Гусейнов А., Иррлитц Г. Краткая история этики

ОГЛАВЛЕНИЕ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
АНТИЧНОСТЬ

Глава II. Античное просвещение и обоснование моральной суверенности личности

2. ДЕМОКРИТ

Осмысление этических взглядов Демокрита (ок. 460 до н. э. - год смерти
неизв.), а также определение их места в истории этики наталкивается на
одну трудность. Отдельные дошедшие до нас этические фрагменты философа
(подлинность которых до настоящего времени остается предметом спора)
содержат явные противоречия. По вопросам, которые были основным
предметом идейной полемики в этике V в. до н. э., в этих фрагментах
встречаются прямо взаимоисключающие суждения. С одной стороны, Демокрит
выдвигает тезис, позволяющий говорить о натуралистической (даже
гедонистической) ориентированности его этики: "...ведь удовольствие и
неудовольствие образуют границу между полезным и вредным" (51, 153 - 154).
С другой стороны, он интеллектуализирует моральные мотивы и высказывает
убеждение в существовании общих этических определений: "Для всех людей
одно и то же благо и одна и та же истина. Приятно же одному одно, другому
- другое" (51, 155). Столь же противоречив Демокрит по вопросу о
нравственной ценности государства. У него есть утверждение, из которого с
очевидностью следует, что моральная личность - это примерный гражданин
городагосударства: "Интересы государства должно ставить выше всего
прочего, и должно заботиться, чтобы оно хорошо управлялось. Чтобы
содействовать этому, не следует бороться против справедливости и для своей
[личной] пользы применять насилие против общего блага. Ибо хорошо
управляемое государство есть величайший оплот: в нем все заключается и,
когда оно сохраняется, все цело, а погибает оно, с ним вместе и все
гибнет" (51, 167 - 168). И у него же моральный образ действий связывается
с эмансипацией от законов: "Законы он (Демокрит) называл дурной выдумкой и
говорил:
"Не следует мудрецу повиноваться законам, но [должно] жить свободно""
(51, 170-171).
Многозначностью этики Демокрита объясняется тот факт, что она имеет
точки соприкосновения со многими, в том числе резко полемизир вавшими
между собой, этическими теориями античности. С предшественниками, в том
числе его основными философскими противниками - пифагорейцами, Демокрита
роднит идея о гармонии, соразмерности, к которой должен стремиться в своем
поведении человек и которая служит критерием ценности этого поведения. С
Сократом его объединяет признание огромной роли разума и определение цели
жизни как достижения счастья; вполне по-сократовски звучит высказывание
Демокрита, что причиной ошибок является незнание лучшего. Встречаем мы у
Демокрита и положения о том, что совершающий несправедливость несчастнее
несправедливо страдающего, что лучшему свойственно управлять, что
государство выше индивидуальности, - словом, идеи, которые специфичны для
этики Платона. Много общего у него также с Аристотелем, прежде всего
высокая оценка дружбы и характеристика добродетели как середины между
двумя порочными крайностями. У Демокрита можно вычитать мысли, которые
традиционно признаются типично стоическими, в частности космополитические
мотивы, сведение счастья к внутренней самоудовлетворенности. О его идейном
родстве с Эпикуром и говорить не приходится; последний в этике, как и в
философии в целом, - ученик и продолжатель Демокрита.
В историко-философской литературе выдвигались различные интерпретации
этики Демокрита. Начнем с того, что ряд авторов (например, Аристотель, Б.
Рассел) вообще отрицают наличие у Демокрита самостоятельной этики. Близко
к ним примыкают те (Э. Целлер, С. Н. Трубецкой, Г. Лангербрек), которые
сводят этику Демокрита к практическому морализированию и противоречивость
его суждений представляют просто как эклектичность. Широко распространены
односторонние истолкования, которые не учитывают всей совокупности
высказываний философа и в сущности упрощают его взгляды. Для одних
(например, для Г. Лауэ) он чистый гедонист, для других (Э. Радлов, Л. И.
