Культурология XX век. Энциклопедия.

ОГЛАВЛЕНИЕ

РАДКЛИФФ-БРАУН (Radcliffe- Brown) Альфред Реджинальд (1881-1955)
— англ. социальный антрополог, развивший структурно-функциональный подход в антропологии и внесший большой вклад в становление социальной антропологии как обобщающей теор. дисциплины. Получил образование в Кембридже (1901-06). Осуществил интенсивные полевые исследования на Андаманских о-вах (1906-08) и в Зап. Австралии (1910-12). Заведовал кафедрами социальной антропологии в Кейптауне (1920-25), Сиднее (1925-31), Чикаго (1931-37), Оксфорде (1937-46). Проф. социальных наук и директор Ин-та социальных исследований в Ун-те Фарука I в Александрии (1947-49). В 1951-54 сотрудничал в Ун-те Родса в Южн. Африке. Осн. работы: “Жители Андаманских о-вов” (1922), “Социальная организация австрал. племен” (1948), “Метод социальной антропологии” (1958), “Структура и функция в примитивном об-ве”(1961).
На формирование теор. взглядов Р.-Б. оказали влияние Конт, Спенсер, его кембриджские преподаватели А. Хэддон и У. Риверс, англ. философ науки У. Уэвелл, но прежде всего — Дюркгейм и франц. социол. школа. Приверженец естественнонаучных методов, поставивший целью создание “естеств. науки об об-ве”, Р.-Б. придавал большое значение сбору эмпирич. материала и видел задачу науки в обобщении фактов и экспликации понятий посредством прогрессивной индукции. Гл. целью антропол. исследований он считал нахождение общих черт, устойчивых форм единства в многообразии существующих об-в. По его мнению, антропология должна быть наукой, идущей от эмпиризма, классификации и ненаправленной индукции к постулированию общей теории. Чтобы стать подлинной наукой, она должна отказаться от “психол. и псевдоистор. спекуляций” и строго подчиняться требованию верифицируемости теории фактами. Об-во Р.-Б. представлял как динамич., основанную на взаимном доверии систему взаимозависимых элементов, функционально согласующихся друг с другом. “Естеств. наука об об-ве должна ответить на три комплекса вопросов: как об-ва структурированы, функционируют и развиваются, т.е. рассматривать об-ва в структурном, функциональном и эволюц. аспектах”. Отвергая возможность использования истор. материала для построения теории, Р.-Б. предложил в качестве альтернативы начать построение теории на основе сравнит, анализа существующих, доступных непосредств. наблюдению об-в (и примитивных, и совр.) и мыслил социальную антропологию как сравнит, социологию. Он сосредоточил свои усилия на сравнит, структурном анализе и разработке классификации типов и форм социальной структуры применительно к примитивным об-вам, изученным им и его коллегами в полевых исследованиях. Классич. образцом реализации такого подхода стала его книга “Социальная организация австрал. племен”. Большой вклад внес Р.-Б. в разработку понятий и терминов структурно-функционального подхода, дав определения понятий “социальная структура” (расстановка людей в социальной системе) и “социальная организация” (систематизация типов деятельности в социальной системе), а также развив для антропологии такие важные понятия, как “корпорация”, “консолидация”, “структурное противоречие”, “ритуальный статус”, “ритуальная ценность”, “кооптация” и т.д. Методол. своеобразие его подхода заключается в рассмотрении социальных феноменов как естеств. фактов (в духе Дюркгейма), однако Р.-Б. не принимал дюркгеймовской реификации социальных фактов, а также его методол. требования причинного объяснения одних социальных фактов другими; в качестве альтернативы Р.-Б. предложил искать общие структурные принципы, лежащие в основе разл. социальных фактов.
Р.-Б. оказал огромное влияние на целое поколение англ. социальных антропологов, а также сыграл важную роль в популяризации структурно-функциональных идей в Америке, где этот подход получил дальнейшее развитие (Уорнер, Р. Мертон, Парсонс и др.).
Соч.: The Social Organization of Australian Tribes. Melbourne; L., 1931; The Andaman Islanders. Glencoe, 1948; A Natural Science of Society. Glencoe, 1957; Method in Social Anthropology. Chi., 1958; Structure and Function in Primitive Society. L., 1968.
В. Г. Николаев
148
РАЙХ (Reich) Вильгельм (1897-1957)
- австр. психолог и психиатр. Окончил мед. ф-т Вен. ун-та. Воззрения Р. на протяжении жизни значительно менялись, поэтому его творч. деятельность разделяется на четыре периода, соответственно его пребыванию в Австрии, Германии, Норвегии и США.
В 1920 еще студентом был принят в Вен. психоаналитич. об-во и стал практикующим психоаналитиком. В 1924-30 руководил психоаналитич. “техн. (методич.) семинаром” и разработал собств. психол. систему: теорию оргазма, ставшую ключом ко всем его дальнейшим построениям — от теории сексуальной революции до теории космич. энергии. В этот период была написана его основополагающая работа “Функция оргазма” (1927).
Получил широкую известность благодаря разработке на основе своих психоаналитич. представлений лево-радикальной социальной теории, претендующей на новое объяснение классовой борьбы и пролетарской революции. Принадлежал ко второму поколению критиков Фрейда в области психоанализа, выступившим вслед за Юнгом и Адлером, причем для Р. характерен отказ от “консервативности” классич. фрейдизма. Был близок к Фрейду, Фромму и Хорни, занимая как бы промежуточное положение между фрейдизмом и неофрейдизмом.
