Лосев А.Ф. Диалектика мифа

ОГЛАВЛЕНИЕ

XIII. Окончательная диалектическая формула
1. Что мы имели до введения понятия чуда?
Наш принципиальный анализ понятия мифа закончен. Дальнейшие рассуждения
уже не дадут нам ничего принципиально нового, хотя полученные результаты
можно изложить еще по-иному, и можно подвергнуть их преобразованию, подобно
тому как сложную математическую формулу можно путем преобразований выразить
короче или иначе, не внося ни одной принципиально новой величины. Что мы
имели до введения понятия чуда? Мы имели такое определение: миф есть в
словах данная личностная история. Теперь мы можем сказать так: миф есть в
словах данная чудесная личностная история. Это и есть все, что я могу
сказать о мифе. И, вероятно, многие будут удивлены, что в результате столь
долгих изысканий и дистинкций получено столь простое и, можно сказать,
банальное и общепризнанное определение. Кто же не думает, что миф есть
повествование, т.е. нечто данное в словах, что в этом повествовании
фигурируют живые личности и что с ними совершаются тут чудесные истории?
Конечно, результат своих изысканий я мог бы выразить гораздо сложнее и
труднее, - в особенности терминологически. Однако я предпочел оставить
обычные термины и только задался целью дать полное феноменологическое
вскрытие этих терминов и зафиксировать некое однозначное их значение. Хотя
употреблены мною и обыкновенные слова, но они взяты не в их обычном
спутанном значении, а в строго проанализированном и зафиксированном смысле.
Поэтому пользоваться полученной у меня формулой может только тот, кто хорошо
усвоил себе диалектику таких категорий, как "личность", "история", "слово" и
"чудо". В путаницу и неразбериху повседневного словоупотребления я внес
точный и определенный смысл, и нельзя ограничиться только конечною формулой
как такою. Надо иметь в виду и весь предыдущий диалектический анализ.
2. Диалектическая формула мифа
Несмотря, однако, на то, что я исчерпал, по моему мнению, все
существенные стороны мифического сознания, и несмотря также на то, что
полученная мною последняя формула достаточно проста и точна, я хочу в
заключение дать все-таки еще одно преобразование этой формулы, с целью
извлечь еще одну диалектическую выгоду, которая в предложенной формуле дана
неявно. Именно, в нашей формуле, собственно говоря, четыре члена: 1)
личность, 2) история, 3) чудо, 4) слово. Нельзя ли найти в языке такую
категорию, которая бы охватила или все четыре величины, или, по крайней
мере, некоторые из них в одном единообразном выражении? Я думаю, что это
можно сделать, и получаемое нами упрощение дает возможность построить более
однотипную и простую диалектику понятия мифа.
Возьмем первую и последнюю категорию - личность и слово. Миф есть слово о
личности, слово, принадлежащее личности, выражающее и выявляющее личность.
Миф есть такое слово, которое принадлежит именно данной личности, специально
для нее, неотъемлемо от нее. Если личность есть действительно личность, она
несводима ни на что другое, она - абсолютно самородна, оригинальна. Не было
и не будет никогда другой такой же точно личности. Это значит, что и
специфическое слово ее также абсолютно оригинально, неповторимо, несравнимо
ни с чем и несводимо ни на что. Оно есть собственное слово личности и
собственное слово о личности. Оно есть имяcix. Имя есть собственное слово
личности, то слово, которое только она одна может дать и выявить о себе. В
имени - диалектический синтез личности и ее выраженности, ее осмысленности,
ее словесности. Имя личности и есть то, что мы, собственно говоря, имеем в
мифе. Имя есть то, что выражено в личности, что выявлено в ней, то, чем она
является и себе и всему иному. Итак, миф есть имя. Но миф, сказали мы, есть
еще чудо. Этот третий момент нашей последней формулы также легко
присоединяется к полученному более сложному понятию. Именно, получается
чудесное имя, имя, говорящее, свидетельствующее о чудесах, имя, неотделимое
от этих самых чудес, имя, творящее чудеса. Мы будем правы, если назовем его
магическим именем. Миф, поэтому, есть просто магическое имя. А
присоединение, наконец, второго момента, истории, дает последнее
преобразование, которое получит такую форму: миф есть развернутое магическое
имя. И тут мы добрались уже до той простейшей и окончательной сердцевины
мифа, дальше которой уже нет ничего и которое дальше неразложимо уже
никакими способамиcx. Это - окончательное и последнее ядро мифа, и дальше
должны уже умолкнуть всякие другие преобразования и упрощения. Это
максимально простая и максимально насыщенная формула мифа. Нужно также иметь
в виду, что эта формула обладает совершенно универсальным значением.
Конечно, христианская "магия" не имеет ничего общего с языческой. ...А
чародеи все изыдут в дьявольский смрад. Злоклинатели - в бездну бездонную,
Ведуны-лиходеи - во блата зловонные: Будет им вечное потопление, Будет им
вечное гниение, Будет им вечное задушение...cxi
И тем не менее, глубочайшее и интереснейшее развертывание мифа из
первичного магического имени можно найти в массе христианских текстов, из
которых я приведу только отрывок одной заклинательной молитвы, помещенной в
чине изгнания беса в Требнике Петра Могилы.
"...Убойся, бежи, бежи, разлучися, демоне нечистый и скверный,
преисподний, глубинный, льстивый, безобразный, видимый бесстудия ради,
невидимый лицемерия ради, идеже аще еси, или отъидеши или сам еси Вельзевул
или сотрясаяй или змиевидный или звероломный или яко пара ли яко птица или
нощеглагольник или глухий или немый или от нашествия устрашаяй или
растерзаяй или наветуяй или во сне тяжце или в недузе или в язве или в смеси
скоктаяй или слезы любосластные творяй или блудный или злослучайный или
похотный или сластотворный или отраволюбивый или любонеистовый или
звездоволхвуяй или домоволшебник или бесстудный или любокрительный или
непостоянный или с месяцем пременяяйся или временем некиим сообщаяйся или
утренний или полуденный или полунощный или безгодия некоего или блистания
или сам собою прилучился еси или по случаю сретился еси или от кого послан
или нашел еси внезапу или в мори или в реце или от земли или от кладезя или
от стремнины или от рова или от езера или от трости или от вещества или от
верху земли или от скверны или от луга или от леса или от древа или от птиц
или от грома или от покрова банняго или от купели водныя или от гроба
идольского или безлицый или отнюдуже вемы или не вемый или от знаемых или от
незнаемых или от непосещаемого места отлучися и применися. Устыдися образа
рукою Божию созданного и воображенного: убойся воплощенного Бога подобия и
не сокрыся в рабе Божием (имярек), жезл железный и пещь огненная и тартар и
скрежет зубный, отмщение прослушания тебе ожидает; убойся, умолкни, бежи и
не возвратися, ни сокрыся со инем лукавством нечистых духов, но отъиди в
землю безводную, пустую, неделанную, скорбную, на ней же человек не обитает.
Бог един припугает, связуяй всех уязвляющих и злосоветующих на образ его и
веригами мрака и тартару предавый, в долгую нощь и день, тебе всех злых
искусителя и изобретателя диавола, яко велий есть страх Божий и велия слава
Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь"cxii.
На этом придется мне и закончить свое феноменолого-диалектическое
раскрытие понятия мифа. Миф как развернутое магическое имя не может уже быть
проанализирован дальше и сводим на какие-нибудь более первоначальные
моменты. Тут - окончательная неделимая и центральная смысловая точка мифа; и
возможно лишь такое дальнейшее исследование, которое будет детализировать
это понятие уже без выхода за его пределы.
 

XIV. Переход к реальной мифологии и идея абсолютной мифологии
Сейчас мы находимся на поворотном пункте нашего исследования. То, что мы
исследовали, можно назвать исследованием понятия мифа. Мы фиксировали самые
основные и примитивные моменты, без которых миф невозможен как миф. Но этим,
разумеется, еще ничего не сделано для реального анализа реальных типов
мифологии. Миф не есть понятие мифа. Из тех смысловых установок, которые мы
нашли в понятии мифа, вернее, из их различной комбинации, мы должны получить
диалектическую классификацию сначала основных типов мифологии вообще, а
потом и диалектическую структуру отдельных мифов. Этим занимается следующий
выпуск моего общемифологического труда. Здесь же, чтобы остаться в плоскости
проблем данного исследования, я хотел только наметить одну установку,
которая будет играть основную роль в наших дальнейших изысканиях. Это -
противоположность абсолютной и относительной мифологии. Так как предыдущее
изложение уже вполне достаточно, чтобы мы могли уже сейчас сформулировать
идею абсолютной мифологии, то этой идее я и посвящу заключительные страницы
этой принципиальной части исследования.
Вступление
Итак, в дальнейшем я попробую дать диалектику абсолютного мифа. Уже в
предыдущем изложении мы не раз видели, что для мифологии не всегда
существуют одинаково благоприятные условия. Возможна мифология, которая ни с
какой стороны и ни в каком отношении не встречает препятствий для своего
существования и развития. Такая мифология существует как единственно
возможная картина мира, и ни один принцип ее не подвергается никакому
ущербу. Такую мифологию я называю абсолютной. С другой стороны, мы видели
уже не раз, что мифология не понимает своей мифологической природы,
увлекается частностями, уродует диалектику, т.е. самый разум, для того чтобы
сохранить свое ущербное и отъединенное существование. Всякую такую мифологию
я называю относительной мифологией. Она всегда живет большим или меньшим
приближением к абсолютной мифологии, незримо управляется ею и всегда
абсолютизирует какой-нибудь один или несколько из ее принципов.
Без диалектического обследования абсолютной и многочисленных
относительных мифологий наш анализ оказался бы не только не полным, но, в
сущности, это было бы только началом анализа, ибо мы в предыдущем сделали
только то одно, что вскрыли понятие мифа и основные виды его. Это, однако,
ровно ничего не говорит о структуре мифа, о реальной форме отдельных типов
мифологии, и тем более ничего не говорит о структуре каждого данного мифа.
Предыдущее изложение есть, в сущности, только введение в диалектику мифа,
установка основного принципа мифообразования. А мы должны дать диалектику
реальных типов мифологии. И я предполагаю начать с той мифологии, где не
принижен ни один ее принцип, где все моменты мифообразования занимают ровно
то место, какого они заслуживают, где ни одна сторона не заглушает никакую
другую сторону. Естественно, что такая абсолютная мифология должна быть как
бы нормой, образцом, пределом и целью стремления для всякой иной мифологии.
Кроме того, в предыдущем мы уже увидели, что все относительные типы
мифологии, как базированные на каком-нибудь одном принципе абсолютной
мифологии, получают точнейшую диалектическую классификацию, поскольку и все
принципы абсолютной мифологии продуманы нами диалектически. Раз абсолютная
мифология будет построена диалектически, это значит, что тем самым уже дана
диалектическая классификация всех возможных мифологий вообще, ибо каждая
отдельная мифология делает не что иное, как берет один из принципов
абсолютной мифологии. Руководствуясь полученным результатом (учением о мифе
как о развернутом магическом имени), попробуем теперь развернуть это
магическое имя, предполагая, что это магическое имя - абсолютно, т.е.
зависит только от себя, и что это развертывание есть диалектическое (иным
оно и не может быть в труде, преследующем философские цели).