АксельродОртодокс), напротив, суть его этики состоит в преодолении
страстей властью разума, в ней даже усматриваются аскетические мотивы.
Существует мнение (А. О. Маковельский), что сохранившиеся фрагменты
Демокрита дают большой материал для утверждения, что "его этика насквозь
индивидуалистична" (174, 56). В то же время нельзя считать
безосновательным взгляд (В. Ф. Асмус), согласно которому "устой этики
Демокрита - мысль, что свободный грек - не изолированная от общества
единица, а гражданин города-государства (полиса)" (101, 164).
Наконец, особо следует сказать о попытках осмыслить этику Демокрита в
ее противоречивой целостности. С точки зрения С. Я. Лурье, Демокрит, "хотя
бы временно, допускал существование двух этик: одной - для широких
народных масс... другой - для мудрецов..." (172, 268). Такое объяснение
представляется привлекательным, ибо позволяет состыковать друг с другом
ряд противоречивых фрагментов (например, о примате общегосударственного
блага и о допустимости попрания законов со стороны мудреца). Тем не менее
оно кажется нам маловероятным, ибо не согласуется с политической позицией
философа, который был выразителем интересов рабовладельческой демократии,
не соответствует "демократизму" его атомистической онтологии. Оно сближает
этику Демокрита с этикой пифагорейцев, а между тем евдемонистическое по
существу учение Демокрита было антиподом пифагорейства. Кроме того, идея
двух этик, облегчая понимание нескольких противоречивых фрагментов
Демокрита, затрудняет осмысление основной направленности его этических
воззрений, а именно их евдемонистической сущности. Ведь Демокрит выводит
свою этику из стремления к удовольствиям и счастью, которое присуще всем
людям.
Следует также отметить взгляд (В. Виндельбанд, П. Наторп), выделяющий в
этике Демокрита кажущуюся евдемонию и подлинную, совпадающие с
непосредственно-чувственным и интеллектуально-содержательным отношением к
миру. Такое мнение является прямым следствием ошибочного сближения
гносеологии Демокрита с гносеологией элеатов, противопоставлявших
изменчивость кажущегося постоянству единого. Кроме того, при этом не
учитывается, что Демокрит исходит из разграничения природы и человеческих
законов (см. 108, 176), которое получило развернутое обоснование у
софистов. Поскольку нравственность относится ко второй природе человека, к
области культуры, философ не мог придавать ей природно-субстанционального
смысла. Утверждение П. Наторпа о том, что, по мнению Демокрита,
"изменчивые субъективные различия приятного и неприятного должно сводить к
неизменным объективным различиям блага и зла" (258, 92), противоречит
общему подходу Демокрита к социальным проблемам и его высказываниям, в
которых утверждается релятивность нравственных понятий. Демокрит говорит:
"...от чего мы получаем добро, от того же самого мы можем получить и зло,
а также средство избежать зла" (51, 156).
Попробуем теперь выявить историческое своеобразие этики Демокрита и
обозначить то принципиальное направление в понимании морали, которое
связано с именем великого древнегреческого материалиста и вполне может
быть обозначено как линия Демокрита в этике.
Основной целью и движущим мотивом человеческой жизни является, с точки
зрения Демокрита, хорошее расположение духа, или евтюмия. Это состояние,
по свидетельству Диогена Лаэртского, обозначается философом еще как
"уравновешенность", "гармония", "безмятежность", "невозмутимость",
"неизумляемость", "тишина", "незнание страха", "благое состояние". "Цель
жизни, - говорит Демокрит, - "хорошее расположение духа" (евтюмия),
которое не тождественно с удовольствием, как некоторые, не поняв как
следует, истолковали, но такое состояние, при котором душа живет
безмятежно и спокойно, не возмущаемая никаким страхом, ни боязнью демонов,
ни какой-либо другой страстью" (51, 154). Не подчинение всеобщему (принцип
традиционной полисной морали, получивший обоснование у Гераклита и других
философов), а благо индивида, его самоудовлетворенность - вот что является
исходным пунктом и непосредственным содержанием этики Демокрита. Этика
совпадает с антропологией, с изучением особенностей и требований
человеческой природы.
Первый существенный признак индивида состоит в его способности
различения удовольствия и неудовольствия, что позволяет ему провести
границу между полезным и вредным. Достижение хорошего состояния духа
предстает как довольно простая и самоочевидная задача: к удовольствиям
надо стремиться, а неудовольствий избегать. Сама естественная природа
индивида задает направление его деятельности.
Однако мир человеческих влечений весьма сложен и многообразен. Слишком
сильное стремление к чему-нибудь одному, замечает Демокрит, оказывается
формой ущемления всего остального. Встает задача гармонически
уравновешенного удовлетворения разных стремлений. Кроме того, удовольствия
(например, в вине) идут рука об руку с неудовольствиями, сопряжены с
последующими, часто мучительными страданиями. Прежде чем стремиться к
удовольствиям, надо, следовательно, взвешивать их последствия. Таким
образом, то, что первоначально было выдвинуто в качестве критерия блага, а
именно стремление к удовольствиям, само нуждается в критерии. Счастье (а
счастьем он называет хорошее расположение духа, благое состояние,
гармонию, симметрию и невозмутимость духа) предполагает и возникает "из
[правильного] разграничения и различения удовольствий..." (51, 157).
Как же достичь этой правильности?
Прежде всего следует, по мнению Демокрита, различать телесные и
духовные удовольствия и отдавать предпочтение последним. Телесная красота,
за которой не скрывается ум, есть нечто скотоподобное. Достоинство
человека заключается не в состоянии тела, а в направлении его характера.
"Предпочитающий душевные блага избирает божественную часть.
Предпочитающий же блага телесного сосуда избирает человеческое" (51,
155). Однако Демокрит далек от свойственного пифагорейцам
противопоставления души и тела как добра и зла. У него речь идет не о
ценностной альтернативе, а о ценностной иерархии. Тело вовсе не является
темницей души. Оно зависит от души, несет на себе ее отблеск. Известен
фрагмент сочинений философа, в котором говорится, что тело могло бы
привлечь душу к суду за испытанные им в жизни боль и муки (см. 51, 159).
Душа ответственна за тело точно так же, как владелец ответствен за
состояние своего инструмента.
Следующее условие достижения хорошего расположения духа - соблюдение
меры как в телесных, так и в душевных движениях, удовольствиях. "Прекрасна
надлежащая мера во всем. Излишек и недостаток мне не нравятся", - пишет
Демокрит (51, 160). Излишек и недостаток в чем бы то ни было имеют
тенденцию переходить друг в друга и служат причиной сильных душевных
потрясений, внутренней смуты, беспокойства, дисгармонии. В этой связи
Демокрит дает весьма полезный практический совет сравнивать свою жизнь с
жизнью не тех, кто живет лучше, а тех, кто живет хуже; такой образ мыслей
поможет избежать зависти, соперничества, вражды. Но как найти меру в
удовольствиях? Решающее слово здесь принадлежит познающему разуму. Для
Демокрита жить невоздержанно и жить неразумно суть одно и то же. Только
рассудительный муж может бороться со своим сердцем. Глупцы не умеют
наслаждаться жизнью и даже тогда, когда живут долго, не испытывают от нее
радости. Разум задает меру страстям, обуздывает их, он распознает и
отделяет приятные и длительные удовольствия от временных, преходящих,
обремененных последующими страданиями. Кроме того, разум сам по себе
является нравственной ценностью. Вполне можно согласиться с В. Ф. Асмусом,
что "этика Демокрита клонится к идеалу созерцательного блаженства и
созерцательного самоудовлетворения" (101, 71).
Заметим, что в рассуждениях Демокрита обнаруживается логическая ошибка.
Он начинает с утверждения, что критерием блага и зла является различие
между удовольствием и неудовольствием, а затем делает обратный вывод, что
меру удовольствий задают наши разумные представления о благе и зле.
Следствие становится причиной. Теоретическое обоснование попадает в
заколдованный круг.
Исходным пунктом этики Демокрита является живой, чувствующий индивид в
непосредственности его желаний и жизненных связей. Деятельность реального
индивида, направленная на удовлетворение его потребностей, приходит,
однако, в противоречие с интересами общества. Именно этот факт фиксирует
Демокрит, когда говорит о сложности мира влечений, о переходе удовольствий
в страдания, о столкновении различных удовольствий и т. д. Называя
телесные удовольствия животными, предостерегая от соперничества, которое
имеет следствием вражду и зависть, призывая к умеренности, говоря, что
слово мудрости важнее золота, Демокрит по существу показывает, как
согласовать непосредственные желания индивида с внешними ценностными
образцами. Как бы то ни было, индивид не может беспрепятственно развернуть
свою эмпирическую сущность. Он оказывается перед необходимостью умерить
свои страсти под давлением общепринятых представлений. Демокрит говорит,
что прекрасное достигается путем изучения и ценой больших усилий, дурное
же усваивается само собой. Это высказывание, на наш взгляд, связывает
нравственный образ действий с необходимостью ограничения спонтанных
проявлений личности, а функцию такого ограничения Демокрит приписывает
разуму.
Таким образом, противоречивость этики Демокрита является следствием и
отражением противоречивости морального бытия индивида классового общества.
Тому, что в теории выступает как подмена одного масштаба оценки
(удовольствия суть критерий благоразумия) другим (благоразумие суть
критерий удовольствий), в реальной жизни соответствует процесс невольного
превращения конкретного индивида, создающего моральные ценности, в
пленника самих этих моральных ценностей, получивших отчужденную
самостоятельную форму существования.
Демокрит фиксирует расхождение между разумом, задающим нормы, и живыми
чувствами, склонностями. Он исходит из убеждения, что конфронтация разума
и чувств может быть снята воспитанием. "Учение перестраивает человека,
природа же, перестраивая, делает [человека], и нет никакой разницы, быть
ли таковым, вылепленным от природы, или от времени и учения быть
преобразованным [в такой вид]" (51, 172).
Суть воспитания, по Демокриту, состоит в том, чтобы присущую человеку
возможность самому созидать свою природу использовать для усвоения
принятых в обществе норм благоразумия. Добро и зло не являются качествами
естественных объектов. Само по себе всё является добром, благом. Вещи
приобретают признаки хорошего и дурного в зависимости от того, как ими
пользуются. Тело, например, само по себе не дурно, но оно может стать
таковым, если его разрушать чрезмерными удовольствиями. "Боги, - говорит
Демокрит, - дают людям все доброе как в древние времена, так и теперь.
Напротив, всего того, что дурно, вредно и бесполезно, ни раньше, ни теперь
боги не давали и не дают людям, но люди сами впадают в это вследствие
слепоты ума и безрассудства" (51, 156). Задача, следовательно, состоит в
том, чтобы требования разума, его суждения о полезном и дурном стали
потребностями индивида, чтобы дух научился черпать наслаждения в самом
себе, а это и есть содержание нравственности, добродетельного поведения
человека Демокрит, таким образом, утверждает моральную автономность
индивида. Он акцентирует внимание на личностном характере моральных
механизмов, подчеркивает огромную роль субъективной мотивации. Он вводит в
этику понятия стыда и долга как внутренних регуляторов поведения: "Не
говори и не делай ничего дурного, даже если ты наедине с собой. Учись
гораздо более стыдиться самого себя, чем других" (51, 157); "Не из страха,
но из чувства долга должно воздерживаться от дурных поступков" (51, 158).
Сказанное вовсе не означает, будто Демокрит сводит нравственность к
внутренней мотивации. Альтернатива добродетельных мотивов и порочных
поступков как неизбежный факт нравственного бытия индивидов формулируется
этикой значительно позже, в развитом виде - только в Новое время. Она
определенно отсутствует у Демокрита, который говорил, что .мудрость
включает в себя три момента: "...[дар] хорошо .мыслить, хорошо говорить и
хорошо делать" (51, 163). Высказываний, выдержанных в таком духе, у него
много. Более того, Демокрит подчеркивает решающую роль поступков. По его
мнению, хороший поступок нельзя запятнать дурной речью, точно так же как
дурное действие обелить хорошей речью (см. 51, 164). Пафос этики Демокрита
состоял не в том, чтобы противопоставлять намерения поступкам, а в том,
чтобы обосновать моральную суверенность личности, ее право и обязанность
самой решать, в чем состоит доброе и полезное.
Кроме того, признание моральной суверенности, автономности личности у
Демокрита вовсе не тождественно воинственному индивидуализму софистов.
Совсем напротив, стыд и долг, с точки зрения Демокрита, являются
общественными стражами в индивиде, они опосредствуют влияние разума на
склонности. Их задача как раз состоит в том, чтобы придать действенность
требованиям общественного благоразумия.
"Лучшим с точки зрения добродетели будет тот, кто побуждается к ней
внутренним влечением и словесным убеждением, чем тот, кто [побуждается к
ней] законом и силою".
Демокрит следующим образом аргументирует свой тезис:
"Ибо тот, кого удерживает от несправедливого [поступка] закон, способен
тайно грешить, а тому, кто приводится к исполнению долга силою убеждения,
не свойственно ни тайно, ни явно совершать что-нибудь преступное.
Поэто.му-то всякий, кто поступает правильно, с разумением и с сознанием,
тот вместе с тем бывает мужественным и прямолинейным" (51, 157).
Сознание долга, сила внутреннего убеждения ориентируют на следование
закону, подкрепляют веру в него. Они удерживают от проступка даже более
надежно, чем внешнее принуждение. "Если бы дети не принуждались к труду, -
гласит один из фрагментов Демокрита, - то они не научились бы ни грамоте,
ни музыке, ни гимнастике, ни тому, что наиболее укрепляет добродетель, -
стыду. Ибо по преимуществу от этих занятий обычно рождается стыд" (51, 173).

Иначе говоря, стыд является продуктом культуры, одним из важнейших
механизмов общественного воспитания. Общественно санкционированные формы
деятельности (грамота, музыка и т. д.) являются в то же время внутренними
границами стыда, как и долга. Если законы, господствующие представления о
справедливом, принятые стандарты благоразумия являются нитями, тянущимися
от общества к индивиду, то чувства долга и стыда представляют собой силы,
направленные от индивида к обществу. Долг и стыд - это как бы мост между
голосом рассудка, выражающим общественно санкционированную точку зрения, и
движениями чувств, фиксирующими сугубо индивидуальные склонности и
интересы. Они призваны преобразовать нормы благоразумия во столь же
интимно-личностное, каковыми являются непосредственные склонности. Словом,
долг и стыд суть важнейшие механизмы, через которые общественные отношения
проникают в индивидов и становятся содержанием их жизнедеятельности.
Рассмотрим теперь внешне взаимоисключающие суждения Демокрита о
государстве и законах. С одной стороны, Демокрит ставит интересы
государства превыше всего, а с другой - говорит, что мудрецу не следует
повиноваться законам. Суть дела, на наш взгляд, состоит в следующем.
Мудрецу не следует повиноваться законам, поскольку он несет законы в себе,
как бы непосредственно сам из себя реализует ту истину, которая заложена в
законах. Оснований для такого вывода Демокрит дает вполне достаточно.
"Закон стремится помочь жизни людей, но он может этого достигнуть только
тогда, когда сами граждане желают жить счастливо:
для потзинующихся закону закон - только свидетельство их собственной
добродетели" (172, 361). "Законы не мешали бы каждому жить, как ему
угодно, если бы один не вредил другому. Зависть полагает начало раздору
среди людей"
(51, 170). Мудрец Демокрита - это добродетельная личность, воплощенное
благоразумие. А так как существует внутреннее соответствие между
моральными добродетелями и общественными нормами, законами, то для мудреца
нормы и законы излишни. Мудрец выше законов. Он разворачивает свою
сущность в другой, более высокой сфере - моральной.
Законы и государство являются внешней средой, условием бытия индивида,
они не затрагивают сокровенной сути личности. Ведь, говоря словами
Демокрита, законы призваны нейтрализовать неразумное стремление индивидов
через посредство насилия над другими добиться своей выгоды, т. е.
сдержать действия тех, кто не понимает, в чем состоит их собственное
счастье. Мудрец же знает, что такое счастье и каков путь к нему. Для него
поэтому законы излишни, как для повзрослевшего человека излишними
становятся родительские предостережения.
Существует мнение, что "этика Демокрита, подобно этике Сократа, была
ярким выражением отрицательных, разрушающих сторон культуры греческой
эпохи", что нравственность у них носит "противообщественный характер", ибо
"переносится почти всецело в субъект" (96, 8;9). Думать так - значит
отойти от позиций конкретно-исторического анализа. Во-первых, у Демокрита,
как и у Сократа, берущий на себя всю полноту нравственной ответственности
субъект не противопоставляет себя обществу, государству, а, наоборот,
стремится задать их существованию более совершенную основу. Этика как бы
возвышается над правом. Верно подчеркивает А. Н. Чанышев, что для
Демокрита "право хуже морали" (224, 200). Во-вторых, субъективное
обоснование является одним из специфических моментов морали как способа
социальной регуляции. В-третьих, этическое учение, санкционирующее право
индивида на удовлетворение своих интересов, потребностей, притязаний на
наслаждение и счастье, вовсе не служит обоснованию асоциальности его
жизненной позиции. Такое учение может в себе заключать (а в условиях
классового общества чаще всего и заключало)
революционно-критический и гуманистический заряд.
Демокрит, на наш взгляд, исходит из убеждения, что основой единства
индивида и общества является не общество, а индивид. Это было формой
критики намечающегося отчуждения общественных институтов от личности.
Философ отрицает мораль как нечто стоящее над человеком. Для него она
имеет смысл, ценность лишь в той мере, в какой служит человеку. "Тот, у
кого хорошее состояние духа, - говорит Демокрит, - всегда стремится к
справедливым и законным делам, и поэтому он и наяву и во сне бывает
радостен, здоров и беззаботен. А тот, кто не соблюдает справедливости и не
исполняет своих обязанностей, тому причиняет неудовольствие воспоминание о
собственных дурных поступках, и он находится в состоянии [постоянного]
страха и самоосуждения" (51, 155 - 156). Законность и справедливость (а
справедливость для Демокрита тождественна исполнению долга) не имеют
самоцельного значения. Они являются одним из условий полноты человеческого
бытия, важным средством достижения хорошего состояния духа, и только в
этом состоит их этическая ценность.
Понимание морали Демокритом предопределило и структуру его этики. В ней
можно выделить учение о высшем благе и учение о добродетелях. Добродетели,
или нравственно справедливая деятельность, - это способ достижения высшего
блага, конечной цели жизни. Высшее благо тождественно счастью индивида,
которое понимается Демокритом как хорошее состояние духа,
самоудовлетворенность. Позицию Демокрита можно сформулировать так: не
человек существует для морали, а мораль существует для человека.
Таким образом, у Демокрита мы находим идею о том, что мораль не
самостоятельная сущность, не особый надындивидуальный фетиш, а одна из
форм бытия и самоутверждения индивида. Тем самым была заложена
гуманистическая и материалистическая ориентация европейской этики. Именно
в противовес и в борьбе с этой демокритовской линией в этике складывается
воинствующая идеалистическая моральная теория, общий подход к которой
наметил Сократ, а непосредственно развил его ученик Платон.