Р. разошелся с Фрейдом в трактовке сексуальности: отказался от его психол. подхода в пользу соматическо-натуралистического и тем самым возвратился к воззрениям предшествующего биологизаторского направления в сексологии. На основе ранних работ Фрейда Р. разработал собств. концепцию невроза, т.н. “генитальную теорию невроза”, согласно к-рой непосредственная причина невроза заключается в невозможности разрядить сексуальную энергию. В этот же венский период была создана его теория личности и были предложены “более активные и эффективные методы терапии”.
Изучение социальных причин неврозов побудило Р. заинтересоваться марксизмом. Он переезжает в Берлин, вступает в герм. коммунистич. партию. В 1930-33 Р. обращается к анализу нем. фашизма и создает свои гл. произведения социально-полит, направленности: “Анализ характера” (1933), “Социальная психология фашизма” (1933) и ряд работ, объединенных впоследствии под общим названием “Сексуальная революция” (1945). В них Р. утверждал, что “невротич. характер” —личность, формирующаяся в условиях подавления сексуальности, склонна к слепому подчинению, неспособна к бунту и благоприятствует установлению авторитарного строя. В фашизме Р. усматривал “диагноз коллективного невроза” (причем не только в нацистской Германии, но и в большевистской России). Для устранения об-ва “невротич. характеров” необходимо “раскрепощение” сексуальности. Ему Р. отводил центр, место в своих футурологич. проектах.
В этот период Р. выступил как один из первых и наиболее влият. представителей леворадикального фрейдизма (т.н. “фрейдо-марксизма”), развернул психоаналитич. аргументацию в защиту анархо-гедонистич. морали, доказывал необходимость сексуальной революции. Ее он противопоставил установкам основанной М. Хиршфельдом Всемирной лиги половой реформы, чья буржуазно-реформистская программа не предусматривала изменение классово-экон. основ капиталистич. строя. Со своей стороны Р. выдвинул леворадикальную программу “революц. действия”, к-рая десятилетия спустя свелась в молодежной контркультуре к организации неоанархистских коммун и экспериментам с антиавторитарным воспитанием детей. Согласно теории сексуальной революции Р., в основе классовой борьбы лежит стремление освободить половое влечение от социального подавления, и поэтому устранение “репрессивной сексуальности” является предпосылкой пролетарской революции. Решающее значение придается радикальному изменению традиц. половой морали и полового воспитания (прежде всего в детском возрасте), а главное — отказу от “бурж. семьи — самой важной идеол. фабрики капитала”. Эти положения, развитые им в работе “Половая зрелость, воздержание и брачная мораль. Критика бурж. половой реформы” (1930), отразили не столько необходимость раскрепощения личности от уз патриархального быта и доминирования интересов собственности в брачно-семейных отношениях, сколько деструктивные явления кризисной обществ, ситуации: катастрофич. ослабление уз брака и института семьи, пропаганду культа секса, распространение проституции и порнографии. Эти противоречивые тенденции помогают понять доводы Р. о “поражении сексуальной революции в СССР”, изложенные им в работе “Борьба за “новую жизнь” в Советском Союзе” (1935). То был переломный период в истории нашей страны, когда теория и практика “свободной любви” уступили место тенденции упрочения социально-экон. и морально-правовых основ брачно-семейных отношений. Разработанная Р. леворадикальная критика семьи была подхвачена в 60-е гг. представителями Франкфурт, социол. школой (Адорно и М. Хоркхаймер), экзистенциализма (С. Бовуар, автор книги “Другой пол”) и оказала значит, влияние на ряд направлений демократич. движения: “новых левых”, неофеминизм (К. Миллет, автор книги “Сексуальная политика”), негритянское движение в США (Э. Кливер, один из руководителей “Черных пантер”) и даже на творч. интеллигенцию (драматургию Жана Жане).
Полагая, что социально-полит, борьбу за переустройство “репрессивного” об-ва следует превратить в сексуальную революцию, Р. разработал доктрину “сексуальной политики” и попытался реализовать ее на практике. Первоначально он создал в Германии широкое “сексуально-полит.” движение молодежи, в к-рое вошли и молодые нацисты, и рабочие левой ориентации и студенты. Затем при компартии под руководством Р. был создан Герм. гос. союз пролетарской сексуальной политики. В 1931 на конгрессе “Секспола” в Дюссельдорфе было представлено 20 тыс. человек. Вскоре это привело к открытому конфликту как с психоаналитич., так и с рабочим движением. В 1933 произошел окончат, разрыв Р. с коммунистич. партией: из германской он был исключен за “троцкизм”, из датской
149
за “выступление против революционной политики”. В 1934 было официально прекращено его членство в Междунар. психоаналитич. ассоциации.
В следующий период Р. отходит от леворадикальной полит, деятельности. Он переезжает в Норвегию, и в Осло основывает новую школу психосоматич. терапии. В 1934-37 на основе своих сексологических представлений проводит эксперимент, исслед. биоэлектрич. потенциала половых органов. Полученные рез-ты Р. истолковывает как открытие им (в 1939) оргона — уникального вида энергии, свойственной не только сексуальности, но всем проявлениям жизни. Однако он не нашел понимания со стороны норв. ученых и из-за гонений в прессе был вынужден покинуть страну.
В 1939 он получил приглашение от Амер. психосоматич. мед. движения и при поддержке Малиновского переехал в США вместе со своей лабораторией оргонной энергии. В Нью-Йорке до 1941 он — проф. мед. психологии в Новой школе социал. исслед. В этот период он осмысливает понятие сексуальной энергии уже натурфилософски, как космич. “оргонную” энергию. В ряде работ — “Эфир, Бог и дьявол” (1949) и др. им была изложена натурфилос. концепция оргона, согласно к-рой эта универсальная, всепроникающая энергия является источником развития галактич. систем и в то же время тождественна биол. энергии живых существ. Эти воззрения, созвучные индуистско-буддийским представлениям о единстве брахмана и атмана, оказали влияние на доктрины совр. экологизма и космизма.
В 1940 Р. сконструировал аккумулятор витальной энергии космоса — оргона, обсуждал вызванные им эффекты с Эйнштейном и утверждал, что этот прибор пригоден для лечения различных телесных и психич. заболеваний, от истерии до рака. Р. умер в тюрьме Пенсильвании, проведя в заключении 8 месяцев из назначенного ему двухлетнего срока за игнорирование судебного запрета на использование аккумулятора энергии оргона.
Соч.: Die Funktion des Orgasmus. Zur Psychopathologie und zur Soziologie des Geschlechlslebens. Lpz., 1927; Charakteranalyse. W., 1933; Massenpsychologie des Faschismus. Kopenhagen, 1934; Selected Writings. An Introduction to Orgonomy. N.Y., 1968; Die sexuelle Revolution. Fr./M., 1971; Ather, Gott und Teufel. Fr./M., 1984; Rede an den kleinen Mann. Fr./M., 1994.
Лит.: Балагушкин Е.Г. Влияние неофрейдизма и теорий сексуальной революции на нравств. сознание молодежи Запада // Молодежь, НТР, капитализм. М., 1979; Robinson P. The Freudian Left: Wilhelm Reich, Geza Roheim, Herbert Marcuse. N.Y., 1969; BurianW. Psychoanalyse und Marxismus. Eine intellektuelle Biographie Wilhelm Reichs. Fr./M., 1972; Cohen I. Ideology and Unconsciousness: Reich, Freud and Marx. N.Y., 1982; Wilson C. The Quest for Wilhelm Reich. L, 1982; Boadella D. Wilhelm Reich. The Evolution of his Work. L., 1985.
Е.Г. Балагушкин
РАСОВО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКАЯ ШКОЛА (или антропосоциология)
— одна из влиятельных школ в социологии и антропологии вт.пол. 19 — н. 20 в.; осн. идея — решающее воздействие расового фактора на истор. и культурное развитие народов. Р.-а. ш. сформировалась в условиях роста популярности учения Дарвина о борьбе за существование и естеств. отборе, господства биол. подхода в социологии, широкого распространения всевозможных антропометрич. измерений и попыток биол. классификации рас. Р.-а. ш. ориентировалась на позитивистский идеал научности (построение социального знания по образцу естеств. наук), носила на себе отчетливый отпечаток механистичности и биологизма, была тесно связана с социал-дарвинизмом и, при отсутствии необходимой фактич. информации, часто прибегала к домыслам и спекуляциям, подменяя научные выводы наукообразными спекулятивными построениями.
Ж.-А. де Гобино (1816-82), франц. дипломат и литератор, один из первых систематически изложил идеи о роли расового фактора в истории. Его взгляды (“Опыт о неравенстве человеч. рас”, 1853-55) оказали большое влияние на развитие понятия “раса” в 19 в. и легли в основу почти всех последующих теор. построений антропосоциологии. Гобино важнейшим фактором истор. процесса считал расу. Он различал три “чистые” расы (белую, желтую и черную) и многочисл. “смешанные” типы, возникние в рез. их истор. контактов. Каждая раса сама по себе неизменна и обладает специфич. культурными способностями. Создаваемые разными расами цивилизации по своей природе некоммуникабельны, т.к. прирожденные расовые дарования у разных рас принципиально различны. Судьба каждой истор. цивилизации определяется ее расовым составом. При чистоте расы образ мысли всех ее представителей остается одинаковым в силу кровной общности, и нац. учрежедения соответствуют чаяниям и устремлениям всех. “Смешение крови” создает дисгармонию в воззрениях об-ва, ведет к моральному и социальному хаосу; чем более смешанные браки выхолащивают расовый характер цивилизации, тем более она утрачивает “жизненную силу” и “творч. дух”, неумолимо увлекаясь к деградации и гибели. В качестве примера цивилизаций, сохранившихся в силу расовой чистоты, Гобино называл Индию и Китай. Расы неравноценны. Белая (арийская) раса обладает большей культурной одаренностью и является единств, творч. культурной силой в истории, именно она создала все великие цивилизации (инд., кит., егип., семитскую, антич. и совр. европ.); европ. история началась с нашествия германцев. Элитой арийской расы Гобино считал германцев, под к-рыми понимал франц. аристократию. Низшие расы неспособны самостоятельно подняться до вершин цивилизации. Идеи Гобино не получили признания во Франции, но были восприняты в Германии (Р. Вагнер, Х.С. Чемберлен и др.).
Х.С. Чемберлен (1855-1927), полит, философ-гер-
150
манофил англ. происхождения, был наиболее известным последователем Гобино в Германии. Чемберлен, не давая определения расы, активно пользовался этим понятием. Различия между расами, с его т.зр., являются биол. и интеллектуальными. Высшее положение в расовой иерархии Чемберлена занимает “арийская” раса, или “нордический” тип: “высокие белокурые долихоцефалы”. Наиболее “чистыми” представителями арийской расы провозглашались германцы. Расцвет всех цивилизаций определялся влиянием герм. племен, а упадок — смешением их с другими расами. Чемберлен описал европ. культуру как рез-т совместного действия пяти факторов: 1) искусства, лит-ры и философии Др. Греции; 2) права, гос-ва и гражд. об-ваДр. Рима; 3) христ. откровения, возрожденного Реформацией; 4) организующего творч. духа германцев; 5) чужеродных и разрушит. влияний иудаизма и евреев. Первейшей задачей герм. народов он считал освобождение от “порабощающих чужих представлений”, а именно от “семитич. представлений о мире” и “моисеевой космогонии”; предлагал вернуться к исконному “арийскому миросозерцанию”, осн. принципом к-рого он считал “гармонич. слияние с природой”. Если Чемберлен в основном оперировал мифологемами, впоследствии нашедшими широкое употребление в идеологии нацизма, то Аммон и Ляпуж попытались доказать неравноценность рас и превосходство белой расы при помощи “научных” обоснований.
О. Аммон (1842-1916), нем. антропометр и один из родоначальников антропосоциологии, провел ряд антропометрич. измерений в Бадене, Карлсруэ и Фрейберге, воспользовавшись “краниальным индексом”, введенным швед. антропологом Г.Ретциусом. На основе этих исследований он пришел к выводам, что среди горожан и высшего класса выше доля долихоцефалов, а среди крестьян и низших классов преобладают брахицефалы; долихоцефалы самой природой предназначены занимать господствующее положение в об-ве; существует прямая связь между долихоцефалией и уровнем интеллектуальных способностей; каждое об-во прогрессирует до тех пор, пока в нем не падает доля долихоцефалов, т.е. наиболее талантливых и одаренных.
Ж. Ляпуж (1854-1936) также классифицировал человечество по типам головы и связывал культурные различия с брахицефалич. и долихоцефалич. типами. Долихоцефалы (длинноголовые) формируют высшую (арийскую, или нордич.) расу, брахицефалы (короткоголовые) — низшие расы.
Л. Вольтман (1871-1907), нем. публицист, философ и деятель социалистич. движения под влиянием воззрений Гобино, Аммона, Ляпужа и Чемберлена разработал “полит, антропологию”, центр, идеей к-рой стал тезис, что “расовый процесс”, состоящий в борьбе рас друг с другом и в их приспособлении к природным условиям, образует “естеств. основание социального процесса”. Вся культурная история человечества связана с расовой борьбой. Первоначально “чистые расы” смешивались в ходе истории. Вольтман редактировал журнал “Politisch-anthropologische Revue” (1902-07), рупор мистич. веры в провиденциальную миссию “высокого белокурого сверхчеловека”. Под влиянием Вольтмана находились теоретики расизма в Германии (X. Гюнтер и О. Хаузер) и США (М. Грант).
Л. Гумплович (1838-1909), известный польский социолог, представил не-расистскую концепцию “расовой борьбы” в работах “Раса и гос-во” (1875) и “Расовая борьба” (1883). Он постулировал наличие у людей врожденной склонности объединяться в группы и развивать чувство единения. Группы, едва сформировавшись, вступают в конфликт друг с другом. Вся история цивилизации — история непрекращающейся борьбы между группами: расами, гос-вами и классами. Расовая борьба является исторически первой формой межгруппового конфликта.
Р.-а. ш. была подвергнута в к. 19 — 20 в. исчерпывающей критике; абсолютное большинство ее теор. положений было опровергнуто; была доказана произвольность и ценносто-предрассудочная подоплека таких тезисов и понятий, как “раса”, “арийская раса”, “чистота расы”, связь между физико-анатомич. расовыми особенностями и интеллектуальными способностями и т.д. Было показано, что культурные различия между расами определяются не физиол. расовыми факторами, а средой, в к-рой они развивались. Большую роль в этой критике сыграли работы Боаса, Г. Мюрдала, Ф. Хэн-кинса, Т. Вайца, С.Оссовского и др. Дж.Хаксли предложил использовать вместо понятия “раса” понятие “этнич. группа”. Однако в пер. пол. 20 в. идеи и мифологемы Р.-а. ш. утвердились в Германии и легли в основы расистской доктрины национал-социализма.
Лит.: Вольтман Л. Полит, антропология: Исследование о влиянии эволюц. теории на учение о полит, развитии народов. СПб., 1905; Чемберлен Х.С. Арийское мировоззрение. М., 1913; Ammon О. Die naturliche Auslese beim Menschen. Jena, 1893; Idem. Die Gesellschaftsordnung und ihre naturlichen Grundlagen. Jena, 1895; Chamberlain H.S. Die Grundlagen des neunzehnten Jahrhunderts. Bd. 1-2. Munch., 1899; Idem. Natur und Leben. Munch., 1928; Idem. Politische Ideale. Munch., 1915; Herts F.0. Rasse und Kultur. Lpz., 1925; Gobineau J.-A. de. Essai sur 1'inegalite des rases humaines. V. 1-2. P., 1933; Hankins F.H. The Racial Basis of Civilization. N.Y.; L., 1926; Lichtsinn H. Otto Ammon und die Sozialanthro-pologie. Fr./M., etc., 1987; Race and racism: Essays in Social Geography. L. etc., 1987.
В. Г. Николаев
РАТЦЕЛЬ (Ratzel) Фридрих (1844-1904)
- нем. ученый, один из основоположников антропогеографии, представитель географической школы в социологии и антропологии. Учился в разл. ун-тах Германии; в 1868 получил степень д-ра философии в Гейдельберг. ун-те. С 1875 его жизнь — типичная карьера академич. геогра-
151
фа: до 1886 преподавал в Тех. ун-те в Мюнхене (с 1876 проф.), в 1886 был приглашен в Лейпциг, ун-т, где и был профессором географии до своей кончины. Научное наследие Р. чрезвычайно велико: его перу принадлежат 25 крупных трудов и свыше 500 статей. Важнейшие труды: “Народоведение” (1885-88), “Антропогеография” (в 2 т., 1882-91), “Полит, география” (1877) и “Земля и жизнь” (в 2 т., 1901-02).
Находясь под влиянием идей нем. географа К. Риттера и натуралиста М. Вагнера, Р. рассматривал об-ва и культуры разл. народов в неразрывной связи с природными условиями. Нерасторжимая связь между культурой и природной средой, между человеком и “землей” — основополагающий принцип разработанной им антропогеографии. В историю науки Р. вошел прежде всего как один из наиболее ярких представителей геогр. детерминизма. Но это не вполне справедливо: в поздних работах (начиная с т. 2 “Антропогеографии”) геогр. детерминизм был им значительно смягчен, и его подход был очень близок к теории “поссибилизма” П. Видаля де ла Блаша. Культурные факторы истор. развития рассматривались в поздних работах наравне с географическими, к-рые нередко отходили на второй план. Биологизм ранних работ уступил место филос. осмыслению человеч. культуры и ее развития, к-рое позволяет внести Р. в число основоположников культурно-истор. школы. Антропогеография задумывалась Р. как составная часть биогеографии; он считал, что получение “полной картины земли” требует включения в нее и человеч. духа. Кроме того, антропогеография понималась как динамич. наука и была призвана высветить естеств. и культурную историю человечества при помощи изучения разных народов земли и их культуры в связи с геогр. условиями их обитания.
Тема единства и целостности человечества красной нитью проходит через все научное творчество Р. Он подвергал резкой критике расовые теории; считал необходимым включить в историю человечества т.н. неистор. (бесписьменные) народы; только т.о. становится возможной реконструкция “всеобщей истории культуры”. Все народы являются носителями единой “первичной и доистор. культуры”, обладают общим культурным достоянием, включающим язык, разум, религию, огонь, оружие, орудия труда и т.д. Многочисл. черты сходства в разных культурах объяснялись как остатки этой “первичной культуры”. В каждой отд. культуре часть ее элементов связана с “глубокими истор. корнями”, и благодаря этому все культуры “создаются произвольно”, под влиянием “несходных условий развития” (истор. обстоятельств и местных геогр. условий), из чего проистекают различия в обычаях, а также полит, и экон. учреждениях разных народов.
Р. различал 4 типа влияния геогр. условий на культуру и полит, организацию народов: непосредств. влияние на тело и дух индивидов, создающее благодаря длительности воздействия физич. и духовные особенности народа; влияние на распространение народов в пространстве; влияние распространения народов в пространстве на сохранение или исчезновение определенных их особенностей; влияние на “внутр. строение народного организма”, т.е. на особенности полит, и экон. строя. Важнейшими факторами среды, оказывающими воздействие на культуру, Р. считал геогр. местоположение, климат, почву, рельеф, близость к морю и т.д. Даже в условиях развитой культуры, к-рая становится самостоят, фактором истории, каждый народ тесно связан со средой своего обитания. Однако соотношение роли природного и культурного факторов исторически изменяется.
На первых этапах истории человечества геогр. фактор играет определяющую роль, и борьба с природой служит важнейшим стумулом развития. Условиями развития культуры являются постоянство трудовой деятельности, увеличение плотности населения (умножающее контакты между людьми), связь поколений (обеспечивающая закрепление изобретений и открытий, передачу и обогащение культурного достояния), а также накопление избыточного богатства (благодаря к-рому возникает досуг для культурного творчества и особый “интеллигентский класс”, осн. занятием к-рого становится культурная работа). Наиболее благоприятными для культурного развития народов были условия умеренного климатич. пояса (сначала средиземноморского региона, а затем и всей Европы), где развилась высшая культура и сложились культурные (истор.) народы. Развитие культуры освобождает человека от “давления природы”: если у “диких” народов связь с почвой и зависимость от случайностей природы очень велики, то культурные народы относительно независимы от давления природных условий и более свободны в проявлении своих творч. сил. В культурной зоне умеренного пояса сосредоточилась культурная история последних трех тысячелетий, и влияние культурных народов Запада является определяющим фактором совр. развития человечества.
Р. впервые в истории науки затронул в своих трудах проблемы миграции народов и диффузии культуры. Он считал, что неустанное движение является свойством человека, а проистекающее из него распространение народов и культуры по земной поверхности — основополагающим фактом развития. С т.зр. Р., во многих случаях сходство в культурах разных народов может быть объяснено диффузией. Для изучения диффузии Р. использовал “критерий формы”: если два элемента разных культур были сходны по форме, то это объяснялось их единым происхождением и последующим перемещением из одного места в другое посредством миграции или контактов между народами (прямых или косвенных).
Критикуя понятие “раса” и понимая все трудности, связанные с классификацией народов, Р. считал более адекватным для исследования истории культуры рассмотрение больших групп народов и ввел для этого понятие “круги народов” (или “культурные зоны”), под к-рыми понимал “большие области одинаковых клима-
152
тич. условий, культурные области, располагающиеся вокруг земного шара в виде пояса”. Позднее эта идея получила развитие в теориях “культурных кругов” (Фробениус, Гребнер, В. Шмидт, В. Копперс) и “культурных ареалов” (Э. Сепир, Крёбер, К. Уисслер).
В работе “Полит, география” и отд. очерке Р. ввел понятие “жизненного пространства” (Lebensraum). Суть идеи заключалась в том, что каждое об-во (гос-во) рассматривалось как квази-организм, привязанный к опр. “жизненному пространству” и борющийся за расширение своего пространства с другими гос-вами в периоды роста и жизненного подъема, когда гос-во не способно удерживаться в существующих границах и проблема его выживания может быть решена лишь посредством экспансии. Это понятие использовалось Р. для объяснения полит, развития народов и было элементом его эколог. модели истор. динамики. Р. был бесконечно далек от его практич. полит, приложений.
Значение идей Р. в истории науки неоднозначно. Его труды, отличаясь педантичностью и энциклопедич. охватом, долгое время рассматривались как богатый и ценный источник геогр. и этногр. данных; на сегодняшний день многие из этих данных признаны устаревшими. Теор. наследие Р. нередко упрощалось:
идея о влиянии геогр. фактора на культурное развитие, односторонне выхваченная из т. 1. “Антропогеографии” и популяризованная в таким виде его амер. последовательнецей Э.Семпл, положила начало амер. инвайронментализму и принесла Р. не вполне заслуженную славу “геогр. детерминиста”. Понятие “жизненного пространства”, в огрубленной трактовке швед. ученого Р. Чьелана, стало осн. понятием геополитики К.Хаусхофера и использовалось для оправдания терр. экспансии идеологами третьего рейха. Вместе с тем ряд идей Р. (культурные круги, диффузия культуры) были плодотворно использованы в таких направлениях антропологии, как диффузионизм, теории “культурных кругов” и “культурных ареалов”. Взгляды Р. во многом определили развитие челов. географии в 20 в. Его можно рассматривать как одного из предтеч совр. экологии. Заслуживает глубокого уважения и то, с какой страстью Р. отстаивал гуманист. идеалы в своей проповеди единства и целостности человечества.
Соч.: Anthropogeographie. Bd. 1-2. Stuttg., 1921-22; Politische Geographic. Munch., 1923; Земля и жизнь: сравнительное землеведение. Т. 1-2. СПб., 1903-1906; Народоведение. Т. 1-2. СПб., 1903.
Лит.: Барт П. Философия истории как социология. СПб., 1902; Semple E.C. Influences of Geographic Environment on the basis of Ratzel's System of Anthropogeography. N.Y., 1911; Kjellen R. Der Staat als Lebensform. В., 1924; Wanklyn H.S. Friedrich Ratzel: A Biographical Memoir and Bibliography. Camb., 1961.
В. Г. Николаев
РЕВОЛЮЦИОННОЕ СОЗНАНИЕ
- тип сознания, к-рый аккумулирует наиболее радикальные идеи и тенденции культуры и создает на их основе образ революции. Радикальность проявляется в Р.с. как тяготение к “крайним” решениям и “крайним” средствам, наиболее приемлемым из к-рых является революция. Изначальное стремление к изменениям носит рац. характер — критика существующей реальности приводит к попыткам изменить ее как можно более радикальным путем, т.е. через революцию. Жажда изменений превращается в жажду революции, и последняя становится уже не средством, а самоцелью.
Р.с. как иррациональный тип сознания характерно, в осн., для европ. культуры Нового времени, что объясняется несколькими факторами: рационалист, восприятием и объяснением окружающего мира, склонностью к инновациям и слому традиций, модернизации. В совр. европ. об-ве институты социализации в виде массовой культуры воспитывают европ. личность, идеализируют новаторство и свободу от традиционного, понимаемого как рутинное.
Традиц. (неевроп.) культуры основаны на ином принципе. Это особенно хорошо видно на примере восприятия культурной информации, изучением к-рого занимались антропологи и культурологи (М Мид, М. Петров). Специфика устной трансляции знаний и культурных ценностей изымает всякое интеллектуальное новаторство, делает упор на старое, обычное. Тот же принцип восприятия событий как подтверждения опр. общекультурных установок отмечается в работах исследователей рус. культуры: “Аналогия с библейскими событиями давала летописцу типологию существенного” (Д.С. Лихачев).
Т.о., существуют две модели восприятия событий и их отбора как наиболее важных и заслуживающих наибольшего внимания: первобытно-средневековая, или традиционная (эти два типа культур можно в данном случае объединить, т.к. они предполагают одну и ту же модель восприятия и оценки событий), и инновационная, соответствующая европ. культуре Нового и новейшего времени. Если для первой модели гл. критерием отбора и оценки культурной информации является прецедент, то для второй модели этим критерием служит, наоборот, новизна.
Однако рационалистич. парадигма новоевроп. культуры встречает постоянное сопротивление со стороны контркультурных элементов. Стремление к сфере иррационалистического, мистического, бессознательного находит воплощение в попытках слома существующей культурной идеологии, бунта против рационалистич. сознания, “бурж.” системы об-ва как производящего и потребляющего механизма, в к-рой человек выступает единицей производства и потребления, а не свободным, естеств. индивидуумом. Революция, привычная для зап. инновационной культуры как конструктивная критика существующей социальной, полит, и культурной системы, меняет свое содержание и предстает, в конечном счете, как бегство от реальности в глубинные сферы со-
153
знания через изменение форм искусства, действующие на подсознание и открывающие человеч. бессознательное, через изменение языка как носителя рационалистич. идеологии, наконец, через изменение восприятия с помощью мистики и наркотиков. Иррациональное Р.с. создает образ будущего устройства об-ва с утопич. пренебрежением к законам реальности, а главное — создает образ революции как самоценного творч. акта, произведения искусства в движении, к-рое является, в то же время, своеобразным моментом очищения и выхода в новое культурное (а также социальное, полит, и даже физиол.) пространство.
Динамика Р.с. предполагает два варианта развития: трансформация в тоталитарное сознание и диффузия в массовой культуре. Два характерных примера — Октябрьская революция и революц. молодежное движение на Западе 60-х гг. В первом случае Р.с., основанное на нигилизме, за неимением объекта критики и отрицания превратилось в тоталитарное, а революц. символы стали, т.о., символами уже закрепившейся новой власти (серп и молот, красное знамя, пятиконечная звезда с 30-х гг. воспринимались как знаки стабильности и консервативности). В 60-е гг. на Западе антикультурные лозунги растворились в недрах массовой культуры и стали популярны среди совсем не революц. публики, следующей за модой на революцию.
Лит.: Лихачев Д.С. Великое наследие: Классич. произведения литературы Др. Руси. М., 1980; Мид М. Культура и мир детства: Изб. произв. М., 1988; Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991; Борев В.Ю., Коваленко А. В. Культура и массовая коммуникация. М., 1986; Пригожий А.И. Нововведения: стимулы и препятствия. М., 1989; Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. М., 1988.
Н.A. Конрадова
РЕГУЛЯЦИЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ
- одна из осн. функций культуры, связанная с обеспечением коллективных форм жизнедеятельности людей. Р.С. осуществляется в рамках организации социокультурной как процесс установления и поддержания опр. упорядоченности во взаимодействии людей для удовлетворения их индивидуальных и в особенности групповых интересов и потребностей, снятия противоречий и напряжений, возникающих при совместном общежитии, определения общих целей социальной активности и критериев оценки рез-тов деятельности. В отличие от регуляции социальной, ориентированной на решение прагматич. задач организации коллективной деятельности, регуляция культурная основывается на ценностно детерминированных нормах упорядочения совместного существования людей, хотя реально оба типа регуляции представляют собой неделимый синтез Р.с., где социальное и культурное начала взаимообусловлены и полностью сращены в единой функциональной целостности. В зависимости от уровня социокультурного развития сооб-ва, его социально-функциональной стратифицированности, преобладания экстенсивных или интенсивных технологий в разл. видах социальной практики и т.п., в Р.с. могут складываться разнообр. композиции конвенциональных и институциональных механизмов упорядочения форм коллективной жизнедеятельности с разной степенью доминирования тех или иных методов и уровней их взаимодополнительности. Р.с. относится к тем функциональным подсистемам культуры, где (как и в подсистемах адаптации и коммуникации социокультурной, а также в нек-рых других) наблюдается опр. избыточность средств по реализации соответствующих функций, часть из к-рых в каждый данный момент действует в актуальной практике, другие же остаются в нек-ром “культурном резерве” сооб-ва и актуализируются в экстраординарных ситуациях.
Осн. функциональные задачи Р.с. — поддержание опр. уровня социальной консолидированности сооб-ва (необходимого для эффективного осуществления требуемых в существующих условиях форм деятельности, взаимоинформирование о своих намерениях, согласование целей, задач, принципов и технологий совместных действий, разделение функций и пространственных “площадок”, согласование во времени и процессуальной последовательности осуществляемых действий, взаимокорректировка в процессе совместной или взаимодетерминированной деятельности, выработка критериев оценки достигнутых рез-тов, их утилитарной эффективности и социальной приемлемости последствий этой деятельности и т.п. Все это имеет отношение не только к материально-производств. практике, но в равной мере и к любым иным формам социальной, интеллектуальной, коммуникативной, худож., религ., полит. и др. деятельности, осуществляемой коллективно или индивидуально, но с социально значимыми рез-тами, последствиями, влияниями.
Р.с. осуществляется, во-первых, на основе прагматич. целей, преследуемых действующими субъектами, проектирования и планирования процедуры исполнения требуемой деятельности, что включает в себя среди прочего и определение порядка взаимодействия исполнителей. Во-вторых, на основе накопленного (а отчасти и заимствованного) социального опыта по реализации задач такого рода, закрепленного в ценностных ориентациях, обычаях, нравах, законах, нормах, правилах, идеологии, верованиях, традициях, умениях и навыках, допустимых технологиях и пр. установлениях, определяющих принятый в данном сооб-ве порядок осуществления соответствующих действий и достижения соответствующих целей. Т.о., осн. механизмами Р.с. являются разнообр. виды и типы социальных конвенций (отчасти институционализированных), упорядочивающих формы коллективного общежития и взаимодействия людей.
Хотя воздействие Р.с. распространяется на все сферы групповой и индивидуальной практич. и интеллектуальной активности людей и выражается не только в непосредств. регулятивных установлениях
154
(ценностях, нормах, законах, обычаях), но и опредмечивается в специфич. чертах технологий и продуктов любой целеориентированной деятельности людей, вместе с тем во многих случаях ограничители Р.с. не отличаются чрезмерной жесткостью, оставляя субъектам деятельности возможности для творч. импровизации, варьирования, поиска, инноваций и т.п., что имеет чрезвычайно важное значение и с т.зр. адаптивной пластичности форм социальной практики, и в интересах развития технологий в разл. специ-ализир. сферах деятельности.
На разных истор. стадиях социокультурной эволюции человеч. сооб-в, как правило, доминируют разные виды и формы Р.с. с разл. уровнем жесткости императивных и запретительных установок, а также свободных пространств социальной жизни, где человеку предоставляется право совершать действия и выражать суждения по собств. усмотрению. На первобытной стадии преобладают в основном конвенциональные регуляторы в виде комплекса обычаев с довольно жесткими ритуальными установлениями (по крайней мере, в области практич. действий индивида), относящиеся гл. обр. к сфере непосредств. жизнеобеспечения, кровнородственных и соседских отношений, мифо-ритуальной табуированности нек-рых действий и взглядов (прежде всего по отношению к феномену смерти) и т.п., при сравнительно низком уровне теор. обобщенности и абстрактности принципов, лежащих в основе этой Р.с., неразделенности в сознании материального и идеального начал (синкретизм) и т.п. При этом наблюдается довольно терпимое отношение к индивидуальным интерпретациям той или иной установки Р.с., мифологемы и пр. (различия в персональном жизненном опыте самих интерпретаторов столь незначительны, что и число вариантов подобных интерпретаций, как правило, крайне ограничено). В это время появляются и первые формы нормативных рефлексий социального опыта в виде мифов, играющих немаловажную роль в Р.с., социализации и инкультурации индивидов и пр.
