором пасутся души умерших. Таким образом, и через это наименование божья коровка косвенно связана с миром мертвых (Млад.ЕИКМ: 228-229). Нельзя не отметить также, что в системе народных представлений о животных названия типа «(божья) коровка (овечка, барашек, теленок и т. п.)» реализуют общую модель соотнесения насекомых со скотом.
§13. Жуки
Поверий, связанных с жуком как таковым, очень немного, но в них более или менее ярко проявляются черты символики, свойственной другим гадам и насекомым.
Польское поверье о появлении жуков и оводов из «слюны», которую весной выпускает ивняк (Равский пов., Забоже, Kolbusz. MMWL: 162), сопоставимо, с одной стороны, с происхождением некоторых гадов из плевка (улитки, шелковичного червя, а также грибов, близких по ряду признаков к гадам), а с другой стороны — со сходными родственными связями некоторых гадов (змеи, клеща) с лещиной.
В народных поверьях жук может выступать как образ души. Показательна в этом отношении быличка из Гродненской губ.: изо рта спящего вылезает жучок («кузулечка»), лазит по дереву, а когда возвращается назад, человек немедленно просыпается (Волковы- ский у., Рудевичи, Fed.LB 1: 211). Аналогичные рассказы записаны и в Полесье (Минская губ., Мозырский у., р-н Турова, Зел.ОРАГО 1: 297, Ровенскаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора): в виде жука, «козулечки» душа спящего ползет по ножу или косе, кото рые во сне представляются спящему железным мостом.
§13. Жуки
501
В волынском Полесье в жука, по поверью, обращается ведьма 0а Ивана Купалу или в Страстной четверг (Волынскаяобл., Рат- довский р-н, Пески Речицкие, зап. автора). Представления о ведьме в облике насекомых известны и в других славянских регионах. С ведьмой связано встречающееся у поляков название некоего насекомого, жучка красного цвета, wieszczyca, который, согласно поверью, обитает под полом дома (Mosz.KLS 2/1: 552). В этом можно усмотреть и связь с душой предка как домашнего покровителя, в качестве которого чаще всего выступают различные гады.
У украинцев Галиции (в районе Львова) известна пасхальная игра «Жук» или «Жучок». Роль жука в ней исполняет маленький ребенок, которого девушки, взявшись за руки, передают по шеренге из рук в руки, водя хоровод вокруг церкви. При этом поют песню: «Ой, грай жуку, грай небоже, / най ти Пан Біг допо- може, / грай жуку, грай. / Як ти будеш добре грати, / не жаль тобі грейцар дати, / грай жуку, грай. / А наш жучок невеличкі, / на жучкові черевичкі, / грай жуку, грай. / Ще за грейцар політичкі [шелковые ленточки, тесемки], / засьтігати черевичкі, / грай жуку, грай» (Львов, Kolb.DW 56: 197-198). Песню о жуке и жучихе поют на Пасху и гуцульские девушки при игре «В перепілкі»: «Ходит жуч, рибу ловіт, / А жучиха за ним ходит, / Шо імили, то пропили, / Дівці сукню не купили. / Зажди, дівко, до петниці, / Буде сукні тей спідниці» (Schnaid.LP 13: 29-30).
Как и многие другие насекомые, жуки символически соотносятся со скотом. На Украине, например, цветом жучка определяется выбор масти скота. В Житомире по окончании рождественских праздников из-под скатерти вынимают сено и в оставшейся на столе трухе ищут букашку: какого цвета она окажется, такой масти и следует держать скотину, только такая скотина будет хорошо вестись— «піде в руку» (АрхИИФЭ 15-3/252: 200). В Болгарии, в мусульманских родопских селах, дети кладут снятую с руки мартеницу под камень, а потом смотрят, какое насекомое окажется под камнем: если жук или червь, значит хорошо будет плодиться Крупный рогатый скот (Смолянский окр., Смилян, Кырджалий- ский окр., Девесилово, Род.: 102). «Скотья» символика проявляется у жука и в загадках. В них он уподобляется рогатому быку, а его жужжание мычанию: «Летит ворон, / Сам не черен, / Есть рога — сам не бык, / Шесть ног без копыт» (Новгородская губ., Садов.ЗРН: 176); «По-бычьи мычит, / По-медвежьи рычит, / На землю падет — /

502
Землю дерет» (Вологодскаягуб., Садов.ЗРН: 176); «Летит, как ворон, мычит, как бык» (Калужская обл., Куйбышевский р-н, Кузь- миничи, АрхКФМГУ, зап. Э. Э. Еремян, О. Ю. Фоминых).
Ряд поверий связан с отдельными видами жуков. Так, на Украине и в Малополыне бытуют поверья, отождествляющие души людей со светлячками (Mosz.KLS 2/1: 550). Эти представления
о душе сближают светлячка прежде всего с бабочкой, чем, в частности, объясняются встречающиеся у болгар общие названия для светлячка и бабочки, определяющие их как ведьму (вещица 'ночная бабочка’, 'светлячок’, там же: 551), а также укр. кировоград. бабочка 'светлячок’ (ОЛА 1, карта 48). Названия светлячка у всех западных славян, а также у хорватов и частично у восточных славян связаны с Ивановым днем: хорв. ivanjska iskrica, чеш. sväto janská muška, словац. svätojánska muška, луж. janska muška, пол. robaczek (bqczek) swiqtojanski, белор. гроднен. свентаянскі, укр. світлуиіка купайлова, купала, купалка, іванова мушка, яновий хробачок, святоянчик, святоянський хробачок, тернопол. св’я тойваньский червачок, рус. Ленинград., псков., твер., ярослав. москов. ивановский (иванский) червячок, Ленинград, иваноски огни (ОЛА 1, карта 48, Дзендз.ПЛАУМ: 238). Связь светлячка с Иоанном Крестителем отражена в словенской легенде, приводимой А. Н. Афанасьевым: «Ивановский светящийся жук <...> пользуется особенною любовью за то, что летал по дому родителей Иоанна Предтечи и освещал колыбель святого младенца» (Аф.ПВСП 3: 217). Светлячок как зооморфный персонаж близок демонологическому образу блуждающих огней, в которых видят воплощение душ умерших. Хтоническая природа светлячка лексически проявляется в сближении его названий с рядом хтони- ческих животных: с мышью (рус. арханг., вологод., псков., москов., нижегород. мышиный (мыший, мышечий, мышевний) огонёк (огонь, огонечек, огоньчик), укр. мишачий огник, мишача ватра, Житомир, мишачи вогонь, белор. гомел. мушачый агонъ), летучей мышью (рус. курск. свитящийся чирвяк кажанчик) и с некоторыми куньими — лаской (болг. невестулка, макед. невес- тулка вичерна) и барсуком (рус. Тамбов, бурсук) (ОЛА 1, карта 48, Дзендз.ПЛАУМ: 238, Геров 3: 258). В наименованиях светлячка выражена также символика, соотносящая этого жучка со скотом: рус. вологод. коровка, арханг. конёк, укр. волын. коза свитюща (ОЛА 1, карта 48).
§13. Жуки
503
По навозному жуку у восточных славян гадают о времени начала сева: если мелкие насекомые, которых он носит на брюхе, сосредоточены у его передних лап, сев надо начинать раньше, если у средних — позже, а если у задних — совсем поздно (Чулк.АРС: 196, Аф.ПВСП 3: 684-685). У поляков так лее гадают о времени сева озимых хлебов (РАЕ, тара 448) или гречки, с той разницей, что иногда наличие вшей возле средней пары лап навозного жука означало, что сеять гречку вообще не следует ни рано, ни поздно (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 158).
Лужичане считают, что жуков-оленей (луж. hognece waki) можно лишь сразу убивать, чтобы они не приползали в дом, но мучить их нельзя, иначе жук отомстит обидчику: принесет на своих рогах уголь и спалит ему дом (Бург, Schul. WVt: 161). С огнем связано название этого жука и у поляков: ogniczek. Некоторые магические действия с жуком-оленем определяются символикой рогов. На северо-востоке Польши рога этого жука используют для лечения зубной боли (р-н Сувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 316). Поляки Келецкого воев. пропускают жука-оленя через крестец коровы, которую первый раз ведут к быку, чтобы спаривание прошло удачно (р-н Пинчова, Жыдув, Siark.MELP: 39). Со скотом связано название этого жука у украинцев: богова корова (Гринч. 1: 79), каровка (вост. Полесье, Дейн.СЛСД: 191).
Майских жуков сандомирские поляки не позволяют есть собакам, так как от этого они утрачивают нюх (Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 63). Желтую жидкость, которую майский жук выпускает при прикосновении к нему, используют при порезах и ранах (там же: 63).
По поверью лужичан, жук-водомер в соответствии со своим названием (луж. glucna wacka, из нем. Glúckskäferchen) приносит счастье. Если выловить его из воды левой рукой и носить при себе, в кошельке или в кармане, то это принесет удачу (Бург, Schul.WVt: 161) или можно найти деньги на дороге (Ниж. Лужица, Mull.WN: 140).
Согласно лужицкой примете, если услышишь, как древоточец точит деревянную стену или пол, значит в той стороне се- ла> откуда в доме послышался этот звук, кто-нибудь умрет. Поэтому древоточца называют также «смертными часами» (Ниж. Лужица, там же).

504
Часть II, Глава 2. Гады и насекомые
§14. Паук
Народные представления о пауке отличаются неоднородностью, соединением противоречивых, иногда прямо противоположных мифологических элементов. Доминирующей является резко нега тивная оценка паука как животного поганого, нечистого, которое следует истреблять. В народных легендах он выступает противником прежде всего Божьей Матери. В гуцульской легенде пауки в воздухе обволокли Ее своей паутиной (Kaindl Н: 105), в далматинской — паук укусил Ее в грудь (о. Корчула, Ђор.ПВП 2: 243), в польских — растрепал Ей платье (зап. Малополыпа, Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 50) или задумал прясть тоньше, чем Она (зап. Малополыпа и вост. Силезия, там же; Fisch.UD: 338; Краковский пов., Выцёнже, ArchMEK 1/1554 II/1249: 52; совр. Катовицкое воев., Беньковице, там же 1/151 II/1210: 1). По польским источникам известна и другая легенда: некий ткач решил затянуть своей пряжей весь свет, за что Бог порвал ветром его пряжу и спалил ее молнией, а самого ткача превратил в паука (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 161).
Убиение паука как существа, противостоящего божьему началу, часто связывается с прощением грехов. Так, у русских считается, что тому, кто убьет паука, будет прощено сорок грехов (Даль ПРН: 948), у поляков — Бог сто грехов отпустит или грехи будут отпущены на сто дней (Малополыпа, Cisz.LRG: 50, Fisch.UD: 338), у хорватов— будет прощено семь грехов (Самобор, Ђор.ПВП 2: 243), будут прощены грехи женщине или девушке, раздавившей паука (о. Корчула, там же). Убивать паука считают необходимым также гуцулы (Kaindl Н: 105), сербы (Ђор.ПВП 2: 243) и сербские цыгане, рассматривающие его как самую мерзкую тварь (Алекси- нац, там же: 242). Сербы Алексинацкого Поморавья мотивируют это тем, что паук первым выедает глаза мертвецу (там же: 243).
Как и многие другие гады, паук считается ядовитым. Можно отравиться, съев паука (совр. Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 646, сев. Подлясье, р-нСувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 319), один из супругов может уморить другого и избавиться от брачных уз, если незаметно даст ему в еде большого паука-крестовика (Лужица, Бург, Schul.WVt: 124). Не менее опасен для человека и укус паука. На севере Подлясья ядовитым считается укус всякого паука
§14. Паук
505
(р-нСувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 319). Македонцы Скопской Котлины лечатся от его укуса, подражая пауку, сидящему на колы- хдащейся паутине: сорок человек один за другим должны покачать пострадавшего на веревке (Романовцы, Фил.ОВСК: 500). В Болгарии укусы паука мажут медом, вынутым из ульев в день св. Прокопия (8/21.VII) (Марин.ЖС 1: 180). Сербские цыгане считают, что единственное средство вылечиться от укуса паука — намазаться медом, употреблявшимся на Рождество (Алексинац, Ђор.ПВП 2: 242).
С гадами паука роднит и функция домашнего покровителя. Так, в житомирском Полесье паука, живущего в доме, так же как и домового ужа, называют хозяином. Такого паука не трогают и не выбрасывают, считая, что он приносит в дом богатство и благополучие (Овручский р-н, Возничи, ПА). В западной Малопольше паук-крестовик в доме служит предвестьем счастья (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 32, 50). По представлению поляков Равского пов., паук благотворно влияет на скот, поэтому пауков в хлеву запрещено убивать, иначе скотина будет сохнуть (Забоже, Kolbusz.MMWL: 161).
С гадами паука связывает также его роль в обрядах вызывания дождя: обычай убивать пауков во время засухи известен у украинцев Хмельницкой обл. (Тол.ЛУДЖ: 25).
Наряду с негативной оценкой паука как противника Божьей Матери, встречаются и прямо противоложные представления о нем как существе почитаемом. В Польше известна легенда, согласно которой паук утихомирил муху, которая мешала спать младенцу Иисусу (Stomma AKWP: 221). Известный у южных славян мотив засновывания пауком входа в пещеру, в которой укрылась Богородица, находит соответствие в белорусской легенде о царе Соломоне, спасшемся от врагов благодаря пауку, который сплел паутину перед входом в пещеру (СУС 967). Нередки и запреты убивать паука. Поляки Жешовского воев. почитают это за грех (Ропчице, Sul.ZER: 64). Лужичане говорят: кто убьет паука, убьет свое собственное счастье (Veck.WSMAG: 474). Для балканских мусульман паук — святое животное: македонские албанцы считают, что убивать его грех (Никуштак, Фил.ОВСК: 500), а сербские турки не Убивают его по той причине, что «паутина служила им некогда Колыбелью» (Алексинац, там же).
В Полесье запрет убивать паука мотивируется тем, что «он снУе, як Бог нэбо, снуе паутыцю для мухэй» (Ровенская обл.,

506
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора). «У суботу нэ можна снова- ти — свит сновауса. Нихто николи не сновал. Никода нэ бьють паука, кажуть, што вин, паук, свит сновау» (Волынская обл., Ратнов- скийр-н, Щедрогор, зап. Н. Г. Владимирской). Такая демиур- гическая роль паука подкрепляется символикой, заключенной в терминологии соломенного рождественского украшения, которое подвешивают к потолку. В некоторых славянских регионах его называют пауком (белор. павук, пол. pajqk), в других — миром (пол. šwiat), в третьих — мушиным раем (чеш. muší raj). Соломенный «паук», как полагают, приносит счастье (ЭБ: 371). Несколько иной тип нитяного украшения потолка дома невесты на свадьбе, тоже называемый паук (нити, украшенные цветными бумажками и соломками, которые протягивают по потолку из центра к углам избы), зафиксирован в Московской обл. (Можайский р-н и села вдоль р. Клязьмы, Елеон.СЗКР: 201, 264). В Полесье обычай вывешивать «паука» часто объясняют тем, что «паук свет сновал». В основе представлений о демиургической роли паука лежит идея прядения, плетения и тканья как созидания, в том числе и в его космологическом аспекте.
Паук выступает медиатором между землей и небом. Он является посредником между людьми и Богом в белорусских и отчасти украинских легендах о хлебных крошках, которые люди бросают, а паук, взбираясь по паутине на небо, относит их к Богу, чтобы он убедился, что люди не берегут дар Божий, и не посылал им богатых урожаев. За то, что паук возводит на людей такую напраслину, его считают обманщиком и называют «брехуном» (Могилевская губ., Сенненскийу., Ром.БС 4: 169; Виленская губ., Лид- ский пов., окрестности Начи, Szuk.ZWCPL: 573; Гродненская губ., Волынская губ., Wasil.T: 190). Мотив паутины, соединяющей землю и небо, присутствует в поверье, известном в Воеводине: если бы не было ветра, этого великого дара Божьего, то от неба до земли протянулась бы паутина и люди не видели бы, куда идти, — ударялись бы то о дерево, то о стену, то друг о друга (Ђор.ПВП 1: 68).
Чтобы паук не причинил никакого зла, македонцы Скопской Котлины в день св. П а в л a (29.VI) не занимаются никакой работой (Романовци, Фил.ОВСК: 402). Св. Павел выступает охранителем от укусов пауков и змей в заговоре, который в Далмации произносят, отправляясь в лес: «У име Бога и Светога Павла / Не бојим се змија ни паука / Него Бога и Светог Павла; / Прида мном je руте и
1'
там j ана / И камена од Светога Павла!» [Во имя Бога и св. Павла, не боимся ни змеи, ни паука, а боимся Бога и св. Павла; передо мною рута и ладан и камень от св. Павла!] (Ђор.ПВП 2: 141). С именем Павла связаны и севернорусские названия паука: арханг. павел и павка, возникшие из па(в)ук по созвучию с антропонимом (фаем. 3:181, 218).
Паук находит применение в любовной магии. Так, у лужичан девушка, желающая добиться любви парня, должна выдавить паучьи яйца на шею своего избранника, тогда он будет так привязан к ней, как паук, сидящий на яйцах (Бург, Schul.WYt: 160). У сербов Срема перед наступлением новолуния в ночь на пятницу или на воскресенье девушка бросает пойманного ею паука в моток пряжи, который со всех сторон обкладывает хлебом, вспоминает перед сном всех святых, крестит изголовье и трижды произносит слова: «Пауче, ти се пењеш високо и по земљи, потражи мога суђеника, па га доведи мени на сан; ако га доведеш ја ћу те опет ујутру пустити да милиш по свету, ал ако не доведеш ја ћу те удавити!» [Паук, ты высоко вверх забираешься и по земле ходишь, поищи моего суженого и приведи его ко мне во сне; если приведешь, я утром снова пущу тебя ползать по свету, а если не приведешь, то раздавлю!] (Ђор.ПВП 2: 244).
В ряде случаев у паука обнаруживается мужская символика. Проявление ее можно видеть в названиях, связанных с мужским именем Павел, в противопоставлении паука Божьей Матери и прощении грехов женщинам и девушкам, убивающим пауков. В Малополыпе известна прибаутка о пауке, который задумал жениться на площице (клопе) и получил от нее отказ: «Ми- sialaby mi wielka niedola doj^c, / Zebym ja cie miala plugawcze pojqc» [Слишком уж незавидна должна быть моя доля, чтобы мне выйти за тебя, мерзкого пакостника] (Олькушский пов., р-н Слав- кова, Cisz.LRG: 50).
Паук и паутина используются при родах. В Боснии и Герцеговине в случае тяжелых родов ловят паука, завязывают его в платок, и женщина, находящаяся при роженице, говорит: «Dok onaj rob ha- las bude, onda cu te pustiti» [Когда сей раб освободится от бремени, тогда отпущу тебя] (Zov.NVBNL: 277). У сербов Хомолья, чтобы обезопасить роженицу от нечистой силы, старые женщины окуривают ее ПаУтиной, взятой ими из трех одиноких пустых домов, и соломинкой и пером, взятыми из трех пустых гнезд (Ђор.ПВП 2: 244).

508
Для предохранения от порчи и сглаза рыболовной сети рыбаки белорусско-литовского пограничья окуривают ее паутиной (Браславский пов., Мурашки, Поставский пов., Наносы, Свенцян- ский пов., Янишки, Znam.PMWR: 9). В том же районе рыбаки считают, что рыба будет лучше ловиться, если обмотать сеть паутиной (р-н Свенцян и Постав, там же: 8), — по-видимому, это делается для того, чтобы рыбы ловились в сеть так же, как мухи и другие насекомые попадаются в паутину.
Паук и паутина известны и как лечебные средства. В Польше больному человеку опухшие места смазывают или натирают раздавленным пауком (совр. Кросненское воев., Бжозовский пов., Весола, Mag.LULP: 156; евреи Вост. Галиции, Seg.MEZ: 327; Виту- шиньце, Udz.PML: 399). От лихорадки в Полтавской губ. помещают паука внутрь скорлупы грецкого ореха, так чтобы он не мог оттуда выползти, и вешают орех с пауком на шею больному (Кременчугский у., Аранд.ЗПГ 2: 232), а в Черниговской губ. дают съесть больному комочки хлебного мякиша, смешанного с паутиной (Глу- ховскийу., Локотки, Тан.СЛ: 200). В Польше паутиной лечат порезы и останавливают кровь (Krc.PDLL: 179, Серадзское воев., Kolb.DW 46: 469, Тарнув, Udz.PML: 401), а паутиной, собранной в церкви, лечат эпилепсию (Калишское воев., р-нПлешева, Kolb.DW 46: 473). В западном Полесье в случае аппендицита, чтобы больной не умер «з завою», прикладывают ему к животу на пуп паутину (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора). Больного куриной слепотой украинцы Покутья окуривают паутиной, взятой из-под печи, куда не проникает солнечный свет (р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 218). В ровенском Полесье паутиной окуривают маленького ребенка, обычно от испуга (Рокитновский р-н, Каменное, зап. автора; ср. то же: Kolb.DW 53: 385).
Иногда лечение болезней с помощью паутины или болезней, вызванных паутиной, сопровождается ритуальным диалогом. Так, поляки Западных Бескид лечат детскую бессонницу следующим образом. Один человек собирает палкой паутину изо всех углов хаты, а другой спрашивает при обшаривании каждого угла: «Чего ты там ищещь?» — «Сна Яся (имя ребенка)», — отвечает тот, кто собирает паутину. Набрав паутины, кладут ее в колыбель под голову ребенку (Лимановский пов., Уяновице, ArchMEK 1/1415 11/1110: 3). В Сербии, когда овца начинает пухнуть, говорят, что она съела паутину. Тогда один пастух встает около головы больной
§14. Паук
509
овцы, а другой возле хвоста, и между ними происходит ритуальный диалог. Тот, что стоит у хвоста, трижды слегка проводит дожом по хребту овцы и говорит: «Мой, мой!» — «Что моешь?» — спрашивает его другой пастух.— «Паутину».— «Вымой ее, чтобы ее не было». — «Вымыл ее, и ее нет» (Левач и Темнич, ТЬор.ПВП 2: 243).
С пауком и паутиной связаны различные приметы. На острове Хвар, в Далмации, увидеть паука — к счастью и удаче (там лее). В Польше счастье и удачу сулит человеку паук, когда он спускается сверху на человека (Серадзское воев., Kolb.DW 46: 490). На западе Украины паук предвещает счастье, когда спускается с головы (Украина, Покутье, Kolb.DW 32: 323). Часто паук является приметой прихода гостей (юго-зап. Малопольша, Вельское воев., Завоя, ArchKEUW [без номера]: 5), в частности когда он спускается перед глазами (болгары Баната, Телб.БББ: 185), над головой (Волынская обл., Ратновский р-н, Пески Речицкие, зап. автора) или с головы или шапки (Сербия, Ђор.ПВП 2: 244). У польских вармяков паук, спускающийся вниз, — к известию (Олыптынское воев., Бронсвалд, Pawt.WWB: 167). У русских в общем обиходе появление паука также связывается с получением какого-либо известия или письма. Паук, ползающий по человеку, предсказывает приход гостей или какое-то известие (Ровенскаяобл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора), получение подарка (совр. Жешовское воев., Роп- чицкий пов., Udz.LPPR: 130) или рассматривается просто как добрый знак (Польша, Понаревье, Glog.ZM: 106). В Воронежской губ. паук, спускающийся на пороге, предвещает покойника (Острогожский у., Сагуны, Як.ППКС: 138). На западе Белоруссии и у поляков Вармии значение имеет пора суток, когда был увиден паук: после полуночи— к смерти кого-либо из родных, а до полудня— счастливая примета (Гродненскаяобл., Вороновскийр-н, Пеляса, зап. Л. Г. Невской); паук, спускающийся вниз после полудня, предвещает радость на третий день (Олыптынское воев., Pawl.WWB: 167). Банатские Болгары придают значение цвету паука: увидеть черного паука знаменует неприятности, а белого — счастье (Винга, Телб. ББВ: 185). В Герцеговине считают, что, если пауки плетут в доме много паутины, дом опустеет: все его обитатели умрут или выселятся из него (Мостар, Ђор.ПВП 2: 244). В Воронежской губ. существу- примета, что человек будет богат, если осенью к нему прицепится летающая паутина (Острогожский у., Сагуны, Як.ППКС: 139).

510
§15. Муравей
Хтоническая символика муравьев представлена в раннем арабском свидетельстве ал-Масуди (ум. 956). Он описывает славянского идола в виде старца с посохом, которым тот извлекает из могил останки умерших. Под правой ногой его помещены изображения муравьев, под левой — воронов и других черных птиц, тоже имеющих хтоническую природу (Mey.FHRS: 96).
Связь муравьев со смертью и миром мертвых проявляется в способе насылания порчи на кузнеца, известном в Малополыле: если на еврейском кладбище соскрести с каменного надгробия надпись, а затем извлечь из могилы часть волос с бороды покойника и бросить их вместе с каменным порошком на кузнечный очаг, то от этого в кузнице появится такое количество муравьев, что кузнецу от них не будет покоя и он не сможет работать (Келец- коевоев., р-нПинчова, Fisch.ZPLP: 218). Источником, порождающим муравьев, выступают здесь атрибуты мертвеца. О муравье как облике души свидетельствует украинское поверье о том, что человек после смерти становится сначала муравьем, потом птицей, зверем и снова человеком (Ген.РНПЗЖ: 14). В белорусской быличке рассказывается о том, как изо рта спящего косаря вышла душа в виде мурашки, побродила и вернулась обратно, после чего косарь проснулся и рассказал, что он видел во сне (Гродненская губ., Вол- ковыскийу., Лысков, Fed.LB 1: 211-212). Широко распространен запрет разрушать муравейник. В Босанской Крайне мотивировка этого запрета такая же, как и у запретов убивать некоторых гадов — лягушку, ящерицу и др.: мать умрет (Ђор.ПВП 2:191).
Роль домашнего покровителя, присущая многим гадам, включая и некоторых домашних насекомых, у муравьев ярко не выражена. Подобные представления можно обнаружить лишь в редуцированной форме, в виде примет. Так, у русских муравьи в доме — к счастью (Даль ПРН: 925). По полесским данным, муравьи в хате могут быть как хорошей (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора), так и плохой приметой (Брестская обл., Ма- лоритский р-н, Олтуш, зап. автора). Нередко символика муравьев, так же как и их названия, различаются в зависимости от цвета. Плохим предзнаменованием является появление в доме лишь черных муравьев: черные муравьи в хате — к смерти (Брестская обл.,
§15. Муравей
511
Дивскийр-н, Камень, зап. автора). Согласно гуцульскому поверью, если на месте, выбранном под строительство жилья, окажется муравейник с рыжими муравьями, это сулит дому счастье, а если с черными — несчастье (Kaindl Н: 105). На юго-востоке Малополыни, наоборот, именно рыжие муравьи в этом случае предвещают несчастье для будущих жителей дома (Kot.FSOL: 127). Появление муравьев в доме может расцениваться и как предвестье дождя, например, у болгар Баната (Телб.БББ: 185).
Поляки в районе Кракова считают, что муравьи разведутся в доме, если плотник, строящий дом, подсыплет туда опилок (Краковский пов., ArchMEK 1/1554 II/1249: 56). В Ма- зовше появление муравьев в доме связывается с нарушением з а - n p е т а: в Великую пятницу после полудня или после захода солнца нельзя есть освященной в этот день еды, иначе в доме заведутся муравьи (Ломжинское воев., пов. Высоке Мазовецке, Клюково, ArchIHKM 1786: 30; Скерневицкое воев., Пуща Марианьска, Бартники, ArchKEUW 0/46: 5). На юго-востоке Малополыни к Великой субботе приурочен ритуал изгнания муравьев и гадов: в этот день по возвращении из церкви обходят дом и ударяют корзинкой с освященной едой во все углы дома, чтобы в доме не было муравьев и мух, а возле дома — змей и ящериц (Кросненское воев., Байды и Модерувка, Witk.BM: 146). У ро- допских болгар женщины соблюдают запрет на всякие виды работ в день св. Афанасия (Черен ден, или Света Черна, 5/18.VII), чтобы муравьи и другие насекомые не поели посевов (Асенов- градскийокр., Род.: 112).
Муравьи далеко не всегда воспринимаются как нечисть. Например, в районах белорусско-литовского пограничья дом, в котором водятся муравьи, считается чистым (р-ны Тракая и Лиды, Kolb.DW 53: 410). В народных представлениях находит отражение и трудолюбие этих насекомых. В Боснии беременная женщина, желающая, чтобы ее будущий ребенок был прилежным, как муравьи, съедает в Юрьев день до восхода солнца немного муравейника, беря его ртом (Власеница, Drag.TZP: !98). Ср.
также польскую поговорку: «Mrówcza to praca» [Это Муравьиный труд] (Kolb.P: 364). Муравьям уподобляются и люди, например в польском выражении «Рапа Boga muraski» ІМуравьи Господа Бога] (сев. Подлясье, р-н Сувалок и Аугустова,
Kolb.DW 42: 318).

512
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
У болгар Станимаки муравьям посвящен Черен ден, день св. Мавры (3/16.V) (БСУ 331: 69) — по-видимому, по созвучию имени этой святой и названия муравья (Мавра — мрава). С днем св. Прокопия (8/21.VII) в Бургасском окр. связано поверье, что в этот день даже муравьи не двигаются (Болгари, АрхЕИМ 576-II: 35).
Важным признаком в символике муравьев является их множественность. Этот признак по-разному используется в гаданиях и магических действиях, связанных со скотом, в практике рыболовов, в обрядах вызывания дождя, в некоторых приметах, толкованиях снов и фольклорных текстах — приговорах и загадках.
В лексическом отношении в некоторых русских и украинских диалектах названия муравья сближаются с комаром (ср.-в.-р., ю.-в.-р. кумар(ь), комар(ь), укр. тернопол. комар — OJIA 1, карта 41) и мошкарой (рус. Воронеж, комашня, укр. комаха, ко- машка, комашня— там же). В шуточной песне из Далмации о свадьбе мухи с комаром муравей выступает как брат мухи (Полица, І?ап.Р 10: 208).
В разных славянских традициях муравьи символически соотносятся со скотом. Так, например, в польских колядках из Но- восондецкого воев. хозяевам желают: «tyle owiec— ile w lesie mro- wiec» [столько овец, сколько в лесу муравьев] (Горлицкий пов., Бесьник, Kot.FSOL: 128), «cieliczek— jak w lesie mrowiczek» [телушек— как в лесу муравьев] (р-нПодгуже, Бжозув, там же: 134- 135). В Болгарии известно гадание: при виде первой ласточки или первого аиста снимают с себя «мартеницу» и кладут ее под камень, а через несколько дней смотрят, что под камнем, — если муравьи, то народится много ягнят (КОО 2: 283) или хорошо будет плодиться мелкий скот (Кырджалийский окр., Девесилово, Смолянский окр., Смилян, Род.: 102). Сербы Воеводины закапывают в муравейник голову печеного рождественского животного, чтобы живности (обычно домашней птицы) было столько, сколько муравьев (Фрушка Гора, Шк.ЖОПФГ: 90). В восточной Сербии в муравейник кладут кости зажаренных на Юрьев день ягнят, чтобы овцы плодились, как муравьи (КОО 2: 264). Там же в канун Юрьева дня закапывают в муравейник яйцо и комок соли на ночь, чтобы скот «плодился, как муравьи» (Болевацкий окр., Тол.ЗСЯ 2:125). Сербы Алексинацкого Поморавья в Юрьев день клеймят молодняк и отрезают животным кусочки уха, которые собирают и закапывают в муравейник, приговаривая: «Сколько муравьев, столько
§15. Муравей
513
голов скота» (КОО 2: 263). Польские пастухи Западных Бескид и Цодгалья, выгоняя овец на летнее пастбище, рассыпают по загону муравьев или муравейник, прежде чем запустить туда овец, чтобы овцы держались вместе, как муравьи в муравейнике (горный район Горце, Fliz.ZOG: 75; пастбище под Копеньцем, ArchKESUJ 7223). У русских в Вологодской губ. муравейник вместе с другими предметами используется для оберега и благополучия скота. Пастухи перед выпасом совершают «отпуск» скота, обходя стадо и читая специальный заговор, при этом берут серу из уха каждого животного, которую закатывают в чистый воск, ключ и замок, землю с могилы и часть муравейника с перекрестка дорог («у которого четыре дороги») и прогоняют скотину между всеми этими предметами, а затем закапывают их вместе в землю на пастбище и держат там до конца пастьбы скота (Кадниковский у., Зел.ОРАГО 1: 255).
Белорусы Гомельского у. используют муравьев для распознавания ведьмы в Юрьев день (23.IV/6.V). С этой целью рассыпают муравьиные кучи по улице. Считается, что ведьма не сможет пройти через такую улицу, будет злиться и сделает большой крюк в обход — таким образом можно будет легко ее определить (Дятловичская вол., Радч.ГНП:Х?). В Полтавской губ. с той же целью варят муравейник и полученным отваром обливают дорогу. Когда выгонят стадо, все коровы пойдут по дороге спокойно, а корова ведьмы встанет, заревет и будет лизать облитое место — так станет известно, кто в селе ведьма (р-н Миргорода, Березова Лука, АрхИИФЭ 15-3/252: 181).
В практике рыбаков литовско-белорусского пограничья использование муравейника (множества муравьев) способствует, как полагают, богатому и обильному улову рыбы. В районе Брасла- ва (совр. Витебской обл.) удочку вырезают из дерева, растущего в муравейнике: «выбирай, где муравейник, то будет куча рыбы, на всегда поуная куча» (Znam.PMWR: 6-7). Там же при первом выезде на рыбную ловлю окуривают сеть муравейником, давая этому такое объяснение: «муравейник — он густо жывёт, как муравьи густо, штоб рыба была густа» (там же: 10). Рыболовную сеть окуривают муравейником также в районах Постав, Нарочи, Вилейки и Свенцян (там же: 9).
В обрядах вызывания дождя копошащиеся муравьи символизируют плывущую воду или многочисленные капли воды. В Полесье разрушают муравейник во время засухи, чтобы пошел
17 л- В. Гура

514
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
дождь (Гомельская, Черниговская, Житомирская, Брестская обл., Тол.ЗСЯ 2: 124, ПА, зап. автора). Обычно муравейник ворошат, разгребают палкой, как размешивают воду. В Гомельской обл. при этом говорят: «Як этые мурашки плувуць, так и дощ пусьць плыве» (Гомельская обл., Ельскийр-н, Кочище, Тол.ЗСЯ 2: 124). Аналогичный способ вызвать дождь известен и у восточных сербов. Например, в Хомолье перед заходом солнца разгребают муравейник палкой и произносят заклинание: «Колико мравића, толико кашьица!» [Сколько муравьев, столько и капель!] (там же). В Словении муравейник разгребают с противоположной целью, ради сохранения сухой погоды — «чтобы муравьи просили хорошей погоды (солнца), ибо им придется снова строить муравейник» (Жирье, там же: 125). Копошащиеся муравьи символизируют кипящую воду в русских и сербских загадках о муравейнике: «За полем гор- шечек / И кипуч и горяч», «На поле котелок / Кипит, не плывет, / И укипи нет», «На поле на Раменье / Кипит вода без каменья», «В лесу да в раменье / Кипит да взваривает» (Садов.ЗРН: 176); «Сув лончић у пољу ври» [Сухой горшок в поле кипит] (ВГ: 82). Символика капель проявляется у муравьев и в толковании сна о них: много муравьев — слезы (Вологодская обл., Вытегорский р-н, Угол (Морозово), зап. автора). По иному признак множественности выступает в другом снотолковании: муравьи снятся к богатству» (Вологодский р-н, Дулепово, зап. автора).
В девичьих гаданиях муравьи символизируют множество сватов. В Сараеве девушка накануне Юрьева дня бросает горсти муравьев из муравейника на свой дом со словами: «Мравињац на кућу, асватовиу кућу!» [Муравейник на дом, а сваты в дом!] (Кар. 1903/4: 167-168). С браком связано и болгарское гадание. Девушки гадают по тому, что найдут под камнем, под который была положена «мар- теница»: муравьи под камнем означают, что девушка выйдет замуж за пастуха (КОО 2: 283). Муравейник широко используется в любовной магии для добывания из скелета летучей мыши или лягушки, которых живьем закапывают в муравейник, двух косточек в виде крючка и вилки (или лопатки, грабель, петельки), которыми можно привлечь к себе возлюбленного и оттолкнуть нелюбимого человека.
В украинских и белорусских детских закличках копошение муравьев, тагцущих свои яйца, уподобляется суете в селе перед татарским набегом: «Комашки, комашки, ховайте подушки, татаре
§15. Муравей
515
йдуть й вас поберуть» (Роменский у., Чуб.ТЭСЭ 4: 35), «Мурашкі, лурашкі, забирайте подушкі, бо татари ідут, подушкі вам заберут» (Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 219; см. также: Црисл.: 346, 347); «Мурашкі, мурашкі, / Хавайце падушкі: / Татары наедуць, / Падушкі заберуць» (Витебскаяобл., Ушачскийр-н, Черсвя, ДзФ: 369).
Чтобы муравьи не поели птичьи яйца или вылупившихся птенцов, украинцы и поляки соблюдают запреты: не заглядывают в птичьи гнезда после захода солнца и не говорят о птенцах во время еды (Волынская губ., Звягельский у., Юрковщина, Koper. PELR: 219; сев. Подлясье, р-нСувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 318, Плоцкаягуб., Рыпиньский и Липновский пов., Petr.LZD:
130, совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz. LRG: 40). По белорусским, украинским, польским и румынским поверьям, ворон старается вывести птенцов в марте или в феврале, пока муравьи еще не вышли из земли (см. например: Glog.ZM: 104, Gust.PPG: 142, Mug.TFR: 294). У украинцев Житомирщины аналогичное представление связано с аистом (Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR: 218).
Широко распространено лечение с помощью муравьев. На северо-востоке Великополыпи муравьев едят как ветрогонное средство, а также натираются от ревматизма муравьиным спиртом, полученным в результате печения муравьев (Плоцкаягуб., Ры- пинский и Липновский пов., Petr.LZD: 139). Муравьиным спиртом в Витебской губ. лечатся от ударов и ломоты (Новоржевский у., Зел.ОРАГО 1: 141). В Ровенской обл. и в Малопольше при ревматизме парят муравьев и мочат ноги в таком отваре (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Лесовое, Озерск, зап. автора; Ченстохова, Witan.LWS: 133, совр. Тарновское воев., р-нБжеско, Воля Пше- мыковска, Udz.PML: 400). В Волынской обл. натираются муравьями, настоянными на водке с сахаром и выдержанными в земле в течение девяти дней (Ратновскийр-н, Пески Речицкие, зап. авто- Ра)- На Украине и в Белоруссии лечатся муравьиным маслом. Считается, что муравьи бьют масло на Ивана Купалу или в ночь на
1 августа, когда оно выходит на поверхность муравейника в виде желтого густого комка, а с восходом солнца начинает таять и стекает в муравейник. Этим маслом мажут волосы, чтобы они лучше Росли (Волынская губ., Звягельский у., Юрковщина, Koper.PELR:
)> натирают больные руки и ноги (Ровенскаяобл., Дубровиц-

516
кий р-н, Озерск, зап. автора), лечат им ломоту в костях и другие недуги и даже считают, что оно приносит счастье (Витебская губ., Новоржевский у., Зел.ОРАГО 1:141). У русских варят три куриных яйца в моче больного лихорадкой и относят в муравейник; когда муравьи съедят яйца, тогда пройдет и лихорадка (Вет.ЗЗО: 61-62). Согласно севернорусскому лечебнику, чтобы отучить человека от пьянства, нужно поить его отваром муравейника с муравьиными яйцами и травой девясилом (Вологодскаягуб., Сольвычегодск, Зел.ОРАГО 1: 233). В Могилевской губ., чтобы вылечить от шалу (бешенства), выбирают из муравейника яйца, кладут их в бутылку и ждут, когда из них выведутся маленькие зеленые насекомые, которых сушат, трут и, смешав с водой, вливают в рот больному (Ром.БС 5: 172).
§16. Кузнечик, сверчок, медведка, саранча
Родство этих насекомых проявляется в лексике. У русских, согласно В. И. Далю, сверчки делятся по месту обитания на запечных (собственно сверчок), полевых или лесных (кузнечик) и земляных (земляной сверчок или земляной рак — насекомое медведка), а водяным сверчком в некоторых местах (у уральских казаков) называют рака (Даль 4: 148). У украинцев кузнечик тоже иногда называется полъовий сверщок (сверщук) (Гринч. 4: 105). В восточнославянских диалектах названия кузнечика нередко совпадают с названием сверчка: рус. Ленинград., москов., смолен. сверчок, калуж. свяршок, твер. сверкун, смолен, свяркун, цуркун; укр. волын. сверщок, свиргун, свіркун, ровен., хмельниц., терно- пол., кировоград. цвіркун (OJIA 1, карта 43). Лексически кузнечик может сближаться и с саранчой: полтав. саран (там же). Кузнечики и медведки обнаруживают функциональное сходство в приметах, связанных с началом сева: в некоторых районах Польши сев овса начинают с появлением кузнечиков (Польша, РАЕ, тара 449), а в южной России крестьяне примечают: «Медведки закричали сей пшаницу!» (Смоленская губ. (?), Добр.ЗНЯ: 85).
Из других лексических сближений следует отметить названия кузнечика, обычно использующиеся для наименования стpе -
§16. Кузнечик, сверчок, медведка, саранча
517
козы: рус. ярослав., Владимир, стрекоза— при названии стрекозы коромыслик (Ярославская обл., Ростовский р-н, Марково) или строга (Владимирскаяобл., Вязниковский р-н, Мал. Удол); ярослав. кормысло — при названии стрекозы стрекоза (Ярославский р-н, Толбухино), белор. гомел. стрэкоза, стрэкозка— при названии стрекозы конік (Гомельская обл., Житковичский р-н, Запесочье) (ОЛА 1, карты 43, 47). Характерно, что ни в одном из указанных пунктов названия стрекозы не совпадают с названием кузнечика. При этом для наименования стрекозы могут использоваться, в частности, и названия кузнечика, распространенные в других, соседних микродиалектах, как, например, ко- нік. Наименования этих насекомых в данном случае как бы меняются местами.
Как и некоторые другие насекомые, кузнечик соотносится со скотом — с конем (кобылой) и козой (козлом), причем у кузнечика, в отличие, например, от муравьев, это проявляется прежде всего в лексике. Повсеместно в Чехии и Польше, частично в Словении, Хорватии, Болгарии, на Украине и на крайнем Севере России названия кузнечика связаны с конем: чеш. kún, konicek, konik; пол. konik, konik polny, pasikonik; словен. kunjek; хорв. konic; болг. зелено кончя, зелен кон; зап.-укр. коник, коник дикий (трав- ляний), конік дикі, укр. (вост.-полес.) коник, каньок (Дейн.СЛСД: 191); рус. арханг. конёк, коник-смолик. Гурали польских Бескид даже стрекотание кузнечика называют ржанием (Kolb.DW 42: 319). Названия, соотносящие кузнечика с кобылой, встречаются в Словении, Хорватии, Чехии и Моравии, у кашубов, в южных районах Русского Севера и частично в Словакии и на Западной Украине: словен. kobilca (kubilca, kabilca), kobilica; хорв. kobilca, kobilica (kubilica); чеш. kobylka (kobelka); кашуб, kóbelka, kobelka; рус. вологод., костром., Владимир, кобылка, вологод. кобылица, костром, стременна кобылка, кобылка травяная; вост.-словац. kobulka; укр. черновиц. кобилица (ОЛА 1, карта 43, Геров 5: 168, Kolb.DW 39: 484). Kobylka у чехов выступает и в качестве названия саранчи. На западе Белоруссии и в польском Подлясье названия кузнечика преимущественно связаны с козлом или козой: бе- Л0Р- (витеб., гроднен., бреет.) казёл, казялок, казёлчьік, козлик, кязелъ, казулька, пол.-подляс. koza, kozka (ОЛА 1, карта 43, olb.DW 42: 316). В районе Сувалок к кузнечику обращаются с приговором, называя его krówka (Kolb.DW 42: 316).

518
Иногда кузнечика называют «божьим » конем, например у венгерских словенцев (bogin konj) и на Русском Севере (арханг. божий коник). При этом в некоторых микродиалектах возникает лексическая оппозиция кузнечика и божьей коровки: «божий конь» — «божья корова». Например, у русских Архангельской обл.: божий коничок— божья короушка (Онежский р-н, Тамица), божий конёк — короука божья (Котласский р-н, Песчанка) (OJIA 1, карты 43, 44). «Божественность» кузнечика проявляется и в поверьях. Так, в Жешовском воев. считают, что кузнечик носит Бога — Иисуса Христа (Ропчицкий пов., Udz.LPPR: 129).
В польском Подлясье, в районе Белостока, кузнечику приписываются некие, не вполне ясные, демонические свойства. Чтобы дети не ходили в жито, их пугают сидящими там кузнечиками («козачки зяленые у жыци скачуць, якбы кузаки, якбы коник польны»), подобно тому как в других местах их пугают русалкой в жите. Говорят: «Козачки там скачуць, та укусиць!» (Белостоцкое воев., Тополяны, зап. автора). Недостаток материала из этой зоны не позволяет прояснить связь между кузнечиком и русалкой. На этот счет можно строить лишь предположения. Прежде всего, нельзя исключать вторичные сближения «козьих» подлясско-западнобелорусских наименований кузнечика (ка зулъка и т. п.) и названий русалки типа казьітка (Азим.ДР), зафиксированных на смежной территории Гродненщины. Кроме того, в языковом отношении возможны лексические сближения щекотания (одного из основных занятий русалки) и звуков, издаваемых различными животными (как, например, стрекотания сороки), в том числе, как можно полагать, и стрекотания кузнечика. Следует учесть также свидетельство об особом отношении к кузнечику в соседнем с Подлясьем регионе, у литовцев Восточной Пруссии: это приводимое К. Мошиньским сообщение Эрхардта Вагнера (начало XVII в.), с удивлением отмечавшего то «религиозное» почитание, с которым относились литовцы к этим насе комым (Mosz.KLS 2/1: 550).
Из крайне скудного славянского материала, связанного с кузнечиком, можно отметить магические действия, основанные на прыгучести этого насекомого и направленные на разрешение роженицы от бремени или отторжение болезни (аналогичное применение находят и некоторые другие прыгающие и летающие животные, например блоха, летучая мышь, некоторые птицы).
§16. Кузнечик, сверчок, медведка, саранча
519
Так, в Рязанской губ., при тяжелых родах окуривают роженицу паленым кузнечиком, чтобы она легче разродилась (Касимовскийу., Большое Ардабьево, Манс.ОРЭА 1: 22). Поляки Люблинского воев. для избавления больного от лихорадки убивают кузнечика и, вло- экив его незаметно в сушеную сливу, дают съесть больному лихорадкой (Янув, Фрамполь, Kolb.DW 17:162,42: 319).
У болгар Центральных Родоп кузнечик фигурирует в девичьих гаданиях о замужестве. При первом куковании кукушки девушка переворачивает лежащий на земле камень и если под ним обнаружится кузнечик — это значит, что она выйдет замуж за пахаря (Смолянский окр., Хвойна, Чепеларе, Род.: 103).
Некоторые русские диалектные названия кузнечика — арханг. смолка, смолик, смольный коник, смолен, дихтяр — связаны с тем, что он выпускает из своего рыльца каплю темной густой жидкости. Поляки считают ее целебной и смазывают ею небольшие порезы и царапины (Kolb.DW 42: 316, 319). Дети ловят кузнечика, сжимают его в ладони и просят дать каплю «мази»: «Daj mi, koniu, masci na moje bolesci; jak mi nie dasz masci, rzuc? ci§ na przepasci!» [Дай мне, конь, мази для моих болячек; если не дашь мне мази, я кину тебя в пропасть!] (Галиция, гурали польских Бескид, там же: 316), «Koniu, koniu, déj mi masci, wypusc§ ci§ ze swej gársci» [Конь, конь, дай мне мази, тогда выпущу тебя из пригоршни] (Мазовше, Седлецкая губ., Гарволинский пов., Луковец, U1.NME: 293), «Krów- ko, krówko, daj mnie masci, to wypuszcz? ciebie z garsci» [Коровка, коровка, дай мне мази, тогда выпуіцу тебя из пригоршни] (сев. Подлясье, р-н Сувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 316).
Сверчок, в отличие от кузнечика, шире представлен в поверьях, хотя они тоже систематически не собирались и не исследовались. Часто присутствие в доме стрекочущего сверчка, как и целого ряда других насекомых и гадов, приносит его обитателям счастье. Это поверье известно в Чехии (Fisch.ZPLP: 41) и в некоторых районах Польши (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 33, совр. Жешовское воев., Ропчицкий пов., Udz.LPPR: 131, сев. Подлясье, р-н Аугустова, Kolb.DW 42:
355) . В районе Сувалок сверчок в доме сулит счастье и деньги (там же). Гуцулы запрещают убивать сверчка, так как это может повлечь за собой несчастье (Kaindl Н: 105). В Малополыпе считают, *"о если помешаешь сверчку стрекотать, он вскочит тебе в еду (Ропчицкий пов., Udz.LPPR: 131).

520
Однако не менее распространено представление, что стрекотание сверчка — плохая примета. Так считают, например, в западном Полесье (Брестская обл., Малоритский р-н, Олтуш, зап. автора) и на Тернопольщине (Fisch.ZPLP: 41). В зоне польско-украинского по- граничья (совр. Пшемысльское воев.) говорят, что в доме, в котором долго обитает сверчок, кто-нибудь заболеет (Любачув, там же). По рассказу жительницы Варшавы, мать больной дочери услышала стрекотание сверчка за окном, отчего состояние ее дочери ухудшилось, а когда сверчок застрекотал возле постели дочери, девочка на следующий же день умерла (Kolb.DW 42: 355). В Белоруссии сверчки в избе предвещают смерть кого-либо из домашних, так как в их стрекоте слышны слова: «смерть, смерть» (Путилковичи, Fisch. ZPLP: 41). Согласно «Абевеге русских суеверий», «кузнечик [т. е. сверчок], которой кует иногда по углам в горнице, то сие значит, что обыкновенно выживает живущего из дома» (Чулк.АРС: 227). Исчезновение сверчка из хаты связывают на Украине с предстоящими изменениями в доме: «іцось відіб’еця або приб’еця до хати» (Украина, П. М., АрхИИФЭ 15-3/252: 69). У русских необычное поведение сверчка — плохое предзнаменование: если он летает по избе, это к смерти или к пожару (Даль ПРН: 926). Некоторые приметы связаны с изменением погоды: сверчок стрекочет в хате— на «погоду» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Лесовое, зап. автора), стрекотание сверчка ночью — к ненастью (гуцулы, Kolb.DW 54:184).
Пробуждение сверчков на печи приурочивается на Украине к дню св. Феодула (5/18.IV) (Килим.УР 3: 344, Аф.ПВСП 3: 684).
Согласно польским поверьям, сверчков может наслать печник, если хозяева его чем-нибудь обидят или мало заплатят (Краковское воев., пов. Величка, Вежбанова, Hrad.PWL: 67). В Катовицком воев. появление сверчка за печью связывают с коитусом и
спермой: если печник, складывающий печь, нае в глину, то в
этом месте будет жить сверчок (Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 51).
Различны способы изгнания сверчков. Украинцы района Брацлава (совр. Винницкая обл.) считают, что поскольку домашний сверчок рыжий, нужно впустить в дом черного: он выгонит рыжего и сам уйдет (АрхИИФЭ 15-3/252: 69). Оппозиция черного и красного цвета актуальна и в символике некоторых других насекомых — тараканов и муравьев. В Волынской губ. сверчков отсылают к месяцу на свадьбу: садятся верхом на клюку, распустив
§16. Кузнечик, сверчок, медведка, саранча
521
волосы, и ездят по хате, приговаривая: «Свірчкы молодцы, ходытэ сюды! Кличе вас місяц на навоження» (Зел.ОРАГО 1: 300). Или: «Свірщки-молодці, ходить сюди, кличе вас місяць на новоження» (Гринч. 2: 569, Чуб.ТЭСЭ 1: 68). В Малополыпе хозяин, закончив жатву, складывает все серпы на печь и говорит: «Ja juz pozgem, znijcie teraz wy» [Я уже все сжал, жните теперь вы] — тогда можно быть уверенным, что весь год ни один сверчок не появится в его доме (совр. Тарновское воев., пов. Бжеско, Боженцин, ArchMEK 1/147 II/116: 10). Жители Рязани для уничтожения сверчков раскладывают в доме побольше васильков (Манс.ОРЭА 4:16).
Диалектные названия медведки соотносят это насекомое с рядом других животных: чаще всего с медведем (рус. медведка, медведок, укр. медведик, медведок, медведюх, земледух ведмедюшок, пол. niedzwiadek, луж. mjedwedé, mjedwedk, болг. мече прасе) и с раком (рус. земляной рак, укр. рак, рачок, рак земляний, болг. див рак, ра- чец, рачък, рачка), а также с кротом (подляс. крот: «крот з хвостиком, походжы на рака, но меныпы и [живет] в зэмли», Белостоцкое воев., Стары Корнин, зап. автора), с волком (укр. вовчок), со свиньей (болг. диво прасе, попово прасе) и с собакой (укр. земляна сучка, сучка, сучечка, собачка, болг. сляпо куче) (Даль 2: 312, Дзендз. ПЛАУМ: 240, Дейн.СЛСД: 191, Геров 5: 71, Schul.WVt: 161).
У медведки отчетливее, чем у сверчка и кузнечика, выражена принадлежность к нечистым животным, прежде всего к гадам. Так, поляки считают медведку ядовитой. Если она укусит человека, он погибнет (Краковское воев., пов. Величка, Вежбанова, Hrad. PWL: 65). Чтобы укус медведки не оказался смертельным, нужно сразу же раздавить ее на месте укуса и растереть на свежей ранке, как мазь (р-н Сувалок и Аугустова, Kolb.DW 42: 314). Если раздавить ее босой ногой, нога усохнет (Равский пов., Забоже, Kolbusz. MMWL: 161). Даже «моча» медведки, попавшая на тело человека, вызывает нагноение (Белостоцкое воев., Понаревье, Glog.ZM: 106). На юго-востоке Малопольши верят, что корова выпускает из себя молоко, если перед ней медведка (kruczek) вылезает из земли (Санок, Kolb.DW 51: 8). Лужичане считают, что убившему медведку будет прощено девять грехов (Шлейфе, Schul.WVt: 161), аналогично тому, как во многих славянских регионах грехи прощаются за Убиение других гадов (змеи, паука). С гадами медведку связывает и использование ее в обряде вызывания дождя. В Полесье во время засухи медведку вешают за волос на палку, на куст или на забор и

522
иногда причитают по ней (Гомельская обл., Брагинский р-н, Пир- ки, Черниговская обл., Репкинский р-н, Яриловичи, Городнян- скийр-н, Мощёнка, Тол.ЛУДЖ: 24). У гуцулов, чтобы пошел дождь, тоже вешают медведку на ниточке (Kaindl Н: 105).
В Польше иногда запрещается убивать медведку из опасения мести со стороны других медведок, которые, как полагают, причинят большой вред тому, кто ее убьет. Если же случайно выкопаешь ее из земли, например во время пахоты, то нужно забросить ее за чужую межу — тогда все они уйдут вслед за ней (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 161). В Краковском воев. медведок изгоняют с полей на Зеленые Святки: зажигают пучки соломы, насаженные на палки и разбегаются по полям с криком: «Uciekajcie niedzwiadki w N. zimniacki» [Убегайте, медведки, в картошку такого-то (называют имя человека, которого в селе не уважают)]. Так бегут по межам или полям, пока соломенное помело не сгорит (р-н между Гдовом и Бохней по р. Рабе, Šwi^t.S: 257-258).
В районе русско-белорусского пограничья медведок вылавливают из их норок, сушат и скармливают с овсом и сеном коням, причем медведок с черной спинкой дают коням темной масти, рыжих — рыжим коням, а бледно-желтых — половым коням. Считается, что от этого кони будут здоровы и почуют силу (Добр.ЗНЯ: 85). Медведок используют и в народной медицине. Сербы Алек- синаца убивают медведку на тяжелом, неподвижно лежащем камне, бросают ее в воду, разминают в воде и дают эту воду пить ребенку, страдающему эпилепсией (Кар. 1903/4: 125). Лужичане при зубной боли откусывают голову живой медведке, а затем выплевывают ее (Бург, Schul.WVt: 161). Так же поступают и для избавления от головной боли (Veck.WSMAG: 458).
С саранчой у поляков района Торуня связано поверье, что на ней имеется надпись по-древнееврейски, за какие провинности она наслана людям (Закшевко, Kolb.DW 39: 258).

§17. Стрекоза

В нашем материале совсем нет поверий, связанных со стрекозой. Однако, как и в случае с божьей коровкой, богатый и разнообраз ный лексический материал, представленный в названиях стрекозы

523
(см.: ОЛА 1, карта 47, Дзендз.ПЛАУМ: 239-240, Дейн.СЛСД: 191), позволяет прояснить мифологическую семантику этого насекомого.
Так, целый ряд названий стрекозы выявляет символику, соотносящую ее с гадами, прежде всего со змеями, например: хорв. kac jak, укр. гадыняче, гадячок, гадячка, гадяча муха, гадячий мете лик. Родственные отношения ее с гадами отражены в некоторых южнославянских названиях — «змеиный дядя» (zmijin stric) у хорватов и «лягушачий отец» (zabli otac) у австрийских словенцев. У кашубов стрекоза носит то же название, что и рыба вьюн (piskor), также относимая в народном сознании к разряду гадов. «Змеиным пастухом» называют стрекозу словенцы (kacji pastir) и поляки района Тарнова (wqzipastuch). У словенцев, словаков и западных украинцев стрекоза— «змеиный батрак», «слуга (служанка)» или «помощник»: словен. kacji hlapec, словац. hadov (hadí, hadaca) sluha, hadaca slúzka, укр. гадячий (гадиняча) слуга, гадинячий (га- диній) помагач, гадиняча попрятина. Чехи, мораване, словаки и поляки Западных Бескид определяют это насекомое как «змеиную голову», реже «змеиный глаз» или «змеиное жало»: чеш. hadí hlava, словац. hadaca (hadа) hlava, пол. gadzia glowa, gadzi leb, wqzio- gtowa, wqzi leb (Hrad.PWL: 67), чеш. hadí voko, пол. gadze zundlo. У восточных словаков и западных украинцев наименования стрекозы связаны с летающим змеем: словац. šarkan, укр. шарканъ. В ряде названий отражена связь и с другими демоническими персонажами — «вил ой », « стригой », ведьмой, « железной бабой » и чертом: серб, вилин кон>, вилин (вилински) кониц; словен. striga; укр.-закарпат. босорканя; укр. (сумск., полтав.) залізна баба, жи- лізна баба; укр. чортик. Характерно, что названия стрекозы типа «змеиный пастух» и «вилин конь» встречаются на той же южнославянской территории и в качестве названия мифического царя змей: хорв. kacji pastir (р-н Вараждина), vilenski konj (р-н Джякова), серб. вилин конз (Срем) (Ђор.ПВП 2:105).
Благодаря своим снующим движениям стрекоза уподобляется ткаческим орудиям: веретену (хорв. vretence, серб, вретено, макед. бабино вретено, укр. веретено, рус. вологод., костром, веретено, веретенник), мотовилу (рус. Новгород, стрекоза-мотови- ло), прялке (серб.-хорв. преслица). Ср. также: у поляков Силезии ее название связано с портным (опольск. sznajder). Иногда стрекоза лексически сближается с некоторыми трепещущими и стре- кочущими птицами: трясогузкой (пол. жешов. pliszka) и сорокой