1. Диалектика есть мифология, и мифология есть диалектика
Абсолютная мифология есть та, которая развивается сама из себя и которая
ничего не признает помимо себя. Абсолютная мифология есть абсолютное бытие,
выявившее себя в абсолютном мифе, бытие, достигшее степени мифа, причем ни
этому бытию, ни мифу не может быть положено, никогда и никем, никаких
препятствий и границ. Развернуть такую мифологию - значит показать, как это
абсолютное бытие дорастает до этого абсолютного мифа и какие этапы проходит
бытие в этом развитии. Таким образом, диалектика абсолютного мифа есть, в
сущности, самая обыкновенная диалектика, ибо всякая диалектика говорит
именно о последних, т.е. абсолютных, основаниях знания и бытия. Но дело в
том, что "всякая" диалектика как раз наполнена различными относительными
мифами; потому часто и не видно в ней, где же тут место мифу. Абсолютная
мифология, исходя из того, что бытие увенчивается магическим именем (тут она
сознательно исходит из определенного вероучения, как то делает сознательно
или бессознательно и всякая мифология), понимает все диалектические
категории как магические имена, ибо раз бытие увенчивается магическим
именем, то значит, оно и есть это магическое имя, а, стало быть, в свете
этого последнего должны быть мыслимы и все частичные категории. Диалектика
как чистое мышление, - не есть мифология. Но такая диалектика неосуществима.
Она всегда имеет под собой определенную мифологию, так как самое направление
и распределение категорий может варьироваться на тысячу ладов. В своем
исследовании платоновской диалектики я показал, какая мифология
предопределяет эту диалектику31. В анализе относительных типов диалектики я
покажу, какая мифология лежит под гегелевской диалектикой. Следовательно,
развернуть абсолютную мифологию - значит не что иное, как развернуть
диалектику вообще, но только не такую диалектику, которая имеет под собою
один из возможных принципов, но - все возможные принципы.
Сделать это не так уже невозможно, как кажется. Например, вывод категорий
в диалектике Гегеля сделан настолько мастерски и безукоризненно, что большею
частью не вызывает никаких сомнений в человеке, умеющем оперировать при
помощи диалектического метода. Однако всякому ясно, что под этой гегелевской
диалектикой лежит очень определенное намерение (т.е., по-моему, миф)
понимать диалектику и всю философию лишь как учение о понятиях, т.е. лишь
как логическое учение. Ясно, что это - один из возможных принципов. Конечно,
диалектика должна быть разработана как чисто логическое учение, и, пожалуй,
даже в первую голову это должно быть так. Но, разумеется, диалектика не есть
только логическое учение. Она же сама ведь постулирует равнозначность
алогического с логическим. Следовательно, она обязана в качестве одного из
своих движущих принципов положить и алогическое. Или возьмем еще разительный
пример: это т.н. диалектический материализм, кладущий в основу бытия
материю. Я уже имел случай указать, что материи, в смысле категории,
принадлежит роль совершенно такая же, как и идее. Стало быть, диалектический
материализм есть относительная, а не абсолютная мифология. Абсолютная
мифология положит в свою основу материю и идею как два совершенно
равноправных принципа (хотя, в силу той же диалектики, и абсолютно слитых в
один неразличимый принцип).
Пользуясь уже приведенными мною примерами относительной мифологии,
попробую показать, как должна быть построяема абсолютная мифология. Я
попрошу вспомнить антиномии, изложенные мною выше в гл. IX, 4, 8. Так как
чистая, немифологическая диалектика есть вообще фикция, то, следовательно, и
та диалектика, которую я там противопоставлял формально-логическим учениям,
есть также мифологическая диалектика, т.е. чтобы принять ее, тоже необходимо
поверить в некий миф. Пересмотрим эти указанные там антиномии по порядку.
2. Обзор синтезов абсолютной мифологии
Прежде всего, я развивал антиномию веры и знания. Вера, как того требует
диалектика, не может осуществиться без знания и даже и есть само знание (или
вид егоcxiii), а знание не может осуществиться без веры и, в сущности своей,
и есть не что иное, как вера (или вид ее). Вопреки относительной мифологии,
выставляющей на первый план то веру без знания, то знание без веры,
абсолютная мифология может избрать только один путь - признать одинаковую,
совершенно равноправную ценность и веры и знания. Сделать это она может,
однако, только так, чтобы оба эти момента объединились в нечто третье
совершенно без всякого остатка, чтобы объединение веры и знания совершилось
не по типу веры и не по типу знания, чтобы была третья совершенно особая
категория, которая бы целиком скрывала в себе эти две и по сравнению с
которой они оказались бы только несамостоятельными, абстрактными моментами.
Диалектика только такой синтез и может дать и только так она и может
примирить враждующее противосостояние веры и знания. Таким синтезом является
ведение, равноправно вмещающее в себе и веру и знание и не способное
осуществиться ни без веры, ни без знания. Это - простейший и притом чисто
логический, совершенно невероучительный синтез. Но признать его, понять и
утвердить его можно только при соответствующем мифологическом, т.е. чисто
жизненном опыте. Я называю эту мифологию абсолютной, - она - всегда ведение,
гносис. Фидеизм же и рационализм есть виды относительной мифологии. И на
этом примере совершенно ясно, как относительная мифология имеет под собой
один из диалектических принципов и как абсолютная - все принципы. Я говорил,
что фидеизм и рационализм есть чисто буржуазная, индивидуалистическая
философия. Это и понятно, так как совершенно очевидно, что они суть не
более, как вялый и беспомощный результат разложения средневекового учения о
соборном ведении. Абсолютная мифология гностична, она - гностицизм (конечно,
в общем, а не в специальном смысле христианских сект II-III в.)32.
Я не преследую тут целей систематического раскрытия основ абсолютной
мифологии, и потому отпадает необходимость давать классификацию типов
гносиса. Существует гносис пророческий, молитвенный, интеллектуальный и пр.
Я скажу несколько слов только о пророческом гносисе.
Всем известен общераспространенный обычай у т.н. "верующих" толковать
пророчества. Выше я уже имел случай указать на то, что тут в особенности
повезло Апокалипсису. Для всех этих бесчисленных толкователей необходимо
заметить следующее. 1) Если образы Апокалипсиса (например, чаши гнева Божия)
понятны только тогда, когда их кто-то истолкует и покажет, что они
собственно значат, то это возможно лишь в том случае, если Апокалипсис вовсе
не есть пророчество и его "откровение" само по себе ничего не открывает.
Наоборот, это есть затемнение подлинного смысла грядущих событий, которое
может быть уничтожено только "научным" истолкованием. Едва ли такое
воззрение можно считать христианским и церковным. 2) Если образы
Апокалипсиса имеют переносное значение, то в целях пророчества и откровения
гораздо целесообразнее было бы прямо назвать, перечислить и описать грядущие
события, а не облекать их в образы, за которыми иной раз совсем невозможно
увидеть подлинные события. Едва ли Иоанн Богослов имел в виду необходимость
такого "переносного" толкования. 3) Допустим, что апокалиптические образы
имеют какой-нибудь точно установленный определенный смысл. Например, пусть
Блудница на водах многихcxiv есть Англия, или пусть Вавилон есть Европа и
т.д. Это значило бы, что все события уже предопределены, что они предсказаны
так, как предсказывают солнечные и лунные затмения. Можно ли такие
предсказания считать христианскими и даже вообще религиозными? Голый
механицизм не есть религия. Такая механистическая предсказанность
противоречила бы свободе человека, который волен спасаться и погибать, т.е.
волен ускорять и замедлять темп всемирной истории. 4) Наконец, на основании
чего происходит это "толкование"? На основании знания истории человечества.
Допустим невозможное, - что человек так хорошо знает и фактически и идейно
всемирную историю, что может сразу формулировать смысл каждой мельчайшей
эпохи. Но и тогда толкование не имеет никакой почвы. Во-первых, если он так
хорошо знает всемирную историю и ее смысл, то для чего ему "толкование
Апокалипсиса" и самый Апокалипсис? А, во-вторых, поскольку он еще не знает,
как будет идти история дальше, - на каком основании он будет подставлять под
апокалиптические образы события из прошлого, если события из будущего,
возможно, окажутся гораздо более подходящими? - Из всего этого (число
аргументов может быть значительно увеличено) я делаю одно заключение:
христианин не имеет права "толковать Апокалипсис", не имеет права делать тут
какие-нибудь общеобязательные выводы (подобно тому, как его почти не
толковали и св. отцы).
Но тогда, значит, остается понимать его буквально? Да, совершенно верно.
Христианин должен признавать, что звезды будут падать на землю, вода будет
обращаться в кровь, саранча будет величиною с коня, и т.д. и т.д. Но простая
буквальность опять-таки не есть ни христианская, ни религиозная, ни
мистическая точка зрения. Буквальная картина - плоскостна, не имеет
мифического рельефа, не овеяна пророческим трепетом, не уходит своими
корнями в непознаваемую бездну и мглу судеб Божиих. Апокалиптические образы
должны быть буквальны в символическом смысле, понимая под символом то
понятие, которое мы раскрыли выше в гл. V. Но это значит, что
апокалиптические образы должны потерять тот характер голого знания, который
мы только что критиковали в отношении толкования Апокалипсиса. Они должны
стать также и мистерией веры. Это значит, что, понимая их подлинный смысл,
мы не знаем, как они будут осуществляться, но мы верим, что то, что
осуществится, будет иметь буквально именно этот смысл, а не иной. Другими
словами, судить о том, как должно исполниться пророчество, можно только по
наступлении того события, которое предречено. Полностью о пророчестве можно
судить, таким образом, только после его исполнения. Скажут: зачем же тогда
существует пророчество? Пророчество существует для того, чтобы установить
смысл грядущих времен, а не их факты. Поэтому все толкования должны
ограничиться установлением только точного смысла событий, а не их
фактического протекания. Это-то и есть пророчество, а не астрономическое
вычисление затмения. И это-то и требует синтеза знания и веры. Все остальное
- абстрактно-метафизическая, формально-логическая мифология, а не
диалектическая, т.е. не абсолютная мифология. Разве мало открыто в
апокалиптических пророчествах такого, что понятно без всякого толкования и
для христианина является настоящим пророчеством (всеобщее отступление, казни
и гнев Божий, Антихрист, его победы и поражение, воскресение мертвых.
Страшный Суд и т.д.)? Разве это не пророчество и разве этого мало?
3. Продолжение
Далее, в той же гл. IX я привел I. антиномию субъекта и объекта.
Оказалось, вопреки субъективистам, что субъект есть тоже объект, а объект,
вопреки объективистам, есть тоже субъект. Если мы не заткнем диалектику в
самом же начале, а дадим ей развиться до конца, то она найдет нам и тот
синтез, который совместит в едином н нераздельном бытии и стихию субъекта и
стихию объекта. Это будет, конечно, личность, о которой всякий
здравомыслящий скажет, что она есть обязательно и субъект и объект.
"Личность" есть диалектический синтез "субъекта" и "объекта" в одном
неразложимом целом. Интересно: совершенно невозможно личность свести ни на
то, ни на другое. Когда старые психологи-субъективисты хотели говорить о
личности (да они почти и не говорили о ней, разве только где-нибудь на
задворках, в последней главе мелким шрифтом), они повторяли все те же схемы,
применяемые ими и в области отдельных способностей (главным образом,
конечно, тоже в силу особого мифа, - в области мышления). Когда же
современные рефлексологи начинают говорить о личности, после того как все
сведено на физиологические процессы, - это производит только забавное
впечатление. Вопреки этим ублюдочным мифологиям, абсолютная мифология
признает полную невозможность уничтожения субъекта в пользу объекта и
объекта в пользу субъекта, но в то же время утверждает необходимость новой
категории, не сводимой на них, но тем не менее синтезирующей их. Абсолютная
мифология есть персонализмcxv.
Далее мы встретились с II. антиномией идеи и материи или, более обще,
идеального и реального. Синтезом этой антиномии является субстанция, которая
всегда мыслится именно как нечто реальное, но обязательно определенным
образом оформленное и осмысленное реальное. Абсолютная мифология есть
субстанциализмcxvi.
III. Антиномия сознания и бытия синтезируется в творчество. Чтобы
творить, надо, очевидно, как-то затратить сознание вообще или какие-нибудь
его стороны, но оставаться в области сознания для творчества недостаточно и
надо, чтобы это сознание как-то переходило в бытие и отражалось в нем.
Абсолютная мифология есть креационизмcxvii, или теория творчества.
Творчество - никак не удается понять большинству представителей "науки". И
неудивительно. Чтобы понять творчество, надо понять сознание. А сколько
существует праздных и вздорных теорий сознания, зачастую прямо уничтожающих
его в самом корне! Вот простая диалектическая формула выведения "сознания".
1) Каждое A диалектически получается путем отграничения от всего иного и
противопоставления ему. 2) Допустим, что мы перебрали все, что было, есть и
будет; и имеем не одно A, но все A и не - A, какие только могут быть. 3)
Чтобы диалектически вывести это все, надо его чему-то противопоставить и
чем-то ограничить, надо его чем-нибудь отрицать. 4) Но ничего иного уже нет,
ибо мы условились взять именно все. Стало быть, все может быть
противопоставлено только самому же себе, ограничено только самим же собою.
5) Но кто будет совершать это противополагание? Так как никого и ничего нет,
кроме этого всего, то противополагать будет само же это все, т.е. все будет
само противополагать себя себе же. 6) Это и значит, что оно будет иметь
сознание. Таков простейший диалектический вывод категории сознания. Если бы
мы глубже понимали эту категорию во всей необходимости, самостоятельности и
несводимости на все прочее, то мы поняли бы такую же необходимость,
самостоятельность и несводимость категории творчества.
IV. Сущность и явление, противостоя друг другу, как взаимопротивоположные
члены отношения, синтезируются в понятие символа, где дано такое явление,
которое тут же указывает и на определенную сущность, т.е. как-то содержит ее
в себе. Абсолютная мифология есть символизм.
V. Антитеза души и тела примиряется в понятии жизни, которая не мыслима
ни без тела, т.е. того, что нужно двигать, объекта движения, ни без
самодвижущего и самодвижущегося начала. Абсолютная мифология есть теория
жизниcxviii.
VI. Большой интерес представляет примирительный синтез индивидуализма и
социализма. Нужно найти, в качестве синтеза, такую сферу, где бы права
индивидуума и права общества не были и не могли быть взаимно нарушаемы.
Необходимо, чтобы индивидуум, чем больше он углубляет свою индивидуальность
и чем больше в этом случае превосходит прочих людей и отделяется от них, тем
более содействовал бы обществу, общему делу, всем. Такой синтез есть
религия, и именно религия в смысле церкви. Только в религии возможно такое
положение, что отдельный человек, углубляясь в себя до последнего напряжения
и иной раз даже прямо уходя из мира в отшельничество, этим самым не только
содействует собственному спасению, но спасает и других; его дело важно и
нужно именно для всех, для всей церкви; он повышает духовное состояние
именно всей церкви и приближает других к спасению. Так как только в символе
подлинное слияние идеи и материи и так как символ, воплощенный в жизни, есть
организм (выше, Гл. V, ч. 2), то, следовательно, подлинное слияние общего и
индивидуального может быть только в символическом организме. А Церковь и
есть Тело Христово, т.е. абсолютная истина, данная как символический
организм. Абсолютная мифология, следовательно, всегда есть религия в смысле
церквиcxix.
VII. Свобода и необходимость примиряются в чувстве, в котором всегда
слиты воедино долг и склонность, заповедь и влечение, долженствование и
свободный выбор. Абсолютная мифология есть жизнь сердцаcxx.
VIII. Бесконечное и конечное хорошо синтезируются в современной
математике под именем актуальной бесконечности. Бесконечность мыслится не
расплывающейся в бездне абсолютной тьмы, так что уже не видно ни конца ни
края этой бесконечности. Эта бесконечность есть нечто осмысленное и
оформленное, - в этом смысле конечное. Она имеет свою точно формулированную
структуру; и существует целая наука о типах и порядках бесконечности. Эта
теория трансфинитных чисел должна быть обязательно привлечена для целей
абсолютной мифологии33.
В отношении к мировому пространству здесь получается следующий интересный
вывод. Мы утверждали, что мир и имеет пространственную границу, и не имеет
пространственной границы. Он имеет пространственную границу, и в то же время
нельзя выйти за пределы этой границы. Для формальной логики тут безвыходное
затруднение: или мир не имеет никаких границ, тогда нет и никакого мира; или
мир есть, но можно выйти за его пределы, и тогда нет никаких пределов для
мира, т.е., в сущности, в обоих случаях нет никакого мира. Диалектика решает
этот вопрос иначе. Мир имеет определенную границу, но выйти за эту границу
нельзя. Это возможно только так, что само пространство около границы мира
таково, что оно не дает возможности выйти за пределы мира, т.е. что
пространство это, изгибаясь около границы мира, заставляет всякий предмет,
появившийся здесь, двигаться по этим изгибам, например, вращаться по
периферии мира. А если этот предмет действительно хочет выйти за пределы
мира, он должен так измениться физически, чтобы тело его уже не занимало
пространства и чтобы тем самым ничто не мешало ему покинуть мир. Тут перед
нами самая обычная диалектика: когда перед нашим взором что-нибудь
оформилось и мы провели резкую линию, отделяющую и отличающую эту вещь от
всего прочего, то тем самым перед нами образуется некая целостность, в
которой можно производить различения уже вне связи ее с окружающим фоном, но
внутри ее самой; диалектика требует, чтобы и внутри этой вещи была
определенная структура, а не просто смутное и темное безразличное пятно и
дыра. Но всякая структура требует различенности и объединенности
различенного. Поэтому если мы всерьез решимся мыслить мир не как черную дыру
и смутное марево, не как головокружение от собственной рассудочной
разгоряченности, а как некоторый реальный и самостоятельный объект, - мы
всегда будем мыслить и его границу, а если - границу, то и - как целое, а
если - как целое, то и - как координированную раздельность. А так как речь
идет пока только о пространстве, то координированная раздельность в
пространстве будет требовать, очевидно, 1. неоднородности самого
пространства и 2. определенной системы этих неоднородных пространств34.
Итак, синтезом бесконечности и конечности мирового пространства является
фигурность этого пространства. Кроме того, наличие конечного мира делает
возможным (а с другой стороны, прямо требует) изменения объема массы тела в
зависимости от места в мире, т.е. от движения по миру. В частности, эта
диалектика требует, чтобы на периферии мира пространство было таково, чтобы
оно обеспечивало превращение объема тела в нуль. Однако ничто не мешает
думать, чтобы объем тела превращался в мнимую величину. Это будет способом
пребывания тела за пределами мира35.
Правда, несмотря на то, что математика и физика давным-давно создали
способы мыслить все эти вещи совершенно реально и без всякой фантазии, -
никакие силы не могут заставить ни толпу, ни самих ученых стать всерьез на
эту точку зрения. Ньютонианский миф однородного и бесконечного пространства
- этот чисто капиталистический принцип (как выше я уже не раз указывал) -
царит во всем ученом мире. Совершенно ясна вся невыразительность,
нерельефность, бескрасочность, полная мертвенность такого пространства. И
тем не менее все ученые и не ученые, от мала до велика, преклоняются пред
этим мифом как перед истуканом. Вот почему какому-нибудь философу, вроде
меня, грешного принцип относительности более понятен, чем большинству
физиков и математиков, у которых просто нет соответствующих интуиций.
Находятся даже поэты, которые воспевают эти бесконечные мировые "просторы",
на самом деле равносильные самому обыкновенному сумасшедшему дому. Говорят:
никак не могу помыслить, что мир имеет пространственную границу. Господи, Ты
Боже мой! Да зачем вам мыслить эту границу? Ведь поднимали же вы
когда-нибудь голову кверху или скользила же взором по горизонту? Ну, какую
же вам еще границу надо? Граница эта не только мыслима. Она совершенно
наглядно видима36. И ровно нет никаких оснований не доверять своим глазам.
Вот тут-то и видно, что позитивизм есть попросту пошлейший нигилизм и
религия дыромоляйства. Говорили: идите к нам, у нас - полный реализм, живая
жизнь; вместо ваших фантазий и мечтаний откроем живые глаза и будем телесно
ощущать все окружающее, весь подлинный реальный мир. И что же? Вот мы
пришли, бросили "фантазии" и "мечтания", открыли глаза. Оказывается - полный
обман и подлог. Оказывается: на горизонт не смотри, это - наша фантазия; на
небо не смотри - никакого неба нет; границы мира не ищи - никакой границы
тоже нет; глазам не верь, ушам не верь, осязанию не верь... Батюшки мои, да
куда же это мы попали? Какая нелегкая занесла нас в этот бедлам, где чудятся
только одни пустые дыры и мертвые точки? Нет, дяденька, не обманешь. Ты,
дяденька, хотел с меня шкуру спустить, а не реалистом меня сделать. Ты,
дяденька, вор и разбойникcxxi.
Итак, диалектика требует фигурности пространства, конечности мира и
превращаемости каждого тела в другое37. Абсолютная мифология есть теория
актуальной бесконечности всех реальных, возможных и мыслимых объектов. Это -
теория перспективности бытия и рельефности, выразительности жизни.
Сходна с этим синтетическая природа IX. антиномии абсолютного и
относительного, равно как и X. антиномии вечного и временного. В первом
случае мы получаем фигурность абсолютного, его физиономию, его лик; во
втором случае получаем фигурность вечности, ее реальную физиономию, ее живой
лик. Вместо неясного черного пятна - и абсолютное и вечное становится зримым
ликом, умной иконой, ведомой истиной. Новоевропейская мысль потому и
перестала мыслить диалектически, т.е. антиномико-синтетически, что она
утеряла видение абсолютных ликов. И только тогда возродилась диалектика,
когда этот лик снова стал видеться, - на этот раз, впрочем, во внутренней
личности самого человека (в немецком идеализме и романтизмеcxxii). Условием
позволительности марксистского диалектического материализма является,
поэтому, исповедание пролетариата как некоего абсолютного лика бытия.
Впрочем, подобные учения существуют сколько угодно и без наших формулировок,
хотя обычно принято их не замечать. Так, сущность всей Каббалы, как сообщил
мне один ученый еврей, большой знаток каббалистической и талмудической
литературы (у которого я, по скверной привычке европейского наблюдателя,
доискивался точно узнать о неоплатонических влияниях в Каббале), заключается
вовсе не в пантеизме, как это думают либеральные ученые, сопоставляющие
учение об Эн Софе и Зефиротах с неоплатонизмом, а скорее - в панизраэлизме:
каббалистический Бог нуждается в Израиле для своего спасения, воплощается в
него и становится им, почему миф о мировом владычестве обоженного Израиля,
от вечности содержащегося в самом Боге, есть такая же диалектическая
необходимость, как для платонического космоса - быть одушевленным существом
и всемогущим, всеблаженным божеством или для Христа быть ипостасным
богочеловеком. Впрочем, и исповедание мирового еврейства как абсолютного
лика бытия все же есть относительная, а не абсолютная мифология. Это - одна
из логических возможностей. Но так или иначе, а абсолютная мифология всегда
есть определенная умная иконография бесконечности.
Что касается XI. антиномии целого и части, то явным синтезом этой
диалектической пары является организм, в котором уже совсем невозможно
отрицать ни цельности, абсолютно неделимой на какие-нибудь частные моменты,
ни наличия частей, реально носящих на себе это целое. Абсолютная мифология,
потому, есть организмcxxiii.
Наконец, все эти антиномии покрываются одной общей XII. антиномией одного
и многого, или сущего (бытия) и не-сущего (небытия). Первичная и простейшая,
наименее заполненная конкретным содержанием антиномия, это - одного и
многого. Синтезом одного и многого является числоcxxiv (или - с другой точки
зрения - целое), а бытия и небытия - становление. Абсолютная мифология,
поэтому, всегда будет аритмологизмом (т.е. в ее основе будут всегда
виднеться числа и число), тотализмом (учение о всеобщей целостности) и
алогизмом (она всегда будет одинаково признавать и логику и абсолютную
иррациональную неразличимость бытия).
4. Сводка
На всех этих примерах можно вполне убедительно удостовериться, как эта
абсолютная мифология содержит в себе и под собою все свои принципы, а не
только некоторые из них, и каким методом эти принципы объединяются между
собою. Кроме того, приведенные примеры почти исчерпывают перечень основных
категорий, без которых не может существовать абсолютная мифология.
Пересмотрим их: гностицизм, персонализм, субстанциализм, креационизм,
символизм, теория жизни, религия, теория чувства, иконографизм абсолютного,
аритмологизм, тотализм, алогизм. Другими словами, абсолютная мифология есть
религиозное ведение (6) в чувстве (7) творчески (3) субстанциального (2)
символа (4) органической (11) жизни (5) личности (l),
аритмологически-тоталистически и вместе алогически данной (12) в своем
абсолютном (9) и вечном лике (10) бесконечного (8). Все это, впрочем, есть
не больше (а скорее меньше), чем просто указание на развернутое магическое
имя, взятое в своем абсолютном бытии.
5. Несколько примеров на цельные мифы из абсолютной мифологии
Вышеизложенное вполне выясняет основную методологическую установку
абсолютной мифологии. Хотя ей посвящено у меня дальнейшее специальное
исследование, но уже сейчас, даже на основании изложенного, можно яснейшим
образом представить себе диалектическую структуру главнейших основных мифов
абсолютной мифологии. Приведу несколько примеров.
a) В мире как целом и в каждой вещи нетрудно заметить синтез неподвижной
идеи и подвижного вещественного становления. Простая диалектика требует, что
раз существует нестановяшаяся идея, то она должна иметь и свое идеальное же,
нестановящееся тело, ибо ясно, что дробное и смертное тело, несущее на себе
вечную идею, не может считаться последним выразителем этой идеи. Как бы ни
изумлялись позитивисты, но диалектика требует это с абсолютной
необходимостью, ибо раз возможна та или иная степень осуществления идеи -
значит, возможна предельная и бесконечная ее осуществленность.
Следовательно, особый идеальный мир есть диалектическая необходимость; и
если дать свободу диалектике и не втыкать ей палки в колеса, то она
потребует именно этого. Стало быть, уже по одному этому Бог, с точки зрения
диалектики, по крайней мере, может быть.
Однако раз есть время, значит, есть вечность (как если есть черный цвет,
значит, есть где-то и как-то и белый); если есть относительное, значит, есть
абсолютное; и если есть беспредельное, значит, есть предел. Кроме того,
доказано, что для каждой вещи принципиально должно быть адекватное ей
сознание, ибо если этого может не быть, значит возможно, что о вещи нечего
сказать и помыслить, т.е. возможно, что она совсем не существует. Но для
всего бытия, взятого в целом, со всем его прошлым, настоящим и будущим, как
и для всякого бытия, должно быть адекватное ему сознание. Раз есть такое
вселенское сознание, то ничто не мешает ему быть и некоей субстанцией, т.е.
субъектом. Итак, диалектически с полной очевидностью вытекает определенная
форма объединения понятий вечности, абсолютности, бесконечного предела,
сознания (всеведения) и субъекта, т.е. понятие Бога вытекает для мифологии с
простейшей диалектической необходимостью. Даже больше того. Это понятие, как
ясно из предыдущего, является условием мыслимости вообще. Ибо время мыслимо
только тогда, когда мы, пусть незаметно для себя, оперируем категорией
вечности; относительное мыслимо лишь тогда, когда в нашем разуме действует
категория абсолютного, хотя она, в порядке недомыслия, и может отрицаться
как необходимая. Словом, понятие Бога есть условие и цель мыслимости бытия
как всего бытия, как цельного бытия. Вот почему понятие Бога рушится
одновременно с разрушением интуиций цельности бытия вообще. Новоевропейская
мысль не только отринула реальность Бога. Одновременно пришлось отринуть и
реальность очерченного и обозримого космоса, т.е., как показано, мира
вообще; пришлось отринуть реальность души, природы, истории, искусства и
т.д.
Но допустим, что Бог существует. В понятии Бога отнюдь не мыслится ничего
мирового. Раз так, то с точки зрения диалектики Бог уже есть нечто
вне-мировое и домировое. Другими словами, если дать свободу диалектике и
сделать ее абсолютной, то будет исключен всякий намек на пантеизм.
Пантеистическое язычество основано, очевидно, на относительной мифологии;
оно сковано чисто реальными интуициями, уничтожающими свободу диалектики.
Итак, теизм есть диалектически-мифологическая необходимость.
b) Другой пример. Если Бог есть, то Он должен как-нибудь являться,
несмотря ни на какую свою непознаваемость по существу. Если Он никак не
является, то невозможно и говорить об Его бытии. Это - упомянутый выше
синтез IV. Однако Бог идеально вмещает в себе все. Следовательно, Он должен
являться во всем. Отсюда диалектическая необходимость, например, иконы. Но
как же Он должен являться? Допустим, что Бог и мир - одно и то же
(пантеизм). В таком случае: 1) богов бесчисленное количество, ибо
бесчисленное количество общих и частичных проявлений мира; 2) все боги суть,
собственно говоря, субстанциальные богочеловеки, и самые высшие боги и самые
низшие; 3) общение с ними ничем принципиально не отличается от общения с
другим родом богочеловеков, "людьми", и потому отпадает необходимость церкви
и таинства. Следовательно, пантеизм есть всегда 1) политеизм, 2) сатанизм,
3) неразличение обряда и таинства. Но абсолютная мифология есть теизм.
Следовательно: 1) абсолютная внеположность миру единственного личного Бога
диалектически допускает только одно совершенное и субстанциальное,
ипостасное воплощение Бога в инобытии; 2) абсолютная мифология допускает
всех прочих людей к обожению только благодатному, энергийному, а не
субстанциально-ипостасному; 3) общение с Богочеловеком возможно лишь в
смысле таинства и его внешней организованности - Церкви.
c) Спорят и всегда спорили о бессмертии души. Весь вопрос - в том, хотите
ли вы рассуждать чисто диалектически или как-нибудь еще, признавая за
диалектикой только относительное значение. Я, впрочем, вовсе не настаиваю,
чтобы вы рассуждали обязательно чисто диалектически. Во-первых, это не
всегда требуется. Во-вторых, вы едва ли на это способны. В-третьих, вообще
не важно, как вы хотите рассуждать. Я утверждаю только одно: если вы хотите
рассуждать чисто диалектически (пожалуйста, не рассуждайте), то бессмертие
души есть для мифологии примитивнейшая аксиома диалектики. В самом деле: 1)
диалектика гласит, что всякое становление вещи возможно только тогда, когда
есть в ней нечто нестановящееся; 2) душа есть нечто жизненно становящееся
(человек мыслит, чувствует, радуется, страдает и т.д. и т.д.); 3)
следовательно, в душе есть нечто нестановящееся, т.е. жизненно вечное. Душа
бессмертна так же, как бессмертно все на свете, как бессмертна всякая вещь,
- конечно, не сама по себе (ее можно уничтожить), но именно в своей
нестановящейся основе. Если вы отрицаете бессмертие души, это значит только
то, что вы не понимаете, как "бытие" и "небытие" синтезируются в
"становление". Душа есть ведь только один из видов бытия.
d) Наконец, возьмем из предыдущих синтезов абсолютной мифологии синтез
III (личность), V (жизнь), VII (сердце), IX (вечность и ее лик) на основе
общего IV (символ). Продумаем ряд таких чисто диалектических тезисов.
I. a) Вещь, противополагающая себя саму себе же самой, есть вещь, имеющая
самосознание и вообще сознание.
b) Сознание может быть субстанцией и не быть субстанцией. Возьмем первое
и получим сознание как субстанцию, т.е. вещь, которая является сразу и
субъектом и объектом. Это значит, что она есть личность.
II. a) Личность может быть взята сама по себе, как голый диалектический
принцип, и как осуществление. Инобытийное осуществление личности есть ее
жизнь.
b) Жизнь личности может быть взята с разных сторон. Возьмем ее с точки
зрения синтеза ее свободы и необходимости. Это значит, что мы взяли личность
в ее сердце. Личность со всей своей жизненной стихией вращается сама вокруг
себя, в своей собственной, возвращающейся на саму себя чувствительности и
ощутимости.
III. a) Но вечное и временное есть, как доказано, одно и то же. Они
синтезированы в вечный лик, в фигурную вечность.
b) Следовательно, диалектически необходима такая стадия в жизни личности,
когда она сама и все ее инобытие синтезируется в некое вечное обстояние, где
будет вечное сплошное становление и вечная сплошная неподвижность и
нерушимость.
c) Это все дано, кроме того, сердечно, т.е. ощутимо в своей алогической
динамике, вращающейся вокруг неподвижного центра.
IV. a) Наконец, характер этого умно-сердечного состояния должен зависеть
от характера взаимоотношения личности самой по себе и ее инобытийной судьбы.
Соответствие инобытия с заданной идеей даже Кант умел понимать как чувство
удовольствия, а несоответствие - как чувство неудовольствия.
b) Следовательно, с полной диалектической необходимостью вытекают
категории Рая и Ада, от которых нельзя отвертеться никакими усилиями мысли,
если только не перестать мыслить диалектически вообще. Диалектика вечного
блаженства и вечных мук есть только простой вывод из пяти еще более простых
и элементарных категорий диалектики - личности, жизни, сердца, вечности и
символа. -
Такова абсолютная мифология и такова ее диалектика. Такова и опасность -
для многих - быть последовательными диалектиками. Впрочем, читатель поймет
меня очень плохо, если подумает, что я ему навязываю во что бы то ни стало
повинность мыслить диалектически. Я настаиваю совсем на другом. Именно, я
говорю, что если вы хотите мыслить чисто диалектически, то вы должны прийти
к мифологии вообще, к абсолютной мифологии в частности и, следовательно, ко
всем ее только что намеченным понятиям. А нужно ли мыслить диалектически и
даже нужно ли мыслить вообще, это - как вам угодно. Если вас интересует мое
личное мнение, то, во-первых, это - не ваше дело, да и мнение отдельного
человека ни к чему не обязывает, а, во-вторых, я глубоко убежден, что чистое
мышление играет весьма незначительную роль в жизни. Вы довольны?
В дальнейшем нам предстоит огромная задача диалектического развертывания
основных структур абсолютной мифологии и диалектика главных типов мифологии
относительной. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология