Нибур Р.X. Радикальный монотеизм и западная культура

ОГЛАВЛЕНИЕ

III. Радикальная вера - ее воплощение и откровение в истории

3. Вера в личность

Мы можем подойти к проблеме различения между тем, что называется религиозными убеждениями в нашем современном мире, и той большей, нежели просто религиозная, уверенностью, которую определяем как радикальную веру, обратив внимание на отношение, в котором такая уверенность находится к нашей собственной жизни. Вместо того чтобы говорить, что радикальная вера возникла на Западе воплощенной во всей жизни в ее целостности, до и помимо разделения деятельности на отдельные сферы, мы могли бы сказать, что она проявилась как позиция отдельных «я», сохранивших себе верность во всех их ролях и обязанностях. Вместо того чтобы говорить, что те эпизоды, в которых проявлялась такая вера, были эпизодами, в которых оказывалась продемонстрированной преданность принципа бытия царству бытия, мы можем выразиться менее абстрактно и сказать, что то были моменты, когда абсолют явил себя в качестве преданной личности.
В том положении «Исхода», о котором мы говорили выше, «Скажи сынам Израиля: «Меня послал «Я есмь»», - слово «я» вызывает у нас такое же изумление, как и слово «есмь». Если мы повторим вслед за профессором Жильсоном, что «начиная с этого момента стало раз и навсегда понятно, что собственное имя Бога есть Бытие», нам необходимо будет прибавить сюда еще и то наблюдение, что с этого момента раз и навсегда было признано, что принцип Бытия есть Первое Лицо. Разумеется; такое признание влечет за собой целый шлейф проблем, связанных с антропоморфическими тенденциями в понимании нами нашего наиболее сущностного окружения. И все же если краеугольным камнем христианской философии является убеждение в том, что «существует лишь один Бог и Бог этот есть Бытие», краеугольным камнем как христианских, так и иудейских и всех прочих радикально монотеистических уверенности и преданности является то, что Бог, являющийся Бытием, есть Я либо подобен Я и он так верен, как может быть верна только личность.
Хотя мы и причисляем себя к верующим в Единого, эта лич-

262

ностная конкретика всегда представляется нашему склонному к построению концепций уму чем-то вроде соблазна, причем это происходит не только по той причине, что мы предвидим опасность сотворения себе кумира по нашему человеческому образу. Когда мы стараемся думать и выражаться ясно и разумно, говорить, обращаясь как бы к уму от лица ума же, мы избегаем использовать личные местоимения, говорить «я» и «ты». В этом случае мы скорее говорим не о личностях, но об идеях, скорее о формах и законах, чем о тебе, обо мне и о нем. В сутолоке наших взаимодействий с миром окружающей действительности мы надеемся проникнуть в ее суть. прибегая к повторяющимся моделям поведения, неизменным структурам, постоянным отношениям или же абстрактным универсалиям. Мы пытаемся привести к единству наш связанный с ними опыт и то, что мы насчет них думаем, с помощью безличных символов, среди которых символы математические представляются наименее личными, наиболее упорядоченными, управляемыми и недвусмысленными. Размышляя практически, как нравственные существа, мы предпочитаем иметь дело с идеалами, которые следует осуществить, с законами, которым следует повиноваться, и с абстрактными ценностями, которые следует почитать или избирать. Размышляя как теологи, мы беремся определять идеи Бога, формы веры, понятия души, теории спасения. Для рассудка, ориентированного таким образом, во всякой речи и во всяком мышлении, прибегающих к личным местоимениям в качестве конечных точек отсчета, присутствует определенный момент анимизма или же мифологизма, присутствует нечто дологическое.
И все же в нашем человеческом существовании, в нашем мире, в наших товарищах и в нас самих имеется нечто такое, что нельзя отрицать и что тем не менее не может быть понято при помощи безличных категорий. Весь наш опыт и опыты, все наше мышление и общение происходят в рамках сложного взаимодействия нередуцируемых Я и Ты. Наши попытки рассуждать посредством обезличенных, «логичных» мыслей и говорить, обращаясь от лица здравого смысла к такому же здравому смыслу, об опыте, доступном всякому чувствующему и мыслящему существу, - это есть все-таки попытки мыслящих личностей, которые признают наличие вокруг других мыслящих личностей. Неважно, насколько усердно концентрируемся мы на предметах общего характера, все равно это есть концентрация субъектов, признающих присутствие иных субъектов, концентрация скорее мыслителей, а не мыслей, носителей опыта, а не того, что в опыте дано. И все же, обраща-

263

ясь к вере, мы сознаем в себе что-то важнее нашей субъективности. Мы считаем само собой разумеющимся или признаем во всем нашем мышлении и общении с другими присутствие личностей как преданных и коварных, доверяющих и недоверчивых существ и признаем реальность великой проблемы межличностной истины. Посреди поисков истинного понимания объектов и усилий точным образом его сформулировать мы замечаем, что истина и ложь имеют место также и как отношение между личностями. Когда мы прикладываем усилия к тому, чтобы разработать верные теории, мы полагаем, что истина - есть отношение между такими теориями и объективными состояниями, к которым они относятся; но мы формулируем и сообщаем такие истины в межличностной ситуации, т. е. ситуации, в которой между личностями, которые могут лгать или сохранять верность друг другу, наличествуют истина и ложь. Случается, что эти личности бывают в высшей степени объективными и точными с той целью, чтобы обмануть своих товарищей. Или же, и это еще одна знакомая ситуация, технически подготовленный человек, который старается придерживаться истины, обращаясь к своему несведущему другу, подвергает испытанию свою научную совесть, потому что то, что ему следует сказать, чтобы не ввести того в заблуждение, не вполне соответствует фактам. Проблемы, с которыми мы сталкиваемся в этой области, - это не проблемы различия между объективной и субъективной истиной или между тем, что истинно в универсальном смысле и что является истиной для одного. Это есть скорее различие между личной и безличной истинами, между истиной, стоящей в оппозиции к ошибке или неведению, и истиной, противостоящей лжи или обману.
Итак, первая разновидность истины, которая есть отношение мысли к вещам, неотделима от второй, являющейся отношением личности к личностям. Мы нередко отрываем одну от другой, однако во всякую ситуацию, в которой подвергается рассмотрению объективная истина, вовлечена также и межличностная истина. Никакое научное исследование или трактат, никакой логический анализ, как и стихотворение или политическое обращение, не есть нечто иное, нежели что-то, доносимое до нас личностью, которая в дополнение к тому, что это есть мыслящее существо, имеющее дело с объектами, есть еще и верное существо, которому возможно доверять или не доверять - как правдивому в отношении других личностей или же вводящему их в заблуждение. Будучи подверженным ошибке как субъект, взаимодействующий с объектами, он подвержен также и обману - как личность, взаимодействующая с личнос-

264

тями; будучи в состоянии узнать истину относительно вещей, он в состоянии также остаться верным своим товарищам или их обмануть.
Сказать, что Бог проявляет себя как Первое Лицо, - значит заявить, что откровение есть в меньшей степени явление умам сущности объективного бытия, нежели демонстрация личностям верного, правдивого существа То, на что мы старались указать при помощи концептуальных терминов, таких как принцип бытия или Единый, превышающий все многое, признается личностями в качестве «ты». Целостность, которая предстает им в данном случае, есть целостность личности; это есть верность, держащая обязательство, она безупречно предана и правдива согласно своему свободному выбору Бог - это неколебимая личность, хранящая свое слово, «верная во всех своих делах и справедливая во всех проявлениях». Этот принцип личной целостности является основополагающим в откровении, представляющем собой событие, выявляющее уверенность наших личностей в наиболее сущностном их окружении и доносящее до них как до свободных личностей призыв встать на сторону общего дела.
Поскольку при рассмотрении под таким углом зрения откровение означает событие, в котором абсолютное единство обнаруживается в качестве личного либо верного, то и человеческий ответ на такое откровение является развитием собранной воедино личностности. Такое единение в присутствии хранящего верность Единого является отчасти делом размышляющей веры. Размышляя как обезличенные, выступающие от лица общества умы, мы выискиваем в многочисленных происходящих вокруг событиях повторяющиеся модели и законы, так что оказываемся в состоянии сказать по поводу поначалу выглядевшего как нечто новое опыта: «Вот - опять то же самое»; однако размышляющая вера отыскивает в многообразии событий, происходящих с личностью, присутствие одной хранящей верность личности и учится говорить: «Вот опять тот же самый». Откровение Первого Лица было в истории библейской веры началом процесса стройного размышления в вере, для которого ни одно событие в природе или в истории общества не могло быть опущено или сочтено случайным, произвольным, невразумительным или исключенным из общей связи в качестве продукта какой-то независимой силы. Ни мор, ни засуха, ни нашествие неприятеля, ни пролет воробья не могут наступить без добросовестного изволения Единого. Уверенность в мировой верности доходила до убежденности в том, что и в явном зле, и в явном добре имеется одно остающееся верным

265

самому себе намерение, хотя зачастую то, каким именно образом оно в них присутствует, оставалось неизведанным. Его пути не были человеческими путями, как и его мысли не были мыслями человека; размышляющая вера делала усилия преодолеть антропоморфизм. Стало ясно, что Божья правда не походит на человеческую справедливость. Страдание невинных, преуспеяние злых приводили веру на край отчаяния. Однако постулат относительно того, что Бог хранит верность, сохранялся и после того, как оказывалось опрокинутым каждое из предположений о том, как эта верность проявляется, что великолепным образом иллюстрируется «Книгой Иова». Яркая картина того, как именно новое представление о божественной справедливости дало новое направление жизни веры. дана в Послании римлянам ап. Павла.
Не следует упускать из вида, что все это интегрированное и интегрирующее рассуждение является рассуждением прежде всего практического толка. Личности пытаются здесь понять ситуацию, с тем чтобы определить, какие действия необходимы с их стороны в ответ на действия, предпринятые в отношении их самих, причем делают это не с целью выживания или же сохранения верности некоему частному делу, но как личности, преданные делу всеохватному Перевод таких вот практических размышлений на язык обезличенных умозрительных рассуждений о событиях, не побуждающих к практическим решениям, всегда несет в себе угрозу для самого практического рассудка, причем не меньшую, чем та неудовлетворенность, в состоянии которой он оставляет теоретический ум. По этой причине проблема целостности личности встает перед нами в иной форме, когда мы сталкиваемся с этой двойственностью - не веры и разума, но размышляющей веры и размышления, абстрагировавшегося от уверенности и преданности. Однако мы не в состоянии подойти к решению этой проблемы, оставляя без внимания личность, живущую в вере и движущуюся либо к целостности, либо к иррациональной множественности в сфере ее практического разума.
Собирание воедино собственной личности в присутствии Первого Лица не есть дело одного только практического понимания всех событий, происходящих с личностью или со всей ее общиной в целом. Раз.проявившись, доверие и преданность радикального монотеизма выражаются в положительном ответе на все такие события. Радикальная вера становится воплощенной постольку, поскольку всякий ответ на всякое событие становится ответом в согласии с преданностью и уверенностью в Едином, который присутствует во всех таких событиях. Первое Лицо, встреченное

266

нами в храме, - это есть то же самое Первое Лицо, которое мы повстречали на политической сцене, на базарной площади или среди голодных и губимых мором людей. Всякое наше действие, совершенное в отношении наших собратьев, других народов или же животных, является в то же время и действием, совершенным в отношении Единого, являющегося их творцом и спасителем. Последовательная этика радикальной веры состоит не в связывании определенных правил нравственности с религиозными верованиями, но в требовании и в предоставлении полномочий на последовательную деятельность во всех областях, в которых личность находится при исполнении ею любых обязанностей. В силу того что имеется уверенность в Едином и преданность его царству, личность не в состоянии, переходя из одного общества в другое, последовательно принимать различные образы поведения: Единый присутствует везде, а общество повсюду одно и то же. Личность теперь не в состоянии оставаться внутренне разделенной, когда она преследует то тот, то другой интерес, поскольку все ее любови устремляются в направлении Бога и его царства.
По этой причине радикальная вера либо выражается личностью во всех ее ролях и отношениях, либо вовсе никак не выражается. Либо она открывается и воплощается во всей целостной человеческой жизни, либо вовсе не существует. Если она присутствует, она проявляется как в религии, так и во всем остальном. Однако в религии, как и в прочих видах человеческой деятельности, монотеистическая вера находится в постоянном конфликте с нашим естественным генотеизмом и нашим приходящим в отчаяние политеизмом. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология