Реймонд Э. Заселяя ноосферу

ОГЛАВЛЕНИЕ

Хакерская культура как экономика даров

Чтобы понимать роль репутации в культуре открытых исходников, полезно двигаться от истории к антропологии и экономике, исследуя различие междуобменными культурами икультурами даров.
Людям присуща настойчивость в конкуренции за общественное положение, это происходит всю нашу эволюционную историю. В течение существования человечества перед изобретением сельского хозяйства наши предки жили в маленьких кочевых племенах охотников. Индивидуумы с высоким статусом получили самых здоровых супругов и доступ к лучшей еде. Такая борьба за статус проявлялась различными способами, сильно завися от степени нехватки товаров, необходимых для выживания.
Большинство способов, применяемых людьми для организации - приспособление потребностей к дефициту. Каждый способ влечет за собой различные пути получения общественного положения.
Самый простой способ - командная иерархия. В командной иерархии, распределение дефицитных товаров обеспечивается только центральной властью и поддерживается силой. Иерархии команды распределяют очень плохо [ 4 ]; с увеличением они становятся все более и более бесчеловечными и неэффективными. По этой причине командные иерархии большие, чем многодетное семейство почти всегда паразитируют на больших структурах различного типа. В командных иерархиях общественное положение определяется прежде всего доступом к принудительной власти.
В нашем обществе преобладает обменная экономика. Это - изощренная адаптация к дефициту, которая, в отличие от командной модели, распределяет приемлемо. Распределение дефицитных товаров осуществляется децентрализованно с помощью торгового и добровольного сотрудничества (и фактически, основной эффект конкуренции, обусловленной удовлетворением потребностей, состоит в ее влиянии на коллективное поведение). В обменной экономике общественное положение достигается прежде всего при наличии контроля над вещами (не обязательно материальными), для использования или торговли.
Большинству людей присуще представление об обоих вышеупомянутых экономиках, и об их взаимодействии друг с другом. Правительство, армия, или организованная преступность (например) - командные иерархии, паразитирующие на большей по отношению к ним обменной экономике, которую мы называем "свободным рынком". Есть третья модель, однако, которая в корне отличается от обоих и вообще не признана никем кроме антропологов:культура даров.
В культурах даров адаптация происходит не к дефициту, а к изобилию. Они возникают в популяциях, которые не имеют существенных проблем, связанных с нехваткой товаров, необходимых для выживания. Мы можем видеть культуры даров в действии среди традиционных культур, живущих в географических зонах с умеренным климатом и обилием продовольствия. Мы можем также наблюдать их в определенных слоях нашего собственного общества, особенно в шоу-бизнесе и среди богачей.
Изобилие делает трудным поддержание командных отношений, а отношения по обмену - почти бессмысленной игрой. В культурах даров, общественное положение определяется не тем, чем вы управляете, а тем,что вы отдаете.
Так проходят потлачи [ 5 ] вождей племени квакиутль. Так проходят продуманные и обычно публичные акты филантропии у мультимиллионеров. И так проходит написание высококачественных открытых текстов, требующее многочасовых затрат усилий хакеров.
При рассмотрении под этим углом совершенно ясно, что сообщество хакеров, занимающихся открытым программированием, фактически является культурой даров. В ней нет никаких серьезных ограничений "ресурсов для выживания" - места на диске, полосы пропускания сети, вычислительных мощностей. Обмен программами свободен. Такое изобилие порождает ситуацию, при которой единственной доступной мерой успеха в борьбе является репутация среди равных по положению.
Этого наблюдения, однако, самого по себе недостаточно для того, чтобы объяснить наблюдаемые особенности хакерской культуры. У крекеров-варезников имеется культура даров, которая процветает в тех же самых (электронных) СМИ, что и у хакеров, но их поведение очень различается. Умонастроения в их среде намного более строги и направлены на ограничение доступа к информации в большей степени, чем среди хакеров. Они копят секреты вместо того, чтобы раздавать их; намного более вероятно найти крекерские группы, распространяющие исполняемые файлы для взлома программ без исходных текстов, нежели такие, которые распространяют рецепты того, как сделать это.
Это показывает, для тех, кто еще не понял, что есть больше одного способа управления культурой даров. Определяемых исторически и в зависимости от системы ценностей. В другой работе [ 6 ] я обозревал историю хакерской культуры: способы, которыми сформировано нынешнее их поведение, не являются тайной. Хакеры ограничили свою культуру набором выборов формы , которую принимает их соревнование. Именно эту форму мы исследуем в оставшейся части настоящей работы.

Радость хакерства

В создании этого анализа "соревнования репутаций" я, кстати, не хочу обесценивать или игнорировать чистое удовлетворение от искусства проектирования красивой программы и ее отладки. Все мы испытываем от этого удовольствие и чувствуем себя лучше. Люди, для которых эти побуждения значат мало, никогда не становятся хакерами по призванию, точно так же, как люди, которые не любят музыку, никогда не становятся композиторами.
Поэтому, возможно, мы должны рассмотреть другую модель поведения хакеров, в которой первичным побуждением является простое удовлетворение от мастерства. Эта "модель мастерства" должна была бы объяснить традиции хакеров как способ увеличить благоприятные возможности для совершенствования мастерства, а также качество результатов. Неужели это противоречит модели "соревнования репутаций" или предполагает различные с ней результаты?
Это не так. В исследовании модели "мастерства", мы возвращаемся к тем же самым проблемам, которые побуждают хакеров к действиям, подобным наблюдающимся в культуре даров. Но как можно увеличить качество, если его нечем измерить? Если экономика дефицита не работает, то какая система мер, помимо оценки, производимой членами сообщества, может использоваться? Казалось бы, любая "культура мастерства" в конечном счете должна формировать себя с помощью соревнования репутаций - а на деле мы можем наблюдать точно такое же функционирование многих исторических культур "мастерства" от средневековых гильдий и далее.
За одним важным исключением, "модель мастерства" менее убедительна нежели модель "культуры даров": сама по себе она не помогает в объяснении противоречия, первоначально описанного в начале настоящей работы.
Наконец, мотивация самого "мастерства" не может быть в психологическом отношении так далеко удалена от "соревнования репутаций", как нам хотелось бы предположить. Вообразите свою красивую программу запертой в стол и никогда не используемой. Теперь вообразите, что она используется эффективно и с удовольствием многими людьми. Что доставляет вам большее удовлетворение?
Однако, мы будем следить за моделью мастерства. Она применима на интуитивном уровне ко многим хакерам, и достаточно хорошо объясняет некоторые аспекты индивидуального поведения.
После того, как я выпустил первую версию этой работы, один из анонимных респондентов прокомментировал ее так: "Вы не можете работать за репутацию, но репутация становится оплатой, если вы делаете свою работу хорошо." Это - тонкий и важный момент. Репутационные побуждения продолжают работать, независимо от того, знает ли о них мастер; таким образом, в конечном счете, осознает хакер собственное поведение как часть соревнования репутаций или нет, его поведение будет сформировано этим соревнованием.

Многоликая репутация

В каждой культуре даров есть основные причины, по которым добрая слава в сообществе (престиж) стоит того, чтобы работать для ее получения.
В первую очередь, наиболее явно заметно то, что хорошая репутация в обществе является первичной наградой. Мы испытываем в ней потребность по эволюционным причинам, затронутым выше. Множество людей учатся использовать свою энергию для завоевания престижа в различных формах, которые не имеют никакой очевидной связи с видимой окружающей обстановкой, типа "чести", "этичности", "благочестия", и т.д.: это не изменяет механизм, лежащий в основе такой сублимации.
Во-вторых, престиж - хороший способ (а в чистой экономике даров -единственный ) для того, чтобы завладеть вниманием других и заставить их сотрудничать. Если некто известен своим великодушием, умом, предприимчивостью, способностью к лидерству, или другими хорошими качествами, ему становится намного легче убедить других людей в выгодах, которые они получат, сотрудничая с ним.
В-третьих, если ваша экономика даров находится в контакте или переплетении с обменной экономикой или командной иерархией, ваша репутация может проникнуть туда и повысить ваш статус там.
Вне зависимости от этих общих причин, специфические условия, в которых существует хакерская культура, делают престиж еще более ценным чем он был бы в культуре даров в "реальном мире".
Главное "решающее условие" состоит в том, что продукты труда, которые каждый отдает (или, другими словами, видимые признаки отдаваемой энергии и времени) очень разнообразны. Их ценность не очевидна в такой же степени, как у материальных подарков или денег в обменной экономике. Объективно намного тяжелее отличить щедрый подарок от бедного. В связи с этим успех для статуса субъекта сделанного им дара весьма чувствителен к критической оценке равных ему.
Другая особенность - относительная бескомпромиссность культуры открытых исходников. Большинство культур подарка уступают в чем-то - или отношениям обменной экономики, типа торговли предметами роскоши, или отношениям командной экономики, типа группировки в кланы или семейства. Никаких существенных аналогов этого в культуре открытых текстов не существует; таким образом, фактически отсутствуют способы получения иного статуса кроме как за счет репутации среди других членов общества.

Право собственности и стимулы репутации

Теперь мы подошли к объединению предыдущих исследований в гармоничное обобщение отношений собственности среди хакеров. Теперь мы понимаем, что такое плоды заселения ноосферы: это - добрая слава среди равных в хакерской культуре даров, со всеми вторичными и побочными эффектами, которые предполагаются.
Из-за этого понимания мы можем рассмотривать хакерские отношения собственности, подчиняющиеся теории Локка, как средствопоощрения создания хорошей репутации; это обеспечивается тем, что репутация работает там, где должна и не работает там, где не должна.
Те три табу, которые мы рассмотрели выше, при таком анализе приобретают законченный смысл. Репутация может несправедливо пострадать в том случае, если кто-то еще незаконно присвоит или исказит работу: эти табу (и связанные с ними традиции) препятствуют этому.

o Проекты, которые ветвятся в несколько состояний ("потомков") плохи, потому что это подвергает репутацию лиц, владевших проектом до ветвления, риску, который они могут контролировать только участвуя во всех ветвях (потомках) проекта одновременно. Осуществление этого на практике было бы слишком запутанным и трудным.

o Распространение "стихийных" патчей (или, что намного хуже, "стихийных" исполняемых файлов) подвергает репутацию владельцев несправедливому риску. Даже если официальный код совершенен, владельцы проекта будут получать жалобы из-за ошибок в патчах (но см. [ 2 ]).

o Тайное удаление чьего-то имени из описания проекта, в контексте культуры - одно из тягчайших преступлений. Это - завладение даром жертвы для того, чтобы представить его собственностью вора.
Все три вида запретных действий причиняют вред сообществу открытых программистов в целом, так же, как и конкретно жертве(ам). Неявно они вредят сообществу целиком, уменьшая предполагаемую вероятность того, что поведение каждого потенциального производителя, направленное на дарение/производство благ, будет вознаграждено.

Важно обратить внимание на то, что есть альтернативные варианты объяснения двух из этих трех табу.
Во-первых, хакеры часто объясняют свою антипатию к ветвлению проектов жалобами на расточительное дублирование работы, которое будет наблюдаться после того, как продукты-потомки в будущем станут развиваться более или менее параллельно. Они могут также заметить, что ветвление имеет тенденцию раскалывать сообщество разработчиков, оставляя оба проекта-потомка с меньшим количеством "голов" для работы, чем было в родительском проекте.
Один из респондентов указал, что выживание и завладение существенной "долей рынка" в течение долгого срока нетипично для более чем одного "потомка" после ветвления. Это усиливает желание всех участников к сотрудничеству и избеганию ветвления, потому что трудно знать заранее, кто будет в проигрыше и видеть множество результатов своего труда полностью пропавшими или забытыми.
Неприязнь к "стихийным" патчам часто объясняется тем, что они могут чрезвычайно усложнить отслеживание ошибки, и создать лишнюю работу для команды поддержки, с которой достаточно ихсобственных ошибок.
В этих объяснениях есть доля немалая правды, и они, конечно, вносят свою лепту в укрепление логики теории собственности по Локку. Но, будучи привлекательными с рациональной точки зрения, они не в состоянии объяснить, почему столь редкие отступления или нарушения табу порождает такие сильные эмоции и междоусобицы, которые мы видим - не только со стороны потерпевших, но и свидетелей с наблюдателями, которые часто также реагируют весьма резко. Хладнокровных забот о дублировании усилий и трудностях при поддержке просто недостаточно для объяснения наблюдаемого поведения.
В конце концов, существует третье табу. Трудно придумать что - нибудь, кроме соревнования репутаций, чем можно было бы его объяснить. Тот факт, что оно редко анализируется на более глубоком уровне, нежели: "это было бы несправедливо", по-своему разоблачает его, как мы увидим в следующем разделе.

Проблема "я"

В начале работы я упоминал, что неосознанное приобретенное знание о культуре часто расходится с ее сознательной идеологией. Мы видели это на примере того, что отношениям собственности по Локку широко следуют, несмотря на их противоречие явно сформулированным целям стандартных лицензий.
Я наблюдал другой интересный пример этого явления при обсуждении анализа соревнования репутаций с хакерами. Это - то, что много хакеров сопротивлялись анализу и показали сильное нежелание признать, что их поведение было мотивировано желанием славы в сообществе или, как я неосторожно назвал это, "самоудовлетворением".
Это иллюстрирует интересный момент в хакерской культуре. Она сознательно не доверяет и презирает самомнение и побуждения на основе "эго": самопродвижение по службе имеет тенденцию беспощадно критиковаться, даже когда сообщество, как кажется, может извлечь из этого пользу. Поэтому, фактически, "сливки сообщества" и старейшины, чтобы поддержать свой статус, обязаны высказываться мягко и шутливо, с самоиронией в каждой фразе. Как такая позиция сочетается со способами поощрения, которые, существуют почти полностью за счет "эго", не может оставаться без объяснения.
Большая часть это, конечно, обязано вообще отрицательному европейско-американскому отношению к собственному "я". В основе культур большинства хакеров знание того, что желание самоудовлетворения является плохим (или по крайней мере незрелым) побуждением; что "я" - в лучшем случае оригинальность, терпимая только у примадонн, и часто фактический признак отклонения в умственных способностях. Только возвышенные и замаскированные его формы подобно "репутации в ссобществе", "чувству собственного достоинства", "профессионализму" или "гордости за работу" вообще являются приемлемыми.
Я мог написать совершенно другое эссе относительно нездоровых корней этой части нашего культурного наследия и удивительного количества вводящего нас самих в заблуждение вреда, который мы причиняем, веря (противореча всем накопленным психологическим и поведенческим свидетельствам), что мы когда-либо действуем, руководствуясь "действительно бескорыстными" мотивами. Возможно и написал бы, если бы Фридрих Вильгельм Ницше и Эйн Рэнд уже не создали вполне компетентных работ (если не брать во внимание их других неудач) о том, что "альтруизм" на самом деле является различными формами замаскированного личного интереса.
Но я не занимаюсь здесь моральной философией или психологией, так что буду просто описывать один из незначительных видов вреда, порожденного верой, в то, что "эго" является злом, и состоящего в следующем: это сделало эмоционально трудным для многих хакеров сознательно понять общественные движущие силы своей собственной культуры.
Но мы не совсем закончили с этой линией исследования. Табу, заполняющие хакерскую (суб)культуру и направленные против явно обусловленного "эго" поведения так сильны, что в их наличии можно заподозрить специальную адаптивную функцию определенного вида. Конечно такие табу более слабы по сравнению со многими другими культурами даров, типа культур театральных деятелей или богачей.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология