Фуко М. Рождение клиники

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава VI. Знаки и случаи

2. Именно вмешательство сознания трансформирует симптом в
знак

Знаки и симптомы являются одним и тем же и говорят об одном и том же:
точнее, знак говорит то же самое, что точно является
симптомом. В материальной реальности знак идентифицируется с самим
симптомом; последний есть необходимая морфологическая поддержка знака. Итак,
"нет знаков без
________________
1 Condillac, ibid., p. 260.
2 Condillac, ibid., p. 262--263.
146

симптомов"1. Но то, что делает знак знаком принадлежит не к симптомам,
а к активности, приходящей со стороны. Хотя высказывание -- "все симптомы
суть знаки" истинно, но "не все знаки есть симптомы"2 в том смысле, что все
множество симптомов никогда не сможет исчерпать реальность знака. Как
происходит это действие, которое трансформирует симптом в означающий элемент
и точно означивает болезнь как непосредственную истину симптома?
С помощью операций, которые делают видимой совокупность поля опыта в
каждом из этих моментов и рассеивают все структуры непрозрачности:
-- операция, которая, сравнивая органы, суммирует: опухоль,
покраснение, жар, боль, биение, ощущение напряжения, становятся знаком
флегмоны, поскольку их сравнивают на одной руке и на другой, у одного
индивида и у другого3;
-- операция, заставляющая вспомнить нормальное функционирование:
холодное дыхание у субъекта есть знак исчезновения животного тепла и отсюда
-- "радикального ослабления жизненных сил или их близкого разрушения"4;
-- операция, регистрирующая частотность, одновременность или
последовательность: "Какая связь существует между обложенным языком,
дрожанием внутреннего зева и позывом к рвоте? Она неизвестна, но наблюдение
часто отмечает, что два первых феномена сопровождают это состояние, что
достаточно, чтобы впредь они стали знаками"5;
-- и наконец, операция, которая за гранью первичных признаков
обнаруживает тело и открывает на аутопсии невидимое
______________
1 A.-J. Landre-Beauvais, Semeiotique (Paris, 1813), р. 4.
2 Ibid.
3 Favart, Essai sur I'entendement medical (Paris, 1822), p.
8--9.
4 J. Landre-Beauvais, loc. cit., p. 5.
5 Ibid, p. 6.
147

видимое: так исследование трупов показало, что в случае воспалительной
пневмонии с выделением мокроты внезапно прерывающаяся боль и пульс,
становящийся мало-помалу неопределяемым, есть знаки "гепатазации" легкого.
Итак, симптом становится знаком под взглядом, чувствительным к
различиям, одновременности или последовательности и частотности. Действие
спонтанно дифференцированное, обращенное к общности и памяти и, к тому же,
исчисляющее: следовательно -- акт, соединяющий в едином движении элемент и
связь элементов. И, в глубине, оно и является ничем иным, как
кондильяковским анализом, осуществленным в медицинском восприятии. Не идет
ли речь и здесь и там просто о том, чтобы составлять и разрушать наши идеи,
для того, чтобы произвести в них различные сравнения, чтобы установить с
помощью этого связи, которые существуют между ними и новые идеи, которые они
могут породить?"1 Анализ и клинический взгляд обладают еще одной общей
чертой: составлять и разрушать, лишь освещая положение, относящееся к самому
порядку природного. Их искусство заключается в том, чтобы действовать лишь в
акте, восстанавливающем исходность: "этот анализ есть истинный секрет
открытий, потому что он заставляет нас подняться к истоку вещей"2. Для
клиники этот исток есть природный порядок симптомов, форма их
последовательности или взаимной детерминации. Между знаком и симптомом
существует решающее различие, обретающее свое значение лишь в глубине
основной идентично-
____________
1 Condillac, Essai sur I'origlne des connaissances humaines,p.
102.
2 Condillac, ibid.
148

сти: знак -- это и есть симптом, но в его исходной истине. Наконец на
горизонте клинического опыта обрисовывается возможность исчерпывающего
прочтения без неясности и остатка: для врача, знания которого будут отвечать
"наивысшему уровню совершенства, все симптомы могли бы стать знаками"1. Все
патологические проявления заговорили бы языком ясным и упорядоченным. Была
бы освоена наконец эта ясная и совершенная форма научного познания, о
которой говорит Кондильяк, форма, которая и есть "совершенный язык".