Эко У. Любить Америку и устраивать марши мира

Зло порождает зло. Главная цель всякого террористического акта и движения — дестабилизировать лагерь противников. Дестабилизировать означает довести противников до фибрилляции, до нарушения внутренних связей, чтоб они потеряли спокойствие и начали подозревать друг друга во всем на свете. Ни правому, ни левому терроризму в конечном счете не удалось дестабилизировать нашу Италию. Поэтому оба терроризма у нас потерпели фиаско, хотя бы на стадии первого, самого устрашающего приступа. Но тогда все разыгрывалось в провинциальном масштабе.

Терроризм бен Ладена (т. е. той широкой фасции фундаментализма, которую бен Ладен представляет) более изворотлив, всеобъемлющ, эффективен. 11 сентября 2001 года бен Ладен сумел дестабилизировать западный мир. Он сумел вызвать к жизни призраки древних распрей. Мир тут же вспомнил о борьбе цивилизаций, религиозных войнах, противостоянии континентов.

Затем бен Ладен пошел еще дальше. Вбив клин между западным миром и третьим миром, он взялся за западный мир и стал раскалывать его изнутри. И он действительно сумел вызвать разногласия, если не военные, то безусловно моральные и психологические, между Америкой и Европой, а также посеять ростки розни в самой Европе. Вдруг пробудился подспудный антиамериканизм французов и — кто бы мог в это поверить? — в Америке снова зазвучала обидная кличка «лягушатники», оскорбление французов, как в старинные времена.

Чтоб не распускались нервы, прежде всего нам всем надо помнить, что эти надрывы прошли не между американцами и немцами, французами и англичанами. На обоих берегах Атлантики идут постоянные выступления за мир. Следует помнить, что ни формула «американцы предпочитают войну», ни формула «итальянцы предпочитают мир» в своей безапелляционности не соответствуют действительности. Согласно формальной логике, если хотя бы один обитатель земного шара терпеть не может свою мать, значит утверждение «все любят своих матерей» неверно. Можно только говорить «некоторые любят своих матерей». Конечно, это «некоторые» не обязательно означает «мало кто». Бывает, что «некоторые» соответствуют девяноста девяти и девяти десятым процента.

Но даже и девяносто девять и девять десятых процента не означает «все», это все-таки «некоторые». Очень редко когда применимо определительное местоимение «все». Разве что в знаменитой максиме о том, что «люди смертны». На сегодняшний день ее еще не опроверг никто. Даже те двое, о которых принято считать, что они воскресли, Иисус и Лазарь, перед тем как воскреснуть, однако, умирали, а следовательно через жерло смерти прошли и они.

Сделаем вывод, что расколы по вопросу «воевать — не воевать» имеют место не между «всеми» с одной стороны против «всех» с другой стороны, а лишь между «некоторыми» против «некоторых» с каждой из двух (трех, четырех, пяти) сторон.

Подобные уточнения попахивают крючкотворством, но без оговорок рискуешь оказаться среди расистов. В исконной, кровной, хотя пока не кровавой атмосфере этих расколов все время слышатся высказывания неопровержимо расистского толка, типа «Все, кто опасается войны, — споспешники Саддама» или «Все, кто считает приемлемым силовое решение конфликтов, — фашисты».

Предлагаю порассуждать.

Один английский критик недавно опубликовал рецензию, вполне благожелательную, на мою книжку «Пять эссе на тему этики», которую выпустили в Англии. Но дойдя до моей мысли, что война должна быть поставлена под полный запрет, стать абсолютным табу, этот критик саркастически вставил в скобках: «Вот думаю, как убедить в этом бывших узников Освенцима». Он имеет в виду, что если бы война была табу для всех, то Гитлера бы не победили, а евреев из лагерей (к сожалению, не «всех» евреев, а «некоторых») так бы и не выпустили.

Ну, это все-таки мне кажется довольно натянутой придиркой. Я, к примеру, утверждаю, что убийство для меня морально неприемлемо и что я мечтаю прожить всю жизнь, не убивши никого. Но все-таки если вооруженный субъект ворвется в мой дом и станет угрожать ножом мне или моим близким, я применю все силы, дабы остановить его, ударив стулом по голове, и если он, рухнув, испустит дух, не стану испытывать угрызения совести.

Так вот, война — криминал. Криминальным преступником, развязавшим Вторую мировую войну, был Адольф Гитлер. Если после этого союзники ему ответили, т. е. если они ответили насилием на насилие, они, разумеется, делали все правильно, потому что надо было спасать человечество от варваров. Другое дело, что Вторая мировая война была совершенно бесчеловечной, что она унесла пятьдесят пять миллионов жизней и что было бы лучше, если бы Адольф Гитлер ее не развязывал.

Менее парадоксальное возражение звучит так: «Вот вы только что признали, что было правильно Соединенным Штатам вступать в войну, спасать Европу, они тем самым не допустили, чтобы фашисты понастроили концентрационных лагерей еще и в Ливерпуле или в Марселе». Да, отвечаю я, еще бы! Как не признать! Они прекрасно сделали, союзники, и я не могу забыть, мне было тринадцать лет, я побежал встречать первый взвод американцев-освободителей (они, вдобавок, были чернокожие), вступавший в городишко, куда нашу семью эвакуировали от бомбежек. Я моментально сдружился с ефрейтором Джозефом, он дал мне первую в жизни жвачку и первые комиксы с Диком Трэси.

Однако после этого ответа мне тут же задают следующий вопрос: «Хорошо, значит, прекрасно сделали американцы, что задушили в колыбели немецкую и итальянскую фашистские диктатуры?»

Ну, тут я должен возразить по многим пунктам. Ни американцы, ни англичане с французами не душили нацистскую и фашистскую диктатуры в колыбели. Итальянский фашизм они старались унимать, смягчать и даже в общем с ним вполне водились, как с посредником, вплоть до начала 1940 года. Англия и Америка применили кое-какие демонстративные санкции против итальянского фашизма, но тем дело и кончилось. Что до Германии, то и германскому нацизму они тоже позволили разрастись и окрепнуть. США вступили в войну после того, как японцы атаковали Перл-Харбор, и напоминаю дополнительно, что это Германия с Италией, вслед за Японией, объявили американцам войну, а вовсе не американцы им. Я сознаю, что кое-кому из молодых читателей все это покажется черным юмором, но дело обстояло именно так.

Соединенные Штаты выжидали, не ввязываясь в кошмарную войну, хотя моральное напряжение, подталкивавшее их ввязаться, было огромным. Они удерживались из осторожности, из ощущения недостаточной подготовленности, а также потому, что и в самой Америке имелись некоторые (и вдобавок известнейшие) люди, симпатизировавшие нацизму, и Рузвельту пришлось проделать очень деликатную работу, чтобы вовлечь народные массы в этот поход.

Плохо ли со стороны Франции и Англии было ждать, уповая, что немецкая экспансия ограничится оккупацией Чехословакии? Может быть, плохо. Немало насмешек пришлось на долю Чемберлена, который отчаянно юлил, пытаясь сохранить мир. Это доказывает, что осторожность бывает чрезмерной. Но это и пример того, как любыми доступными способами пытаются сохранить мир. В конце концов дело зашло настолько далеко, что уж никто ни в чем не сомневался: не сомневался, что именно Гитлер является зачинщиком войны и именно на нем лежит за эту войну ответственность.

Поэтому я нахожу несправедливым заголовок на первой странице американской газеты, под фотографией военного кладбища. Сняты могилы американских солдат, сказано, что они отдали жизни за спасение Франции (святая правда), а снизу написано, что якобы теперь французы напрочь забыли все это.

Франция, Германия и все те, кто считает неправомерной упредительную войну — войну поспешную и направленную только против одного Ирака, — ничего не забыли. Кроме того, они отнюдь не отказывают в солидарности Соединенным Штатам как стране, которую, можно сказать, со всех сторон обложили международные террористы. Но в то же время Франция с Германией считают, как считают и многие здравомыслящие частные лица, что нападение на Ирак не обезглавит терроризм, а вероятно (думаю даже, что бесспорно) его усилит, приведя в ряды террористических групп многих из тех, кто пока что еще находится в замешательстве и осторожно выжидает. Международный терроризм вербует сторонников из тех, кто живет в США и в европейских странах, и вовсе не в иракском банке лежат на счетах деньги террористов. Террористы имеют полную возможность получать оружие, как обычное, так и химическое, из разнообразных третьих стран.

Представьте себе: когда готовилась высадка союзников в Нормандии, вдруг Шарль де Голль уперся бы и, исходя из присутствия собственных войск на заморских территориях, потребовал бы высадки на Лазурном берегу. Американцы с англичанами, по всей вероятности, постарались бы переубедить его и выдвинули бы многочисленные соображения: что немцы все еще контролируют берега Италии и Тирренское море, по крайней мере Генуэзский залив; что при высадке на севере Англия создаст для десанта безопасный тыл; что лучше возить войска для высадки по Ла-Маншу, а не переправлять на кораблях через все Средиземное море.

Можно бы было сказать тогда, что США вонзают Франции нож в спину? Нет, нельзя. Между спорящими существовали бы стратегические расхождения, хотя я лично уверен: высадка в Нормандии была наилучшим решением. В той ситуации союзники применили бы всемерные усилия, чтобы отговорить де Голля от бесполезной и опасной операции.

Бытует еще одно возражение по поводу США и Ирака. Я слышал это возражение, в частности, от одного очень важного и очень достойного человека, известного своей многолетней деятельностью в защиту мира на земле. Он говорил: «Саддам чудовищный диктатор и люди стонут под его кровавым игом. Как не думать о бедных иракцах?»

Думать о бедных иракцах надо, но в той же степени надо думать о бедных северных корейцах, о бедных африканцах и азиатах, вынужденных существовать под пятой диктаторов, о тех, кого тиранят правые диктатуры, установленные и подпитываемые, чтобы никак не допустить левых революций в Латинской Америке. Кто-нибудь помышлял применить упреждающую войну для освобождения бедных граждан России, Украины, Эстонии и Узбекистана, которых Сталин отправлял в лагеря? Нет, о такой войне не помышлял никто. Ибо если сражаться со всеми диктаторами, то цена общей крови, учитывая количество как нормального, так и ядерного оружия, окажется чрезмерной. А поэтому, так как политика всегда реалистична, даже когда она выражается на языке чистых идей, все избирали не войну, а перетягивание каната, пытаясь добиться максимальных результатов и не употреблять бесчеловечных средств.

Это оптимальное поведение. Оптимальное в частности и потому, что, как мы видим, западным демократиям в результате удалось избавиться от советской диктатуры без всяких атомных взрывов. Потребовалось выждать. Кое-кто в ходе этого выжидания был уничтожен. Но несколько сотен миллионов возможных мертвецов продолжили жить и радоваться жизни.

Таковы мои соображения. Их немного, но, мне кажется, достаточно, чтобы сделать вывод, что в нашей ситуации невозможно, именно потому что ситуация тяжелая, делать резкие движения, размежевываться и возглашать «Раз ты так думаешь, ты мне не друг». Ведь это тоже было бы фундаментализмом.

Можно любить американские традиции, американский народ, американскую культуру, относиться к уважением к стране, заслужившей регалии самой мощной на свете державы. Можно сочувствовать ее боли, ее трагедии 2001 года. Но не следует при этом воздерживаться от высказываний в том духе, что правительство этой страны ошибается. С нашей стороны это не предательство, а собственное мнение. Если его нельзя высказывать, значит нарушается право людей и наций на собственное мнение. А это прямо противоположно урокам, которые мы получили в 1945 году, после фашистской диктатуры, от освободителей-американцев.

[*] Umberto Eco, “Amare l’America e marciare per la pace,” La Repubblica (February 14, 2003). ї Copyright la Repubblica 2003. Перевод с итальянского Елены Костюкович. Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология