Киященко Н. Эстетическая культура

ОГЛАВЛЕНИЕ

Н.И.Киященко, Л.П.Киященко. Эстетическая культура и проблема гуманизации знания

Оценивая состояние современной эстетики и ее прикладного раздела – теории эстетического воспитания, как отрасли философского знания, нуждающейся в смене парадигмы [из науки о прекрасном и закономерностях художественно-творческой деятельности человека она становится наукой „о природе и закономерностях эстетического освоения действительности”, о „творчестве по законам красоты” (К.Маркс)][72] , следует отметить возрастание их зависимости от состояния гуманитарного знания. Особую роль в этой зависимости в самые последние годы начинают играть существенно изменившиеся представления о человеке, которого больше не рассматривают как только „совокупность всех общественных отношений” (К.Маркс), поскольку при этом социализация трактуется неизбежно односторонне, без учета того, на что направлено социальное воздействие, – уникальных, неповторимых особенностей индивида. И это не может не отразиться на самом понимании воспитания, в том числе и эстетического. Указать здесь на это тем более важно, что именно в теории эстетического воспитания гуманитарное знание проходит своеобразную проверку по высшим критериям человечности, духовности и нравственности, через эстетическое воспитание гуманитарное знание выводит человека на путь совершенствования мира и самого себя – на самосовершенствование. Именно самосовершенствование делает возможным преодоление навязанных стереотипов жизнедеятельности в данном социуме.
Поскольку в любом явлении культуры, как нам представляется, мы видим воплощение достигнутого уровня знаний человека, другими словами, гуманитарного знания, включающего в себя не только знания о человеке, но и о любых материальных и духовных объектах, системах общественного устройства и общественных отношений или системах методов познания, накопления знания в жизненном опыте или системе видов и способов действий и деятельности человека, направленной на реализацию этих знаний2 . Как видно из сказанного, нас можно упрекнуть в слишком расширительном толковании гуманитарного знания. Но дело в том, что суть и назначение гуманитарного знания, по нашему представлению, состоит в том, чтобы оно как бы естественно должно „встраивать” человека в мир, в котором он живет и действует (независимо от осознания этого).
Таким образом, в гуманитарное знание, знание человека о мире мы включаем: отрефлектированное знание ученого о мире (научное мировоззрение) и знание, почерпнутое из повседневного опыта (обыденное мировоззрение), опирающегося прежде всего на знание традиций, обрядов, обычаев, определяющих социально-психологические особенности и характер того или иного народа, духовный строй его жизни. Эти виды знания обязательно предполагают и выработку способов передачи их от поколения к поколению (опыт обучения, образования и воспитания – коммуникационное знание). Эти способы, сами являясь гуманитарным знанием, устанавливают горизонтальный и вертикальный диалог между людьми как в рамках отдельного общества или общности, так и в процессе исторического развития всего человечества.
Конечно, чтобы быть последовательными, мы должны включить в гуманитарное знание и естественнонаучное знание, его результаты, как необходимый элемент в целостном представлении о мире, в котором находит себя человек. Будучи включенным в гуманитарное знание, естественнонаучное знание теряет свою независимость и чистоту, приобретенную по „происхождению”, в соответствии с критериями научности, обретает, попадая в конкретный исторический общественный контекст, дух человеческий, становясь именно таким образом культурной средой, в которой, по словам о.Павла Флоренского, растет и питается личность. Если же учесть, что возделывание, рост, лелеяние личности есть высший смысл и предназначение культуры, поскольку лишь личность способна истинно по-человечески жить в культуре, ориентироваться в ней, совершать выбор3 , всегда находясь на границе4 , то одухотворяющая особенность гуманитарного знания становится культуро– и эстетикообразующим началом. Можно сказать, что именно через гуманитарное знание наука как „своего рода функциональный орган, созданный человечеством в процессе исторического развития”5 , становится социокультурным организмом.
Гуманитарное знание является отражением органического триединства человека: его чувственного, интеллектуального и волевого начал, откуда и возникает целостный образ представлений человека о мире и самом себе в системе своих взаимодействий с ним. Бесконечные варианты возможных представлений каждого из названных начал, их комбинаций и рекомбинаций и создают неисчислимые возможности возникновения неповторимых образных картин, составляющих основание мировоззрения каждого из прошедших, ныне живущих и могущих прийти в мир людей. Они выстраиваются в реальной жизни людей в разномасштабную шкалу с преобладанием то чувственного, то интеллектуального, то волевого начал с их самыми невероятными взаимопереходами, взаимодополнениями и даже частичными взаимопогашениями. В многоголосии образных представлений о мире находится место эмоциональным предчувствиям, интеллектуальным прозрениям, интуитивным догадкам, „неназванным истинам” (по выражению В.П.Зинченко) и логически обоснованным, доказанным истинам, претендующим быть объективно-истинными знаниями. Все они материализуются, вернее, реализуются через волевое начало человека, после чего становятся известными не только ему одному. Волевая, деятельностная составляющая человека, внося в образную картину свою долю субъективного начала, придает ей особую красочность и неповторимость, ибо сколько есть на Земле индивидов, столько может быть и проектов материализации, реализации естественнонаучного и социогуманитарного знания. Здесь, как известно, не может быть пригодных на все времена жестких однозначных критериев истинности, правильности, полезности, техничности, технологичности и эффективности.
Нельзя не отметить еще одну существенную особенность гуманитарного знания, выглядящую особенно ярко при сравнении с гипотетико-дедуктивным естественнонаучным выводом, несущим ровно столько „новизны”, сколько ее содержится в его посылках, и который в этом случае можно рассматривать как предельный, вырожденный пример рассматриваемой особенности гуманитарного знания, из которого удалена творящая, порождающая, выходящая за горизонт достигнутого субъектность. Правда, эта особенность гуманитарного знания и выступает как преобладающая общекультурная тенденция, начиная с Нового Времени. Она состоит в том, что образ окружающего мира, отдельные его проявления возникают у человека как кенотипический образ (от древнегреческого „kainos” – „новый”), который „кристаллизуется из самой субстанции личного и исторического опыта и вырастает до всеобъемлющего смысла, но не потому, что этот смысл диктуется из бессознательного, а потому, что генерализующая тенденция исходит непосредственно от будущего, прокладывает себе путь именно через индивидуальное сознание, через сферу свободы и способна вбирать и обобщать все новое в его незавершенности”6 . Именно гуманитарное знание, содержащее в себе весь арсенал познавательных возможностей человека от первой сигнальной системы до высокоразвитого человеческого ума, не ограниченного различного рода запретами на применение тех или иных средств на рассмотрение определенных предметов исследования, дает возможность заглянуть в еще несуществующее, представить его, исходя из предчувствий, угадываний и воплотить его в виде целостного образа, который находится в постоянном процессе подправления, добавления, порой основательной переделки или полного отказа от него, что зависит не только от создавшего данный образ, но и от воспринимающего.
В связи со сказанным встает вопрос: насколько достоверно представленное таким образом гуманитарное знание? Не являет ли оно собой случайное скопление знаний, основанных на вере, пристрастиях, может быть, коллективных заблуждениях, целенаправленно насаждаемых мифах, стереотипах, штампах и т.п.? Как известно, достоверное знание поставляет нам наука. До сравнительно недавнего времени, следуя освященным временем традициям, научным знанием считалось классическое естественнонаучное знание. Применимо ли к гуманитарному знанию бытующее там определение научности? Очевидно, что не ко всему знанию, а к той его части, где оно применимо в разной степени. Например, что касается гуманитарного знания в той его области, где накапливалось человеческое знание о человеческом, то его претензии быть наукой признавались с большой натяжкой ровно настолько, насколько ему удавалось обеспечить неучастие, устраненность субъекта исследования из объекта, следуя образцам и идеалам естественнонаучного знания, одновременно заимствуя его методы и подходы (математическая обработка, статистические данные). Известны следующие основные критерии научности в естественнонаучном знании: истинность, интерсубъективность и системность7 .
Не раскрывая в данной работе существо этих критериев, правомерно поставить вопрос: в какой степени применимы они к социогуманитарному знанию?
Возьмем критерий истинности. Для естественнонаучного знания он требует объективности знания и его безотносительности к субъективной оценке и признанию. Истинность, таким образом, рождается из объективности и представляет собой содержательную сторону знания. Этот критерий научности, и это следует отметить, является определяющим в указанной выше и любой другой связке определений научности, которые, по сути, служат некоторой представимости, своеобразной „материализации” (системность – независимо существующая структура, интерсубъективность – общепринятость несмотря на сомнения и предубеждения) этого предельно абстрактного понятия.
Этот критерий в различных его видах, например, у ученых, разделяющих взгляды, скажем, объективного идеализма или диамата, работал на протяжении истории науки. Сам по себе он содержит неустранимые субъектные предпосылки. И начать их перечень можно с отказа субъекта познания брать себя в расчет в этом виде своей деятельности. Кроме этого понятие научной истины онтологически непредставимо, поскольку имеет характер значимости явления природы, взятого как бы самого по себе, но на самом деле это иллюзия. Как отмечал Риккерт, „Научная истина (даже если в этом не отдают себе отчета) должна находиться к тому, что обладает теоретической значимостью в определенном отношении, то есть стоять к нему более или менее близко. Без этой предпосылки нет никакого смысла говорить об истине”8 . Однако эта характеристическая черта возникает именно в оценивающем отношении, которое рождается при двух составляющих: оценивающего и оцениваемого с той или иной точки зрения (будь это Бог, человек или иная духовная субстанция). Понятие объективной истины универсально. Оно не зависит от конкретных условий пространства и времени изучения объекта. Больше того, оно существует вопреки этим условиям, которые лишь приближают ее познание, из-за несовершенств, характерных для данного этапа развития познавательных возможностей. Единственный шанс остается угадать, усмотреть то, что предсказано интуицией человека – что должна существовать упорядоченность и в мире, и в человеке, которая не может зависеть от случайностей того, что мысль думается и воспроизводится кем-то в такой-то культуре и в таком-то обществе9 .
Развитие естествознания после кризиса в физике конца XIX века привело к тому, что В.И.Вернадский смог высказать мысль о том, что в научно выраженной истине всегда есть выражение духовной личности человека, его разума. Может быть, именно это предопределило его высочайшую оценку разума как основания ноосферы. По сути, об этом же самом говорит и принцип дополнительности Н.Бора. Что же касается социогуманитарного знания, то здесь принцип дополнительности заложен в самом объекте и предмете исследования. Это связано с тем, что сам предмет рождается из диалога по поводу понимания смысла, вкладываемого в результат человеческой деятельности. Замысел и цель этой деятельности возникает в спорах и компромиссах, ниспровержениях и утверждениях, новизна которых обнаруживает себя лишь в сопоставлении с уже бытующими смыслами.
Следует также сказать, что сегодня обозначилось новое представление о сути общественно-исторической практики; и в объекте, и в предмете исследования как естественнонаучного, так и гуманитарного знания наблюдается нарастание субъективного начала (от абстрактного представления об общественно-исторической практике человечества совершается переход к рассмотрению общественно-исторической практики конкретно-исторических субъектов: отдельных личностей, групповых, коллективных субъектов, субъектов на уровне племен, народностей, народов, национальностей, наций, государств и обществ). Не случайно во второй половине XX века методологи и историки науки отмечают понимание социокультурного контекста для естественнонаучного знания. Нам представляется, что учет социокультурного поля развития современной науки можно оценивать как нарастание объективности получаемого знания.
Учет общественных отношений, в рамках которых создаются материальные и духовные ценности, играет роль универсальной онтологической основы, базиса человеческого общения, создает „презумпцию услышанности”10 . Понятно, что здесь отсутствует жесткий детерминизм объяснения классического естественного закона.
Ориентация на ценностно-смысловые характеристики созданных в данном обществе результатов человеческой деятельности основывается прежде всего на их понимании, истолковании. Отсюда предположительность, полисемичность объектов гуманитарного знания, чем и занимается современная герменевтика.
Интерсубъективность – второй из рассматриваемых критериев научности – в приложении к социогуманитарному знанию в оптимальном варианте проявляется в стремлении достичь на основе взаимопонимания в диалоге смыслов, вкладываемых в рассматриваемое явление как некий вариант общезначимости. В естественнонаучном знании общезначимость, общеобязательность, вытекающие из интерсубъективности, которая предполагает инвариантность для „всякого субъекта”, вызывает сомнения своей категоричностью. Очевидно, не для всякого субъекта, а субъекта-участника процесса познания. Сам процесс познания при его конкретном рассмотрении может привести к учету даже психологических особенностей познающего субъекта (например, в рамках какой специальной науки действует субъект познания, сторонником какого течения или школы в науке он является; восприимчивость к отдельным особенностям, которые могут затемнять суть явления и т.п.).
Наконец, системность понимается как организованность знания, без которой любой исследуемый объект не сможет предстать перед нами как целостный и упорядоченный. Однако и целостность, и упорядоченность в гуманитарном знании существенно отличается от этих же представлений в естественнонаучном знании за счет того, что в нем „переплетаются, перемешиваются” все виды знаний человека о мире и о нем самом: научное и ненаучное, чувственное и рациональное.
Подводя краткий итог, отметим, что достоверность гуманитарного знания основывается на признании общезначимости его представлений. Одним из таких представлений является объективная истинность естественнонаучного знания, рассматриваемого нами в качестве специфического вида гуманитарного знания, поскольку в естественнонаучном знании, как мы это показали, в наше время возрастает значение принципа общезначимости. С другой стороны, те понятия, которые гуманитарным знанием были заимствованы из естественнонаучного знания, тоже претерпевают существенные изменения. К таковым относится прежде всего понятие целостности. Если для наглядности искусственно заострить оппозицию свойств, характеризующих целостность в классическом естествознании и гуманитарном знании, то мы получим соответственно:
– общее, преимущественно повторяющееся – конкретное; или другими словами
– универсальное – уникальное, индивидуальное;
– отказ от изменений во времени (обратимость) – историзм (необратимость);
– постоянство во времени определяющих принципов – зависимость от культуры;
– дискретность, предметно-вещественная замкнутость в пространстве – процессуальность, размытость, непостоянство границ;
– устойчивый порядок достигнутой гармонии – недостижимость идеала, сомнение в несовершенстве достигнутого;
– детерминизм – индетерминизм.
Самоочевидно, что в перечисленных особенностях целостности, к которым, конечно, могут быть прибавлены и еще некоторые, по существу, изложены свойства или качества эстетического порядка. Ведь эстетическое всегда выражает объект, предмет, явление и тем более субъект как именно целостное образование, в котором все составляющие его элементы или свойства представляют именно данный объект, предмет, явление и субъект со всеми его неповторимыми особенностями и в таком состоянии, которое органично и естественно включает его в окружающий мир. Но есть в перечисленных свойствах и такие, которые как бы нацеливают объект и субъект на достижение наиболее полного соответствия их свойств окружающему миру, то есть гармонизации их взаимоотношений с миром. Мы имеем в виду гармонизацию универсального-уникального и неповторимого, а также постоянство во времени определяющих принципов, то есть зависимость от культуры, устойчивый порядок достигнутой гармонии, сомнение в совершенстве достигнутого. Здесь через проблему целостности, как нам представляется, оформляется внутреннее пространство личности, которое, по словам Э.В.Ильенкова, выводит индивида с его неповторимостью, уникальностью и универсальностью на вселенский уровень или на всеобщее. „Неповторимость подлинной личности, – говорил он, – состоит именно в том, что она по-своему открывает нечто новое для всех, лучше других и полнее других выражая „суть” всех других людей, своими делами раздвигая рамки наличных возможностей, открывая для всех то, чего они еще не знают, не умеют, не понимают”. Это и есть „индивидуально выраженное всеобщее”11 .
Вот эта ориентация на неповторимое индивидуальное всеобщего масштаба, на возможность выражения именно данной конкретной личностью в максимуме всего, что в ней заложено и делает гуманитарное представление о целостности совершенно незаменимым для существенного совершенствования теории эстетического воспитания. Прежде всего оно просто ставит перед необходимостью целую отрасль философского знания – эстетику по-новому взглянуть на человека и окружающий его мир как мир проявления универсальных и в то же время неповторимых возможностей каждого человека. Для этого, как мы уже отметили, крайне важно не ограничивать предмет эстетики философией искусства, а расширить до космических масштабов. А самое главное, по-новому представить проблему эстетической деятельности человека, выведя ее за рамки различных видов художественной деятельности и распространив на все возможные виды социокультурной деятельности человека. Проблема целостности, наконец, просто вынуждает эстетику возродить категорию гармонии, особенно в связи с вопросом о всестороннем и гармоническом развитии личности. Гармония чувства, ума и воли самими реалиями жизни выводится теперь на уровень оптимума развития каждого из названных начал личности, ибо только в оптимуме их развития каждый индивид не только прорастает в личность, но и становится творцом, то есть субъектом, для которого нет сомнения в недостижимости идеала при существовании глубокой веры в его действенность и который никогда не удовлетворяется достигнутым, то есть постоянно находится в процессе совершенствования и самосовершенствования.
Гуманитарное представление о целостности, включающее в себя весь окружающий человека мир и его самого со всем богатством его отношений, поворачивает теорию эстетического воспитания к необходимости включения в арсенал эстетико-воспитательных средств всего богатства и разнообразия мира, всех видов и способов взаимодействия человека с ним на уровне проявления целостности гармонически развитой личности.
Всеми этими тезисно обозначенными особенностями теория эстетического воспитания становится одной из существенных составляющих гуманитарного знания.