Честертон Г. Патриотизм и спорт

ОГЛАВЛЕНИЕ

Некоторые газеты, особенно те, что называют себя патриотическими, впали в нешуточную панику из-за нашего двойного поражения в мире спорта: француз победил нас в гольфе, а бельгийцы в гребле. Эти события, несомненно, важны для всякого приверженца наших самодовольных спортивных мифов. Наверное, есть среди нас люди, в глубине души полагающие, что француз никогда не одержит верх над англичанином — хотя в истории над нами неоднократно одерживали верх самые разные французы и даже одна француженка. В старых иллюстрациях «Панча» повторяется один и тот же сатирический мотив: английские карикатуристы почему-то полагают, что француз не способен охотиться верхом или получать удовольствие от английской охоты. Им, похоже, не приходит в голову, что английскую охоту изобрели именно французы. Все короли и бароны, выезжавшие на охоту верхом и с гончими, говорили по-французски. Да и сейчас очень многие из тех англичан, что ездят на охоту, носят французские фамилии. Спортивные поражения поистине страшны для тех, кто не понимает таких очевидных вещей. Для человека, верящего, что мы, англичане, обладаем неким священным и эксклюзивным правом на спорт, такие неудачи должны становиться огромным потрясением: как будто наряду с известным нам солнцем, всходящим на востоке, новое и невиданное солнце поднялось над горизонтом к северу от северо-северо-запада. Ради морального и интеллектуального блага таких людей стоит отметить, что в обоих случаях англосакс оказался побит именно теми соперниками, которых сам ни в грош не ставил: представителями романских народов, да еще и самыми скромными и непритязательными из них — не только французом, но и бельгийцами. Вот что стоило бы сказать всякому разумному человеку, верящему в высокомерную теорию превосходства англосаксов. Однако в высокомерную теорию превосходства англосаксов не верит ни один разумный человек. Ни один истинный англичанин никогда в нее не верил. И ни один истинный англичанин не станет скорбеть из-за этих поражений.

Истинный патриот Англии знает, что сила Англии никогда не зависела от подобных вещей; что слава Англии не имеет с ними ничего общего — разве только во мнении широкого круга богачей и неопределенного круга бедняков, тщащихся подражать их развлечениям. Эти люди, разумеется, слишком много думают о наших поражениях — как и об успехах. Типичные «джинго», до небес превозносящие своих сограждан за их победы, без сомнения, преисполнятся к ним презрения, случись им проиграть. Но англичанин, хоть немного любящий Англию, знает, что поражения в спорте доказывают слабость Англии не более, чем успехи в спорте — ее силу. Истина в том, что спорт, как и другие подобные вещи — очень недавнее изобретение, да еще и безумно индивидуалистическое. Англичане, выигрывающие спортивные призы — исключения среди англичан по той простой причине, что они — исключения среди людей. Английские спортсмены представляют Англию ровно в той же степени, в какой уродцы мистера Барнума представляют Америку. Таких людей так мало в целом мире, что едва ли можно делать какие-то выводы из того, нашлись ли они в той или в другой стране.

Если вам нужно простое доказательство, его легко найти. В случаях, когда великие английские спортсмены — не исключительные англичане, как правило, они не англичане вообще. Зачастую это представители рас, общий дух которых несовместим со спортом. Например: считается, что англичане правят жителями Индии, поскольку превосходят их в смелости, предприимчивости, телесной и духовной мощи. Индусы же, как предполагается, подчиняются нам, потому что действие, движение, свежий воздух их не так привлекают. Короче говоря, они не любят крикет. И это, по-видимому, чистая правда: в самом деле, индийцы не любят крикет так, как мы. Но спросите англичан, кто наш лучший игрок в крикет — и услышите имя индуса. Или возьмем другой пример: в целом верно, что евреи как народ миролюбивы, интеллектуальны, не склонны к войнам, как и индусы — или, быть может, презирают войну, как китайцы; однако из лучших наших борцов за призы один или двое — евреи.

Здесь перед нами один из ярких примеров особого вида зла, вытекающего из поклонения спорту на нашей, английской, почве. Слишком уж много внимания оно уделяет успеху отдельных людей. Начинается все с естественного и справедливого желания, чтобы Англия выиграла. На второй ступени мы начинаем желать, чтобы выиграли некоторые англичане. На третьей (в восторгах и муках боев за золотую медаль) — чтобы выиграл один-единственный англичанин. А на четвертой стадии, когда он, наконец, выигрывает — обнаруживается, что он и не англичанин вовсе.

