Ермолин Е. Русская культура. Персоналистская парадигма образовательного процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава 2. Структурно-семантические принципы формирования культурологической образовательной парадигмы

2.1. Исторические основания изучения истории русской культуры

2.1.2. Изучение соотношения статики и динамики культурной истории, факторов и движущих сил культурного развития

При изучении истории культуры необходим учет элементов как статических, так и динамических . Их совокупность и составляет историю культуры. Нельзя сводить историю культуры к простой динамике, немыслимо искать в ней только статику. Наиболее естественный путь осмысления исторических оснований изучения культуры - это выделение и анализ порознь статической и динамической сторон культуры, а затем осмысление их количественного и качественного соотношения, их взаимодействия, их взаимопереходов.

Культурная статика , ее содержание и закономерности были предметом анализа в 1 главе. Эта тематика нередко оставалась в историко-культурных работах и в образовательном процессе далеко на заднем плане. Фиксация культурной статики плохо сочеталась с господствовавшим в советское время подходом, тесно увязывавшим культурные явления с экономическим развитием общества и логикой классовой борьбы. Статичное в культуре воспринималось как рутина, как выражение застойности, омертвелости культурной жизни. Но с 60-х годов ХХ века снова и снова в науке предпринимаются попытки обосновать ценность национальной культурной статики, взглянуть на историю русской культуры , акцентируя не переменные ее величины, а константы, непреходящие важность и ценность ее традиционного состава и единство составных частей культуры. Статика все отчетливей воспринимается как фундамент культуры .

Характерным образом Д.С.Лихачев начинает «Заметки о русском» с рассуждений о необходимости рассказать о «корнях русской культуры», ввиду того что «мы не знаем о себе самых простых вещей», и выходит к понятию «национального русского характера» . Такого рода направление научного поиска привело, во-первых, к реанимации многих идей крупнейших отечественных мыслителей (П.Я.Чаадаев, Ф.М.Достоевский, К.Н.Леонтьев, Н.А.Бердяев, Д.С.Мережковский, Г.П.Федотов, И.А.Ильин, Г.В.Флоровский и др.), проникших к основам русской характерности; а во-вторых, к появлению новых концепций такого рода, интерпретировавших специфику «русскости» - и в основном все-таки воспроизводящих в том или ином ракурсе логику рассуждений классиков «национальной антропологии» (К.Касьянова, А.О.Воронов и П.И.Смирнов, Г.Д.Гачев, Л.А.Седов, Д.Фурман, В.В.Кожинов, Р.Пайпс и др.). Необходимо и в образовательном процессе дать статике место, адекватное ее значимости в культуре.

Обозначенные в 1 главе константы русской культуры (прежде всего русский характер, русская идея ), обладая огромной содержательностью, в совокупности дают внятное представление о стабильном составе культуры. В них суммированы предпосылки и заложены следствия (которые, конечно, можно рассматривать и отдельно). Скажем, в них раскрывается основное содержание христианской веры , которая сама по себе является довольно стабильной чертой русской культуры (с необходимыми хронологическими оговорками); они определяют специфику российской государственности , сохраняющей много базовых свойств при всех переменах декораций; от них зависит господствующий способ мышления и образного видения и т.п. К этим понятиям в принципе может быть сведена культурная статика в ее эмпирических выражениях. Поэтому именно русские характер и идея имеют особую значимость при изучении истории русской культуры в образовательном процессе. Эта значимость в начале ХХ I века особенно велика. На новом историческом переломе факт дальнейшего существования обеих культурных доминант снова оказался под вопросом; иногда им находят место только в музее. Изучение их исторического содержания не может не учитывать этого обстоятельства, имеет огромное педагогическое значение.

С другой стороны, акцент на статику создает предпосылки для того, чтобы воспринять историческое движение как некую несущественную рябь на поверхности глубоких вод культуры; делается попытка обосновать незыблемость и даже неподвижность культурных и цивилизационных основ России . В самом стремлении уяснить нечто постоянное, устойчивое, неподвластное формационной смене есть своя немалая правда. Но утверждение сугубой стабильности культурного состава национального опыта легко можно довести до абсурда. Спекулятивные рассуждения здесь трудно, думается, сочетать с анализом реальной культурной динамики. Сознание опасности такого рода, вероятно, останавливает многих исследователей; во всяком случае в учебной литературе подобный подход в чистом виде не представлен.

Сложно и постепенно складывалась в культурном сознании русская идея. Русский характер также не был величиной абсолютно статичной и неизменной. В момент катастрофических перемен Г.П.Федотов остро формулировал эту мысль: «Мы жадно вглядываемся в черты нового человека, созданного революцией, потому что именно он будет творцом русской культуры. Вглядываемся - и не узнаем его (...) Кажется, что перед нами совершенно новая нация» . Философ фиксировал перемены в народном характере. Соображением о динамических свойствах культурной статики логично осуществить переход к анализу динамического аспекта истории русской культуры .

В новейших исследованиях о русской культуре ее диахронический аспект обычно определяется терминологически как социодинамика культуры . Как правило, при этом указывают на книгу французского социолога А.Моля «Социодинамика культуры», но затем - уходят от следования его теоретико-информационному подходу для весьма общего определения понятия. Так, в исследовании ростовских ученых под социодинамикой культуры понимается «процесс развертывания отечественной культуры во времени и пространстве и во взаимосвязи с социальной организацией, социальными переменами и социальными потрясениями, которыми так богата отечественная история» . Социодинамике русской культуры посвящает книгу-пособие И.В.Кондаков, имея в виду «проблематику социокультурных взаимодействий - социального детерминизма культурно-исторических процессов и культурной подготовки явлений социально-исторического порядка,- всего того, что так или иначе именуется «социальными механизмами» культуры» .

В свете тех философских предпосылок анализа истории русской культуры, которые обоснованы здесь, такой подход в образовательном процессе не может считаться единственно верным.

Во-первых, выглядит искусственно проводимое разделение культурных и социальных процессов типа: «...социодинамика русской культуры (...) есть «социальная история идей», как она реализуется, с одной стороны, в отечественной культуре, а с другой - в поведении людей, в общественной практике народа, в самом ходе социальной истории страны» . В работах, посвященных истории культуры, не удается внятно отличить один ряд подобных явлений от другого. Социальное измерение бытия - практически в полном объеме культурное измерение. Социум является всецело культурным феноменом. Поэтому, по сути, при обращении к динамической стороне культуры речь должна идти об ином: о сложном, многоуровневом, более или менее творческом, полном противоречивых взаимодействий, но едином процессе культурного движения, включающем в себя и экономический, и духовный, и политический, и художественный аспекты - в зависимости от степени их значимости для культуры в том ее осмыслении, которое было развито в 1 главе.

Во-вторых, социальное и культурное не есть полные синонимы. В образовательной деятельности нужно учесть: в культуре есть внесоциальное содержание, которое также обнаруживает динамические черты. Культура вмещает в себя и измерение экзистенциальное. Это внесоциальное содержание определяется уникально-личностными отношениями человека к Богу и к природе, к другой личности в случае экзистенциальной неролевой коммуникации Я - Ты. (Разумеется, во всяких отношениях такого рода есть и социальная составляющая, однако было бы неверно ее абсолютизировать.) Справедливо говорит Е.Б.Рашковский, один из участников дискуссии «Индивидуальность и личность в истории» в Научном совете по истории мировой культуры АН, что «изучение сугубо индивидуальных проявлений исторической жизни в деяниях конкретных людей, в конкретных памятниках и текстах - нормальный элемент как прагматической истории, так и - на более высоком уровне понимания - Geistesgeschichte, Kulturgeschichte . Для последних особенно важно, что индивидуальный духовный опыт не просто «отражает» в себе историю, но и благодаря уникальному преломлению в субъекте разнородных структур психики, языка, логического мышления, имагинации этот опыт опосредует историю в актах человеческого воления (...) Стало быть, творит ее » .

В 1 главе обоснован диалогический характер культурной динамики. Этот диалог имеет ряд основных уровней , подлежащих изучению в меру их духовной значимости. К числу таковых относятся отношения между автохтонной культурой и культурами Византии, европейского Запада, Востока; отношения между основными культурными силами (духовенство, государство, художник, дворянство, интеллигенция и др.); принявшие культурную форму отношения между личностью и обществом, личностью и Богом; отношения между сферами культуры (религия, наука, искусство и т.п.), культурными институциями и пр.

Рассмотрим теперь вопрос о том, каким образом можно упорядочить культурное становление, как структурировать культурную динамику, как познавать процесс культурной эволюции.

Динамика русской культуры, коль скоро мы возьмемся размышлять об ее логике, задает немало загадок и создает ряд проблем для ее изучения. Возникает даже вопрос о том, существовала ли вообще таковая логика, не навязывается ли она нами объекту осмысления и изучения. Остается открытым вопрос о предпосылках истории русской культуры , в особенности - духовной и художественной жизни, о взаимообусловленности разных элементов в культуре.

И в новейших пособиях преобладает детерминистский подход, лишь более свободно, не только экономически, определяющий влиятельные факторы духовного становления. И ныне бытие однозначно определяет сознание. Вот характерное суждение о русских исихастах-нестяжателях: «В условиях еще сохранявшего силу татаро-монгольского господства, феодальной раздробленности русской земли и непрекращающихся усобиц (...) спасение виделось в Царстве Божием» . Такой подход в целом излишне прямолинеен. Он не учитывает, как уже говорилось в 1 главе, суверенности духа, свободно определяющего себя, хотя, безусловно, и отзывчивого на социальные перипетии. Осмысление культурно-исторического процесса должно основываться на принципиально другой основе.

Возродился в последнее время традиционный (со времен еще С.М.Соловьева и В.О.Ключевского) натуралистический детерминизм . Его сторонники акцентируют тот факт, что история русской культуры складывалась под влиянием природно-географических факторов. К их числу относят суровый климат (следствия - слабость специализированной, профессиональной культуры при необходимости элементарного обеспечения условий выживания; общинность жизни и коллективистские ценности - также как условие выживания; авральность труда; русский «авось»; интуитивизм и фатализм; недостаток личной инициативы), большие расстояния (следствие - сначала автономность культурных миров, локальных сообществ, а затем, при попытке ее сгладить, усиленная и насильственная централизация власти), удаленность от центров мировой культуры (следствие - провинциализм, сочетание бедности и амбиций), равнинность рельефа, предрешившую стихийную колонизацию и большое пространство расселения (следствие - экстенсивное хозяйство, счет на количество; «бремя великого государства»; разреженность культурных очагов), срединное положение России между Востоком и Западом (следствие - маргинализация и разнообразие культуры), экологический кризис XVI века как результат демографического роста и чрезмерной антропогенизации ландшафта, а также неблагоприятных климатических условий (следствие - делегирование государству особых прав) и т.п.

Действие природно-географических факторов при изучении истории культуры в образовательном процессе нельзя не учитывать. Здесь открывается, кроме прочего, возможность связать курс истории культуры с естественнонаучными курсами. Однако будем при этом сознавать, что природно-географическое влияние далеко не всегда имело решающую силу. Нередко природные условия становились проблемой для русской культуры, и она реагировала на них, создавая приспособительные механизмы. Но феномены культуры вовсе не обязательно являются лишь ответом на вызов природной среды. Так, деспотическое государство является не только географической необходимостью, но и принятым Москвой наследством Золотой Орды, а также (как было показано в 1 главе) специфическим выражением идеологии Третьего Рима. Кроме того, в культуре есть сферы, которые в минимальной степени затронуты природными влияниями. Это, например, духовная жизнь. Наконец, нельзя не фиксировать и обратное влияние, процесс окультуривания природы, который постепенно набирает силу и принципиально меняет к ХХ веку отношение природы к культуре (например, в духе лозунга каналоармейцев 1930-х годов, строителей Беломорканала: «Природу научим - свободу получим»).

Принципиальный шаг делает И.В.Кондаков. Исследователь подвергает обоснованной критике идеологический и экономический редукционизм, принцип селекции на основе идеологического задания при изучении истории русской культуры, когда последняя «выглядела как необязательный придаток хозяйственно-экономического уклада общества, а в иных случаях - и как простой инструмент политики тех или иных классов и партий, классовой борьбы» . Он призывает осмыслить движущие силы культуры не как действие «чужеродных» культуре сил (навязанных ей извне - по логике формационного развития, классовой борьбы, в силу хозяйственной или политической необходимости и т.д.): экономических, социально-политических, этнических, географических, а как проявление собственных возможностей культуры, имманентных закономерностей ее саморазвития. Отмечается также, что, когда культурно-историческое развитие действительно предопределяют внешние по отношению к культуре факторы, они не могут не рассматриваться в специфически освоенном, преломленном культурой, интериоризованном виде, т.е. не прямо, а опосредованно - как формы самой культуры. У И.В.Кондакова присутствует ценная мысль о взаимообратимости воздействия социальных и духовных факторов, когда, например, возникшая теория становится «материальной силой», превращается в социальный процесс, который в свою очередь порождает культурные мутации. Однако в своем пособии исследователь проводит эту мысль непоследовательно. В его конкретных наблюдениях зачастую присутствует неизжитая логика социального и природного детерминизма. Дает о себе знать также и позитивистское, зауженное понимание культуры.

Таким образом, вопрос о факторах культурного становления в России должен рассматриваться при изучении истории культуры без упрощений. Необходимо исходить из принципиальной формулы В.О.Ключевского, утверждавшего, что «человеческая личность , людское общество и природа страны - вот те три основные исторические силы, которые строят людское общежитие. Каждая из этих сил вносит в состав общежития свой запас элементов или связей, в которых проявляется ее деятельность и которыми завязываются и держатся людские союзы» . К числу этих связей относились физиологические, экономические, юридические и политические, духовные. Русская культура в динамическом аспекте предстает историческим процессом самоутверждения человеческой свободы, разнообразных взаимодействий и взаимовлияний, давления и агрессии сознательных и бессознательных сил, спонтанного творчества и слепого следования традициям, обычаям или моде. В многофакторном культурном развитии для культуры (в ходе ее изучения) особенно важны и значимы культурные инициативы личности и сила духовных традиций .

Лихачев Д.С. Заметки о русском. М., 1981. С.3-5.

С м., напр.: Нестеров Ф.Ф. Связь времен. М., 1984. С. 229. Автор акцентирует стабильность таких качеств русского народа, как неразрывно спаянное государственное единство, привычка к централизации и дисциплине, готовность к величайшему самопожертвованию ради справедливого дела.

Федотов Г.П. Письма о русской культуре // Русская идея. М., 1992. С.381.

Учебный курс по культурологии. Многоуровневое учебное пособие для учащихся средних и высших учебных заведений. Ростов-на-Дону, 1996. С.323.

Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997. С.8.

Там же. С.40.

Рашковский Е.Б. Личность как облик и как самостоянье // Одиссей. 1990. М ., 1990. С.14.

Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Русская философия истории. Курс лекций. М., 1997. С.29. Стоит заметить, что авторы и фактически интерпретируют ситуацию безграмотно: к моменту расцвета исихастского движения на рубеже XV-XVI веков ушли в историю и татаро-монгольское господство, и раздробленность, временно прекратились и усобицы.

Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., 1997. С.20.

Ключевский В.О. Русская история. Кн.1. М., 1993. С.10.