524
(зап.-укр. сорока). Некоторые названия стрекозы мотивированы ее стрекотанием, которое уподобляется то стрельбе (отсюда кашуб. zolnerz [солдат]), то звуку косьбы (отсюда пол. вроцлав. kosarz [косец]), то стуку кузнечного молота о наковальню (отсюда укр. львов. коваль, рус. твер., калуж. кузнец).
Кроме того, у восточных словаков и в Малополыне стрекозу называют святым Яном: словац. svati Jan, пол. šwinty Jan. Встречаются и названия, наделяющие стрекозу чужой национальной принадлежностью: еврейской (пол. варшав. zydek) или русской (белор. Могилев., гомел. маскалъ). Некоторые наименования сближают ее с другими насекомыми: с кузнечиком (пол. быдгощ., познан, pasikonik, pásiku nik, рус. Новгород, циркун), саранчой (пол. вроцлав. szaraniec, люблин. szarancza, укр. саранча, сарана, рус. Владимир., липец., орлов., рязан. саранча), бабочкой (белор. минск. бабачка, укр. бабочка, бабка), шершнем (укр. черновиц. иіериіін) и божьей коровкой (укр. волын. бедрик). Наконец, как и у других насекомых, у стрекозы представлен ряд названий, связанных со скотом: конем (серб.-хорв. коњ, кониц, зелени КОЊ, vodeni konj, пол. konik, wodny konik, белор. конік, укр. коник, сев.-рус. конёк), в том числе «божьим» конем (серб.-хорв. божји кониц, луж. bogowy konik), кобылой (хорв. kobila, kobilica, чеш. kobylka, рус. вологод. кобылка), коровой (пол. ольштын. krów ha) и козой (серб, черногор. коза).
§18. Прочие насекомые
Клещи, по поверью поляков, происходят из лещины, орешника (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 162). Связь этих насекомых и других гадов с лещиной не случайна и имеет мифологический характер. Это, в частности, подтверждается поверьями о том, что под корнями лещины обитает король (царь) змей (Люблинское воев., Kolb.DW 17:148), что осенью он собирает всех змей, которые влезают на лещину, чтобы в последний раз перед уходом в землю увидеть небо (Волынская обл., Ковельскийр-н, Уховецк, зап. автора), а также представлениями о лещине как «крёстном змеи» и использовании ее в ритуалах изгнания змей и в лечении змеиного укуса (Болгария, Бен.ЗБФ: 44). Клещ и змея упоминаются вместе
§18. Прочие насекомые
525
в вятском заговоре, который читают при входе в лес, чтобы уберечься от их укусов: «Я иду в лес, клещь лезь на лес, а змея, за угоду долезай под колоду» (Малмыжский у., Майк.ВЗ: 102).
В белорусской сказке из Гомельского у. клещ вместе с мухой и комаром выступают как посланцы с того света: они берут за волосы человека, убитого поваленным деревом, и относят его на тот свет (Белица, Ром.БС 3: 434). Связь клеща, как и других хтонических гадов и насекомых, с дождем отражена в польских шуточных стишках: «Mówil kleszc, ze bedzie deszc, / Mówila mucha, ze bedzie posucha, / Mówily koty, ze bedo grzmoty...» [Говорил клещ, что будет дождь, / Говорила муха, что будет засуха, / Говорили коты, что будет гром...] (Жешовское воев., Ропчице, Sul.ZER: 74); «Ре- dziaia mucha, / Ze bedzie zawierucha; / Pedzial klisc, / Ze bedzie dysc» [Сказала муха, что будет вьюга, / Сказал клещ, что будет дождь] (р-н Ченстоховы, Witan.LWS: 117).
По поверью поляков Катовицкого воев., клещ душит соловьев (Олькушский пов., р-нСлавкова, Cisz.LRG: 49). Согласно народной легенде, известной в Польше и на Украине, соловей, имевший прежде только голову, одолжил на время у клеща заднюю часть туловища, чтобы сходить на праздник, на свадьбу или на бал, но не вернул, а когда клещ пришел за ней, натравил на него борзых собак: «Лыска, Лыска! На, на, на! Цу-цу! Взяу, взяу! Бери, бери! О-то-то-то!» (Житомирскаяобл., Новоград-Волынскийр-н, Кур- чица, ПА); «Кум клещ, кум клещ, бийте, бийте, бийте ціпом, ціпом! Кум клещ, HbBÍrý, цьвиу, UbBirý, ловіт, ловіт, ловіт, потоком, потоком, потоком, забігай, забігай, забігай відти, відти, відти, відти, туда, туда, туда, за ним, за ним, за ним, за ним. О! туй, туй, туй, туй, туй, бери, бери, бери, бери, бери, бери!» (Покутье, р-нСнятына, Тростянец, Groch.NSS: 291-292); «Po со klisc? Po со klisc? Po rzyc? Po rzyc? Po rzyc? Tu tu-tu-tu-tu-tu! Bij gn! bij gu! bij gii!» [За чем, клещ? За задницей? Тут! Бей его!] (совр. Варшавское воев., Гарволинский пов., Луковец, U1.NME: 293; см. также: Kolb.DW 42: 353, Мазовше; Cisz.LRG: 45, совр. Катовицкое воев.; Kolb.DW 3: 196, Куявы). С тех пор клещ ходит без туловища, с одной головой.
Сложные названия насекомых, производные от сочетания числительного «сто» или «сорок» с существительным «нога» (типа рус. сороконожка, укр. стоніг, пол. stonoga, чеш. stonozka, болг. стоножица и т. п.) могут обозначать различных мелких животных с большим количеством ног (многоножек), чаще всего

526
Часть II.
Глава 2. Гады и насекомые
сороконожку и мокрицу. В народных представлениях сороконожка наиболее близка пауку, лексически — также скорпиону (ср. болг. скорпия 'скорпион’ и 'сороконожка’, Геров 5: 176). Некоторые ее названия, как и у других насекомых, связаны со скотом, например пол. owieczka (Udz.PML: 399). Как и укусы паука, ядовитые укусы сороконожки в Болгарии смазывают медом, вынутым из ульев в день св. Прокопия (8/21.VII) (Марин.ЖС 1: 180). Сороконожки особенно часто используются в народной медицине, в частности при лечении опухолей. Так, украинцы Покутья собирают их, разминают и мажут ими опухшие места (р-н Тлумача, Бортник, Piotr.ZWJB: 219). В Польше опухшие железы на шее, например при скарлатине, растирают слюной, смешанной с раздавленными сороконожкой и пауком (Витушиньце, Udz.PML: 399). Сороконожками лечат также колющие и режущие боли: от колик, рези в животе, прикладывают к пуповине толченых сороконожек (Украина, Чуб.ТЭСЭ 4: 17) или дают пить с водкой порошок из сушеных сороконожек (Польша, р-н Сувалок и Аугустова, Kolb.DW 42:316).
Моль коррелирует с гадами (червями и мышами) в ряду мотивировок, связанных с нарушением запрета отказывать беременной женщине в том, что она попросит одолжить. В различных частях Польши верят, что у хозяина, отказавшего беременной в такой просьбе, поедят одежду моль, червь или мыши (РАЕ, шара 460). В южной Македонии моли посвящен специальный день 24 июля. В этот день выносят на солнце шерстяную одежду, чтобы очистить ее от моли (БСУ 331: 69). У болгарских мусульман Смолянского окр. с названием моли (болг. диал. пасулъки) связан Пасувден, или Па сильковден — первый день недели после Георгиева дня (23.IV/6.V). В этот день выносят на солнце шерстяные вещи, чтобы в них не было моли (Неделино, Тырын, Беден, Лясково, Могилица, Род.: 110). Таким же образом в Родопах повсеместно предохраняются от моли на Вознесение (Спасовден), сороковой день после Пасхи (там же: 107), а в некоторых местах и в день Сорока мучеников (9/22.III), связанный с пробуждением земных тварей (Пазар- джикский окр., Сырница, там же: 102).
.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология