Библиотека

Теология

Конфессии

Иностранные языки

Другие проекты







Руднев В. Словарь культуры XX века

ОГЛАВЛЕНИЕ

А

Абслютный идеализм
Авангардное искусство
Автокоммуникация
Акмеизм
Акцентный стих
Аналитическая психология
Аналитическая философия
Анекдот
Атомарный факт
Аутистическое мышление

 

* А *

АБСОЛЮТНЫЙ ИДЕАЛИЗМ
- направление в англосаксонской философии первых двух
десятилетий ХХ в. В своей основе А. и. восходил к гегельянству,
и в этом смысле это было последнее направление классической
философии. Но многое в А. и. вело и к такому пониманию
оснований и принципов философии, которые важны для ХХ в. вплоть
до последних его десятилетий, вновь характеризующихся
возрождением интереса к диалектике и Гегелю в противоположность
господствовавшей в ХХ в. математической логике (см.).
Прежде всего А. и. интересен для нас тем, что именно от
него, именно в полемике с ним формировались философы,
определившие тип философской рефлексии ХХ в. Именно
отталкиваясь от представителей А. и. Ф. Брэдли, Дж.
МакТаггарта, Дж. Ройса, создатели аналитической философии
Бертран Рассел и Джордж Эдуард Мур, а также их гениальный
ученик Людвиг Витгенштейн оттачивали свои "неопозитивистские"
(как говорили в советское время) доктрины (см. также
логический позитивизм).
Один из главных принципов А. и. в его наиболее
ортодоксальном варианте, философии Ф. Брэдли, гласил, что
реальность (см.) есть лишь видимость подлинной
реальности, которой является непознаваемый Абсолют. Что в этой
доктрине было неприемлемо для ХХ в.? Ее категорическая
метафизичность, то есть традиционность постановки философских
проблем. Но в переплавленном логическими
позитивистами-аналитиками виде эта доктрина является одной из
важнейших в ХХ в. В философских концепциях, ориентированных
семиотически (см. семнотика), она преобразилась как
представление о том, что реальность имеет насквозь знаковый
характер (см. реальность) и, стало быть, опять-таки
является мнимой, кажущейся.
Такое понимание реальности характерно и для новейших
философских систем (см. расширенное толкование понятия
виртуальных реальностей у Славоя Жижека). Поскольку
невозможно определить, какая реальность является подлинной, а
какая - мнимой, то весь мир представляется системой виртуальных
реальностей: последнее отразил и современный кинематограф, в
частности знаменитый культовый фильм "Blade Runner" ("Бегущий
по лезвию бритвы"), который подробно анализируется в книге С.
Жижека "Существование с негативом". Основная идея этого фильма
(в интерпретации философа) состоит в том, что принципиальная
невозможность для человека установить, является ли он настоящим
человеком или пришельцем-"репликантом", делает человека
человечнее. Он как будто говорит себе: "Вот я поступаю так-то,
а вдруг окажется, что я вовсе не человек! Поэтому я буду
поступать в любом случае по-человечески и тогда все равно стану
человеком".
Второе, чем дорог ХХ в. А. и., - это концепция
времени (см.). Ее разработал Дж. МакТаггарт, и она
называется статической; согласно ей не время движется, мы
движемся во времени, а иллюзия течения времени возникает от
смены наблюдателей. Эта идея очень повлияла на философию
времени Дж. У. Данна (см. серийное мышление), которая в
свою очередь оказала решающее влияние на творчество Х.Л.
Борхеса - писателя, воплотившего в себе сам дух прозы и
идеологии творчества ХХ в. (см. принципы прозы ХХ в.).
А. и. стоял на переломе столетий, как двуликий Янус -
глядя в противоположные стороны. Сейчас этих философов почти
никто не читает и не переиздает, кроме историков философии. Но
будем благодарны им за то, что они "разбудили" Рассела и
Витгенштейна, и в этом смысле именно от них надо вести отсчет
философии и культурной идеологии ХХ в.

Лит.:
Bradly F. Appearance and Reality. L., 1966.
Жижек С. Существование с негативом // Художественный
журнал, 1966. - No 9.

АВАНГАРДНОЕ ИСКУССТВО.
В системе эстетических ценностей культуры ХХ в.,
ориентированных на новаторское понимание того, как следует
писать и жить, необходимо различать два противоположных
принципа - модернизм (см.) и А. и. В отличие от
модернистского искусства, которое ориентируется на новаторство
в области формы и содержания (синтаксиса и семантики - см.
семиотика), А. и. прежде всего строит системы
новаторских ценностей в области прагматики (см.).
Авангардист не может, подобно модернисту, запереться в кабинете
и писать в стол; самый смысл его эстетической позиции - в
активном и агрессивном воздействии на публику. Производить шок,
скандал, эпатаж - без этого А. и. невозможно.
Вот что пишет об этом русский филолог и семиотик М. И.
Шапир, обосновавший прагматическую концепцию А. и.: "[...] в
авангардном искусстве прагматика выходит на передний
план. Главным становится действенность искусства - оно
призвано поразить, растормошить, вызвать активную реакцию у
человека со стороны При этом желательно, чтобы реакция была
немедленной, мгновенной, исключающей долгое и сосредоточенное
восприятие эстетической фомы и содержания. Нужно, чтобы реакция
успевала возникнуть и закрепиться до их глубокого постижения,
чтобы она, насколько получится, этому постижению помешала,
сделала его возможно более трудным. Непонимаиие, полное
или частичное, органически входит в замысел авангардиста и
превращает адресата из субъекта восприятия в объект, в
эстетическую вещь, которой любуется ее создатель-художник"
(здесь и ниже в цитатах выделения принадлежат М. И. Шапиру. -
В.Р.).
И далее: "Самое существенное в авангарде - его
необычность, броскость. Но это меньше всего необычность формы и
содержания: они важны лишь постольку, поскольку "зачем" влияет
на "что" и "как". Авангард прежде всего -. необычное
прагматическое задание, непривычное поведение субъекта и
объекта. Авангард не создал новой поэтики и своей поэтики не
имеет; но зато он создал свою новую риторику: неклассическую,
"неаристотелевскую" систему средств воздействия на читателя,
зрителя или слушателя. Эти средства основаны на нарушении
"прагматических правил": в авангарде субъект и объект
творчества то и дело перестают выполнять свое прямое
назначение. Если классическая риторика - это использовавие
эстетических приемов во внеэстетических целях, то новая
риторика - это создание квазиэстетических объектов и
квазиэстетических ситуаций. Крайние точки зрения явления
таковы: либо неэсте- тический объект выступает
в эстетической фуикции (так, Марсель Дюшан вместо
скульптуры установил на постаменте писсуар), либо
эстетический объект выступает в неэстетической функции
(так, Дмитрий Александрович Пригов хоронит в бумажных
"гробиках" сотни своих стихов). Потому-то и действенны
несуществующие (виртуальные) эстетические объекты, что весь
упор сделан на внеэстетическое воздействие: поражает и
ошарашивает публику уже самое отсутствие искусства (такова, к
примеру, "Поэма конца" Василиска Гнедова, весь текст которой
состоит из заглавия и чистой страницы). Все дело в умелой
организации быта: достаточно нацепить вместо галстука морковку
или нарисовать на щеке собачку".
Говоря об искусстве ХХ в., следует четко различать, когда
это возможно, явления модернизма и А. и. Так, ясно, что
наиболее явными направлениями А. и. ХХ в. являются футуризм,
сюрреализм, дадизм. Наиболее явные направления
модернизма - постимпрессионизм, символизм, акмеизм. Но,
уже говоря об ОБЭРИУ, трудно определить однозначно
принадлежность этого направления к модернизму или к А. и. Это
было одно из сложнейших эстетических явлений ХХ в. Условно
говоря, из двух лидеров обэриутов балагур и чудесник Даниил
Хармс тяготел к А. и., а поэт-философ, авторитет бессмыслицы"
Александр Введенский - к модернизму. В целом характерно, что
когда обэриуты устроили вечер в своем театре "Радикс", скандал
у них не получился, за что их упрекнул, выйдя на сцену, опытный
"скандалист" Виктор Борисович Шкловский. Повидимому, в 1930-х
гг. между А. и. и модернизмом наметилась определенная
конвергенция, которая потом, после войны, отчетливо проявилась
в искусстве постмодернизма, в котором и модернизм и А.
и. играют свою роль (см. концептуализм).
С точки зрения характерологии (см.) типичный
модернист и типичный авангардист представляли собой совершенно
различные характерологические радикалы. Вот типичные
модернисты: сухопарый длинный Джойс, изнеженный Пруст;
маленький, худой, как будто навек испуганный, Франц Кафка;
длинные, худые Шостакович и Прокофьев; сухой маленький Игорь
Стравинский. Все это шизоиды-аутисты (см. аутистическое
мышление), замкнутые в своем эстетическом мире. Невозможно
их представить на площади или на эстраде эпатирующими публику.
У них для этого нет даже внешних данных.
А вот авангардисты. Агрессивный, с громовым голосом, атлет
Маяковский, так же атлетически сложенный, "съевший собаку" на
различного рода скандалах Луис Бунюэль (тоже, впрочем, фигура
сложная - в юности ярый авангардист, в старости - представитель
изысканного постмодернизма); самовлюбленный до паранойи и при
этом рассчитывающий каждый свой шаг Сальвадор Дали. Для каждого
из этих характеров два признака составляют их авангардистскую
суть - агрессивность и авторитарность. Как же иначе
осуществлять свою нелегкую задачу активного воздействия на
публику? Это свойства эпилептоидов и полифонических мозаиков
(см. харак- терология).

Лит.:

Шапир М. Что такое авангард?// Даугава. 1990. - No 3.
Руднев В. Модернистская и ававгардная личность как
культурно-психологический феномен // Русский авангард в кругу
европейской культуры. - М., 1993.

АВТОКОММУНИКАЦИЯ

(ср. индивидуальный язык) - понятие, подробно
проанализированное в рамках семиотической культурологии Ю. М.
Лотмана. При обычной коммуникации общение происходит в канале Я
- Другой. При А. оно происходит в канале Я - Я. Здесь нас
прежде всего интересует случай, когда передача информации от Я
к Я не сопровождается разрывом во времени (то есть это
не узелок завязанный на память) Сообщение самому себе уже
известной информации имеет место во всех случаях, когда ранг
коммуникации, так сказать, повышается. Например, молодой поэт
читает свое стихотворение напечатанным в журнале. Текст
остается тем же , но, будучи переведен в другую систему
графических знаков, обладающую более высокой степенью
авторитетности в данной культуре, сообщение получает
дополнительную значимость.
В системе Я - Я носитель информации остается тем же, а
сообщение в процессе коммуникации приобретает новый
смысл. В канале Я - Я происходит качественная
трансформация информации, которая в результате может привести к
трансформации сознания самого Я. Передавая информацию сам себе,
адресат внутренне перестраивает свою сущность, поскольку
сущность личности можно трактовать как индивидуальный набор
значимых кодов для коммуникации, а этот набор в процессе А.
меняется. Ср. приводимый Ю.М. Лотманом пример из "Евгения
Онегина":

И что ж? Глаза его читали,
Но мысли были далеко;
Мечты, желания, печали
Теснились в душу глубоко.
Он меж печатными строками
Читал духовными глазами
Другие строки. В них-то он
Был совершенно углублен.

Одним из главных признаков А., по Лотману, является
редукция слов языка, их тенденция к превращению в знаки
слов. Пример А. такого типа - объяснение в любви между
Константином Левиным и Кити (которых в данном случае можно
рассматривать почти как одно сознание) в "Анне Карениной" Л.Н.
Толстого:
"- Вот, - сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о:
э, и, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили: "когда вы мне
ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда или
тогда?" [...]
- Я поняла, - сказала она, покраснев.
- Какое это слово? - сказал он, указывая на н, которым
означалось слово никогда.
- Это слово значит никогда [...]".
В. А., как пишет Ю. М. Лотман, "речь идет о возрастании
информации, ее трансформации, переформулировке. Причем вводятся
не новые сообщения, а новые коды, а принимающий и передающий
совмещаются в одном лице. В процессе такой автокоммуникации
происходит переформирование самой личности, с чем связан весьма
широкий круг культурных функций - от необходимого человеку в
определенного типа культурах ощущения своего отдельного бытия
до самопознания и аутопсихотерапии" (см. изменеиные
состояния сознания).

Как компромисс между коммуникацией и А., между смыслом и
ритмом Ю. М. Лотман рассматривает двухканальный
поэтический язык, который на содержательный код накладывает код
ритмический, носящий автокоммуникативный характер (см. также
система стиха).

Лит.:

Лотман Ю.М. Автокоммуникация: "Я" и "Другой" как адресаты
Лотмам Ю.М. Внутри мыслящих миров: Человек. Текст.
Семиосфера. История. - М., 1996.