На раннеклассовом (доиндустриальном) этапе развития описанный выше тип Р.с. не исчезает вообще, а локализуется прежде всего в среде сельских производителей в несколько трансформированном под воздействием элементов городской культуры виде). В городской же среде формируется совершенно иной тип Р.с., включающий в себя уже и постепенно развивающуюся институциональную компоненту, регулирующую прежде всего идеол. составляющие обществ, жизни (религиозную и политическую), имущественно-правовые и сословные отношения. Это эпоха порождения разнообр. “сакральных текстов”, лежащих в основании регулятивной практики сооб-в, частично дополняемых кодифицированными законами гражд. права. В рамках норм, определяемых этими институциональными текстами, пространство индивидуальных интерпретаций социального опыта резко ограничивается (религ. каноном, процедурой исполнения закона и т.п.). Одновременно происходит и становление нек-рых ин-тов Р.с. — полит. власти, бюрократии, армии, суда, церкви, школы. Весьма расширяется и палитра средств нормативных рефлексий социального опыта: появляются философия (преимущественно религиозная), этич. и эстетич. теории, проф. искусство, зачатки светской лит-ры и гуманитарных наук. При этом такие важнейшие сферы социальной практики людей, как технологии специализир. областей деятельности, формы обществ, самоорганизации, Р.с. коллективного общежития на микросоциальном (муниципальном) уровне, процессы воспитания, общего и специального образования, социализации личности и т.п., остаются в зоне чисто конвенциональной саморегуляции и самовоспроизводства на основе обычая и массовой традиции.
Переход к индустриальной стадии социокультурного развития характерен постепенным расширением зоны институциональной Р.с. и интенсификацией ее технологий. Прежде всего в сферу ин-тов Р.с. попадает такая важнейшая область, как нормируемые по своей утилитарной эффективности и уровням социальной приемлемости технологии, формы и порядок осуществления разл. специализир. деятельности (массовое и серийное производство социально значимой продукции), к-рая начинает регулироваться типовыми уставами, правилами и пр. нормативными документами, а также типовыми программами проф. подготовки специалистов и квалификационных требований к ним. Институционализация методов Р.с. все больше охватывает разные аспекты экон. деятельности людей и их обыденного общежития, стандартизируя их социальные интересы и потребности на основе рекомендуемых образцов, содержание работы социализирующих ин-тов (воспитат., общеобразоват.). В отличие от предшествовавшей стадии, где осн. инструментом Р.с. было идеологически (религиозно) санкционированное насилие, на индустриальном этапе все большую значимость приобретает принцип материальной заинтересованности субъектов, их вознаграждение за социально адекватное поведение расширенным доступом к социальным благам. Функции стихийной саморегуляции оттесняются преимущественно в область обыденных межличностных взаимодействий (и то с существ, ограничениями со стороны кодифицированных норм социального общежития). Вместе с тем сама процедура выработки институциональных текстов Р.с. становится более демократичной, учитывающей социальные интересы разл. страт; эти тексты во многом утрачивают характер императивных распоряжений власти и становятся добровольно принятыми сооб-вом социальными конвенциями коллективной жизнедеятельности людей. Одновременно происходит заметная либерализация в вопросах индивидуальной рефлексии и интерпретации личностью элементов социального опыта сооб-в (прежде всего на уровне свободы суждений), развивается система ин-тов культурных рефлексий и выработки спец. нормативных текстов.
155
Постиндустриальный этап развития сооб-в характеризуется резкой интенсификацией тенденций Р.с., начавшихся на индустриальной стадии. Принципиальной новацией становится появление массовой культуры как особого механизма Р.с. по максимальной стандартизации не только норм социального общежития и деятельности, но и идейно-мировоззренч. установок людей, их социальных притязаний, потребит. спроса и т.п., воздействующих на сознание масс через печатные и электронные СМИ, моду, рекламу, детские и образоват. учреждения, полит, партии, обществ. организации и клубы по интересам и пр. В этих условиях об-во допускает максимальную либерализацию интеллектуальных и образных интерпретаций социальных норм, регулируя их практич. исполнение высокоэффективным манипулированием сознанием, интересами и потребностями людей. 20 в. породил и такую специфич. форму Р.с. как тоталитаризм, при к-ром осн. инструментарий Р.с. возвращается к формам грубого насилия над человеч. личностью, ее свободной волей и интересами. Формируется сложная система сочетания массовых репрессий с изощренным политико-идеол. воспитанием людей, массированной пропагандой ненависти к классовому или нац. врагу, культа социальной аскезы во имя идейной “чистоты” и своеобр. массовой культуры тоталитарного типа. Истор. практика показала, что Р.с. тоталитарного типа, будучи высокоэффективной при решении задач экстраординарной мобилизации сооб-ва, мало эффективна в режиме спокойного устойчивого развития, плохо сбалансирована с т.зр. социально-психол. мотивации нормативного поведения людей, предоставляет недостаточно возможностей для легитимной релаксации и инициативной самореализации человека. К к. 20 в. либеральный тип Р.с. практически повсеместно доказал свою наибольшую приемлемость в условиях индустриальной и постиндустриальной социальной организации и технологий.
Т.о., формы и механизмы Р.с. в наиболее выраженном виде отражают специфику достигнутого сооб-вом уровня социокультурного развития, воплощая особенности практикуемых технологий по производству материальных благ и интеллектуальных ценностей в соответствующих чертах и способах социальной консолидации и упорядочения форм коллективной жизнедеятельности людей, а также методов социального воспроизводства их сооб-в.
Лит.: Орлова Э.А. Введение в социальную и культурную антропологию. М., 1994; Морфология культуры: Структура и динамика. М., 1994; Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994; Смелзер Н. Социология. М., 1994; ФлиерА.Я. Культурогенез. М., 1995; Штомпка П. Социология социальных изменений. М., 1996; Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М., 1996.
А.Я. Флиер