Тоффлер Элвин. Третья волна

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 19

РАСПОЗНАВАНИЕ НОВЫХ ПРАВИЛ

Во многих домах среднего класса ставится ритуальная драма: недавний выпускник, сын или дочь, поздно приходит обедать, огрызается, помещает объявления в газетах и проповедует, что режим жизни "с девяти до пяти" устарел и глуп. Что человек, даже потерявший чувство самолюбия, не должен подчиняться этому режиму.
Представим состояние родителей...
Отец, только что вернувшийся с работы " с девяти до пяти", и мать, уставшая и угнетенная после оплаты пачки счетов, оскорблены. Они уже прошли через это ранее. Они видели и хорошие времена и плохие, поэтому они удовлетворены надежной работой в большой корпорации. Молодые же насмехаются: "Небольшие компании лучше. Вообще компания дело не самое хорошее. Скорость продвижения по службе? Для чего? Это все ужасная скука!"
Потрясенные родители наблюдают, как их принци-
[397]
пы жизни опровергаются один за другим. Их возмущение растет, и они ультимативно восклицают: "Когда же вы наконец повернетесь лицом к реальному миру?"
Такие сцены происходят не только в богатых домах в США или даже в Европе. Японские корпоративные лидеры ворчат за саке о быстром падении рабочей этики и корпоративной лояльности, индустриальной пунктуальности и дисциплинированности среди молодежи. Даже в СССР родители из среднего класса сталкиваются с похожими проблемами у молодежи.
Может, это просто другой образец epater les parents (эпатажа) - традиционного конфликта поколений? Или это что-то новое? Возможно, молодые люди и их родители говорят о разных "реальных мирах"?
Мы наблюдаем здесь не просто классическую конфронтацию романтической молодежи и реалистических стариков. Другой стала действительность. Основные законы поведения, содержащие основные правила социальной жизни, изменяются тем быстрее, чем сильнее натиск Третьей волны.
Мы видели ранее, как Вторая волна принесла с собой кодекс принципов или правил ежедневного поведения. Такие принципы, как синхронизация, стандартизация или максимизация, применялись в бизнесе, управлении и в каждодневной жизни, подчиненной пунктуальности и расписаниям.
Сегодня появляются иные законы (в некоторых случаях почти противоположные) - группа правил для новой жизни, которую мы строим на демассифицированной экономике, в демассифицированной среде, в новых семействах и структурах корпораций. Многие из кажущихся бессмысленными баталий между молодыми и старыми, так же как и подобные конфликты в наших классных комнатах, на заседаниях правительст-
[398]
ва, в политических кулуарах, являются фактически не чем иным, как столкновением мнений, какому кодексу жизни следовать.
Эти законы напрямую атакуют большую часть из того, во что представители Второй волны научились верить - от важности пунктуальности и синхронизации до необходимости конформизма и стандартизации. Под сомнение ставится предполагаемая эффективность централизации и профессионализации. Это требует пересмотра нашей уверенности, что большее является лучшим, и наших представлений о "концентрации". Чтобы принять эти новые коды, разобраться, как они контрастируют со старыми, необходимо понять сначала массу иных непонятных конфликтов, которые бурлят вокруг нас, истощают нашу энергию и угрожают нашим личным правам, престижу или кошельку.



Конец режима "с девяти до пяти"

Посмотрим на расстроенных родителей. Вторая волна цивилизации, как мы уже говорили, синхронизировала повседневную жизнь, связав ритмы сна и просыпания, работы и отдыха с основными ритмами машин. Выросшие в этой цивилизации родители воспринимают как должное, что работа должна быть синхронизирована, все должны приходить на работу в одно и то же время, часы пик на транспорте неизбежны, время принятия пищи должно быть фиксированным, дети должны с раннего возраста обучаться бережному отношению к времени и пунктуальности. Они не могут понять, почему их отпрыски так досадно непостоянны в соблюдении предписаний и почему режим "с девяти - до пяти" (или другое фиксированное распи-
[399]
сание работы) был достаточно хорош в прошлом, а сегодня его резко отвергают.
Причина заключается в том, что Третья волна принесла со своим наступлением сложное различие в чувстве времени. Если Вторая волна связывала жизнь с темпом машины, Третья волна бросила вызов этой механической синхронизации, заменив большую часть наших основных социальных ритмов и освободив нас этим от машинной зависимости. Как только мы поняли это, перестало вызывать удивление, что одной из наиболее быстро распространившихся инноваций в индустрии в течение 70-х годов было гибкое время - временные границы, в пределах которых работнику позволено выбрать часы работы. Вместо требования, чтобы каждый проходил через фабричную проходную или в офис в одно и то же время, или даже в заранее установленные промежутки времени, компании, перешедшие на гибкое время, обычно устанавливают несколько "основных" часов, когда кто-либо, как ожидается, будет находиться на работе, а все остальные часы рассматриваются как гибкие. Каждый служащий может выбрать, какие из гибких часов он или она хочет провести на работе(1).
Это значит, что "жаворонки" - люди, чьи биологические ритмы пробуждают его или ее ранним утром - могут приходить на работу, скажем, в 8 часов утра, в то время как "совы" - те, чей метаболизм отличается от первых - могут выбрать начало рабочего дня в 10 или 10.30 утра. Таким образом, служащий сможет иметь время для работы по дому, сходить с ребенком к врачу и т. д. Группы работников, которые хотят поиграть вместе в кегли ранним утром или после обеда, могут совместно установить свое расписание. Короче говоря, само время становится демассифицированным.
[400]
Движение за гибкое время началось в 1965 г., когда женщина-экономист в Германии, Кристел Камерер, рекомендовала это как способ привлечь больше матерей на рынок труда. В 1967 г. фирма "Masserschmitt-Bolkow-Blohm" - немецкий "Боинг" - открыла, что многие из ее работников опаздывают на работу, попадают в часы пик на транспорте. Руководство осторожно проэкспериментировало, позволив каждому из 2 тыс. работников отказаться от жесткого "с восьми - до пяти" графика и выбрать самим удобное для них время. В течение двух лет все 12 тыс. их служащих жили по гибкому времени, а несколько департаментов даже выдвинули требование для каждого обязательно находиться на работе в течение нескольких "основных" часов.
В 1972 г. журнал "Europa" сообщил, что "...примерно в 2 тыс. фирмах Западной Германии национальная концепция жесткой пунктуальности исчезла из упоминаний... Причиной является введение Gleitzeit", т. е. "скользящих" или "гибких часов работы". К 1977 г. уже четвертая часть рабочей силы Западной Германии, т. е. более 5 млн служащих, трудились при той или иной форме гибкого времени, и эта система использовалась 22 тыс. компаний с общим числом работников примерно 4 млн во Франции, Финляндии, Дании, Швеции, Италии и Великобритании. В Швейцарии от 15 до 20% всех индустриальных фирм переключилась на новую систему для всех или для части своих работников.
Многонациональные фирмы (основной источник культурного распространения в современном мире) вскоре стали экспортерами этой системы из Европы. "Nestle" и "Lufthansa", например, ввели этот режим на своих производствах в США. К 1977 г., в соответст-
[401]
вии с сообщением, подготовленным профессором Американской ассоциации менеджмента Стенли Ноллен и консультантом Вирджинией Мартин, 13% всех американских компаний использовали гибкие часы. В пределах нескольких лет, как они спрогнозировали, это число вырастет до 17%, представляя более чем 8 млн работников. Среди американских фирм, внедряющих систему гибкого времени, есть такие гиганты, как "Scott Paper", "Bank of California", "General Motors", "Bristol-Myers" и "Equitable Life".
Некоторые из ортодоксальных профсоюзов, поддерживающих статус кво Второй волны, все еще колебались. Но индивидуальные работники все больше и больше воспринимали введение гибкого времени как освобождение. Как говорит директор одной расположенной в Лондоне страховой фирмы: "Молодые замужние женщины были в совершеннейшем восторге от этих изменений". Исследование в Швейцарии установило, что 95% заинтересованных работников одобрили эту систему. 35% (мужчины даже в большей степени, чем женщины) подтвердили, что они сейчас уделяют больше времени семье.
Одна чернокожая мать, работающая в банке Бостона, была на грани увольнения, хотя и считалась ценным работником, потому что она постоянно опаздывала. Ее плохая посещаемость, усиленная расистским стереотипом, приписывалась "ненадежности" и "лени" чернокожих работников. Но когда офис перешел на гибкое время, ее перестали рассматривать как опаздывающую. Это описано социологом Аленом Р. Коэном: "Она опаздывала потому, что должна была доставлять своего сына в дневной воспитательный центр и никогда не успевала в офис к началу работы".
[402]
Служащие, по крайней мере часть из них, показывают высочайшую продуктивность, уменьшилось число прогулов, и т. д. Существуют, конечно, проблемы, как и с любым нововведением, но в соответствии с обзором АМА только 2% компаний, попробовавших режим гибкого времени, возвращаются к старой, жесткой временной структуре. Один из директоров фирмы "Lufthansa" коротко суммировал это: "Сегодня не существует проблемы пунктуальности".



Бессонница Горгоны

Но гибкое время, в тот период широко обсуждаемое, - только небольшая часть главной реструктуризации времени, которую принесла Третья волна. Мы видим также мощный сдвиг в сторону увеличения ночной работы. В небольшой степени это происходит и в таких традиционных фабричных центрах, как Акрон или Балтимор, где уже большое количество людей работало в ночные смены, но в гораздо большей степени - в быстро растущей сфере обслуживания и в продвинутых, компьютеризованных индустриях.
"Современный город, - объявила французская газета "Le Monde", - является Горгоной, которая никогда не спит и в которой... растет количество граждан, работающих вне нормальных дневных ритмов". Во всех технически развитых нациях сегодня от 15 до 25% от общего количества работников составляют служащие, работающие ночью. Во Франции, например, это процентное содержания выросло от каких-то 12%
Горгоны - в греческой мифология крылатые женщины-чудовища со змеями вместо волос. Их взгляд превращал все живое в камень.
[403]
в 1957 г. до 21% к 1974 г., в США между 1974 г. и 1977 г. превысило 13%; общее же количество, включая частично работающих, достигло 13,5 млн(2).
Еще более драматичным было распространение режимов частичной работы по ночам, причем активное предпочтение этому выразило довольно большое количество людей. В районе Детройта в департаменте складов Дж. Л. Хадсона примерно 65% всей рабочей силы состоит из частично работающих. "Бережное страхование" использует более 1600 работников на частичной занятости в своих американских и канадских офисах. Сегодня в США в целом приходится один добровольный работник на частичной занятости на пять полностью занятых работников, и это соотношение выросло почти в два раза по сравнению с 1954 г.
Позже этот процесс еще более развился, так что к 1977 г. исследователи Университета Джорджтауна предположили в своей статье, что в будущем почти все должности будут частично занятыми. Исследование, озаглавленное "Постоянная частичная занятость: перспективы для управленцев", охватило 68 корпораций - более чем половину из тех, кто уже использует частично занятых работников. Примечательно, что процент безработных, которые хотели бы иметь работу с только частичной занятостью, удвоилось за последние 20 лет.
Организация частично занятых по времени должностей особенно связана с женским трудом, трудом пожилых и находящихся в неоплачиваемом отпуске, а также многих молодых людей, которые готовы согласиться на частичную оплату в обмен на время, которое они потратят на свое хобби, спорт или религию, искусство или политические интересы(3).
[404]
Итак, фундаментально разрушен принцип синхронизации, характерный для Второй волны. Комбинация гибкого времени, частично занятого времени и ночной работы означает, что все больше и больше людей работают вне режима "с девяти - до пяти" (или другого фиксированного расписания) и что все общество сместилось в сторону круглосуточной работы.
Облик нового потребителя параллельно копирует изменения во временной структуре производства. Заметим, например, бурное увеличение ночных супермаркетов. "Появятся ли 4-часовые ночные покупатели, долгое время считающиеся отличительной чертой калифорнийских закусочных, на менее цветистом Востоке?" - спрашивает "The New York Times". Ответом может служить многократно повторенное "Да!".
Директор в системе супермаркетов на востоке США говорит, что его компания будет держать магазин открытым всю ночь, потому что "люди не ложатся спать, пока они не воспользуются нашими услугами ". Специальные репортеры "Times" потратили ночь в подобном магазине, они сообщают о различных покупателях, пользующихся преимуществом поздних часов работы: водитель грузовика, чья жена заболела, покупает продукты для семьи из шести человек; молодая женщина по пути на полуночное свидание неожиданно появляется, чтобы купить открытку; припозднившийся мужчина с больной дочерью торопится купить ей игрушечное банджо; мотоциклист с грохотом подкатил в 3 часа утра, желая купить колоду карт; двое мужчин, бредущих на утреннюю рыбалку...
Изменилось и время приема пищи, оно также десинхронизируется. Люди уже не едят в одно и то же время, как они делали это ранее. Жесткий образец трехразового питания нарушается все больше из-за растущих,
[405]
как грибы, кафе быстрого питания, обслуживающих любое количество посетителей в любое время. Телевизионное вещание также изменилось, так как владельцы программ придумали телевизионные программы специально для "взрослых городских жителей, ночных работников и просто страдающих бессонницей". Банки тоже ввели знаменитые "банковские часы".
Гигантский Ситибанк Манхэттена выпускает телевизионную рекламу своих новых автоматизированных телевизионных систем: "Вы являетесь свидетелем начала революции в банковском деле. Это 24-часовая работа Ситибанка... где вы можете сделать большую часть из ваших ежедневных банковских операций в любое время, когда захотите. Так, если Дон Слейтер захочет проверить свой баланс ранним утром, он сможет сделать это. И Брайен Холланд сможет перевести деньги с хранения на свой текущий счет в любое время, когда захочет... Вы знаете и я знаю, что жизнь не останавливается в 3 часа дня с понедельника до пятницы... Сити никогда не спи!"(4).
Поэтому, если мы посмотрим на способы использования времени в нашем обществе, мы обнаружим мягкий, но мощный сдвиг от ритмов Второй волны в направлении новой временной структуры нашей жизни. Фактически произошла демассификация времени, которая строго параллельна демассификации других черт социальной жизни, вызванной распространением Третьей волны.



Друг-расписание

Мы только-только начинаем чувствовать социальные последствия этой реструктуризации времени. Конечно, индивидуализация временных образцов опреде-
[406]
ленно делает работу менее обременительной, но это в то же время способствует одиночеству и социальной изоляции. Если друзья, любовники и члены семьи - все работают в разное время, и их новые места службы не располагаются так, чтобы помочь им скоординировать персональные графики, для них становятся затруднительны личные и социальные контакты. Такие старые общественные центры, как соседние пабы, церковные трапезные, школьные вечеринки, теряют свое традиционное значение. Они должны быть заменены общественными институтами Третьей волны, задуманными для того, чтобы наполнить социальную жизнь, придать ей смысл.
Кто-то может, например, легко придумать новый компьютерный сервис - назовем это "Pers-Shed" или "Friend-Shed", - который не только напомнит вам о вашем собственном расписании, но и сохранит графики жизни различных ваших друзей и членов семьи, так что каждый человек, работая с этой социальной программной оболочкой, сможет, нажимая на кнопку, найти, где и когда его или ее друзья и знакомые будут, и договориться с ними о встрече. Но будут необходимы и гораздо большие социальные возможности.
Демассификация времени имеет также и другие последствия. Мы уже можем рассматривать ее эффекты при транспортных перевозках. Диктуемый Второй волной жесткий, массовый график работы принес с собой такое явление, как давка в часы пик. Демассификация времени перераспределяет транспортные потоки и во времени и в пространстве.
Фактически грубо можно судить, как далеко Третья волна продвинулась в каком-нибудь обществе, по транспортным потокам. Если часы пик все еще сильно
[407]
заметны и если весь транспорт движется в одну сторону утром и в обратную сторону вечером, синхронизация Второй волны все еще превалирует. Если транспорт движется на протяжении всего дня, как это делается во все большем числе городов, и во всех направлениях, а не только вперед и назад по избранным маршрутам, можно твердо утверждать, что индустрия Третьей волны стала основной и что работники сервиса численно превосходят работников фабрик, что гибкое время начало широко распространяться, что частичные и ночные работы превалируют и что скоро заработают круглосуточные банки, газовые станции, рестораны(5).
Гибкие и персонализированные графики работы снизят стоимость энергии и загрязнение окружающей среды, уменьшив пиковые нагрузки. Пользование электричеством во многих странах происходит сегодня по дневным ценам для индустриальных и резидентных пользователей для того, чтобы отучить использовать энергию в традиционные пиковые часы(6). Департамент Коннектикута по экологической защите побуждает компании вводить институт гибкого времени, согласно с федеральными требованиями по экологии(7).
Вот несколько примеров наиболее очевидных проявлений изменений временной структуры. Поскольку процесс продолжает разворачиваться на год и десятилетия вперед, мы будем следить за этим более внимательно, чтобы распознать его еще непредсказуемые последствия. Новые временные образцы влияют на дневные ритмы в наших домах. Они станут влиять на наше искусство, на нашу физиологию. Потому что, когда мы имеем дело со временем, - мы имеем дело со всем человеческим опытом.



[408]

Компьютеры и марихуана

Эти ритмы Третьей волны связаны с глубокими психологическими, экономическими и технологическими силами, а также с изменением качественного и количественного состава населения. Люди сегодня более богаты и образованны, чем их родители, и, имея больше возможностей в жизни, просто отвергают требования массификации. Все больше людей различаются по выполняемой ими работе или продукции, которую они потребляют, многие из них требуют, чтобы с ними обращались как с личностями, и сопротивляются социально предлагаемым расписаниям.
А на другом уровне новые, более персонализированные ритмы Третьей волны могут прослеживаться в широкой области новых технологий, вошедших в нашу жизнь. Видеокассеты и домашние видеозаписи, например, делают возможным для телезрителей записывать телепрограммы и затем просматривать их, когда удобно. Как пишет журналист Стивен Брил: "В пределах двух или трех лет телевидение, вероятно, прекратит диктат расписания даже для телеманов". Власть могучих телесетей - NBC, ВВС или NHK, которые синхронизировали просмотр, подходит к концу"(8).
Компьютеры также начинают придавать новую форму нашим ежедневным графикам и даже нашим концепциям времени. Действительно, это компьютеры сделали возможным гибкое время в больших организациях. В простейшем виде они интегрируют сотни персонифицированных гибких графиков. Но они также заменяют наши коммуникационные образцы времени, позволяя нам иметь доступ к данным и производить их изменение и синхронно, и асинхронно.
[409]
Появляется все больше пользователей, которые участвуют в "электронных конференциях". Это позволяет одной группе пользователей связываться с другой группой через терминалы в их домах или офисах. Около 660 ученых, футурологов, плановиков и учителей в нескольких странах через Электронную информационную систему обмена проводят сегодня друг с другом длительные дискуссии об энергетике, экономике, децентрализации и о космических спутниках(9). Телепринтеры и мониторы в их домах и офисах обеспечивают возможность выбора, момента или задержки связи. Каждый из пользователей, разделенных многими временными зонами, выбирает, посылает или восстанавливает данные, когда это необходимо. Человек может работать в три часа утра, если ему или ей это нравится. И наоборот, некоторые могут войти в линию одновременно, если они так захотели.
Но влияние компьютеров на время идет еще глубже, изменяя даже представление о нем. Компьютер вводит новый словарь (с такими терминами, как "реальное время", например), который классифицирует, обозначает и переконцептуализирует временные явления. Он начинает замещать часы, как важное устройство, поддерживающее время и задающее темп в обществе.
Работа компьютера настолько быстра, что мы выполняем рутинные обработки данных, в которых может быть определено "подсознательное время" интервал, слишком короткий для человеческих чувств, чтобы его зарегистрировать, или для нейронного отклика человека, для того, чтобы с ним состязаться в скорости. Мы сегодня имеем компьютерно управляемые микропринтеры, способные выдавать на печать 10 тыс. и 20 тыс. строк в минуту - более чем в 200 раз быстрее, чем время, за которое их можно прочитать, а
[410]
это только самый медленный элемент компьютерных систем. За 20 лет компьютеров ученые прошли путь осознания времени в терминах от "миллисекунды" (тысячная доля секунды) до "наносекунд" (миллиардная доля секунды) - сжатие времени гораздо сильнее, чем мы можем себе это представить. Если количество рабочих часов за одну человеческую жизнь принять равным 80 тыс. - по 2 тыс. часов в год за сорок лет работы - это может быть сжато до 4,8 минут компьютерного времени.
Кроме компьютеров, мы находим другие технологии или продукты, которые также движутся в направлении демассификации времени. Влияющие на настроения наркотики (мы не говорим о марихуане) изменяют масштабы времени внутри нас. Как гораздо более усложняющие настроение, наркотики начинают, вероятно, и будут так воздействовать и на здорового и на больного, что даже наше внутреннее чувство времени, наше чувство длительности станет еще более индивидуализированным и менее универсальным.
В течение цивилизации Второй волны машины были грубо синхронизированы одна с другой, и люди на сборочном конвейере вынуждены были синхронизироваться с машинами, со всеми возможными социальными последствиями, которые вытекали из этого факта. Сегодня синхронизация машин достигла такого исключительно высокого уровня, а шаги даже самого быстрого работника настолько до смешного медленны в сравнении с ними, что полного преимущества технологий можно достичь, не соединяя работника и машину, а, наоборот, только отделяя их друг от друга.
С другой стороны, в течение Второй волны цивилизации машинная синхронизация связывала человека с машинными способностями и заключала всю его соци-
[411]
альную жизнь в тесные общие рамки. Это происходило как в социалистических, так и в капиталистических обществах. Сейчас, когда синхронизация машин достигла высокой точности, человек вместо скованности, наоборот, быстро освобождается.
Одно из психологических последствий этого - изменение значимости пунктуальности в нашей жизни. Мы идем сейчас от пунктуальной во всем жизни к селективной или ситуационной пунктуальности. Существование во времени, которое, вероятно, смутно чувствуют наши дети, сегодня означает, что оно используется как средство.
Пунктуальность, как мы видели ранее, не была слишком важна во время Первой волны цивилизации, в основном потому, что сельскохозяйственные работы не были столь взаимозависимыми. С приходом Второй волны опоздание одного работника могло немедленно и сильно повредить работе многих других на фабрике или в офисе. Поэтому для обеспечения пунктуальности оказывалось огромное культурное давление.
Сегодня, поскольку Третья волна принесла с собой персонализацию взамен универсальных и массифицированных графиков, последствия опозданий менее заметны. Опаздывая, можно причинить неудобство другу или коллеге, но отрицательное влияние этого на производство, все еще потенциально сильное в определенных профессиях, проявляется все менее и менее очевидно. Сегодня иногда трудно сказать, особенно для молодых людей, когда пунктуальность действительно важна, а когда она требуется просто в силу привычки, вежливости или традиции. Пунктуальность необходима в некоторых ситуациях, но так как компьютеры распространились и люди могут включаться и отключаться круглосуточно, когда захочется, число работников, чья
[412]
эффективность зависит от пунктуальности, уменьшается.
В результате молодые люди меньше чувствуют необходимость быть "во времени", быть пунктуальными. Пунктуальность, подобно моральности, зависит от ситуации.
Короче говоря, по мере того, как Третья волна распространяется, замещая старый индустриальный способ производства, она полностью меняет взаимоотношения цивилизации со временем. Старая механическая синхронизация, которая разрушила так много из спонтанности и радости жизни и фактически символизировала Вторую волну, уходит. Молодые люди, которые отбрасывают режим "с девяти - до пяти", равнодушны к классической пунктуальности, уже могут даже не осознавать, почему они ведут себя именно так. Но время само изменилось в "реальном мире", и, в соответствии с этим, мы изменили основные законы, которые раньше управляли нами.



Постстандартизированный разум

Третья волна не только заменила образчики синхронизации Второй волны. Она атаковала также основную особенность индустриальной жизни - стандартизацию.
Тайный код Второй волны поощрял "паровой каток" стандартизации многих вещей - от стоимости, веса, расстояния, размера, времени и валют до производства и цен. Бизнесмены Второй волны много работали над тем, чтобы сделать каждую, даже незначительную вещь, идентичной, а некоторые до сих пор этим занимаются.
[413]
Современные наиболее разумные бизнесмены, как мы видели, знают, как (в противоположность стандартизации) договориться о наиболее низкой стоимости, найти остроумные (нестандартные) пути применения новых технологий для индивидуализации продуктов и сервиса. По статистике занятости, число работников, делающих идентичную работу, не растет, а увеличивается число профессий. Зарплаты и льготы теперь различны у разных работников. Они сами стали отличаться друг от друга, а так как они же (и мы) являются и потребителями, эти различия мгновенно отражаются на рынке товаров(10).
Сдвиг в сторону от традиционного массового производства сопровождается, таким образом, параллельной демассификацией рынка, покупки и продажи товара, потребления. Пользователи начинают делать свой выбор исходя не столько из того, какую специфическую материальную или психологическую функцию выполняет товар, сколько из того, как он соответствует той конфигурации продуктов и сервиса, которую они хотели бы иметь. Эти индивидуальные конфигурации временны, так как зависят от стиля жизни, который они же помогают реализовать. Потребление, подобно производству, становится конфигурированным. Постстандартизированное производство приносит с собой и постстандартизированное потребление.
Даже цены, стандартизированные в период Второй волны, начинают быть менее стандартными сейчас, так как изготовленная на заказ продукция требует договорной цены. Ярлык цены на автомобиле зависит от индивидуального комплекта выбранных особенностей; цена электронного оборудования (аудиотехники) тоже определяется входящими в его состав компонентами и степенью автоматизации работы; цены на самолеты, на
[414]
оборудование нефтяных плавучих баз, корабли, компьютеры и другие высокотехнологичные продукты изменяются от одного индивидуального устройства к другому.
В политике мы наблюдаем те же тенденции. Наши взгляды нестандартны, потому что консенсус в стране потерян после того, как общество раскололось на тысячи "спорящих групп", каждая из которых яростно сражается за свои собственные узкие, часто временные принципы и идеи. Культура сама все больше и больше дестандартизируется.
Таким образом, мы видим разрушение массового сознания в виде вступившей в силу новой коммуникационной среды, описанной в главе 13. Эта демассификация массового сознания - увеличение роли и разнообразия мини-журналов и листков новостей небольших форматов, часто в виде ксерокопий; коммуникации, связанные с приходом кабелей, кассет и компьютеров - разбивает стандартизированные шаблоны мира, распространяемые коммуникационными технологиями Второй волны, приносит в общество разнообразные образы, идеи, символы и ценности. Мы используем не только индивидуализированные продукты, но и различные символы для того, чтобы сделать индивидуальным наше видение мира.
"Art News" суммировала точку зрения Дейтера Хониша, директора национальной галереи в Западном Берлине: "То, что восхищает в Кёльне, не может быть принято в Мюнхене, а то, что имеет успех в Штутгарте, не имеет успеха у гамбургской публики. Живущие по законам местных интересов, отдельные районы теряют чувство национальной культуры"(11).
Ничто не описывает этот процесс культурной демассификации более четко, чем недавняя статья в
[415]
"Christianity Today", лидирующем органе прессы консервативного протестантизма в Америке. Его редактор пишет: "Многие христиане находятся в рассеянности от доступности многих и многих различных трактовок Библии. Старые христиане не сталкивались с этим". Вслед за этим следует ошеломляющее заключение: ""Christianity Today" рекомендует: ни одна из этих версий не должна называться "стандартом"". Даже внутри узких границ библейского толкования, как и в религии в целом, представления о едином стандарте изменятся. Наши религиозные взгляды, подобно нашим вкусам, становятся менее одинаковыми и стандартизированными.
"Эффект сегментирования" заключается в том, чтобы увести нас от общества, подобного описанным в романах Хаксли и Оруэлла, - безликих, деиндивидуализированных гуманоидов, которые принимали бы простое распространение Второй волны. Должны развиваться яркие личности, необходимо создавать многообразные стили жизни. Мы наблюдаем восход " постстандартизированного сознания" и "постстандартизированного общества".
Это принесет свои собственные социальные, психологические и физиологические проблемы, некоторые из них мы уже чувствуем: одиночество и социальная изоляция, но это очень сильно отличается от проблем массового конформизма, распространенного в период индустриальной эры.
Так как Третья волна еще не доминирует - даже в наиболее технологически развитых странах мы продолжаем ощущать связь с мощным ходом Второй волны. Мы продолжаем завершать незаконченные дела Второй волны. Например, жесткие переплеты книг, публикуемых в США, долговозвратная индустрия их произвол-
[416]
ства и продажи только сейчас становятся массовыми, как были еще недавно массовыми дешевые издания в мягком переплете(12). Другие движения Второй волны кажутся почти донкихотскими. Одно из них понуждает нас на этой поздней стадии приводить метрическую систему США в соответствие с европейской. Некоторые происходят от все еще господствующего бюрократического строя, подобно попыткам технократов из Общего Рынка в Брюсселе "гармонизировать" систему получения дипломов колледжей. "Гармонизация" - это то же движение жаждущих стандартизации индустриального типа.
Наконец, существуют движения, нацеленные на поворот назад стрелок часов, подобно движению "назад к основам" в школах США. Прогнившее массовое образование, законно испытавшее критику, не осознало, что демассификация общества требует новой образовательной стратегии. Вместо этого искали пути восстановления и проведения в жизнь однообразия цивилизации Второй волны в школах.
Тем не менее все эти попытки достичь однообразия - не что иное, как метания истощившейся цивилизации. Удар изменений Третьей волны направлен на увеличение разнообразия, на отход от стандартизации жизни. Истиной является как раз то, что идеи, политические суждения, сексуальные наклонности, методы образования, пристрастия в еде, религиозные взгляды, этнические позиции, музыкальные вкусы, моды и формы семьи - это ее автоматически произведенные продукты.
Историческая точка возврата преодолена, и стандартизация, как и другие основные принципы Второй волны цивилизации, заменяются на новые.



[417]

Новая матрица

Рассмотрев, как быстро мы отходим от индустриального стиля стандартизации и синхронизации, не будет лишним обратиться к другим разделам социальных кодов.
Мы видели ранее, что в то время как некоторые общества нуждаются в определенной централизации и децентрализации, цивилизация Второй волны сильно тяготеет к первому и не приемлет последнее. Великие стандартизаторы, те, кто помог построить индустриализм, маршировали рука об руку с великими централизаторами, от Гамильтона и Ленина до Рузвельта.
Сегодня очевиден резкий скачок в противоположную сторону. Новые политические партии, новые методы управления и новые философии непрерывно возникают, что явно воздействует на централиста, созданного Второй волной. Децентрализация стала "горячим" политическим лозунгом от Калифорнии до Киева(13).
В Швеции коалиция в значительной степени децентрализованных, небольших партий заменила на должностях в правительстве централизованных социал-демократов с 1944 г(14). Борьба за децентрализацию и регионализм сотрясала Францию в последние годы, на севере Шотландии националисты подняли на щит лозунг "радикальной экономической децентрализации"(15). Подобные политические движения можно увидеть везде в Западной Европе, в то же самое время и в Новой Зеландии пока еще небольшая Партия Цен стала расти, требуя "расширения функций и автономии локальных и региональных правительств... с последующим уменьшением функций и размеров центрального правительства".
[418]
В США децентрализм, также достигший пика поддержки, подбрасывает, по крайней мере немного, топливо в огонь налогового восстания, прокатившегося, хорошо это или плохо, по всей стране. На муниципальном уровне децентрализм также усиливает давление, с локальным политическим требованием "власти округов"(16). Расположенные в округах группы активистов обильно размножились, от ROBBED ("Жители, организованные за лучшее и прекрасное экологическое будущее") в Сан-Антонио, до СВВВ ("Граждане за возвращение Бродвея" (театральный район) в Кливленде и "Пожарные станции для людей" в Бруклине. Многие видят центральное правительство в Вашингтоне как источник местных болезней, а не потенциальное средство лечения(17).
Согласно мнению моньсеньера Джино Барони, бывшего борца за права жителей и граждан, а сейчас помощника секретаря по округам в американском департаменте развития городского строительства, такие небольшие децентрализированные группы отражают разрушение машинной политики и неспособность центрального правительства успевать за широким разнообразием местных условий и людей. Как говорит "The New York Times", активисты из округов одержали "победы в Вашингтоне и по всей стране".
Философия децентрализма распространилась в школах архитектуры и планирования от Беркли и Йеля в США до Архитектурной ассоциации в Лондоне, где студенты, кроме всего прочего, исследуют новые технологии контроля экологического состояния, солнечного нагревания или городского земледелия с целью создания самодостаточного общества в будущем. Это воздействие молодых плановиков и архитекторов будет все
[419]
больше и больше чувствоваться в те годы, когда они займут ответственные посты на всех уровнях(18).
Более важный термин "децентрализация" стал часто произносимым словом в менеджменте. Большие компании торопятся разделить свои департаменты на более маленькие, более автономные "профит-центры" ("прибыльные центры"). Типичным случаем была реорганизация Исмарк, инк. (Esmark Inc.), огромной компании, работающей в пищевой, химической, нефтяной и страховой индустриях(19).
"В прошлом, - заявил глава комании Роберт Ренекер, - мы имели громоздкий бизнес... Единственный способ, которым мы могли бы развить координированные усилия, было разделиться на мелкие части". И в результате "Исмарк" разделилась на 1 тыс. различных автономных "профит-центров".
"Эффект сегментирования, - заявил "Business Week", - заключается в снятии необходимости принятия рутинных решений с плечей Ренекера. Децентрализация очевидна, но в "Исмарк" она совершена даже над финансовым контролем".
В этом примере важно не то, что "Исмарк" реорганизовался, это случится, вероятно, еще не раз впоследствии, а общая тенденция, которую он иллюстрирует. Сотни и, вероятно, тысячи из компаний находятся также в процессе непрерывной реорганизации, децентрализации, иногда ошибаются и колеблются в обратную сторону, но постепенно ослабляют централизованный контроль над своими каждодневными операциями.
Даже на более глубоком уровне большие организации изменяют правила руководства и контроля, которые ранее были основой централизма. Обычная фирма Второй волны или правительственное агентство были
[420]
организованы в соответствии с принципом "один человек, один начальник". Пока служащие или исполнительная власть могли иметь много подчиненных, он или она докладывали только одному начальнику, т. е. все командные каналы сходились к центру.
Сегодня зачаровывает то, как система трещит под собственным весом в наиболее технологически развитых индустриях, в сервисе, в профессиях, во многих правительственных агентствах. Теперь многие из нас имеют нескольких начальников.
В "Шоке будущего" я указывал, что большие организации делались все более и более ячеистыми путем образования временных структур, таких, как "силы задачи", межотдельские комитеты, команды проектов. Я назвал это явление "ad-hocracy" ("адхократия")*, поскольку вслед за этим многочисленные большие компании стали объединять эти временные единицы в совершенно новые формальные структуры, названные "матричными организациями"(20). Вместо централизованного контроля матричные организации использовали то, что известно как "многокомандная система"(21).
В этой конструкции каждый служащий присоединяется к подразделению и отчитывается перед начальником по обычной форме. Но он или она также обязаны в одной или нескольких командах принимать участие в работах, которые не могут быть выполнены одним подразделением. Таким образом, типичные команды проектов могут включать людей с фабрики, исследователей, торговцев, инженеров и финансистов, а также представителей других подразделений. Члены таких
----------------------------------------
* Адхократия (от лат. ad hoc - для этого, т. е. предназначенный только для данной цели, и греч. k rat os - власть) - власть интеллектуалов, мобилизованных по конкретному поводу.
[421]
временных команд отчитываются перед руководителем проекта как перед "временным" начальником.
Огромное количество людей сегодня отчитываются перед одним начальником для чисто административных целей и другим (или другими) для практических целей. Такая система позволяет служащим уделять внимание более чем одной задаче одновременно, что ускоряет поток информации и помогает им в более широком видении проблемы даже через узкую щель одного подразделения. Это помогает всей организации адекватно реагировать на быстрые изменения внешней среды, а также быстрому ниспровержению централизованного контроля.
Прослеживая ее распространение от таких самых первых новаторов, как "Дженерал электрик" в США и страховой фирмы "Скандия" в Швеции, матричную организацию можно сегодня найти в любой организации от медицинских и бухгалтерских фирм до Конгресса США (где все виды новых полуформальных "расчетных палат" и "caucus" возникают на пересечении интересов различных комитетов). Матрица, по словам профессора С. М. Девиса из Бостонского университета и П. Р. Лоуренса из Гарварда, "это не то же, что другие малые методы управления или преходящая прихоть... она представляет резкую ломку... матрица представляет новые формы организации бизнеса".
И эта новая форма гораздо меньше централизована, чем старая система с одним начальником, которая характеризовала эру Второй волны.
Очень важно, что мы радикально децентрализуем экономику в целом. Мы являемся свидетелями растущей мощи небольших региональных банков в США, как антипода небольшой горстке традиционных гигантов "рынка денег"(22). (Так как индустрия становится
[422]
более географически разбросанной, фирмы, которые ранее имели связь с банками "денежных центров", сегодня быстро поворачиваются к банкам регионального маштаба.) Как говорит Кеннет Л. Роберте, президент Первого американского банка Нэшвилла: "Будущее банковского дела в США сегодня связывается с рынком банков". И как с банковской системой, так же точно обстоит дело и с самой экономикой.
Вторая волна привела к расцвету первых действительно национальных рынков и мощной концепции национальной экономики. В соответствии с этим развились национальные средства экономического управления - центральное планирование в социалистических странах, центральные банки, национальные денежная и налоговая полиции в капиталистическом секторе. Сегодня все это терпит банкротство, что выражается в мистификации экономистов и политиков Второй волны, которые пытаются управлять системой.
Хотя этот факт все еще слабо признается, национальные экономики быстро раскалываются на региональные и секториальные части - субнациональные экономики с их собственными четкими и различающимися проблемами. Регионы, будь то Солнечная Зона (Sun Belt) в США, Мизоджорно в Италии или Кансай в Японии, вместо того чтобы сглаживать различия подобно тому, как это происходило в течение всей индустриальной эры, начинают расходиться друг с другом в таких ключевых факторах, как энергетические требования, ресурсы, профессиональные смешения, образовательный уровень, культура и др. Более того, многие из этих субнациональных экономик сегодня достигли масштаба национальной экономики, т. е. они стали самостоятельными, практически за одно поколение.
[423]
Неумение распознавать это приводит к тому, что правительства не в силах стабилизировать экономику. Каждая попытка отодвинуть инфляцию или безработицу посредством общенациональных налоговых льгот, через денежные или кредитные манипуляции или через другие единообразные, не дифференцированные методы только усугубляет болезнь.
Те, кто пытается управлять экономикой Третьей волны централизованными средствами Второй волны, подобны доктору, который однажды утром приходит в больницу и слепо предписывает одни и те же уколы адреналина всем пациентам, не обращая внимания на то, кто чем болен (перелом бедра, разорванная селезенка, опухоль мозга и т. д.). Только разъединение и все большая и большая децентрализация управления может работать в новой экономике, которая становится прогрессивно децентрализованной и в то же время видится глобальной и одинаковой.
Все эти антицентристские веяния в политике, в организации корпораций и правительств и в самой экономике (подкрепленные параллельными развитиями в среде, в распределении компьютерных мощностей, в энергетических системах и во многих других областях) создают полностью новое общество и делают вчерашние правила устаревшими.



Малое внутри большего - это прекрасно

Многие другие части социальных кодов Второй волны также очень сильно меняются с наступленем Третьей волны. Так, акцентирование на максимизации, которой охвачена вся Вторая волна цивилизации, также находится под ударом. Никогда ранее фраза
[424]
"Большее есть большее" не могла быть заменена фразой: "Маленькое - это прекрасно". Это произошло только в 70-х годах, когда книги под таким названием смогли стать влиятельными, мировыми бестселлерами.
Везде мы наблюдаем растущее понимание того, что существует предел хваленой масштабной экономике и что многие организации превысили этот предел. Корпорации сегодня активно исследуют пути уменьшения размеров своих работающих подразделений. Новые технологии и новый сервис резко уменьшают масштаб управления. Традиционные фабрики и офисы Второй волны с тысячами людей под одной крышей, будут очень редкими в высокотехнологичных странах будущего.
В Австралии, когда я попросил президента автомобильной компании описать автомобильный завод будущего, он с абсолютным убеждением сказал: "Я никогда не стал бы снова строить такой же завод с семью тысячами человек под одной крышей. Я бы его разделил на небольшие части, по три или четыре сотни работников в каждой. Новые технологии сегодня делают это возможным". С тех пор я много слышал подобных высказываний от президентов и глав компаний, производящих пищевые и многие другие виды продукции.
Сегодня мы начинаем реализовывать то, что можно назвать и не большим и не малым, а таким подходящим масштабом, который разумно сочетает и большое и малое. (Это было тем, что Е. Ф. Шумахер, автор "Маленькое - это прекрасно", знал лучше, чем некоторые из его наиболее жаждущих славы товарищей. Он однажды сказал друзьям, что если бы он жил в мире небольших организаций, он написал бы книгу "Большое - это прекрасно".)
[425]
Мы также начинаем экспериментировать с новыми формами организации, которые комбинируют преимущества и большого и малого. Например, быстрое распространение франчайзинга (franchising) в США, Британии, Голландии и других странах часто является ответом на недостаток капитала или налоговые выверты и может критиковаться с разных сторон. Но он представляет метод быстрого создания небольших единиц и связи их вместе в большую систему, с различными степенями централизации и децентрализации. Это - попытка сочетать преимущества крупно- и маломасштабных организаций.
Максимизация Второй волны уходит. Другие, более соответствующие действительности масштабы входят в нашу жизнь.
Общество начинает также критически смотреть на специализацию и профессионализм Второй волны. Кодовая книга Второй волны возвела экспертов на высокий пьедестал. Одним из ее основных правил было "Специализируйтесь и будете иметь успех". Сегодня в каждой области, включая политику, мы видим базовые изменения в отношении положения экспертов. Ранее рассматриваемые как надежный источник беспристрастных суждений, специалисты свергнуты с пьедестала публичного одобрения. Их все чаще критикуют за преследование своих собственных интересов и за неспособность широко смотреть на мир. Мы видим все больше и больше попыток ограничить власть экспертов добавлением в структуры, принимающие решения, неспециалистов-дилетантов, например, в больницы и многие другие учреждения.
Родители требуют права влиять на школьные решения, что сегодня перерастает в требования отстранения от этого профессиональных преподавателей. После изу-
[426]
чения гражданской политической активности несколько лет назад, исследовательская группа в штате Вашингтон заключила в своем заявлении, которое суммировало новую позицию: "Вам не нужно быть экспертами для того, чтобы знать, что вы хотите!"
Цивилизация Второй волны поощряла еще и другой принцип: концентрация. Концентрация денег, энергии, ресурсов и людей. Это вылилось в увеличение численности населения городов. Сегодня этот процесс также начал поворачивать в обратную сторону. Мы видим теперь увеличение географического разброса. В отношении энергии мы двигаемся от надежности в концентрировании депозитов устаревшего топлива к разнообразию более широко разбросанных форм энергии. Мы также наблюдаем, как растет число экспериментов, нацеленных на "деконцентрацию" переполненных школ, больниц и психических институтов(24).
Коротко говоря, если пробежать кодовую книгу цивилизации Второй волны от стандартизации к синхронизации и далее к централизации, максимизации, специализации и концентрации, то будет видно, как пункт за пунктом старые основные правила, которые определяли нашу ежедневную жизнь и методы принятия социальных решений, находятся в процессе революционных преобразований и потрясений, вызванных Третьей волной.



Организация будущего

Ранее мы отмечали, что, если все принципы Второй волны применить в работе одной организации, результатом будет классическая индустриальная бюрократия: гигантская, иерархическая, неизменная, строгого под-
[427]
чинения сверху донизу, механистическая организация, хорошо спроектированная для производства одинаковых продуктов и однотипных решений в сравнительно стабильном индустриальном окружении.
Сейчас, когда мы сместились к новым принципам и начали применять их в совокупности, мы с необходимостью приходим к полностью новым видам организаций в будущем. Эти организации имеют более плоскую иерархию. Они менее подвержены давлению верхушки, состоят из небольших компонентов, связанных вместе во временные конфигурации. Каждый из этих компонентов имеет свои собственные взаимосвязи с внешним миром, свою собственную внешнюю политику, которая, так сказать, не проходит через центр. Работа этих организаций все меньше и меньше зависит от времени суток.
Но они отличаются от классических бюрократий и в других фундаментальных отношениях. Они являются тем, что может быть названо "двойными" или "поли-" организациями, способными принять две или более разных структурных форм, как условие безопасности, подобно пластикам будущего, которые изменяют форму, когда их нагревают или охлаждают, но возвращаются в свою основную форму при установлении нормальной температуры.
Можно представить себе армию, которая демократична и открыта в мирное время, но высоко централизованна и авторитарна во время войны. Мы также можем использовать аналогию с футбольной командой, чьи игроки не просто способны перестроиться самостоятельно в Т-образный строй и ряд других построений для различных форм игры, но после окончания игры становятся членами более широкого отряда футболистов, бейсболистов или баскетболистов, т. е. представи-
[428]
телями той игры, в которую они играют. Таким образом организованные игроки должны тренировать в себе способность мгновенной адаптации, и они должны себя чувствовать достаточно спокойно в широком диапазоне доступных организационных структур и игровых амплуа.
Мы нуждаемся в руководителях, которые могут умело работать как в режиме "открытых дверей" или свободного полета, так и в иерархическом режиме, которые смогут работать в организациях со структурой, подобной египетским пирамидам, так же, как в организации, подобной двигателю Калдера, с несколькими тонкими нитями руководства, поддерживающими комплекс почти автономных модулей, которые приходят в движение от слабейшего дуновения ветра.
Мы пока не имеем словаря для описания этих организаций будущего. Термины вроде "матрица" или "ad hoc" не совсем адекватны. Разные теоретики использовали разные слова. Рекламодатель Лестер Вандерман как-то сказал: "Группы единых, действующие как интеллектуальные коммандос (десантные отряды), будут... менять иерархические структуры"(25). Тони Джадж, один из наших наиболее талантливых теоретиков организаций, довольно много писал о "ячеистом" характере этих появляющихся организаций будущего, указывая, помимо прочего, что ""ячеистая" структура" не "координируется" кем-либо; участвующие структуры самокоординируются, их можно назвать "автокоординацией". В другом месте он описал то же самое в терминах Банкминстера фаллеровского принципа "натяжении"(26) .
Но какие бы термины мы ни употребляли, происходит нечто революционное. Мы участвуем не просто в
[429]
рождении новых организационных форм, но в рождении новой цивилизации. Новая кодовая книга находится в процессе формирования. Это набор принципов Третьей волны - совершенно новых основополагающих правил социального выживания.
Поэтому едва ли вызовут удивление родители, которые, все еще связанные с кодовой книгой индустриальной эры, находятся в постоянном конфликте с детьми, те, кто, вне растущей несообразности старых правил, еще не определился, если он только способен рассуждать о новых. Они и мы одинаково находимся в плену и у умирающего порядка Второй волны, и у рождающейся цивилизации Третьей волны.