Юдин А. Русская народная культура. Мифологические представления в необрядовом фольклоре

ОГЛАВЛЕНИЕ

Язычество в былинах

Значительно менее отчетливо выражена связь с мифологией в былинах. Но и в них многое напоминает преобразовавшиеся с веками мифы. Для былин как произведений эпического характера естественны значительные размеры текстов, непременное наличие сюжета, вокруг которого строится действие, охват широкого пространства и значительных отрезков времени, медленный, величавый повествовательный лад. Пространство - время былин по структуре весьма напоминает "изначальное", архетипическое, арену развертывания мифологических сюжетов; былинные персонажи часто имеют прямые соответствия на высших уровнях языческого пантеона, а сами включаются исследователями в его низшие уровни.

Чтобы проиллюстрировать эти общие замечания, рассмотрим несколько самых известных былин так называемого киевского цикла. Их тексты имеют весьма значительный объем, а поскольку они неоднократно издавались и легко доступны, мы будет рассчитывать, что читатель познакомится с ними самостоятельно. Былины получили известность благодаря записям XIX - XX вв., сделанным фольклористами на севере и северо-западе России, а также в центральных губерниях, Поволжье, Приуралье, на Дону, в Сибири и других местах. Живое бытование былин кое-где сохранилось до 30-хгодов XX в. Среди известнейших сказителей, от которых были записаны многие сюжеты, особо необходимо назвать Марью Дмитриевну Кривополенову (1843, дер. Усть-Ежуга на Пинеге - 1924, дер. Веегоры Арх. обл.) и Марфу Семеновну Крюкову (1876, дер. Нижняя Зимняя Золотица, ныне Приморского р-на Арх. обл. - 1954, там же).

Исторической основой сюжетов многих былин послужили события времен княжения Владимира Крестителя (Красное Солнышко). Резкий переворот в духовной жизни восточных славян, яркость исторических личностей, действовавших в ту пору, заставили потомков (а былинная традиция в общих чертах сложилась, по-видимому, еще в XII в.) переосмыслить те времена как своего рода начальные (соответственно - архитипические), а исторические события были преломлены через сюжет древних мифов. В эту сюжетную схему оказались вовлечены практически все основные персонажи.

В качестве первого примера вспомним обстоятельства появления на свет персонажа, носящего в разных вариантах имена Волх (Всеславьевич) или Вольга (Буславлевич, Святославович), соотносимые исследователями со словами "волхв", "волхвовать" и именем Волоса. Вот как начинается былина о нем в самой ранней записи, которая была впервые опубликована еще в 1818 г.:

По саду, по саду по зеленому ходила, гуляла
Молода княжна Марфа Всеславьевна,
Она с камню скочила на лютого на змея.
Обвивается лютый змей около чебота зелен сафьян,
Около чулочка шелкова, хоботом бьет по белу стегну
А в та поры княгиня понос понесла (т.е. забеременела),
А понос понесла и дитя родила,
А и на небе просветя светел месяц.
А в Киеве родился могуч богатырь,
Как бы молод Волх Всеславьевич

Перед нами лишь слегка модернизированный (княжна, чулочек шелков и т.п.) вариант мотива соития женщины со змеем (нечистым духом), от чего, по преданиям, рождались колдуны и оборотни. С точки зрения реконструкции "основного мифа" здесь можно увидеть отражение сюжета измены супруги Громовержца со змеем. В имени героини сохранился древний звуковой комплекс MAP-, уже знакомый нам по фольклору. Каковы же характерные черты рожденного от этой связи младенца?

1. Ранние способности - к речи (в возрасте полутора часов), военному делу, грамоте и "премудростям" ("Волх он догадлив был").

2. Овладение тремя "премудростями":

а) "обвертываться" ясным соколом;

б) серым волком;

в) гнедым туром - золотые рога, а затем горностаем и "мурашиком".

В былине о Вольге он оборачивается "левом зверем", Науй-птицей и "рыбой щученькой", а затем - "малою птицей, пташицей", серым волком и "малым горностаюшком"; в другом варианте "похотелося Вольге много мудрости: Щукой-рыбою ходить ему в глубоких морях, Птицей-соколом летать под оболока, Серым волком рыскать да по чистыим полям". Любопытно сравнить этот отрывок с известным местом из "Слова о полку Игореве" - "Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, растокашется мыслию (вероятно, "мысью", т.е. "белкой") по древу, серым волком по земли, сизым орлом под облакы".

3. Удачливость в охоте и в войне, причем не столько благодаря силе, сколько хитрости и волшебным способностям.

Итак, перед нами не типичный былинный богатырь. Последние отличаются небывалой силой, но не грамотностью (во всяком случае, об этом признаке, как несущественном, обычно не упоминается). Волху/Вольге свойственны: тайное знание, авантюрность решений, быстрое передвижение, причем в разных мирах (птицей - в верхнем, копытным туром или волком - в среднем, рыбой - в подводном, нижнем), и - в силу легкого пересечения границ - посредничество между этими мирами (горностай - животное, двигающееся по стволу Мирового Дерева, соответственно - посредник). Эти качества приписывались колдунам и чародеям, каковым и является герой.

Насквозь мифологичен и всем известный с детства богатырь Илья Муромец. Его образ был тесно связан с представлениями об Илье Пророке, Громовержце, который гонит по небу змея. О соотнесении с Громовержцем говорит не только имя и функция победителя змея, но и частый эпитет Ильи "старый", "стар казак" - громовержец-Перун представлялся в виде старика с бородой и усами, что отразилось и в фольклорном "старом деде" лирических Песен.

Путь Ильи из Мурома в Киев - типичное сказочно-мифологическое путешествие в мир иной. Илья преодолевает препятствия на пути (победа вражьей силы под Черниговом, означающим, вероятно, здесь черное место), превозмогает соблазны (предложение стать черниговским воеводою) и, оказавшись в стандартной ситуации выбора пути ("Прямоезжая дорожка заколодела,/3аколодела дорожка, замуравела,/А и по той ли по дорожка прямоезжею/Да и нехотою никто да не прохаживал,/На добром кони никто да не проезживал..."), выбирает путь смертельный, т.е. вниз. Дальнейший путь Ильи по всем признакам представляет собой нисхождение:

...Как у той ли-то у
Грязи-то у Черноей,
Да у той ли у березы у покляпыя...

"Черная Грязь", которую исследователи прилежно искали на картах курско-орловской земли - и даже нашли несколько пунктов с названием Грязь, - это несомненно отсылка к "нижней" части модели мира: чернота дает указание вниз, на землю, а "грязь" вводит признаки антимира (ср., например, обычай встречать некоторые "критические" точки временного цикла в грязной одежде). Локляпая (="понурая, свислая, наклонная, пригнутая книзу, крыжоватая, нагнутая" - словарь Даля) береза закрепляет "анти"-смысл, вводя мотив кривазны (ср.: кривда, кривой путь).

Да у той ли речки у Смородины...

Эта тщетно разыскивавшаяся фольклористами знаменитая река (ее современное соответствие - "речка Вонючка" из песенки; Смородина происходит от слова смород, смрад, что накладывается на образ грязи) в схеме волшебного путешествия является тем самым водным рубежом того и этого света, о котором уже говорилось выше. Еще в начале XX в. высказывалось предположение о сходстве Смородины и огненной реки, отделяющей потусторонний мир от мира живых, реки серной, следовательно - смрадной. Илья, таким образом, приближается к границам Святорусской земли, которая в фольклоре является не столько географическим наименованием (в нее включается, например, Иерусалим), сколько наименованием всего своего (православного) мира, в самом широком смысле - мира живых вообще.

...У того креста у Левонидова...

Крест в христианской традиции - аналог Мирового Древа, Мировой Оси; место, где он установлен, воспроизводит гору Голгофу, считающуюся центром мира, точкой, откуда началось его творение, местом захоронения черепа первого человека. Мировая Ось пронизывает все три мира; Илья, таким образом, подходит к центру мира нижнего, где

Сидит Соловей-разбойник во сыром дубу...

В центре богатыря встречает, очевидно, сам хозяин нижнего мира (с "низом" модели мира связывает его эпитет "сырой", дуб здесь подтверждает значение Мирового Древа - Оси), занимающий в сюжете обычное место змея-противника, что выдает его мифологическую сущность. Мы уже говорили, что слово Соловей, прочтенное наоборот, дает имя Волос. Характерен и мотив выбивания ему Ильей "правого глаза со косицею" - Соловей становится "кривым", что закрепляет его отрицательное значение и сближает с персонажами, подобными циклопам античной мифологии или сказочному Лиху Одноглазому.

Можно обнаружить мифологические мотивы и в других былинах. Это, например, "Добрыня и Змей" (вновь фольклорно-литературный мотив битвы со змеем, похитившим женщину; мотив отделяющей мир иной огненной Пучай-реки и др.). Особо богата такими мотивами былина "Добрыня и Маринка". В ней мы встречаем весьма интересный женский персонаж - Марину Игнатьевну, коварную чародейку, любовницу Змеища Горынчища. Противник Змея представлен Добрыней - отсюда и завязка былинного сюжета: Добрынина стрела ( = молния Громовержца) влетает в окно Марины. Любвеобильная девица решает приворожить богатыря, для чего читает над разожженным огнем типичный заговор-присушку, какие в изобилии бытовали в старой России, передаваясь устно или в списках. На какое-то время ей это удается...

Следующий мотив - изгнание Добрыней Марининого Змея, весьма, кстати, похожего на тех огненных змеев, которые, по поверьям, поваживались по ночам летать к девушкам. Интересно, что Марина зовет Змея вернуться, высунувшись по пояс из окна "в одной рубашке без пояса". Неподпоясанность, как и простоволосость, - характерный признак женских демонических персонажей. Превращение Добрыни (вслед за другими богатырями) в тура вводит мотив оборотничества. Характерна "антисвадьба" Добрыни и Марины:

Они в чистом поле женилися,
Круг ракитова куста венчалися, -

ракитов куст здесь - фольклорный аналог нижней части Мирового Древа (в нем, как мы указывали, сидят заговорные змеиные цари), заменяющий церковный алтарь в обряде венчания, также, в свою очередь, символизирующий центр мира. Чисто поле (как нечто, окружающее внешним кругом центр) аналогично пространству храма, противостоящего внешнему миру (как священное - профанному, мирскому), и одновременно является фольклорным знаком переходной области между миром и антимиром. Наконец, вполне мифологичен финальный мотив расчленения живого тела Марины - перед нами типичное жертвоприношение на алтаре (с точки зрения "основного мифа" - наказание богини-распутницы).

Чрезвычайно сходны мотивы небольшой былины об Алеше Поповиче, записанной в начале XX в. на Дону, - "Бой Алеши со Змеем".

Центром ее сюжета является битва богатыря со Змеем Горынычем, к которому неравнодушна молодая княгиня князя Владимира. Богатырь побеждает Змея, а неверная наказывается в конце былины смертью по княжескому повелению.

Мотивы многих сходных былин ("Илья Муромец и Идолище", "Добрыня и Змей" и др.) встречаем в былине "Алеша Попович и Тугарин Змеевич". Здесь и первая победа над змеем, и неверная княгиня Апраксеевна, и кинжал, бросаемый змеем в богатыря, и бой в поле. Еще один отзвук "основного мифа" можно усмотреть в молитве Алеши перед боем:

Создай, Боже, тучу грозную,
А и тучу-то с градом-дождя.

По Алешиной молитве Бог дал просимое, а дождь размочил бумажные (!) крылья Тугарина Змеевича, отчего тот упал на сыру землю. Вспомним в связи с этим, что "основной мир", по гипотезе Вяч. Вс. Иванова и В.Н. Топорова, - миф о происхождении дождя, идущего после поражения змея.