Думаю, это одна из точек зрения, с которой можно судить о довольно расплывчатых идеях лорда Робертса, колеблющихся между стрелковыми клубами и всеобщей воинской повинностью. При всех прочих хороших и дурных сторонах этой идеи, она обеспечивает равенство и некий минимум спортивных навыков для всех: возможно, она могла бы скорректировать нашу нынешнюю склонность видеть себя в немногих выдающихся спортсменах. В самом деле, миллионы англичан серьезно воображают себя народом атлетов, поскольку С.Б. Фрай — англичанин. А многие из них в глубине души полагают, что спорт — истинно английское занятие, поскольку Ранджитсинхджи — индус.

Однако реальная историческая сила Англии, физическая и моральная, никогда не имела ничего общего со специально спортивными рекордами — скорее уж, «спортивность» ей мешала. Иногда можно услышать, что битва при Ватерлоо была выиграна на крикетных площадках Итона. Очень неудачное замечание: победа англичан при Ватерлоо в куда большей степени объяснялась тем, чем объясняются все военные победы — мужеством и стойкостью армии в почти безнадежной ситуации. Битву при Ватерлоо выиграло упрямство обычного солдата — человека, который в Итоне никогда не бывал. Нелепо говорить, что судьба Ватерлоо решилась на крикетных площадках Итона. Но честно было бы сказать, что она решилась на зеленом лугу, где неумело играли в крикет неуклюжие деревенские парни. Битву выиграли обычные люди, средние англичане — но спортивные достижения не слишком много сообщают нам о средних англичанах. Ватерлоо выиграли не чемпионы по крикету. Эту битву выиграли плохие игроки в крикет — масса людей, обладающая неким минимумом спортивных навыков и инстинктов.

Когда такие вещи делаются плохо — это добрый знак для нации. Это значит, что их делают все. И дурной знак для нации — когда такие вещи делаются очень хорошо: это значит, что ими занимается лишь горстка чудаков и специалистов, а вся остальная нация только на них смотрит. Представьте себе, что всякий раз, услышав о ходьбе в Англии, мы бы знали: речь идет о людях, которые проходят сорок пять миль в день и не устают. Мы не сомневались бы, что очень немногие в нашей стране ходят своими ногами, а основная масса британских подданных ездит в креслах-колясках. Но если мы знаем, что ходить можно и медленно, и с трудом, и преодолевая боль, и часто присаживаясь отдохнуть — мы знаем, что ходит весь народ. Мы знаем, что Англия, в самом буквальном смысле, прочно стоит на ногах.

Проблема, следовательно, в том, что повышение спортивных стандартов может обернуться бедой для национального спорта. Турнир перестал быть здоровой схваткой, в которой может попытать силы любой обычный человек: теперь он проводится за высоким забором, под охраной, и представляет собой поединок прославленных чемпионов, против которых обычному человеку выходить бессмысленно — да его никто туда и не допустит. Если судьба Ватерлоо в самом деле решилась на Итонских крикетных площадках — то, быть может, потому, что к крикету в Итоне в те времена относились куда спокойнее, чем теперь. Пока игра остается игрой, все хотят в ней участвовать. Когда она становятся искусством — все хотят на нее любоваться. Оставаясь развлечением, она могла выиграть Ватерлоо; став серьезной и квалифицированной, она проиграла Магерсфонтейн.

Во времена Ватерлоо грубый, любительский спорт был широко распространен среди простых англичан. Его не приходилось возрождать — ни крикетом, ни воинской повинностью, ни прочими искусственными мерами. Он жил в душе, порожденный смехом, верой и духом родных мест. Как современная французская дуэль, он мог случиться с кем угодно. Если бы я был французским журналистом — вполне возможно, что однажды мне пришлось бы обменяться выстрелами с месье Клемансо. Но я англичанин — и не могу надеяться, что мистер С.Б. Фрай когда-нибудь вызовет меня померяться мастерством в крикете.

Перевод Натальи Холмогоровой.

Ваш комментарий о книге
Обратно в раздел культурология