АКМЕИЗМ

(древнегр. akme - высшая степень расцвета, зрелости) -
направление русского модернизма, сформировавшееся в
1910-е гг. и в своих поэтических установках отталкивающееся от
своего учителя, русского символизма. Акмеисты, входившие в
объединение "Цех поэтов" (Анна Ахматова, Николай Гумилев, Осип
Мандельштам, Михаил Кузмин, Сергей Городецкий), были
"преодолевшими символизм", как их назвал в одноименной статье
критик и филолог, будущий академик В. М. Жирмунский. Заоблачной
двумирности символистов А. противопоставил мир простых
обыденных чувств и бытовых душевных проявлений. Поэтому
акмеисты еще называли себя "адамистами", представляя себя
первочеловеком Адамом, "голым человеком на голой земле".
Ахматова писала:

Мне ни к чему одические рати
И прелесть элегических затей.
По мне, в стихах все быть должно некстати,
Не так, как у людей.

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как желтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда.

Но простота А. с самого начала была не той здоровой
сангвинической простотой, которая бывает у деревенских людей.
Это была изысканная и безусловно аутистическая (см.
аутистическое сознание, характерология) простота
внешнего покрова стиха, за которым крылись глубины напряженных
культурных поисков.
Вновь Ахматова;

Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки

Ошибочный жест, "ошибочное действие", если воспользоваться
психоаналитической терминологией Фрейда из его книги
"Психопатология обыденной жизни", которая тогда была уже издана
в России, передает сильнейшее внутреннее переживание. Можно
условно сказать, что вся ранняя поэзия Ахматовой - это
"психопатология обыденной жизни":

Я сошла с ума, о мальчик странный,
В среду, в три часа!
Уколола палец безымянный
Мне звенящая оса.

Я ее нечаянно прижала,
И, казалось, умерла она,
Но конец отравленного жала
Был острей веретена.

Спасение от привычно несчастной любви в одном -
творчестве. Пожалуй, лучшие стихи А. - это стихи о стихах, что
исследователь А. Роман Тименчик назвал автометаописанием:

МУЗА

Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.

И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?" Отвечает: "Я".

Первоначально сдержанной, "кларичной" (то есть
прокламирующей ясность) поэтике А. был верен и великий русский
поэт ХХ в. Мандельштам. Уже первое стихотворение его
знаменитого "Камня" говорит об этом:

Звук осторожный и глухой
Плода, сорвавшегося с древа,
Среди немолчного напева
Глубокой тишины лесной...

Лаконизм этого стихотворения заставляет исследователей
вспомнить поэтику японских хокку (трехстиший), принадлежащую
дзенской традиции (см. дзэнское мышление),- внешняя
бесцветность, за которой кроется напряженное внутреннее
переживание:

На голой ветке
Ворон сидит одиноко...
Осенний вечер!
(Басе)

Так и у Мандельштама в приведенном стихотворении. Кажется,
что это просто бытовая зарисовка. На самом деле речь идет о
яблоке, упавшем с древа познания добра и зла, то есть о начале
истории, начале мира (поэтому стихотворение и стоит первым в
сборнике). Одновременно это может быть и яблоко Ньютона -
яблоко открытия, то есть опять-таки начало. Образ тишины играет
очень большую роль - он отсылает к Тютчеву и поэтике русского
романтизма с его культом невыразимости чувства словом.
К Тютчеву отсылает и второе стихотворение "Камня". Строки

О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода -

перекликаются с тютчевскими строками:

О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги!

Постепенно поэтика А., в особенности его двух главных
представителей, Ахматовой и Мандельштама, предельно
усложняется. Самое большое и знаменитое произведение Ахматовой
"Поэма без героя" строится как шкатулка с двойным дном -
загадки этого текста до сих пор разгадывают многие
комментаторы.
То же случилось с Мандельштамом: переизбыточность
культурной иноформации и особенность дарования поэта сделали
его зрелую поэзию самой сложной в ХХ в., настолько сложной, что
иногда исследователи в отдельной работе разбирали не целое
стихотворение, а одну только его строку. Таким же разбором и мы
закончим наш очерк об А. Речь пойдет о строке из стихотворения
"Ласточка" (1920):

В сухой реке пустой челнок плывет.

Г. С. Померанц считает, что эту строку надо понимать как
заведомо абсурдную, в духе дзэнского коана. Нам же кажется, что
она, наоборот, перегружена смыслом (см.). Во-первых,
слово "челнок" встречается у Мандельштама еще два раза и оба
раза в значении части ткацкого станка ("Снует челнок, веретено
жужжит"). Для Мандельштама контекстуальные значения слов
чрезвычайно важны, как доказали исследования школы профессора
К. Ф. Тарановского, специализировавшейся на изучении поэтики А.
Челнок, таким образом, движется поперек реки,
переправляется через реку. Куда же он плывет? Это подсказывает
контекст самого стихотворения:

Я слово позабыл, что я хотел сказать.
Слепая ласточка в чертог теней вернется.

"Чертог теней" - это царство теней, царство мертвых Аида.
Пустая, мертвая лодочка Харона (челнок) плывет в "чертог теней"
по сухой реке мертвых Стиксу. Это - античное толкование.
Может быть толкование восточное: пустота - одно из
важнейших понятий философии дао. Дао пусто потому что оно
является вместилищем всего, писал Лао-цзы в "Дао дэ цзине".
Чжуан-цзы говорил: "Где мне найти человека, который забыл все
слова, чтобы с ним поговорить?". Отсюда забвение слова может
рассматриваться не как нечто трагическое, а как разрыв с
европейской традицией говорения и припадание к восточной, а
также традиционной романтической концепции молчания.
Возможно и психоаналитическое толкование. Тогда забвение
слова будет ассоциироваться с поэтической импотенцией, а пустой
челнок в сухой реке с фаллосом и (неудачным) половым актом.
Контекст стихотворения подтверждает и такое толкование.
Посещение живым человеком царства мертвых, о чем, несомненно,
говорится в этом стихотворении, может ассоциироваться с
мифологической смертью и воскресением в духе аграрного цикла
как поход за плодородием (см. миф), что в утонченном
смысле может быть истолковано как поход Орфея (первого поэта)
за потерянной Эвридикой в царство теней. Я думаю, что в этом
стихотворении, в понимании этой строки работают одновременно
все три толкования.

Лит.:

Taranovsky К. Essays on Mandelstam. - The Haage, 1976.
Тоддес Е.А. Мандельшам и Тютчев. Lisse,1972.
Тименчик Р.Д. Автометаописание у Ахматовой // Russian
literature, 1979. 1 - 2.
Руднев В. Мандельштам и Витгенштейн // Третья
модернизация, 1990.- No 11.

АКЦЕНТНЫЙ СТИХ

(или чисто тонический, или ударный стих) - стихотворный
размер (см. система стиха), самый свободный по шкале
метрических разновидностей, или метров. В А.с. строки должны
быть равны по количеству ударений, а то, сколько слогов стоит
между ударениями, неважно. Таким образом, А. с. - это предел
эмансипированности стиха по линии метра. Недаром А. с. называют
еще стихом Маяковского. Вот пример 4-ударного А. с. из поэмы
"Владимир Ильич Ленин".

1. Армия пролетариев, встань стройна!
2. Да здравствует революция, радостная и скорая!
3. Это - единственная великая война
4. Из всех, какие знала история.

А вот метрическая схема этого четверостишия:

1. -4-2-1-
2. 1 -4-2-4-2
3. -2-5-3-
4. 1 -1-2-2-

(знаком "-" обозначаем ударные слоги в строке, цифра
обозначает количество безударных слогов).
Как будто все правильно: в каждой строке по четыре
ударения, а между ударениями сколько угодно безударных слогов.
Но, во-первых, не сколько угодно, а от одного до пяти, а
во-вторых, последняя строка вообще достаточно урегулирована и
может быть строкой 4ударного дольника (см.), где слогов
между ударениями должно быть один или два. Проведем такой
эксперимент. Возьмем какойнибудь известный текст, написанный
4-ударным дольником, и попробуем туда подставить эту строку.
Например:

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
Из всех, какие знала история.

Что же, за исключением рифмы, все в порядке. Схема
подтверждает это:

-2-2-1-1
1-1-2-1-1
1-2-1-2-1
1-1-1-2-2

Это первая проблема идентичности А. с. Для того чтобы он
воспринимался как А. с., необходимо достаточное количество
больших (больше трех слогов) междуударных интервалов, а тем
самым длинных слов, которых в русском языке не так много
пролетариев, революции, радостная, единственная, справедливая.
Средняя длина слова в русском языке - три слога. Получается,
что А. с. - это не свобода, а искусственная ангажированность
стиха, обязательство заполнять междуударные интервалы редкими
длинными литературными словами. Впрочем, и все авангардное
искусство всегда явление поистине искусственное, совершающее
насилие над тем языком, которому не повезло с ним встретиться.
Вторая проблема идентичности А. с. состоит в том, что он
имеет тенденцию расползаться по ширине строки, нарушая
равноударность. Так, в 4-ударном А. с. все время появляются то
5-, то 3-ударные строки, и если их достаточно много, то сам
принцип, на котором держится А. с., разрушается. М. Л. Гаспаров
говорит в этом случае о вольном А. с., но, по моему мнению, это
так же противоречиво, как говорить о равноударном
верлибре.
Таким образом, А. с. - это некая фикция, некий "симулякр"
русской поэзии ХХ в.

Лит.:

Гаспаров И.Л. Акцентный стих раннего Маяковского //
Учен. зап. Тартуского ун-та, 1969. - Вып. 236.
Гаспаров М. Л. Современный русский стих: Метрика и
ритмика. - М., 1974.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

- ответвление психоанализа, разработанное
швейцарским психологом и философом Карлом Густавом Юнгом.
Вначале Юнг был учеником, сотрудником и другом Фрейда, но
уже с 10-х годов они резко разошлись по ряду принципиальных
вопросов. Юнг критически относился к тому, что Фрейд сводил
причину всех неврозов и других психических заболеваний к
сексуальным проблемам. Юнг считал недопустимым трактовать все
явления бессознательного с точки зрения вытесненной
сексуальности. Юнгианская трактовка либидо значительно более
широкая. По его мнению, невроз и другие психические
заболевания проявляются как поворачивание либидо вспять, что
приводит к репродуцированию в сознании больного архаических
образов и переживаний, которые рассматриваются как "первичные
формы адаптации человека к окружающему миру".
Фрейд и Юнг были людьми разных поколений и культур. Как
это ни парадоксально, Фрейд по своим эмоциональным и
рациональным установкам был человеком позитивных ценностей ХIХ
в. Юнг был человеком ХХ в., лишенным позитивистских
предрассудков. Он занимался алхимией и астрологией, гадал по
"Книге перемен", внес значительный вклад в изучение
мифа.
Это резкое различие между личностями Фрейда и Юнга
сказалось на их понимании природы бессознательного. Основной
точкой размежевания фрейдовского психоанализа и юнгианской А.
п. является тот факт, что с точки зрения последней
бессознательное носит коллективный характер. Юнг писал: "У этих
содержаний есть одна удивительная способность - их
мифологический характер. Они как бы принадлежат строю души,
свойственному не какой-то отдельной личности, а человечеству
вообще. Впервые столкнувшись с подобными содержаниями, я
задумался о том, не могут ли они быть унаследованными, и
предположил, что их можно объяснить расовой наследственностью.
Для того чтобы во всем этом разобраться, я отправился в
Соединенные Штаты, где, изучая сны чистокровных негров, имел
возможность убедиться в том, что эти образы не имеют никакого
отношения к так называемой расовой или кровной
наследственности, равно как и не являются продуктами личного
опыта индивида. Они принадлежат человечеству в целом, поэтому
имеют коллективную природу.
Воспользовавшись выражением Святого Августина, я назвал
эти коллективные проформы архетипами. "Архетип"
означает type (отпечаток), определенное образование
архаического характера, содержащее, как по форме, так и по
смыслу, мифологические мотивы. В чистом виде последние
присутствуют в сказках, мифах, легендах, фольклоре".
Эти носители коллективного бессознательного понимались
Юнгом в разные периоды по-разному: то как нечто вроде коррелята
инстинктов, "то как результат спонтанного порождения образов
инвариантными для всех времен и народов нейродинамическими
структурами мозга".
В любом случае Юнг считал, что архетип не может быть
объяснен и этим исчерпан. Когда в фантазии появляется образ
солнца, или льва, который с ним отождествляется, или короля,
или дракона, стерегущего сокровище, то, считает Юнг, это ни то
и ни другое, а некое третье, которое весьма приблизительно
выражается этими сравнениями. Единственно, что доступно
психологии, - это описание, толкование и типология архетипов,
чему и посвящена огромная часть наследия Юнга. Толкования его
часто произвольны. Понимая это, Юнг был склонен подчеркивать
близость методов А. п. методам искусства, а иногда и прямо
заявлял, что он открыл новый тип научной рациональности.
Анализируя формы взаимодействия архетипов с сознанием, Юнг
выделял две крайности, которые, с его точки зрения, равно
опасны для индивидуального и социального бытия человека. Первую
крайность он видел в восточных религиозно-мистических культах,
где личностное начало растворяется в коллективном
бессознательном. Другая крайность - это западное
индивидуалистическое рациональное мышление, где, напротив,
подавляется коллективное бессознательное. В противовес этим
крайностям Юнг развивал учение об индивидуальности как
интеграции сознательдого и бессознательного начал психики
индивида через символическое толкование и субъективное
проживание своих архетипических структур. Ценность А. п. он
видел в том, чтобы давать индивидуальному сознанию адекватные
истолкования архетипической символики для облегчения процессов
индивидуации, то есть психического развития ивдивида путем
ассимиляции сознанием содержаний личного и коллективного
бессознательного. Конечной целью индивидуального развития
является достижение личностной целостности и неповторимости.
Концепция Юнга оказала решающее воздействие на
формирование транеперсональной психологии.

Лит.:

Юнг К.Г. Архетип и символ. - М., 1991.
Юнг К.Г. Тэвистокские лекции. Аналитическая психология:
ее теория и практика. - Киев, 1995.
Юнг К. Г. Душа и миф: Шесть архетипов. - Киев, 1996.
Иванов А В. Юнг // Современная западная философия:
Словарь. - М., 1991.
Мелетинский Е.М. Позтика мифа. - М., 1976.

АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

- философская традиция, объединяющая различные философские
направления (логический позитивизм, философию
лингвистического анализа, теорию речевых актов). Зарождение А.
ф. в начале ХХ в. связано с кризисом метафизической философии
(см. абсолютный идеализм) и развитием идей "второго
позитивизма" Эрнста Маха и Рихарда Авенариуса.
Основоположниками А. ф. являются Бертран Рассел и Джордж Эдуард
Мур. Первый в соавторстве с А. Н. Уайтхедом построил
философские основания математической логики и предложил
доктрину логического атомизма (см. атомарный факт),
развитую Витгенштейном; второй подверг критике традиционную
этику и идеалистическую метафизику. Подлинным вдохновителем А.
ф. является Людвиг Витгенштейн и его главный труд
"Логико-философский трактат".
Для А. ф. характерны три главных признака: лингвистический
редукционизм, то есть сведение всех философских проблем к
проблемам языка; "семантический акцент" - акцентирование
внимания на проблеме значения; "методологический уклон" -
противопоставление метода анализа всем другим формам
философской рефлексии, в частности отказ от построения системы
философии в духе классических философских построений ХIХ в
А. ф. - это прежде всего философия языка: мир видится
через призму языка, старая традиционная философия, говорят
аналитики, возникла из-за несовершенства языка, многозначности
его слов и выражений, "речи, которая запутывает мысли", по
выражению Витгенштейна; задача философии состоит в том, чтобы
построить такой идеальный язык, который в силу своей
однозначности автоматически снял бы традиционные философские
"псевдопроблемы" (бытия и сознания, свободы воли и этики).
Поэтому А. ф. - это прежде всего (на раннем этапе)
логико-философская доктрина, стремящаяся к формализации языка,
доведению его до совершенства языка логических символов. Эту
проблему решали ученики Витгенштейна, члены Венского
логического кружка: Мориц Шлик, Отто Нейрат и, прежде всего,
Рудольф Карнап. Венский кружок выдвинул доктрину
верификационизма, то есть идею о том, что истинность или
ложность высказывания (главного объекта анализа аналитиков) и
научной теории может быть подкреплена или опровергнута лишь в
том случае, если все предложения свести к высказываниям о
чувственных данных, или "протокольным высказываниям", которые
можно подвергнуть непосредственной эмпирической проверке (ср.
со-, противоположную концепцию фальсификационизма Карла
Поппера, в молодости члена Венского кружка).
Надо сказать, что идея построения идеального логического
языка быстро себя исчерпала. Такой язык нужен и возможен лишь
для вспомогательных научно-философских целей, и таким является
язык математической логики, но разговаривать, писать
стихи и осуществлять множество других речевых актов или
языковых игр на таком языке невозможно, "как невозможно ходить
по идеально гладкому льду", по выражению позднего Витгенштейна.
Перелом в А. ф. произошел между мировыми войнами. В 1930-е
гг., когда Витгенштейн вернулся в Кембридж из добровольного
шестилетнего изгнания (он работал учителем начальных классов в
горных альпийских деревнях с 1921 по 1926 г.), вокруг него,
читавшего лекции в Тринити-колледже, начался формироваться круг
молодых учеников, впитывавших его новые идеи, которые нашли
свое окончательное воплощение в книге Витгенштейна "Философские
исследования", над которой он работал до самой смерти.
Лингвистический поворот в этой замечательной книге был еще
более усилен по сравнению с ранним "Логико-философским
трактатом", но в остальном развивались идеи, полностью
противоположные тем, которые были основой доктрины "Трактата".
В "Трактате" язык понимался чересчур узко. По сути там
рассматривались только предложения в изъявительном наклонении
("Дело обстоит так-то и так-то"). Теперь Витгенштейн обращает
внимание на то, что основная масса предложений языка несводима
к изъявительному наклонению, а стало быть, в принципе не может
быть подвергнута верификации. Ибо как можно верифицировать
такие предложения, как "Иди сюда", "Прочь!", "Как хороши, как
свежи были розы!", "Пивка бы сейчас!", "Сколько времени?", то
есть восклицания, вопросы, выражения желаний, просьбы, молитвы,
приказы, угрозы, клятвы. Именно такие и подобные им
высказывания Витгенштейн называл языковыми играми и
считал, что именно они являются формами жизни. В сущности, вся
книга посвящена анализу языковых игр. "Язык, - писал
Витгенштейн, - похож на большой современный город, где наряду с
прямыми улицами, проспектами и площадями есть кривые переулки,
полуразвалившиеся дома, а также новые районы, похожие один на
другой как две капли воды". Задача философа, как теперь
понимает ее Витгенштейн, - это попытка помочь человеку
разобраться в обыденном языке, в его неоднозначности и путанице
("помочь мухе выбраться из бутылки").
Развивая выдвинутое еще в "Трактате" положение о значении
слова, имеющем место лишь в контексте предложения, Витгенштейн
углубляет это положение в знаменитой максиме: "Значение есть
употребление". Здесь он разрабатывает теорию значения, которую
называет теорией семейных сходств. Как все родственники имеют
между собой что-то похожее - одно в одном случае, другое в
другом, - при этом, однако, нельзя выявить чего-то одного,
единого инвариантного значения, которое присутствовало бы у
всех членов семьи, - так и значения слов лишь пересекаются друг
с другом - нет ни абсолютных синонимов, ни омонимов. Например,
слово "старик" может означать в одном контексте "очень пожилого
человека", а в другом контексте это слово может означать и
молодого человека, например в сленговом обращении друг к другу
двух студентов: "Привет, старик!". Слово "вторник" в
зависимости от контекста может означать "17 декабря 1996 г.", а
может - - "24 декабря того же года". Один из опосредованных
учеников Витгенштейна, блестящий современный аналитик Сол
Крипке, назвал такие слова нежесткими десигнаторами": их
значения меняются при переходе из одной ситуации в другую (из
одного возможного мира - в другой - см. семантика возможных
миров). В противоположность таким словам, например, фамилии
и имена-отчества или числа не меняют своего значения при
переходе из одного возможного мира в другой, поэтому Крипке
назвал их жесткими десигнаторами. То есть такие, например,
выражения, как "нынешний президент США Билл Клинтон" или "число
8" являются жесткими десигнаторами.
В "Философских исследованиях" Витгенштейн остроумно
доказал, что язык является в принципе социальным явлением,
невозможен некий индивидуальный язык (см.), который мог
бы понимать только говорящий на нем (ср. сновидение).
Проблема сознания, в частности "чужого сознания" (other mind),
вообще очень занимала поздних аналитиков (не только
Витгенштейна; Гилберт Райл написал по этому поводу целую книгу
"Понятие сознания" - это была альтернативная А. ф. по отношению
к господствующей витгенштейновской). Как проникнуть в чужое
сознание? Либо благодаря наблюдениям за поведением индивида,
либо доверяя его свидетельству. Но свидетельство может быть
ложным, а поведение - притворным (см. философия вымысла,
сюжет).
Идеи "Философских исследований" Витгенштейна были с
воодушевлением приняты англосаксонским философским сообществом.
Вся А. ф. 50 - 60-х гг. ХХ в. так или иначе оказалась под
влиянием этого стимулирующего произведения. На его основе
оксфордский философ-аналитик Джон Остин, а вслед за ним Джон
Серль из Беркли (Калифорния) строят теорию речевых актов
(см.), учение о том, как производить действия при помощи одних
слов, например пользуясь такими выражениями, как "Я приветствую
вас!" или "Объявляю заседание открытым!" (здесь высказывание
при определенных условиях совпадает с действием; слово и дело
совпадают). Джон Уиздом разрабатывает теорию лингвистичеекой
терапии (см.), учения, согласно которому язык лечит
говорящего и слушающего (здесь впервые в явном виде пересеклись
А. ф. и психоанализ). Джеймс Хадсон разрабатывает
лингвистическую апологетику (см.), учение о том, что
отношения человека с Богом есть разновидность языковой игры.
Наконец, появляется аналитическая философия вымысла,
утверждающая, что если Шерлок Холмс и не существовал, "то он
мог бы существовать при других обстоятельствах" (формулировка
Сола Крипке).
Современная А. ф. - это огромная "фабрика мысли" с большим
количеством интеллектуальных цехов. Постепенно проводятся линии
к феноменологии (Карл Апель) и даже к философскому
постмодернизму (Ричард Рорти). Ответить на свой основной
вопрос: "Где кончается язык и начинается реальность?" - А. ф.,
пожалуй, так и не смогла, но в процессе ответа было сделано так
много интересного, что можно с уверенностью сказать, что эта
языковая игра стоила свеч.

Лит.:

Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. - М., 1994.
Мур Дж. Э. Принципы этики. - М., 1984.
Рассел Б. Человеческое познание: его сфера и границы. -
М., 1956.
Аналитическая философия: Антология / Под ред. Грязнова
А.Ф. - М., 1993.
Грюнов А. Ф. Аналитическая философия // Современная
западная философия: Словарь. - М., 1991

АНЕКДОТ

- единственный в ХХ в. продуктивный жанр городского
фольклора. Сердцевина А., его пуант (неожиданная развязка)
осуществляет разрядку напряженности, возникшую в разговоре, и
тем самым посредническую (медиативную) функцию, выводящую
говорящих из неловкого положения или просто затянувшейся паузы.
Поэтому А. рассказывает особый человек, который хорошо владеет
речевой прагматикой (см.), с легкостью умеет разрядить
атмосферу. В культуре такой герой называется трикстером (от
нем. Trikster - шутник, плут). Он посредник между богами и
людьми, между жизнью и смертью (см. миф).
Этот механизм А. хорошо понимал Фрейд; предоставим ему
слово: "В одном американском анекдоте говорится: "Двум не
слишком щепетильным дельцам удалось благодаря ряду весьма
рискованных предприятий сколотить большое состояние и после
этого направить свои усилия на проникновение в высшее общество.
Кроме всего прочего, им показалось целесообразным заказать свои
портреты самому известному и дорогому художнику города. [...]
На большом рауте были впервые показаны эти картины. Хозяева
дома подвели наиболее влиятельного критика к стене, на которой
оба портрета были повешены рядом, в надежде выудить
восторженную оценку. Тот долго рассматривал портреты, потом
покачал головой, словно ему чего-то недоставало, потом покачал
головой и лишь спросил, указывая на свободное пространство
между двумя портретами: "And where is the Savior?"" (А где же
Спаситель?) [...] Вопрос [...] позволяет нам догадаться, что
вид двух портретов напомнил критику такой же знакомый ему и нам
вид, на котором был, однако, изображен недостающиий здесь
элемент - образ Спасителя посредине двух других портретов.
Существует один-единственный вариант: Христос, висящий между
двумя разбойниками. На недостающее и обращает внимание острота.
[...] Оно может заключаться только в том, что gовешенные в
салоне портреты - это портреты преступников. Критик хотел и не
мог сказать следующее: "Вы - два мерзавца, в этом я уверен".
Критик в рассказе Фрейда осуществил чрезвычайно сложный
вид косвенного речевого акта (см. теория речевых актов)
(ср.: "Нам всем было бы лучше, если бы вы слегка сбавили тон"
вместо "Замолчите немедленно!").
Задолго до Фрейда Л. Н. Толстой в "Войне и мире" дал
развернутую картину ситуации, когда и зачем рассказывают А. В
самом начале романа, в сцене у Анны Павловны Шерер, есть
эпизод, когда Пьер Безухов и Андрей Волконский своими не в меру
умными и оттого бестактными разговорами чуть было не сорвали
"веретена" светской беседы, и тогда выскочил, как бы мы сейчас
сказали, "придурок" молодой князь Ипполит Курагин и со словами
"А кстати..." начал совершенно некстати рассказывать глупый
анекдот про даму, которая вместо лакея поставила на запятках
кареты горничную высокого роста, и как из-за сильного ветра
волосы у нее растрепались, "и весь свет узнал...". Этот
действительно очень глупый анекдот, тем не менее, выполнил свою
функцию разрядки напряженности в разговоре; все были благодарны
шуту князю Ипполиту, как, вероятно, бывали благодарны в средние
века придворные, сказавшие что-то некстати, шутам, которые
дерзкой или абсурдной шуткой сглаживали возникшую неловкость.
Можно предположить, что в обществе нужна некая средняя
политическая ситуация для того, чтобы был необходим А., как он
был необходим в брежневское время. Ведь сам Леонид Ильич был
как будто создан для А. Не злодей и не герой - посредник между
мертвым Сталиным и еще управлявшим лишь Ставропольской областью
Горбачевым.
Идеальный герой для А. - Василий Иванович Чапаев, он
осуществляет посредничество между официозной напряженной
идеологией большевизма (Фурманов) и спонтанным народным началом
(Петька и Анка) - он одновременно герой и шут.
Тогда можно спросить: почему такое количество анекдотов
про Штирлица? Неужели и его можно назвать трикстером? В
определенном смысле это так и есть. Фигура Штирлица и сам фильм
"Семнадцать мгновений весны", сделанный и показанный в самый
разгар застоя, осуществлял медиативную (противоположную
диссидентской) позицию внутренней эмиграции. Штирлиц - свой
среди чужих и потенциально, конечно, чужой среди своих -
осуществлял посредничество между официозным, "надутым"
брежневским взглядом на культуру, в том числе на отечественную
войну, и интеллигентским углубленно-интеллектуальным пониманием
того, что "все не так просто".
Как же работает смысловой механизм анекдотического пуанта?
Советский лингвист и семиотик В.В. Налимов объясняет его
примерно так. У слова много значений, одни из них прямые,
другие - переносные, косвенные. Чем более значение удаляется от
прямого, тем менее оно вероятно, более неожиданно. Тот, кто
хорошо рассказывает А., тем самым хорошо владеет "хвостовой
частью" множества значений слова. Тот, кто хорошо понимает А.,
должен как минимум знать язык, на котором рассказывается А., в
совершенстве.
А. - это фольклор, в нем большую роль играет сюжет
(см.). Как в любом сюжете, в А. используется то, что одно
значение слова можно принять за другое. Поэтому в основе любого
сюжета лежит А.

Лит.:

Фрейд З. Остроумие и его отношение к бессознательному //
Фрейд З. Художник и фантазирование. - М., 1995.
Налимов В.В. Вероятностная модель языка: О соотношении
естественных и искусственных языков. - М, 1979.
Руднев В. Прагматика анекдота // Даугава. 1990. - No 6.

АТОМАРНЫЙ ФАКТ

- один из определяющих терминов логикого
позитивизма, в частности "Логико-философского трактата"
(1921) Людвига Витгенштейна.
А. ф. - это минимальное положение вещей в мире. А. ф.
состоит из "простых предметов"; и то и другое - абстрактные
ненаблюдаемые понятия. Витгенштейн считал, что весь мир
строится из А. ф.
Что это за странный мир, который состоит из невидимых
предметов? Но ведь примерно в то же время, когда Витгенштейн
писал "Трактат", закладывались основы квантовой механики,
которая тоже постулирует ненаблюдаемые объекты - элементарные
частицы, не имеющие "массы покоя" (когда Эрнста Маха спрашивали
об атомах, он отвечал вопросом на вопрос: "А вы их видели?").
Но все-таки если не увидеть, то хоть как-то обрисовать то,
что подразумевал Витгенштейн под А. ф. и "простым предметом",
мы попытаемся.
Простота довольно сложное понятие. У В.И. Ленина был имидж
"простого человека", однако на самом деле известно, каким
хитрым и коварным он был. В математике есть понятие простого
числа. Это вовсе не обязательно маленькое число, это число,
которое делится только на себя и на 1. Так что простыми числами
будут и 5, и 1397.
Примерно так же можно понимать логическую простоту.
Предмет прост, если он не делится на части, которые сами
являются предметами. Поэтому простым предметом можно считать не
только элементарную частицу, но и, например, Луну. А каплю,
которая делится на две капли, - нельзя.
Но как предметы группируются в А. ф.? Витгенштейн говорит,
что они связаны непосредственно, как звенья в цепи. Допустим,
мы говорим, показывая на Луну: "Луна". Это А. ф.? Нет, потому
что на самом деле мы имеем в виду нечто вроде "Я сейчас вижу
Луну".
Будем считать простыми не только вещи, но и свойства.
Представим, что свойство "быть круглым" простое. Тогда мы
скажем: "Луна круглая", и это уже будет примерно то, что имел в
виду Витгенштейн, говоря об А. ф.
Но и здесь все не так просто. Переведем это предложение на
английский язык и получим: "The Moon is round". Появляется
связка "is", которая незримо присутствует и в русском языке,
достаточно перевести предложение в прошедшее время, чтобы
понять это: "Луна была круглой". Придется считать и связки
простыми предметами.
Но как А. ф. отражается в языке? По Витгенштейну, ему
соответствует "элементарное предложение" - "Луна круглая";
простым же предметам соответствуют простые имена: "Луна" и
"круглый".
Из совокупности А. ф. складываются сложные факты,
например: "Земля и Луна круглые". Соединение происходит в
данном случае при помощи логической связки "и" и называется
конъюнкцией или логическим сложением.
Сложному факту соответствует сложное предложение, основная
единица логического и естественного языка. Получается стройная
пропорция:

простой предмет --------А. ф.--------------факт
1
имя---------------элементарное-------- предложение
предложение

Все шесть терминов связаны свойством проективности, они
отражают друг друга. Язык в точности копирует реальность.
Это, конечно логическая утопия. Как быть тогда с такими
предложениями, как "Ух ты!" или "Немедленно убирайтесь отсюда!"
(во второй половине своего творчества Витгенштейн
заинтересовался именно такими предложениями - см.
аналитическая философия, языковая игра). В "Трактате" же
он считал, что мир состоит из совокупности А. ф., а язык - из
совокупности элементарных предложений.
Логически эта концепция была безупречна. Но Витгенштейн
жил в эпоху, когда господствовало неомифологическое
сознание (см.), которое не могло не коснуться даже его.
И оно его коснулось. Ведь представление о всеобщей
взаимосвязи и взаимном отражении предметов и имен - это
мифологическое представление (см. миф). Говоря о том,
что все его шесть терминов взаимосвязаны, Витгенштейн вдруг
добавляет: "Как в сказке о двух юношах, их лошадях и их лилиях.
Они все в определенном смысле одно". Речь идет о сказке братьев
Гримм "Золотые дети". Там из одного куска золота, поделенного
на шесть (!) частей, выросли два золотых юноши, два коня и две
лилии. Они никогда не расставались, а когда все-таки
приходилось это делать, то в случае если с одним из братьев
случалась беда, лилии привядали и тем самым сигнализировали об
этом. Они были из одного куска. Как А. ф., предмет. факт, имя,
элементарное предложение и сложное предложение.
Это чрезвычайно характерно для ХХ в., когда слишком
логическое оказывается на поверку мифологией. Не на этом ли
построен художественный мир короля прозы ХХ в. Хорхе Луиса
Борхеса? (см. также логаэдизация, модернизм, принципы прозы
ХХ в.).

Лит.:

Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. - М., 1958.
Витгенштейн Л. Tractatus logico-philosophicus / Пер.,
параллельные коммент. и аналитич. статьи В. Руднева - М, 1997
(в печати).

АУТИСТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ

(от древнегр. autos - сам) - замкнуто-углубленный тип
личности или культурного феномена; применительно к личности
используется также термин "шизоид" (см. характерология).
Его не следует путать с понятием "шизофреник". Шизоид - тип
личности, в крови родственников которого могут быть
шизофренические гены, но сам он не может заболеть шизофренией -
это место у него, так сказать, уже занято его
характерологическим типом, который заключается в его
погруженности в себя (интроверсии) и представлении о том, что
внутренняя жизнь духа является первичной по отношению к
материальной жизни.
В этом смысле А. м. - синоним идеализма. Но А. м. - это не
философское понятие, а психологическое. Шизоид-аутист может
быть не обязательно поэтом или профессором философии, важно,
что его сознание работает определенным образом.
Понятие А. м. ввел швейцарский психолог и психиатр Эуген
Блейлер, а типичный внешний вид шизоида-аутиста описал Эрнст
Кречмер в книге "Строение тела и характер" (1922). В
противоположность полному жизнерадостному сангвинику аутист
имеет лептосомное, то есть"узкое" телосложение: как правило, он
худой и длинный, жилистый, суховатый, с несколько
механистическими движениями. Характерный аутистический жест -
поклон всей верхней частью тела, который выглядит, как будто
лезвие бритвы выпадает из футляра.
В каждой культуре, в каждом направлении искусства
преобладает свой характерологический тип личности. В культуре
ХХ в. преобладает аутист-шизоид, именно поэтому мы выделили
понятию А. м. отдельную статью. Типичные аутисты по внешнему
виду (хабитусу) такие выдающиеся деятели культуры ХХ в., как
Джеймс Джойс, Густав Малер, Арнольд Шенберг, Дмитрий
Шостакович, Карл Густав Юнг.
В ХХ в А. м. свойственно не только отдельным личностям, но
и целым направлениям. Аутистическую природу имеет
неомифологизм, все направления модернизма. (При этом важно
осознавать, что авангардное искусство (см.) не является
аутистическим - его характерологическая основа - это
полифоническая мозаика (см. характерология).
Аутисты могут быть двух типов - авторитарные; это, как
правило, основатели и лидеры новых направлений (Н. С. Гумилев,
А. Шенберг, В. Брюсов); дефензивные (то есть с преобладающей
защитной, а не агрессивной установкой); таким был, например, Ф.
Кафка - беззащитный, боящийся женщин, отца, неуверенный в себе
и в качестве своих произведений, но по-своему чрезвычайно
цельный.
Классические аутисты настолько равнодушны к внешним
условиям среды, что они легче выживают в экстремальных
условиях. Так, например, композитор С. С. Прокофьев, будучи
совершенно внутренне чуждым советскому строю, тем не менее, с
легкостью писал оперы на советские темы - "Октябрь", "Семен
Котко", "Повесть о настоящем человеке",- он относился к этому
как к чему-то вынужденному, как к плохой погоде. Душа его
оставалась при этом совершенно чистой и незамутненной. А
тревожный Шостакович, который гораздо меньше писал в угоду
строю, тем не менее все время мучился за свои грехи, в
частности за то, что вынужден был быть членом партии.
Бывают шизоиды-подвижники, такие, например, как Альберт
Швейцер который, следуя внутренней логике своей гармонии,
оставил ученые и музыкальные занятия и уехал лечить прокаженных
в Африку. Людвиг Витгенштейн, написав "Логико-философский
трактат" (см. логический позитивизм, атомарный факт),
отказался от миллионного наследства своего отца и стал учителем
начальных классов в деревне, так как этого требовал его
внутренний аутистический нравственный императив - философ
должен быть беден, философ должен помогать тем, кому больше
всего нужна помощь, то есть детям.
Смысл и специфику А. м. очень точно описал Гессе в притче
"Поэт", где китайский поэт учится под руководством мастера
вдали от родины. В какой-то момент он начинает тосковать по
родному краю и мастер отпускает его домой. Но, увидев с вершины
холма родной дом и осознав лирически это переживание, поэт
возвращается к мастеру, потому что дело поэта - воспевать свои
эмоции, а не жить обыденный жизнью (пример взят из книги М. Е.
Бурно, упомянутой ниже в "Литературе").

Лит.:

Блейлер Э. Аутистическое мышление.- Одесса, 1927.
Кречмер Э. Строение тела и характер.- М., 1994.
Бурно М.Е. Трудный характер и пьянство.- Киев, 1990.

 


Обратно в раздел культурология
Список тегов:
акмеизм течение 











 





Наверх

sitemap:
Все права на книги принадлежат их авторам. Если Вы автор той или иной книги и не желаете, чтобы книга была опубликована на этом сайте, сообщите нам.